Академия наук СССР 

Сибирское отделение институт языка, литературы и истории Якутского филиала 

Издательство «НАУКА» Москва 1974 

Монография посвящена проблемам становления и развития исследований Якутии в XVII — XVIII вв. Она выполнена на солидной источниковедческой базе, впервые интерпретированной в историографическом аспекте. Рассмотрены этнографические материалы в отписках, чертежах служилых людей, трудах С.У. Ремезова и И.К. Кирилова. 

Издание рассчитано на научных работников, преподавателей, студентов, а также на читателей, интересующихся историей исторической мысли о народах Восточной Сибири. 

Ответственный редактор доктор исторических наук Ф.Г. Сафронов 

И 042(01)—74 -7Я 

Издательство «Наука», 1974 г. 

Иванов Василий Федорович 

(10. 08. 1936 - 22. 04. 1996). 

Доктор исторических наук. 

Родился в Мархинском наслеге Нюрбинского улуса ЯАССР. Окончил Якутский государственный университет (1962). 

Трудовая и научная деятельность: 1962 — 1963 гг. — учитель Жемконской средней школы. 1963 — 1967 гг. — старший научный сотрудник Центрального госархива ЯАССР. инспектор архивного отдела при Совете Министров ЯАССР. 1967 — 1970 гг. — аспирант ЯФ СО АН СССР. 1970 - 1980 гг. - младший научный сотрудник, 1980 - 1991 гг. - старший научный сотрудник ИЯЛИ ЯНЦ СО АН СССР, с 1991 г. — главный научный сотрудник в Институте проблем малочисленных народов Севера СО РАН. 

В 1970 г. защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук по теме «Исторнко-этнографическое изучение ЯКУТИИ В XVII - XVIII вв.» В 1986 г. утверждён в учёном звании «старшего научного сотрудника» по специальности «Историография и источниковедение». В 1991 г. защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора исторических наук по теме: «Русские письменные источники по истории ЯКУТИИ XVIII — начала XIX в.» 

В.Ф. Иванов - специалист по историографии и источниковедению истории ЯКУТИИ дореволюционного периода. Он опубликовал более 50 научных работ. В монографии «Историко-этнографнческое изучение ЯКУТИИ XVII — XVIII вв.» (М., 1974) впервые солидный массив письменных источников позднего средневековья Якутии интерпретируется в историографическом аспекте. Тематика работы связана с изучением становления и развития исследований ЯКУТИИ В XVII — XVIII вв. В частности рассматриваются этнографические материалы в отписках, чертежах служилых людей, трудах С.У. Ремезова и И.К. Кирпллова. 

Монография «Письменные источники по истории Якутии XVII в. (Новосибирск, 1979) представляет собой опыт разработки источниковедения истории ЯКУТИИ XVII века. Проанализированы и классифицированы по видовым признакам основные виды письменных источников. Установлены масштабы утрат, круг использованных и не введённых ранее в научный оборот документов. В монографии «Русские письменные источники по истории ЯКУТИИ XVIII — начала XIX в.» (Новосибирск. 1991) всесторонне исследуются проблемы источниковедения истории ЯКУТИИ XVIII — начала XIX века. Дается анализ и обобщение документальных и повествовательных источников — наследие историков, этнографов и географов. 

В монографии «Социально-экономические отношения в Якутии» (конец XVII — начало XIX в.) (Новосибирск, 1992) содержится новая трактовка патриархально-феодальных отношений у скотоводческих народов. Рассматриваются хозяйственные занятия, отношения собственности, социальный состав ЯКУТСКОГО общества, характер и формы эксплуатации. Научно-популярная брошюра «Письменность ЯКУТОВ: В соавт. с Ф.Г. Сафроновым» (Якутск, 1992) посвящена истокам письменности ЯКУТОВ. В.Ф. Иванов также является автором биобнблиографического указателя «Федот Григорьевич Сафронов» (Якутск, 1993). 

Предисловие 

Советская историческая наука уделяет большое внимание изучению истории народов Севера. Значительные успехи достигнуты советскими исследователями также в изучении истории Якутии. Благодаря капитальным трудам академика А.П. Окладникова, члена-корреспондента АН СССР С В. Бахрушина, докторов исторических наук А.И. Андреева, Г.П. Башарина, И.С. Гурвича, Б.О. Долгих, Ф.Г. Сафронова, Н.Н. Степанова, С.А. Токарева, работам кандидатов исторических наук В.Н. Иванова, О.В. Ионовой, С.И. Николаева, Н.С. Романова и др., создана систематическая история края с древнейших времен до наших дней, дано марксистско-ленинское объяснение важнейшим вопросам истории народов Якутии. 

Изучение истории народов Якутии прошло сложный и трудный путь своего возникновения, становления и развития. Оно имеет богатую научную историю, глубокими корнями уходящую в XVII — XVIII вв. 

Первой попыткой обобщения достижений в изучении истории Якутии следует считать статью С.В. Бахрушина, появившуюся в 1948 г.1 В ней лишь в общих чертах дан обзор проблемы изучения историографии Якутии. 

Известный перелом в этой области исторической науки происходит в последние годы. В 1964 г. К.И. Горохов защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Историко-этнографические исследования якутов Якутской (Сибиряковской) экспедицией ВСОРГО в 1894 — 1896 гг.». Он по данной теме написал и ряд статей2. В 1965 г. опубликована работа Г.П. Башарина 

«Обозрение историографии дореволюционной Якутии» (Якутск). Она посвящена анализу изучения социально-экономических отношений в Якутии, хронологически охватывающему вторую половину XIX в. и советский период. Автор коснулся и отдельных вопросов ранней историографии. Брошюра Г.П. Башарина вызвала отрицательные отклики в печати3. В последние годы в институте   языка,    литературы и истории Якутского филиала СО АН СССР под руководством Ф.Г. Сафронова ведется работа по созданию историографического труда «Советская   историография Якутии». В нем дается обзор и анализ литературы, вышедшей за все годы Советской власти по 1967 г. включительно. 

До настоящего времени усилия ученых в основном были направлены на изучение историографии Якутии второй половины XIX в., а также советского периода. Историко-этнографическое изучение Якутии в XVII — XVIII вв. как отдельный раздел исторической науки не проводилось. Оно давалось лишь в некоторых разделах работ, статьях, публикациях и комментариях к ним, вышедших главным образом в годы Советской власти. 

Важным событием в изучении этого раздела науки стал выпуск первого тома «Истории Сибири» Г.Ф. Миллера (М.—Л., 1937), в котором были опубликованы обширные вводные статьи С.В. Бахрушина «Г.Ф. Миллер как историк Сибири» и А.И. Андреева «Труды Г.Ф. Миллера о Сибири». Эти статьи, основанные на богатых материалах, внесли большой вклад в определение места и заслуг Г.Ф. Миллера, тем более, что они написаны в историографическом и источниковедческом плане. Кроме того, А.И. Андреев (совместно с Н.Д. Баклановой) дал в этом издании «Истории Сибири» «Обзор рукописей Г.Ф. Миллера по истории, географии и этнографии и языкам народов Сибири, хранящихся в московских и ленинградских архивах и библиотеках». 

В 1937 г. вышел в свет первый том труда Г.В. Ксенофонтова «Ураангхай-сахалар. Очерк древней истории якутов» (Иркутск), в котором содержится обзор теорий о происхождении якутов и их древних переселениях. Заслуга автора состоит в том, что он привлек внимание исследователей на тогда еще слабо известный материал (работы И.Э. Идеса, Н.К. Витсена, Ф.И. Страленберга и др.) и попытался проанализировать взгляды ранних историков по проблеме этногенеза якутского народа. 

В 1940 г. были выпущены в свет «Материалы для истории экспедиций Академии наук в XVIII и XIX веках. Хронологические обзоры и описание архивных материалов» (М.—Л.), составленные В.Ф. Гнучевой. Издание не имеет специального историографического назначения, но оно содержит ряд материалов по вопросу историографического изучения Якутского края. 

Второе издание книги М.П. Алексеева4 также содержит сведения о якутах, сообщаемые зарубежными писателями. Из опубликованных путевых записей большой интерес представляют заметки И.Э. Идеса. Следует подчеркнуть, что западноевропейская наука свои сведения о населении северо-востока Сибири в XVII — XVIII вв. заимствовала из русских источников или из записок иностранцев, побывавших в России. 

Отдельные аспекты интересующей нас темы затронуты в крупных исследованиях Л.С. Берга5, М.С. Боднарского6, В.Ю. Визе7, А.В. Ефимова8, М.И. Белова9, освещающих историческую географию северо-востока Азии XVII — XIX вв. Однако работы названных авторов преследовали другие задачи, и поэтому, естественно, в них отсутствует анализ историко-этнографического материала, посвященного коренным народам Якутского края. 

В сборнике «Прогрессивное влияние великой русской нации на развитие якутского народа» (Якутск, 1950) помещена статья С.В. Бахрушина. В исследовании В.Н. Чемезова «Роль русских ученых в изучении Якутии», опубликованном в упомянутом сборнике, этому же вопросу также уделено место. Позднее В.Н Чемезов статью переиздал на якутском языке отдельной популярной брошюрой под тем же названием (Якутск, 1950). Больше внимания изучению интересующей нас проблемы стало уделяться в последующие годы. Так, работа М.О. Косвена «Материалы к истории русской этнографии XVII века»10 содержит много данных, относящихся к нашему сюжету. По существу она — первый удачный опыт обобщения итогов этнографического изучения народов Сибири и Дальнего Востока русскими служилыми и промышленными людьми в XVII в.. Перу М.О. Косвена принадлежит и другое исследование «Этнографические результаты Великой Северной экспедиции 1733 — 1743 гг.»11. В нем, построенном на анализе литературных и архивных источников, дается обзор опубликованных трудов и рукописного наследства участников Второй Камчатской экспедиции. Автор обратил внимание на ценные рукописные труды Я.И. Линденау о якутах и других народах Якутии. 

Важное значение в изучении историко-этнографического наследия Якутии XVII — XVIII вв. имеет второе издание первого выпуска труда А.И. Андреева «Очерки по источниковедению Сибири. XVII век» (М.— Л., 1960). В 1965 г. вышел в свет и второй выпуск труда А.И. Андреева «Очерки по источниковедению Сибири. Первая половина XVIII в.» (М.—Л.). В этих капитальных исследованиях сообщается о наличии большого числа новых ценных, ранее неизвестных документов в архивах страны. А.И. Андреев напечатал и статью об изучении Якутии в XVIII в.12, содержащую ценные указания на малоизвестные литературные и документальные материалы. 

В последние годы в изучении дореволюционной историографии Сибири достигнуты значительные успехи, что связано прежде всего с именем В.Г. Мирзоева. Он написал фундаментальные работы «Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века» (М., 1960) и «Историография Сибири. XVIII век» (Кемерово, 1963). Появление этих трудов несомненно явилось большим событием в науке. Однако в бесспорно ценных исследованиях В.Г. Мирзоева не уделено достаточного внимания историко-этнографическому изучению народов северо-востока Сибири. 

Представляют интерес работы М.Г. Новлянской «И.К. Кирилов и его Атлас Всероссийской империи» (М.—Л., 1958), «Иван Кирилович Кирилов. Географ XVIII века» (М.—Л., 1964), «Филипп Иоганн Страленберг. Его работы по исследованию Сибири» (М.—Л., 1966). Ценными являются монографии Л.А. Гольденберга: «Семен Ульянович Ремезов. Сибирский картограф и географ» (М., 1965), «Федор Иванович Соймонов» (М., 1966). 

Достоинствами названных трудов являются их богатая источниковедческая основа, тонкий анализ привлекаемых материалов. В них раскрыт вклад в сибиреведение русских ученых И.К. Кирилова, С.У. Ремезова, Ф.И. Соймонова и шведского военнопленного Ф.И. Страленберга. 

Следует отметить исследование С.А. Токарева «История русской этнографии. Дооктябрьский период» (М., 1966). Автор в главах 2 — 4 рассматривает материалы, рост знаний и исследования русской этнографии в XVII — XVIII вв. В этих главах изучены донесения служилых людей, ясачные книги, судебные дела, работы С.У. Ремезова, Д.Г. Мессершмидта, И.Г. Георги, академического отряда Второй Камчатской экспедиции, в которых С.А. Токарев затрагивает отдельные аспекты интересующей нас темы. 

Изложенное показывает, что при освещении тех или иных сюжетов сибирской историографии затронуты лишь некоторые вопросы якутской историографии XVII — XVIII вв. Внутренние процессы и закономерности развития двухвековой историографии Якутии не получили обобщения. 

Автор, приступая к разработке темы «Историко-этнографическое изучение Якутии в XVII — XVIII веках», имел в виду именно это обстоятельство. 

В XVII — XVIII вв. в русских письменных источниках и литературе впервые выдвигаются мысли и концепции по различным вопросам истории и этнографии якутского народа. Без конкретного их рассмотрения трудно, а порой и невозможно понять многие сложные вопросы, возникшие перед исследователями позднейшего периода. Поэтому изучение начальных этапов зарождения и становления исторической науки о якутах (еще в рамках дворянской историографии) представляет несомненный интерес. Необходимо выяснить вопросы накопления источниковедческой базы науки, а также и то, как, почему и при каких условиях на основе имевшейся базы начали складываться те или иные концепции о прошлом и настоящем якутского народа. Каковы были тут закономерности превращения знаний в науку? При решении этих и других важных вопросов следует исходить из конкретной исторической обстановки, поскольку «мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила»13.

В XVII — XVIII вв. в якутском обществе господствовали патриархально-феодалыные отношения. Якутия являлась отсталой окраиной феодально-крепостнической России. Трудящиеся массы коренного населения края прозябали в нищете и невежестве. Одной из характерных особенностей историко-этнографической литературы о якутах данного периода является то, что в ней мы не находим ни одного труда, автором которого выступал бы коренной житель, ни одного произведения, написанного на якутском языке. Это обстоятельство явилось определенным тормозом в развитии исторической науки о Якутском крае. Авторами трудов, статей и записок о якутах выступали представители простого русского народа, официальной дворянской науки, путешественники, чиновники и т. д. Зарождение историко-этнографических знаний по якутоведению и превращение их в науку является в целом отражением относительно высокого уровня развития русской историографии. Вместе с тем для якутоведеяия также характерными являлись теоретические установки русской науки той эпохи. В XVII — XVIII вв. среди ученых России господствовало идеалистическое понимание истории. Официальной наукой признавалась главенствующая роль в истории божественного промысла. Провиденциализм распространялся и на понимание истории якутского народа. 

История и этнография Якутии, представляющие составную и неразрывную часть русской историографии, формируются еще в середине XVIII в. В этой связи уместно вспомнить указание Ф. Энгельса, который писал: «Восемнадцатый век собрал воедино результаты прошлой истории, которые до того выступали лишь разрозненно и в форме случайности, и показал их необходимость и внутреннее сцепление. Бесчисленные хаотичные данные познания были упорядочены, выделены и приведены в причинную связь; знание стало наукой, и науки приблизились к своему завершению, т. е. сомкнулись, с одной стороны, с философией, с другой — с практикой. До восемнадцатого века никакой науки не было»14. Данное положение Ф. Энгельса вполне можно распространить и на область исторической литературы о якутах XVIII в. В самом деле, в XVII — первой четверти XVIII в. происходит накопление и зарождение историко-этнографических знаний о якутах. Вместе с тем фактический материал, накопленный в тот период, еще не был осмыслен, причинная связь оставалась непознанной. Во второй четверти — середине XVIII в. наблюдается другая картина. Историки, представители официальной дворянской науки (Г.Ф. Миллер, И.Г. Гмелин, Я.И. Линденау и др.), стремятся установить достоверность источников и на этой основе пытаются объяснить причинную связь событий истории якутского народа. Таким образом, источники якутской истории, накапливаясь в своем объеме и значении, на определенной ступени развития соединяются с историческими теориями. Наступает качественное изменение, т. е. превращение исторических знаний в науку. Отдельные исследователи вместо провиденциалистического объяснения выдвигают принципы рационалистического осмысления фактов и явлений. 

Каковы должны быть принципы подхода к изучению этих сложных закономерностей развития науки? Любое явление в истории исторической науки требует строго научного подхода с учетом конкретной обстановки. Это требование марксистской методологии было сформулировано В.И. Лениным в письме к Инессе Арманд. Он писал: «Весь дух марксизма, вся его система требуют, чтобы каждое положение рассматривать лишь (а) исторически; (б) лишь в связи с другими; (в) лишь в связи с конкретным опытом истории»15. При определении места и заслуг деятелей прошлого В.И. Ленин придерживался такой же точки зрения. Он учил, что прогресс в науке определяется не сравнением заслуг деятелей прошлого с современными достижениями, а тем, что они дали нового по сравнению со своими предшественниками. 

Однако признание заслуг идеологов прошлого (в данном случае дворянских историков) еще не означает примирения с их неверными установками методологического и политического характера. В.И. Ленин, говоря о марксистском отношении к трудам буржуазных ученых, требовал «уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов»16. Таким образом, перед историками исторической науки должна стоять двуединая задача: во-первых, необходимо критически оценить наследие дворянской и буржуазной историографии и разумно использовать все нужное, полезное, что ею выработано, во-вторых, решительно бороться со всем реакционным, негативным, что в ней содержится. Таково требование марксистско-ленинской научной оценки дореволюционной историографии. 

Важным является и выяснение достоверности источников, использованных ранними исследователями якутоведения. Какими источниками они оперировали, как с ними обращались, каков метод был их отбора, насколько важны фактические материалы, сообщаемые ими? Эти и другие вопросы также должны быть приняты во внимание при обзоре и анализе источников, литературы. На наш взгляд, критерием оценки источников, использованных ранними авторами, а также ценности выдвигаемых ими концепций являются труды советских историков-якутоведов. Автором настоящей работы для такой оценки применен там, где это возможно, коррелятивный метод. Возможность научного понимания ценности, значения, а также недостатков исследований XVII — XVIII вв. дают именно сопоставление, сравнение и проверка ранней литературы с позднейшими достижениями. 

Исходя из вышеуказанных требований, сделана попытка проследить пути и процессы зарождения исторических знаний о якутах, а также превращения этих знаний в науку и ее развитие в XVIII в. Тема исследования имеет актуальное значение для решения некоторых проблем, стоящих перед историками Якутии. В их числе можно указать на объективную научную оценку наследия дореволюционной историографии. Необходимость последней вытекает из другой важной задачи — задачи борьбы с современной буржуазной социологией, ибо, как известно, в оценке принципиальных вопросов отдаленного прошлого мы неизбежно сталкиваемся с враждебной нам идеологией. Разработка темы имеет и познавательное значение. 

На наш взгляд, в историко-этнографическом изучении якутов в пределах рассматриваемого нами периода были три этапа. Первый этап хронологически охватывает XVII — первую четверть XVIII в. Он характеризуется как время зарождения исторических знаний о якутах. Надежной конечной границей этого этапа можно считать начало работы Первой Камчатской экспедиции. Второй этап охватывает вторую четверть — 60-е годы XVIII в. и является периодом превращения исторических знаний о якутах в историческую науку. Данному обстоятельству способствовали благоприятные условия. В этот период в Якутии работали Первая и Вторая Камчатские экспедиции. Богатые научные результаты сотрудников экспедиций дополняются записками политических ссыльных Г.Г. Скорнякова-Писарева, Г. Фика и Ф.И. Соймонова. Третий этап относится к 60 годам — концу XVIII в. и характеризуется как время дальнейшего развития историко-этнографического изучения якутов. В этот период Первая ясачная комиссия собирала сведения о быте, нравах и экономическом положении местного населения. Много сведений было получено, когда составлялись топографические описания наместничеств. Большое значение имели работы отдельных экспедиций (академические экспедиции 1768 — 1774 гг., экспедиция И. Биллингса и Г.А. Сарычева и др.), свидетельствующие о некотором интересе царского правительства к северо-восточной Азии. Понятно, что интерес этот был тесно связан с экономическими и политическими мероприятиями царизма. 

Историография Якутии XVII — XVIII вв. должна рассматриваться в целом как дворянская. Вместе с тем следует отметить, что в XVIII в. в сибирской историографии появляется демократическое направление. Однако исследователи этого направления еще не разрабатывают историю народов северо-востока Азии. Но несомненно, что их труды по сибиреведению сыграли свою роль в зарождении демократического направления в якутоведении XIX в. 

Для исследования избранной темы использованы опубликованные документальные материалы. К ним относятся: «Акты исторические», «Дополнения к Актам историческим», «Полное собрание законов Российской империи», «Акты архивов Якутской области», «Колониальная политика Московского государства в Якутии в XVII веке», «Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII веке», «Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII в. на северо-востоке Азии», «Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах», «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке XVII — XVIII вв.», «Материалы по истории Якутии XVII века (Документы ясачного сбора)». 

Также использованы публикации А.И. Андреева, Г.П. Башарина, М.И. Белова, А.П. Окладникова, А.С. Парниковой. 

В процессе работы нами изучались и архивные документы. Ценные данные извлечены из «портфелей Миллера», хранящихся, в Архиве АН СССР (г. Ленинград) и Центральном государственном архиве древних актов (г. Москва). В монографии использованы материалы рукописного собрания Государственной публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина (г. Ленинград), архива ленинградского отделения Института этнографии имени Н.Н. Миклухо-Маклая, Центрального государственного исторического архива (г. Ленинград). Центрального государственного архива Якутской АССР, архива Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР и документы Государственного архива Костромской области 17. 

Автор также использовал данные археологических раскопок А.П. Окладникова, Е.Д. Стрелова, И.Д. Новгородова и И.В. Константинова, материалы газет. 

1 С.В. Бахрушин. Очередные задачи исторического изучения Якутии. «Доклады на первой научной сессии Якутской базы АН СССР», Якутск, 1948. 

2 К.И. Горохов. Деятельность Якутской экспедиции 1894 — 1896 гг. «Труды Якутского филиала СО АН СССР», вып. 1(8). Якутск, 1958; он же. О деятельности Э.К. Пекарского в Якутской (Сибиряковской) экспедиции в 1894 — 1896 гг. В кн.: Эдуард Карлович Пекарский (к 100-летию со дня рождения). Якутск, 1958; он же. Земельные отношения якутов во второй половине XVIII века в освещении участников Сибиряковской экспедиции. «Труды Института языка, литературы к истории Якутского филиала СО АН СССР», вып. 2(7). Якутск, 1960; он же. Об инструкции В.Н. Скрыпицына о порядке уравнительного распределения земель в Якутской области. Там же; он же. Исследования и материалы участников Якутской (Сибиряковской) экспедиции ВСОРГО в 1894 — 1896 гг. в области этнографии якутов. «Из истории Якутии XVII — XVIII веков». Якутск, 1965. 

3 Б.О. Долгих, А.И. Новгородов, С.А. Токарев. Письмо в редакцию. «История СССР», 1967, № 3; Г. Сзенко. Вацлав Серошевския и его труды о якутах. «Изв. Сиб. отделения АН СССР», серия обществ, наук, 1969, вып. 1, стр. 74 — 78. 

М. П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Иркутск, 1941. 

Л.С. Берг. История географического ознакомления с Якутским краем. «Якутия». Л., 1927; он же. Открытие Камчатки и Камчатская экспедиция Беринга 

6 (1725 — 1742). М.—Л., 1946. 

7 М.С. Боднарский. Очерки по истории русского землеведения, ч. I. М., 1947. В.Ю. 8Визе. Русские полярные мореходы из промышленных, торговых и служилых людей XVII — XIX веков. М.—Л., 1948. 

А.В. Ефимов. Из истории великих, русских географических открытий в Северном Ледовитом и Тихом океанах. XVII — первая половина XVIII в.М., 1950. 

М.И. Белов. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX в. М., 1956. 

10 М.О. Косвен. Материалы к истории русской этнографии XVII века. «Советская этнография», 1955, № 1. Недавно обзор разнообразных географических, исторических, экономических, демографических, этнографических и прочих сведений о Сибири, собранных русскими служилыми и промышленными людьми в XVII в., был дан в статье  А.Н. Копылава и Б.П. Полевого «Землепроходцы XVII в. и изучение Сибири». «Освоение Сибири в эпоху феодализма (XVII — XIX вв.)». Новосибирск, 1968. 

11 М О. Косвен. Этнографические результаты Великой Сезерной экспедиции 1733 — 1743 гг. «Сибирский этнографический сборник», III. М., 1961. 

12 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке. «Ученые записки Института языка, литературы и истории Якутского филиала АН СССР», вып. 4. Якутск, 1956. 

13 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 45. 

14 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения', т. 1, стр. 599. 

15 В.И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 329. 

16 В.И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. Э64. 10 

17 Характеристика этим материалам дается в соответствующих местах настоящей книги. 

Глава I 

Историко-этнографические данные о Якутии (XVII — первая  четверть XVIII в.) 

Материалы русских служилых и промышленных людей. Челобитные и тамги якутов 

Наиболее ранние известия о якутах оставили русские служилые и промышленные люди, которые с 1620-х годов стали проникать в Якутию. Открытие и освоение новых земель сопровождалось собиранием практических сведений об этих местностях, их «выгодах и богатствах, населении и его занятиях». Донесения пионеров освоения Якутии представляют собой служебные документы — «отписки», «скаски», «раопросные речи», «ясачные книги» и т. д. Московское правительство, мангазейские и енисейские воеводы проявляли живой интерес к открытиям служилых и промышленных людей. Это отражается в «наказных памятях» людям, отправлявшимся «проведывать новые землицы»; в наказах давался подробный перечень сведений, в каких нуждалась администрация. В результате были сообщены значительные фактические материалы о населении Якутии. В разрозненном виде такие документы мало что дали бы исследователю, но изучение их в совокупности дает материал довольно значительный. Здесь необходимо отметить, что ко времени появления русских в Якутии Сибирским приказом была выработана определенная система документации, которая была отработана еще в период освоения Западной Сибири. 

Особый колорит донесений заключается в том, что они составлены не учеными и не писателями, а простыми представителями русского народа, и отражают чисто народные представления и восприятия событий. Они демократичны и по способу своего составления, являясь плодом наблюдений и восприятий целых поисковых групп, т. е. коллективного разума. 

В. Г. Мирзоев. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века. М., 1960, стр. 75. 

В самых первых известиях о якутах фантастика порой уживалась с реальными предметами. Так было, например, когда тунгусский князец Илтик в 1619 г. давал свои показания в Енисейском остроге. В дальнейшем, по мере проникновения русских в бассейны Вилюя, Лены и других рек и непосредственного их соприкосновения с местными жителями Якутского края, сведения о них накапливаются и обретают черты подлинного реализма. 

Следует смело сказать: все, что можно было увидеть и услышать, а также понять (без специальной профессиональной подготовки) в области географии, этнографии, геологии, ботаники и т. п., было замечено и зафиксировано служилыми людьми. В этом смысле можно говорить о научной ценности их, «отписок»2. 

Удельный вес фактических данных о населении Ленского края, по нашим наблюдениям, довольно значительный. Они охватывают разнообразные стороны жизни якутов: их хозяйственные занятия, жилище, одежду, вооружение и т. д. В «скасках», «распросных речах», «ясачных книгах» указываются также названия племен и родов, число людей в каждом из них, образ жизни населения той «пространной и угодной землицы». 

Нередко документы сопровождались чертежами (картами) речных систем и населенных пунктов. 

С одной стороны, разумеется, нельзя преувеличивать значение такого рода сведений, так как они отрывочны и в целом еще незначительны для получения сколько-нибудь полного представления о характере материальной и духовной культуры якутов раннего периода. Это и понятно, ибо на данном этапе происходило лишь первоначальное знакомство русских с местным населением. 

Было бы, конечно, также неуместно говорить о наличии какой-либо концепции: речь идет о стихийно слагавшихся взглядах на окружающую действительность. На данном этапе еще нет целенаправленного исследования или каких-либо обобщений3. Однако служилые люди действовали в Якутии, как и в других сибирских землях, все же с вполне определенных позиций. Основная их, так сказать, политическая линия — это государственная польза, государственные интересы. Они рассматривали себя как представителей Русского государства, 

2 В. Г. Мирзоев. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века, стр. 76.

3 Там же, стр. 76 — 77. 

призванных нести тяготы и лишения, падающие на долю первооткрывателей4. 

С другой стороны, как известно, якуты входят в группу бесписьменных в прошлом народов. Поэтому многие вопросы их древнейшей истории неизвестны. В свете этого обстоятельства изучение сведений служилых людей приобретает большое значение, так как они представляют ценный и незаменимый материал, особенно по раннему периоду. По существу, в донесениях русских служилых людей вообще впервые письменно зафиксированы различные стороны жизни народов Ленского края. Якуты до прихода русских вели замкнутый образ жизни. С 16 —  20-х годов устанавливаются связи с Русским государством, и в этом также следует усматривать один из положительных результатов присоединения Якутии к Русскому государству. 

Необходимо учитывать и следующий немаловажный фактор. Как показывают данные советских историков и наши наблюдения, этнографический материал, накопленный в тот период, начинает использоваться в русской и иностранной исторической литературе уже в XVII в., давая разнообразную пищу для размышлений о жизни и обычаях якутов. 

Выдающиеся произведения XVII в., принадлежащие Н.Г. Спафарию и Ю. Крижаничу, несомненно, в главной своей части основаны на знакомстве со сведениями землепроходцев, а труд Н.Г. Спафария даже по своему строению напоминает отписки русских служилых людей5. 

Сведения служилых людей, синтезированные в чертежах XVII в., проникали в Западную Европу, обогащая ее знания о северо-восточной Азии. Таковы сведения о Сибири и карты, скопированные иностранцами у высокопоставленных русских должностных лиц. Так, Н.К. Витсен черпал свои сведения у думного дьяка А.А. Виниуса, Ф. Авриль — у И.А. Мусина-Пушкина, которые в свою очередь пользовались документами Сибирского приказа, в массе своей содержащими «отписки» землепроходцев6. Для карты Э.И. Идеса характерны следы 

4 Там же, стр. 87. 

5 Там же, стр. 87. Русский посланник Н.Г. Опафарий является одним из ранних путешественников в Китай. Он вел дневник своего путешествия в 1676 г., в нем, в частности, есть упоминания о распространении хлебопашества на Лене. Дневник этот опубликован Ю.В. Арсеньевым под названием «Путешествие чрез Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русского посланника Николая Опафария в 1675 году» в «Записках императорского Русского географического общества», т. X, вып. 1. М., 1882. 

6 В. Г. Мирзоев. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века, стр. 87. 

заимствования с карты П.И. Годунова (1667). Таких примеров можно привести много. Например, тот же Ф. Авриль давал сведения о реке Колыме, полученные им от И.А. Мусина-Пушкина, который в свою очередь, по-видимому, использовал извлеченные им из архивов показания М. Стадухина, первооткрывателя этой реки 7. Такова же судьба пропавших ныне чертежей о путях на Амур из Якутска, а также Амура и его притоков, составленных В. Поярковым и Е. Хабаровым. Они были использованы Н.К. Витсеном для карты Сибири 1691 г. 

Таким образом, особенностью и отличительной чертой последующей историко-этнографической литературы о Якутии является ее неотделимая взаимосвязь с первыми известиями и органическое вырастание из донесений служилых людей. «Скаски», «отписки», «памяти», «ясачные книги», помимо практического значения для своего времени, теперь являются тем фундаментом, на котором основывается последующая история исторического, и этнографического изучения Якутии в XVII — XVIII вв. С этой точки зрения игнорирование указанного материала было бы неверным как с методологической, так и с фактической стороны. Таков ответ на вопрос о правомерности включения ранних известий русских служилых и промышленных людей в историографию Якутии в качестве ее неотъемлемой части. Это тем более верно, ибо в данном случае речь идет собственно только о начале зарождения историко-этнографических знаний о якутах. 

Письменными памятниками эпохи присоединения Якутии к Русскому государству являются также документы, исходившие от самого местного населения. Таковы многочисленные челобитные якутов, главным образом, исковые дела. Ценность данной категории документов определяется тем, что в них якутская жизнь освещалась не с точки зрения посторонних, мало в ней понимавших наблюдателей, а с точки зрения самих действующих лиц8. 

В челобитных с предельной ясностью обнажались сложные и, казалось бы, потаенные взаимоотношения тех, кто обращался к русскому правопорядку. В них вскрываются интимные стороны жизни людей, которые не сразу бросаются 

7 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 472 — 473. 

8 С.А. Токарев. Общественный строй якутов XVII — XVIII вв. Якутск, 1945, стр. 20. 

в глаза непосвященным. В архивах Москвы, Ленинграда, Якутска и других городов страны сохранилось громадное количество различных челобитных якутов XVII в. В настоящее время сведения из них в значительной степени введены в научный оборот. В своих исследованиях С.В. Бахрушин, Г.П. Башарин, Ф.Г. Сафронов, С.А. Токарев и др. использовали большое количество актов этого рода. По существу, челобитные и исковые дела позволили в наибольшей степени, чем какие-либо другие материалы, реконструировать советским историкам общественный строй и социально-экономические отношения якутов XVII в. 

Единственным документальным источником, принадлежавшим самим якутам изучаемого периода, являются их знамена (тамги). В некоторых случаях сюжет тамг позволяет определить род якутов, тип их хозяйства, принадлежность отдельных представителей рода к шаманской касте и т. д. 

Разумеется, не все материалы такого рода (челобитные, исковые дела и тамги) могут быть отнесены к разряду содержащих этнографические данные. Ценность их обнаруживается в том случае, когда исследователи привлекают для своей работы массу таких источников. Но в целом ряде случаев челобитные и тамги якутов содержат в себе много любопытных сведений. Поэтому умолчание их, конечно же, обедняло бы общую картину, которую пытаемся восстановить, когда говорим о начальном этапе исторического и этнографического изучения края. 

Самым ранним известием о реке Лене и народах, населявших ее берега, полученным продвигавшимися отрядами русских служилых людей на восток, следует считать показания пленного князца кипанских тунгусов Илтика. В 1619 г. он воеводам Албичеву и Рукину в Енисейском остроге сообщил о существовании на востоке какой-то «великой реки». «Ходят... тою рекою суды большие и колокола на них великие есть, — сообщал он, — и звон они слышат часто, из пушек... с тех больших судов стреляют... Да на той же великой реке есть острог...» Чтобы достичь эту реку, следовало «от Тунгусского острогу... ехать до волоку две недели, а затем волоком идти два дня». На вопросы воевод: «а какие люди, и которых земель или государств в которые земли и в государства ходят, и с какими товары или воинские люди... и какие в нем (в остроге — В. И.) люди живут, и много ль их, и воинские ль люди или сидячие не воинские люди...», — ответ Илтика был неизменен: «того он не ведает», так как на той реке ни он сам, ни его сородичи не бывали9. 

Советские историки считают, что в данном случае мы имеем дело с первыми сведениями о реке Лене и народах, населявших ее берега10. Однако в этом отрывочном, несколько фантастическом рассказе кипанского князца отсутствуют какие-либо сведения об этнической принадлежности, образе жизни, занятиях жителей великой реки. 

О показаниях Илтика  немедленно  было доложено тобольскому воеводе М. Годунову, который 16 декабря 1619 г. срочно послал вновь назначенному енисейскому воеводе Максиму Трубчанинову «наказную память» об обследовании неизвестной реки. В «памяти» дается подробная инструкция, в основном касающаяся выяснения географического положения «той великой реки»11. Вероятно, в «памяти» предлагалось также собирать сведения о неизвестном народе, о чем мы можем только строить догадки, ибо конец документа не сохранился. Неизвестным остается и то, что же  предпринял М. Трубчанинов для выполнения важного поручения. 

Исследование таинственной Ленской земли проводилось из двух центров: из Мангазейска и из Енисейска. Сначала рассмотрим походы служилых людей из Мангазейска и их сведения о якутах. 

В 1621 г. в Мангазее были получены более определенные известия о р. Лене и ее жителях от 6 буляшей, доставленных с Нижней Тунгуски. Буляши в «распросе» показали, что «они люди кочевные, а живут на реке Оленье, а та река впала в Лин большую реку..., а по той де по большой по Лине реке живут многие люди и с ними з буляши торгуют, соболи у них покупают на железо». Далее буляши сообщали: «Язык де у них меж собой не сходитца и с ними воюются, и огненного бою у них никакова нет, а избы де у них как у русских людей, и лошади есть же..., а платье носят таковое ж, как и русские люди»12. 

9 РИБ, т. 2, стр. 373 — 375. 

10 Ф.Г. Сафронов. Город Якутск в XVII — начале XIX вв. Якутск, 1957, стр. 7 — 8; В.Н, Иванов. Социально-экономические отношения у якутов. XVII век Якутск, 1966, стр. 32. 

11 РИБ, т. 2, стр. 375. 

12 Якутия в XVII веке. Очерки. Якутск, 1953, стр. 12; «История Якутской АССР», т. II. М., 1957, стр. 27; В.Н. Иванов. Указ. соч., стр. 32. 

В этом сообщении уже названа река Лена. Имеются в нем и краткие известия о якутах, с которыми торговали буляши, покупая железо за соболи, а иногда и воевали. Жилище и одежда у них по словам тунгусов, были «как и у русских людей». В отличие от своих ближайших западных соседей якуты занимались коневодством. Несомненно, в данном случае речь шла о более развитом в смысле общественного устройства народе. 

Мангазейские воеводы Д.С. Погожий и И.Ф. Тонеев поспешно сообщили о полученных сведениях в Тобольск. В своем письме они предлагали организовать отряд из «30 человек», целью которого было бы «до больших людей, которые живут на большой на Лине реке, дойти и под государеву под высокую руку привести». Тобольский воевода М. Годунов, одобрив предложение Д.С. Погожего и И.Ф. Тонеева, послал в Мангазею отряд пятидесятника Григория Семенова из 10 служилых людей13. 

В 1620-х годах русскими служилыми людьми была открыта р. Лена. Хотя не все подробности событий, связанных с открытием р. Лены, вполне ясны, тем не менее известно, что вожаком похода являлся Пенда. Он, вернувшись со своего похода, составил письменное сообщение о сделанных им открытиях14. 

В 1628 г. более достоверные сведения о якутах получил боярский сын Самсон Навацкий при допросе шамагирского тунгуса, который рассказал, что «от их шамагирские земли неподалеку», а именно «по Лене же живут юртами якуцкие люди» 15. О местах обитания якутов последний отзывался как о «многие немирные землицы». Так впервые стал известен народ на реке Лене: он был назван якутами. 

С. Навацкий, получив такие известия, в 1629 г. снарядил отряд под командованием Антона Добрынского, чтобы «проведать новые землицы» и «призвать под государевы руки» их население. Потом он отбыл в Тобольск, куда прибыл 1 октября 1630 г., доставив шамагирского тунгуса находившемуся здесь мангазейскому воеводе А.Ф. Палицыну. 

13 «Якутия в XVII веке», стр. 12. 

14 А.П. Окладников. Пенда — забытый русский землепроходец XVII века. «Летопись Севера», вып. 1. Л., 1949 г. В документах ЦГАДА сохранились сведения о Пантелее Демидове Пянде, жившем в 1643 г. в Якутском остроге. По-видимому, он и являлся одним из первооткрывателей Лены. Подробно об этом см.: Б.П. Полевой. Новое о Пянде. «Экономика, управление и культура Сибири XVI — XIX вв.», Новосибирск, 1966. 

15 В.Н. Иванов. Указ. соч.. стр. 35. 

Отряд А. Добрынского, продвигаясь по Чоне и Вилюю, вышел на Лену, а часть отряда доходила даже до устья р. Алдан. На своем пути землепроходцы наткнулись на «конную якуцкую орду»16. Это было первое непосредственное соприкосновение и знакомство русских людей с якутами. Осенью 1630 г. часть отряда во главе с Мартыном Васильевым вернулась в Тобольск, где воеводам были сообщены дополнительные сведения о «новой землице». Вскоре М. Васильев с товарищами были отправлены в Москву для доклада о вновь открытой земле. В Москве сообщалось, что на Чоне живут тунгусы, по Вилюю же «многие люди нанагири, человек с семьсот и более, а конных у них нет, а кочюют на усть Варки». «А по Лене на усть Вилюя живут долганы и якуты, а князь де у них Дыгинча» 17. 

А. Добрынский в июне 1632 г., вернувшись из похода в Туруханск, подал «доездную грамоту» — отчет о своем походе — находившемуся здесь А.Ф. Палицыну. 

Мангазейские власти проводили обследование таинственной и богатой Лены в широких масштабах. В «наказах» предписывалось «проведывати подлинно, иноземцев распрашивати накрепко, что по Вилюю реке и иным сторонним ближним и дальним речкам вверх и вниз по озерам какие иноземцы живут, и сидячие люди или кочевые, и будет сидячие, и которыми обычьи живут, в юртах ли или переезжая живут, и какой у них бой, огняной или лучной, и с кем бьютца и  в которые государства они, иноземцы, ясак с себя платят и каким зверем, собольми или лисицы или бобры или куницы или иным каким зверем платят, и чем промышляют и сыти бывают, и скот, лошади или, коровы и овцы и верблюды и иной какой скот у них есть ли, и пашенные места и хлеб какой пашут ли, или иные какие угодные места блиско их, реки и речки и озера, и в них рыбные ловли, и соляные ключи по тем местам прилегли ль — то все... проведати, распрося подлинно, отписати в Мангазейской город...»18. 

В 1635 — 1639 гг. экспедиция сына боярского Воина Шахова, отправленная из Мангазеи, обследовала бассейн р. Вилюя. Шахов обложил ясаком на Вилюе и прилегающих к его устью местах на Лене конных якутов — тагусов: князца Идыхтека с 50 людьми, «пеших якутов» Осукейского, Кирикского, Кокуйского, Кирикиского родов, всего более 125 якутов и ряд тунгусских родов: Кункочурекий, Мунганский или Мунгатский, Фумляцкий, Калтакульский и Пуягирский, всего 137 человек; один род тунгусов долган (князец Дыгынча и 20 человек) 19. Эта роспись племен и родов является первым обзором Вилюйского края. 

16 В. Н. Иванов. Указ. соч., стр. 35. 

17 РИБ., т. 2, стр. 968. 

18 «Якутия в XVII веке», стр. 20.

Вторым центром, откуда проводилось обследование Ленской земли, был Енисейск. 

Как выше упомянуто, первые слухи о Лене там были получены в 1619 г., и уже к концу 1620-х годов енисейские служилые люди достигли этой реки. Однако более значительные сведения о якутском крае были получены в результате похода атамана Ивана Галкина. Его отряд выехал из Енисейска в конце 1630 г. Продвигаясь к верховьям Лены, И. Галкин услышал про «Якольскую землю», которая «людна и скотна и скот всякой есть, и кони, и коровы, и овцы...» Достиг он Якутской земли весной 1631 г. и собрал с населения ясак. «Конные и скотные многие люди» — якуты — отмечались И. Галкиным как «непослушные и немирные»20. В «доездной памяти» он писал, что они «скотны и людны и доспешны и воисты и не хотели государеву ясаку дать»21. В своих отписках он называл крупные притоки Лены: Киренгу, Чаю, Чечуй, Витим, Олекму, Алдан, Ичеру, Пеледуй, Вилюй. 

К 1630-м годам бассейн Лены в целом стал хорошо известен как мангазейцам, так и енисейцам: они знали эту реку от ее верховьев почти до низовьев, были знакомы с ее главными притоками, а также вплотную познакомились с населением. 

Как бы некоторым итогом этого первоначального знакомства служилых людей с «той великой реке Лене и розых землиц людем», которые по той Лене и по иным рекам живут, являются чертеж и «роспись»22, поданные в 1633 г. Андреем Федоровичем Палицыяым в Москве, в Приказ Казанского дворца. 

А.Ф. Палицын23 — племянник троицкого келаря Авраамия Палицына, будучи человеком для того времени начитанным и образованным, сразу оценил значение открытия, совершенного служилыми и промышленными людьми на Лене. 25 ноября 1632 г. он добивался в Москве аудиенции у царя, чтобы представить ему свой проект присоединения Якутии к Русскому государству и «чертеж». 

19 Там же, стр. 24. 

20 В.Н. Иванов. Указ. соч., стр. 37. 

21 «Якутия в XVII веке», стр. 29. 

22 РИБ, т. 2, стр. 961 — 968. 

23 С. В. Бахрушин. Андрей Федорович Палицын (Русский интеллигент XVII в.). «Века. Исторический сборник». Пгр., 1924; см. также рецензию на эту статью: Н. Козьмин. Новое в Сибирской истории. «Сибирские огни», 1927, №3. Новосибирск. 

Чертеж не сохранился, он являлся первой картой бассейна всей Лены. На нем были нанесены р. Лена и ее притоки Вилюй, Алдан, Олекма, Пеледуй, Витим, Ичора и др. Несомненно, что этот чертеж был составлен на основе других чертежей, которые до нас также не дошли. В докладе А.Ф. Палицына, поданном в 1633 г., содержится обстоятельная «роспись» путей на Лену, к ней и был приложен пропавший ныне чертеж. В росписи давалась следующая характеристика вновь открытому краю: «та великая река Лена угодна и пространна, и по ней розных землиц кочевных и сидячих и соболей и много всякого зверья». Далее А.Ф. Палицын перечислял также тунгусские роды Чоны и Вилюя, где, по его словам, много всякого пушного зверя и рыбы. Ниже Вилюйского устья «живут осей, тунгусы, шамагиры, баяхты и иные многие люди». 

По берегам Лены «до полунощного окияна» живут «якуты, тунгусы, маяды, нанагири, кояты, каригили и иные многие кочевные и сидячие люди». Перечисляя крупные притоки Лены с самого верховья почти до ее устья, А.Ф. Палицын писал: «по всем рекам живут якольские и якуцкие и братские тайши, конные и пешие сидячие многие люди..., а не владеет ими никто», а те «люди в соболях и во всякой дорогой мягкой рухляди цены не знают». Население края, по мнению А.Ф. Палицына, можно было привести в подчинение «немногими ратными людьми двемя сты человеки, с вогненным боем». Для закрепления присоединяемой территории он предлагал построить острожки на Чоне, на устьях Вилюя и Алдана. 

А.Ф. Палицын сведения получил от С. Навацкого и А. Добрынского и тунгусских аманатов, побывавших лично на «якольской» земле. Сведения он мог получить и от других источников. Как бы то ни было, перед нами важный документ, показывающий ареал распространения, образ жизни, быт и нравы якутов. 

Начало этнографического изучения населения Ленского края было связано с практическими нуждами освоения территории. 

В дальнейшем центром продвижения русских служилых и промышленных людей на север, восток и юг и изучения этих окраин становится Якутский острог, поставленный в 1632 г. Петром Бекетовым24. 

Сохранились выразительные документы, свидетельствующие о том, что собиранию фактических сведений придавалось большое значение. Например, наказная память ленских воевод П. Головина и М. Глебова, данная 28 августа 1641 г. Максиму Теплицыну, отправленному на р. Юганду, предписывала разведать: «И какие люди по тем рекам и по вершинам живут и чем кормятся, скотные ли люди, и пашни у них есть ли, и хлеб родится ли, и какой хлеб родится, и зверь у них, соболи есть ли и ясак с себя где платят...» 

24 По истории Якутска см.: О.В. Ионова. Якутскай куорат. Якутск, 1960, на якутском языке; Ф. Г. Сафронов. Город Якутск в XVII — начале XIX в. Якутск, 1957. 

31 июля 1642 г. ленскими воеводами была дана память Ивашку Реброву, Данилке Иванову, Ивашку Сильному и другим, направленным на Оленек: «У аманатов и тунгусов распрашивать накрепко, много ли в Оленьке реке тунгусов, и сколько родов, и по скольку в котором роду человек..., какая вера у них и шерсть прямая что?» 25. Память интересна тем, что в ней предлагается провести учет родов и числа людей в каждом из них, а также узнать верования тех родов. 

В 1642 г. енисейский казак Дмитрий Зырян и красноярский казак Иван Эрастов достигли р. Алазеи, где впервые встретились с чукчами. 

В 1643 г. якутский казачий атаман Михаил Стадухин26 открыл р. Колыму. В «распросных речах» в Якутской съезжей избе он показал: «А по той де Колыме живут иноземцы колымские мужики свой род оленные и пешие сидячие многие люди, и язык у них свой. А по той реке Чюхче живут иноземцы свой ж род, слывут чюхчи, так же что самоядь, оленные, сидячие ж...» В этом же сообщении говорится, что чукчи переезжают зимою на оленях на Медвежьи острова «одним днем» и там они побивают «морской зверь морж и к себе привозят моржовые головы со всеми зубами, и по своему де они тем моржовым головам молятца». Далее М. Стадухин сообщал: «концы де у них оленных санок все того одного моржового зуба, а у тех де чюхчи соболя нет, потому что живут на тундре у моря...»27 М. Стадухин был также автором чертежа сухопутной дороги с Анадыря на Колыму. 

В 1648 г. выдающееся географическое открытие совершил устюжанин, впоследствии якутский казачий атаман Семен Иванович Дежнев (около 1605 — 1673 гг.) 28. С.И. Дежнев, начав путь из устья Колымы, обогнул северо-восточную оконечность Азии, прошел до р. Анадырь и, таким образом, за 80 лет до В.И. Беринга он открыл пролив, отделяющий Азию от Северной Америки. 

Югандой называлась в то время р. Яна. 

25 ДАИ, т. II, стр. 256, 264. 

26 Недавно Б.П. Полевой в ЦГАДА обнаружил подлинную челобитную М. Стадухина и его товарищей относительно открытия ими р. Колымы. На основании этого документа он установил точную дату открытия р. Колымы и состав отряда М. Стадухина. См.: Б.П. Полевой. Находка челобитья первооткрывателей Колымы. «Экономика. Управление и культура Сибири XVI — XIX вв.» Новосибирск, 1966. 

27 ДАИ, т. III, стр. 99—100. 

28 О нем см.: А. Зеленин. Якутский казак Семен Дежнев. «Научное обозрение», 1898, № 2; Я. Баскаков. Подвиг Семена Дежнева. М.—Л., 1941; В. А. Самойлов. Семен Дежнев и его время. М., 1945; Л. С. Берг. 300-летие открытия Семеном Дежневым Берингова пролива. «Вестник АН СССР», 1948, № ТО; С Марков. Подвиг Семена Дежнева. М — Л., 1948; М.И. Белов. Семен Дежнев. К трехсотлетию открытия пролива между Азией и Америкой. Изд. I. М., 1948; он же. Историческое плавание Семена Дежнева. «Изв. ВГО», 1949, т. 81, вып. 5; он же. Семен Дежнев. Изд. 2. М., 1955. 

Впоследствии это его открытие было забыто. Подлинные документы о походах и открытиях С.И. Дежнева, его отписки, впервые обнаружил Г.Ф. Миллер в 1736 г., когда он работал в архиве Якутской воеводской канцелярии29. В последнее время Б.П. Полевой обнаружил в ЦГАДА подлинные документы С.И. Дежнева и интерпретировал их по-новому30. 

В отписках С.И. Дежнева имеются любопытные сведения о людях, живущих против «большого каменного носа». «А тот нос вышел в море гораздо далеко, и живут на нем люди чукчи добре много, против того ж носу на островах живут люди, называют их зубатыми, потому что пронимают они сквозь губу по два зуба немалых костяных»31. Это первое упоминание об эскимосах. С.И. Дежнев упоминает также о юкагирах, ламутах, коряках, встреченных им на пути. Например, о коряках он писал: «юрты у них большие, в одной юрте семей живет по десяти». С.И. Дежнев представил и чертеж сухопутной дороги от р. Анадырь до Колымы. Однако его заметки довольно скудны. И это имеет свое оправдание. В частности, он писал: «...а государевых всяких дел писать не на чем, бумаги писчей нет». 

Правы были авторы, когда отмечали: «Необходимо сказать несколько слов о небольшом, но очень важном вопросе, резко ограничивавшем проявления исследовательской деятельности русских людей в Сибири XVII в. Мы имеем тут в виду громадную нужду в писчей бумаге, вопиющий недостаток которой ощущали все землепроходцы. Как известно, писчей бумаги в Московском государстве всегда не хватало, и она стоила чрезвычайно дорого»32. Этот недостаток был не устранен даже в начале XVIII в. Исследователь В.Н. Скалон писал, указывая на этот факт: «Трудно судить о том, чего история лишилась в результате такого обстоятельства, но несомненно, что при ином положении с бумагой архивы того времени имели бы совершенно другой вид»33. 

29 ДАИ, т. IV, стр. 16 — 17. Исправную публикацию одной из отписок см.: Г А. Князев, Б.А. Малькевич. Отписка Семена Дежнева якутскому воеводе Ивану Павловичу Акинфову о морском походе его с устья р. Колымы до устья р. Анадырь. «Изв. ВГО», 1948, № 6. 

30 Б.П. Полевой. Находка подлинных документов С.И. Дежнева о его историческом походе 1648 г. «Вестник ЛГУ», 1962, № 6; он же. Новое о начале исторического плавания С.И. Дежнева 1648 г. «Изв. Вост.-Сиб. отдела Географического общества СССР». Иркутск, 1965. 

31 ДАИ, т. IV, стр. 21. 

32 В.Н. Скалон. Русские землепроходцы XVII века в Сибири. М., 1951, стр. 183 

В конце 1630-х годов из Якутска был совершен выход русских на Тихий океан. Это событие, которое нужно поставить в один ряд с важнейшими географическими открытиями, связано с экспедицией Копылова — Москвитина. Из «копийных книг» Г.Ф. Миллера, хранящихся в Архиве Академии наук СССР, Н.Н. Степанов опубликовал замечательную «роспись рекам и имена людям, на которой реке которые люди живут»34, составленную участниками экспедиции Копылова — Москвитина. В документе детально перечислены роды и племена, жившие по рекам, впадающим в Охотское море: «Река Юнома пала в Маю с левую руку, через нее кочюют оленные люди, тунгусы, ламские мужики озенканы...» Сообщается и численность некоторых родов: «и в тех родах и в их улусах человек по 100 и 150, и на той реке люди воисты, боем жестоки; река Кукты пала в Ламу, а по ней тунгусы оленные, озяны и готнинканы... человек по 100 и по 200»; «Билартьевого роду сказывают до 300» 35. 

«Роспись» дает и отрывочные сведения об «оленных» и «сидячих» тунгусах Восточной Якутии, их занятии охотой и рыболовством, их торговых отношениях с племенами Амура. 

Экспедиция Копылова — Москвитина добыла от местных тунгусов сообщения и о р. Амуре — первые сведения об Амурском крае: «Река есть Амур от конных людей, те люди хлеб сеют и вино сидят по-русски кубами медными и трубами; да в тех же людях водятся петухи и свиньи, и кросна ткут по-русскому, и от тех людей возят к натканым муку по Амуре, в стругах плавят»36. Но совершить поход на Амур экспедиции не удалось. 

Подробные сведения о Приамурье были получены во время похода Максима Перфильева в верховья Витима. На обратном пути в Енисейский острог при встрече 27 июля 1640 г. якутских воевод П. Головина и М. Глебова он сообщил им о племенах, обитавших «по Шилке». 

От тунгусов казаки узнали, что «живет де - вверх по Витиму реке даурский князец именем Ботога с товарищи», что «живут де они в юртах рубленых, скота всякого и соболя много, и серебро де у него, Ботоги, есть», что «от Ботоги де вверх по Витиму реке и до Яравни озера, по обе стороны Витима реки, даурские конные люди многие, а бой де у них лучной», что «...де на Шилке же реке, у князца Лавкая и у иных князцей по улусам пашут хлеб, рожь и ячмень и иные семена, а тот де хлеб продают на Витим реку князцу Ботоге и иным князцам, и тунгусские де люди у них покупают на соболи, а хлеба де родится много»37. 

33 Там же, стр. 183 — 184. 

34 Н.Н. Степанов. Первая экспедиция русских на Тихий океан. «Изв. ВГО», 1943, т. 75, вып. 2. 

35 Там же, стр. 46 — 47. 

36 Там же, стр. 47. 

В 1643 — 1646 гг. из Якутска в Приамурье была совершена экспедиция письменного головы В. Пояркова. В показаниях якутским воеводам Пушкину и Супоневу он говорил о народах, которые встречались ему на пути, отмечал некоторые стороны их жизни и быта, характеризуя словами «тунгусы оленные», «тунгусы скотные», «тунгусы пашенные», «дауры пашенные», «гиляки сидячие» и т. д. 38 В. Поярков привез также с собой чертеж Приамурья, который еще в XVII в. стал достоянием западноевропейской науки. 

Из Якутска же дважды, в 1649 — 1650 и 1650 — 1653 гг., на Амур отправлялся боярский сын Ерофей Павлович Хабаров39. 26 мая 1650 г. Е.П. Хабаров возвратился из своего первого похода в Якутск. Он привез с собой чертеж Даурской земли, который якутские воеводы сразу же отправили в Москву. Чертеж Е.П. Хабарова был той «картой» Даурской земли, которая впоследствии служила наряду с чертежом В. Пояркова одним из главнейших источников при  составлении  карт Сибири 1667 и 1672 гг., позднее использованных Н.К. Витсеном для карты Сибири 1691 г. Вместе с чертежом, отправленным в Москву, якутские воеводы послали в Сибирский приказ обстоятельный отчет о первом походе Е.П. Хабарова в Даурию40. Однако в сохранившихся сообщениях Е.П. Хабарова  не имеется сколько-нибудь значительных этнографических сведений. Тут приходится иметь в виду то обстоятельство, что многие архивные документы, связанные с походами якутских казаков, вовсе не сохранились. Они иногда присваивались другими или терялись. Так, архивист Е.Д. Стрелов, например, писал: «В 1831 году автор «Поездки в Якутск» Н. Щукин увез из архива без разрешения два свитка, из которых один представлял план и описание р. Витима, другой же содержал рассказы служилых и промышленных людей о своих приключениях во время похода Хабарова на Амуре»41. 

37 Цит. ло кн.: Ф.Г. Сафронов. Ерофей Павлович Хабаров. Хабаровск, 1956, стр. 16 — 47. 

38 ДАИ, т. III, стр. 51 — 56. 

39 В Н. Берх. Подвиги боярского сына Ерофея Хабарова и водворение россиян при берегах р. Амура. «Сын Отечества», 1821, № 11, 12; Н.П. Чулков. Ерофей Павлович Хабаров — добытчик и прибыльщик XVII века. «Русский архив», 1898, № 2; Ф.Г. Сафронов. Ерофей Павлович Хабаров, стр. 20. 

40 Ф.Г. Сафронов. Ерофей Павлович Хабаров, стр. 21. 

В конце XVII в., т. е. в 1697 г., из Якутска был совершен замечательный поход пятидесятника Владимира Атласов а на Камчатку. «Скаски» В. Атласова о народах Камчатки представляют большую ценность. В этом смысле В. Атласов был достойным предшественником С.П. Крашенинникова. 

В июне 1700 г. в Якутской приказной избе своей первой «скаской» он сообщил воеводе Траурнихту и дьяку Романову подробные сведения о коряках и камчадалах. 10 февраля 1701 г. в Москве, в Сибирском приказе В. Атласовым была дана вторая «скаска»42. «Скаски» В. Атласова не утратили своего значения и поныне, поскольку они содержат первые этнографические сведения о народах Камчатки. 

Необходимо вкратце коснуться и «ясачных книг». Этот исторический источник, приближающийся по характеру к статистическим материалам, позволяет установить численность якутов, наименования родов, взаимосвязи между племенами и движение населения в XVII в. Известно, что на основе «ясачных книг» и других ясачных документов Б.О. Долгих реконструировал расселение якутских родов и племен, установил численность якутов эпохи начала русской колонизации43. По «ясачным книгам», кроме того, выявляются такие события, как эпидемии, эпизоотии, голодовки, столкновения между отдельными племенами, восстания и т. д.44  

Таким образом, в течение 1620 — 1700-х годов были открыты и обследованы бассейны Лены, Оленька, Яны, Индигирки, Алазеи, Колымы, Анадыря. Причем служилые и промышленные люди дали первые описания встреченных ими на пути народов — якутов, тунгусов, юкагиров, чукчей и др., отличающиеся подлинным реализмом: в них нет ничего фантастического, лишнего и в то же время они охватывают самые существенные стороны жизни местного населения. Следует отметить, что в «отписках», «скасках», «ясачных книгах» и других документах подобного рода мы не находим слов и выражений, свидетельствующих о пренебрежительном отношении служилых людей к туземцам. Это и понятно, ибо служилые люди в подавляющем большинстве составляли эксплуатируемую массу русского феодального государства, немалая часть которой бежала от невыносимых условий жизни на окраины. 

41 ААЯО, стр.1. 

42 Впервые «скаски» В. Атласова были опубликованы Н.Н. Оглоблиным в «Чтениях в Обществе истории и древностей российских .при Московском университете», 1891, кн. 3. Вторая их публикация предпринята в сб. «Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII веке». Л., 1935. 

43 О. Долгих. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. М., 1960. 

44 И.С. Гурвич. Ясак в Якутии в XVII веке. «Материалы по истории Якутии XVII века (Документы ясачного сбора)», ч. I. М., 1970, стр. XXXII. 

Наконец, отметим, что фактический материал, накопленный русскими служилыми людьми, содержавший первоначальные этнографические сведения, находился в то время в архивах местной и центральной канцелярий. Он служил тогда лишь практическим нуждам деятельности учреждений, ведавших делами Ленского края — Сибирского приказа (Москва) и Якутской приказной избы. Эти материалы  имели большую ценность и для будущего. В основном же накопленный в XVII в. материал становится объектом научных исследований с XVIII в. 

Каждый сколько-нибудь значительный шаг служилых людей в «незнаемой земле» сопровождался составлением чертежей, преобладающая часть которых утрачена (чертежи А.Ф. Палицына, М. Стадухина, С.И. Дежнева, В. Атласова, В. Пояркова, Е.П. Хабарова). 

Сохранившиеся чертежи Якутской земли содержали в себе и в своих объяснительных записках отдельные этнографические сведения. Рассмотрим некоторые из них. 

В 1667 г. на основании правительственного распоряжения воеводой Петром Ивановичем Годуновым в Тобольске был составлен «Чертеж всей Сибири»45 — самая ранняя дошедшая до нас карта Сибири. В Годуновском чертеже имеются обозначения: «край Ленской», на р. Лене «г. Иакуцк». Кроме того, обозначены реки Оленек, Колыма и Анадырь как впадающие в Восточный, т. е. Тихий океан. Объяснительная записка к этому чертежу напечатана в книге А.А. Титова «Сибирь в XVII веке» (М., 1890, стр.25 — 38). В записке имеются указания на реки Ленского края: Лену, Киренгу, Витим, Олекму, Алдан, Индигирку, Алазею, Колыму. Причем отмечены расстояния между отдельными географическими пунктами: «А от Якуцкого острогу по Лене же реке вниз до моря ходу 3 недели... 

45 «Чертеж» П.И. Годунова опубликован: Л.С. Багров. Карты Азиатской России. Пгр., 1914, стр.  11; Л.С. Берг. История географического ознакомления с Якутским краем. «Якутия». Л., 1927, стр. 11; А.В. Ефимов. Указ. соч., стр. 73; «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке. XVII — XVIII вв.» М., 1964, № 28. Историк Б.П. Полевой недавно на основе многих косвенных данных выдвинул гипотезу о «Годуновском» атласе Сибири 1667 г., выполненном на материалах региональных чертежей всей Сибири. Б.П. Полевой. Гипотеза о «Годуновском» атласе Сибири 1667 г. «Изв. АН СССР», серия геогр., 1966, № 4. 

От Якуцкого же острогу до Алдана реки до перевозу ездить сухим путем неделя. А с перевозу до Верхоянского зимовья езду 4 недели, а то зимовье стоит на Яне реке. А от Верхоянского зимовья до Зашиверского зимовья езду 3 недели, а то зимовье стоит над рекою Индигиркою. А от Зашиверского зимовья до Алазеева зимовья езду недели 4, а стоит то зимовье над Алазею рекою. А от Алазейского зимовья на Колыме реку Середнего зимовья езду неделя, и на той реке к вершине зимовье словет Верхнее, а до того зимовья от Середнаго ходу нартами 3 недели, да на устье тое ж реки зимовье же, а словет Нижнее, и от Середное зимовья до того зимовья езду 5 недель; и в тех во всех зимовьях живут Якуцкого острогу служилые люди для государева ясашного сбору. А в те реки, которые под зимовьями, заходят кочами с моря для торгу русские торговые люди, а на море ездят из Якуцкого острога Леною рекою»46. В 1672 г., очевидно в дополнение «Годуновского» атласа, правительство предписало составить новый чертеж Сибири. Автор этого нового чертежа неизвестен. Карта, видимо, сделана в Тобольске. Этот чертеж также сопровождался объяснительной запиской47, дословно повторяющей объяснительную записку к карте 1667 г. и дополненной отдельными деталями, касающимися р. Вилюя. Например, указано место, где  «огнь исходит зимою», а также приводятся сведения о месторождении соли в верховьях этой реки. 

В 1675 — 1676 гг. воеводской канцелярией составлена в Якутском остроге «Якуцкого уезду роспись дальным и ближним ясачным острожкам и зимовьям», в которой заключено много фактических сведений. Описание ведется по острожкам и зимовьям уезда. Указываются расстояния населенных пунктов от Якутска, состав, численность и занятия местного населения. Вероятно, наряду с «росписью» был составлен чертеж уезда, ныне не сохранившийся. Как свидетельствует этот источник, в Чечуйском острожке пашенных крестьян насчитывалось 70 человек, а пахали «4 десятины ржаных да 237 десятины ярового». Хлебопашеством занимались также на Витиме, Пеледуе, Олекме, Амге. «И всего в Якуцком уезде» состояло 106 пашенных крестьян. По мнению автора «росписи», хлебопашество следует поощрять, И поскольку «хлебные запасы проводят в Якуцкий с великою нужею». В Олекминском острожке находилось 206 ясачных якутов и тунгусов. Здесь якуты платили «ясак без аманатов». Из документа в отдельных случаях можно узнать отношение местных жителей к русским властям. 

46 А. Титов. Сибирь в XVII веке. М., 1890, стр. 32 — 33. 

47 Там же, стр. 41 — 54. 

Так, «...по той Уде реке и у моря (Охотского — В. И.) живут изменники майские тунгусы». Иногда говорится и о взаимоотношениях между самими местными народами, племенами и родами. Например, «по сторонним рекам, которые реки прилегли к той же Уди реке, коряки живут и иные ж многих родов неясачные   тунгусы, и те тунгусы, коряки торгуют с даурскими людьми и гиляками». В документе приводятся данные о числе ясачных людей в острожках и зимовьях. Вилюйские зимовья: Верхнее (ясачных якутов и тунгусов 393 человека); Среднее (соответственно 488) и Нижнее (124); Жиганское зимовье (332); Оленекское   (ясачных тунгусов 49); Охотский острожек (тунгусов  1172), Верхоянский (якутов 195); Нижнеянский (юкагиров 64). На Колыме, Алазее и Индигирке проживали юкагиры, а на р. Анадырь они отмечены в соседстве с чукчами. Они все также были обложены ясаком. В уезде указаны 35 подгородных волостей, а в них ясачных якутов 8245 человек, в том числе умерших 1546. В Якутском уезде в целом оказалось «ясачных якутов, тунгусов и юкагирей 12 236 человек, в том числе мертвых и (побитых1549 человек, а оклад на них на всех ясаку и поминков 461 сорок, 12 соболей, шуба да 49 пластин собольих, 2 лисицы бурых, лисица краснобурая, 11 лисиц чернобурых, 52 лисицы сиводущатык, 6284 лисицы красных, шуба лисья»48. Таково вкратце содержание «росписи». 

Многие чертежи русских землепроходцев, а также карты 1667 и 1672 гг. рано становятся достоянием западноевропейских писателей. Так, например, карта П.И. Годунова (1667 г.) скопирована шведами Э. Пальмквистом и К.И. Прютцом. Известно также, что эта карта через дьяка Сибирского приказа А.А. Виниуса попала Н.К. Витсену. Следы использования последней карты заметны и у Э.И. Идеса 49 

Желающие бесплатно скачать «Чертежная книга Сибири» С.У. Ремезова (PDF, размер файла 737 Мб, архив 7-Zip), могут это сделать по ссылке:

Скачать 

В дальнейшем, в конце XVII в., картографические работы по Сибири, касающиеся Якутского уезда, представлены трудами выдающегося русского ученого С.У. Ремезова. Таковы его атласы «Чертежная книга Сибири», «Хорографическая чертежная книга», «Служебная чертежная книга». Они составили целую эпоху и подводили итоги всему картографическому достижению XVII в. в Сибири. 

Выше говорилось о челобитных якутов. В них отражены жалобы на притеснения русских служилых людей, сборщиков, а также жалобы якутов друг на друга, сопровождавшиеся судебным разбирательством. 

48 ДАИ, т. VI, стр. 403 — 408. 

49 А.В. Ефимов. Указ. соч,, стр. 74 - 75. 

Споры возникали по различным имущественным вопросам. Они касались земли, скота, одежды и т. д. Есть и судебные дела, возникшие в связи с челобитными о возвращении калыма и приданого. Они раскрывают дельные стороны семейнобрачных отношений. Но в то же время такой источник, как и выше названные, оставался доступным только приказным кругам. Его тоже условно можно включать в историю этнографии50. Из источника можно узнать, что в 1654 г. возник спор «О сенных покосах» между Нокочо Чермоковым и холопами Девуна. Ясачный якут Мегинской волости Нокочо Чермоков жаловался на «девуниных холопов на Домолта Карелкуева, да на Енекая Бопуева, да на Чюдара Някыева», что «государь, во 162 г. июля в 23 день они, Домолто с товарыщи, отняли у меня, сироты твоего, 4 луга сенных покосов. Да они ж, Домолто. с товарыщи, били у меня, сироты твоего, холопа моего Курдюгея Ембонова и пальмами ево трех местах голову просекли и правую руку прокололи. А же, государь, луга мои, а кошу на тех лугах лет з десять»51. 

Этот, казалось бы, сам по себе незначительный факт говорит о многом. Он показывает, что сенные угодья уже с начала XVII в. начали переходить в индивидуальное пользование отдельных семей. Из документа видно, что были «холопы», находившиеся в какой-то зависимости от своих хозяев. 

В июне 1640 г. ясачный Намской волости Чигинайка Тюбяков жаловался на якутов Одейской волости Олдека «с товарыщи»: «И наехали те одеиские мужики Олдек да Толко с товарыщи и того Кузагалка те одеиские мужики кольем скололи до смерти, а за братом моим погнались и неведомо того брата моего убили, неведомо жив. Да брата ж моего Буялная взяли его жену, да 4 коня, да 5 кобыл, 3 жеребенки и 5-я без жеребенка». Аналогичное содержание имеет челобитная ясачных якутов Бетунской волости Дыгинчи и Толноутовых детей на якутов Одугейской волости Куннеса и Треку и Чачюевых детей «с родники своими». Последние обвинялись в том, что они приезжали «войною и отогнали скота рогатого коров больших и малых 23 скотины неведомо за что» 52. Б. Маданов жаловался на Успецкого князца Амура Каскова и его улусных людей, отогнавших «22 кобылы да 3 коня езжалых»53. 

50 С.А. Токарев. История русской этнографии (дооктябрьский  период). М, 1966, стр. 57. 

51 КПМГЯ, стр. 210. 

52 Там же, стр. 203. 

Таким образом, и после присоединения Якутии к Русскому государству имели место случаи столкновений между различными племенами, родами и семьями. Понятны и жалобы Ч. Тюбякова, Дыгинчи и Толноутовых и Б. Маданова. Русские власти, заинтересованные в максимальном сборе ясака, строго пресекали проявление традиций «кыргыс уйэтэ», т. е. периода междоусобных войн. 

В феврале 1654 г. якут Метиской волости Чугунка Бодоев сын потребовал возвращения калыма от отца жены, якута Кангаласской волости Тору Оттуева: «...во 162-м году зимою отпустил я сирота твой жену свою Мутуя к нему Торе, к тестю своему, в гости, и он Тора ту мою жену, а свою дочь, мне, сироте твоему, не отдает неведомо за что, а цену, государь, за ево дочь ему, Торе, я, сирота, дал всю сполна: 11 кобыл да 10 коров, 7 лошадей, 2 быка да 10 скотин битого мяса вареного...» 54. 

В том же году Сергей Батуев также добивался возвращения калыма от Толки Торочеева: «...во 169-м году зимою заговорил я, Сергуйко, у него Толка жениться на сестре ево Санае, а калыму ему дал 2 коня, да кобылу, да быка, да корову, да вареново мяса 2 скотины, да убитого мяса 2 скотины же, да нога кобылья, да 15 стерлядей, да таймень. И в том же, государь, в 159-м году весною та ево Толкаева сестра Санай у него Толкая в юртах умерла, а животом моим тот Толкай скотом владеет и по сие время» 55. 

Эти примеры свидетельствуют о приниженном положении якутской женщины. 

Выше мы коснулись якутских тамг. По назначению знамена якутов в XVII в. можно разделить на две группы: тамги шаманов и тамги рядовых ясачных людей. Шаманской тамгой был рисунок бубна. Графически он изображался в виде диска, перечеркнутого крест-накрест. По сюжетам большинство знаков рядовых якутов представляли собой рисунки лошадей и луков. Интересен рисунок, изображающий лошадь, который сделал якут Батулинской волости. Лошадь изображена с полным седельным набором и уздечкой. Седло имеет высокие переднюю и заднюю луки и стремена. Якуты Намской волости в качестве знамен нарисовали копье и колчан со стрелами. Рисунок хорошо передает форму колчана 56 

53 КПМГЯ, стр. 205. 

54 Там же, стр. 207. 

55 Там же, стр. 206. 

56 Ю.Б. Симченко. Тамги народов Сибири XVII века. М 1965, стр. 185 — 189. 

Историко-этнографические данные о якутах в сообщениях иностранных писателей 

В изучении истории и этнографии Якутии важное место занимает воспоминание польского пленника шляхтича Адама Каменского-Длужика. 20 октября 1657 г. он попал в плен недалеко от Могилева. В январе 1658 г. вместе с другими однополчанами был привезен в Москву, и уже в середине февраля того же года он был сослан в Сибирь. В ссылке он находился долго. Только после Андрусовского перемирия, заключенного между Россией и Речью Посполитой 30 января 1667 г., А. Каменский возвратился на родину и написал воспоминание о пребывании в Сибири. Оно было опубликовано в 1874 г. ксендзом Н. Марианским в Познани и долго оставалось вне поля зрения наших отечественных исследователей. Статью о нем совсем недавно напечатал ленинградский историк  Б.П. Полевой57. 

А. Каменский в своем сочинении описал жизнь, занятия и обычаи многих народов Сибири и Дальнего Востока: вогулов, остяков, татар, тунгусов, якутов. Описанию культуры якутов он отводит довольно значительное место. Об их занятиях Каменский пишет следующее: они «имеют большие табуны коней и более всего — белых. Скота у них также достаточно. Разводят очень больших быков, носы у которых проколоты как у медведей. Есть у них также и коровы. Все ездят на них, а едят коней...» 58 

Среди якутов широко практиковалась и охота на дичь. А. Каменский удивлялся «неслыханному множеству зверей и птиц», «но язычники, — продолжал он, — не умеют их готовить. Самое большое — перья ощипают. У кого есть котел — тот варит, у кого нет — тот парит в квашнях или в корытах без соли». 

Мясо и молоко, судя по описанию А. Каменского, составляли тогда главный рацион в питании якутов: «...хлеб едят в торжественных случаях, а мясо едят как хлеб, и рыбу с ягодами, Дичь живущую там в огромном числе... Пьют они и молоко кобылье». 

Интерес представляет описание мужской и женской одежды якутов, имевшей необычный вид. Так, мужчины носили «капюшоны с журавлиными перьями» и «ходили в оленьих и воловьих шкурах шерстью к телу, а другая шкура навыворот» 59. 

57 П. Полевой. Забытый источник сведений по этнографии Сибири XVII века (О сочинении Адама Каменского-Длужика). «Советская этнография», 1965, № 5 

58 Там же, стр. 126 

А женщины были «в тонких оленьих шкурах вместо рубах, в собольих капюшонах, атласных платьях, соболем подшитых, но без рубах, разве лишь на торжественные праздники они надеты на них». Женщины любили наряжаться. Так, по описанию, они «в ушах носят серьги великие, как тарелки, серебряные, на  лбу носят круги, а на шее серебряные и медные обручи» 60. 

В бытность А. Каменского якуты для своих нужд кустарным способом выплавляли железо высокого качества. «Железо, — писал он, — собирают по ленским берегам кучами, и оно хорошее, как сталь, но в ремесленниках нехватка, а потому справляются с ним как могут» 61. Кроме железа, им были знакомы и другие металлы, в том числе, серебро, медь, из которых изготовлялись различные женские украшения. 

Ценность сообщений А. Каменского заключается в том, что они описаны автором, лично побывавшим почти сразу после прихода русских на Лену и продолжительное время жившим среди якутов, сохранявших тогда еще свою древнюю культуру. Проверка и сопоставление данного описания с другими подобными наблюдениями более позднего времени, а также с материалами археологических раскопок (Г.А. Сарычев 62, Е.Д. Стрелов63, И.В. Константинов64) подтверждают в целом добросовестность автора. Вместе с тем в некоторых случаях он дал пристрастную характеристику якутам. Будучи католиком, А. Каменский отрицательно относился к их духовному миру и заявлял: «Ни в чем не видят греха. Ни бога, ни веры» 65. Такое утверждение говорит о том, что ему не удалось достаточно близко познакомиться с внутренним миром якутов, понять их верования. 

Исследователям следует иметь в виду то, что воспоминания А. Каменского опубликованы только спустя два столетия, и они широким кругам читателей оставались малоизвестными. 

59 Б.П. Полевой. Забытый источник сведений по этнографии Сибири XVII века, стр. 126, 129. 

60 Там же, стр. 126, 128 — 129. 

61 Там же, стр. 126. 

62 Г.А. Сарычев. Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану. М., 1952. 

63 Е.Д. Стрелов. Одежда и украшение якутки в половине XVIII в. (По археологическим (материалам). «Советская этнография», 1937, № 2 — 3. 

64 И.В. Константинов. Материальная культура якутов в XVIII веке. (По материалам погребений). Якутск, 1971. 

65 Б.П. Полевой. Забытый источник по этнографии Сибири XVII века, стр. 126. 

В свое время краевед М.А. Кротов, правда с осторожной оговоркой, считал иностранцем, впервые посетившим Якутию, Ж.Б. Лессепса 66. Теперь же следует считать А. Каменского. 

Другим ранним автором, коснувшимся темы о Якутии, был Юрий Крижанич 67, уроженец Хорватии, католический священник. 

Как известно, он прибыл в Москву в 1659 г. При этом преследовал цели осуществления унии католической церкви с православной и объединения славян. Однако в Москве его деятельность сочли подозрительной, и в 1661 г. он был отправлен в ссылку в Сибирь, где находился до 1676 г. Прожив в Тобольске 15 лет, Ю. Крижанич собрал много сведений по этнографии и истории народов края. До нас дошло около 10 его сочинений, наиболее важным из которых является замечательная во многих отношениях статья «История Сибири» 68. 

«История Сибири», являясь самостоятельной работой, не носит следов заимствования или компиляции, столь характерных для писателей того времени. Основным источником, из которого черпал автор свои сведения, служили свидетельства очевидцев. Как образованный человек своего времени Ю. Крижанич был знаком также с трудами других авторов. 

Ю. Крижанич Сибирь делит по географическому расположению на «три климата», т. е. на три экономико-географические зоны: «Первый климат, омываемый Ледовитым морем, — северный; здесь не произрастают ни плоды, ни овощи, зато отсюда получаются шкурки соболей и чернобурых лисиц... Здешние жители не знают другой пищи, кроме рыбы и оленьего мяса, почему и живут исключительно по берегам рек». Второй климат — средний, — богат плодородной землей, населен городами и обладает строевым лесом, нужным для построек. Здесь жители занимаются земледелием69. 

66 М.А. Кротов. Иностранцы в дореволюционной Якутии. «Сборник научных статей Якутского республиканского краеведческого музея им. Ем. Ярославского», вып. IV. Якутск, 1966, стр. 143 — 144. 

67 А.Г. Брикнер. О сочинениях Юрия Крижанича. «Русский вестник», 1887, № 6; С. А. Белокуров. Юрий Крижанич в России. М., 1906; А.И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири. XVII век, 1вып. 1. М.— Л., 1960. 

68 Как сообщает М.П. Алексеев, статья Ю. Крижанича «История Сибири» впервые опубликована Г.И. Спасским («Повествование о Сибири. Латинская рукопись XVII века, изданная с российским переводом и примечаниями». СПб., 1882). Позже она переиздана А.А. Титовым в сборнике «Сибирь в XVII веке» и М.П. Алексеевым в кн.: М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Приложение II. Авторство статьи «История Сибири» впервые было установлено П.А. Бессоновым в 1882 г. в газетной заметке («Новое время», 18 апреля 1882). См.: М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Приложение II, стр. 552. 

Третий климат — степной, где господствуют песчаные и солонцеватые почвы с большим количеством соленых озер и низкой травой. Там жители занимаются скотоводством70. 

В работе наряду с другими сведениями о Сибири вообще имеются краткие сведения о якутах. Ленский край был известен автору как очень богатый, откуда «получаются лучшие шкуры соболей и чернобурых лисиц». Он также отмечал безудержную эксплуатацию местных жителей представителями царской власти. Ю. Крижанич, говоря вообще о северной Сибири, писал: «В крае этом живет мало москвитян, кроме городов Березова, Туруханска и Лены и других; но отсюда посылают из городов ближайшего климата стрельцов для сбора царской подати. Эти сборщики задаривают ничтожными подарками бедняков-туземцев и за это, кроме подати, получают от них собольи меха; туземцы же получают от них иголки, крючки, ножи, топоры и проч.» 71 

Ясак он рассматривал как слишком примитивную, хищническую форму эксплуатации, поэтому рекомендовал заменить его торговлей. Требование Ю. Крижанича о замене ясака торговлей для того времени было прогрессивным, поскольку оно открывало пути к некоторому развитию края72. 

Ю. Крижанич собрал более достоверные сведения о плаваниях русских казаков на севере и востоке. В его время о походах С.И. Дежнева и совершенном им открытии в просвещенных кругах московского общества ходили неопределенные слухи, а позднее были вовсе забыты. «Воины Ленской и Нерчинской области утверждают, — писал Ю. Крижанич, — что к востоку нет никакой твердой земли и что сказанные моря (Северный Ледовитый и Тихий океаны.— В. И.) ничем друг от друга не отделены...»73. Здесь не названо имя С.И. Дежнева, но именно только о нем могла идти речь. 

Касаясь Ленского края, Ю. Крижанич опирается на свидетельства казаков, воевод и других, с которыми он сам лично беседовал. «Я лично видел того, — сообщает он, — кто первый воздвиг крепость на берегах Лены и обложил податью именем своего царя»74. Здесь, видимо, речь идет о П. Бекетове — основателе Якутска. 

69 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Приложение II, стр. 555. 

70 Там же, стр. 556; В.Г. Мирзоев. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века, стр. 175. 

71 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских Путешественников и писателей, стр. 555. 

72 В.Г. Мирзоев. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века, стр. 181 — 182. 

73 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 564 — 565, 

Таким образом, в очень кратких, отрывочных заметках, касающихся Якутии, Ю. Крижанич отмечал богатства края, неэквивалентный характер обмена с местным населением со стороны сборщиков ясака, собрал сведения о плавании С.И. Дежнева. Представляют интерес заметки Ю. Крижанича о будущем развитии Сибири. В некотором смысле его высказывания совпадают с программой петровских реформ не только для России, но и для Сибири73. 

Сведения Ю. Крижанича о северо-восточной части Сибири рано проникли в западноевропейскую литературу. Известно, что автор «Северной и Восточной Татарии» Н.К. Витсен сделал много заимствований из трудов Ю. Крижанича. 

Филипп Авриль, французский иезуит, дважды посетил Россию (в 1687 и 1688 гг.) с целью добиться разрешения на проезд в Китай оба раза получил отказ. Во время своего пребывания в России и Польше настойчиво собирал сведения о Сибири и путях в Китай. Собранные материалы позволили ему издать книгу (Париж, 1692 г.). Книга быстро приобрела известность и была переведена на голландский (1694 г.), русский (1698 г.), немецкий (1705 г.) языки. 

В книге Ф. Авриль несколько строк уделил наряду с другими народами Восточной Сибири и якутам. «Кроме тех родов татар, о которых я говорил, — писал он, — есть еще другие, называемые: остяки, братские, якуты и тунгусы... Но как у всех сих народов одинаковая физиономия и один язык с калмыками, то и должно полагать, что они суть разные отделившиеся орды от калмыков...» 76 Здесь Ф. Авриль правильно указывает на язык, с помощью которого можно многое понять в этногенезе народов. Правда, он допускает ошибку, когда тюркоязычные народы смешивает на основе одинаковости «физиономии» с остяками, тунгусами, принадлежащими к другой семье языков. 

В трудах А. Каменского, Ю. Крижанича, Ф. Авриля вкраплены сведения о якутах, позволяющие судить о некоторых сторонах их древней культуры. Сведения эти отрывочны и неполны. Но и они свидетельствуют о возросшем интересе в литературе к народам далекой и таинственной окраины Российского государства. 

74 Там же, стр. 555. 

75 В.Г. Мирзоев. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века, стр. 185. 

76 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 458. 

Указанные авторы стояли у истоков зарождения историко-этнографических  знаний о якутах. 

В записках Э.И. Идеса впервые было поднято в литературе и дано краткое освещение ряда вопросов материальной и духовной культуры якутов. 

Эбергард Избрант Идес (1657 — 1708) 77, голландец, родился в г. Глюкштадте в Голштинии в семье мелкого торговца. В 1677 г. совершил свое первое плавание в Архангельск и с тех пор беспрерывно торговал с Россией вплоть до 1692 г., причем с 1687 по 1692 г. почти безвыездно жил в Москве, где как крупный коммерсант входил в высшие круги, близкие к Петру I. Он был лично знаком с царем и его приближенными. Большие связи обеспечили ему путешествие с важным поручением в Китай 78. 

Однако самым важным для нас результатом этого посольства было то, что Э.И. Идес описал свой путь, начертил карту, собрал сведения о хозяйстве и быте народов Сибири: коми, вогулов, остяков, тунгусов, бурят, якутов и других. 

Отрывки его записок начали печататься в Западной Европе уже тогда. Полное издание записок впервые вышло под редакцией Н.К. Витсена в Амстердаме в 1704 г. Русский перевод был сделан Н.И. Новиковым 79. 

Э.И. Идес дал яркое описание одежды якутов того времени: «Они носят одежду, составленную из кусков меха различного цвета, образующих странную смесь. На швах и вокруг всей одежды господствует обшивка из шерсти белого оленя, шириной в руку; одежда открыта с обоих боков и сделана вроде как бы по немецкой моде... Обычай носить рубашку им незнаком»80. Несколько необычным был и внешний вид якутов. «Народы эти, — отмечал Э.И. Идес, — носят длинные волосы, свисающие до плеч»81. 

77 Н.Н. Бантыш-Каменский, Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792-й год. Казань, 1882; К.В. Базалевич. В гостях у богдыхана. Л., 1927; А.И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири, вьш. 1. XVII век; Идес И. и Бранд А. Записки о русском посольстве в Китае (1692 — 1695). М, 1967. 

78 П.Т. Яковлева. Русско-китайская торговля через Нерчинск накануне и после заключения Нерчинского договора (1689 г.). Кн.: «Международные связи России в XVII — XVIII вв. (Экономика, политика и культура)». М., 1966. стр. 139. 

79 «Древняя Российская Вивлиофика», 1788, VIII, IX. 

80 Цит. по: М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 529. 

81 Там же, стр. 527 — 628, 

Он коснулся семейно-брачных отношений якутов, у которых в то время наряду с моногамной семьей было распространено и многоженство. Каждый якут мог «иметь столько жен, сколько он может прокормить»82. Таким образом, многоженство было связано с материальным достатком и богатством. 

Автор кратко описал древний якутский ысыах (праздник) и церемонию, соблюдавшуюся при этом. «У них, — писал Э.И. Идес,— в году всего лишь один праздник, они празднуют его весной с большой торжественностью. Церемония состоит в том, что они разжигают большой костер и поддерживают его во все время, пока длится праздник»83. 

На, ысыахе якуты применяли кумыс в качестве «возлияний, которые они, один за другим, приходят выливать в огонь с восточной стороны. Этот кумыс представляет собой водку из молока, которую они обычно употребляют». О верованиях якутов Э.И. Идес говорит общими словами: «Они убеждены в существовании некоего бога в небе, которому считают себя обязанными своим имуществом, женами и детьми». 

Судя по описанию, якуты были знакомы с зачатками народной медицины, ибо они, будучи «сильно подвержены болезни скорбуту», владели «секретом излечиваться от него в короткий срок, кушая в сыром виде какую-то рыбу и натираясь» какой-то смолой. 

Относительно погребальных обычаев Э. И. Идес пишет: «Когда кто-либо из них умирает, ближайший из его родственников принужден быть погребенным совершенно живым рядом с умершим» 84. Подобные сведения о захоронениях с человеческими жертвами мы находим и у других ранних писателей. Рассказы о них бытуют и в устном народном творчестве. Однако удивительно, что археологи пока еще не обнаружили захоронений подобного типа, относящихся к XVII в. Очевидно, дело в каких-то особых обрядах, тайна которых еще не разгадана. Жертву могли хоронить не в одной могильной яме с покойником-господином, а в другой, расположенной рядом и т. д. 

Конечно, Э.И. Идес в работе допускал отдельные ошибки, проистекавшие от его недостаточной осведомленности. 

Э.И. Идес впервые в литературе выдвинул гипотезу о южном происхождении якутов, собрал краткие сведения об их хозяйстве, быте и нравах. Таким образом, он положил начало якутской историографии. 

82 Там же, стр. 529. 

83 Там же, стр. 530. 

84 Там же, 528 — 529. 

На эту его роль указал Г.П. Башарин85. Труд Э.И. Идеса получил в XVII — XVIII вв. широкое распространение. Н.К. Витсен, Ф.И. Страленберг, Г.Ф. Миллер и другие не только были с ним знакомы, но и пользовались им. 

Не менее интересные известия о якутах оставил друг Э.И. Идеса Н.К. Витсен. В основу его книги «Noord en Oost Tartarye» (Амстердам, 1692) легли многочисленные сведения о Сибири и ее отдаленных окраинах, собранные и накопленные русскими служилыми людьми и путешественниками, а также иностранными авторами XVII в. 

Бургомистр Амстердама Николай Корнелисзон Витсен (1641 — 1717) 86 по своей личной просьбе прибыл летом 1664 г. в Москву в свите голландского посланника Якова Бореля и, по словам М.П. Алексеева, «вернулся на родину через год (летом 1665 года)». В России Н.К. Витсен вторично не был и при своем посещении «побывал только в Москве»87. В.Г. Трисман уточнила, что он «находился лишь в течение четырех месяцев»88. Во время своего пребывания в Москве в 1664 г. Н.К. Витсен только начал собирать материал, вошедший впоследствии в его обширное сочинение о Восточной России. 

В настоящее время русские источники о монографии Н.К. Витсена хорошо изучены С.В. Бахрушиным 89, М.П. Алексеевым 90, В.Г. Трисман91 и др. Живя в Голландии, Н.К. Витсен получал огромное количество научных сообщений из России путем переписки. Особенно плодотворными в этом отношении были его связи с патриархом Никоном, думным дьяком А.А. Виниусом, сибирскими ,воеводами И.И. Салтыковым и П.И. Головиным, а также И.А. Мусиным-Пушкиным, Ю. Крижаничем и др. 

85 Г.П. Башарин. Обозрение историографии дореволюционной Якутии, стр. 6 — 7, 86 П.П. Пекарский. Наука и литература при Петре Великом, т. 1. СПб., 1862; И.И. Тыжнов. Обзор иностранных известий о Сибири 2-й половины XVII века. «Сибирский сборник». Приложение к «Восточному обозрению». СПб., 1887; В. Радлов. Сибирские древности, т. I, вып. 1. СПб., 1888; вып. 3. СПб., 1907; М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 427 — 428; А.И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1. XVII век; В.Г.Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век). Кемерово, 1963. 

87 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 427 — 428. 

88 В.Г. Трисман. Русские источники в монографии Н. Витсена «Северная и Восточная Татария». «Краткие сообщения Института этнографии», XIII. М., 1951, стр. 15 — 19. 

89 С.В. Бахрушин. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII ст. М., 1927. 

90 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 426 — 436. 

91 В.Г. Трисман. Русские источники в монографии Н. Витсена «Северная и Восточная Татария», стр. 15 — 19. 

Корреспондентские материалы Н.К. Витсен получал «из самой Татарии, из Москвы, Астрахани, Сибири, Персии, Грузии, Турции». «Даже из Индии, — не без гордости продолжает он, — получал я описания о жизни в странах востока и северо-востока Азии»92. 

Кроме того, Н.К. Витсен при написании своего сочинения пользовался трудами Э.И. Идеса, Ю. Крижанича, Н.Г. Спафария и других, делая из них обширные выписки, при этом не всегда указывая на источники. Собранный таким путем материал позволил Н.К. Витсену написать книгу «Noord en Oost Tartarye», вышедшую тремя изданиями в 1692, 1705, 1785 гг. в Амстердаме. Книга является плодом тридцатилетнего труда автора. 

В настоящее время перевод книги Н.К. Витсена по изданию 1705 г. с голландского на русский язык выполнен В.Г. Трисман. Перевод этот пока не опубликован. Он хранится в архиве Ленинградского отделения Института этнографии АН СССР. 

Определяя цели и задачи своего труда, Н.К. Витсен пишет: «В древности описание различных стран считалось нужным и важным делом. Ученые люди считали необходимым такие познания... Я избрал северные и восточные страны Европы и Азии, как наименее изученные» 93. Автор, таким образом, поставил перед собой задачу описания «наименее изученных» стран. И, действительно, ему удалось отчасти выполнить эту задачу. Он среди прочих народов северо-восточного региона Азии в своем сочинении дает некоторые интересные и любопытные сведения о якутах. Эти сведения заключены в главах «Тунгусия и прилегающие районы», «Сибирь» и в главе «Путеводитель». 

Н.К. Витсен, когда говорит о бурятах, полагает, что они татарского происхождения. В свою очередь якутов, по его данным, «считают одного происхождения с бурятами, основываясь на родстве их языков». «Считают, — продолжает Н.К. Витсен, — что эти народы (т. е. буряты и якуты. — В. И.) в древние времена из-за войн с калмыками из области Тобола или более отдаленных западных краев, были загнаны туда. Или же сами перешли туда ради большого простора»94. Н.К. Витсен имел немалый интерес к вопросу о происхождении якутского народа и к его древней истории. Только этим можно объяснить передачу им якутской исторической легенды, имеющей, очевидно, отношение к Элляю и Омогою.

92 Архив ЛО ИЭ АН СССР, кн. V, оп. 1, № 139 (142), стр. 1. 

93 Там же. 

94 Там же, стр. 66. 

«Они (якуты. — В. И.) напали, — пишет Н.К. Витсен — на бурят и украли у них скот и домашний скарб, поэтому буряты собрались, напали на них и многих убили и увезли в рабство. Якуты тогда убежали, бросили свои жилища и поселились на истоках реки Лены, после чего они в лодках спустились вниз по реке до области тунгусов, где они построили постоянные жилища, в то время как тунгусы сами оставались жить в лесах. И это происходило больше двух столетий назад» 95. 

Таким образом, Н.К. Витсен на основе добытых им материалов полагал, что прародина предков якутов находилась где-то на западе, затем они переселились в Прибайкалье, а оттуда после столкновений с бурятами вынуждены были переселиться на территорию, ныне занимаемую их потомками. При этом автор «Северной и Восточной Татарии» считает, что последнее переселение якутов произошло «больше двух столетий тому назад», т. е. в XIII — XIV вв. 

Гипотеза о происхождении якутского народа, выдвинутая еще Э.И. Идесом, следовательно, была не только поддержана, но и дальше развита. Схема переселения предков якутов с запада в Прибайкалье, а затем на север, высказанная Н.К. Витсеном, в целом соответствует, если отбросить частности, концепции советских историков (А.П. Окладников, С.А. Токарев и др.). При этом следует иметь в виду то, что Н.К. Витсен пользовался лишь фольклорным материалом, не прибегая к данным других наук, многие из которых, надо сказать, в то время только зарождались. Таким образом, в его высказываниях мы видим серьезную попытку объяснения происхождения якутского народа и его истории. 

Важно отметить, что довольно глухие данные Витсена о ссоре предков якутов с бурятами, послужившей, якобы, причиной переселения первых на современную родину их потомков, содержатся и в записках других авторов, хотя многие из них возможно даже и не были знакомы с книгой голландского исследователя. В этих данных сказывалось, очевидно, влияние других якутских фольклорных сюжетов, значительная часть которых либо, не сохранилась, либо дошла до нас в сильно трансформированном виде, но была зафиксирована ранними писателями, что делает их записи особенно ценными. 

Н.К. Витсен далее отмечал, что «у якутов много лошадей и скота, а у тунгусов в этих местах нет скота». В другом месте он пишет, что якуты «хорошие всадники и у них много тысяч лошадей» 96. 

95 Архив ЛО ИЭ АН СССР, кн. V, оп. 1, № 139 (142), стр. 72, 42 

Необходимо отметить, что в исторической литературе (1930-е годы) на основании неправильной трактовки последнего высказывания Н.К. Витсена допускались неверные выводы. Так, например, Г.В. Ксенофонтов пришел к выводу о наличии «в древнем якутском быту олигархических порядков и наследственного дворянства, составляющих особенности скотоводческого феодализма». Г.В. Ксенофонтов писал, что Н.К. Витсен «сообщает о владельцах многотысячных табунов конного скота... Такое сосредоточение в единичных руках живой собственности, несомненно, говорит о господстве в древнем якутском быту олигархических порядков и наследственного дворянства...»97. На деле, как показывает внимательное изучение точного перевода сочинения, Н.К. Витсен не говорит «о владельцах многотысячных табунов конного скота» и о «сосредоточении в единичных руках» этой «живой собственности» у якутов. Он просто пишет, что «у них (якутов. — В. И.) много тысяч лошадей», не приводя данных в чьей же собственности эти лошади находятся. Нам неизвестно, каким переводом пользовался Г.В. Ксенофонтов, и он не дает точной  ссылки  на   источник. 

Н.К. Витсен считал Ленский край очень богатой страной, которая, по его сведениям, «приносит ежегодный доход не менее 7000 рублей ценными соболями и черными лисицами» 98. В другом месте он вновь подчеркивает, что «это воеводство (якутское. — В. И.) считается самым богатым и доходным во всей Сибири»99. Мысль эта повторяется в сочинении неоднократно. Можно подумать, что в значительной степени интерес Н.К. Витсена к этой далекой «холодной стране» подогревался слухами и сообщениями о ее несметных богатствах. 

Вызывает интерес описание зимних и летних жилищ якутов. «Якуты живут, — пишет Н.К. Витсен, — зимой в хижинах, которые они окружают или огораживают деревом и землей. Но летом они живут в палатках из звериных шкур, связанных вместе березовой корой»100. Говоря о «палатках», Н.К. Витсен, вероятно, имел в виду широко в то время распространенные у якутов ровдужные и берестяные урасы. Однако скудость сведений не позволила  ему объяснить, чем была вызвана необходимость иметь летние жилища, существенно отличавшиеся от зимних. 

96 Архив ЛО ИЭ АН СССР, кн. V, оп. 1, № 139 (142), стр. 72. 

97 Г.В. Ксенофонтов. Ураангхай — сахалар. Очерк древней истории якутов, т. 1. Иркутск, 1937, стр. Г4. 

98 Архив ЛО ИЭ АН СССР, кн. V, оп. 1, № 139 (142), стр. 46. 

99 Там же, стр. 303. 

100 Там же, стр. 72. 

До сих пор в литературе существовало почти единодушное мнение, что тотемистические верования у якутов описаны впервые Ф.И. Страленбергом. Однако, как выясняется теперь, о якутских тотемах впервые писал Н.К. Витсен. «Они (якуты. — В. И.) разделяются, — пишет он, — на три секты: первые верят в орла, вторые поклоняются лебедю, а третьи почитают и поклоняются ворону. Каждый из них тщательно остерегается убивать птицу своей веры, ибо они верят, что тот, кто убивает птицу, которой они поклоняются, вскоре должен умереть»101. Данные Н.К. Витсена о тотемизме у якутов подтверждаются Ф.И. Страленбергом, В.И. Берингом и др. 

Исследования Н.А. Алексеева показывают, что каждый якутский род или каждое племя имели своего тотема-покровителя, считавшегося священным предком. В XVII — XVIII вв. главными тотемами были орел, лебедь, ворон 102. 

На основе корреспондентских материалов Н.К. Витсен одним из первых в литературе довольно подробно описывает шаманские камлания. Когда кто-нибудь болел или умирал, якуты «умоляли» шамана «заключить договор с дьяволом о том, сколько следует ему платить за здоровье или за уменьшение боли». Если шаман соглашался, начиналось его действие. «С распущенными волосами, — пишет Н.К. Витсен, — он во все горло кричит, ударяет в барабан, падает наземь и остается долгое время лежать замертво...» 103 

Н.К. Витсен в своем стремлении описать «наименее изученные» страны не ограничился добыванием материалов о центральных районах Якутии. В «Северной и Восточной Татарии» он кратко описывает природу ее северной окраины и население, живущее по берегам рек Яны, Индигирки, Алазеи и Анадыря. Подробно перечислил виды рыб, которыми были богаты эти реки. Края эти, по его сведениям, также были богаты дикими животными и птицами. Население жило там «только охотой за дичью и рыбной ловлей»104. 

Большой интерес представляет описание карты, выполненной на кедровой доске, которая была получена Н.К. Витсеном в конце XVII в. из Сибири. Судя по подробному ее описанию в монографии, эта была удачная попытка составить географическую и этнографическую карту Сибири. 

101 Архив Л О ИЭ АН СССР, кн. V, оп. 1, № 139 (142), стр. 72 — 73. 

102 Н.А. Алексеев. Традиционные религиозные верования якутов XIX — XX веков (Автореф. канд. дисс). М., 1967 

103 Архив ЛО ИЭ АН СССР, кн. V, оп. 1, № 139 (Г42), стр. 73. 

104 Там же, стр. 69. 

Как видно из описания, на ней были обозначены и народы Якутии. Интересную статью об этой карте опубликовала В.Г. Трисман 105. 

На карте была изображена вся Сибирь до крайнего северо-востока и часть Китая до Пекина. На ней были нанесены географические данные (реки, горы, леса, животные) и изображения народов, обитавших в различных областях Сибири, показаны их жилища, одежда, средства передвижения (олени и собаки с санками) и т. д. Н.К. Витсен пишет об этой карте следующее: «Сибиряки, во многих отношениях весьма не глупые. Мне прислали из Сибири — я не уверен, сделана ли она в Тоболе или в Енисейске — очень любопытную доску из одного куска дерева шириной в три с лишком пяди, а длиной в семь, на которой нарисована не только вся область Сибири, но и весь татарский край до крайнего востока и севера, вплоть до главного города Китая — Пекина. Эта доска охвачена плоской рамой в три дюйма, красиво зарисована цветами той страны, в том числе тюльпанами, розами и другими мне неизвестными, каждый в своей окраске. Сама эта доска гладкая и блестящая, как зеркало. Она, очевидно, покрыта каким-то туземным желтоватым лаком, несколько похожим на китайский лак с очень сильным блеском. Под этим прозрачным блестящим лаком изображена карта упомянутых областей. На ней естественно изображены горы, реки, леса, болота, животные, лошади, коровы, собаки и верблюды. Браты и другие северо-восточные народы изображены как живые в своей одежде, а также показано, как они продвигаются по снегу и по льду на плоских лыжах из дерева. Показана и форма зимних саночек с грузом, запряженных собаками и оленями. Горы, идущие по этим областям, там очевидно изображены с натуры... И эта географическая деревянная доска,— я считаю, что она сделана из кедра,— почти совпадает с моими картами106. Она хотя и небольшого размера, но охватывает много областей с немногими названиями или указаниями городов, деревень и местностей. При сравнении с этим, т. е. нашим, трудом, она подтверждает его правильность... 

К востоку от реки Енисея, вдоль берега или вблизи моря, а также на некотором расстоянии в глубь страны, к северу до большой реки Амура, все жилища изображены только в виде лачуг и палаток. 

105 В.Г. Трисман. О русской этнографической карте XVII века. «Краткие сообщения Института этнографии», X, 1950. 

106 Карта Н.К. Витсена воспроизведена в издании: Kramp F. G. Remarkable Maps of the XV, XVI and XVII centures. Amsterdam, 1897, IV. Дата составления — 1691 г. Как указывает А.В. Ефимов, Н.К. Витсен при составлении своей карты пользовался чертежами Сибири 1667 и 1672 гг. (А.В. Ефимов. Указ. соч., стр. 74 — 75). 

Видны изображения охотников, которые вооружены собаками и преследуют дичь на лыжах, проталкиваясь очень быстро вперед длинной палкой с.набалдашником или двумя набалдашниками, на каждом конце по одному. Но это делается на равнинах или покатых местностях, ибо через горы они вынуждены идти пешком. Другие изображены сидящими на маленьких санках, на корточках, на коленях, как портные. В санки запряжен олень, привязанный за рога или лямками через грудь к передней части санок. Мужчина, чтобы вести саночки, держит в руках длинную палку, которой управляет санками. Этой же палкой он подгоняет и оленя без повода...» 107 

Как видно, Н.К. Витсен располагал уникальной картой на кедровой доске, сделанной в Сибири. На карте были представлены изображения якутов и других народов северо-востока Сибири XVII в. Н.К. Витсен указывает, что они были изображены «к востоку от реки Енисея» и «к северу до большой реки Амура». Какова же судьба этой карты? «К сожалению, — пишет В.Г. Трисман,— эта карта в Голландии не обнаружена и ее считают потерянной»108. Это и понятно. Многое из редких вещей, которые Н.К. Витсен получал из России и других стран и собирал в своем музее, не сохранилось, так как после его смерти музей был продан с аукциона. Нет этой карты и среди отдельных вещей Н.К. Витсена, найденных у частных лиц и хранящихся ныне в Лейденском музее и в музее мореплавания в Амстердаме 109. По словам Н.К. Витсена, карта была сделана по приказу царя Алексея Михайловича и «заботами» сибирского губернатора П.И. Годунова110. 

Н.К. Витсен не прекращал своих занятий по изучению Сибири, в дальнейшем продолжая, например, неустанно собирать материалы о якутах. Свидетельством тому — его письмо от 24 сентября 1709 г. X. Куперу, в котором он пишет: «Путешествие Избранта было составлено мною и издано из материалов, которые он мне прислал. Он был моим другом, но умер. Я много узнал о жизни якутов. Большинство сведений о них получены мною после печатания моей «Татарии». Но я сомневаюсь, происходят ли там похороны живых, ибо мои сведения об этом не говорят. 

107 В.Г. Трисман. О русской этнографической карте XVIII века, стр. 54 — 55. 

108 Там же, стр. 54. 

109 В.Г. Трисман. Русские источники в монографии Н. Витсена. «Северная и Восточная Татария», стр. 17. 

110 Архив ЛО ИЭ АН СССР, кн. V, оп. 1, № 139 (142), стр. II. 

Избрант и сам не был в этой стране, но вероятно поверил этому с чужих слов, но я имею возможность точно выяснить это...» 111 

Некоторые авторы указывали на компилятивный характер сочинения Н.К. Витсена. И это верно. Да и сам Н.К. Витсен сознавал слабость своего труда, который, как он писал, «ученым и другим послужит стимулом совершенствовать и безошибочно показать в надлежащем свете то, что теперь у меня может быть еще туманно и беспомощно...»112 

Недостатки сочинения Н.К. Витсена были обусловлены отсутствием сколько-нибудь полных и надежных сведений о якутах. Вместе с тем следует отметить, что он поддержал гипотезу Э.И. Идеса о происхождении якутского народа. В его труде содержатся также отрывочные сведения о скотоводстве, охоте, жилищах, тотемах якутов. В нем затронуты и погребальные обычаи. Таким образом, в сочинении Н.К. Витсена содержатся ранние исторические и этнографические сведения о якутах. 

В числе тех, кто изучал прошлое якутов, оказались также пленные шведы, попавшие в Сибирь после Полтавского сражения и прожившие там продолжительное время. 

Известно, что после поражения под Полтавой 27 июня 1709 г. и капитуляции шведской армии у Перевалочны в России оказалось много шведских солдат и офицеров. Под Полтавой в плен было взято 3000, а у Переволочны — 1200 шведов113. 

В 1711 г. в Свияжске была сделана попытка к бегству пленных шведов. Большая часть заговорщиков была переведена в Сибирь. В одном только Тобольске находилось 800 — 900 офицеров 114. Среди них было много образованных людей, сыгравших значительную роль в изучении Сибири и ее отдельных окраин. 

В некотором смысле характерна в этом отношении книга неизвестного автора — шведа «Всеновейшее государство Сибирь большая и ранее малоизвестная провинция в Азии», вышедшая в свет первым изданием в 1720, вторым — в 1725 г. в Нюрнберге. 

111 Там же. Приложение № 30. Можно было бы подумать, что дополнительные сведения Н.К. Витсена о якутах, полученные им после напечатания «Северной и Восточной Татарии» (изд. 1692, 1705), были включены в изд. 1785 г., но это не так, ибо последнее издание является перепечаткой дополненного изд. 1705 г. 

112 Там же, стр. XII. 

113 «Всемирная история», т. V. М., 1958, стр. 379. 

114 Я. Грот. О пребывании пленных шведов в России при Петре Великом. ЖМНП, 1853, ч. 77, стр. 123. 

Во введении автор перечисляет имена Ф. Авриля, Э.И. Идеса, Н.К. Витсена и других, из трудов которых в книге приводит целые страницы, но только без указания на соответствующие источники. М.П. Алексеев, специально анализировавший содержание «Стата Сибирского», писал: «Этнографическая часть ее представляет собою компиляцию, главным источником которой были книги Витсена и известия Избранта Идеса. В частности, 20-я глава, специально посвященная бурятам, оказывается простым переводом соответственного места из путешествия Избранта» 115. Точно так же обстоит дело с отрывком о якутах (глава 14) 116. Сопоставление указанного отрывка с известием Э.И. Идеса показывает, что автор «Стата Сибирского» просто списал у Э.И. Идеса место, относящееся к якутам. Несмотря на то, что «Стат Сибирский», как компилятивное сочинение, не имеет самостоятельного историографического значения, в свое время оно пользовалось известным успехом в связи с повышенным интересом Запада к малоизвестным окраинам России. 

В изучение истории и этнографии якутского народа известный вклад внес другой швед — Ф.И. Страленберг. 

Филипп Иоганн Табберт фон Страленберг (1676 — 1747) 117, капитан шведской армии, 27 июня 1709 г. участвовал в кровопролитном сражении под Полтавой и попал в. плен. Некоторое время содержался в Москве, затем был переведен в Тобольск. В Сибири пробыл 13 лет. Проживая в Тобольске и позднее, находясь в экспедиции Д.Г. Мессершмидта, Ф.И. Страленберг с первых лет своего пребывания в Сибири начал энергично собирать материалы по географии, этнографии и истории края. В Тобольске он завязал полезные знакомства: лично виделся с Лоренцом Ланге, В.Н. Татищевым, знал и Григория Новицкого, познакомился с С.У. Ремезовым. Тобольск был центром Сибири, где многие встречались после торговых, военных и научно-исследовательских поездок. 

115 М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, стр. 531. 

116 Перевод отрывка 14-й главы о якутах из «Стата Сибирского» был сделай по заданию В.Н. Татищева и напечатан в кн.: Н.А. Попов. В.Н. Татищев и его время. М., 1861. 

117 Я. Грот. Указ. соч.; Н.А. Попов. Указ. соч.; Н.Ф. Катанов. Швед Филипп Иоганн Страленберг и его труд о России и Сибири. «Известия Общества археологии,  истории и этнографии при Казанском университете», т. XIX, вып. 2. Казань, 1903; М.Г. Новлянская. Филипп Иоганн Страленберг (Его работы по исследованию Сибири). М. — Л., 1966; Г. Ярош. Ф.И. Табберт-Страленберг — спутник исследователя Сибири Д.Г. Мессершмидта. «Известия Сибирского отделения АН СССР, серия общественных наук». Новосибирск, вып. 1, № 1, 1968. Перевод с немецкого М. Г. Новдянской, 

Ежегодно туда приезжали служилые и промышленные люди, бывали иногда и путешественники. Эти обстоятельства в значительной степени способствовали научным занятиям Ф.И. Страленберга. Через два года после своего приезда в Тобольск он составил карту Сибири, которая во время пожара 1715 г. была украдена вместе с другими его бумагами. В 1717 г. он составил новую карту, которую на этот раз отобрал у него губернатор М.П. Гагарин и пригрозил автору даже ссылкой на побережье Ледовитого океана, находя его занятия подозрительными. Однако угроза эта не подействовала на Ф.И. Страленберга; он снова составил карту Сибири и продал ее кому-то в России. 

Вскоре Ф. И. Страленбергу представился удобный случай непосредственно познакомиться с северными и южными районами Западной Сибири в качестве члена экспедиции Д.Г. Мессершмидта. Даниил Готлиб Мессершмидт весной 1718 г. по приглашению Петра I прибыл в Петербург. Ученый через год был направлен в Сибирь с целью изучения флоры и фауны этого края. В Тобольске он добился включения Ф.И. Страленберга в состав своей экспедиции. 

Экспедиция доктора Д.Г. Мессершмидта в 1723 г. обследовала районы низовья Енисея до Туруханска, и затем прошла по Нижней Тунгуске до Киренского острога и потом по Лене до Иркутска. В дневнике этого путешествия имеются сведения о природе, растительном и животном мире края. 

Во время своего путешествия Д.Г. Мессершмидт пользовался чертежами С.У. Ремезова, копии которых им были получены в Тобольске, он имел чертеж Якутского уезда, составленный также С.У. Ремезовым 118. 

Ф.И. Страленберг, как член экспедиции Д.Г. Мессершмидта, посетил Нарым, Абакан, Красноярск, Енисейск. 

После заключения Ништадтского мира в 1723 г. он выехал на родину. Здесь обрабатывал свои сибирские материалы, в результате напечатал карту  (1730). 

На карте Ф.И. Страленберга изображена Россия от ее западных границ до Тихого океана, где показан ландшафт территории всей страны и в том числе Якутии (показаны горные цепи между реками Леной и Яной, по берегам Алдана и Олекмы и т. д.). Очертания северо-восточной части Сибири на карте почти близки к современным. В ней указаны также районы расселения якутов, юкагиров, коряков, ламутов, чукчей и тунгусов (оленных и конных). 

118 А.И. Андреев. Изучение Якутии в ХУШ веке, стр. 4 — 5. 

По словам А.И. Андреева, смущает историков обилие деталей на данной карте, которых нет на других картах того времени, многие из них считали это «фантазией» Ф.И. Страленберга, в действительности они были заимствованы им из чертежей С.У. Ремезова, с которыми он был хорошо знаком. Карту Ф.И. Страленберга следует признать важным источником по географии, этнографии и истории Якутии119. Она высоко ценилась уже в то время. Ее вручили капитану В.И. Берингу при его отъезде в Первую Камчатскую экспедицию. Картой пользовался и В.Н. Татищев при написании своих научных трудов. Не расставался с ней и Г.Ф. Миллер 120. 

В 1730 г. в Стокгольме вышла книга Ф.И. Страленберга «Северная и восточная части Европы и Азии...». 

Ф.И. Страленберг, описывая исследуемый край, не соглашался с мнениями некоторых авторов, считавших, что северо-восточная часть Азии населена одними татарами. Он утверждал, что на указанной территории проживает много других народов, ошибочно причисляемых к татарам. Характерна в этом отношении его попытка дать классификацию народов северо-востока Азии на основе их языка, для чего он составил специальную таблицу Tabula polyglotta. В ней автор сопоставляемые 32 языка делит на 6 классов. Во втором классе отмечены языки тобольских, тюменских и туринских татар, якутов и чувашей. Из якутского языка взяты 60 слов — имен существительных и числительных. Все слова переведены на якутский язык, хотя, правда, качество перевода далеко от совершенства. 

Во второй части своего сочинения Ф.И. Страленберг приводит много сведений о якутах (на страницах 372 — 379) 121. 

Ф.И. Страленберг считал якутов «одним из сильнейших языческих народов Сибири», который делился, по его сведениям, на десять родов. Общую численность якутов он определил «до 30 000 человек» 122. Его занимали, как и других писателей того времени, вопросы происхождения якутского народа. 

119 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр, 7 — 8. 

120 М.Г. Новлянская. Филипп Иоганн Страленберг, стр. 68. 

121 Русский перевод отрывка о якутах из сочинения Ф.И. Страленберга впервые был сделан по заданию В.Н. Татищева я опубликован в кн.: Н.А. Попов. Указ. соч. Более точный перевод см.: «Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», 1893, т. XI, вып. 3. 

122 «Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», 1893, т. XI, вып. 3, стр. 242. 

При попытке решения их он пользовался фольклорным и лингвистическими материалами. «Они называют себя, — писал он, — саха от одного князя или правителя, которого они имели в древности. Но тот, который их вел, когда они отделились от бурят, которые живут при Байкальском море и с которыми они некогда составляли один народ, называется Депци Тархан Тэгин» 123. 

Объясняя родство якутов с другими тюркскими, а также монгольскими народами, Ф.И. Страленберг пользуется сравнительно-языковым методом: «Что касается их (якутов — В. И.) языка, то из моей Tabula polyglotta можно видеть, что он сходен с языком крымских татар и в этом с ними сходны буряты, киргизы и саянские татары — с тем исключением, что последние много говорят по-монгольски и по-калмыцки, потому что живут около и среди них» 124. Ф.И. Страленберг, как известно, плохо знал русский язык, поэтому его языковой материал страдает большими недостатками. Но постановка вопроса об использовании данных лингвистики для выяснения этнического родства народов является для того времени значительным достижением. 

Основное занятие якутов автор видел в разведении крупного рогатого скота. Было у них и табунное коневодство. Нерабочие лошади находились круглогодично на пастбищах. «В этих местах и у Якутска, — писал Ф.И. Страленберг, — имеется хорошая порода коней, довольно рослых и привыкших к тому, что пасутся всю зиму, сами отгребают снег, а также питаются лежащей под снегом травой, а также почками берез и осин, причем они тогда глаже и жирнее, чем летом, кроме того, что волосы у них тогда длиннее» 125. Крупный рогатый скот в зимнее время находился в стойловом содержании. Об этом Ф.И. Страленберг написал: «Их скотина стоит в избах или юртах»126. 

Ф.И. Страленберг дал краткое описание зимних и летних жилищ якутов. «Зимние дома их или юрты, — писал он, — сделанные из тонких балок, четырехугольны, покрыты сверху землей, с ямкою, через которую проходит дым». 

123 Там же. 

124 Там же, стр. 244 — 245. 

126 «Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», 1893, т. XI, вып. 3, стр. 243. 

А летние жилища напоминают, продолжает он, «колпак с сахарной головы и обложены берестой, которую они крашеными конскими волосами пестро убирают и вышивают». 

Пища якутов состояла в основном из мяса и молока. Хлеб употребляли редко, «потому что ни пашут, ни сеют, ни жнут». Стали употреблять и соль. 

Ф.И. Страленберг описал ежегодный праздник ысыах. Церемония этого праздника состояла из жертвоприношений лошадей и быков, головы которых «втыкали на колья». Здесь, по-видимому, зафиксированы какие-то остатки древнемонгольских конских жертвоприношений. Другой церемонией праздника являлось брызганье кумысом «в воздух и в огонь, где он потом и сгорает». 127 

Коснулся Ф.И. Страленберг и верований якутов. Своих жрецов, писал он, якуты называют ойуун (шаман). 

Внешним атрибутом шаманов являлись бубен и «платье, увешанное железом, подвесками и погремушками». Ф.И. Страленберг, по-видимому, независимо от Н.К. Витсена упомянул и тотемистические верования у якутов: «Каждый род считает священным какое-нибудь существо — лебедя, гуся и ворона»128. 

Ф.И. Страленберг был хорошо знаком с сочинением Э.И. Идеса и внес в него некоторые коррективы при описании погребальных обрядов у якутов: «Старейших слуг князя или его любовниц при его погребении уже не убивают, не погребают живыми. Говорят, однако, что в древности они имели такой обычай раньше, чем русские появились в стране». Отсюда видно, что обычай погребения слуг вместе с покойником-господином, отчасти сохранявшийся еще во времена путешествия Э.И. Идеса в Китай, в период пребывания Ф.И. Страленберга в Сибири уже исчезает. Ф.И. Страленберг впервые описывает и другие способы захоронений у якутов: «Своих усопших они погребают «не одинаковым способом. Знатные высматривают себе красивое дерево и заранее говорят: «Там я хочу лежать после смерти», — и с усопшим в гроб кладется кое-что из его лучших вещей. Некоторые просто кладут труп в лесу на помост, утвержденный на четырех столбах и покрывают его коровьей или лошадиной кожей. Другие зарывают умерших в землю. Большинство оставляет умерших в плотно заделанных юртах, из которых предварительно выбирают лучшие вещи, и убегают от них» 129. 

127 «Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», 1893, т. XI, вып. 3, стр. 243. 

128 Там же, стр. 242 — 243, 244. 

Отрывок говорит о том, что покойников из знатных хоронили с большими почестями, гробы с драгоценными вещами поднимали на арангасы, похороны бедняков были простыми — покойника клали на «помост» без гробов, закрывая его «коровьей или лошадиной кожей». Когда свирепствовали оспа, чума и другие болезни, умерших оставляли «в плотно заделанных юртах» и убегали прочь от населенных пунктов. Это являлось своеобразной мерой предосторожности от заражения болезнями. Особенно опасной считалась оспа130. 

В древности у якутов, очевидно, господствовал воздушный способ погребения — арангас, наряду с сожжением трупа. Последнее, вероятно, являлось архаичным достоянием древнейшей общетюркской и монгольской южной культуры и в ранних источниках упоминается очень редко. С приходом русских в основном способ захоронения изменился. Покойников стали заказывать в землю. 

Заканчивая описание, автор отметил, что он его не сделал обширным, но «позаботился о краткости для того, чтобы читатель нашел больше фактов и меньше слов» 131 

Ф.И. Страленберг свои материалы получал от шведских офицеров Буша и Мулина, некоторое время проживавших в Якутске, а также от якутских служилых людей. Кроме того, в одном месте сочинения он вспоминает свою беседу с одним якутом об обычаях юкагиров 132. Таким образом, теперь выясняются источники, на которые опирался Ф.И. Страленберг. Считаем уместным остановиться на них более подробно, так как в этом вопросе до недавнего времени существовала путаница. Г.В. Ксенофонтов считал, что Ф.И. Страленберг осведомлялся о якутах, «несомненно, из того же источника, откуда почерпнул свое сообщение Идес», т. е. у проживавших в Иркутске якутских служилых и торговых людей или казаков133. Другой историк К.И. Горохов писал: «Первые скудные сведения о тотемизме у якутов находим у Страленберга, путешествовавшего по Якутии в начале XVIII века»134. 

129 «Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», 1893, т. XI, вып. 3, стр. 244. 

130 Опустошительные эпидемии оспы среди них случались в 1681, 1691 и 1695 гг. В 1714 г. она докатилась до р. Анадырь, унося много человеческих жизней. 

«Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах», май, 1764, стр. 521. 

131 «Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», 1893, т. XI, вып. 3, стр. 245. 

132 Там же. 

133 Г.В. Ксенофонтов. Указ. соч., стр. 15. 

134 К.И. Горохов. Исследования и материалы участников Якутской (Сибиряковской) экспедиции ВСОРГО. в 1894 — 1896 гг. в области этнографии якутов, стр. 58. 

Однако Ф. И. Страленберг не был ни в Иркутске, ни в Якутии, так как он дальше  Енисейска не ездил. А первые литературные сведения о тотемизме у якутов имеются в сочинении Н.К. Витсена. 

Книга Ф.И. Страленберга «Северная и восточная части Европы и Азии...» вызвала оживленный интерес современников. Г.Ф. Миллер, неоднократно критиковавший ее, признавал: «Мне досадно, что приходится вступать в спор с этим человеком, который, впрочем, имеет много заслуг, сообщив немало сведений, которых без него мы не имели бы» 135. Другой современник Ф.И. Страленберга В.Н. Татищев тщательно изучил книгу и сделал к ней в 1732, а затем в 1737 г. свои «Примечания» 136, В.Н. Татищев считал, что многие погрешности, допущенные в сочинении, произошли от недостатка достоверных сведений, а также от недостаточного знания русского, татарского, монгольского и других языков 137. Он предложил 147 исправлений слов, неверно переданных Ф.И. Страленбергом, а также сделал 225 примечаний по существу содержания. 

Такое суровое критическое отношение было вызвано отдельными недостатками сочинения Ф.И Страленберга. Автор в нем иногда приводил необоснованные суждения. Люди, писал он, «которые умирают в Якутске, оставляются на улицах на растерзание собакам». Также невероятным является и его высказывание о том, что будто якуты «так аппетитно едят, что 4 человека истребляют целую лошадь»138. Подобные абсурдные утверждения встретили решительный протест уже со стороны современников. 

Так, например, В.Н. Татищев в своих замечаниях, касаясь высказывания, будто умершие в Якутске оставляются на растерзание собакам, писал: «Сие невероятно, чтобы воеводы допустили». 

Впервые в литературе по якутоведению сочинением Ф.И. Страленберга пользовался Г.В. Ксенофонтов в связи с попыткой решения им проблемы происхождения якутского народа. Он высоко оценил труд Ф.И. Страленберга. 

135 Цит. по кн.: М.Г. Новлянская. Филипп Иоганн Страленберг, стр. 85 

136 БАН СССР, отдел рукописей, 17.9.7; ААН, ф. Ill, on.  1, № 384;  ГПБ, Эрмитажное собрание, 541, I,№ 4. 

137 А.И. Андреев. Переписка В.Н. Татищева за 1746 — 1750 гг. «Исторический архив», 1954, № 6, стр. 159. 

138 «Изв. Общества археологии, истории, этнографии при Казанском университете». 1893. т. XI, ЕЫП. 3, стр. 243 — 244. 

139 В.Н. Попов. Указ. соч., стр. 713. 

«Это первый по времени историк якутов, — писал Г.В. Ксенофонтов, — фольклорист и лингвист, пожалуй, заслуживающий звания «отца научной якутологии», по какой-то несправедливости судьбы оказался забытым» 140. Действительно, Ф.И. Страленберг сыграл значительную роль в зарождении исторических знаний о якутах и оказался почти забытым. Но вряд ли можно согласиться с преувеличенной оценкой, данной ему Г.В. Ксенофонтовым, который назвал его «отцом научной якутологии». 

Труды С.У. Ремезова и И.К. Кирилова 

Жизни и деятельности Семена Ульяновича Ремезова посвящено несколько статей в дореволюционных изданиях141. Особенно плодотворно стала изучаться эта тема в советское время142. 

Не умаляя значения работ других авторов, укажем на труд А.И. Андреева, благодаря которому значительно расширялись наши представления о жизни и деятельности С.У. Ремезова 143. Л.А. Гольденберг — ученик А.И. Андреева — написал монографию «Семен Ульянович Ремезов. Сибирский картограф и географ» (М., 1965). Автор в результате большой работы над архивными материалами внес много нового и ценного в освещение проблемы. Он уточнил биографические данные С.У. Ремезова, дополнил новыми сведениями очерк о жизни и деятельности этого крупного ученого. Много сделал и В.Г. Мирзоев впервые рассмотревший научную деятельность С. У. Ремезова не только как этнографа, но и как историка Сибири 144. 

140 Г.В. Ксенофонтов. Указ. соч., стр. 21 — 22. 

141 Г.Н. Потанин. Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 г. ЖМНП, 1883, ч. 227; Я.Я. Оглоблин. Источники чертежной книги Сибири Семена Ремезова. «Библиограф», 1891, № 1; он же. К биографии С. Ремезова. «Библиограф», 1892, № 10 — 11; А.В. Григорьев. Подлинная карта Сибири XVII в. (Работы Семена Ремезова). ЖМНП, 1907, ч. II; С.В. Бахрушин. Туземные легенды в «Сибирской истории» С.У. Ремезова. «Исторические известия», 1916, № 3 — 4. 

142 А.И. Андреев. Этнографические труды Семена Ремезова о Сибири XVII века. «Советский Север», 1938, № 1; он же. Труды Семена Ремезова по картографии и этнографии Сибири XVII — XVIII вв. «Проблемы источниковедения», т. III. M., 1960; Ф.А. Шибанов. Картографические труды Семена Ремезова. «Ученые записки ЛГУ», серия геогр. наук, 1949, вып. 5; М. Колобков, С. Кожевников. «Чертежная книга Сибири». «Сибирские огни». Новосибирск, 1951, № 2; М.И. Казанин. Об одной надписи на карте в «Чертежной книге Сибири» С. Ремезова. «Страны и народы Востока», вып. 1. М., 1959; Л.А. Гольденберг. «Хорстрафическая чертежная книга Сибири» С.У. Ремезова. «Вопросы истории», 1962, № 6. 

143 Л.И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири. XVII век, вып. 1. 

В результате перед нами встает незаурядный облик талантливого ученого, горячего патриота земли сибирской, сделавшего много для изучения истории родного края. 

С.У. Ремезов (1642 — после 1720 г.) родился в семье тобольских служилых людей. Дед его, Моисей (Меньшой Ремезов) за какие-то «провинности» был сослан в 1628 г. из Москвы в Тобольск. Ремезовы принадлежали к тобольской служилой верхушке, близкой к воеводам. Так, Моисей Ремезов был в близких отношениях с тобольским воеводой И.И. Салтыковым, а позже его сын Ульян Ремезов — с воеводой П.И. Годуновым, составителем чертежа Сибири 1667 г. С отцом Семена Ремезова были знакомы и выдающиеся люди того времени, в том числе Юрий Крижанич. 

Город Тобольск был в то время оживленным центром культурной жизни Сибири. В Тобольск, столицу Сибири, приезжали и бывали здесь проездом служилые и промышленные люди, путешественники, купцы и представители разных народов, в том числе якуты. В нем побывали поляки, шведы, немцы и др. Вся эта обстановка не могла не отразиться благоприятным образом на творческой деятельности Семена Ремезова. 

С.У. Ремезов, как ученый-самородок, сочетал картографическую деятельность с работой B области географии, этнографии и истории Сибири. Но многое из написанного им безвозвратно утеряно. Некоторая часть того, что сохранилось, известна по позднейшим спискам и в фрагментах. Поэтому восстановить его многогранную научную деятельность во всем объеме представляется почти невозможным. Но и то, что разыскано и исследовано, дает нам яркую картину комплексных исследований С.У. Ремезовым всей Сибири, не исключая и ее отдаленных окраин, в том числе и Якутии. 

С.У. Ремезову принадлежат картографические атласы «Чертежная книга Сибири» (1701 г.), «Хорографическая чертежная книга» (1711 г.), «Служебная чертежная книга» (1730 г.). 

По-видимому, С.У. Ремезов поддерживал непосредственные связи и с Якутией. Об этом говорят следующие факты. 

16 декабря 1700 г. в Тобольске проездом появился якутский пятидесятник Владимир Атласов. Узнав об этом, С.У. Ремезов немедленно подал челобитную воеводе с просьбой списать «у того десятника скаски, какову он дал в Якуцку о тамошних краях, где он был». 

144 В.Г. Мирзоев. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века, стр. 152 — 164. 

«Скаски» В. Атласова нужны были ему как новейшие данные для составления «чертежа всей Сибирской земли», ибо, «не осведомясь подлинно, в тех чертежах какой неправды не написать». Воевода М.Я. Черкасский в отписке в Сибирский приказ рассказал, что он распорядился по настоянию С.У. Ремезова вскрыть ящик с документами, опечатанный якутской печатью, а также «скаску описать, и тот список отдать ему, Семену, для письма и свидетельства чертежей». Н.Н. Оглоблин, опубликовавший отписку М.Я. Черкасского, справедливо замечал, что С.У. Ремезов, несомненно, лично видел и беседовал с «Камчатским Ермаком», который прожил тогда в Тобольске до 30 декабря 1700 г.145 

Как известно, свою «Чертежную книгу Сибири» С.У. Ремезов с помощью своих сыновей закончил к 1 января 1701 г. И этот свой главный труд он отправил в Москву с якутским служилым человеком, ехавшим с ясачной казной, минуя официальную инстанцию — тобольскую приказную палату и обходя воеводу М.Я. Черкасского. 

По этому поводу С.У. Ремезов показал следующее: «Чертежи всей Сибири, которыя по указу великого государя велено ему, Семену, делать из Сибирского приказа, по указам зделаны. И послал де он, Семен, те чертежи к Москве в Сибирский приказ с якутским служилым человеком с Ывашкой Сосниным, которой послан к Москве в провожатых за якутскою ясашною казною в ноябре месяце 10 числа прошлого, 701-го году»146. Отправка С.У. Ремезовым «Чертежной книги Сибири» в Москву — плода своего и сыновей многолетнего труда с якутским служилым человеком говорит об очень доверительных отношениях его, установившихся с Иваном Сосниным и другими якутскими служилыми людьми. 

Разумеется, связи С.У. Ремезова с Якутией далеко не ограничивались этими случаями147. Свидетельством тому — его труды. 

Попытаемся рассмотреть чертежи, имеющие прямое отношение к Якутии и содержащие некоторые этнографические сведения. 

145 Н.Н. Оглоблин. Источники «Чертежной книги Сибири» Семена Ремезова, стр. 8 — 9. 

146 Цит. по кн.: Л.А. Гольденберг. Семен Ульянович Ремезов. Сибирский картограф и географ. М., 1965, стр. 59. 

147 К сожалению, мы не имели возможности углубиться в архивные разыскания по этому интересному сюжету, которые, несомненно, дали бы много ценного. 

В «Чертежной книге Сибири» С.У. Ремезова помещен «Чертеж всех сибирских градов и земель...», в котором показана и Якутия. Кроме того, к Якутскому краю имеют отношение карты: «Чертеж земли Иакуцкого города», «Чертеж земли Илимского города» и карта «Чертеж и сходство наличия земель всей Сибири». На последней карте (составлена в Тобольске в 1673 г.) обозначены в пределах Якутского края «земли»: на среднем течении Лены «земля многих родов якутов и тунгусов, в ней град Якуцкой с уезды», ниже по Лене «земля шаманска», еще ниже «земля Жиганска», к востоку от Лены «земля юганска» (т. е. юкагирская), еще восточнее «земля чукчей»148.

Как известно, 10 января 1696 г. состоялся приговор Сибирского приказа об изготовлении карт всех городов и уездов, подчиненных ведомству приказа149. В Якутск приказная грамота поступила 23 мая 1697 г. Якутский воевода сообщил в Сибирский приказ, что у него «самого доброго мастера нет, потому что в Якутцком иконной художник один человек и опричь иного никого нет и добрым мастерством в достаток того чертежа написать не знает; и за недосужеством тот чертеж был не написан многое время, а зделав тот чертеж, послали... к Москве с тобольским сыном боярским с Матвеем Денисовым да с якутцким пятидесятником казачьим с Максимом Мухоплевым с товарыщи» 150. 

Такова история составления «Чертежа земли Иакуцкого города», который дошел до нас в ремезовской копии. Ответить на вопрос, являлась ли эта копия точным воспроизведением оригинала, невозможно из-за отсутствия подлинника или достоверной копии151. «Чертеж земли Иакуцкого города» опубликован в «Атласе географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке XVII — XVIII веков» (М., 1964), составленном под руководством члена-корреспондента АН СССР А.В. Ефимова, с транскрибированием надписей 152. Кроме того, в данной публикации, где выделен специальный «ремезовский» раздел, под № 42 и 44 помещены чертежи С.У. Ремезова, относящиеся к Якутии. 

«Чертеж земли Иакуцкого города» испещрен записями разнообразного географического содержания. В нем есть и этнографические сведения. Попытаемся разобраться в них. 

148 Л.С. Берг. История географического ознакомления с Якутским краем, стр. 16. 

149 ПСЗРИ, собр. 1, т. III, № 1532. 

150 Цитируется по кн.: Л.А. Гольденберг. Семен Ульянович Ремезов, стр. 162. 

151 Там же. 

152 «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке XVII — XVIII вв.», стр. 27 — 30. 

На истоках Лены, по обозначениям С.У. Ремезова, «живут братские люди и даурские. А даурские люди конные, а езык у них братской». Рядом с бурятами, немного севернее, «живут многие неясашные тунгусы для рыбных и звериных и соболиных промыслов». В деревнях верхоленских отмечены «пашенные многие крестьяне», где «пахотные места». Напротив устьев Киренги и Пеледуя — «пашенные места и сенные покосы, по обе стороны Лены реки угодья всякие». Автор не проходит мимо, казалось бы, даже незначительных мест. Так, им отмечен в верховьях Лены большой порог — «камень великой утес, бечевника нет. По камню за порог мерная верста, а хлебные запасы и всякую рухлядь носят на себе...» На реке Чаре (приток Олекмы) «платят тунгусы ясак на Чару». А «с Олекмы, — читаем, — до Якуцкова 5 дней», от «Якуцково вверх до Олекмы судового ходу 10 дней». Нейтральные районы Якутии обозначены как места обитания «многих ясашных якутов разных волостей», расположенных «по еланям». По реке же Лене «от Якуцково города до моря 4 недели плыть скорым плавежем в тихие погоды», на Оленек путь по реке Молодо «через хребет с легкими судами и нартами ходу 2 недели». 

С.У. Ремезов таким образом, дал географическое описание Лены с самых верховьев до устья. Особо описана группа вилюйских якутов, указаны зимовья, пути до Якутска, Олекминска и т. д. Например, читаем: «А от верховилюйска зимовья до Олекминского острогу на конех через хрепты едут 10 дней». Имеются краткие записи о верхоянских, колымских, анадырских якутах, юкагирах, чукчах, с которых приказчики «збирают ясак». В таком же духе, что и выше, показаны расстояния между населенными пунктами в неделях и днях езды. Причем указывается способ передвижения («судами, нартами» и т. д.). Оказывается, можно было, например, от «Якуцково до Верхоянского легким путем через гору девятери сутки ехать, а грузным полтретьи и три недели». Как видно, здесь учитывается езда налегке и с грузом, а подобные знания добываются долголетней практикой. 

На карте центральных районов мы обнаруживаем одних якутов, а на северных окраинах якуты отмечены как соседи тунгусов, юкагиров и т. д. На реках Анадырь и Алазея, напротив, обозначены одни «иноземцы коряки и чухи и острожки коряцкие и чухоты». 

Современный читатель в некоторых случаях может догадываться о характере миграций населения. Например, на реке Воемле (?) указано место, где «федотавско зимовье бывало», а надпись на изображении р. Патома гласит: «в прежние годы живали иноземцы». Населенные ранее места оказались позже пустыми. 

Таким образом, даже беглый обзор показывает, что историк-якутовед из «Чертежа земли Иакуцкого города» может почерпнуть много ценных географических и отчасти этнографических сведений. Он найдет указания на места расселения жителей по этническому составу, отдельные случаи миграций, род занятий населения. С большой точностью приводятся расстояния между зимовьями в днях, неделях езды, указываются различные виды средств передвижения («суды», «кони», «олени»). Значительное внимание уделено характеру местностей («хребты», «камни», «елани»). В чертеже отмечены места «звериных и лисьих промыслов», «пашенные и сенокосные места, угодья всякие». Особо указываются племена и народы, платящие ясак. Одним словом «Чертеж земли Иакуцкого города» как по качеству своего выполнения, так и по характеру записей бесспорно принадлежит к лучшим географо-этнографическим произведениям конца XVII в. Характер записей напоминает донесения русских первооткрывателей, но в них схвачены такие моменты, которые не присущи «скаскам» служилых и промышленных людей. 

Работа С.У. Ремезова «Хорографическая чертежная книга» длительное время считалась утерянной, хотя с 1914 по 1955 гг. были опубликованы некоторые чертежи, входящие, как ныне установлено, в ее состав. Дело в том, что эмигрант Л.С. Багров при своем бегстве из России в 1918 г. присвоил этот уникальный памятник русской науки и культуры XVII в. Позднее он опубликовал некоторые чертежи из «Хорографической книги» и, наконец, в 1958 г. предпринял ее фототипическое издание153. Подлинник этой книги ныне находится в Хоутоновской библиотеке* Гарвардского колледжа (США). 

Л.А. Гольденберг впервые дал более полное описание «Хорографической книги», пользуясь микрофильмом с книги, предоставленным ему историком М.И. Казаниным. Из этого издания мы извлекаем этнографические сведения 154. 

153 «The Atlas of Siberia by Semyon U. Remezov. Facsimile edition with an introduction by Leo Bagrow. Imago Mundi. A review of early cartography Founded by Leo Bagrow. Supplement I, s-Gravenhage, U958. 

* В нашей статье («Полярная звезда», 1969, № 3, стр. 106, 109) в транскрибировании названия этой библиотеки «the Houghton library» допущена неточность. Это стало ясно, когда мы познакомились с рецензией на книгу Л.А. Гольденберга: Б.П. Полевой. Новое о картографе Семене Ульяновиче Ремезове. «Изв. ВГО», 1966, № 4, стр. 383. 

Книга состоит из 175 листов, сгруппированных в 92 главы и разделенных на две части. В первой части, среди других, помещены чертежи рек Якутии, составляющие главы 56, 57, 59, 60 и 61. Из них шесть представляют чертежи реки Лены (лл. 152 — 157). Причем, к л. 154 имеется вклейка чертежа р. Вилюя. Остальные являются чертежами «Алдана с урочищи» (л. 158), «Олекмы с урочищи» (л. 159), «Колымы с урочищи» (л. 160). Таким образом, в «Хорографической чертежной книге» С.У. Ремезова имеются десять чертежей, отображающих Якутию и ее реки. 

Как нам кажется, Л.А. Гольденберг сделал важное научное открытие, расшифровав оборотную сторону одной карты из «Хорографической книги» (л. 147 об.), где имеется неопубликованный перечень народностей Сибири, написанный рукой С.У. Ремезова. Намечая классификацию этих народов, С.У. Ремезов объединяет их в шесть групп: 1) «Розные» якутские роды; 2) народы Средней Азии; 3) «под Казанью»; 4) «под Томским»; 5) «Земля Тангутска, в ней многое число родов»; 6) «степные». В первой группе названы якуты, юкагиры, ламунуты, коряки, чукчи, «шаманы», камчадалы. Основной принцип классификации — территориальный. Это был, как считает Л.А. Гольденберг, план описания народов Сибири, осуществление которого значительно дополнило бы этнографические и исторические труды С.У. Ремезова о них 155. 

В «Служебной чертежной книге» (1730 г.) имеется два «Чертежа земли Якутцкого города» и «Чертеж вновь камчадальские земли», датируемый А.В. Ефимовым 1705 — 1706 годами156. Во всех этих картах изображен Ленский край. 

Таким образом, в работах С.У. Ремезова в общей сложности, по известным нам данным, содержится не менее двух десятков карт, непосредственно отображающих Якутию157. Отсюда ясно, что С.У. Ремезов как ученый внес значительный вклад в картографические и этнографические знания о Якутском уезде. Вообще влияние его труда на соотечественников было огромным. Сильно испытали это влияние и западноевропейские писатели. 

154 Л.А. Гольденберг. Семен Ульяиович Ремезов, стр. 82 — 89, 243. 

155 Там же, стр; 88, 167. 

156 А.В. Ефимов. Указ. соч., стр. 88 — 89. 

157 Расшифровка и введение в научный оборот всех этих чертежей имели бы несомненно большое значение для более полного показа вклада С.У. Ремезова в знания по якутоведению. 

В частности, известия С.У. Ремезова о якутах и Якутии были использованы в иностранных сочинениях первых десятилетий XVIII в. — в сочинениях Н.К. Витсена, Ф. Вебера, Ф.И. Страленберга 158. 

Другим русским исследователем, внесшим заметный вклад в изучение Якутии, является видный государственный деятель времен Петра I, обер-секретарь Сената Иван Кирилович Кирилов (1695 — 1737) 159. 

Ранние годы жизни И.К. Кирилова малоизвестны. Он происходил из народных низов. Вначале работал подьячим в Сенатской канцелярии в Москве. В апреле 1715 г. был переведен на постоянную службу в Петербург. 18 февраля был назначен канцеляристом приказного стола Сената, а спустя год стал регистратором того же стола. И.К. Кирилов совместно с канцеляристом Ф. Нероновым должен был «управлять» приказным столом Сената. Через этот стол проходили бумаги многих приказов: воинского, морского флота, монастырского, поместного, сибирского и т. д. Находясь здесь, И.К. Кирилов мог получать в свои руки ценнейшие материалы, которые он позднее и использовал. В конце 1721 г. он становится сенатским секретарем, а 12 октября 1727 г. утверждается в должности обер-секретаря. Умер от туберкулеза, находясь во главе задуманной им экспедиции, в Оренбурге. 

По-видимому, И.К. Кирилов систематического образования не получил, но благодаря трудолюбию, незаурядным способностям и разносторонним знаниям добился быстрого продвижения по службе, достиг немалых успехов и в науках. 

И.К. Кирилов известен как автор экономико-статистического труда «Цветущее состояние Всероссийского государства» (1727 г.), а также «Атласа Всероссийской империи» (1734 г.). 

Картографическая деятельность И.К. Кирилова была связана с практическими нуждами русского государства первой четверти XVIII в., когда все больше требовалось наличие точных географических карт. Замечательные для своего времени карты-чертежи С.У. Ремезова, как не имевшие точной математической основы, уже не могли отвечать возросшем требованиям нового времени. На повестку дня стала насущная задача составления единой генеральной карты России на основе планомерных топографо-картографических съемок. 

158 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 3. 

159 М.Г. Новлянская. И.К. Кирилов и его Атлас Всероссийской империи. М. — Л., 1958; она же. Иван Кирилович Кирилов. Географ XVIII века. М. — Л., 1964; Л.А. Гольденберг, М.Г. Новлянская, С.М. Троицкий. Радетель пользы государственной (К 275-летию со дня рождения И. К. Кирилова). «Изв. В ГО», 1971, т. 103, вып. 5. 

Петр I сделал Сенат центром грандиозных по тому времени съемочных работ для составления такой карты. В Сенате руководство всей этой работой было возложено на И.К. Кирилова 160. 

Вначале он составил чрезвычайно широкий план для задуманного им Атласа Всероссийской империи. Предполагал издать атлас в трех томах по 120 листов в каждом и, кроме того, присоединить к третьему тому ряд исторических карт. Однако И.К. Кирилову удалось опубликовать только первый выпуск своего атласа по сокращенной программе (1734 г.). В него вошли «Генеральная карта России» и 14 карт отдельных районов 161. 

Для нанесения конфигурации части «Генеральной карты России» (1734) 162, относящейся к Якутии, И.К. Кирилов использовал карты П. Скобельцына «с товарищи», Евреинова и Лужина, Первой Камчатской экспедиции. Ему были известны также карты Э.И. Идеса, Н.К. Витсена и Ф.И. Страленберга, основанные на русских источниках. 

На территории Якутии, очертания которой в целом переданы верно, показаны места расселения якутов, тунгусов, юкагиров, чукчей и других народов. Правда, места обитания основной массы якутов показаны севернее, чем полагалось бы, а юкагиров, наоборот, южнее, чем нужно было бы. В целом же надо признать, что у И.К. Кирилова были правильные представления о местоположении указанных народов. 

По некоторым данным, работу над своим сочинением «Цветущее состояние Всероссийского государства» И.К. Кирилов начал в 1726 и закончил в 1727 г. В 1724 г. Сенат во все губернии разослал анкеты для географического описания России, задуманного Петром I. Ответы поступали в 1724, 1725 и в по следующие годы163. 

160 В решении этих задач большую роль сыграли питомцы Московской математико-навигацкой школы, основанной 14 января 1701 г. указом Петра I. Выпускники этой школы с 1720 г. стали отправляться в различные губернии. В 1724 г. в Сибирь были отправлены Петр Скобельцын, Иван Свистунов, Дмитрий Баскаков, Василий Шетилов и другие, многие из которых позже работали в составе Второй Камчатской экспедиции. Вскоре от сибирских геодезистов стали поступать картографические материалы. Такова, например, «Карта морского берега от устья реки Оленека до Пенжинского залива», сочиненная П. Скобельцыным «с товарищи», имеющая прямое отношение к Якутии. 

161 А.В. Ефимов. Указ. соч., стр. 115 — 116. 

162 «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке. XVII — XVIII вв.», №71. 

Кроме ответов на указанные анкеты, И.К. Кирилов пользовался и другими материалами, поступавшими в Сенат. 

Он, очевидно, пользовался и соответствующей литературой, а также сведениями, полученными из бесед с участниками экспедиций, путешественниками и т. д. Можно считать, что труд И.К. Кирилова основан как на документальной, так и на литературной базе164. 

Работа И.К. Кирилова «Цветущее состояние Всероссийского государства» была издана только в 1831 г. М.П. Погодиным, т. е. спустя более чем сто лет после написания. К настоящему времени известно еще несколько списков этого труда, более исправных 165. Труд состоит из двух книг. В нем довольно большое место занимает описание Сибири, богатое данными по географии, этнографии и истории. Во второй книге дано описание города Якутска, якутских ясачных волостей, русских острогов и зимовий. 

При описании Якутска перечислены каменные и деревянные постройки, церкви, слободы и посадские дворы. «А кругом того города кочуют, а другие жильем живут, иноземцы якуты...» Далее автор указывает и а места расселения якутов, «которого народу с луком служит могущих более десяти тысяч набраться может» 166 В связи с этим И.К. Кирилов приводит список названий 28 якутских волостей с именами князцов и с указанием места их расположения. Тут же как бы мимоходом делает краткие заметки. Например, на р. Амге, отмечает автор, находится русская слобода, где «пашни имеют малое число», или же якуты Борогонской волости «живут круг озера Мирю, изобильные к скотскому пропитанию места» 167. 

Как известно, население Якутии платило государству ясак. Сбор его производился двумя способами. Вначале ясачные сборщики сами ездили к якутам. Впоследствии этот способ применялся только в отношении отдаленных мест. Остальные же якуты меха в острожки и зимовья привозили сами 168 

163 Л.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 5. 

164 При этом характерно, что И.К. Кирилов в ряде случаев делает сопоставление фактических данных. Когда он писал, например, о «служилых людях», пользовался ведомостями, присланными в Сенат в 1724 г. из Сибирской губернии, по которым в Якутии насчитывалось дворян, детей боярских, сотников и т. д. 1435 душ, а «по мнению губернаторскому» их насчитывалось 1060 душ. «Цветущее состояние Всероссийского государства», кн. 2. М., 1831, стр. 91. 

165 БАН, рукописный отдел, 31.3.25; ЛОИИ АН СССР, собрание Воронцовых №  635 — 636. 

166 И.К. Кирилов. Указ. соч., стр. 92. 

167 Там же, стр. 93. 

В Якутск «лучшие люди князцы и прочие с ясаком приезжали в день богоявления господня». И «в тот день, — писал И.К. Кирилов, — в церковную процессию якутские служилые люди ходят в строю, к ним же прибавляют из посадских и гулящих людей, а оных князцов с их людьми ставят особливо смотреть, трактуют тех иноземцев казенным кормом и вином и пивом» 169.

Платеж ясака, таким образом, проходил в обстановке некоторой торжественности. Причем русские власти демонстрировали перед якутскими князцами свою силу. С другой стороны, угощение «кормом и вином и пивом» производилось для того, чтобы привлечь их к уплате ясака. 

В Якутии к началу XVIII в. соболь был выбит почти полностью даже на таких отдаленных участках, как на реках Колыма, Индигирка, Алазея. На Колыме, по словам И.К. Кирилова, «означенные народы ясак платят собольми и лисицами, коих у приезжающих получают за наем провоза и за собак, и за лыжи, и нарты, и за рыбу сушеную, а природных соболей в тех местах не бывает, а прежде множество бывало соболей» 170. В результате хищнического истребления соболя население было вынуждено платить ясак «лисицами и другим зверем». Добывать пушных зверей стало настолько трудным, что якуты иногда стали заниматься звероводством. Например, вилюйские якуты, «вынимая из гнезд молодых лисиц и выкормя при своих юртах, убивают» 171. 

Характеризуя якутское хозяйство, И.К. Кирилов отмечал: «Пища скотом и зверем и рыбою, а хлеба не сеют» 172. Подробно остановился на охоте, являвшейся дополнительным источником пропитания. При этом он впервые в литературе дал описание массовой охоты на оленей: «Оленей бьют довольно на реках Лене и на Оленеке таким образом: когда они летним и осенним временем идут от моря, через те реки плывут, тогда оные иноземцы и кои нарочно для того промыслу приезжают колют копьями, наезжая на них оленей в самых легких возках, или лодках, те лодки таковы легки, что с собою промышленные носят, сделаны из одного дерева; колотых оленей перенимают на больших судах и, связав ремнями, вывозят на берег» 173. 

168 О.В. Ионова. Из истории якутского народа (первая половина XVII века). Якутск, 1945, стр. 50. 

169 И.К. Кирилов. Указ. соч., стр. 93. 

170 Там же, стр. 98. 

171 Там же, стр. 95. 

172 Там же, стр. 92. 

Такой способ охоты сохранялся и позже. 

И.К. Кирилов коснулся и семейно-брачных отношений якутов. «Жен держат, — писал он, — сколько кто на своем пропитании содержать может». Наконец, он охарактеризовал и их верования: «Вера тех якутов в почитании солнца, месяца и всей твари и огня, и признают бога; имеют же вместо попов шаманов, то есть волхвов кои им отгадывают и в скорбях помогают».174 

Отсюда видно, что сложный характер верований якутов того периода определялся сочетанием в них анимистических и тотемистических воззрений с шаманством. 

Некоторые факты, сообщаемые И.К. Кириловым, вызывают сомнения. В его сочинении имеется утверждение: «река Чона великая, по которой судовой ход имеется, впадает своим устьем в море Ледовитое...» и что на Чоне «кочуют якуты, лучных до 200» 175. Известно, что Чона — небольшой порожистый приток Вилюя. Трудно поверить и в то, что там в первой четверти XVIII в. проживало такое число якутов. 

Работа И.К. Кирилова «Цветущее состояние Всероссийского государства» является вообще первым серьезным экономико-статистическим трудом. Автор в ней стремился показать состояние России того времени, взятое как бы в разрезе, где освещены также различные стороны жизни, быта и обычаев якутов. Надо отметить, что в отдельных случаях в сочинении сказывается классовый подход И.К. Кирилова к описываемым явлениям. Труд не свободен и от отдельных неточностей. 

Как государственный деятель И.К. Кирилов оказывал поддержку и содействие в организации и работе Первой и Второй Камчатских экспедиций. Он сознавал значение Второй Камчатской экспедиции, этой «важной экспедиции..., каковой ни от кого никогда не бывало». Перед ее академическим отрядом ставил конкретную задачу «историю о древностях и новостях натуральную сочинить». 

В силу колонизаторской политики царизма, отсталости общественных отношений, сама якутская среда в то время не выдвинула своих исследователей, которые бы высказались по вопросам истории и этнографии родного народа. Такое положение было характерным и для всего XVIII в. 

173 И.К. Кирилов. Указ. соч., стр. 96. 

174 Там же, стр. 92. 

175 Там же, стр. 94. 

И это вполне понятно. Ведь в изучаемый период якутский народ оставался бесписьменным. Однако и в таких условиях он не представлял пассивную и инертную силу, не вложившую своего вклада в исторические знания и науку. Откуда это видно? Во-первых, авторы XVII —  XVIII вв. в своих записках нередко пользовались устными историческими преданиями якутов той эпохи. Во-вторых, свои сведения о занятиях, быте и обычаях они черпали из устных показаний тех же якутов. Вполне правомерно поэтому считать, что якутский народ являлся не только объектом, но и в какой-то мере также субъектом исторических знаний и науки. 

Материал, рассматриваемый в главе, позволяет сделать вывод о том, что в XVII — первой четверти XVIII в. на основе все возраставшего накопления фактических сведений зарождаются и утверждаются исторические знания. Ранние исторические знания, таким образом, составляют фундамент якутской историографии второй четверти — конца XVIII в. 

Глава II 

Изучение Якутского края (вторая четверть — 60-е годы XVIII в.) 

Работы сотрудников Первой Камчатской экспедиции 

23 декабря 1725 г. последовал указ о сформировании Первой Камчатской экспедиции, а 6 января того же года Петр I собственноручно написал инструкцию В.И. Берингу следующего содержания: 

«1) Надлежит на Камчатке или в другом там месте сделать один или два бота с палубами. 

2) На оных ботах возле земли, которая идет на норд и по чаянию (понеже оной конца не знают) кажется, что та земля часть Америки. 

3) И для того, искать, где оная сошлась с Америкой: и чтоб доехать до какого города европейских владений, или ежели увидят какой корабль европейской, проведать от него, как  оной кюст * называют, и взять на писме и самим побывать на берегу и взять подлинную ведомость и, поставя на карту, приезжать сюды 2» 

Экономические интересы России в связи с падением доходов от эксплуатации Сибири (значительное сокращение ее пушных богатств) настоятельно требовали открытия новых богатых промысловых районов. Петр I смотрел на освоение «незнаемых землиц» к востоку от Камчатки как на естественное продолжение освоения Сибири 2. 

* кюст — берег. 

1 Л.С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга, стр. 83. 

2 Б.П. Полевой. Главная задача Первой Камчатской экспедиции по замыслу Петра I. (О новой интерпретации инструкции Витусу Берингу l725 г.). «Вопросы географии Камчатки», вып. 2. Петропавловск-Камчатский, 1964, стр. 93 — 94. В литературе вопрос о целях и задачах Первой Камчатской экспедиции ставился не раз. Нам кажется, что к более правильному его решению подошел Б.П. Полевой в названной статье. 

Экспедиция должна была преодолеть огромное пространство, около 10 тыс. километров; ехать через Европейскую Россию и всю Сибирь до Охотского моря. В Якутск В.И. Беринг прибыл в начале июня 1726 г. Отсюда начинался самый трудный этап пути экспедиции. Особенно тяжелым был переход от Якутска до Охотска. В рапорте в Адмиралтейств-коллегию от 28 октября 1726 г. В.И. Беринг сообщал, что из 660 лошадей, отправленных из Якутска в Охотск, пришло туда только 393, все остальные «померли в пути». В следующем году, 26 января 1727 г., он сообщал, что за октябрь — январь пали все имевшиеся у него лошади3. Не многим лучше было и положение команды: от недостатка провианта люди ели кожу, ремни, подошвы. Легко можно представить себе, в каких невероятно тяжелых условиях приходилось работать экспедиции. После двукратного путешествия к современному Берингову проливу (13 июля — 1 сентября 1728 г. и в июне — июле 1729 г.) В.И. Беринг 1 марта 1730 г. вернулся в Петербург. Каковы научные результаты Первой Камчатской экспедиции? 

Вообще надо сказать, что документов от этой экспедиции сохранилось очень мало. Но все же имеется ряд записей, относящихся к нашей теме. 

В марте 1730 г., вскоре после возвращения из путешествия, В.И. Беринг подал донесение императрице Анне Ивановне. Этот краткий отчет впервые опубликован в.4-м томе «Описания Китая» (Париж, 1735) французского иезуита Дю-Гальда4. Впервые по-русски он напечатан в «Записках Военно-топографического депо» 5. В 1890 г. В. Бахтин предпринял его вторичное русское издание 6. В донесении В.И. Беринга содержатся краткие, но любопытные сведения о якутах. В нем говорится, что «якуты имеют у себя скота довольно, лошадей и коров». И, как бы подчеркивая натуральный характер их хозяйства, В.И. Беринг продолжает: «...и пропитанием и одеждою довольствуются все от скота, а которыя скота мало имеют, оные рыбою». Здесь уловлена поляризация якутского общества на богатых и бедных. Последние вынуждены были питаться одной только «рыбою». Согласно В.И. Берингу, якуты поклонялись «изо птиц лебедю, орлу и ворону» 7. В данном случае мы имеем подтверждение сведений Н.К. Витсена и Ф.И. Страленберга о существовании у якутов тотемистических верований. 

3 А.И. Андреев. Экспедиции В. Беринга. «Известия ВГО», 1943, т. 75, вып. 2, стр. 8. 

4 Л.С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга, стр. 90. 

5 «Зап. Военно-топографического депо». СПб., 1847, X. 

6 В. Бахтин. Русские труженики моря. Первая морская экспедиция Беринга для решения вопроса, соединяется ли Азия с Америкой. СПб., 1890. 

7 В. Бахтин. Указ. соч., стр. 89. 

Сенат предложил В.И. Берингу «подать известие, что в восточном краю признается к пользе государства». В конце 1730 г. в ответ на это «повеление» В. И. Беринг представил «два предложения» 8. 

В первом «предложении» он говорит о задачах русского правительства по экономической и политической эксплуатации северо-восточной части Азии (Якутии и Камчатки). Во втором «предложении» (Выдвигается общий план второй экспедиции. В пункте 1 своего первого «предложения» В.И. Беринг приводит данные о численности якутов («около 50 000»)и полагает, что «оной народ не так глуп». Он предлагает среди якутов «поселить» священников, «чтобы детей их учили в школе», так как «много охотников было отдавать детей в научение». 

Несомненно, здесь отмечены новые веяния времени. Надо полагать, сказывалось положительное влияние столетней совместной жизни русских и якутов. Вместе с тем консервативные порядки и обычаи были сильны. Так, некоторые якуты отправлять детей в «научение» в город Якутск «опасаются, ради оспы и другой скорби» 9. Безусловно, предложение В.И. Беринга открыть школы среди якутов было положительным и прогрессивным для того времени 10. В пункте 2 В.И. Беринг предлагает построить для нужд второй экспедиции железный завод в Якутии, поскольку железо русские возили туда из Тобольска, отчего в провозе «учиняется» «лишний кошт». По наблюдениям В.И. Беринга, «оной народ (якуты — В. И.) сами плавят в крицы», и якутское железо «против самого лучшего сибирского железа будет». «Якуцкой народ, — пишет он, — делает для себя из того железа котлы, обивает сундуки и на всякие другие нужды употребляет» ". В пунктах 3 — 5 В.И. Беринг ставит вопросы о завозе из Якутска в Охотск и на Камчатку рогатого скота и поселении там якутов для разведения животноводства. 

К научным результатам Первой Камчатской экспедиции относятся также путевые журналы мичмана П.А. Чаплина и лейтенанта А.И. Чирикова. Они опубликованы В. Бахтиным 12 и представляют собой дневниковые записи. В записях П.А. Чаплин дает краткое описание города Якутска, «где имеется дворов близ 300», а число якутов, по его сведениям, составляло «больше 30 тысяч» 13. 

8 «Зап. гидрографического департамента морского министерства». СПб., 1854, ч. IX. 

9 Там же, стр. 427 — 428. 

10 В.Ф. Афанасьев. Школа и развитие педагогической мысли в Якутии Якутск 1966, стр. 105 — 109. 

11 «Зап. гидрографического департамента морского министерства» 1854 ч IX стр. 428. 

12 В. Бахтин. Указ. соч. 

Кажется, П.А. Чаплин в определении численности якутов был ближе к истине, чем В.И. Беринг. А.И. Чириков в своем журнале 14 апреля 1727 г. писал следующее: «С последних чисел минувшего марта явилась на жителях Якутского города болезнь, именуемая корь, а апреля до настоящего числа весьма умножилась, ибо все болезновали, которые прежде в оной болезни не были, а болезни сей в Якутске по словам здешних жителей больше 40 лет не бывало, что удостоверяет и настоящая скорбь, ибо жителей в 50 лет и старее обходит, а которые меньше 45 лет, на всех была, а лежали по две недели, а прочие и больше» 14. 

Таковы немногие, но важные и интересные сведения о якутах, отмеченные В.И. Берингом, П.А. Чаплиным и А.И. Чириковым. Все эти подробности, бесспорно, любопытны. А дневники П.А. Чаплина и А.И. Чирикова, при общей скудности сведений о Первой Камчатской экспедиции вообще, могут считаться очень ценными 15. 

Большой интерес представляют две этнографические карты Первой Камчатской экспедиции. В первой этнографической «Карте от Тобольска до Чукотского полуострова, составленной во время экспедиции 1729 — 1730 гг.»16, помещены рисунки, изображающие повседневную жизнь сибирских народов. В ней изображен якут (до пояса). Он одет в шубу с капюшоном. В полный рост нарисованы тунгусы «оленные» и «пешие». Не менее ярко и красочно нарисованы: «коряк», «курил» и «камчадал». Все фигуры изображены динамично, в движении. Вероятным составителем карты является П.А. Чаплин17. Вторая карта (этнографический вариант) озаглавлена в «Атласе географических открытий В Сибири и в Северо-Западной Америке. XVII — XVIII вв.» как «Итоговая карта первого этапа сибирско-тихо океанской экспедиции» (№ 66). 

13 Там же, стр. 11. 

14 Там же, стр. 84. 

15 Так, находка В. Берха в архиве Адмиралтейского департамента рукописи «Юрнала бытности в Камчатской мичмана Петра Чаплина с 1725 по 1730 год» позволила ему дать обстоятельное описание первой экспедиции В.И. Беринга. Обработав этот «Юрнал», В. Берх в 1823 г. издал на основе его небольшое сочинение — «Первое морское путешествие россиян, предпринятое для решения географической задачи — соединяется ли Азия с Америкой...» (Б.Г, Островский. Великая Северная экспедиция (1733 — 1743). Архангельск, 1935, стр. 7). 

16 «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке», № 65.

17 Там же, стр. 45 — 46. 

Автором этой оригинальной карты является тот же П.А. Чаплин. В ней также изображены представители народов Сибири. Данная карта, по-видимому, была использована при подготовке Второй Камчатской экспедиции 18 Таковы научные результаты сотрудников Первой Камчатской экспедиции, в которых имеются ценные сведения о якутах. Русская научная общественность обратила свое внимание на деятельность экспедиции. Результаты ее работы стали предметами обсуждения в Российской Академии наук. Член этой Академии Иосиф Делиль подверг тщательному анализу карты П.А. Чаплина. Академия же наук составила и первые описания путешествия В.И. Беринга (Г.Ф. Миллер, П.С. Паллас). 

Труды сотрудников Второй Камчатской экспедиции 

17 апреля 1732 г. был издан указ об организации Второй Камчатской экспедиции под начальством того же В.И. Беринга. Но разработка программы деятельности экспедиции и составление инструкций, в которых участвовали Сенат, Адмиралтейств-коллегия и Академия наук, затянулись на год. Только 16 марта 1733 г. на специальном заседании Сената был утвержден указ, состоящий из 25 пунктов, строго регламентировавших деятельность экспедиции в целом и каждого ее подразделения. 

Экспедиция включала в себя восемь отрядов 19. О ее грандиозном по тому времени размахе свидетельствуют некоторые цифры. Число людей в экспедиции в разные годы менялось, доходя иногда до 1000 и более. Расходы ее в одном только 1742 г. выразились в сумме 360 659 рублей золотом. Между тем деятельность экспедиции продолжалась в течение 10 лет. 

Литература, посвященная Второй Камчатской экспедиции, велика 20. В ней, однако, не нашли должного отражения научные результаты сотрудников экспедиции в изучении истории и этнографии якутского народа. В этой связи мы ставим задачу раскрыть именно данную сторону вопроса. Исследование большого круга литературных материалов и архивных документов показывает, что в изучение истории и этнографии якутского народа особенно значительным был вклад сотрудников академического отряда, западноленского, восточноленского отрядов экспедиции, а также геодезистов, принимавших участие в ее работе. Рассмотрим этот вклад конкретно. 

18 «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке», № 65, стр. 46. 

19 Двинско-обский отряд (Муравьев и Павлов), обско-енисейский (Д.Л. Овцын), енисейско-ленский (Ф. Минин), западноленский (В. Прончищев, X.П. Лаптев), восточколенский (П. Лассиниус и Д.Я. Лаптев), первый тихоокеанский (В.И. Беринг), второй тихоокеанский (М. Шпанберг), академический (Г. . Миллер). 

20 Наиболее полный список литературы приводится у Л.С. Берга и В.Ф. Гнучевой. 

Академический (или сухопутный) отряд состоял из профессора истории и географии Г.Ф. Миллера, натуралиста И.Г. Гмелина, профессора астрономии Людовика Делиля де ла Кройера. Помощниками у последнего были студенты А.Д. Красильников и Ф. Попов. Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин впоследствии были заменены И.Э. Фишером и Г.В. Стеллером. В работе отряда принимали участие студенты С.П. Крашенинников, А. Горланов, Л. Иванов, В. Третьяков, И. Яхонтов, переводчик Я.И. Линденау, художники И.В. Люрсениус, И. Беркан и Деккер. Кроме того, в состав отряда входили 5 геодезистов, 1 инструментальный мастер, 1 лекарь, 12 солдат, несколько рабочих и ремесленников. Поскольку отряд был командирован Академией наук, постольку она же и руководила его работой. Поэтому отряд и носит название академического. В руководстве отряда принимали участие Сенат и Адмиралтейств-коллегия. 

Фактическим, но неофициальным руководителем академического отряда являлся Г.Ф. Миллер. 

Герард Фридрих (по-русски Федор Иванович) Миллер, (1705 — 1783) 21 родился в Герфорде в Вестфалии (ныне Западная Германия). Сын ректора гимназии. Будучи студентом Лейпцигского университета, изучал исторические науки. В 1725 г. покинул родину и поступил на службу в только что открытую Академию наук России. 

21 П. Пекарский. История Академии наук, т. 1. СПб., 1870; Н. Оглоблин. Герард Миллер и его отношение к первоисточникам. «Библиограф», 1889, № 1; он же. К вопросу об историографе Г.Ф. Миллере. «Библиограф», 1889, № 8 — 9; Н.В. Голицын. Портфели Миллера. М., 1889; Г.А. Князев. Г.Ф. Миллер. К 150-летию со дня смерти. «Вестник АН СССР», 1933, № 11, он же. Архив Академии наук СССР. Обозрение архивных материалов. Л., 1933; В.Ф. Гнучева. Материалы для истории экспедиций Академии наук в XVIII и XIX веках. Хронологические обзоры и описание архивных материалов. М.— Л., 1940; Г.Ф. Миллер. Описание моих служеб. В кн.: Г.Ф. Миллер. История Сибири, т. I. М.—Л., 1937; С.В. Бахрушин. Г. Ф. Миллер как историк Сибири. Там же; А.И. Андреев. Труды Г.Ф. Миллера о Сибири. Там же; Н.А. Бакланова, А.И. Андреев. Обзор рукописей Г.Ф. Миллера по истории, географии и этнографии и языкам народов Сибири, хранящихся в московских и ленинградских архивах и библиотеках. Там же; М.О. Косвен. Г.Ф. Миллер (К 250-летию со дня рождения). «Советская этнография», 1956, № 1; А.И. Андреев. Труды Г.Ф. Миллера о Второй Камчатской экспедиции. «Изв. ВГО», 1959, N° 1; М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции; В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 107 — 163. 

Вначале он был преподавателем академической гимназии. В это же время начинается его работа в области русской истории. С 1728 по 1730 г. он — редактор «Санкт-Петербургских ведомостей» и «Примечаний» к ним, издававшихся Академией, а с 1732 г. начинает издавать сборник «Sammlung russischer Geschishte». 

В 1730 г. назначен профессором истории Академии наук. 8 августа 1733 г. отправился в свое знаменитое путешествие в Сибирь, откуда вернулся 15 февраля 1743 г., пробыв там почти 10 лет и проехав 33 025 верст от Петербурга до Якутска 22. После возвращения из экспедиции Г.Ф. Миллер свою деятельность продолжал в Академии. Главным образом он работал над «Историей Сибири». С 1755 г. начали выходить под его редакцией «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», переименованные в 1758 г. в «Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие», а с 1763 г. получившие название «Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах». В 1755 — 1764 гг. всего вышло 20 томов этого журнала 23. В 1765 г. переходит на службу в Москву, где с 1766 г. до самой смерти был начальником Московского архива Коллегии иностранных дел (ныне Центральный государственный архив древних актов). Таковы внешние события жизни крупнейшего историка Сибири XVIII в. 

Интерес Г.Ф. Миллера к Сибири был не случайным. Есть основания считать, что ко времени, а также во время своего путешествия он познакомился почти со всей сибирской литературой, имевшейся тогда. Записки Н.Г. Спафария о его путешествии в Китай, труды Ю. Крижанича, путевые заметки Э.И. Идеса, монументальное сочинение Н.К. Витсена «Северная и Восточная Татария», книга Ф.И. Страленберга «Северная и восточная части Европы и Азии...» и многие другие были ему хорошо знакомы. 

К ним он обращался как к важным литературным источникам и пользовался ими широко. Так, например, Г.Ф. Миллер основательно проанализировал труд Н.К. Витсена и составил к нему указатель24. К книге же Ф.И. Страленберга были написаны «Примечания»25. Притом и в процессе работы над «Историей Сибири» Г.Ф. Миллер прибегает к сочинениям Н.К. Витсена и Ф.И. Страленберга, неоднократно ссылается на них, делает критические замечания.

22 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 108. 

23 А.И. Андреев. Труды Г. Ф. Миллера о Сибири, стр. ПО. 

24 С.В. Бахрушин. Г. Ф. Миллер как историк Сибири, стр. 16. 

25 ГПБ, Эрмитажное собрание, № 541. 

Таким образом, сибирское путешествие Г.Ф. Миллера не является чистой случайностью в его биографии, а представляет собой поворотный пункт в его жизни, к которому он был вполне подготовлен 26. Вот почему Г.Ф. Миллер без колебаний согласился на такое трудное путешествие. 

Как видно из предыдущего, в сибирской историко-этнографической литературе издавна (с XVII в.) свое место занимала и литература, посвященная якутам. Разумеется, это обстоятельство не выпало из поля зрения Г.Ф. Миллера. 

Первая встреча Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина, Делиля де ла Кройера и их свиты с якутами состоялась в Казани, где они провели два месяца (октябрь — декабрь 1733 г.). В Казани они имели случай видеть двух якутов: девочку 14 лет и мальчика 11 лет. Мальчик и девочка ехали в Петербург ко двору уже три года, считая двухлетнюю остановку в Тобольске. Лица их были разукрашены узорами, вышитыми цветными нитками. 

Происхождение этих необыкновенных вышивок на человеческих лицах, притом у якутов, у которых татуирование не было в обычае, «объясняется тем, что тунгусов, у которых также узоры были в ходу, не могли найти, и вот узорами были расшиты физиономии двух попавшихся якутов»27. Отправка же девочки и мальчика была связана с тем, что еще в 1725 г. из Петербурга в Якутск поступил указ об отсылке «шаманов и шитых рож» в столицу. Не вдаваясь в подробности, укажем, что документы, относящиеся к этому сюжету, опубликованы Е.Д. Стреловым 28. 

В письме от 8 декабря 1733 г. в Сенат «профессоры» сообщали, что Г.Ф. Миллер велел девочку и мальчика, «у которых на лице различные фигуры вышиты, в бытность их здесь в Казани, для сравнения оных фигур с другими сего народа, по груди срисовать»29. Рисунки эти были выполнены рисовальным мастером И.В. Люрсениусом, они сохранились до наших дней30. Г.Ф. Миллер, таким образом, не торопился делать преждевременные выводы о якутах. 

Как видно из этого, «профессоры» в пути ничего мимо себя не пропускали, что было достойно наблюдения и описания. 

26 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 108. 

27 К.В. Харлампович. Известия И. Гмелина о Казани и казанских инородцах. «Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», 1903, т. XIX, выи. 5 — 6, Казань, стр. 275 — 276. 

28 ААЯО, т. 1. Якутск, 1916. 

29 «Материалы для истории Академии наук», т. П. СПб., 1886, стр. 408. 

30 ААН, ф. 1, оп. 104, № 1, л. 25 об. 

Между тем путь их от Петербурга до Якутска был длинным и долгим. 

Путешествие Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина, Делиля де ла Кройера с самого начала было обставлено со всевозможными по тому времени удобствами. На каждого из них полагалось до десяти подвод, в которых они могли разместить инструменты, книги, материалы. Сами они восседали в удобных колясках, по рекам же совершали свое путешествие на специально построенных для этой цели судах. Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин впоследствии подчеркивали эти удобства, давшие им возможность, не отвлекаясь на дорожные заботы и хлопоты, отдаться всецело наблюдениям и научной работе31. О своем путешествии по Лене красноречивое свидетельство, например, оставил Г.Ф. Миллер. Он писал: «С такою выгодою соединенного путешествия, быть может, еще никогда не видано было. Мы взяли с собой корову и телят, свиней, овец, гусей, кур и уток число довольное. Овцы на дороге объягнились, а куры на судах цыплят вывели. Никогда не было недостатка нам ни в свежем молоке, ни в масле, ибо мы оным от собственных своих коров довольствовались» 32. 

Рассматривая работу Г.Ф. Миллера над архивными материалами, В.Г. Мирзоев делит ее на три этапа 33. 

Первым городом Сибири, где Г.Ф. Миллер переступил порог архива и занялся архивными источниками, был Тобольск, куда он прибыл в конце января 1734 г. Просматривая материалы тобольского архива, он выписывает те дела, которые казались ему особенно ценными по истории и географии Сибири. Здесь он мог обнаружить и акты, относящиеся к истории Якутии. Однако тобольский архив не оправдал его надежд, так как документов оказалось слишком мало, особенно по XVII в. Объясняется это тем, что деревянный Тобольск часто горел. После 1643 г., когда был истреблен весь город, большие пожары случались там в 1658, 1661, 1677, 1678, 1680, 1686, 1690, 1701 гг.34 Г.Ф. Миллер справедливо отмечал, что многие города Сибири «из Тобольска получали всюду указы, также и из всех мест посылали туда свои рапорты, или по тогдашнему отписки». «Следовательно, — заключает он, — в Тобольске, яко во всеобщей архиве, все бы находилось», если бы не пожары35. 

31 В.Г. Островский. Великая Северная экспедиция (1733 — 1743). Архангельск, 1935, стр. 30. 

32 ААН, ф. 21, оп. 5, № 63, д. 119 об. 

33 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 112 — 114. 

34 Л.А. Гольденберг. Семен Ульянович Ремезов, стр. 40. 

Историки и сейчас ощущают невосполнимую утрату уникальных источников, среди которых, надо полагать, находилось и немалое число якутских актов. В Тобольске Г.Ф. Миллер ознакомился с трудом С.У. Ремезова «Географическое описание Сибири», сибирских рек и среди них Лены и других рек Якутии36. Следует отметить, что на данном этапе методы работы Г.Ф. Миллера над архивными документами были далеки от совершенства. Позднее он признавался, «не стыдясь своей слабости», что «в первых годах нашего путешествия дела мои удались не так совершенны и обстоятельны, как я желал...»37 

На втором этапе Г.Ф. Миллер решил выработать вопросники, ответы на которые должны были доставлять ему местные власти. Анкетный метод сбора материалов практиковался с 1724 г. Как выше показано, полученные с мест ответы на анкеты позволили И.К. Кирилову написать ценное экономико-статистическое описание страны. Когда Г.Ф. Миллер путешествовал по Сибири, там имели хождение анкеты В.Н. Татищева. Так что сама идея составления вопросников была в науке уже не нова. Забегая несколько вперед, отметим, что, совершенствуя методы составления анкет-вопросников, Г.Ф. Миллер добился наибольших успехов в этом деле. А пока, прибыв в Тару, он «задал тарской канцелярии несколько вопросных пунктов и требовал на оные ответствия». 

Позднее он писал: «Вопросные мои пункты были тогда не столь генеральны, как оные потом от меня в других городах задаваны были», а потому «присланное ко мне ответствие ко моему желанию не столь обстоятельно сочинено было, однако я на время и тем был доволен»38. 

Третий этап архивной работы Г.Ф. Миллера знаменуется резким поворотом в понимании значения архивных источников и существенной переменой в их оценке. Наиболее ярко прослеживается эта перемена в его работе в Илимске и Якутске. До сих пор он знакомился с архивами лишь по описям («реестрам») и только отмечал там то, что надлежало списывать студентам, а если таковые «реестры» отсутствовали, то студенты и приставленные к ним копиисты исходили из «своего соображения». Подвергнув сомнению эффективность такого рода «знакомства» с первоисточниками, Г.Ф. Миллер впервые в Илимске сел за просмотр дел сам, и в дальнейшем это стало у него правилом 39. 

35 «Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах», май. СПб., 1764, стр. 393. 

36 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 12. 

37 ААН, ф. 21, оп. 5, № 6, л. 10 — 10 об. 

33 Цит. по кн.: П. Пекарский. История Академии наук, т. I, стр. 323. 

В Илимске он окончательно прозревает «великую пользу» подлинных документов истории. Позднее он писал, что «сей труд подал мне великую ясность в обстоятельном познании подлинного архивы состояния. При том же удостоверился я, как то впредь на чужие глаза не надлежит надеяться. Потом хотя архивы сколь велики не были, однако я в пересматривании оных поступал всегда вышепоказанным образом и имел от того такую великую пользу, которая, может быть, в последующие времена явна будет»40. Ко времени своего прибытия в Якутск41 Г.Ф. Миллер обладал уже положительным опытом в изучении архивных документов. 

Работа его над материалами в Якутске отличается более высоким уровнем, чем было до сих пор, т. е. он приводит их в порядок сначала «по годам», а затем «по столбцам и по книгам пересматривал» и, наконец, «подлежащие к истории и географии известия из них выписывать приказывал». Г.Ф. Миллер писал следующее: «Хотя нам в Якуцке сперва квартиры скушны показались: однако сия скука не была препятствием, чтобы нам с охотою за свои дела не приняться. А сие было тем нужнее, что Якуцк весьма обширный уезд во всей Сибири имеет, следовательно, в сем городе и превеликое множество дел находилось. Нигде не видал я толь достаточной и полезными известиями наполненной архивы, как в Якуцкой канцелярии. То было изрядно, что я над оною архивою трудился целую зиму. Во-первых приводился по годам в порядок, а потом по столбцам и по книгам пересматривал, а подлежащие к истории и географии известия из них выписывать приказывал»42. Таким образом, Г.Ф. Миллер в 1736 — 1737 гг., начиная с Илимска, а в основном же в Якутске  вырабатывает в главных чертах свой метод исследования архивных материалов, заключающийся в непосредственном изучении исследователем актов-подлинников. 

Для времени Г.Ф. Миллера это было большим достижением науки, крупным шагом вперед в области источниковедения. Отныне в основу исследований были положены данные подлинных первоисточников — документов, отложившихся в архивах43. 

39 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 113. 

40 Цит. по кн.: П. Пекарский. История Академии наук, т. I, стр. 325. 

41 Г.Ф. Миллер прибыл в Якутск 31 августа 1736 г., а его спутник И.Г. Гмелин 11 сентября того же года. Выехали они оттуда 9 июля 1737 г. (ААН, ф. 21, оп. 5, № 63, лл. 129 об., 131 об.; Н.Н. Степанов. С.П. Крашенинников в Сибири. «Изв. ВГО», 1962, № 3, стр. 228). 

42 ААН, ф. 21, оп. 5, № 63, л. 131 об. 

43 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 113. 

Как видно из вышеизложенного, до него к якутским архивным материалам никто не обращался. Таким образом, Г.Ф. Миллер сделал решительный поворот в изучении истории Якутии. Значение этого поворота заключается в том, что источниковедческая база якутской историографии стала основываться на подлинных архивных документах. В основу исторических исследований был положен метод сплошного просмотра и исследования научного архивного материала местной канцелярии, накопившегося с 1620-х годов. При таком подходе к первоисточникам стали  возможными выдающиеся открытия. Прежде всего это относится к обнаружению подлинных документов об историческом открытии С.Дежневым пролива, отделяющего Азию от Америки. Критическое изучение якутских материалов обеспечило Г.Ф. Миллеру возможность разработать ряд актуальных, проблемных вопросов, не потерявших своего значения и поныне. В этой связи необходимо рассмотреть вклад Г.Ф. Миллера в историографию Якутии. 

В первом томе «Истории Сибири»44 Г.Ф. Миллер рассматривает вопрос о происхождении якутского народа. Он попытался дать свое понимание этого вопроса, находя его «примечательным». Г.Ф. Миллер писал: «По своему происхождению ни один из сибирских народов не является таким примечательным, как якуты, живущие на нижнем течении Лены». Прошлую историю якутов он связывает с татарами, придавая этому этническому названию широкое значение. При этом Г.Ф. Миллер ссылается на «Родословную» Абулгази. «Примечательно еще то, — пишет он, — что якуты себя называют «саха», во множественном числе «сахалар». Это название совпадает с тем, которое имеет один небольшой татарский род Красноярского края. Татары производят свое название от князя Татар-хана». Якуты же среди почитаемых ими богов имеют одного, которому они присваивают имя древнего татарского князя Татара». «Их (якутов. — В. И.) язык и внешний вид, — далее пишет Г.Ф. Миллер, — ясно указывают на то, что они в прошлом составляли один народ с татарами»45. 

Родство якутов с татарами он обосновывает данными языка (лингвистическим материалом), сходством их внешнего облика (антропологическими данными) и сохранившимися старинными преданиями. 

44 Первый том «Истории Сибири» появился на русском языке в 1750 г. под не принадлежащим автору заглавием «Описание Сибирского царства» и был переиздан в 1787 г. уже после смерти Г.Ф. Миллера. Этот же том опубликован в 1937 г. (М. — Л.). 

45 Г.Ф, Миллер. История Сибири, т. 1, стр. 183 — 184. 

О древних переселениях якутов Г.Ф. Миллер писал следующее: «По своему местожительству они так удалены от татар, что трудно было бы про них сказать что-либо правильное, если бы не сохранилось у них старинное предание, которое проливает свет на их взаимные отношения. Якуты рассказывают, что с незапамятных времен их предки жили вместе с монголами и бурятами, которые известны им теперь только по именам. Якуты прогнали их после некоторой борьбы. Затем в верховьях Лены они сели на плоты, взяв с собой скот, и высадились около Олекмы и Якутска и оттуда распространились по другим ныне занятым ими местам»46. Невозможно допустить, чтобы он сведения эти просто заимствовал у Н.К. Витсена. Должно быть, старинные предания якутов Г.Ф. Миллер записывал сам. 

Не удовлетворяясь данными одних устных исторических преданий, Г.Ф. Миллер утверждал, «что самыми вескими доказательствами происхождения того или иного народа являются те, которые основаны на языке». «Я уже говорил выше, — добавляет он,— что, по данным их языка, якуты должны были когда-то составлять один народ с татарами. В то же самое время их язык содержит в себе много слов монгольских и похожих на бурятские. Это подтверждает правильность рассказа об их прежнем местожительстве, которое у них было общим с монголами и бурятами»47. Г.Ф. Миллер имел веское основание для подобного утверждения. Во время своего путешествия он ревностно собирал материалы по языкам разных народов, составляя при этом сравнительные словари48. Так, например, им был составлен «Лексикон, или лучше сказать собрание слов татарского языка по всем оного диалектам в Сибири (башкирский, туринский, тобольский, томский, телеутский, кузнецкий, красноярский, кангатский, якутский)»49. Во всяком случае, даже если некоторые его фактические данные не совсем верны, важен сам принцип подхода к языкам, как к необходимым историческим источникам. При этом Г.Ф. Миллер ищет общего (родового) сходства языков, а не отдельных названий, случайно созвучных50. 

А это было большим шагом вперед в истолковании лингвистического источника. 

46 Г.Ф. Миллер. История Сибири, т. 1, стр. 183. 

47 Там же. 

48 Н.А. Бакланова и А.И. Андреев. Обзор рукописей Г.Ф. Миллера по истории, географии и этнографии и языкам народов  ибири, хранящихся в московских и ленинградских архивах и библиотеках (Г.Ф. Миллер. История Сибири, т. I, стр. 561 — 562). 

49 Там же, стр. 561. 

50 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 131. 

Провозгласив язык одним из средств в решении этногенетических вопросов якутского народа, Г.Ф. Миллер лингвистические данные дополняет другими историческими фактами. Так, например, судьбы якутов он связывает с характером их скотоводческого хозяйства, а также с географической средой. Г.Ф. Миллер пишет: «Состояние местности по верхнему течению реки Лены также служит доказательством того, что народ, привыкший жить в степях и получавший средства к жизни преимущественно от скотоводства, только по причине войны или с отчаяния мог выбрать своим местопребыванием берега этой реки. Лена в большей части своего течения протекает между высокими и отвесными горами, где для разведения скота в большом размере было весьма мало удобных мест. Только близ Олекмы и там, где теперь стоит Якутск, можно найти по берегам обширные луговые пространства, которые показались беглецам пригодными для поселения, и там они на самом деле основались»51. Таким образом, по Г.Ф. Миллеру, для якутов, «получавших средства к жизни преимущественно от скотоводства», крайне важным было иметь для скота «обширные луговые пространства». В подтверждение доводов в пользу выдвигаемого им положения о переселении предков якутов на север Г.Ф. Миллер привлекает и предания тунгусского народа. «У живущих по реке Лене тунгусов, — пишет он, — есть предание, унаследованное ими от своих предков, что, когда якуты прибыли в те места, предки их оказали сильное сопротивление непрошенным гостям и не хотели их пропустить, но были побеждены. Они указывают на место, где происходила кровавая битва между якутами и тунгусами, неудачная для последних. Это место находится недалеко от устья впадающей в Лену реки Патомы. Там тянутся горы, которые русскими называются Гусельными». Правдивость тунгусского предания Г.Ф. Миллер подкрепляет своими личными наблюдениями. «Последствием этой первой встречи, — продолжает он, — является продолжающаяся до сих пор вражда между этими двумя народами. Когда случается тунгусам встретить на охоте на Витиме, Патоме, Олекме и в других тамошних местах якутов, то редко дело обходится без столкновения между ними»52. 

Таким образом, к решению вопроса о происхождении якутского народа Г.Ф. Миллер подошел более научно, чем было до сих пор, привлекая при этом литературные, фольклорные, лингвистические, географические данные и дополняя их своими личными наблюдениями. 

51 Г.Ф. Миллер. История Сибири, т. 1, стр. 183. 

52 Там же, стр. 184. 

При этом он сопоставляет, сличает, проверяет и взвешивает достоверность различных данных. В этом состоит преимущество выдвигаемого им положения о родстве якутов с татарами, монголами и бурятами, т. е. с тюркоязычными и монгольскими народами. 

Разумеется, в свете достижений современной науки представления Г.Ф. Миллера о том, что предки якутов единовременно переселились на Среднюю Лену в виде уже готовой оформившейся этнической единицы образования, кажутся устаревшими. Процесс этнической консолидации якутского народа был явлением длительным и достаточно сложным. В нем участвовали элементы как южного тюркского, монгольского, так и северного тунгусо-маньчжурского и палеоазиатского субстратов. 

Г.Ф. Миллер дал описание дорусской жизни якутов. При этом он допускает известную архаизацию их быта. Он отмечает, что до своего знакомства с русскими якуты варили пищу в глиняной посуде. Они изготовляли, пишет Г.Ф. Миллер, посуду сами, но не умели делать ее достаточно прочной и поэтому должны были часто заниматься этой скучной работой. Якуты не знали другой одежды, кроме той, которую изготовляли из шкур диких и домашних животных. Им нравились медные котлы, цветные сукна и стеклянные бусы русских, поэтому после знакомства с ними они уже не могли обойтись без них. 

Торговля этими и другими подобными товарами, а также подарки много способствовали покорению якутов 53. 

Г.Ф. Миллер попытался объяснить вопросы о причинах восстаний якутов. Известно, что в эпоху присоединения в Якутии действовали отряды служилых людей как из Мангазейска, так и из Енисейска, между которыми, ввиду отсутствия согласованности в вопросах взимания ясака, нередко происходили военные столкновения. Как мангазейцы, так и енисейцы «под предлогом новых завоеваний» стремились «захватить часть ленских богатств». Вследствие этого возникали местные войны, во время которых одни служилые люди ходили походами против других служилых людей. «Якуты были приведены в недоуменье, — пишет Г.Ф. Миллер, — и не знали, кого им следует слушаться, а притеснения с разных сторон и мест довели их до отчаяния, возбудили ненависть, упорство, строптивость и возмущение...»54. Притеснения эти заставляли якутов восстать. 

53 Г.Ф. Миллер. История Сибири (См. рукопись: Архив ЛО ИЭ АН СССР), т. 3, стр. 102. 

54 Там же, стр. 98. 

Г.Ф. Миллер довольно подробно описывает восстания якутов 1633 — 1634, 1639 — 1640 гг. Характерно при этом то, что он не делает широких обобщений, ограничиваясь лишь изложением внешних событий хода восстаний. Однако Г.Ф. Миллер выступления якутов пытается объяснить не царской системой власти, а лишь неверными действиями ее отдельных представителей, которые насильственно вымучивают ясак в свою пользу, беспощадно грабя подданных. Это старый прием, характерный для идеологов классового общества, которые не хотят видеть порочность всей системы, а видят лишь пороки отдельных ее исполнителей и, обвиняя их, защищают тем самым систему55. Каковы были цели и задачи восстаний? Чего добивались их организаторы? Эти и другие вопросы также осторожно обойдены Г.Ф. Миллером. Но надо указать, что описание событий 1633 — 1634, 1639 — 1640 гг. дано впервые Г.Ф. Миллером. 

Бегство якутов из центральных волостей на окраины, по Г.Ф. Миллеру, было одним из последствий восстаний. «Расселение же их (якутов. — В. И.), — пишет он, — по другим местам, где они живут и в настоящее время, было вызвано лишь последующими восстаниями...»56 Признавая недостаточность объяснения причин расселения якутов одними восстаниями, Г.Ф. Миллер добавлял, что «своим удобством для скотоводства Вилюй подобно их (якутов. — В. И.) прежним кочевьям мог им понравиться». Однако здесь не до конца высказана мысль, что процесс расселения якутов был связан не только с событиями присоединения и восстаниями, но и с характером их скотоводческого хозяйства. Относительно тех групп якутов, которые оказались в «низовьях реки Лены, в Жиганах, и даже до самого устья этой реки и других рек, впадающих в Ледовитый океан», Г.Ф. Миллер считает, что их расселение «могло произойти только вследствие крайней нужды и отчаяния»57. Кроме того, по его мнению, расселение якутов началось лишь в связи с событиями присоединения. С таким мнением современный историк вряд ли согласится, так как процесс расселения начался еще до прихода русских. 

Сама постановка вопроса о расселении якутов, несмотря на ряд недостатков, имеет, безусловно, большое значение. Изложение всех событий Г.Ф. Миллер доводит до конца 1640-х годов. 

55 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 155 — 156. 

56 Г.Ф. Миллер. История Сибири, т. 3, стр. 114 — 115. 

57 Там же, стр. 115. 

Г.Ф. Миллер на основе документальных материалов Якутского архива написал также ряд ценных статей историко-географического характера: «Известия о северном морском ходе из устья Лены реки ради обретения восточных стран» (1737) 58, «История о странах при Амуре лежащих» (1740) 59, «Письмо российского морского офицера» (1753) 60 и «Описание морских путешествий по Ледовитому и Восточному морю, с Российской стороны учиненных» (1758) 61. Эти работы посвящены воссозданию истории русских географических открытий и исследований в Северном Ледовитом океане и в северной части Тихого океана, а также утверждению русского приоритета на востоке. Значение названных работ правильно оценено М.О. Косвеном, который отметил, что они «в течение весьма долгого времени... оставались единственными литературными источниками по географии и этнографии открытых русскими исследователями стран»62. 

В 1744 г. по заданию Коммерц-коллегии Г.Ф. Миллер составил «Известие о торгах сибирских»63, в котором он сообщает, что ,в его бытность в Сибири «не был намерен» о торгах сибирских «известие сочинить», поэтому «о многом сюда принадлежащем не осведомился» и что он «слышал и записал, то токмо учинено яко бы мимоходом»64. Несмотря на это, работа получилась довольно обстоятельная, насыщенная интересными данными. Она состоит из шести глав. Данные по Якутии содержатся в главах II, III, IV. 

58 «Примечания к Санкт-Петербургским ведомостям», 1742, ч. 50 — 60; ААН, ф. 21, оп. 5, № 20 (перевод с немецкого И. Яхонтова). Во время архивных изысканий в 1736 г. в Якутском воеводском архиве были обнаружены Г.Ф. Миллером документы С.И. Дежнева об открытии им в 1648 г. пролива, отделяющего Азию от Америки. 

59 «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», июль — октябрь, 1757; см. также рукописи: ААН, ф. 3, оп. Г, № 812; ЦГАДА, портф. Миллера, № 507, 523. 

60 ААН, ф. 21, оп. 5, № 159 (перевод с немецкого). Работа была написана Г.Ф. Миллером в ответ на статью Иосифа Делиля «Об открытиях в Восточном море» (Париж, 1752), в которой искажались и умалялись заслуги русских экспедиций на восток. 

61 «Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие», январь — май, июль — ноябрь, 1758. 

62 М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции, стр. 190. 

63 «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», сентябрь, декабрь, 1755; февраль — май, 1756. Рукописи этой же работы под заглавием «Описание торгов, происходящих в Сибири» хранятся: ААН, ф. 21, оп. 5, № 183; Архив ЛОИИ АН СССР, собрание Воронцовых, № 555; ЦГАДА, портф. Миллера, № 150. Авторство Г.Ф. Миллера было установлено по изд.: А.Н. Неустроев. Историческое разыскание о русских повременных изданиях и сборниках за 1703 — 1802 гг. СПб., 1875, стр. 52. 

64 «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», сентябрь, 1755, стр. 195. 

По мнению Г.Ф. Миллера, «Якутск достоин большого примечания», так как он есть «пребогатый город во всей Сибири в лучшей мягкой рухляди», туда привозят «всякие российские и китайские товары» для «довольствия не токмо сего города, но также и пространного Якутского уезда и земли Камчатки». 

Здесь Г.Ф. Миллер правильно уловил значение Якутска на северо-востоке Сибири, сыгравшего важную роль как один из центров зарождавшихся товарно-денежных отношений. Торговлю с якутами вели в основном ясачные сборщики, поскольку «иногородные купцы весьма редко туда (в зимовья и остроги. — В.И.) ездят, и тамошний торг состоит почти за одними только якутскими жителями, между которыми казаки, когда для збору ясаку с иноверных народов посылаются, наибольшую от того пользу себе получают». Г.Ф. Миллер приводит данные о том, что иногда и «российские купцы ездили из Якутска» в самые дальние места уезда «и с великою прибылью назад оттуда возвращались»65. Надо, однако, заметить, что автор статьи мало пишет о вопиющих фактах неэквивалентной торговли между якутами и сборщиками ясака и злоупотреблениях последних. Невозможно допустить, что факты эти оставались ему неизвестными. Ведь почти в это же время была написана записка Г. Фика о притеснениях и грабительствах ясачных сборщиков, представляющая документ большой разоблачительной силы. 

Г.Ф. Миллер, говоря об огромных пушных богатствах в современной ему Якутии, по существу не упоминает о фактах, свидетельствовавших о начавшемся истощении пушных богатств уезда66. Из пушных зверей, по Г.Ф. Миллеру, только соболь «достоин первого места». Цена же соболей колебалась от 25 копеек («самые плохие») до 50 рублей и более («наилучшие») 67. По своему качеству якутские соболи уступают только соболям реки Уди, «где попадаются наилучшие соболи из всей Сибири». «Самые богатые соболиные места имеются, — пишет Г.Ф. Миллер, — у впадающих в Лену реках Витим, Олекма и Алдан. В оные места ходят как из Нерчинского, так и из Якутского уезда». 

65 Там же, стр. 242 — 244. 

66 М.Н. Мартынов. Пушные промыслы в Якутии в XVIII в. «Ученые записки Института языка, литературы и истории  Якутского филиала АН СССР», 1956, вып. 4, стр. 34. 

67 «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», февраль, 1756, стр. 180. 

Сравнивая качество соболей, он отмечает, что «при Витиме они лучше, нежели при Киренге, при Олекме лучше, нежели ори Витиме, при Алдане лучше, нежели при Олекме, а при Уде напоследок лучше, нежели при всех прочих». Вместе с тем Г.Ф. Миллер подчеркивает «умаление» соболей за последние годы. Старые люди из якутов рассказывали ему, что по реке Лене ниже Олекминского острога был «богатый наволок», где «каждый промышленник, которых часто по 30, по 40 и по 50 человек в артеле ходило, по 7 сороков соболей на пай, то есть на свою часть, получали». Теперь же «богатый наволок истощился, а якуты для соболиного промыслу... ныне столь далеко ходят, что они а том несколько месяцев препровождают». Далее он указывает цену на соболя, черную, красную лисицу и на другую пушнину. При этом делает любопытное сообщение, что беличьи меха «сшивают почти только в Якутске, где якутские женщины в сей работе упражняются». Кроме того, «русские жители, которые много якутских жен и девок при себе в услужении имеют, оные больше к сей работе приставливают»68. 

Г.Ф. Миллер пишет, что «в прежние времена» бывали ярмарки недалеко от Якутска «на берегу реки Лены», в Средне-колымском остроге, где «отправлялся наибольший торг», в Киренском остроге, куда «купцы летом в великом множестве съезжались». Теперь же, т. е. к его времени, «за умалением сибирских дорогих товаров (мехов. — В.И.), такие богатые торги прекратились»69. Говоря об этом, Г.Ф. Миллер не забывает давать практические советы купцам. Например, он сообщает, что «у иноземческих народов бывает продажа готовых зипунов особливо прибыльна». В другом месте говорит, что цена на «стеклянный бисер и корольки» в Якутском уезде бывает «побольше других мест». Однако, как защитник интересов русского дворянского государства, Г.Ф. Миллер рекомендует строго запретить ввоз огнестрельного оружия для «сибирских народов в тех местах, где их числом больше против природных россиян, чтобы не подать причины к неспокойствам и бунту» 70. 

В своих сочинениях Г.Ф. Миллер уделял определенное внимание изучению обычаев и культуры якутского народа. 

Это выразилось в том, что он еще в 1733 г. в Казани велел срисовать двух якутов (мальчика и девочку) с «шитыми рожами». 21 августа 1736 г., находясь в Олекминском остроге и ожидая там возвращения С.П. Крашенинникова, отправленного на речку Кемпендяй (приток Вилюя), Г.Ф. Миллер «велел якутскому шаману» показать свое камлание, при котором присутствовал и И.Г. Гмелин. 

68 «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», март, 1756, стр. 195 — 197, 208. 

69 Там же, сентябрь, 1755, стр. 245 — 246. 

70 Там же, декабрь, 1755, стр. 526, 531, 534. 

23 августа того же года в том же Олекминске «состоялось новое шаманское представление». Причем во время последнего Г.Ф. Миллер путем расспросов узнал много нового. «Только теперь, — пишет И.Г. Гмелин, — господин профессор Миллер узнал, что обозначают многие чужие слова, произносимые шаманом при волшебном сеансе, которые до сих пор очень старались от нас скрыть»71. 

Известно, что члены академического отряда зиму 1736 — 1737 г. провели в работе над якутским архивом, делая обширные выписки и копии с документов. С наступлением весны Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин выезжали в близлежащие от Якутска улусы для проведения стационарных наблюдений. «Пользуясь хорошей погодой, — писал по этому поводу И.Г. Гмелин, — мы в течение всего месяца устраивали у волшебников якутского народа различные представления и сеансы фокусов...»72 Г.Ф. Миллера интересовали и другие стороны обычаев и верований якутов. Он дал подробное описание якутского ысыаха (праздника), устроенного каким-то князцом. 

Впервые это описание было разыскано В.В. Поповым в тетради с заголовком «Известие о шаманах или колдунах сибирских»73 и опубликовано им в качестве приложения к труду В.Ф. Трощанского «Эволюция черной веры (шаманства) у якутов»74. Дата написания работы неизвестна. Мы имеем здесь дело с протокольным описанием якутского ысыаха, совершавшегося по их старинным верованиям75. В «церемонии приношения жертв» божествам плодородия главным действующим лицом являлся «белый» шаман. Позднее этот обычай исчез из верований якутов. Вначале ысыах проходил; судя по описанию, в обстановке строго регламентированного правила, налагаемого «церемонией приношения жертв», что было заметно и в обряде кумысопития. В финале ысыаха «были у мужчин разныя забавы, а именно борьба, скаканье на одной ноге и беганье взапуски, что все делали они, скинув с себя платье и обувь, в одних штанах. А у женщин была пляска»76. 

71 Gtnelin I. G. Reise durch Sibirien von dem Jahren 1733 bis 1743 Bd II Got-tingen, 1752, S. 358. 

72 Там же, стр. 491. 

73 Журнал этот не представляет собой, как это можно ошибочно вывести из его названия, специальной работы о шаманстве — таковой работы вообще в рукописях Миллера в ЦГАДА не существует (М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции, стр. 184). 

74 В.Ф. Трощанский. Эволюция черной веры (шаманства) у якутов. Казань 1902. 

75 Г.В. Ксенофонтов. Указ. соч., стр. 185. 

Много интересных этнографических сведений имеется в сочинении Г.Ф. Миллера «Известия о якутах и их шаманах, о юкагирах, остяках, тунгузах, самоедах, камасинцах, тайгинцах, татарах и об обычаях разных сих народов»77. Сочинение представляет собой черновик, без начала, со следами многочисленных поправок и перечеркиваний, написанный рукой Г.Ф. Миллера. Рукопись написана на немецком языке. Дата не указана. В нашем распоряжении нет сведений о беловом варианте этого сочинения. Наряду с описаниями других народов автор здесь дает сведения о якутах. Много места Г.Ф. Миллер уделяет описанию зимней и летней одежды мужчин и женщин, сделанной из шкур диких и домашних животных и отделанной пушниной (у женщин) (лл. 15 — 19, 42 об. — 43). Он касается также и пищи якутов: мясной, молочной и рыбной (лл. (47 об. и далее, л. 96 об.). В сочинении отражены семейно-брачные отношения, особенно вопросы, связанные с калымом (лл. 90 об. — 94); описано и вооружение — лук и стрелы, пальмы и панцири (лл. 24 об. — 25, 68 об. — 69), причем приводятся изображения различных типов стрел у якутов, тунгусов и бурят в сравнительном плане. Автор приводит сведения о хронологических представлениях якутов, в частности о делении года на сезоны и месяцы (лл. 4 об. — 6, 45 — 47 об.), а также мимоходом касается их космогонических представлений (л. 6 об.). Описания сопровождаются специфически якутскими терминами и словами, что увеличивает ценность «Известий» как этнографического сочинения. 

Следует отметить, что этнографических работ о якутах, написанных Г.Ф. Миллером, не так уж много, как это следовало бы ожидать. Дело, по-видимому, объясняется тем, что много времени отнимали снятие копий с документов, а также составление статей и подготовка «заготовок» для его будущих работ. К тому же в Якутии он был сравнительно недолго. Г.Ф. Миллер, очевидно, ясно сознавал этот пробел. О недостаточности этнографических материалов о якутах он определенно высказался в инструкции, данной 28 февраля 1739 г. в Енисейске Г.В. Стеллеру. 

Он предлагал Г.В. Стеллеру ехать «в Якуцк без всякого замедления и дорогою нигде не мешкать..., понеже тамошняя страна еще не совершенно исследована» 78. 

76 В.Ф. Трощанский. Указ. соч., стр. 185. 

77 ЦГАДА, портф. Миллера, № 509, лл. 1 — 178. 

78 ААН, ф. 3, оп. 1, № 800, л. 13 об. 

Далее в той же инструкции говорится следующее: «Едучи из Иркуцка на Лену реку описать вам во оном пути тамошних брацких людей житие и веру, и всякие поведения и прочее, что до политической истории касается, а ежели вам самим за иными исследованиями оного описания чинить способу не будет, то приказать о том студенту Горланову, также велеть живописцу некоторые тех брацких поведения в рисунке изобразить, например, брацкую семью в их платье с юртами и посудами и с прочим скарбом, да шамаево над больными бываемое, или иное достопамятное, и в рисунках изображено быть может, о чем вам и на Лене у тунгусов стараться, а особливо в Якуцке и велеть срисовать всякое тунгусское и якуцкое платье, и якуцкие шаманства и приношения жертвы, понеже о якутах и по ныне еще ничего в рисунках не изображено»79. 

Г.Ф. Миллер также составил обширную инструкцию, содержащую 1287 статей и 13 декабря 1740 г. отправил ее из Тобольска И.Э. Фишеру. Эта программа состоит из следующих шести параграфов, вернее разделов, состоящих каждый из ряда статей, или пунктов: § 1. «О ведении журнала» (20 статей); § 2. «О географическом описании» (75 статей); § 3. «О теперешнем состоянии городов и подведомственных им земель» (38 статей); § 4. «О пересмотре архивов и описании сибирской истории» (22 статьи); § 5. «Об описании древностей» (100 статей); § 6. «Об описании нравов и обычаев народов» (923 статьи). Сверх того программа имеет еще четыре приложения, или специальные части: 1) «О ландкартах» (63 статьи); 2) «О рисунках» (30 статей); 3) «О собирании различных предметов для кунсткамеры» (16 статей); 4) «Словарь, по которому надлежит собирать материалы для языков и диалектов народов»80. 

Г.Ф. Миллер имел достаточное основание писать: «...я указывал на все, что ему (Фишеру. — В.И.) следовало сделать по таким предметам, которые мне самому не представлялся случай выполнить»81. 

Советский историк М.О. Косвен правильно отмечал, что «данная программа Миллера представляет собой замечательный этнографический документ», что «она и сейчас может быть плодотворным образом использована в современной полевой этнографической практике»32. 

71 Там же, л. 31. Во исполнение этого пункта инструкции И. Беркан выполнил ряд выразительных рисунков из быта якутов. Таковы, например, сцена из обыденной жизни якутов в их юрте, изображение шаманского камлания и обряда погребения по старинному обычаю (ААН, ф. 21, оп. 5, № 158, лл. 159, 161а). 

80 М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции, стр. 181. 

81 Цит. по статье: А.И. Андреев. Труды Г.Ф. Миллера о Сибири, стр. 71. 

Нам неизвестно, производил ли Г.Ф. Миллер сам археологические раскопки в Якутии. Но надо сказать, что раскопки могил вообще-то там были. 

Есть свидетельства о том, что о таких раскопках Г.Ф. Миллер справлялся «из тамошних архивных писем». В статье «Изъяснение о некоторых древностях, в могилах найденных» (1764), написанной по поручению Екатерины II, он сообщал следующее. «Когда я упомянул о костях лошадиных, кои в сих могилах найдены вместе с человеческими, то оное есть доказательство особливого суеверия, наблюдаемого еще и ныне некоторыми восточными народами. Многие так думают, да и Магометов рай, кажется, на том же основан, что отошедшие души на том свете так, как на сем, одинаково жизнью наслаждаются. На такой конец знатному человеку потребна та лошадь, на которой он ездил, надобна ему милая жена и любимый его служитель. Потому индиянка ввергает себя в пламя; и у якутов в то время, как они учинились российскими подданными, было еще такое обыкновение, чтоб убивать верных служителей у могилы господина и вместе закапывать, что продолжалось, как то мне известно из тамошних архивных писем, до тех пор, пока таких суеверных, яко дерзких убийц, к ответу позвали и наказывали действительно. Для того же всегда украшали покойников по своим достаткам: мужчине саблю и обоему полу разную посуду и драгоценности, кои им в дальнейшей езде может быть, понадобятся, клали в могилу. Ныне хотя никто так глупо не рассуждает, что сии вещи покойному потребны, ибо довольно знают, что все остается в могиле, однако за тем не отстают от прежнего своего обыкновения. То суть души лошадей, жен, служителей, украшений, мечей, сосудов и драгоценностей (ибо всякая вещь по сей философии имеет свою душу), кои посвящаются покойнику. Сие древнее мнение по всей его обширности содержали и соделатели сих могил. Великие драгоценности из злата и серебра, в прежние времена из сих могил, о коих здесь говорится, взятые, видеть можно в императорской кунсткамере при Академии наук. Видя оные, изумиться можно, и едва ли кто, кроме показанной мною причины закапывания, другой открыть может» 83. 

Далее Г.Ф. Миллер отмечал, что «богатые могилы доказывают знатность погребенных особ», а «скудным и простым людям никаких драгоценностей в могилу класть было не можно...»84 

82 М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции, стр. 182. 

83 Г.Ф. Миллер. История Сибири, т. I, стр. 521 — 522. 

Казалось бы отсюда рукой подать до мысли о социальной дифференциации якутского общества на бедных и богатых, но этого шага Г.Ф. Миллер сделать был не в силах, будучи далеким от понимания проблем общественного неравенства. 

Другим вопросом, привлекавшим внимание Г.Ф. Миллера, были писаницы по р. Лене, имеющие, как мы теперь знаем, отношение также к древней истории якутов. В статье «О сибирских писаных камнях» он сообщал, что «ошибочно признаны надписями те изображения людей и животных и иные непонятные рисунки, с первого взгляда на которые ясно, что они не имеют характера букв. Их можно видеть в довольно многих местах Сибири, по берегам рек, на крутых скалах. Писаны они красками или вырезаны на камнях...»85. Вообще отношение Г.Ф. Миллера к писаницам было скорее отрицательным, чем положительным. Он не считал, что они восходят к глубокой древности. «Я не вижу причины, — отмечал он, — почему они (писаницы. — В.И.) должны быть приписаны первым обладателем этого края, а не нынешним обитателем его»86. 

Г.Ф. Миллер недоверчиво относился и к писаницам на р. Лене. «Есть несколько украшенных фигурами скал, — указывает он, — на правом или восточном берегу р. Лены, между г. Верхоленском и дер. Качегой (в разных местах, в особенности одна, называемая Писаным Камнем, верстах в 36 ниже Верхоленска)». Далее он сообщает, что «на них видны разные изображения людей и животных, вырезанные на красноватом песчаном камне. Со всех этих изображений, пока они мне были известны только по слуху и пока я сам еще не добрался до них, я приказал снять рисунки, но, когда мне удалось увидеть их собственными глазами, мне стало жаль потраченного на зарисовку труда, да и теперь не считаю нужным издавать их. В виде образца, однако же, и следуя принятому порядку, прилагаю несколько рисунков, по которым любители таких вещей рассудят, могут ли они принести им какую-нибудь пользу»87. Таким образом, пользы от писаниц Г.Ф. Миллер не видел. Однако заслуга его состояла в том, что он одним из первых обратил внимание будущих исследователей на «непонятные рисунки» на скалах р. Лены, указав местонахождение этих петроглифов. 

84 Г. Ф. Миллер. История Сибири, т. I, стр. 522. 

85 Там же, стр. 526. 

86 Там же, стр. 537. 

87 Там же, стр. 536, Рисунки см, на стр. 544 — 545, 560 — 561. 

Одним из средств собирания исторических и этнографических материалов о якутах у Г.Ф. Миллера был анкетно-вопросный метод. В архивах сохранилось довольно значительное количество инструкций Г.Ф. Миллера «с товарищи» и ответов на эти инструкции. Так в Архиве Академии наук сохранились инструкции, данные якутским приказчикам, отправленным на Вилюй, Яну, Колыму, Индигирку, Анадырь88. А в ЦГАДА хранятся ответы на эти и другие инструкции 89. В ответах якутских приказчиков и ясачных сборщиков и других лиц содержатся довольно интересные материалы по истории и этнографии отдельных якутских волостей. 

Определенный интерес представляет полученная по запросу Г.Ф. Миллера «Ведомость, сочиненная в Якуцкой воеводской канцелярии по требованию Академии наук профессора Герарда Фридриха Миллера, о состоянии Якуцка и Якуцкого ведомства об остротах и зимовьях и слободах»90. Она была составлена не позднее 10 июня 1737 г. чиновником Якутской воеводской канцелярии Иваном Борисовым. В ней содержатся данные по истории г. Якутска, сведения о расселении якутов и других народов края по различным волостям, о численности якутов по отдельным зимовьям, об экономическом положении волостей. Важными являются данные о ясачных окладах (в соболях, лисицах, деньгах). 

В Якутске работа академического отряда велась, как уже сказано, главным образом в архиве воеводской канцелярии. В 1736 — 1737 гг. этот архив находился еще в полной сохранности и заключал в себе материалы по истории, этнографии и географии края за сто лет. Г.Ф. Миллер получил возможность собрать материал, позднее использованный для «Истории Сибири», а также для статей, о которых упомянуто выше. Он, несомненно, пересмотрел весь этот архив и со многих документов поручил своим помощникам С.П. Крашенинникову, В. Третьякову, И. Яхонтову снять копии. 

Копии под названием «Описки Якутской архивы» хранятся в Архиве Академии наук СССР92. В пяти объемистых книгах сосредоточены копии 1746 якутских актов преимущественно XVII — начала XVIII в. 

88 ААН, ф. 21, оп. 5, № 73, ля. 56 — 58, 63 — 66 об. 66 — 68 об., 69 — 72. 

89 ЦГАДА, портф. Миллера, № 481, ч. 7, лл. 168 — 184, 235 — 237, 238 — 245, 246 — 252 об., 253 — 268 об., 276 — 316, 317 — 323 об., 325 — 333 об.; № 365, I, тетр. 2, лл. 144 — 147. 

90 ЦГАДА, портф. Миллера, № 481, ч. 7, лл, 205 — 284. 

91 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр, 14. 

92 ААН, ф. 21, оп. 4, № 30 — 34. 

Описи к этим «копийным» книгам хранятся в другом месте, в ЦГАДА93. 

«Копийными» книгами пользовался прежде всего сам Г.Ф. Миллер, когда он работал над «Историей Сибири». К ним, как к важным источникам, обращался и С.П. Крашенинников, извлекая оттуда отдельные материалы для своего «Описания Камчатки». Некоторые документы из «Списков Якутской архивы» опубликованы в «Актах исторических», «Дополнениях к Актам историческим» и в «Памятниках Сибирской истории XVIII века». Часть документов остается до настоящего времени не введенной в научный оборот94. «Копийные» книги Г.Ф. Миллера не утратили своего значения и поныне. Ими пользуются советские историки. 

Наконец, следует обратить внимание на сбор Г.Ф. Миллером предметов материальной культуры и культовой магии якутов для кунсткамеры Академии наук в Петербурге. В апреле 1739 г. он, в частности, доносил в Сенат, что «натуральные и прочие куриозные вещи при нас по сие число столько умножились, что оных больше у себя держать незачем, но надлежит отправить в Санкт-Петербург в ее императорского величества кунсткамеру, того ради при сем доношении посылаются таких вещей три ящика, один тюк, одна лагушка *, да одна сума сыромятная»95. 16 апреля эти «натуральные» и «куриозные» вещи были посланы с солдатом Павлом Шевелевым. Среди множества вещей в «кожаном мешке под № б» находились: «якутский тагалай или церемониальное платье, которое употребляют женщины замужние», якутские женские зимние и летние платья, женская летняя обувь, женская шапка, «троякий идол (болван)», четыре идола, «вместе связанные», деревянный идол «несколько одет», «кивот **, в котором идолы для чистоты хранятся», чаша с ложкою, «для жертвы употребляемая», «два якутских сосуда, из которых пьют во время жертвы»96. 

Попутно отметим, что предметы материальной и духовной культуры собирались под руководством Г.Ф. Миллера и другими сотрудниками академического отряда. - 

93 ЦГАДА, портф. Миллера, № 482, 483. 

94 Об оценке качества этих копий подробно см.: А.И. Андреев. Труды Г.Ф. Миллера о Сибири, стр. 125 — 128. 

* лягушка — бочка, бочонок. 

95 ААН, ф. 3, оп. 1, №811, л. 211» 

** кивот — чехол. 

96 Там же. 

Так, 11 октября 1742 г. С.П. Крашенинников из Туринска отправил письмо Г.Ф. Миллеру, в котором сообщалось, что И.Э. Фишер послал через него (С.П. Крашенинникова) Г.Ф. Миллеру «якуцкое шаманское платье и бубен, тунгусских болванчиков три, да две рожи, нашитые на горностаях, топор костяной, ложку роговую да терку роговую...»97 

18 июня 1747 г. в «реестр вещам» покойного Г.В. Стеллера, привезенным в Петербург «живописцем» И. Берканом, С.П. Крашенинников включил: «сутуры * якуцкие волчьи», «торбасы камасные ** черные якуцкие», «якуцкие бурханы»***, «огниво деревянное», «якуцкую пальму» и т. д. Примечательно, что среди коллекций Г.В. Стеллера находились: «серебряные и медные могильные бляхи», «топоров каменных, ланцетов и ножей каменных же несколько», «топор костяной» 9S. Как видно, здесь речь идет об орудиях труда каменного века и вещах, извлеченных из могильников. Можно предположить, что они были добыты в результате археологических раскопок. 

Надо сказать, что Петербургская кунсткамера — крупнейший музей в мире — основана в 1714 г. и открыта для обозрения в 1719 г. После основания в России Академии наук (1724 г.) кунсткамера перешла в ее ведение. В 1728 г. она переведена в новое здание, специально построенное для нее на Васильевском острове. 

В этом музее, как отмечала советский историк Т.В. Станюкевич, в 1740-х годах среди этнографических коллекций, собранных сотрудниками академического отряда и экспонированных в залах, были: якутских — 15 предметов, юкагирских — 13, ламутских — 21, корякских — 24, тунгусских — 13100. 5 декабря 1747 г. в кунсткамере произошел пожар. Нам неизвестен размер урона, нанесенного огнем, а также и то, что именно пострадало тогда из якутской коллекции. Передовые представители русского общества тут же начали предлагать свои услуги для восстановления потерь. Были составлены списки утерянных документов. В начале 1761 г. эти списки были разосланы по губернским канцеляриям для того, чтобы по ним начали там собирать недостающие Предметы101. 

97 С.П. Крашенинников. Описание земли Камчатки. М. —Л, 1949, стр. 642. 

* сутуры — наколенники. 

** зимние торбасы из шкур оленьих или конских лап. 

*** очевидно, здесь имеются в виду бурки — плащи до колен. 

98 ААН, ф. 3, оп. 1, № 813, лл. 244—245.

99 К началу XIX в. из кунсткамеры выделились Анатомический, Ботанический, Зоологический и другие музеи. В здании кунсткамеры в настоящее время помещается Институт этнографии АН СССР (Ленинградское отделение), Музей антропологии в этнографии им. Петра I и Мемориальный музей М.В. Ломоносова. 

100 Т.В. Станюкевич. Кунсткамера Петербургской Академии наук, М. — Л., 1953, стр. 66. 

В восстановлении урона принимал участие и Г.Ф. Миллер. В письме Ф.И. Соймонову от 20 марта 1762 г. он просил его прислать для кунсткамеры «шаманские уборы, платье и бубны, кои наиспособнее у нерчинских тунгусов и у якутов достать можно»102. 

Известно, что в 1762 г. из Сибирской губернской канцелярии поступило в кунсткамеру «остяцкое и самоедское платье», а несколько позже из Иркутской канцелярии — «различных сибирских народов платье и другие сибирские вещи»103, среди которых могли быть и якутские. 

Таким образом, Г.Ф. Миллер и другие сотрудники академического отряда собрали довольно значительную коллекцию якутских предметов, которые с 1740-х годов стали экспонироваться в крупнейшем музее — в Петербургской кунсткамере. 

По возвращении из сибирского путешествия Г.Ф. Миллер не прекращал собирать материалы по истории, этнографии и географии Сибири. Особенно большой приток материалов был в 1750 — 1760-х годах. Среди писем, полученных им от Ф.И. Соймонова 104, якутского воеводы А.Е. Заборовокого 105, Ф.X. Плениснера 106 и других лиц, содержится немало известий о якутах и Якутии. 

Много историко-этнографических данных о якутах содержится в трудах и материалах других участников академического отряда Второй Камчатской экспедиции, например И.Г. Пмелина, А.Д. Красильникова и Г.В. Стеллера, Я.И. Линденау и др. 

Иоганн Георг Гмелин (1700 — 1755) 107, уроженец г. Тюбингена (Германия), в 1725 г. окончил медицинский факультет Тюбингенского университета. Через два года, т. е. в 1727 г., приехал в Россию и поступил на службу в Академию наук, где с 1731 г. стал профессором химии и натуральной истории, С 1733 по 1743 г. находился в составе академического отряда Второй Камчатской экспедиции. В 1747 г., уехав для лечения в Германию, навсегда остался там, нарушив тем самым контракт с Россией. В родном Тюбингене состоял профессором медицины. 

101 Там же, стр. 118, 122 — 123. 

102 ААН, ф. 21, оп. 3, № 307/39, л. 11 об. 

103 Т.В. Станюкевич. Указ. соч., стр. 123 

104 ААН, ф. 21, оп. 3, № 286/1, 286/2, 286/3, 286/4, 307/39. 

105 ЦГАДА, портф. Миллера, № 549, ч. 9. 

106 Там же, № 546, ч. 8. 

107 П. Пекарский. История Академии наук, т. I; В.Ф. Гнучева. Указ. соч., стр. 66 — 69; М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции; В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 22 — 23. 

В 1751 — 1752 гг. без разрешения Академии наук издал описание своего путешествия по Сибири — «Reise durch Sibirien von dem Jahren 1733 bis 1743», Bd. 1—4, Gottingen. 

Во время экспедиции И.Г. Гмелин путешествовал вместе с Г.Ф. Миллером, и его маршрут почти полностью совпадал с маршрутом последнего. Он более всего работал в области ботаники. Результаты его исследований в этой области обобщены в сочинении «Flora sibirica sive historia prantarum Sibiriae» (т. 1 — 4, б.м., 1747 — 1769). Давая высокую оценку этому труду, академик Рупрехт, например, писал: «Это поистине классическое творение заключает в себе описание 1178 растений с приложением 300 чертежей. В нем в первый раз определено и изображено чрезвычайное для тогдашнего времени множество растений. Линней говорит в одном из своих писем (1744 г.), что Гмелин один открыл столько растений, сколько другие ботаники их вместе...» 108/ Автор для своей «Флоры Сибири» использовал также материалы о флоре Якутии, которые им были собраны в 1736 — 1737 гг.109 15 февраля 1739 г. он, например, отправил из Енисейска в Академию наук, «описание трав, находящихся по реке Лене, на 40 листах», «100 рисунков новых трав на 87 листах», «243 высушенных трав на 243 листах» 110. 

Кроме того, И.Г. Гмелину принадлежат интересные наблюдения по этнографии (сибирских народов, включенные в его описание путешествия. Описание это носит характер дневниковых записей. Сведения и экскурсы о якутах имеются во второй части описания (стр. 344 — 395, 469 — 478 и 491 — 510). И.Г. Гмелин затронул вопрос о происхождении якутского народа и переселениях его предков. «Есть, — пишет он, — у якутов древнее сказание, что их предки жили в самых верховьях Лены и так притеснялись и преследовались бурятами, что большая толпа из них добровольно ушла вниз по Лене со всем, что они имели, со скотом, женами и детьми». Далее И.Г. Гмелин передает чрезвычайно интересную деталь из этого же сюжета древнего сказания якутов. «А часть, — продолжает он, — осталась и оказывала бурятам по возможности сопротивление, но в конце концов их так стали преследовать, что они были вынуждены вое бросать» и ехать также вниз по Лене, «после чего они объединились со своими земляками, которые уже захватили в свое владение места в низовьях Лены»111. 

108 цит кн.: П. Пекарский. История Академии наук, т. I, стр. 456. 

109 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 20. 

110 ААН, ф. 21, оп. 5, № 80, лл. 26 об. — 27. 

111 Gmelin I.G. Указ. соч., стр. 344 — 345. 

В данном варианте явственно звучало, что переселение предков якутов на Среднюю Лену происходило не как единовременный акт, а как поэтапный. 

Образ жизни якутов, писал И.Г. Гмелин, не очень отличается от образа жизни других сибирских народов. Главным источником их существования он считал домашний скот: лошадей и коров. «О хлебе они не заботятся» 112. Якуты довольствовались мясом лошадей и коров, а также пили молоко, причем «конина им больше нравится, чем говядина, а мясо жеребят им вкусней, чем от взрослой лошади»113. Каков же был способ содержания лошадей и рогатого скота? По данному вопросу И.Г. Гмелин в литературе впервые выдвинул неправильное мнение, согласно которому якобы у якутов как лошади, так и рогатый скот даже в продолжительное зимнее время содержались на подножном корму. Он объяснял это обилием плодородных выпасов по берегам Лены и тем, что якуты «слишком ленивы, чтобы заготавливать корм для скота» 114. Впрочем, согласно И.Г. Гмелину, лень также была свойственна всем языческим народам Сибири. К сожалению, это нелепое представление оказалось живучим. Только советские историки С.В. Бахрушин, О.В. Ионова, С.А. Токарев и другие на основе документальных материалов убедительно доказали наличие сенокосного хозяйства у якутов еще в XVII в. 

И.Г. Гмелин, рассматривая различные стороны быта якутов, считал важным подспорьем в их питании мясо диких животных: лосей, оленей, диких коз, зайцев, белок и т. д. Кроме того, весной и осенью во время перелета птиц они убивали уток и гусей «в большом количестве, создавая этим запас» 115. 

Он дал описание зимних и летних жилищ (стр. 473), кузнечного и столярного ремесла у якутов (стр. 474 — 475), их погребальных обычаев (стр. 476 — 477). 

Интересно описание И.Г. Гмелиным ысыаха, устроенного одним якутским князцом 31 мая 1737 г. в 14 верстах от г. Якутска 116. Речь идет об ысыахе, описанном Г.Ф. Миллером. Это дает в руки исследователей возможность сопоставить описания одного и того же праздника, сделанного двумя учеными. Но из факта почти полного совпадения обоих описаний не следует делать вывод, будто описание И.Г. Гмелина сделано по дневниковой записи Г.Ф. Миллера с «лирическими отступлениями, надуманными в кабинете»117. 

112 Там же, стр. 469. 

113 Там же, стр. 471. 

114 Там же, стр. 395. 

115 Там же. 

116 Там же, стр. 501 — 506. 

Для подобного утверждения нет оснований. И.Г. Гмелин свои наблюдения вел вполне самостоятельно. Свидетельством тому — его описания обрядов, обычаев, верований и шаманских камланий. Особое его внимание привлекало якутское шаманство. Как уже упомянуто, И.Г. Гмелин совместно с Г.Ф. Миллером шаманские камлания впервые наблюдал 21 и 23 августа 1736 г. в Олекминском остроге. Затем весной и летом 1737 г. он имел возможность вместе с Г.Ф. Миллером наблюдать шаманские мистерии многократно, о чем оставил подробные и обстоятельные записи, являясь, таким образом, первым ученым, давшим описание атрибутики шаманских действий на основе собственных полевых наблюдений. 

Однако И.Г. Гмелин иногда проявляет цинично-пренебрежительное отношение к якутам и т. д. К сожалению, все это было повторено в литературе (например, И.Г. Георги). 

Другим участником академического отряда был Иоганн Эбергард Фишер (1697 — 1771) 118, уроженец г. Эсслинга (Германия), в 1730 г. приехавший в Россию, имея степень магистра филологии. В России поступил в Академию наук, где исполнял обязанности проректора, затем ректора академической гимназии. Зимой 1739 г. был отправлен в Сибирь на смену заболевшему Г.Ф. Миллеру. В Сибири И.Э. Фишер повторил маршрут Миллера, проехав из Петербурга до Якутска и обратно. В июне 1747 г. он вернулся в Петербург, пробыв в Сибири около 8 лет. Инструкция Академии наук предоставляла И.Э. Фишеру все права, которыми был облечен Г.Ф. Миллер. Более того, Академия наук потребовала от Г.Ф. Миллера передачи И.Э. Фишеру всех своих бумаг. Однако в письме от 30 июля 1739 г. Г.Ф. Миллер на это резонно отвечал: «...письма, которые у меня в походном архиве хранятся, состоят, во-первых, во входящих и исходящих указах, промемориях, щотах и в протчем, потом копии из архивов, а напоследок мои собственные записки и заготовленные описания, из которых мне без убытку и лишения собственных моих трудов и обстоятельств ничего отдать невозможно. Ежели мне без сих писем быть, то мне, во-первых, по прибытии в Петербург оправдаться нечем...» 119 

Во время пребывания в Якутске И.Э. Фишер попытался собрать некоторые материалы о Якутии. 

117 Г.В. Ксенофонтов. Указ. соч., стр. 37. 

118 П. Пекарский. История Академии наук, I; В.Ф. Гнучева. Указ. соч., стр. 69; М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции; В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 163 — 178 

119 ААН, ф. 3, оп. 1, №811, л. 98. 

На основе их им были написаны статьи, оставшиеся неопубликованными: «О реке Колыме и якутах» (1741), «Несколько замечаний о путешествии из Якутска до Алдана» (1742), «Описание путешествия от Юдомского Креста до устья Майи и до Якутска, когда я находился под стражей» (1743), «Якуты, их пища и питье», «Заметки о якутах, даурах и удских тунгусах», «Болезни, смерть и похороны у якутов», «О большом острове в Ледовитом океане между Святым и Чукотским носом против устья рек Яны, Индигирки и Колымы». Некоторые материалы о Якутии находятся также и в письмах И.Э. Фишера 1741 — 1746 гг. Г.Ф. Миллеру и другим лицам120. 

Статьи эти по своему объему небольшие. Так, например, статья «О реке Колыме и якутах» 121 написана на 6 страницах. В ней речь идет о географическом положении реки Колымы, зимовьях на ней (стр. 50 — 52). Говоря о якутах, автор высказывает мнение об их происхождении, приводит сведения о разделении на роды, об их занятиях охотой и рыболовством. Наряду с этим имеются краткие замечания о юкагирах, коряках, ламутах с указанием мест их обитания (стр. 54 — 55). Работа интересна в том отношении, что она представляет собой одну из первых попыток этнографического описания отдельных локальных групп якутов. Всего две страницы составляет статья «Якуты, их пища и питье» 122. В ней речь идет о мясе и молоке, являвшихся основными в питании якутов. Ими не в малом количестве употреблялась и рыба, а также растительная пища (дикорастущие ягоды). В «Заметках о якутах, даурах и удских тунгусах» 123 И.Э. Фишер приводит самоназвание якутов («саха», «сахалар»), указывает ареал распространения их (бассейны рек Лены, Вилюя, Алдана, Яны, Колымы, Индигирки), их численность (40 000), описывает некоторые черты верований и шаманства. 

В письме в Академию наук от 13 мая 1747 г. Фишер писал, что из Сибири «с радостью выехал». По справедливому мнению В.Ф. Гнучевой, И.Э. Фишер за долгий период пребывания в Сибири ничего не добавил к тому, что было собрано трудами Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина 124. Такого же мнения и В.Г. Мирзоев 125. 

Несмотря на это, И.Э. Фишер по возвращении из Сибири был принят профессором при академическом университете и состоял ректором гимназии. 

120 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 17. 

121 ААН, ф. 21, оп. 5, № 52, стр. 50 — 55. 

122 Там же, стр. 60 — 61. 

123 Там же, оп. 5, № 134, лл. 271 — 284 об. 

124 3.Ф. Гнучева. Указ. соч., стр. 69. 

125 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век), стр. 167. 

Одновременно ему было поручено составить по материалам Г.Ф. Миллера сокращенную историю Сибири. В 1768 г. в Петербурге вышла «Сибирская история» на немецком языке, в пяти книгах (частях). 

В 1774 г. опубликован русский перевод ее под названием «Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием, сочиненная на немецком языке и в собрании Академическом читанная членом Санкт-Петербургской Академии наук и профессором древностей и истории, также членом исторического собрания Иоганном Эбергардом Фишером». В этом издании не оговорено, что «Сибирская история» является сокращенным изложением «Истории Сибири» Г.Ф. Миллера, и поэтому ученый мир долго принимал ее за самостоятельное сочинение И.Э. Фишера. Между тем, «Сибирская история» лишена историографического значения126. Это видно хотя бы из разделов, посвященных вопросам происхождения якутского народа и присоединения Якутии к России в XVII в. И.Э. Фишер почти слово в слово повторяет слова и мысли Г.Ф. Миллера. Здесь он выступает лишь как компилятор чужого труда. 

Для изучения Якутии имеет важное значение деятельность других участников Второй Камчатской экспедиции А.Д. Красильникова, Г.В. Стеллера, С.П. Крашенинникова, Я.И. Линденау. 

Андрей Дмитриевич Красильников (1705 — 1773) 127 — питомец Московской математико-навигацкой школы и Морской академии. Он находился в подчинении у Делиля де ла Кройера. Во время путешествия вниз по Лене летом 1736 г. Г.Ф. Миллер, узнав «о прилежании и способности» А.Д. Красильникова, взял его к себе. На всем протяжении Лены А.Д. Красильников производил астрономические наблюдения, которые, «к немалому удовольствию» Г.Ф. Миллера, были всегда точными128. Есть основание полагать, что документы этого наблюдения погибли во время пожара в квартире И.Г. Гмелина 129. В августе 1737 г., когда Делильде ла Кройер отправился к устью Лены и на р. Оленек, А.Д. Красильников оставался в Якутске, где производил регулярные астрономические наблюдения. В 1737 г. он начал и «долготные наблюдения» 13°. 

126 В.Г. Мирзоев. Историография Сибири (XVIII век.), стр. 170. 

127 Ф.А. Шибанов. Пионер русской полевой астрономии А.Д. Красильников. «Ученые зап. ЛГУ», серия геогр. наук, № 226, вып. 12, 1958, стр. 21 — 74. 

128 ААН, ф. 21, от. 5, № 63, лл. 120 об, — 121 об. 

129 В ночь с 8 на 9 ноября 1736 г. в квартире И.Г. Гмелина, когда он с Г.Ф. Миллером находился у В.И. Беринга, произошел пожар, во время которого сгорели все вещи и бумаги. См. об этом: ААН, ф. 21, оп. 5, № 73. 

В Архиве Академии наук хранится копия с журнала его астрономических наблюдений, проведенных в Якутске с 6 октября 1737 г. по 23 мая 1739 г.131 С 1 марта по 2 июня 1743 г. А.Д. Красильников находился по маршруту Юдомский Крест — Юдома — Мая — Алдан — Лена — Якутск. Во время этой экспедиции он определил широту Юдомского Креста, Уракского кладбища, устья р. Юдомы, Майской пристани, Вельской переправы через Алдан, устья р. Алдан132. 

После окончания экспедиции он продолжал работу главным образом в западных частях страны. Его наблюдения охватили территорию от Балтийского моря до Камчатки 133. Известно, что в течение первой половины XVIII в. в России было определено 15 полных астрономических пунктов и 93 пункта по широте. Из них 13 полных пунктов и 40 по широте определены А.Д. Красильниковым 134. Эти цифры говорят о большом вкладе А.Д. Красильникова в область полевых астрономических работ своего времени. И, наконец, в 1757 г. им был составлен оригинальный курс практической астрономии — первый учебник подобного рода на русском языке135. 

Георг Вильгельм Стеллер (1709 — 1746) 136, адъюнкт Академии наук, прибыл в Якутск 24 мая 1740 г. В составе его отряда были студент А. Горланов, живописец И. Беркан, переводчик Ф. Климовский. Г.В. Стеллер вскоре по прибытии в Якутск, 15 июня 1740 г. отправился с отрядом сначала пешком, а затем на лошадях в Охотск, куда и прибыл 12 августа того же года. 8 октября он отбыл на Камчатку. 

В дневнике Г.В. Стеллера («Steller Journal») описаны его путешествие из Иркутска в Якутск («Vom Irkuzk der Lena und Jakuzk»), продолжавшееся март — апрель 1740 г., а также пребывание в Якутске в мае — июне того же года. В дневнике, в частности, приводятся записи, кажется, напевов якутского шамана при камлании с латинской транскрипцией слов, описание Амги, списки растений и другие заметки (ААН, ф. 21, оп. 5, № 113). В другой рукописи Г.В. Стеллера «Collectanea ad historiam gentis Jacuticaia spectante»; составленной в первое его пребывание в Якутии, содержатся отрывочные данные о быте, нравах и культуре якутов. В частности, в ней попадаются строчки записей якутских песен. В этом сочинении содержатся также список рисунков И. Беркана, заметки о реках, впадающих в Лену на протяжении от Якутска до устья, а также о растениях края (ААН, ф. 21, оп. 5, № 114). 

130 Ф.А. Шибанов. Указ. соч., стр. 27 — 29. 

131 ААН, ф. 1, оп. 35, № 31. 

132 Ф.А. Шибанов. Указ. соч., стр. 32. 

133 «История Академии наук СССР», т. I. M.— Л., 1958, стр. 219. 

134 Т.М. Мельникова. О математической основе русских карт XVIII в. «Географический сборник», III. M., 1954, стр. 124. 

135 Ф.А. Шибанов. Указ. соч., стр. 23. 

136 П. Пекарский. История Академии наук, т. I; Л. С. Берг. Открытие Камчатки и Камчатская экспедиция Беринга; Л.Я. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 15 — 16. 

Второй раз Г.В. Стеллер в Якутске прожил с 21 октября 1744 г. до осени 1745 г. Затем он отправился в Иркутск. Это пребывание дало ему много материала о природе Якутии, ее флоре и фауне. В списке рукописей Г.В. Стеллера, поступивших в 1747 г. в Академию наук, указано несколько его трудов, написанных в 1744 — 1745 гг.: «Дополнение к флоре реки Лены доктора Гмелина», работы о якутских травах, птицах и пр. В том же списке указаны и труды помощника Г.В. Стеллера «пищика» Осипа Аргунова «Описание пути от Якутска до Вилюя» и «Описание Вилюя реки и живущих на оной реке якутах». В записной книжке Г.В. Стеллера за 1744 — 1745 гг. имеется много интересных подробностей, касающихся его вторичного пребывания в Якутии. В официальной переписке Г.В. Стеллера 1744 — 1745 гг. и в его переписке с Г.Ф. Миллером и другими лицами, относящейся  к  этому времени, содержится также много известий о работах Г.В. Стеллера в Якутии 137. 

На обратном пути в Петербург Г.В. Стеллер заболел и умер 17 ноября 1746 г. Погребен в Тюмени. 

Л.С. Берг охарактеризовал Г.В. Стеллера как натуралиста разностороннего и наблюдательного, обладавшего большим запасом знаний, громадной памятью, неисчерпаемой энергией и умением приспосабливаться ко всем невзгодам путешествий. Наконец, Л.С. Берг добавил, что «Стеллер был необычайно талантливый человек, и преждевременная смерть его — большая потеря для науки»138. 

Список опубликованных работ и архивных материалов Г.В. Стеллера, находящихся в Архиве Академии наук, указан в работе В.Ф. Гнучевой 139 

137 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 15 — 16; ААН, ф. 3, оп. 1, № 800, 800а; ф. 21, оп. 5, № 113, 114. 

138 Л.С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга, стр. 127. 

139 В.Ф. Гнучева. Указ. соч., стр. 53 — 55. 

140 А.И. Андреев. Жизнь и научные труды С.П. Крашенинникова; он же. Переводы труда С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки»; Г.М. Корсаков. Лингвистические материалы С.П. Крашенинникова и их значение для исследования палеоазиатских языков; Н.П. Никольский. С.П. Крашенинников как этнограф Камчатки; С.Н. Стебницкий. Нымыланы-кырагинцы по материалам С.П. Крашенинникова; Н.Н. Степанов. С.П. Крашенинников как историк Камчатки (все перечисленные выше статьи опубликованы в сборнике статей, посвященных 225-летию со дня рождения С.П. Крашенинникова, «Советский Север», 1939, № 2); В.Ф. Гнучева. Указ. соч., стр. 47, 56 — 58, 63; Н Н. Степанов. Степан Петрович Крашенинников и его труд «Описание земли Камчатки»; С.П. Крашенинников. Описание земли Камчатки. С приложением рапортов, донесений и других неопубликованных материалов. М. — Л., 1949; Г. Бомштейн. Фольклорные материалы в работе Крашенинникова «Описание земли Камчатки». «Советская этнография», 1950, № 2; Н.Н. Степанов. С.П. Крашенинников — исследователь Камчатки. В кн.: «Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии», вып. 1. М., 1956; он же. Творческий путь С.П. Крашенинникова; С.П. Крашенинников. Неопубликованные материалы. М. — Л., 1966. 

Степан Петрович Крашенинников (1711 — 1755) уроженец Москвы, солдатский сын, первоначально обучался в Славяно-греко-латинской академии (1724 — 1732). В 1732 г. был послан Петербург, где зачислен в студенты для прохождения подготовки к участию во Второй Камчатской экспедиции. 8 августа 1733 г. выехал в Сибирь в свите Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина и Делиля де ла Кройера. В июле 1737 г. из Якутска был отправлен на Камчатку вместо не пожелавших ехать туда Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина. 

В ноябре 1740 г. на Камчатку прибыл Г.В. Стеллер, в подчинении которого оказался С.П. Крашенинников. В марте 1741 г. Г.В. Стеллер приказал ему отправиться в Иркутск. С.П. Крашенинников принужден был уступить ему все материалы, добытые собственным трудом. В 1741 — 1742 гг. С.П. Крашенинников в Иркутске исполнял различные поручения по делам экспедиции, а затем выехал в Петербург, куда прибыл в конце 1742 г. По возвращении из экспедиции работал в Академии наук. В 1745 г. был произведен в адъюнкты и стал работать в Ботаническом саду, где с 1747 г. состоял заведующим. В 1750 г. был назначен профессором натуральной истории и ботаники, ректором академического университета. В 1753 г. им было закончено сочинение «Описание земли Камчатки». 

В работе С.П. Крашенинникова в составе Второй Камчатской экспедиции можно наметить три этапа. Первый этап охватывает время с 8 августа 1733 г. (отъезд из Петербурга) до 5 июля 1737 г. (отъезд из Якутска на Камчатку). В этот период С.П. Крашенинников работал под руководством Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина и писал первые свои научные работы. Второй этап охватывает время с 5 июля 1737 г. по 12 июня 1741 г. Это время самостоятельной работы С.П. Крашенинникова на Камчатке, включая дорогу из Якутска на Камчатку. 12 июня 1741 г. С.П. Крашенинников покидает Камчатку. 25 июня 1741 г. он приезжает в Охотск. Этой датой открывается третий этап, завершающийся возвращением его в Верхотурье 10 октября 1742 г.141 

Время пребывания С.П. Крашенинникова в Якутии падает на первый и отчасти на второй этапы. В это время он работал под руководством Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина. Как же сложились взаимоотношения между талантливым студентом и его профессорами? Материалы экспедиции не раскрывают этого. Однако М.В. Ломоносов вспоминал, что С.П. Крашенинников «о Гмелинове добром сердце и склонности к российским студентам Ломоносову сказывал, что де он давал им в Сибири лекции, таясь от Миллера, который в том ему запрещал» 142. Сам же Т.Ф. Миллер в 1750 г. в пылу гнева проговорился Г.Н. Теплову, сказав, что «Крашенинникова под батожьем имел» 143. Таким образом, в начальных шагах к науке С.П. Крашенинников имел" поддержку только со стороны И.Г. Гмелина. 

27 мая 1736 г. С.П. Крашенинников в составе академического отряда отправился вниз по Лене. В пути он занимался описанием географического положения Лены. С 1 по 8 августа того же года С.П. Крашенинников вместе с И.Г. Гмелиным, И. Яхонтовым, геодезии учеником Макшеевым и одним проводником совершил поездку по р. Витиму до речки Колотовки и обследовал месторождение слюды 14 Об этой поездке он оставил «Описание реки Витима от устья до слюдяных промыслов при речке Колотовке» 145. 

19 августа 1736 г. С.П. Крашенинников из Олекминского острога был отправлен на речку Кемпендяй (приток Вилюя), чтобы обследовать «соляные ключи» и «соляную гору». Поездка эта продолжалась до 1 сентября включительно. Результаты ее С.П. Крашенинниковым подробно изложены в «Описании пути от Олекминского острогу до имеющихся у речки Кемпендяя соляных ключей и до соляной горы и оттуду возвратно до Олекминского острогу»146. Описание же самих «соляных ключей», «из которых ныне на Якуцкой уезд соль берется», и «соляной горы» он дал в особом рапорте от 5 сентября 1736 г.147 

141 Н.Н. Степанов. Творческий путь С.П. Крашенинникова, стр. 21 — 22.

142 П.С. Билярский. Материалы для биографии Ломоносова. СПб., 1865, стр. 60 — 61. 

143 «Материалы для истории Академии наук», т. X. СПб., 1910, стр. 583 — 584. 

144 ААН, ф. 2L он. 5, № 63, лл. 127 — 128. 

145 Там же, № 24, лл. 177 — 179. 

146 «С.П. Крашенинников в Сибири. Неопубликованные материалы». 

В «Описании» пути дана подробная характеристика местности между Олекминским острогом и Кемиендяем. Причем автор, опираясь на «сказывайся якутов», приводит якутские названия тех или иных местностей. 

4 сентября 1736 г. С.П. Крашенинников вместе с отрядом отправился из Олекминска вниз по Лене и 11 сентября прибыл в Якутск. Здесь он находился до 5 июля 1737 г. Скудость сведений не позволяет установить, чем он занимался в этот период. Надо думать, что он занимался снятием копий с документов воеводского архива, как и другие студенты, находившиеся у Г.Ф. Миллера. 

Перу С.П. Крашенинникова принадлежит интересное исследование «О соболином промысле» 148. В нем обобщены полевые материалы, собранные автором у русских промышленников Восточной Сибири и у якутов. В работе обстоятельно освещаются повадки соболя, время соболиного промысла, снаряжение и организация промысла. Рассматривается артель русских промышленников, ее численность, состав, уделяется место орудиям лова и способам охоты, вопросам соблюдения промышленниками различных запретов и обычаев. 

С.П. Крашенинников в работе специально описывает организацию промысла у якутов, находя, что «соболиный промысел у иноземческих народов от промыслу русских людей малым чем отличен, только что не столько приуготовления требует, а многие же суеверия, происходящие от их язычества, ко оному присовокупны». Он отмечает, что, в отличие от тунгусов, «у якутов ходят токмо одне мущины, а женщины с детьми в юртах остаются». С.П. Крашенинников замечает, что «которые якуты богаты, те сами на промысел не ходят, а посылают вместо себя наемщиков, и должны они наемщикам дать на дорогу платье, корм и лошадей и за них ясак уплатить, и жен их без них содержать»149. Подробно описывает шаманское жертвоприношение Бай баянаю *, совершаемое перед отправлением якутов на дальний соболиный промысел. Якуты отправлялись на промысел на двух или трех лошадях, беря «с собою мясо говяжье и коровье масло». Орудиями лова у них служили пастники, луки самострельные, а также употреблялись томары и иные стрелы. Отправившись на охоту осенью, они возвращались только в апреле, «и тогда все, что упромышлено, вместе складывают и между собою поровну делят» 150. 

147 Там же. 

148 Там же, стр. 155 — 174. 

149 Там же, стр. 172. 

* Бай баянай — имя бога охоты и промыслов. 

Во время пути из Якутска на Камчатку С.П. Крашенинников написал работу «Перечень пеших тунгусов или ламутов, живущих около Охотского острогу»151 и вел «Путевой журнал» 152. 

Вообще надо сказать, что С.П. Крашенинников прославился описанием Камчатки. Однако анализ труда «Описание земли Камчатки» выходит за пределы задачи нашего исследования. Но в этом труде есть специальная глава: «О разных дорогах, которыми из Якутска на Камчатку ездят». Из нее видно, что на Камчатку вели четыре дороги, имевшие в разное время различную степень значимости. Более подробному описанию подвергнута дорога из Якутска до Охотска. Тракт этот содержался плохо, дорога была трудной. «Берега обломками камней или круглым серовиком так усыпаны, что тамошним лошадям надивиться нельзя, как они с камня на камень лепятся. Впрочем ни одна с целыми копытами не приходит до места. Горы чем выше, тем грязнее: на самых верхах ужасные болота и зыбуны, в которые ежели вьюшная лошадь прилепится, то освободить ее нет никакой надежды. С превеликим страхом смотреть должно, коим образом земля вперед сажен за 10 валами колеблется». «Лишь дорога от Якутска до Вельской переправы была сносна» 153. В главе содержатся также интересные свидетельства относительно амгинских крестьян. Амга «примечания достойна, — писал он, — потому, что около тех мест издавна поселены пашенные крестьяне, токмо об успехе пахотного дела ныне ничего неизвестно для того, что потомки поселенных крестьян не токмо пашню, но и российский язык позабыли, а напротив того обычай и язык от якутов приняли, так что их от якутов ни по чему разпознать нельзя, кроме того, что христиане» 154. 

Больше, чем в трудах упомянутых выше членов Второй Камчатской экспедиции, мы находим этнографических материалов о якутах в работах члена академического отряда Я.И. Линденау, который оставил ценную монографию о якутах. Его исследование до сих пор остается незаслуженно забытым. 

150 «С.П. Крашенинников в Сибири. Неопубликованные материалы», стр. 173 - 174. 

151 Там же. 

152 ДАН, ф. 1, оп. 13, № 10. 

153 С.П. Крашенинников. Описание земли Камчатки, стр. 529. 

154 Там же, стр. 523 — 524. 

Яков Иванович Линденау (около 1700 — 1795) 155, швед по национальности, прожил сложную и трудную жизнь. С 1737 г. служил переводчиком в Петербурге в воеводской канцелярии Сената. 8 июня 1739 г. был принят в Академию наук в качестве переводчика и переписчика с латинского и немецкого языков. В октябре того же года был послан в экспедицию с И.Э. Фишером по договору сроком на пять лет156. Доехал с ним до Сургута, затем с 5 июля по 27 сентября 1740 г. находился у Г.Ф. Миллера, с которым совершил поездку из Тобольска в Березов и обратно. Затем выехал из Тобольска опять к И.Э. Фишеру, с которым поехал до Якутска, куда они прибыли в 1741 г. 

В рапорте в канцелярию Академии наук И.Э. Фишер писал: Я.И. Линденау из Якутска был отправлен «мною в том же 1741 году наперед в Охоцк для требования от канцелярия Охоцкого порта морского судна, на котором бы я мог через море на Камчатку переехать»157. В сентябре 1741 г. Я.И. Линденау прибыл в Охотск, где пробыл до июля 1743 г. Там он наблюдал за постройкой судна для участников экспедиции и одновременно занимался географическими и этнографическими исследованиями. Летом 1743 г. вернулся в Якутск, где его ожидало предписание Г.В. Стеллера следовать в Удский острог «для описания тамошних мест». По-видимому, Я.И. Линденау уехал в Удский острог в том же 1743 г. и вернулся оттуда в Якутск только в апреле 1745 г. Неизвестно, когда выехал из Якутска, но 21 августа 1746 г. появился в Петербурге, привезя с собой «учиненные им разным городам, путям, рекам и народам описания», которые затем были сданы в Архив Академии наук158. 

В 1747 г. Сенат наградил Я.И. Линденау за труды его в Сибири чином прапорщика, и он, согласно собственному желанию, был откомандирован в Москву в Сибирский приказ, а оттуда был послан в Иркутск. 

155 П. Пекарский. История Академии наук, т. I; В. Лагус. Эрик Лаксман, его жизнь, путешествия и переписка. СПб., 1890; А.И. Андреев. Труды Миллера о Сибири, стр. 63; А. Золотарев. Новые данные о тунгусах и ламутах XVIII в. «Историк-марксист», 1938, № 2; И.С. Вдовин. Чертежи Чукотки 1742 и 1746 гг. «Изв. ВГО», 1943, т. 75, вып. 4; С. Марков. Русские на Аляске. М., 1946; М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции; С.А. Токарев. История русской этнографии, стр. 84 — 87. 

156 ААН, ф. 3, оп. 1, № 812, л. 20. 

157 Там же, № 813, л. 311 об. 

158 Л. Золотарев. Указ. соч., стр. 67 — 68. 

С 1748 по 1750 г. служил управителем в Балаганском остроге, а затем с 1750 по 1758 г. в Иркутской губернской канцелярии по делам счетоводства и ревизии. В 1762 — 1763 гг. ведал «соляными делами». В 1764 г. приезжал в Москву и подавал прошение в Сенат об отводе ему земли на речке Осе, близ Балаганского острога, для его «с женою и детьми пропитания». Челобитная была отправлена Сенатом Иркутскому губернатору К.Л. Фрауендорфу «на его рассмотрение и определение»159. Неизвестно чем это кончилось. 

Следующее известие о Я.И. Линденау относится только к 1786 г. В этом году Академия наук получила от него составленное им «Некоторое описание об Амуре-реке». Затем в 1790 г. академик Э. Лаксман из Иркутска сообщал в Академию, что Я.И. Линденау «сейчас 91 год», что он «оглох и находится в страшной нищете». При этом Э. Лаксман, напоминая о прежних его заслугах, просил о назначении Я.И. Линденау пенсии 16°. 

И, наконец, по данным В. Лагуса, Я.И. Линденау в последние годы жизни занимался «ломкою селитры в ущельях около Балаганска», «с трудом снискивая хлеб свой». В 1795 г. недалеко от Иркутска в деревне у речки Осы в маленькой хижине его постигла печальная смерть. «Он, 95-летний старик, вместе со своим жилищем, со всеми бумагами и записками, сделался добычей» пожара161. 

После Линденау осталось довольно много научных работ по географии Якутии, особенно по ее восточной части. Во время своего пребывания там он составил ряд географических описаний: реки Лены и впадающих в нее рек, пути от Якутска до Охотска (1741), рек от Ашалги до Кухтуи по берегу Охотского моря (1742), пути от Охотска до Ямского острога (1742), от Охотска до Якутска (1743), от Якутска до Удского острога (1744) и от Якутска до Иркутска (1745) 162. Я.И. Линденау, видимо, интенсивно занимался обзором различных материалов. Об этом свидетельствуют ответы Охотской канцелярии от 1742 г. на 16 его вопросов по географии, этнографии и истории края; такие же ответы, полученные им из Тауйского и Удского острогов. 

В 1742 г. по поручению Я.И. Линденау ясачный сборщик А. Пежемский составил чертежи рек Охотского побережья (Ямы, Олы, Армана, Тауя и Ковы) 163. 

159 М.О. Косвен. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции, стр. 202. 

160 А. Золотарев. Указ. соч., стр. 68. 

161  В. Лагус. Указ. соч., стр. 185. 

162 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 17; ЦГАДА, портф. Миллера, № 511, тетр. 1 — 5, 7. 

Известно также, что Я.И. Линденау в том же году сделал «Географическое описание р. Анадыря и в нее впадающих речек и ручьев»164. 

Я.И. Линденау принадлежат и этнографические описания народов: якутов (1741 — 1745), пеших тунгусов и ламутов165, удских тунгусов (1744 — 1745) 166, коряков, юкагиров. Все эти рукописи хранятся в ЦГАДА167 . 

«Описание якутов»168 является первым серьезным монографическим исследованием по этнографии якутов и потому заслуживает более подробного рассмотрения. 

Источниками для этого труда послужили отдельные архивные документы (ясачные книги, ведомости), данные фольклора, древних якутских легенд, расспросы местных жителей, собственные наблюдения автора и, наконец, языковой материал. Из круга источников, которыми пользовался Я.И. Линденау, наиболее важными для него были фольклорные материалы и собственные полевые наблюдения. Доступ в архивы ему был по каким-то причинам ограничен. В одном месте он пишет: «...для точного выяснения этих обстоятельств мне были отрезаны все пути, поэтому кроме того, что я самолично видел и при чем присутствовал, ничего не буду выдавать за правду, а предоставляю это людям, могущим получить точные и документальные данные из канцелярии»169. В описании, судя по всему, нет следов использования литературы. Однако у Я.И. Линденау было одно преимущество перед предшественниками; он был очевидцем многих описываемых явлений. В его работе, состоящей из 25 глав, освещены происхождение, занятие, общественный строй, быт, нравы и религиозные верования якутов. 

В главе 1 («О якутах и их происхождении») автор, основываясь на преданиях, частично дополненных письменными известиями 1630-х годов, излагает историю переселения с юга предков якутов. 

163 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 17 — 18: ААН, ф. 21, оп. о, № 103, 142; ф. 3, оп. I, № 800а. 

164 И.С. Вдовин. Указ. соч., стр. 52 — 53; «Географическое описание р. Анадырь»; А.И. Андреев. Заметки по исторической географии Сибири XVI — XVIII вв. «Изв. ВГО», 1940, вып. 3. 

165 На основании описания Я.И. Линденау пеших тунгусов или ламутов в советское время была написана статья: А. Золотарев. Указ. соч., стр. 63 — 68. 

166 Данная работа тоже была использована в указанной статье А. Золотарева. 

167 ЦГАДА, портф. Миллера, № 511, тетр. 3 (на 48 лл.); тетр. 5 (на 51 лл.); тетр. 9 (на 47 лл.); тетр. 6 (на 35 лл.); тетр. 4 (на 2 лл.). Все на немецком языке. 

168 Здесь мы пользуемся переводом с немецкого К. Жихаревой. Рукопись хранится в архиве Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151. 

169 Там же, л. 93. 

В ней также говорится «об их войнах с другими народами, о внутренних смутах, об их покорении, и, наконец, об их расселении» 170. 

По данным Я.И. Линденау, предки якутов в глубокой древности в силу каких-то причин отделились от татар. Затем они поселились в Прибайкалье. Вождями у них были Элляй и Омогой, от которых со временем произошли восемь якутских родов, расселившихся близ озера Далай, названного ими Байкал. Якутским родам пришлось постоянно сталкиваться с киргизами, а по некоторым сведениям, с монголами. Вождем к тому времени был у них Антатюик, а после него — его сын тойон Баджей. В результате непрерывных столкновений предки якутов сильно ослабели и не могли больше сопротивляться своим врагам. Поэтому тойон Баджей со всем племенем ушел от так называемой горы вниз по Лене и прибыл к месту, где ныне стоит Якутск. Он расположился там, остальных же расселил по разным местностям171. 

Далее Я.И. Линденау приводит аргументы, отчасти подтверждающие описанный выше сюжет. Во-первых, «26 сентября 1745 г., проезжая на Далай, т. е. на Байкальское озеро, — пишет он, — я встретил несколько древних якутских укреплений». Во-вторых, по мнению Я.И. Линденау, якуты «имели также поселения на высоком выравненном правом берегу Лены, ниже села Качугского. Место это у русских называется Якутский Взвоз 172, а по-якутски значит «он спорит» или «кричит на меня», а на бурятском языке это слово не имеет никакого значения» 173. 

Так рассказывает Я.И. Линденау о происхождении якутского народа. И надо сказать, что отдельные его положения совпадают с точкой зрения советских историков. В результате анализа записей Я.И. Линденау, подтверждаемых археологическими данными, А.П. Окладников пришел к выводу, что основная часть предков якутов, считавшая себя потомками Элляя, начала переселение с Верхней Лены в первой половине XVI или в конце XV в.174. Однако переселение предков якутов на Среднюю Лену не могло быть единовременным актом. По мнению А.П. Окладникова, оно происходило двумя этапами — первый около Х — XI вв. н. э. и второй — за 100 — 150 лет до прихода русских на Лену175. 

170 Архив Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151, л. 93. 

171 Там же, лл. 93 — 97. 

172 Якутский Вэвоз, как выяснилось, в 1947 г. получил название деревни Макаровой. Находится в 5 км. ниже Качуга, на правом берегу р. Лены (А.П. Окладников. История Якутской АССР, т. 1. М. — Л., 1955, стр. 355). 

173 Архив Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151, л. 94. 

174 А.П. Окладников. История Якутской АССР, т. I, стр. 365. 

Далее Я.И. Линденау сообщает, что у якутов издавна существовал тойон yyha, т. е. «тойонский род» или господский род. Главой тойон yyha могли быть «лишь потомки Элляй-Батора». Впоследствии, например, главой тойон становится после Мунньяна (сына Баджея) его младший сын Тыгын, занявший тем самым первенствующее положение среди своих братьев. Не согласные с этим, старшие братья поссорились с Тыгыном. Ссора вызвала волнения среди всего якутского народа, затянувшиеся до прихода русских на Лену. Борьба была долгой, ожесточенной. В результате Тыгын вышел победителем, стал «главой и повелителем всех». Он избрал для своей резиденции «три места: первое — между речками Алаганой и Куллаты на аласе, т. е. на равнине Еркани Хонута, второе — у озера Табагинского... и третье — на месте теперешнего города Якутска, у озера Сайсарского» 176. 

Сам по себе термин тойон говорит о резкой социальной дифференциации в общественной жизни якутов. По-видимому, тойон стоял во главе племен и эксплуататорской верхушки. Предания, сообщенные Я.И. Линденау, отражают действительные события в жизни якутского народа перед приходом русских, эпоху межродовых войн, в фольклоре называемых веком «кыргыс уйэтэ». 

В первой же главе довольно подробно говорится и о встрече якутов с русскими и о событиях присоединения Якутии к Русскому государству. В период внутренних смут между якутами, сообщает Я.И. Линденау, русские, постепенно осваивая Сибирь, познакомились с тунгусами, от которых и узнали, что на Лене проживает народ, называемый «джакол». Известие тунгусов побудило русских двинуться дальше на розыски этого народа. По прибытии своем на Лену они были захвачены в плен Тыгыном и выполняли у него различные работы, но пользовались при этом относительной свободой. Со временем они построили небольшой острог и засели в нем. Затем отправили трех человек в Илимск за помощью. Из Илимска прибыл с сотней человек некий Осип Чулков, который стал требовать от якутов уплаты дани. Когда он отправился с отрядом из 30 человек собирать ясак, якуты напали на него и убили его и 20 человек. 

175 Там же. 

176 Архив Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151, лл. 97 — 100. 

После этого якуты двинулись на острог с целью овладеть им, но вынуждены были отступить. Вести об этих событиях дошли до Москвы, и оттуда были направлены воеводы П.П. Головин и М.Б. Глебов. В дальнейшем якуты «перестали затевать что-либо против русских», а русские продолжали подчинять их и другие племена власти царя 177. Это сообщение Я.И. Линденау о событиях 1620 — 1640-х годов построено на данных устных расспросов, а не на документальных материалах. 

В этой же главе Я.И. Линденау приводит данные о численности якутов. Раньше их насчитывалось, пишет он, «около 20 000, кроме женщин и детей, но они сами сократили свою численность внутренними смутами и раздорами», а позднее очень многие умерли от оспы. Современную их численность установить ему не удалось, так как «они живут очень разбросанно» 178. Однако он приводит ценную таблицу о численности якутов в отдельных улусах, острогах и зимовьях и цифры о платимом ими ясаке. 

В главе 4 Я.И. Линденау приводит очень интересные данные о социальной дифференциации в якутском обществе 1740-х годов. «Якуты разделяют себя, — пишет, он, — по общественному положению на определенные разряды или классы: Bai — богатый, Mung Aht bai — не знающий счета своему богатству рогатым скотом и лошадьми, Orto bai — владеющий 5-ю или 6-ю табунами. Bosak itardak — имеющий 1 — 2 табуна. Osin Tonotardak — имеющий 2-х или 3-х коров; другое название такого человека — Balliksit. Tong Balliksit — называются люди, имеющие только собак и питающиеся рыбой»179. Эти данные подтверждаются позднейшими исследованиями. Так, советский историк М.Н. Мартынов на основе письменных источников установил, что «к середине XVIII в. якуты делились на четыре группы, резко отличавшиеся по имущественному и правовому положению». К числу их он отнес: 1) якутскую знать — тойонов; 2) свободных самостоятельных общинников; 3) свободных, но потерявших экономическую самостоятельность родовичей; 4) зависимых: «холопов», «захребетников»180. С.А. Токарев отмечает, что описание Я.И. Линденау вообще «оказывается весьма точным: в нем очень мало мест, которые не были бы впоследствии подтверждены исследованиями этнографов»181. 

177 Архив Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151, лл. 99 — 103. 

178 Там же, лл. 103 — 104. 

179 Там же, л. 106. 

180 «История Якутской АССР», т. II. М., 1957, стр. 92. 

181 С.А. Токарев. История русской этнографии, стр. 87, 

Далее Я.И. Линденау подробно рассказывает (глава 5) о зимних и летних жилищах, их внешнем и внутреннем устройстве. Внутреннее расположение зимнего жилища, например, было таково: «На западной и сферной сторонах — переборки, хотон * для дойных коров. Возле входа в хлев тоже переборка, торбос онно **, где помещаются телята; все это под одной крышей»182. Речь, несомненно, идет о стойловом содержании крупного рогатого скота в зимний период. Летние жилища располагались «обычно возле рек, на аласах*** и у небольших озер»183. По-видимому, Я.И. Линденау был близок к пониманию того, что различные типы жилищ и хозяйственных построек у якутов были определены характером их скотоводческого хозяйства и общей культурой. 

В главе 6 разбираются мужская и женская одежда (зимняя и летняя), а также женские украшения. Я.И. Линденау приводит здесь описание исчезнувших к XIX в. видов одежды, например части древнего женского костюма нагрудника. Его носили только незамужние девушки. По выходе замуж девушки навсегда лишались его. Я.И. Линденау указал на сходство якутского нагрудника с передником тунгусских женщин. Здесь он был не совсем прав. Как показывают наблюдения А.П. Окладникова, якутский тупулук ближе не к тунгусскому переднику, а к аналогичной части женского костюма некоторых тюркских племен, в том числе сибирских тюрков и башкиров 184. 

Рассказывает Я.И. Линденау и о пище и напитках (глава 7). У него подробно и обстоятельно описаны способы приготовления пищи из мяса, молока, рыбы и растений. Технология приготовления блюд (особенно из молока) дается настолько обстоятельно, что она может быть успешно применена в некоторой своей части даже в современной кухне. 

В главе 8 речь идет о домашней утвари. Эти сведения особенно ценны, так как речь идет о предметах, относящихся к концу XIX — началу XX в., по большей части исчезнувших из обихода якутов в связи с изменением уклада жизни якутского народа. 

В главе 9 сообщаются сведения о содержании скота. Якуты держат, пишет Я.И. Линденау, только крупный рогатый скот и лошадей. 

* хотон — хлев. 

** торбосонно — телятник. 

182 Архив Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151, л. 107. 

*** алас — елань, поляна. 

183 Там же, л. 108. 

184 А.П. Окладников. История Якутской АССР, т. I, стр. 252. 

Конские косяки пасутся на воле как летом, так и зимой. Гулевые табуны пасутся отдельно, но ездовых лошадей зимой ставят «на кормежку сеном». Рогатый скот «с весны и все лето пасется на аласах; дойных коров обычно держат поблизости от жилья и осенью ставят на сено, остальное стадо до декабря остается на отаве». Я.И. Линденау показывает, что якутам была известна народная ветеринария 185. 

Важно отметить, что, рассматривая режим хозяйственных занятий якутов, Я.И. Линденау на основе личных наблюдений правильно утверждал, что у них рогатый скот в зимнее время находился в стойловом содержании, в хотонах, его «ставили на сено». Эти наблюдения подтверждаются позднейшими исследованиями. 

Следующие две главы (10 и 11) служат как бы продолжением главы 9. В них сообщаются сведения о кличках, даваемых жеребятам и телятам, о седлах и санях. Например, он пишет: «В общем, вся их конская сбруя такая же, как у бурят». «Телег и повозок у них нет, — продолжает далее, — только сани, которыми они пользуются для перевозки своего скарба зимой и летом, называются они сыара и похожи на русские. В упряжь лошадей никогда не берут, а только быков» 186. 

Глава 12 посвящена оружию якутов. В ней мы находим описание луков, стрел, пальм, копий и других, их специфических назначений. 

В следующих главах Я.И. Линденау обращается к общественному быту якутов. В них речь идет о свадебных обычаях и обрядах (глава 13), взаимоотношениях полов и обычаях, связанных с рождением детей (глава 14), об именах, даваемых детям (глава 15), о разводах и воспитании детей (глава 16), о правовых обычаях и наказаниях (глава 17). 

Затем следуют главы, освещающие духовную культуру якутов. Так, глава 18 рассказывает о времяисчислении. У якутов, пишет Я.И. Линденау, год имеет 12 месяцев. Они следующие: тердунньу (сентябрь), бэЬинньи (октябрь), алтынньы (ноябрь), сэтинньи (декабрь), ахсынньы (январь), тохсунньу (февраль), олунньу (март), кулун тутар (апрель), муус устар (май), балык ыыр и бэс ыйа (июнь), от ыйа (июль), атырдьах ыйа (август)*. 

185 Архив Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151, лл. 121 — 122. 

186 Там же, л. 123. 

* Современный якутский календарь не соответствует этому. Так, тохсунньу сейчас соответствует январю, олунньу — февралю и т. д. Май месяц называется ыам ыйа, сентябрь — балакай ыйа; исчез месяц балык ыыр. Далее, Новый год у якутов до времен Я.И. Линденау, по нашим подсчетам, приходился на бэс ыйа (июнь). 

Новый год начинается, сообщает Я.И. Линденау, с месяца тердунньу, потому что в этом месяце якуты переселяются из своих летних помещений в зимние. Сезоны года (осень, зима, весна) состоят из 3 месяцев. Только лето состояло из 4 месяцев. Месяц состоит из 30 дней. Когда происходят солнечные и лунные затмения, якуты говорят, что в это время оба великие светила умирают187. 

Как видно, записи Я.И. Линденау о времяисчислении очень подробны. Так же обстоятельно написаны главы: 19 — о плясках и состязаниях, 20 — о празднике ысыах188, 21 — о шаманах и их камланиях, 22 — о жертвоприношениях, 23 — о погребениях и вере в загробный мир, 24 — о вере в богов, ангелов и чертей и, наконец, 25 — о мифах сотворения мира и космогонических представлениях. 

Главы 13 — 25, отражающие общественный быт и духовную культуру, написаны так же обстоятельно, как предыдущие, и представляют немаловажный интерес. 

Необходимо подчеркнуть, что Я.И. Линденау проявил себя как замечательный лингвист и незаурядный знаток якутского языка. Все главы его труда снабжены словарем, где поясняются каждый новый термин, специфическое выражение. По приблизительным подсчетам их около 600. Более того, в труде мы обнаруживаем запись песни-заклинания при открытии праздника ысыах — первое фольклорное произведение, зафиксированное на якутском языке (глава 20). 

Значение труда Я.И. Линденау состоит в том, что в нем отражены почти все стороны жизни якутов 1740-х годов. В нем также подробно освещены вопросы происхождения якутского народа, истории переселения их предков с юга, представлена картина их прошлого до прихода русских, внутренней смуты времен Тыгына, покорения их русскими и т. д. 

Высокую оценку монографии «Описание якутов» дал С.А. Токарев. Он писал: «Из других этнографических работ того времени один только труд Крашенинникова... стоит выше по своему научному уровню. Если сравнить с зарубежными этнографическими описаниями, то из работ более позднего времени трудно указать такую, которая бы равнялась по качеству с описанием якутов у Линденау» 189. 

187 Архив Якутского филиала СО АН СССР, ф. 5, оп. 1, № 151, лл. 131 — 132. 

188 Глава 20 опубликована краеведом И. Березкиным в журн. «Полярная звезда», 1956, № 4, Якутск, на якутском языке. 

189 С.А. Токарев. История русской этнографии, стр. 87. 

Известный вклад в изучение этнографии и географии Якутии внесли также сотрудники морских отрядов Второй Камчатской экспедиции — геодезисты, работавшие в ее составе. 

В пределах Якутии работали два морских отряда, перед которыми стояла задача описания побережья Северного Ледовитого океана к западу и востоку от устья Лены. 

Походы западноленского отряда, которым руководил сначала лейтенант В. Прончищев190, а после его смерти (1736) лейтенант X.П. Лаптев191, продолжались семь лет (1735 — 1742). В результате была составлена карта «Части Ледовитого океана от устья Лены к западу до устья р. Таймуры». Кроме того, X.П. Лаптев составил этнографическое и географическое описание земель между Леной и Енисеем. Оно опубликовано А.А. Соколовым в «Записках гидрографического департамента морского министерства» (1851, ч. IX). 

Записи X.П. Лаптева уникальны, поскольку описанные в них места до 1842 г., когда здесь был А.Ф. Миддендорф, не посещал ни один образованный человек. Записки 13 сентября 1743 г. были представлены X.П. Лаптевым в Адмиралтейств-коллегию «для известия предкам», как автор писал в своем рапорте. Содержание их таково. «На островах, — пишет X.П. Лаптев, — около тех проток (устья Лены. — В.И.) кочуют в летних юртах якуты, которые довольствуются рыбою, оленями, гусями, лебедями и утками дикими... Они же, якуты, промышляют песцов белых и голубых чрез всю зиму; ездят на собаках». На устье Оленька, сообщается далее, издавна живут русские промышленники, «семей около 10, которые чрез жен своих соединились многие с новокрещенными якутами и на их природу и обычаи схожи» 192. А «вверху реки Оленька и вниз даже за 100 верст до устья кочуют тунгусы и якуты. А на самом устье живут русские из Якутска и новокрещенные якуты; довольствуются рыбою и дикими оленями; промышляют песцов на собаках» 193. 

190 П.И. Башмаков. Лейтенант Василий Прончищев. «Советская Арктика», 1940, № 9; Н.Н. Зубов. Василий Прончищев. «Отечественные физико-географы и путешественники». М., 1959. 

191 О двоюродных братьях X.П. и Д.Я. Лаптевых см.: В. Верх. Хронологическая история всех путешествий в северные полярные страны с присовокуплением обозрения физических свойств того края, ч. 1 — 2. СПб., 1821 — 1823; Л С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга, стр. 321 — 325, 329 — 387; М.М. Белов. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX в. М., 1956, стр. 299 — 302, 307 — 314, 513. 

192 «Зап. гидрографического департамента морского министерства», 1851, ч. IX, стр. 9 — 10. 

193 Там же, стр. 37 — 38. 

X.П. Лаптев сделал заметки также об анабарских и хатангуских якутах. На устье Анабара «промышленные русские и новокрещенные якуты живут» 184. По Хатанге «коренными зимовьями живут русские и новокрещенные якуты от 72° широты и по самое устье». «На Хете жительствуют русские и новокрещенные якуты». На устье реки Таймыра X.П. Лаптев видел зимовье якута Никифора Фомина. Н. Фомин «промышлял по степи (тундре — В.И.) песцов для пищи; против того зимовья рыб довольное число состоят: чиры, муксуны, кунжа, нельма...»195 Записи сопровождаются указаниями на численность якутов, их совместную жизнь с русскими и тунгусами. 

В сообщениях Л.П. Лаптева, таким образом, отражены сведения о местах расселения якутов на крайнем северо-западе, об их хозяйственных занятиях, а также и духовной культуре, в частности распространении христианства. При недостатке других источников о данной группе якутов эти сообщения, несомненно, представляют большую научную ценность. 

Походы восточноленского отряда, которым руководил лейтенант П. Лассиниус, а после его гибели (1735) лейтенант Д.Я. Лаптев, продолжались также с перерывами семь лет (1735 — 1742). К научным результатам этого отряда следует отнести «Карту Дмитрия Лаптева плавания бота «Иркутск» летом 1739 года»196. 2 декабря 1739 г. эта карта была вместе с рапортом Д.Я. Лаптева послана в Петербург. В легенде к карте содержатся краткие данные о коренном населении северо-восточной окраины Якутии. В ней сообщаются сведения о занятиях, быте и верованиях жителей рек Лены, Яны и Индигирки: «Урочище.Кумак-сурты; от сего места к морю лесу нет, и по восточному берегу жила нет; а при оном 5 юрт якутов, дрова из наплавнику збирают. От Кумак-сурты вверх по Лене при урочище чукчи 3. При реке Сиктаке 3. В Жиганах 5 юрт. От Жиган к морю кочуют якуты; оные зимою живут в землянках; а летом в берестяных юртах. Питаются рыбою и аленьми. Платье и обувь из кож оленьих. Промыслы лутчие песцовые. Веры никакой и рукоделия не имеют. Ныне многие из них приходят в христианскую веру... При устье Яны 3 юрты якутов, а вверху во 100 верстах от моря Янской острог, в нем 3 двора... В Ожогине 4 зимовья, в Уянденске 5, в Зашиверском острог и церковь. Жителей 10 дворов. Во оных зимовьях русские промышленные и новокрещенные коряки, камчадалы и якуты. 

А по рекам якуты ж питаются рыбою и оленьми. Промыслы песцовые»197. 

194 Там же, стр. 11 — 15. 

195 Там же, стр. 21 — 22. 

196 «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке», № 86, стр. 58 — 59. 

Другой список этой легенды обнаружен нами в Архиве Академии наук СССР 198. Как видно, на северо-востоке Якутии в течение трех первых десятилетий XVIII в. произошли серьезные изменения в расселении народов. Якуты проникли в низовья Яны и в бассейн Индигирки. Основным их занятием стали оленеводство, охота и рыболовство. 

Д.Я. и X.П. Лаптевы зафиксировали наряду с этим начало массовой христианизации северных якутов, что приходилось на 1730 — 1740-е годы. 

В первый год деятельности восточноленского отряда, в 1735 г., бывшим в команде П. Лассиниуса геодезистом Д. Баскаковым, подштурманом В. Ртищевым и штурманским учеником О. Глазовым была составлена карта р. Лены от города Якутска до устья Лены 199. Съемка на протяжении 1408 верст была основана на восьми астрономических пунктах, ими определенных. Работа была проведена тщательно и подробно; были засняты острова, реки и все притоки, зимовья, рыбные промыслы, горы, отмечено наличие леса на островах, а ближе к устью измерена глубина по фарватеру реки. Это была первая инструментальная съемка Лены на важном ее участке200. Она содержит гораздо больше подробностей, чем карта Лены от Якутска до устья, составленная В. Челюскиным в том же 1735 г.201 

Когда Г.Ф. Миллер ехал «со свитой» по Лене вниз от Верхнеленского острога, под его руководством было составлено географическое описание Лены до Якутска. И не только. На основании инструментальных съемок А.Д. Красильникова Г.Ф. Миллер составил «карту, представляющую реку Лену с впадающими в оную реками» 202. Таким образом, в результате указанных выше работ Лена была впервые подвергнута инструментальным съемкам с верховьев до устья. 

197 «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке», № 86, стр. 58, 59. 

198 ААН, ф. 21, оп. 5, № 45, лл. 8 об. — 9. 

199 Опубликована в «Атласе географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке», № 83, стр. 56. 

200 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 11. 

201 Карта Челюскина опубликована в «Атласе географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке», стр.58. 

202 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 11. Как указывает А.И. Андреев, эта карта хранится в ЦГАДА. 

Позднее карты X.П. Лаптева и Д.Я. Лаптева были использованы при составлении: 1) Генеральной карты берегов Северного Ледовитого океана от острова Кильдина до реки Колымы (1742 г.) и 2) Генеральной морской карты Камчатской экспедиции (1746 г.) 203. Интерес представляет также карта от Якутска до берегов Пенжинского моря, составленная штурманом Дементьевым под руководством А.И. Чирикова в 1737 г.204 В ней обозначены: зимовья, экспедиционные магазины, пристани и т. д. Попутно отметим, что в 1730 — 1740-х годах изучение Якутии в связи с ее картографированием шло не только в самой Якутии, но и в Петербурге и в Москве. В эти годы там было составлено несколько новых географических карт, на которых Якутия была изображена более правильно, чем это было до сих пор. Такой явилась, например, «Новая генеральная карта России» 1731 г., составленная военным инженером А. Делокуном на основании материалов Военного ведомства. На карте показаны и сухопутные дороги Якутии. В генеральных картах России 1743 г. И.К. Кирилова и в «Атласе Российском» Академии наук (1745 г.) мы также находим изображения Якутии. Наконец, в 1758 г. Академией наук была издана «Карта, представляющая изображения российскими мореплавателями на северной части Америки с окололежащими местами учиненные», где было дано изображение северного побережья Сибири205. 

Карты участников Второй Камчатской экспедиции и карты, составленные в 1730 — 1740-х годах в Петербурге и Москве, существенно отличались от карт русских служилых и промышленных людей. Они составлены на основе астрономических и географических определений широты и долготы опорных точек и содержали градусные сетки. 

Научное картографирование Якутии имело прямое или косвенное отношение к изучению географии, истории, этнографии края, так как более точно определялись географические особенности районов, ареал распространения якутов и других народов, зависимость их хозяйственных занятий от природных условий. 

В составе Второй Камчатской экспедиции работали еще геодезисты Петр Скобельцын, Иван Свистунов, Дмитрий Баскаков и Василий Шетилов — знаменитая четверка, официально известная в документах того времени под названием отряда «Скобельцына с товарищи» 20в. 

203 Там же.

204 Опубликована в «Атласе географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке», № 92, стр. 63. 

205 А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 18 — 19. 

В 1727 г. они были прикомандированы к штату чрезвычайного посланника в Китае С.В. Рагузинского. Участвовали при разграничении земель между Россией и Китаем, производили съемку пограничной полосы и составили карту границы с Китаем. В дальнейшем составили ландкарты Селенгинского, Нерчинского, Илимского и Якутского уездов, которые ими в 1734 г. были представлены в Сенат и Адмиралтейств-коллегию207. 

В 1734 — 1739 гг. отряд П. Скобельцына находился в распоряжении В.И. Беринга и отчасти выполнял поручения профессоров. С 1739 г. отряд работал по инструкции профессоров. 

В 1734 г. Д. Баскаков из Якутска был послан до Витимской слободы «осматривать и описывать где пристойно станциям быть и какими людьми их содержать». В 1735 г. он представил «реестр» почтовым станам, копию с которого В.И. Беринг отправил в Якутскую воеводскую канцелярию с уведомлением, что от Якутска до Витимской слободы почтовые станы учреждены208. Д. Баскаков участвовал также в составлении карты р. Лены, сочиненной совместно с В. Ртищевым и О. Глазовым. Скончался от цинги в 1735 г., будучи в отряде П. Лассиниуса. 

В 1740 г. П. Скобельцын и В. Шетилов производили съемки верховьев Лены и Ангары, в результате появились: «Карта частей уездов Енисейского и Иркутского, уезда Илимского и р. Ангары, сочиненная геодезистом Петром Скобельцыным в 1740 г. на одном листе»209 и «Карта страны между Ангарой и Леной, составленная геодезистом Василием Шетиловым в 1740 г. на одном листе»210. 

П. Скобельцын «с товарищи» сочинили также «Ландкарту Якутской провинции»2И и сделали описание Якутского уезда («Каталог Сибирской губернии Иркуцкой провинции города Якуцка и с уездом от города Якуцка вниз по реке Лене до самого моря даже и до Камчатки чрез разныя остроги и зимовья против которой стороны и от места до места во многом ли числе верст») 212 

206 С.П. Лаптев. О некоторых петровских геодезистах-топографах, участниках Второй Камчатской экспедиции. «Ученые записки ЛГУ», 1967, № 165. 

207 Там же, стр. 89 — 90. 

208 «Красный архив», 1935, № 21, стр. 148. 

209 А.И. Андреев. Труды Г.Ф. Миллера о Сибири, стр. 68, 559. 

210 Там же, стр. 555. 

211 «Ландкарта Якутской провинции «находится (в подлиннике и копии) в собрании карт географического департамента Академии наук, в отделе рукописей Библиотеки Академии наук (карты № 318 и 147). См.: А.И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 18. 

В «Каталоге» дается географическое описание Лены, Яны, Индигирки и Анадыря. 

Для нас особый интерес представляет этнографическое описание под названием «Известие в Якуцком уезде и в принадлежащих к Якуцку острогах и зимовьях каких народов люди живут и каких законов и какие промыслы и чем питаются» 213. Под ним подпись «Петр Скобельцын с товарищи». Описание не датировано. Однако известно, что их труды по этнографии, географии и картографии Якутии 1730 — 1740-х годов были представлены ими в Академию наук 6 сентября 1740 г. Они не привлекли внимания исследователей 214. 

Тем больший интерес представляет «Известие в Якуцком уезде». П. Скобельцын «с товарищи» писали: «Кругом Якуцка в пяти волостях живут якуты..., имеют у себя лошадей и скот рогатый; промышляют лисиц, да малое число рысей, росомах, медведей, волков..., а за соболиныя промыслы отъезжают на реки и Уцкия покати, а питаютца мясом кобыльим и скотским и молоком кобыльим и скотским и рыбою». Далее они сообщали, что «убогия и мыши * разных родов едят да сосновую кору и разныя коренья копают из земли». Существенно иными были хозяйственные занятия якутов, обитавших «в Жиганском и Сиктацком зимовьях и подле моря Туматах и Быкове урочищах». Там они не имели ни лошадей, ни рогатого скота «кроме собак», а занимались охотой и рыболовством. Так же обстояло дело на Оленеке, где больше всего была развита охота на диких оленей. Геодезисты писали, что якуты «оленей колют плывущих чрез оную реку (р. Оленек. — В.И.) многое число и питаютца тем оленьим мясом и рыбою». Далее они сообщали, что в «Верхоянском зимовье живут якуты же, имеют лошадей и скот рогатый, а в Усть-янском якуты же лошадей и скота не имеют, кроме собак». На Колыме и Алазее якуты жили в соседстве с юкагирами и коряками, они имели «самое малое число лошадей и скота». В острогах Олекминском и Витимском и близлежащих к ним волостях жили «русские люди. Малое число. Пашенные. Хлеб сеют яровой, ячмень, ярицу, малое число, а рожь не родитца». 

Таким образом, П. Скобельцын «с товарищи» в скупых выражениях дали реалистическое описание основных занятий якутов по различным волостям. 

212 ААН, ф. 3, оп. 1, оп. 10, № 125, лл. 1 — 2. 

213 Там же, лл. 3 — 4 

214 А. И. Андреев. Изучение Якутии в XVIII веке, стр. 13. Видимо, авторы здесь под «мышами» подразумевали белок. 

Наконец, следует отметить положительное влияние деятельности Второй Камчатской экспедиции на аборигенов края. Сосредоточение в Якутии значительного числа людей, среди которых были крупные ученые разных специальностей, само по себе было фактором культурного воздействия на местное население215. Кроме того, следует учитывать, что якуты и другие представители коренного населения принимали непосредственное участие в работе отдельных отрядов экспедиции. Так, в отряде X.П. Лаптева участвовал упомянутый выше Никифор Фомин, в отряде Д.Я. Лаптева в качестве лоцманов состояли якуты Федор Тимофеев и Иджитин Жан. Проводниками С.П. Крашенинникова от Якутска до Охотска являлись Аталас и Тугуку Бьгкрын. Таких примеров можно привести много216. 

Записки политических ссыльных 

Во второй четверти XVIII в. в Якутии отбывали ссылку участники придворных интриг и жертвы времен бироновщины Г.Г. Скорняков-Писарев, Г. Фик и Ф.И. Соймонов. Все они оставили записки о порядках в тогдашней Якутии, которые, не являясь специальными историческими трудами, представляют все же немалый интерес. 

Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев был близок к Петру I, выполнял важнейшие его поручения. Уже при нем стал генерал-майором и работал в качестве президента Морской академии. После смерти Петра I оказался вовлеченным в придворную интригу, участвуя в разговорах о воспрепятствовании браку Петра II с дочерью Меньшикова с целью ослабить влияние последнего на молодого наследника. В начале царствования Петра II Г.Г. Скорняков-Писарев был сослан в Сибирь, в Жиганское зимовье Якутского уезда. В Якутию прибыл в 1728 г. и прожил в ней до 1742 г., т. е. около полутора десятка лет. В 1742 г. он был возвращен из ссылки при императрице Елизавете Петровне и стал консультантом нового правительства по делам Сибири 217. 

Находясь в Якутии, Г.Г. Скорняков-Писарев в адрес правительства посылал записки и докладные о положении дела там. 

215 «История Якутской АССР», т. II, стр. 128. 

216 С.Е. Мостахов. Сподвижники путешественников и исследователей (Участие местного населения в географическом изучении северо-востока Сибири в XVII — начале XX века). Якутск, 1966, стр. 83 — 89. 

217 Ф.Г. Сафронов. Из истории якутской ссылки первой половины XVIII века. «Ученые записки ЯГУ». 1963, вып. 14, стр. 102 — 103. 

Сохранилась его записка, включенная в доклад Сената от 11 марта 1733 г. императрице Анне Ивановне, подписанный обер-секретарем Сената И.К. Кириловым, князем Ю. Трубецким, графом М. Головиным и др.218 

В записке Г.Г. Скорняков-Писарев запечатлел вопиющие злоупотребления ясачных сборщиков и других чиновников в Якутском уезде. Он писал, что «в якутские де остроги и зимовья посылаются ежегодно ясашные сборщики, в каждый острог, и зимовье, и волость (которых есть 19) комиссар, писчик, толмач, целовальник, да казаков от 6 до 30 человек, а такое де многолюдство воеводы посылают для своих пожитков, ибо со всякого человека берут немалыя взятки...» Вследствие этого «сборщики так ясашных людей разорили и перевели, что уже мало и остается, и оставших ныне разоряют». Автор на примерах, взятых из практики ясачных сборщиков в Жиганском зимовье и на севере, раскрывает механику установившейся системы взяточничества. В Жиганском зимовье сборщики брали взятку с одного ясачного человека «одну красную лисицу ценою в рубль, комиссары по 2, по 3, по 5 и до 10 лисиц и больше, писчики по лисице, толмачи по лисице, целовальники по 5 горностаев». А с тех, продолжает он, «которые неводами ловят рыбу, лисицами не берут, а берут вместо лисицы или рубля денег по 4 пуда рыбьего жира и по 4 пуда порции, по 4 связки юколы *, по жиганской цене на 3 рубля, и кладут в ясак вместо того свои лисицы». Далее Г.Г. Скорняков-Писарев писал, что «того ж Жиганского зимовья с ясашных людей, которые живут у моря и промышляют песцы, берут взятку ж, по их званию беляху ** с одного же ясашника зимнее, — закащики по 5 песцов, выбойщики по 5 ж песцов, комиссары с самых бедных по 10, ас иных по 20 и до 50 песцов и к тому лисицами, белками, волками, медведными черными и белыми, росомахами, горностаями, костью слоновою (мамонтовой.— В.И.), сколько кто чего промыслит, все без остатка». На реке Оленьке брали «беляху оленьими кожами, которыя в Якутске продаются по той же цене, как песцы; к тому ж берут в жалованье закащики по 10 языков оленьих, по 1 пузырю жиру оленья, по 5, а с иных по 10 ровдугов, и так разоряют, что по отъезде сборщиков ничего у ясашных людей не остается»219. Дело не ограничивалось этим. У многих якутов комиссары «побрали жен и детей, и так уже набрали много, что в Якутске мало таких казаков есть, у кого бы ясашных людей в холопах не было; и к тому ж многое число продают разного чина людям, которые развозят по иным городам». 

218 «Сборник Русского исторического общества», т. 106, Юрьев, 1899. 

* юкола — сушеная рыба. 

** белях — подарок (по-якутски — бэлэх).

219 «Сборник Русского исторического общества», стр. 208. 

Таким открытым грабежом занимались чиновники всех рангов. По данным Г.Г. Скорнякова-Писарева жиганский комиссар Иван Шимаев «с 12 человек взял беляху деньгами, соболями, лисицами, лошадьми и скотиною по цене на 409 рубл. 50 коп., а ясашных людей будет с 3000 человек, и со всех он брал белях». Якутские же воеводы за два года наживали на взятках «тысяч по 15 и больше». Автор записки имел основание опасаться, что если так будет продолжаться и в дальнейшем, то «все ясашные люди со временем переведутся» 220. Такова была мрачная картина, обрисованная Г.Г. Скорняковым-Писаревым. Может возникнуть подозрение, что он слишком сгустил краски. Но это не так, ибо документ, написанный им, во всех деталях подтверждается запиской другого ссыльного Г. Фика. 

Генрих фон Фик отбывал ссылку в Якутии в годы бироновщины «как великоважный преступник, замешанный по делу о призвании на престол курляндской герцогины Анны Ивановны». 

До недавнего времени период ссылки Г. Фика в Якутии оставался слабо освещенным. К тому же допускался ряд неточностей в установлении основных вех жизни ссыльного там. Благодаря статьям Ф.Г. Сафронова 221 о периоде его якутской ссылки наши представления стали гораздо более полными и верными. Ф.Г. Сафронов обнаружил в ЦГАДА «Дело об освобождении из ссылки президента Коммерц-коллегии Фика и об отправке его из Якутска в Москву» (на 87 листах). Раньше считалось, что вначале Г. Фика содержали несколько месяцев в тобольской тюрьме, а затем в Иркутске; в Якутск привезли в 1732 г.; отсюда его направили в Зашиверск-на-Индигирке; оттуда, наконец, привезли в Средневилюйское зимовье, «но лишен был свободы, выдерживался в одиночном заточении без поддержки жены, родных и привычных слуг, окруженный приставниками, озлобленными его несчастьем и живучестью». Был помилован якобы Елизаветой Петровной в 1742 г. Документы ЦГАДА показали, что эти данные литературы в основных своих частях неверны. Оказалось, что Г. Фика ни в Тобольске и ни B Иркутске в тюрьме месяцами не держали, а сразу отправили в Якутск, куда он прибыл в 1732 г. Отсюда он был сослан не в Зашиверск, а в Жиганск. 

220 «Сборник Русского исторического общества», стр. 209. 

221 Ф.Г. Сафронов. Из истории якутской ссылки первой половины XVIII века. «Ученые зап. ЯГУ», серия обществ, наук, вып. XIV, Якутск, 1967; он же, Генрих Фик в якутской ссылке. «Полярная звезда», 1966, № 4, Якутск. 

Из Жиганска был переведен не в Средневилюйское, а в Верхневилюйское зимовье. Помилован был не Елизаветой Петровной, а Анной Леопольдовной, и не в 1742 г., а в 1741 г. Но указ Сената об его освобождении в Якутске был получен только летом 1742 г. В Москву приехал в конце февраля 1743 г.222 Кроме того, оказалось, что утвердившееся в литературе мнение, будто Г. Фик был лишен свободы и находился в условиях постоянного и одиночного заключения, нуждается в коррективе. Хотя он и считался формально арестантом, но в тюрьме не сидел и находился на воле, поэтому имел значительную возможность общений с окружающим его миром223. 

По возвращении в Петербург непосредственного участия в делах государственного управления он не принимал, но по поручению Елизаветы Петровны или по собственной инициативе высказывал свои мнения по поводу текущих государственных дел, составляя регламенты коллегий, письменные предложения, замечания. Многие из этих записок были найдены в его имении в Эстонии (г. Тарту) весной 1928 г. и изданы в «Актах и записках Тартуского университета» (1930 г.). Среди опубликованных записок Г. Фика большой интерес представляет «Всеподданнейшее предложение и известие, касающееся до якутов, тунгусов и других в Северной Сибири отдаленных Российской империи покорившихся ясашных народов и особливо о великих отягощениях» (на немецком языке). Русский перевод документа был сделан в феврале 1744 г. в Москве и ныне хранится в Рукописном отделе Государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (Эрмитажное собрание, № 360). 

«Всеподданнейшее предложение и известие» — важный документ для понимания экономической и социальной истории якутского общества первой половины XVIII в. В нем Г. Фик на основе собственных многолетних наблюдений рассказывает об условиях жизни и быта местного населения. Главное свое внимание он обратил на притеснения и грабительства ясачных сборщиков по отношению к якутам и тунгусам, на ясачный режим. Записка его состоит из 20 пунктов, в каждом из которых имеются сведения о злоупотреблениях и насилиях сборщиков ясака, а также предложения относительно принятия решительных мер против таких действий вплоть до выработки «нового ясачного збору регламента». 

222 Ф.Г. Сафронов. Генрих Фик в якутской ссылке, стр. 138. 

223 Там же, стр. 139. 

Порядок (взимания ясака с местного населения Г. Фик описывает следующим образом: «Повсягодно один новой комисар или зборщик с одним писарем, 1 толмачем, 1 целовальником и от 4 до 8 человек служивыми в каждый острог или дистрикт посылается». При этом комиссары допускали вопиющие злоупотребления. Они брали с якутов и тунгусов бэлэх. Размер комиссарского бэлэха равнялся объему казенного ясака. «Писарь следует за комисаром, берет против его иногда вполы, а часто и постольку же, толмачи малым чем меньше, а целовальник и того меньше, а служивые же берут на артель». После этого бедная часть якутов и тунгусов; оказывалась «не в состоянии протчих служителей удовольствовать». Сборщики тогда брали «у тех иноземцев жен их и взрослых детей на работу. Еще же отнимают у них сети, топоры, пальмы, лотки, луки и стрелы, а иногда и платье с плеч хватают и побоями на правеже в их юртах однако тайно вымучивают» 22. В результате бесчинств многие якуты «скота своего и лошадей лишились, а иногда жен своих под заклад отдают, некоторые из них повесились или утопились, в чем есть натуральная причина, ибо тамошней иноземец через всю зиму в лесах великий труд приемлет, и притом голод и стужу претерпевает».