Он рос в прекрасных, живописных местах.  Дом, где он родился, стоял в просторной и уютной речной долине близь Абаги (1).  Распахни летом дверь, и перед тобой красавица Амга, а за ней высится скалистый правый берег.  Но дом этот был домом бедняков, здесь хорошо знали, что такое нужда.

    Детей было всего двое.  Родители как могли баловали своего первенца, к которому с детсва привязалось ласково-насмешливое прозвище Куутук — птенец, петушок, должно быть за тó, что всегда он что-то щебетал, ни на минуту не умолкал.  Баловали, но очень недолго.  Туберкулез свел в могилу обоих, когда Куутук не упел ещё опериться.  Началась жизнь по родственникам — то у одних, то у других.

     А время было интересное, новое, тревожное — Революция!  Новые люди, новые дела, новые песни.  В Абагинской четырёхклассной школе, где сирота Устин и учился, и кормился за общественный счёт, и куда бегал каждый день за несколько километров из своего Табалаха, ученики отказались петь молтвы.  Вместо этого на уроках молодых учителей Николая Захарова и Гаврила Старостина — оба свои, абагинские, оба коммунисты — с восторгом пели «Интернационал».  Запевал Устин.  Уже тогда выделялся он своим высоким чистым голосом, любовью к песням.  Знал он их много, память была цепкая и воображение живое, яркое.

    Было тогда кого послушать на Амге, вся она звенела песнями, и не только якутскими.  Издавна любила Амга русские песни, песни русских поселенцев, потомком казаков-землепроходцев;  часто слышалось на её берегах мелодичное пение устьмайских и нельканских тунгусов.  Как губка впитывал всё Устин.  Задорные скороговорки и хитроумные загадки любил сочинять.  А как сказки умел сказывать — и русские, и якутские!  От солдат выучился по слуху на балалайке играть.  Хомус (2) любил, из пороховой банки скрипку себе сделал.

    Но подлинная страсть была — слушать олонхосутов, певцов и сказителей героического якустского эпоса олонхо.  Богата была ими Амга.  Неподалеку от Нохсоровых жил старик Герасим Артемьев, по прозвищу Лыҥкыр уола — Сын Звонкого, прекрасный охотник и сказочник.  Женат был на молодой и её выучил песни петь.  Стала она потом известной народной певицей Екатериной Егоровной Ивановой.  Редко приходилось Устину слушать знаменитого эмисского олонхосута Чээбия, но уже когда удавалось, по двое суток не отходил от старика, ловил каждое слово, а после подражать, копировать пытался.  И получалось.

  А родной дед по матери — Кузьма Тырып!  Хорошим олонхосутом считался.  Этим и хлеб свой скудный на старости лет зарабатывал.  Часто гостил у него Устин, а после смерти родителей дед первым забрал внуков к себе в Соморсун.  В тот самый Соморсун, где жил почтенный старец Ырыа Маппыай (Певец Матвей), до самой смерти сохранивший замечательный дар импровизатора и удивительный голос.  А Куутук Нохсоров удивлял своих друзей тем, что в точности подражал старому певцу и без запинки пел его длинные песни, особенно всем известную поэму о конце трехсотлетнего гнета русских царей, сочиненную Ырыа Маппыаем после февральской революции.

Уже в 10-12 лет Устин слыл среди своих сверстников признанным певцом и сказочником.  У него, как у настоящего олонхосута, скоро появился даже свой постоянный соперник — сосед Егор Карлик.  Два-три раза в год устраивали они соревнования.  Устин неизменно выходил победителем.

   Отлично учился Устин, да не долго пришлось.  Всего два класса успел кончить.  Остальному доучивался сам — по книгам, по жизни.  Зимой 1921 года закрылась школа.  Учителя-коммунисты ушли биться с белыми.  Много крови и смертей довелось увидеть в это грозное время Устину и его сверстникам.  Попали они в самое пекло гражданской войны.  В феврале 1923 года нагрянул в Абагу генерал Пепеляев.  В Табалахе, в доме Нохсоровых расположился он со своим штабом.  А неподалеку, через реку, в легендарной теперь местности Сасыл Сысыы занял «ледовую» оборону попавний в окружение отряд красных.  Тайком от всех пробирался туда Устин и передавал прославленному красному командиру Строду сведения о пепеляевцах.

    Уже тогда и на всю жизнь связал себя Устин Нохсоров с борьбой за новую, светлую жизнь, с партией коммунистов, членом которой стал в 1932 году.  Жизнерадостный, задорный, общительный, он всегда впереди, всегда зачинщик, активист, оганизатор.  Неутомимый запевала в осуохае (3), руководитель самодеятельных кружков, бестящий агитатор и пропагандист, Устин становится одним из комсомольских вожаков Амги.  С 1934 года — он первый секретарь райкомола, а в 1937 году — заведующий парткабинетом в райкоме партии.

  Путь его не всегда был прям.  Были срывы, были и ошибки.  Когда в 1929 году встал вопрос:  в коммуну или в артель, Устин, горячий, нетерпеливый, увлекающийся, выбрал коммуну, стал одним из её руководителей.

  Странной, то беспечной, то беспокойной была жизнь в коммуне имени Сталина.  Зашла она скоро в тупик, а вместе с ней и личная жизнь Устина Нохсорова.

    В личной жизни ему не везло.  Не повезло ещё тогда, когда его, несовершеннолетнего, чтобы пристроить, роственники женили на взрослой женшину («женщине, величиной с печку», шутил Устин впоследствии).  Не повезло и когда влюбился в красавицу Надю Нектырову, звенку из нельканских.  Не получилось у них крепкой семьи в коммуне.

   Распустили коммуну, стал Устин Нохсоров секретарем партячейки.  Женился снова.  Через год умерла Анна от туберкулёза.  Было от чего придти в отчаяние, так и с пути недолго было сбиться.  Друзья помогли — сосватали бедную сироту из Чурапчи Марию Батарину.  И, кажется, удалась эта последняя попытка найти свое счастье.  Триста вёрст вёз Устин молодую жену к себе в Амгу, триста вёрст пел ей, не переставая, песни...

     И месяца не было ещё дочери Люции, когда, как гром среди ясного неба, грянул арест...

Тюрьма, допросы, карцер, тиф.  Но духом не падал и друзей поддерживал шуткой и песнями.  Через подгода весной освободили — слишком нелепыми были обвинения (4).  Теперь всё надо было начинать сначала.

    Друзья советовали:  иди в театр, ты — прирождённый артист.  И он пошёл.  Такие тогда очень нужны были рождающемуся национальному музыкальному театру.  Как ассистент режиссёра и как актёр, Устин Нохсоров принимал самое деятельное участие в создании первой якутской музыкальной драмы-олонхо «Нюргун Боотур Стремительным».  Это он напел Марку Николаевичу Жиркову, а затем и Генриху Ильичу Литинскому большинство её мелодий.  Нохсоров был и одним из тех, благодаря кому «Нюргун Боотур» стал первой и любимой якутской оперой (5).

    Когда началась война, артист Первого колхозного театра Устин Нохсоров потребовал отправки на фронт.  Не взяли — больны лёгкие и зрение слабое.  Оставалось одно — трудиться без устали в тылу.  А работать он любил, петь мог, хоть и больной уже, по многу часов подряд.  Тысячи километров исколесил по Якутии.  Пожалуй, так много не гастролировал до него ни один якутский певец.

     Тяжёлой болезнью омрачены были последние годы Нохсорова.  Он знал, что обречён, но каким-то чудом почти до самой своей смерти в феврале 1951 года находил силы петь и приносить радость людям.  Он умел открывать таланты.  Это он помогал жить и учиться замечательной якутской певице Екатерине Захаровой.  Его настойчивую поддержку в первых шагах к искусству могут с благодарностью вспомнить известные якутские певцы и композиторы-песенники Христофор Максимов и Алексей Попов, режиссёр Якутского театра Федот Потапов.

Жаль, что так мало опубликовано нохсоровских песен (6).  А ведь когда он совсем ещё молодой и безвестный пришёл к Платону Алексеевичу Ойунскому, прославленным якутский поэт был настолько увлечён его исполнением олонхо «Дыырай богатырь — сын кобылы», того самого, что перенял Устин когда-то от Чаабия, что советовал обязательно записать это олонхо и издать.  Не пришлось — обоих, и поэта, и певца вскоре арестовали.  Не увидело пока света и другое, записанное летом 1949 года нохсоровское олонхо с длинным замысловатым названием «Сын Чёрного Хаан-тойона, любящего хайах (7) и имеющего под глазом родимое пятно величиной с кисет, неумирающий богатырь Юрюн Уолан — Белый юноша».  Но хоть и не так много его песен дошли до нас в записях и публикациях, память об Устине Нохсорове неизгладима для всех, кто его знал, видел и слышал, она живёт в мелодиях «Нюргун Боотура», в песнях, передаваемых из уст в уста, в пении его учеников и последователей.

Примечания

1. Абага — небольшое село, центр Абагинского наслега (бывший Женкудинский наслег).

2. Хомус — якутский музыкальный инструмент, разновидность варгана (jaw's harp).

3. Оhуохай — якутский круговой танец.

4. Согласно архивной справке, Устин Нохсоров был арестован Амгинским районным отделом НКВД 2 ноября 1938 года;  освобожден из-под стражи в Якутске 21 марта 1939 года.

5. В постановках Устин исполнял полярные по характеру роли богатыря Срединного мира Айыы Дьураҕастая и парня-вестника Сорук Боллура.

6. Маленький сборничек его песенных стихов "Yөрүү ырыалара" (Песни радости) был опубликован в 1948 году.

7. Хайах — якутское молочное блюдо.