Современный Якутскъ. 1912 г.

Населенія въ Якутскѣ сейчасъ всего какихъ нибудь восемь, — девять тысячъ человѣкъ.

Городъ расположенъ на равнинѣ, бывшей когда то, повидимому, болотомъ, такъ какъ и сейчасъ еще имѣются въ городѣ мѣста, которыя представляютъ изъ себя такъ называемый зыбунъ; для устраненія его вы зачастую можете увидѣть посреди многихъ улицъ горы земли, предназначенной для подъема полотна ихъ.

Незнакомому съ даннымъ явленіемъ эти кучи земли покажутся какъ будто тѣмъ, что улицы города подготавливаются къ шоссированію, почему съ нихъ снятъ верхній пластъ земли.

Но, конечно, это одна только иллюзія, какъ и многое другое въ Якутскѣ, гдѣ вы встрѣтите подчасъ непреодолимое затрудненіе въ пріобрѣтеніи самаго житейски необходимаго, но зато водки... водки сколько угодно, и запасы ея никогда не оскудѣваютъ.

Въ февральской книжкѣ „Сибирскаго Архива“ напечатана статья моего товарища по журналу А. М. Серебреникова. Въ этой статьѣ есть нѣкоторыя недомолвки и не совсѣмъ точныя свѣдѣнія о современномъ Якутскѣ, которыя требуютъ необходимой поправки.

Прежде всего, трудно согласиться съ предположеніемъ А. М. Серебреникова, что Якутскъ расположенъ на равнинѣ, бывшей когда то болотомъ. Зыбуны въ городѣ есть, но они не всегда говорятъ о болотѣ; мнѣ кажется, что эти зыбуны не что иное, какъ остатокъ ямъ русла большой рѣки, протекавшей когда то по теперешнему Якутску.

Дѣло въ томъ, что въ подпочвенной толщѣ, непосредственно за мхами, идутъ отложенія рѣчныхъ песковъ, чего въ болотѣ, какъ извѣстно, не бываетъ. Впрочемъ, я здѣсь особенно не настаиваю на своемъ мнѣніи, и оставляю вопросъ открытымъ.

Кривыхъ улицъ, о которыхъ говоритъ А. М. Серебрениковъ, въ Якутскѣ — нѣтъ. Четыре основныхъ улицы, тянущихся вдоль города — всѣ прямыя; поперечныя — тоже.

Относительно извозчиковъ, которые никогда не чистятъ своихъ клячъ, — явленіе для Якутска, дѣйствительно, характерное. Но крайняя степень неприхотливости туземныхъ лошадей, не требующихъ за собою совершенно никакого ухода, служитъ нѣкоторымъ извиненіемъ и даже оправданіемъ. Въ самые трескучіе морозы туземныя лошади не знаютъ конюшенъ; есть изъ нихъ даже такія, которыя боятся стойлъ. Но эта—то самая неприхотливость и громадная выносливость туземной лошади не позволяетъ нѣкоторымъ называть ихъ „клячами“.

На стран. 106 А. М. Серебрениковъ говорить: „Якутскій обыватель настолько лѣнивъ, что предпочитаетъ вмѣсто воды пользоваться льдомъ съ рѣки Лены“.

Вѣрно, въ Якутскѣ жители пользуются льдомъ вмѣсто воды, но причина этого явленія кроется вовсе не въ лѣни, а въ совершенно другомъ. Заготовка льда на лѣто — дѣло въ Якутскѣ большой важности. Чище всего вода въ рѣкѣ Ленѣ бываетъ осенью по той причинѣ, что уровень ея въ это время самый низкій и всѣ отбросы, которые приленскіе жители за зиму сваливаютъ въ рѣку, уносятся вешней водой. Осенью рѣка течетъ въ своихъ какъ бы естественныхъ берегахъ. Такимъ образомъ, ледъ, заготовленный съ зимы на лѣто — безусловно чище, нежели та вода, которую жители брали бы лѣтомъ съ рѣки. Вешній разливъ надолго держитъ воду въ Ленѣ мутной. Затѣмъ, среди лѣта каждогодно вода въ Ленѣ прибываетъ и держится недѣли 2. Вода во время прибыли необычайно мутна и почти негодна къ употребленію. Ледъ, сохраняемый лѣтомъ въ погребахъ, устраняетъ необходимость пить такую воду. То, что на первый взглядъ кажется страннымъ, имѣетъ, какъ оказывается. свои основанія. Что ледъ хранится на дворѣ, «на открытомъ мѣстѣ, подверженный всѣмъ вліяніямъ улицы, пылится», — на это скажемъ, что обыкновенно его сразу опускаютъ въ погреба, а если и бываютъ случаи свалки льда на дворѣ, то это все единичныя явленія. И Кольцовъ еще пѣлъ: „Что ты спишь, мужичекъ?“...

Итакъ, заготовка льда на лѣто преслѣдуетъ чисто гигіеническія цѣли. Что же касается грязной одежды и грязныхъ рукъ, которыми берется ледъ, то это зависитъ уже отъ хозяйскаго глаза и опять таки не всегда и не у всѣхъ.

Дальше мой коллега сообщаетъ, что будто городская интеллигенція отдавала раньше своихъ дѣтей на воспитаніе не только скопцамъ, но даже якутамъ. Я не думаю, чтобы А. М. Серебрениковъ говорилъ объ этомъ, какъ о самомъ обыкновенномъ явленіи; я даже готовъ оспаривать самую возможность исключеній. Вѣроятно, здѣсь авторъ былъ введенъ кѣмъ либо въ заблужденіе, несомнѣнно, обидное для якутской интеллигенціи.

На другихъ мелочахъ не останавливаюсь.

Въ заключеніе, я, какъ уроженецъ Якутской области, долженъ высказать самую искреннюю и глубокую благодарность А. М. Серебреникову за то, что онъ, при своихъ сложныхъ обязанностяхъ, находить возможнымъ болѣе или менѣе подробно познакомить общество со своими впечатлѣніями, вынесенными изъ жизни въ моемъ родномъ краю.

Мой товарищъ пойметъ меня, что только сыновняя любовь заставила меня написать эти строки, а не полемическій задоръ, отъ котораго я далекъ.

Иркутскъ, 31 января 1913 г.

Иванъ Поповъ.

Милостивый Государь,

Господинъ Редакторъ!

Въ № 4 издаваемаго Вами Журнала напечатано возраженіе на мою небольшую статью „Современный Якутскъ“, принадлежащее перу моего товарища по этому журналу г. Попова. Конечно, amicus Aristoteles, amicus Plato, sed magis amica veritas, — скажу я и добавлю, что нельзя пенять на зеркало, и вотъ почему.

Какъ Вы припоминаете, статья моя была озаглавлена не „Современный Якутскъ“, а „Областной городъ Якутскъ“.

Затѣмъ, насчетъ того, изъ какого матеріала состоитъ почва этого города, я, какъ незнакомый съ геологіей, но пораженный въ то же время тѣми грудами земли, которыя приходится иной разъ встрѣчать посрединѣ улицъ города Якутска и которыя затѣмъ безслѣдно исчезаютъ въ полотнѣ этихъ улицъ, я, повторяю, не могъ не высказать предположенія (повидимому, сказано у меня въ статьѣ) о когда-то бывшемъ здѣсь болотѣ, трясинѣ. Кромѣ того, въ нѣкоторыхъ дворахъ я встрѣчалъ весной болотистую почву.

Объ улицахъ я выразился, что многія кривыя, и опять таки вотъ почему.

Въ Якутскѣ я жилъ два раза: въ первый разъ съ февраля 1911 года по 15 іюня 1911 года и во второй разъ съ января 1912 года по конецъ февраля 1912 года.

Въ первый разъ проживанія я былъ прикомандированъ къ городской больницѣ, находящейся на одномъ концѣ города, а жилъ я самъ на противоположномъ концѣ города (на Логовой улицѣ), такъ что мнѣ приходилось самую лучшую улицу города Якутска, а именно Большую, проѣзжать ежедневно изъ конца въ конецъ и вообще приходилось часто ѣздить и по другимъ улицамъ, и не могъ я, разумѣется, не замѣтить, что какъ Большая, такъ и Правленская, и Николопреображенская, и Полковая, и Громовская и Казарменская улицы не прямыя, а съ искривленіями, подтвержденіемъ чему служитъ прилагаемый планъ города Якутска, изъ котораго ясно видно, насколько съ искривленіями эти улицы. *) Планъ этотъ прошу мнѣ возвратить. Насчетъ далѣе неприхотливости туземныхъ лошадей, не требующихъ за собой, по словамъ г. Попова, совершенно никакого ухода, могу сказать, не вдаваясь въ дальніе разговоры, что гастрономы часто удостовѣряютъ, что, напримѣръ, карась любитъ жариться въ сметанѣ.

*) На присланномъ планѣ искривленія улицъ замѣтны. Ред.

Что въ дѣлѣ заготовки льда играютъ главную роль совсѣмъ негигіеническія соображенія, что въ чемъ, въ чемъ, заподозрѣть, а якутскаго обывателя въ стремленіи къ гигіенѣ было-бы положительной клеветой на него, — это подтверждается всѣмъ укладомъ якутской жизни, лучшей иллюстраціей которой служитъ брошюра врача Н. А. Попова. „Якуты, ихъ образъ жизни, привычки“.

Съ дѣломъ заготовки льда мнѣ приходилось встрѣчаться не только въ городѣ Якутскѣ и въ округѣ его, но и въ Олекминскомъ и Вилюйскомъ округахъ; въ послѣднемъ вѣдь нѣтъ рѣки Лены, а течетъ рѣка Вилюй.

Мнѣ, напримѣръ, когда я служилъ участковымъ врачемъ въ городѣ Олекминскѣ, сравнительно менѣе объякутившемся, чѣмъ областной городъ, стоило большихъ усилій, чтобы платный больничный водовозъ, получавшій десять рублей за доставку воды въ мѣсяцъ съ лѣчебницы, не сталь бы награждать отъ поры до времени льдомъ, котораго онъ могъ бы навозить сразу нѣсколько возовъ и свалить куда-нибудь въ уголъ, воду же нужно было доставлять ежедневно.

Чтобы прекратить, наконецъ, стремленіе водовоза снабжать меня льдомъ вмѣсто воды, я долженъ былъ пригрозить ему отказомъ.

Если бы якутскій обыватель заготовлялъ ледъ только на общія хозяйственныя нужды и на періодъ плохой воды и тотчасъ же бы складывалъ его въ погребъ, то тогда я бы и не сталъ вовсе упоминать объ этомъ, какъ объ явленіи, присущемъ всякому поселенію. Единичные случаи сохраненія льда бываютъ только у крупныхъ торговыхъ фирмъ, да у кого нибудь изъ обывателей, окончательно не объякутившихся. Товарищъ мой по журналу г. Поповъ голословно отрицаетъ то, что я видѣлъ и наблюдалъ не въ одномъ только областномъ городѣ, но и въ другихъ поселеніяхъ этой области, гдѣ мнѣ приходилось служить и пререкаться насчетъ доставки мнѣ льду вмѣсто воды.

Ничего я тутъ страннаго не видѣлъ и не находилъ въ способѣ заготовки льда какихъ-либо разумныхъ основаній, а видѣлъ лишь проявленіе лѣни, свойственной вообще якутскому обывателю.

Еще во времена путешественника Врангеля якутскій обыватель настолько одичалъ, что на званыхъ вечерахъ путешественнику этому приходилось слушать разговоры не на русскомъ языкѣ, а на нарѣчіи дикарей — якутовъ, и удивляться этому.

Такъ если этотъ обыватель „интеллигентъ“, приглашавшій къ себѣ на обѣды и вечера извѣстнаго путешественника, велъ бесѣду свою на якутскомъ нарѣчіи, то неужели же можно допустить, что онъ только въ этомъ отношеніи унизился до некультурнаго человѣка?

Если онъ унизился до того, что сталъ предпочитать свой родной языкъ нарѣчію дикарей, то ясно, что онъ не въ одномъ этомъ унизился, а во всемъ, и прежде всего въ томъ, что вело къ сокращенію труда въ ущербъ дѣлу: пользовался онъ, напримѣръ, когда то сапогами въ теплое время года, желѣзными издѣліями для домашняго обихода, но пріобрѣтеніе всего этого требовало значительнаго труда, тогда какъ пользованіе никуда негодными торбазами и чирками изъ коровьей кожи, берестяной посудой обходилось куда дешевле: ну, а разницу, извѣстно, куда русскій человѣкъ имѣлъ обыкновеніе пристраивать.

Затѣмъ, эта ужасающая неопрятность во всемъ, а въ домашнемъ обиходѣ въ особенности!

Приходилось иной разъ бывать въ квартирахъ, населенныхъ уже обрусѣвшими якутами и объякутившимися русскими, такъ по грязи это было нѣчто невѣроятное даже для какой нибудь захудалой, захолустной сибирской деревушки и я категорически отказывался при такихъ условіяхъ отъ лѣченія больныхъ на дому, рекомендуя обращаться въ больницу.

Насчетъ обиднаго для мѣстной интеллигенціи предположенія могу сказать вотъ что: когда мнѣ передавали, что одинъ крупный чинъ „областнухи“ отдавалъ одно время своего малолѣтняго сына на воспитаніе въ Марху, скопческое селеніе, отстоящее въ десяти верстахъ отъ Якутска, то я изумился, конечно, этому и выразилъ сомнѣніе.

Тогда мнѣ возразили, что ранѣе это было обычнымъ явленіемъ, и указали, какъ послѣдній примѣръ, который еще у всѣхъ на памяти, на крупнаго торговца А., который былъ до девяти лѣтъ на воспитаніи у якутовъ.

Наконецъ, въ моей замѣткѣ объ Якутскѣ мелочей, какъ пишетъ въ заключеніе г. Поповъ, нѣтъ: тамъ задѣты всѣ существенные недостатки Якутска, начиная съ администраціи, обывателя и кончая городскими финансами и вопіющими нуждами области.

Недостатки любить нельзя, а надо стараться объ устраненіи ихъ и, разумѣется, не платонически, за тысячи верстъ, разъ они констатированы, и тѣмъ болѣе не давать имъ благожелательнаго толкованія, которое вѣдь не отрицаетъ, не уничтожаетъ существованія ихъ, а лишь старается совершенно напрасно скрасить неприглядность ихъ.

Служебный недосугъ помѣшалъ мнѣ во время отвѣтить на статью г. Попова.

г. Томскъ.

7 апрѣля 1913 г.

Врачъ А. М. Серебрениковъ.