Записки путешественника по Сибири.
Многіе острова и страны жаркаго пояса столь расточительно одарены Природою, что человѣкъ находитъ въ нихъ не одно токмо удовлетвореніе нуждъ, но и лишнее изобиліе. Разсматривая оныя особенно въ географическомъ положеніи, можемъ удостовѣриться, что сіе избыточество не сотворено единственно для упитанія въ бездѣйственной нѣгѣ уроженцевъ тѣхъ земель. Прелестные сіи вертограды очевидно предопредѣлены Провидѣніемъ для услажденія вкуса и тѣхъ, кои обитаютъ въ климатахъ не столь плодоносныхъ, а болѣе суровыхъ на земномъ шарѣ; ибо, хотя сіи земли имѣютъ великое народонаселеніе, но находятъ у себя столь важный избытокъ роскошныхъ произведеній, что не могутъ оный весь издерживать; между тѣмъ какъ иногда нуждаются въ существенныхъ потребностяхъ жизни и принуждены доставать оныя изъ холоднѣйшихъ и скуднѣйшихъ областей. Для сей то мѣны Богъ сотворилъ человѣка дѣятельнымъ, непокойнымъ и предпріимчивымъ. Нѣкоторые изъ островитянъ Тихаго Океана до высокой степени являютъ сіи свойства: они пускаются по Океану на маленькой лодочкѣ, съ небольшимъ запасомъ кокосовыхъ орѣховъ и болѣе странствуютъ для отысканія острововъ, нежели Христофоръ Колумбъ. Сіи путешествія ихъ болѣе потому замѣчательны, что они живутъ въ мѣстахъ, которыя, по видимому, имѣютъ все, что въ ихъ быту желательно: въ пріятномъ климатѣ, всегда тепломъ, подъ чистымъ и свѣтлымъ небомъ. Весь Архипелагъ Атлантическаго, Южнаго, Китайскаго и Тихаго Океановъ кажется сотвореннымъ нарочно для снабженія материковъ, противулежащихъ оному. Никакія мѣста не представляютъ столь разительнаго доказательства сему наблюденію, какъ купа острововъ Японскихъ, Филлипинскихъ и Сандвичевыхъ въ отношеніи къ Камчаткѣ, которая есть правая рука обширной Сибири, протягивающаяся въ Тихой Океанъ и манящая жителей онаго къ своимъ брегамъ. Такой пространный материкъ по истинѣ долженствовалъ бы имѣть свободное сообщеніе съ тѣми мѣстами, которыя, какъ кажется, Природа сотворила зависимостями его. Сіе сообщеніе кажется мнѣ весьма важнымъ для его благоденствія. (1) Мы видимъ, что малые острова даютъ законы гораздо отдаленнѣйшимъ областямъ и милліонамъ жителей, по весьма различнымъ побужденіямъ. Читатель усмотритъ сіе въ слѣдующемъ изложеніи мыслей одного Японца, относительно къ Камчаткѣ. Предаю ихъ буквально, какъ онѣ сообщены мнѣ. Каждый Россіянинъ долженъ чувствовать истинное удовольствіе, узнавъ, что сія обширная часть владѣній Его Императорскаго Величества, гораздо превосходнѣе почвою земли, источниками богатствъ и климатомъ, нежели какъ объ ней думаютъ. Пусть только возьметъ на себя трудъ войти въ подробности восточнаго края и познакомиться съ источниками его богатства и его нуждами, съ обиліемъ и недостаткомъ сосѣдственныхъ странъ, — тогда онъ согласится во всемъ, мною сказанномъ, а можетъ быть, усмотритъ и то, что я не въ полной еще мѣрѣ изложилъ тѣ выгоды, которыя произошли бы отъ улучшенія тамошнихъ произведеній и отъ выгоднаго для торговли положенія сей драгоцѣнной страны.
(1) Прошу Читателей замѣтить, что я отнюдь не желаю представить Камчатки въ видѣ превосходнѣйшемъ, нежели какова она въ самомъ дѣлѣ, и дать ей преимущество предъ другими землями, лежащими въ умѣреннѣйшемъ климатѣ. Я хочу только показать, что обыкновенныя понятія о сей землѣ несправедливы, и что она положеніемъ, климатомъ, почвою и естественными средствами способна къ поправленію и достойна онаго. Называю Камчатку правою рукою Сибири по той причинѣ, что географическое ея положеніе весьма выгодно для сообщенія Сибири съ лежащими вокругъ оной Азiйскими землями. Я нимало не намѣренъ сообщать о семъ предметѣ ложныхъ понятій или возвышать Камчатку надъ южною Сибирью, но при первомъ взглядѣ на карту видна истина моихъ предположеній: полуостровъ Камчатка простирается прямо къ островамъ, о коихъ я упоминалъ. Изъ всѣхъ моихъ замѣчаній явствуетъ только то, что нынѣшнія произведенія Камчатки суть единственно даръ Природы, при маломъ ея населеніи, при недостаткѣ внѣшней торговли и земледѣлія, и что сіи произведенія могутъ быть употреблены съ большею пользою, какъ для тамошнихъ жителей, такъ и вообще для Россійскаго Государства, Соч.
Во время пребыванія моего въ Петропавловскомъ портѣ, познакомился я съ Японскимъ чиновникомъ Такатая-Кахи, который былъ привезенъ туда на фрегатѣ Діанѣ Капитаномъ Рикордомъ, для лучшаго посредства къ освобожденію Капитана Головнина, захваченнаго въ плѣнъ и посаженнаго въ тюрьму въ Японіи. (2)
(2) Капитанъ Головнинъ былъ также задержанъ около тринадцати мѣсяцовъ на Мысѣ Доброй Надежды самовольно Англійскимъ Адмираломъ, не взирая на то, что онъ имѣлъ паспортъ отъ Англійскаго Правительства, для безпрепятственнаго плаванія Фрегата Діаны отправленнаго для открытій. О славномъ уходѣ его оттуда во время шторма изъ подъ крѣпостей, разсказывали мнѣ въ Кантонѣ Англійскіе Офицеры, какъ о дѣлѣ, приносящемъ ему великую честь. Естьли бы Адмиралъ продолжалъ снабжать Діану хотя самыми необходимѣйшими жизненными припасами, какъ о томъ было письменно условлено, то Капитанъ Головнинъ ни подъ какимъ бы видомъ не нарушилъ своего слова, хотя впрочемъ всѣ Офицеры на Мысѣ Доброй Надежды согласно твердили, что онъ не обязанъ сохранять того, что незаконно и самовольно было отъ него вынуждено. При уходѣ онъ оставилъ письмо, въ которомъ объяснилъ Адмиралу всѣ причины своего поступка и увѣрилъ, что онъ не сдѣлалъ бы того, естьлибъ Адмиралъ выполнялъ свои обязательства и обѣщанія. Не имѣя денегъ, онъ послалъ свой хронометръ къ агенту въ уплату, за снабженіе его втайнѣ нужнымъ продовольствіемъ, тогда, когда Адмиралъ отказался давать ему содержаніе. Всѣ Англійскіе Офицеры превозносили похвалами сей его поступокъ и изъявляли негодованіе на Адмирала. Я знаю Капитана Головнина. Онъ отличной морской Офицеръ; притомъ человѣкъ честной и прямодушной. Я увѣренъ, что никто въ свѣтѣ болѣе его не имѣетъ уваженія къ строгому соблюденію слова; но онъ былъ задержанъ беззаконно, несправедливо, безъ денегъ, и — въ самомъ нужномъ продовольствіи къ жизни было ему отказано, вопреки торжественнымъ обѣщаніямъ. И въ сихъ обстоятельствахъ кто не учинилъ бы на его мѣстѣ того же? Неоспоримо, что онъ былъ правъ, и вѣроятно, что Британское Правительство не одобрило Адмирала въ поступкахъ его. Двое Англійскихъ Офицеровъ, находившихся въ Буеносъ-Айресѣ на честномъ словѣ, убѣжали около того же времени и по тѣмъ же самымъ причинамь, что Начальникъ нарушилъ письменное обязательство о снабженіи ихъ припасами. Сіи Офицеры были преданы военному суду по прибытіи въ Англію и оправданы. Случаи сіи совершенно между собою сходны и доказываютъ, что когда Адмиралъ нарушилъ свое обязательство, то Капитанъ Головнинъ былъ въ правѣ не выполнять своего слова. Англичане сами отдаютъ честь сему превосходному Офицеру когда только о семъ дѣлѣ упомянется. Доб.
При семъ случаѣ не можемъ не повторить часто встрѣчающагося замѣчанія о способности Рускихъ къ подражанію. Двумъ, тремъ Англичанамъ удалось уйти изъ Французскаго плѣна въ Отечество, и объ этомъ трубили во всѣхъ вѣдомостяхъ. Всѣ удивлялись рѣшимости, отважности, хитрости, съ которыми они на пространствѣ сотъ двухъ верстъ успѣли обмануть Французскихъ жандармовъ. Руской вздумалъ этому подражать, и ушелъ съ Мыса Доброй Надежды — въ Камчатку — изъ порта, наполненнаго вооруженными Англійскими судами, окруженнаго сильными баттареями, по Индійскому Океану, покрытому Англійскими крейсерами мимо южной оконечности фанъ-Дименовой земли, при чемъ онъ однажды только присталъ къ берегу обитаемаго дикими острова Танны, на которомъ со временъ Кука не бывалъ никто изъ мореходцевъ. Вотъ Руское подражаніе! Изд. С. О.
Слуга, Китаецъ, при мнѣ бывшій, могъ безъ большаго затрудненія объясняться съ Такатая Кахи по Японскимъ письменамъ (3); по Англійски же разумѣлъ и говорилъ хорошо.
(3) Японскій языкъ на письмѣ имѣетъ великое сходство съ Китайскимъ, такъ что люди обѣихъ націй разумѣютъ другъ друга на бумагѣ, но не могутъ разговаривать на словахъ потому, что произношеніе совершенно различно.
Мнѣ было удобно чрезъ него сообщать мои мысли Японцу, который былъ человѣкъ весьма понятный и взаимно изъявлялъ свои мнѣнія и чувствованія о разныхъ предметахъ. Онъ показалъ мнѣ гораздо большія познанія и ученость, нежели каковыя я находилъ въ Китайцахъ равнаго съ нимъ состоянія, и изъ сего сдѣлалъ я заключеніе, какъ уже и прежде было утверждаемо, что Японцы и умнѣе и ученѣе Китайцевъ. Онъ усердно старался распространить свои свѣденія, дѣлая всегда разумные вопросы о Европейскихъ обычаяхъ, политикѣ, религіи, образѣ жизни и о прочемъ, мало извѣстномъ въ его Отечествѣ. Чрезмѣрное удивленіе возбудили мы въ немъ, показавъ на картѣ Россійскую Имперію, занимающую болѣе шестой части всего извѣстнаго земнаго шара; оное еще увеличилось, когда сказали, что сія Имперія управляется токмо однимъ Императоромъ и толико любимымъ Своимъ народомъ, что Онъ безъ всякой стражи свободно ходитъ посреди онаго, Самъ лично командуетъ арміями, и въ сіе время находится въ дѣйствительной войнѣ, въ отдаленности отъ Своего Государства, по одержаніи многихъ славныхъ побѣдъ надъ Французами, ворвавшимися было въ предѣлы Россійскіе!!! — „Японія, сказалъ онъ, пространствомъ мала въ сравненіи съ тѣмъ, какое занимаетъ Россія, но она многолюдна, и у насъ два Императора, да мы и не понимаемъ, какъ возможно хорошо управлять націею безъ двухъ, одного духовнаго, а другаго свѣтскаго.“ — Когда же нѣсколько истолковали ему отношеніе Духовенства въ Европѣ, то онъ, казалось, понялъ нашу систему, но сказалъ: „весьма много изумляетъ меня, что Императорской власти въ такой отдаленности и съ такою исправностію повинуются, какъ то вижу я и въ Камчаткѣ.“ Онъ много выхвалялъ положеніе полуострова Камчатки и говорилъ, что Курильскіе острова походятъ на мостъ, сдѣланный натурою, для сообщенія онаго съ Японіею и чрезмѣрно сожалѣлъ, что древняя политика его правительства препятствуетъ Японцамъ имѣть свободное обращеніе и коммерцію съ Восточною Россіею, отъ чего проистекла бы великая выгода обоимъ Государствамъ. Онъ исчислялъ многія произведенія Филиппинскихъ и Малайскихъ острововъ, въ которыхъ они весьма нуждаются, и которыя могли бы удобно привозиться посредствомъ Камчатки въ Японію, на обмѣнъ ихъ мануфактурныхъ издѣлій. Бесѣдуя со мною о разныхъ предметахъ, онъ всегда изъявлялъ восторгъ и благоговѣйное почтеніе къ Императору Россійскому, столько отличному отъ Императоровъ Японскихъ (4). Однажды по утру, вскорѣ послѣ завтрака, къ великому моему удивленію, въ сей ранній часъ пришелъ ко мнѣ Такатая-Кахи, со всѣми своими Японцами. Я поднялся было съ мѣста, дабы встрѣтить его, но онъ усильно знаками показывалъ, чтобы я сѣлъ, и взявши у одного изъ сопровождающихъ его, большую подушку, убранную красною шелковою матеріею, на коей находилась Японская сабля, поднялъ обѣими руками выше себя и потомъ опустилъ до низу, головою своею почти касаясь до полу.
(4) Извѣстно, что Японскаго Императора, кромѣ вельможь никто не видишь, въ случаѣ же прогулки его на улицѣ, народъ падаетъ ницъ на землю, закрывая лицо руками.
Сію церемонію повторялъ онъ девять разъ, потомъ взялъ саблю съ подушки, положилъ на столъ, и сдѣлалъ нѣкоторое привѣтствіе рѣчью, которую мой Китаецъ изъяснилъ слѣдующимъ образомъ: отъ частыхъ бесѣдъ съ Капитаномъ Рикордомъ и мною, онъ возымѣлъ самое высокое мнѣніе и душевную приверженность къ добродѣтелямъ Его Императорскаго Величества, Россійскаго Государя, и узнавши, что я отправляюсь въ С. Петербургъ и вѣроятно достигну щастія видѣть сего превосходнаго Самодержца, вручилъ мнѣ свою любимую саблю, съ должнымъ при церемоніи уваженіемъ, для поднесенія Его Императорскому Величеству, съ таковою же почтительностію, въ знакъ чувствованій высокопочитанія и благоговѣнія, коими онъ исполненъ къ толико мужественному Монарху, который управляетъ обширнымъ Государствомъ и такъ легко (5)! — Онъ просилъ Китайца также увѣдомить меня, что обязанъ случаемъ сіе сдѣлать пріязненному и великодушному поступку Капитана Рикорда; ибо хотя онъ и находился плѣннымъ, но оружіе и все прочее оставалось при немъ, для произвольнаго употребленія. За это онъ чувствуетъ въ высокой мѣрѣ благодарность и никогда не забудетъ какъ сего, такъ и гостепріимства и добраго обхожденія Рускихъ. Надѣюсь, что сей человѣкъ, рано или поздно, будетъ посредникомъ открытія сообщеній между двумя державами: онъ весьма усердно желаетъ онаго, и всегда говорилъ о семъ предметѣ съ особенною прозорливостію и замѣчаніями, указывая на непосредственныя отъ того выгоды для обѣихъ сторонъ.
(5) Сія сабля И другія рѣдкости были отданы Его Сіятельству, Г. Оберъ-Гофмаршалу Графу Н. А. Толстому, для положенія оныхъ въ Эрмитажѣ, по повелѣнiю Его Императорскаго Величества.
Въ самомъ дѣлѣ многія изъ сихъ выгодъ очевидны, и ни что другое такъ успѣшно не поведетъ къ благоденствію Сибири и Камчатки, какъ открытіе коммерціи съ Японiею и Филиппинскими островами, съ которыми Россія можетъ производить весьма прибыльный для себя торгъ. Моря, вѣтры, въ благопріятствующія времена года и прочіе способы, разительнымъ образомъ указываютъ на предназначеніе сихъ державъ къ связямъ, какого бы рода онѣ ни были. Важность Филиппинскихъ острововъ для Камчатки и Японіи столь велика, какъ и Вестъ-Индскихъ острововъ для Англіи и Европы; въ разсужденіи же плодородія земли и многоразличія полезнѣйшихъ и къ роскоши служащихъ произведеній, еще и превосходитъ оные. Но возвратимся къ нашему Японскому Чиновнику. Онъ былъ около пятидесяти лѣтъ, средняго росту, пылкаго свойства, изображавшагося въ его большихъ, выразительныхъ чертахъ, которыя хотя были совершенно Японскія, но явственныя, и можно было убѣдиться при первомъ взглядѣ, что онъ человѣкъ съ великою душою. Я находилъ его рѣдко унылымъ. Казалось, что онъ слѣдовалъ урокамъ той Философской секты, которая учитъ переносить нещастія съ бодростію, и въ обществѣ показывать въ полной силѣ врожденное расположеніе къ веселонравію. Онъ часто веселилъ насъ, разсказывая забавные анекдоты о обычаяхъ и обрядахъ Японскихъ; причемъ показывалъ отличную остроту сужденія и смѣясь надъ странностями, порицалъ то, что онъ почиталъ неблагоприличнымъ. Однажды онъ показывалъ намъ экзерцицiю сабли, которою управлялъ двумя руками съ великимъ проворствомъ, однако признавался, что Японскій образъ фехтованія далеко уступаетъ нашему. Когда онъ увидѣлъ экзерцицію Рускихъ солдатъ и артиллеріи, то смѣялся и шутилъ на счетъ своей военной силы, которая, говорилъ онъ, въ сравненіи съ Европейскою можетъ почесться находящеюся еще въ дѣтствѣ. Здѣсь опять нельзя не почтить Японца: я никогда не встрѣчался съ Китайцемъ, которой бы имѣлъ душевную щедроту сдѣлать такое признаніе, между тѣмъ, какъ они гораздо ниже Японцевъ въ храбрости, искуствѣ и во всемъ прочемъ. Артиллерія наипаче привлекала его вниманіе. Я долженъ отдать справедливость Порутчику Колмакову, Командиру оной, что я въ Камчаткѣ видѣлъ артиллерію въ совершенномъ порядкѣ, которой принесъ бы ему честь во всякой другой части свѣта.
По всѣмъ мною собраннымъ свѣденіямъ, во время пребыванія моего въ Азійскихъ странахъ, Японская военная сила хотя и многочисленна, но мало дѣйствительна и никакъ не можетъ почесться защитою Государства. Правда, что каждый портъ, гавань и городъ имѣютъ свои укрѣпленія съ достаточнымъ числомъ пушекъ, но они, по большой части, слабы и наскоро построены; многіе же изъ оныхъ только палисады, замаскированныя бумажною матеріею, такъ что одна изъ рукъ брошенная гранада въ мигъ бы ихъ уничтожила. Присовокупивъ къ сему великой недостатокъ въ искуствѣ, увидимъ, что при всей храбрости и неустрашимости своей, Японцы могутъ сдѣлаться жертвами того, кто захотѣлъ бы на нихъ напасть. Малою силою не льзя покорить ихъ, ибо они многочисленны; но небольшая морская экспедиція могла бы заставить ихъ платить дань и быть въ дружественныхъ связяхъ съ своими сосѣдями. Естьли Японцы вообще отличаются откровенностію и прозорливостію, которыя примѣтилъ я въ Такатая-Кахи, то они не остались бы надолго позади Европейцевъ въ наукахъ и художествахъ; но предрасудокъ въ пользу древнихъ обычаевъ овладѣлъ ихъ умами, и они, подобно Китайцамъ, токмо силою могутъ быть преобразованы. Такатая-Кахи, казалося, совершенно предусматривалъ опасность, угрожающую въ случаѣ нападенія на нихъ и излагалъ многія немаловажныя для нихъ выгоды. Онъ имѣлъ самое доброе сердце и показывалъ дружбу или ненависть безъ притворства (весьма отличаясь вообще отъ всѣхъ Азіатцевъ); и я былъ побужденъ вѣрить, что приверженность, оказываемая имъ ко мнѣ, была искренна, равно какъ и мнѣнія его непритворны. Болѣе всего нравилась ему мысль объ открытіи торговли съ Россіею, и онъ безпрестанно заводилъ рѣчь о семъ предметѣ, какъ о важнѣйшемъ для обѣихъ державъ. При отъѣздѣ моемъ изъ Камчатки онъ изъявлялъ сожалѣніе, что разлучается со мною и увѣрялъ меня въ вѣчной дружбѣ, присовокупляя изъявленіе своего прискорбія, что преклонныя лѣта и худое здоровье не позволяютъ ему сопутствовать мнѣ въ С. Петербургъ, но просилъ, чтобы я не забылъ съ благоговѣнiемъ поднести мечъ Его Императорскому Величеству именемъ его.
Добель.
Пер. Г. К.