Въ стремленіи «задушить гидру революціи» наше самодержавное правительство употребляетъ два главныхъ средства: грубую силу и коварство, традиціонные «волчій ротъ» и «лисій хвостъ». Новѣйшими олицетвореніями этихъ двухъ системъ «искорененія крамолы» являются Плеве и Зубатовъ. «Плевизмъ» въ исторіи русскаго освободительнаго движенія будетъ отмѣченъ новыми висѣлицами, возстановленіемъ каторги, арестантскихъ ротъ и вѣчнаго поселенія для враговъ существующаго порядка, звѣрскими истязаніями «бунтовщиковъ»—крестьянъ и рабочихъ, массовыми сѣченіями политическихъ демонстрантовъ и жестокими избіеніями заключенныхъ въ тюрьмахъ революціонеровъ.
1) Мы оставляемъ безъ измѣненія это введеніе, написанное еще въ Якутской тюрьмѣ, до суда, въ мартѣ 1904 года.
«Зубатовщина», понимаемая въ широкомъ общественномъ смыслѣ 2), является правительственной системой политическаго развращенія безсознательныхъ массъ рабочихъ и крестьянъ, а также политически мало сознательной, неустойчивой въ своихъ убѣжденіяхъ части интеллигенціи. Она проявляется въ самыхъ различныхъ формахъ. На ряду съ попытками «легализаціи» рабочаго движенія, жандармско-полицейскаго соціализма дѣятелей зубатовской школы: Васильевыхъ, Сазоновыхъ, Фриче и Треповыхъ, мы съ грустью наблюдали постыдныя сдѣлки кое-кого изъ арестованныхъ «политиковъ» съ Зубатовымъ и его агентами, при чемъ эти лже-революціонеры, цѣною измѣны рабочему дѣлу, покупали себѣ возможность легальнаго «дѣланія революціи» съ разрѣшенія подлежащаго начальства.
2) И до Зубатова были носители той-же системы. Назовемъ хотя-бы Судейкина или либеральствовавшаго героя «диктатуры сердца» — Лорисъ-Меликова.
Эти зубатовскіе пріемы облагонамѣриванія и политическаго развращенія практиковались не только въ Россіи, но и въ далекой Сибири. До перехода къ «новому курсу», выдвинувшему на политическую арену Россіи гг. фонъ-Плеве, фонъ-Валя и ихъ ставленника — военнаго генералъ-губернатора Восточной Сибири — графа Кутайсова, такая политика находила себѣ умѣлыхъ исполнителей въ Сибири, гдѣ въ отношеніи къ политическимъ ссыльнымъ господствовалъ такъ называемый «либеральный» режимъ.
Въ пути, по Сибирской желѣзной дорогѣ, по этапамъ и на Ленѣ, политическимъ ссыльнымъ безпрепятственно дозволялось видѣться съ товарищами изъ мѣстныхъ колоній ссыльныхъ «государственныхъ»; на мѣстахъ водворенія ихъ оставляли въ покоѣ отъ навязчивыхъ формъ шпіонства, ежедневныхъ визитовъ «политическихъ надзирателей», требованія росписокъ и т. д.
Многимъ изъ политическихъ ссыльныхъ разрѣшалось офиціально избирать мѣстомъ водворенія даже Иркутскъ и Красноярскъ, не говоря уже о Якутскѣ. Еще большее число товарищей, будучи назначено по улусамъ, фактически жили мѣсяцами и даже годами въ городахъ, имѣли тамъ постоянный заработокъ, на что мѣстныя власти смотрѣли сквозь пальцы.
Въ 1900 году по иниціативѣ олекминскихъ товарищей, подавшихъ жалобу въ Сенатъ, политическіе ссыльные Сибири добились отмѣны вопіющаго беззаконія: полицейскаго контроля и чтенія корреспонденціи всѣхъ находящихся подъ гласнымъ надзоромъ.
Въ 1901 году, рѣшеніемъ суда по дѣлу о самовольной отлучкѣ политическаго ссыльнаго въ Енисейской губерніи, были дозволены отлучки, безъ особаго разрѣшенія, въ предѣлахъ громадныхъ участковъ земскихъ засѣдателей.
На отлучки изъ улусовъ въ города разрѣшенія давались безпрепятственно по всякимъ поводамъ, а за самовольныя отлучки, въ большинствѣ случаевъ, никакихъ преслѣдованій не возбуждалось, и лишь изрѣдка виновныхъ тянули къ мировому судьѣ, который, руководствуясь положеніемъ о гласномъ надзорѣ, присуждалъ къ денежному штрафу въ 1—5 рублей или аресту на пару дней. Особенно широко практиковались всѣ эти «вольности» за 11 лѣтъ губернаторства Скрипицына, посланнаго умиротворить политическую ссылку, возмущенную звѣрствами якутской бойни 1889 года и послѣдовавшаго за ней военно-окружнаго суда.
И надо признать, что либеральствующій помпадуръ выполнилъ свою миссію съ успѣхомъ. Онъ не только успокоилъ волненіе политической ссылки Якутской области, но ему и его не менѣе «либеральнымъ» клевретамъ въ родѣ исправника Кочаровскаго, полицеймейстера Зуева, совѣтника Попова и др., удалось въ значительной степени усыпить многихъ «политиковъ», примирить ихъ съ мягкимъ скрипицынскимъ режимомъ, пріучить чувствовать себя въ ссылкѣ почти какъ дома, инвалидами на покоѣ.
Скрипицынъ добился у правительства разрѣшенія на занятіе политическими ссыльными мѣстъ врачей, фельдшеровъ, завѣдывающихъ якутскимъ музеемъ, статистиковъ, архитекторовъ и т. д.
Этой политикѣ содѣйствовалъ тогда и иркутскій генералъ-губернаторъ Горемыкинъ, который заявлялъ, что политическіе ссыльные представляютъ элементъ, опасный въ Россіи, но чрезвычайно полезный для Восточной Сибири. Въ началѣ 1903 года, по иниціативѣ Скрипицына, министерскимъ циркуляромъ была легализирована и педагогическая дѣятельность политическихъ ссыльныхъ Якутской области — репетиторство и домашнее обученіе. Всѣ предпринятыя за время губернаторства Скрипицына научныя экспедиціи и командировки были организованы при участіи значительнаго количества политическихъ ссыльныхъ.
Этому «либералу» зубатовскаго пошиба удалось достигнуть большаго: своимъ либеральничаньемъ онъ успѣлъ привлечь нѣсколькихъ ссыльныхъ даже къ прямому сотрудничеству въ его «реформаторской» дѣятельности, направленной къ «упорядоченію» земельныхъ отношеній мѣстнаго инородческаго населенія — якутовъ и тунгусовъ — съ чисто фискальными цѣлями. Эти «прирученные» экземпляры изъ бывшихъ ссыльныхъ ратовали за усиленіе административно-полицейскаго произвола въ дѣлахъ якутскаго землевладѣнія, воскуряли въ своихъ «трудахъ» и журнальныхъ статьяхъ густые фиміамы просвѣщенному администратору и благодѣтелю края Скрипицыну, внесшему свѣтъ и культуру въ Якутскую область, и т. д.
Такъ, путемъ либеральныхъ заигрываній и поблажекъ, Скрипицыну удалось не только замѣтно умиротворить политическую ссылку, понизить революціонность ея настроенія, но и вполнѣ «приручить» нѣкоторую, къ счастью ничтожную, часть бывшихъ «политиковъ». Этому въ громадной степени содѣйствовало полное затишье революціоннаго движенія на родинѣ въ первой половинѣ 90-хъ годовъ.
Въ ссылкѣ водворилась мертвечина, отсутствіе живого интереса къ революціонной борьбѣ въ самой Россіи. Новыхъ ссыльныхъ присылали рѣдко. Связи порвались, нелегальная литература почти не доходила, да и слабо заботились о ея полученіи; взаимодѣйствіе между «волей» и ссылкой прекратилось, побѣги являлись рѣдкими, единичными исключеніями, не замѣчалось и слѣда протестующаго, боевого настроенія.
Но вотъ могучая волна быстро развивающагося съ половины 90-хъ годовъ, рабочаго соціалъ-демократическаго движенія въ Россіи къ началу ХХ-го вѣка докатилась и до Восточной Сибири.
Политическая ссылка начала быстро измѣнять свою физіономію какъ идейно, такъ и въ отношеніи личнаго состава. Тѣ «старожилы», которые чувствовали себя на положеніи инвалидовъ, все больше затирались и отступали на задній планъ ссыльной жизни подъ напоромъ все новыхъ и новыхъ отрядовъ только-что выбитыхъ изъ строя борцовъ за рабочее дѣло.
Ссыльные революціонеры новѣйшей формаціи внесли свѣжую струю въ затхлую атмосферу сибирской ссылки. Они пріѣзжали съ хорошими связями въ Россіи и за-границей, не переставая съ захватывающимъ интересомъ слѣдить за ходомъ борьбы на родинѣ. Они ѣхали въ Сибирь не почить на лаврахъ, не въ отставку, на покой, а въ кратковременный отпускъ изъ рядовъ дѣйствующей арміи, лишь чтобы передохнуть немного и привести въ порядокъ свой теоретическій багажъ, пополнить свое идейное оружіе для новой борьбы.
Между ссыльными и дѣйствующими въ Россіи товарищами развивались живыя связи, непрерывный обмѣнъ мнѣній и взаимное сотрудничество на пользу общаго дѣла.
Поворотнымъ пунктомъ въ исторіи восточно-сибирской ссылки, особенно якутской, можно считать 1900-й годъ. Къ этому времени составъ большинства сибирскихъ колоній радикально измѣнился; растущее идейное общеніе ссылки и «воли» проявлялось уже очень замѣтно, вопросы организаціи побѣговъ и нелегальной дѣятельности вернувшихся въ Россію ссыльныхъ стали злобами дня.
Къ этому-же времени относится и первая обратная волна изъ ссылки въ Россію отбывшихъ срокъ наказанія соціалъ-демократовъ, что въ свою очередь способствовало дальнѣйшему укрѣпленію связей и взаимопомощи революціонныхъ дѣятелей Россіи и сибирской ссылки.
Волна «обратниковъ» значительно усиливалась все возрастающимъ количествомъ бѣжавшихъ изъ ссылки революціонеровъ. Начавшись единичными попытками, бѣгства пріобрѣли массовый характеръ въ 1901—1903 годахъ.
Возвращеніе бѣжавшихъ изъ Сибири военноплѣнныхъ въ ряды борцовъ за торжество соціализма сильно возросло.
Жажда практической дѣятельности остающихся въ ссылкѣ товарищей получала нѣкоторое удовлетвореніе участіемъ ихъ въ созданіи рабочихъ соціалъ-демократическихъ организацій на мѣстахъ водворенія. Но это было доступно лишь для товарищей, оставленныхъ въ Иркутскѣ, Красноярскѣ и т. п. мѣстахъ. Повышенная революціонность настроенія ссыльныхъ, ихъ дѣятельное участіе въ пропагандѣ и агитаціи среди мѣстнаго населенія, наконецъ, массовые побѣги вызвали сильное обостреніе отношеній между начальствомъ и политическими ссыльными.
Сибирскія власти, а затѣмъ и центральное правительство реагировали на это репрессивными мѣрами.
Предвѣстникомъ этихъ мѣръ явилось усиленное распеканіе губернаторовъ, исправниковъ и засѣдателей, подвѣдомственныхъ иркутскому генералъ-губернатору, за попустительство и слабый надзоръ въ отношеніи къ политическимъ ссыльнымъ.
Затѣмъ начались, прежде въ Иркутской и Енисейской губерніяхъ, усиленіе тайнаго и явнаго шпіонства за ссыльными, увеличеніе числа «политическихъ» надзирателей, ихъ надоѣдливые визиты по нѣскольку разъ въ день, требованіе расписываться каждый день и т. п.
Возобновилась беззаконная практика отдачи всей корреспонденціи политическихъ ссыльныхъ подъ явный контроль полиціи. Начавъ съ вольнослѣдующихъ товарищей въ Енисейской губерніи, стали лишать и безъ того ничтожнаго казеннаго пособія. Цѣлый рядъ возмутительныхъ придирокъ, стѣсненій и грубыхъ насилій былъ пущенъ въ ходъ мѣстными полицейскими властями для прекращенія самовольныхъ отлучекъ и побѣговъ. Урядники и сотскіе хватали, «тащили и не пущали» самовольно отлучившихся за околицу села или на охоту въ окрестный лѣсъ.
Не достигая цѣли, всѣ эти безсмысленныя мѣры и насилія только возмущали политическихъ ссыльныхъ, дѣлали ихъ жизнь еще болѣе несносной.
Наконецъ, съ того времени, какъ во главѣ внутренней политики Россіи сталъ фонъ-Плеве, отдѣльныя репрессіи были возведены въ систему, матеріаломъ чему послужили донесенія фонъ-Валя, спеціально командированнаго въ Сибирь для ознакомленія съ «вольностями» политическихъ ссыльныхъ. Самъ военный генералъ-губернаторъ Восточной Сибири Пантелѣевъ, бывшій шефъ жандармовъ, оказался заподозрѣннымъ, если не въ симпатіи къ политическимъ ссыльнымъ, то въ «попустительствѣ» и былъ удаленъ съ должности. Но предъ уходомъ этотъ «попуститель» уже издалъ первый репрессивный циркуляръ — о запрещеніи возвращать въ Россію на казенный счетъ отбывшихъ срокъ гласнаго надзора въ Сибири политическихъ ссыльныхъ. Этотъ циркуляръ грубо нарушалъ статью 40-ю Положенія о гласномъ надзорѣ, согласно которой политическіе ссыльные, отбывшіе свой срокъ, «въ случаѣ неимѣнія средствъ для отъѣзда имѣютъ право на пособіе отъ казны».
Орудіемъ для примѣненія къ жизни сибирской политической ссылки варварской системы «плевизма» въ цѣломъ былъ избранъ графъ Кутайсовъ. Его назначили вмѣсто Пантелѣева, одновременно съ которымъ удалили всѣхъ подчиненныхъ ему губернаторовъ и вице-губернаторовъ Восточной Сибири. Посылая въ Сибирь новыхъ сатраповъ и помпадуровъ типа Енисейскаго губернатора Айгустова, Плеве давалъ имъ свой политическій завѣтъ: «всякое превышеніе власти покрою, а послабленій не потерплю».
И вотъ графъ Кутайсовъ «съ мѣста въ карьеръ» начинаетъ борьбу съ «распущенностью» политической ссылки въ духѣ своего патрона: издаетъ рядъ тайныхъ и явныхъ циркуляровъ, долженствующихъ подтянуть ссылку, грубо нарушающихъ не только человѣческое достоинство и неотъемлемыя права личности, но даже изданные самимъ правительствомъ законы о ссыльныхъ.
Еще изъ оконъ вагона сибирскаго поѣзда графъ Кутайсовъ, благодаря внушеніямъ Плеве, замѣтилъ недозволенныя «вольности» поднадзорныхъ. И тотчасъ-же по пріѣздѣ въ Иркутскъ онъ приказываетъ своей канцеляріи разослать всѣмъ губернаторамъ Восточной Сибири тайный циркуляръ отъ 16-го августа 1903 г. за № 942, въ которомъ, между прочимъ, говорится слѣдующее:
«Во время проѣзда Его Сіятельства въ г. Иркутскъ имъ замѣчено, что за слѣдующими на мѣста высылки административно-ссыльными существуетъ весьма слабый надзоръ, что даетъ имъ полную возможность сношеній съ высланными ранѣе лицами; узнавъ о проѣздѣ вновь высланныхъ, являются на мѣста остановокъ, получаютъ и передаютъ корреспонденцію и деньги и вообще входятъ съ ними въ совершенно нежелательныя сношенія.
Въ виду сего господинъ Главный Начальникъ края предлагаетъ сдѣлать соотвѣтствующія распоряженія, чтобы о тѣхъ административно-ссыльныхъ, которые будутъ изобличены въ противозаконныхъ сношеніяхъ съ вновь высылаемыми поднадзорными, немедленно было доносимо Его Сіятельству для перевода ихъ на водвореніе въ отдаленнѣйшія мѣстности Якутской области, о чемъ поставить въ извѣстность всѣхъ поднадзорныхъ»...
Предписаніемъ отъ 20-го августа 1903 года всѣмъ губернаторамъ Вост. Сибири за № 1028-мъ графъ Кутайсовъ, распорядился, чтобы о всѣхъ случаяхъ самовольныхъ отлучекъ политическихъ ссыльныхъ изъ назначенныхъ имъ мѣстъ водворенія немедленно было доносимо Его Сіятельству для перевоза виновныхъ въ отдаленнѣйшія мѣстности Якутской области.
На этомъ основаніи губернаторы разослали строжайшіе циркуляры своимъ полицеймейстерамъ и всѣмъ окружнымъ исправникамъ (См. приложеніе I), а тѣ, въ свою очередь, «строгія предписанія» старшинамъ, инородческимъ управамъ и пр. (См. приложеніе II). Наконецъ, въ сентябрѣ 1903 г., «совершенно секретно» и «циркулярно» было разослано слѣдующее «предписаніе Его Сіятельства г. Иркутскаго военнаго Генералъ-Губернатора» подвѣдомственнымъ ему губернаторамъ:
«Изъ достовѣрныхъ доношеній по надзору за политическими ссыльными, сосланными на поселеніе и подъ гласный надзоръ, усматриваю, что частые побѣги и самовольныя отлучки изъ Сибири ссыльныхъ являются послѣдствіемъ слабаго за ними надзора; независимо отъ этого, наблюденіе за ссыльными ограничивается бумажной отпиской, между тѣмъ, по имѣющимся свѣдѣніямъ и основываясь на отношеніяхъ Департамента Полиціи 1 августа № 7201 и 14 сентября 1903 г. № 8205, видно, что ссыльные по политическимъ дѣламъ входятъ въ непосредственныя сношенія съ организаціонными рабочими комитета революціоннаго союза и принимаютъ активное участіе въ дѣлахъ преступной дѣятельности означенныхъ комитетовъ въ Сибири; такимъ образомъ, ссылка означенныхъ лицъ въ Сибирь не достигаетъ своей цѣли, благодаря тому, что чины полиціи ввѣреннаго мнѣ края относятся весьма поверхностно къ обязанностямъ по наблюденію за означенными выше лицами. Особенная слабость надзора выразилась въ Минусинскомъ и Ачинскомъ уѣздахъ Енисейской губерніи, гдѣ въ послѣднее время, кромѣ постоянныхъ побѣговъ и самовольныхъ отлучекъ, установлено цѣлымъ рядомъ фактовъ, что ссыльные Красиковъ, д-ръ Хейсинъ, Покровскій, Архангельскій и другіе имѣли непосредственныя сношенія съ рабочими кружками.
Давая знать объ этомъ, предлагаю всѣмъ чинамъ наружной полиціи ввѣреннаго мнѣ края, въ цѣляхъ пресѣченія преступной дѣятельности ссыльныхъ по политическимъ дѣламъ, имѣть неослабное наблюденіе за личной жизнью каждаго изъ названныхъ лицъ, для чего въ мѣстахъ, гдѣ водворены эти лица, учреждаются полицейскіе надзоры, которые ежедневно должны доставлять свѣдѣнія о политическихъ ссыльныхъ по прилагаемой формѣ. При этомъ вмѣняю въ обязанность подлежащимъ чинамъ полиціи свѣдѣнія эти лично провѣрять. Независимо отъ сего у политическихъ ссыльныхъ, по своему образу жизни и другимъ даннымъ, наводящимъ на предположенія о дѣятельности и сношеніи съ преступнымъ кружкомъ, слѣдуетъ производить внезапные обыски, при участіи одного изъ лицъ корпуса жандармовъ.
При этомъ обыски должны быть произведены по постановленію исправника съ указаніемъ причинъ и основаній обысковъ; квартиры, занимаемыя ссыльными, должны быть посѣщаемы возможно чаще чинами полиціи.
Вся переписка ссыльныхъ по политическимъ дѣламъ должна быть безусловно просматриваема исправникомъ или его помощникомъ. Пребываніе лицъ неблагонадежныхъ въ политическомъ отношенiи въ квартирахъ ссыльныхъ воспрещается. При этомъ считаю нужнымъ предупредить чиновъ наружной полиціи ввѣреннаго мнѣ края, что замѣченные въ слабомъ надзорѣ за политическими ссыльными будутъ немедленно удаляемы отъ занимаемыхъ должностей, какъ неспособные къ службѣ»...
Къ этому циркуляру приложена «Форма свѣдѣній о политическихъ ссыльныхъ, доставляемыхъ ежедневно».
«По формѣ А: Имя и фамилія. Чѣмъ занимался въ теченіе дня и какъ именно (читалъ, спалъ, ходилъ въ лавку и въ домъ такого-то. Изъ квартиры такого-то возвратился въ ... час. дня, вечера). Кто посѣтилъ ссыльнаго, въ какомъ мѣстѣ.
(Нѣкто въ ... час. дня, ушелъ тогда-то, говорилъ что-либо о своемъ положеніи).
Особыя замѣтки о поведеніи въ теченіе дня.
(У такого-то сошлись; были шумные разговоры.
Разошлись въ ... час. дня, вечера).
По формѣ Б: Прибылъ съ квартиры, со станціи жел. дор. или парохода, остановился кварт., документъ на жительство.
Прибывшій посѣтилъ №... тогда-то и какъ долго.
Вѣрно: подпись.
Свѣдѣнія по формѣ Б. представляются по истеченіи сутокъ по прибытіи на квартиру ссыльнаго лица другого ссыльнаго».
Мы цѣликомъ привели этотъ плодъ административной фантазіи сіятельнаго начальника Восточной Сибири, такъ какъ онъ съ полной наглядностью даетъ понятіе о всей несносности, возмутительности условій жизни, которыя создались для политическихъ ссыльныхъ кутайсовскимъ режимомъ.
Вышеприведенными циркулярами далеко не исчерпывается административно-литературная дѣятельность Кутайсова по вопросу о «согнутіи въ бараній рогъ» политическихъ ссыльныхъ.
У насъ не имѣется подъ руками кутайсовскихъ предписаній объ удаленіи поднадзорныхъ изъ городовъ и селеній, расположенныхъ близь Сибирской желѣзной дороги, о немедленной высылкѣ изъ Якутска всѣхъ «политиковъ», живущихъ тамъ безъ его разрѣшенія, о затрудненіи отлучекъ въ городъ даже съ разрѣшенія мѣстнаго начальства; нѣтъ распоряженій о высылкѣ въ отдаленнѣйшія мѣста Якутской области цѣлыхъ колоній политическихъ ссыльныхъ съ Ленскаго тракта и т. д. И всѣ эти циркуляры и предписанія, тайныя и явныя, не оставались мертвой буквой, а немедленно приводились въ жизнь невѣжественными, ретивыми не по разуму исполнителями.
Началось раскассированіе и переселеніе въ отдаленныя, глухія мѣста колоній политическихъ ссыльныхъ вдоль Сибирской желѣзной дороги, особенно въ Иркутскѣ, Красноярскѣ и Ачинскѣ.
Не взирая на рѣшенія суда, что лица, состоящія подъ гласнымъ надзоромъ, имѣютъ право отлучки безъ особаго разрѣшенія въ предѣлахъ стана или участка земскаго засѣданія, графъ Кутайсовъ началъ высылать въ отдаленнѣйшія мѣста Иркутской и Енисейской губерніи, (Турутайскъ и т. п.), а затѣмъ и въ Якутскую область — Верхоянскъ и Колымскъ — за самовольныя прогулки за нѣсколько верстъ отъ села, на охоту, за недозволенный пріѣздъ въ городъ изъ сосѣднихъ деревень.
Подъ вліяніемъ тѣхъ-же циркуляровъ и тайныхъ внушеній быстро мѣнялась вся атмосфера ссылки, весь характеръ отношеній къ ссыльнымъ ближайшаго начальства и обывателей.
Цѣлый рядъ столкновеній съ жандармами, конвоемъ и мѣстными полицейскими властями произошли у ленскихъ товарищей по поводу кутайсовскаго циркуляра, запретившаго свиданія мѣстныхъ колоній ссыльныхъ съ партіями высылаемыхъ въ Якутскую область «государственныхъ».
Жандармы, конвой и низшіе полицейскіе чины, получивъ новыя инструкціи, начали вести себя крайне вызывающе, нерѣдко позволяли себѣ не только площадныя ругательства, но и грубыя насилія надъ политическими ссыльными. Нашимъ товарищамъ-колонистамъ по Ленѣ пришлось извѣдать силу урядницкихъ кулаковъ и солдатскихъ прикладовъ, а также прелести сибирскихъ клоповниковъ — «холодныхъ».
Первыми жертвами кутайсовскаго режима на Ленѣ были верхоленскіе товарищи, которыхъ сначала разослали всей колоніей по глухимъ деревнямъ уѣзда за демонстративную встрѣчу партіи, а въ сентябрѣ двоихъ — Левинсона и Рудермана — выслали, перваго въ Верхоянскъ, а второго въ Колымскъ, по подозрѣнію въ содѣйствіи побѣгамъ.
За верхоленцами были высланы Кутайсовымъ въ Якутку товарищи изъ Усть-Куты: М. Басъ и Роза Гольдбергъ, оба назначенные въ Средне-Колымскъ. У тамошней колоніи осенью вышло столкновеніе съ конвоемъ и полиціей при встрѣчѣ новой партіи. Товарищей жестоко избили, посадили въ холодную. Двое изъ нихъ — Бронштейнъ и Злочевскій — успѣли бѣжать до отправки въ Якутскую область.
8-го октября арестовали и засадили въ волостную тюрьму товарищей - знаменцевъ «за открытое сопротивленіе полиціи и надзирателямъ». «Сопротивленіе» выразилось въ томъ, что эту шпіонящую братію не допускали лазать въ квартиры по нѣсколько разъ въ день и выставляли особенно нахальныхъ...
За это трое Знаменскихъ товарищей, просидѣвъ до 2-го декабря въ клоповникѣ, были высланы въ Якутскую область и получили надбавку срока: Шадовскій и Венхъ по 3 года, а Залкиндъ — 5 лѣтъ. И все это безъ всякаго разслѣдованія, по доносу пьяницы-урядника, однимъ почеркомъ кутайсовскаго пера.
Изъ Иркутской-же губерніи прибыли въ Якутскую область товарищи Осинской колоніи (Вардаянцъ, Израильсонъ, Гельфантъ, Цвиллингъ, Фишъ и г-жа Розенштейнъ) — всѣ съ назначеніемъ въ Верхоянскъ и вѣроятной прибавкой, которую не успѣли только объявить до начала протеста. Высланы они были кутайсовскимъ порядкомъ за «вооруженное сопротивленіе властямъ», какъ значится въ препроводительной бумагѣ, въ дѣйствительности-же за недопущеніе въ общую квартиру урядника и сотскихъ, нахально ломившихся произвести обыскъ по собственному усмотрѣнію и безъ всякихъ къ тому основаній.
Позже была разослана по глухимъ мѣстамъ часть Балаганской колоніи за отказъ исполнять кутайсовскіе циркуляры, а двухъ енисейцевъ — Шмельфарба и Иванова — за самовольную отлучку, Кутайсовъ распорядился выслать въ Средне-Колымскъ съ надбавкою по 3 года каждому.
Въ Якутской области фактическому примѣненію кутайсовскихъ циркуляровъ предшествовалъ массовый наплывъ политическихъ ссыльныхъ за лѣто и осень 1903 года. Такого наплыва давно ужъ не видала Якутка. Начало всякихъ придирокъ и серьезныхъ репрессій совпало по времени съ удаленіемъ, въ концѣ сентября, губернатора Скрипицына и пріѣздомъ новаго, ставленника Плеве—Булатова. До лѣта 1903 года политическихъ ссыльныхъ водворяли на житье исключительно по Ленскому тракту и въ городахъ Якутской области. Въ глухихъ улусахъ, среди инородческаго населенія, ужъ много лѣтъ не поселяли. Но теперь, когда Якутская область сразу переполнилась ссыльными, а Кутайсовъ слалъ одно распоряженіе за другимъ, чтобъ не оставлять никого въ Якутскѣ и ближайшихъ къ нему поселеніяхъ, мѣстная администрація начала снова высылать на житье въ отдаленнѣйшіе улусы и наслеги. Въ такихъ дикихъ мѣстахъ ссыльнымъ приходится жить при невозможной обстановкѣ якутскихъ юртъ, разбросанными по одиночкѣ, на десятки и сотни верстъ другъ отъ друга, безъ всякой медицинской помощи, вдали отъ почтоваго тракта и не имѣя возможности купить даже такихъ необходимыхъ предметовъ, какъ хлѣбъ, чай, сахаръ и керосинъ.
И вотъ при такихъ-то условіяхъ жизни политическихъ ссыльныхъ въ глухихъ мѣстахъ Якутской области, къ нимъ стали примѣнять кутайсовскіе циркуляры о самовольныхъ отлучкахъ, стѣсненіи отлучекъ разрѣшенныхъ и т. д.
На практикѣ это сводилось къ полному лишенію товарищей-улусниковъ возможности пріѣзжать въ городъ, чтобы закупить самое необходимое для жизни или обратиться къ помощи врача, такъ какъ въ концѣ 1903 года разрѣшенія на пріѣздъ въ Якутскъ, зависѣвшія раньше отъ мѣстныхъ засѣдателей, а теперь непосредственно отъ губернатора, почти не стали выдаваться, и на большинство просьбъ объ этомъ администрація не удостоивала даже отвѣтомъ.
А на случай, если-бы кто изъ улусниковъ, въ виду крайней необходимости, даже подъ угрозой Колымска и надбавки cрока, рѣшилъ отлучиться въ городъ, не дождавшись разрѣшенія, исправники разослали всѣмъ инороднымъ управамъ предписаніе ни въ коемъ случаѣ не давать «государственнымъ» лошадей безъ особаго разрѣшенія полиціи.
Въ самомъ городѣ Якутскѣ, «новый курсъ» проявился сразу въ усиленіи и большей наглости шпіонства, въ недобычной грубости обращенія съ политическими ссыльными мѣстныхъ властей, въ неоднократныхъ попыткахъ администраціи засадить новыя партіи ссыльныхъ въ тюрьму до отправки ихъ въ мѣста назначенія. Эти попытки остались тщетными лишь благодаря энергичному сопротивленію вновь прибывающихъ товарищей, для которыхъ выѣздъ прямо изъ тюрьмы, напр. въ Верхоянскъ или Колымскъ, безъ подготовки мѣховой одежды и провизіи, былъ-бы равносиленъ вѣрной смерти отъ голода и мороза въ долгомъ пути по безконечной снѣжной пустынѣ.
При назначеніи и разсылкѣ по улусамъ и въ отдаленнѣйшія мѣста Якутской области, администрація перестала обращать вниманіе на больныхъ и семейное положеніе ссыльныхъ.
Къ зимѣ администрація пустила въ ходъ новую прижимку въ отношеніи къ цѣлому ряду товарищей, кончившихъ срокъ и, на основаніи Положенія о гласномъ надзорѣ, имѣвшихъ право быть отправленными на родину на казенный счетъ.
По указаніямъ свыше, якутскій губернаторъ Булатовъ сталъ отказывать въ этомъ, заявляя, что правительство не обязано тратиться на отправку ссыльныхъ въ Россію, что на это нѣтъ средствъ, что даже верхоянскій и колымскій исправники не имѣютъ права отправлять больше въ Якутскъ кончившихъ срокъ «политиковъ». А надо помнить, что дорога на свой счетъ изъ Колымска, Верхоянска и даже Якутска — зимой обходится многія сотни рублей. Пріѣхавшимъ въ началѣ декабря товарищамъ изъ Верхоянска, отбывшимъ срокъ: Бѣлову, Смирнову и Долинину, большого труда стоило добиться отправки ихъ въ Россію, да и то лишь въ концѣ января и послѣ многократныхъ объясненій съ губернаторомъ, настойчивыхъ требованій, телеграфныхъ запросовъ въ Иркутскѣ и т. д.
Олекминскій исправникъ тогда-же отказался рѣшительно отправить на казенный счетъ кончившаго срокъ товарища Рульковскаго, и понадобилось энергичное вмѣшательство всей колоніи, чтобы заставить полицію исполнить законное требованіе отъѣзжающаго.
Одному изъ якутскихъ товарищей — Бѣлецкому, губернаторъ не только ссылался на предписанія генералъ-губернатора, но показывалъ и телеграмму министра внутреннихъ дѣлъ Плеве отъ 22 (27?) января 1904 года, въ которой предписывается не отправлять больше ссыльныхъ на казенный счетъ. И Бѣлецкому удалось добиться отправки лишь послѣ долгихъ препирательствъ съ начальствомъ.
При кажущейся неважности, этотъ вопросъ, на почвѣ вышеописанныхъ условій, значительно содѣйствовалъ обостренію и безъ того скопившагося недовольства якутскихъ политическихъ ссыльныхъ, такъ какъ для большинства изъ нихъ, особенно-же поселенныхъ въ отдаленнѣйшія мѣста, лишеніе права отправки домой на казенный счетъ было-бы равносильно осужденію на безсрочную ссылку.
Возрастающее недовольство якутскихъ политическихъ ссыльныхъ перешло въ глубокое возмущеніе, подъ вліяніемъ двухъ новыхъ проявленій кутайсовскаго режима: 1) ссылки однаго изъ якутскихъ товарищей — Каревина — въ Нижне-Колымскъ за «самовольную отлучку» въ городъ изъ села Павловскаго, за 18 верстъ и 2) звѣрское избіеніе конвоемъ, урядникомъ и сотскими февральской партіи политическихъ ссыльныхъ на пути, въ Усть-Кутѣ, за ихъ намѣреніе увидѣться съ жившими тамъ ссыльными.
Предъ товарищами, находившимся къ тому времени въ Якутскѣ, сталъ роковой вопросъ: терпѣть-ли этотъ произволъ и систематическія издѣвательства надъ личностью политическихъ ссыльныхъ дальше, или настало время дать отпоръ?
(OCR: Аристарх Северин)
