Ссылка, какъ факторъ экономической жизни Сибири
— «Какъ можно, батюшка, сравнить — теперь или въ старые годы: прежде бывало весь нашъ Иркуцкой городъ изойдите, нигдѣ дрожжей не найдешь; а теперь во всякой мелочной лавочкѣ есть. А кто такое удобство публикѣ предоставилъ? — Ни кто, какъ поляки».
Такъ характеризовала одна первобытная старушка культурную роль польскихъ сосланныхъ въ Сибири. Что говорить — первобытная старушка и первобытная точка зрѣнія. Но нельзя однако не признаться, что эта первобытная точка зрѣнія на ссылку весьма распространена въ Сибирскомъ такъ именуемомъ обществѣ и постоянно находитъ извѣстные, часто весьма беззастѣнчивые, отклики въ этомъ обществѣ. Вотъ наприм. еще очень недавно одинъ Иркутскій думецъ весьма смѣло, чтобъ не выразиться посильнѣе, заявилъ въ думѣ, что хлопотать Иркутску объ избавленіи его отъ ссылки совсѣмъ не разсчетъ, потому, молъ, что откуда-же мы тогда прислугу достанемъ. А потомъ въ одномъ печатномъ органѣ весьма категорически заявлено, что, моль, въ любую мастерскую зайдите — вездѣ найдете или поселенца или выученика поселенческаго.
Безспорно, что и мы съ вами, читатель, не прочь поѣсть хорошей кулебяки (а ее, вѣдь, безъ дрожжей не испечешь), не прочь и надѣть тонкій и хорошо сшитый сапогъ (а сибирскій мужикъ только унты да ичиги шить и умѣетъ) — и потому и мы не прочь пользоваться тѣми благами цивилизаціи, какія намъ ссылка принесла. Но по крайней мѣрѣ будемъ откровенны и признаемся, что мы стоимъ на дрожжевой точкѣ зрѣнія первобытной старушки, на точкѣ зрѣнія городскаго сапога или пиджака, какъ «истинно русскіе» наши газетчики. А разъ мы откровенно въ этомъ признаемся, намъ и понятно будетъ, что мужику, настоящему Сибирскому пню, кушающему кислую сибирскую шаньгу, съ дрожжами незнакомому и носящему свое произведеніе — ичиги или бродни, нѣтъ никакого дѣла до нашей точки зрѣнія. Уже одно такое сознаніе волей-неволей заставитъ даже старушку подумать («истинно русскихъ людей», конечно, подумать не заставимъ и велика имъ нужда думать объ мужицкой шаньгѣ!), что въ ея разсужденіи есть какіе-то пробѣлы, пополнимые только тогда, когда примешь во вниманіе, что такое дрожжи или тонкій сапогъ, т. е. вообще говоря, внѣшняя сторона цивилизаціи, единственная, съ которой пока знакома Сибирь, въ исторіи экономической жизни.
Это старый но и вѣчно новый вопросъ — вопросъ между сапогомъ и ичигомъ, между кислой шаньгой и цивилизованной кулебякой. И этотъ вопросъ потому и представляется неразрѣшеннымъ, что не однимъ культуръ-трегерамъ кулебяки хочется, но и попенникъ Сибирскій не прочь-бы отъ нее кусокъ урвать. Понятно, что я не буду разъяснять вамъ, въ чемъ тутъ трагизмъ экономическаго противорѣчія и какъ онъ разрѣшается — а вѣдь какъ просто однако разрѣшается! Задача моя указать, какую роль играла и продолжаетъ играть ссылка въ этомъ вопросѣ ичига и сапога, указать, какой факторъ въ экономической жизни страны она составляетъ.
Исторія развитія капитализма въ его, правда, еще зачаточной формѣ въ Сибири до сихъ поръ остается не только неразработанною, но даже прямо открытымъ вопросомъ въ Сибирской литературѣ. Кое какіе намеки, кое какія указанія у Щапова, у Ядринцева и нѣкоторыхъ другихъ, менѣе извѣстныхъ писателей; кое гдѣ разбросанный и не разработанный матеріалъ — вотъ и все, что найдете по этому вопросу. А то все таится гдѣ-то въ старыхъ архивныхъ бумагахъ, въ разныхъ правительственныхъ распоряженіяхъ давнихъ, давнихъ временъ... А старанія создать капитализмъ въ его первоначальной формѣ, формѣ купли—продажи и въ формѣ капиталистической извлекающей промышленности были въ изобиліи. Чѣмъ только не пользовались доморощенные и только начинающіе опериться Сибирскіе капиталисты и отъ сильной правительственной руки и отъ оощества, т. е. отъ тѣхъ-же попенниковъ. Въ архивахъ вы вездѣ найдете массу матеріала, указывающаго на это стремленіе правительства въ старые годы. Казна не только издавала разные торговые регламенты, прямо играющіе въ руку разнаго рода монополистамъ, но и прямо давала капиталы для торговыхъ и промышленныхъ предпріятій. Правда, не сама давала и не зря она заставляла за эти ссуды ручаться общество, и много денегъ т. е. прямо говоря, много пота и крови переплатили за этихъ счастливцевъ, оказывающихся банкротами, эти злосчастные Сибирскіе мужики и не менѣе ихъ злосчастные мѣщане. И однако счастливцы банкротились, капиталистическое производство не устраивалось. Любопытно было-бы освѣтить исторію Сибири съ этой точки зрѣнія и можетъ быть окажется, что покойный Щаповъ былъ ужъ совсѣмъ не настолько не нравъ, когда въ своемъ обсужденіи дѣятельности Трескина онъ становится на точку зрѣнія, рѣзко противоположную обычной, которую раздѣляютъ почти всѣ Сибирскіе писатели.
Капиталисты банкротились. Они ничего не создавали, даже извлекающей промышленности правильной не создали, а предпочитали просто напакостить и уйти. То-есть это только такъ говорится предпочитали. На самомъ-то дѣлѣ имъ больше и дѣлать ничего нельзя было. Въ изданныхъ весьма необработанныхъ и очень отрывочныхъ «Матеріалахъ для исторіи русскихъ заселеній на Востокѣ» имѣются весьма курьезныя указанія на этотъ предметъ. Это какъ разъ было время перваго проблеска Сибирскаго капитализма — время «дикаго мужика» Трапезникова, размахивающаго чубукомъ, и не менѣе его дикаго мужика мореходца и директора Американской компаніи Резанова... Такъ вотъ въ это то время разцвѣта капитализма какія, вы полагаете, работники были выставлены для эксплоатаціи естественныхъ богатствъ непочатаго края, изъ кого состояла рабочая армія грядущаго и однако не пришедшаго капитализма? Это были закабаленные инородцы тунгузы, якуты, которыхъ цѣлыми стадами высылали и власти и общество въ эти принудительные «морскіе вояжи». Это была армія капитализма, эксплуатирующая не столько пушныя богатства русской Америки, сколько ея кровныхъ обитателей. Эта же рабочая армія капитализма была временами и его военной арміей... Сибирскій попенникъ тоже отъ этого разцвѣта капитализма въ авантажѣ не оставался. Одной рукой онъ, правда, бралъ хорошія деньги за провозъ дорогой пушнины, но сколько ихъ, попенниковъ, тоже закабаленныхъ, ушли въ эти «морскіе вояжи» и сколько за нихъ платило податей и повинностей хотя-бы тоже Томское общество, того никто не считалъ... За то съ этого времени, собственно говоря, уже начинается созданіе большихъ Сибирскихъ центровъ, въ особенности Иркутска, т. е. начинается исторія сапога... Но не въ томъ дѣло, я хочу только сказать, что тогдашній капитализмъ именно ничего не могъ сдѣлать, какъ напакостить и уйти. И по очень простой причинѣ — всякій капитализмъ, въ какой угодно формѣ его бытія, развивается успѣшно только тогда, когда освобождаетъ массу отъ орудій производства, т. е. создаетъ себѣ рабочую армію и пока нѣть этой рабочей арміи — есть кабала, есть хищеніе, есть все, что вамъ угодно въ этомъ смыслѣ, но нѣтъ истиннаго капитализма, развивающагося и создающаго жизнь страны по своему уставу. На закабаленныхъ рабочихъ инородцахъ и случайныхъ Томскихъ и Иркутскихъ мѣщанахъ, отправляемыхъ въ немилые «морскіе вояжи» не разгуляешься и ничего не создашь. Остается напакостить и уйти. А ссыльныхъ той готовой арміи капитализма, для которой ему не пришлось даже трудиться, освобождать ее отъ орудій производства потому что она и безъ того отъ нихъ свободна была (на что свободнѣе отъ всего какой нибудь «ищи вѣтра въ полѣ») этой арміи почти въ то время не было. До 1823 года ссылка доходила до 2000 въ годъ и только въ 1823 году она достигла 6,600 человѣкъ. Это, какъ видите, весьма далеко отъ 10 и 20 т. въ годъ, какія даетъ Сибири ссылка послѣднее 20-лѣтіе.
Вотъ то коренное значеніе, какое имѣла ссылка въ вопросѣ между Сибирской шаньгой и цивилизованной кулебякой. Кулебяка уже явилась на сцену экономической жизни Сибири. Потребность въ рабочей арміи у Сибирскаго капитализма уже была, хотя этотъ капитализмъ занимался только извлекающей промышленностію и притомъ въ самой первобытной ея формѣ — звѣропромышленности; а самой-то рабочей арміи не существовало. Рабочіе Сибири, т. е. собственно говоря, не рабочіе, а мужикъ—общинникъ, который само собой по человѣчеству не прочь былъ и самъ урвать кусокъ кулебяки, не желалъ доставлять для него дрожжей. Хоть что хотите съ нимъ дѣлайте — и чего, чего съ нимъ не дѣлали: и въ заводскіе его превращали, и даже крѣпостное право для него устроили, а все таки не хотѣлъ. Онъ пахалъ, косилъ, звѣровалъ, даже заводилъ кустарные промыслы, маленькіе кустарные заводы — кожевенные и мыловаренные.
Не могу удержаться, чтобы не упомянуть почти о военной храбрости русскихъ культуръ-трегеровъ, рѣшающихся утверждать, что и этому всему выучили сибиряковъ ссыльные. Если бы культуръ-трегеры хоть приблизительно были знакомы съ исторіею Сибири, они знали-бы, что ея населеніе составилось выселеніемъ свободныхъ пахотныхъ людей и посадскихъ разныхъ русскихъ городовъ, преимущественно сѣверныхъ, которые и принесли съ собой какъ методы хозяйничанія, такъ и свои традиціонные промысловые и кустарные пріемы. Еще въ 70-хъ годахъ прошлаго вѣка, когда ссылка не играла никакой роли въ экономической жизни Сибири, попадаются въ городскихъ архивахъ указанія на тѣ-же кустарные промыслы, желѣзныхъ издѣлій, войлочные и проч. и на тѣ-же заводы: салотопенные, мыловаренные и кожевенные, какіе существуютъ и теперь; и тогда уже городскія власти, магистраты и думы производятъ объ нихъ изслѣдованія и пишутъ кому слѣдуетъ донесенія. Для культуръ-трегеровъ знаніе исторіи не обязательно, также, какъ не обязательно знаніе той самой литературы, которую они дѣлаютъ орудіемъ своихъ не литературныхъ цѣлей. Но всему-же есть предѣлы, даже наглому невѣжеству.
Извините за отступленіе, читатель. Оно было необходимо, потому что вѣдь ваше невѣдѣніе въ исторіи страны эксплуатируется и вы пожалуй, серьезно повѣрите, что если вамъ поселенецъ сапоги сшилъ такъ онъ-же и дѣдушку вашего пахать и катанки дѣлать выучилъ и увѣруете въ великую цивилизаторскую миссію этого «Ищи вѣтра въ полѣ». А я вѣдь и хочу вамъ доказать, что миссія у «ищи вѣтра въ полѣ» относительно вашей страны была и, пожалуй, если хотите, она и великая и цивилизаторская, но только, во всякомъ случаѣ, другая, а не та, про которую вамъ говорятъ культуръ-трегеры.
И такъ продолжаю — мужикъ пахалъ, косилъ, звѣровалъ, дѣлалъ тюменскіе ковры и бійскія и кузнецкія валенки, шелъ какъ случайный зимній рабочій на мыловаренные и кожевенные томскіе заводы — но рабочей арміи капитализма составлять не хотѣлъ, отъ орудій производства не освобождался и что всего обиднѣе для капитализма въ той формѣ его бытія, какая была единственно возможной въ то время въ Сибири, даже въ прислуги не шелъ... Въ городъ-то онъ шелъ, пожалуй, изъ заводскихъ крестьянъ приписывался въ мѣщане, отъ заводскаго гнета убѣгая (заводскіе крестьяне, въ совокупности съ сѣверными русскими мѣщанами и создали Сибирскіе города, такъ что даже и насчетъ сапога роль поселенца сомнительна) но и въ городѣ не становился тѣмъ, что нужно было капитализму. Ни въ какомъ смыслѣ этого слова прислугой не дѣлался... Есть идея пирога, есть мука и начинка — а дрожжей нѣтъ, нѣтъ и пирога. Есть идея сапога, есть и кожа (худые-ли, хорошіе заводы имѣются) — а самаго сапога нѣтъ. Есть городскіе классы — а прислуги нѣтъ, какъ нѣтъ. Ну, посудите сами, не обида-ли это для дикаго мужика Трапезникова, или для какого-нибудь тогдашняго культуръ-трегера, какого-нибудь Томскаго коменданта Пелагина. Потому этотъ Пелагинъ съ особеннымъ усердіемъ настаиваетъ на запискѣ «посельщиковъ» въ цѣхъ по «ремесламъ и художествамъ». Сибирскій попенникъ, вашъ дѣдушка, читатель, и тогда уже — подумайте, тогда когда всякій комендантъ былъ Трескинъ или Лоскутовъ, — упрямится и бывали horrible dictu — отказы общества отъ записки посельщиковъ вь цѣхъ. Сибирскій попенникъ какъ будто говорилъ своему капиталисту и своему, тогда еще начальственному, культуръ-трегеру: мы вамъ, ваше степенство или ваше благородіе, сами и булочку испечемъ, сами и сапожки сошьемъ — только отъ посельщика насъ увольте. А если мало-мало и неладно будетъ, такъ что дѣлать, сторона наша мужицкая, не Россія, и тяжелые сапожки носить можно. А неглянется — такъ и Ирбить не далеко: а отъ посельщика увольте, какъ вашей милости угодно будетъ...
И такъ, Сибирскій капитализмъ не могъ развиться, по неимѣнію рабочей арміи, свободной отъ орудій труда, и потому напакостилъ и ушелъ. но ушелъ не безъ того, понятно, чтобы не оставилъ за собой цѣлыя кучи развалинъ народной жизни, въ видѣ раззоренія и кабалы цѣлыхъ районовъ, и въ видѣ разсадниковъ внѣшней цивилизаціи, вродѣ крупныхъ Сибирскихъ городовъ. А тотъ самый посельщикъ, отъ приписки котораго по «ремесламъ и цѣхамъ» открещивался томскій мѣщанинъ, все прибывалъ, да прибывалъ. Создавалась уже серьезная, свободная отъ орудій труда армія рабочихъ, которая прямо таки взывала: приди и возьми меня... Разстроенный своимъ временнымъ крахомъ капитализмъ не надумался пока, какимъ манеромъ взять эту армію въ свои безсильныя руки. И поселбщикъ бѣгалъ, бродяжилъ, грабилъ и воровалъ и былъ избиваемъ сибиряками, калъ бѣлка, и былъ эксплуатируемъ ими по мелочамъ, на заимкахъ, при созиданіи крупныхъ сельскихъ хозяйствъ сельскихъ кулаковъ, этихъ провозвѣстниковъ и мелкихъ предтечей истиннаго капитализма... Его безправными и почти всегда преступными руками не одни блины (т. е. фальшивыя ассигнаціи) пеклись для Сибирскаго мужика, а дѣлалось и болѣе серьезное и болѣе «цивилизаторское» дѣло: разлагалась община именно созданіемъ этихъ крупныхъ Сибирскихъ хозяйствъ, основанныхъ на трудѣ ссыльныхъ и приписныхъ и еще болѣе бѣглыхъ, которымъ лѣтомъ и платы никакой не полагалось, кромѣ хорошаго сытнаго корму, такъ и то спасибо скажутъ и на другое лѣто и сами придутъ и товарищей бродягъ приведутъ; созданіемъ подобнымъ путемъ захватовъ общинной земли въ однѣ руки и появленіемъ мѣстного Колупаева. Ссыльный съигралъ эту роль въ исторіи Сибири въ ожиданіи, пока ему придется играть другую, болѣе важную роль — роль готовой арміи для бросившагося на другую извлекающую промышленность капитализма...
Ссылка, какъ факторъ экономической жизни Сибири.
(Окончаніе).
Сибирь въ одно прекрасное историческое утро — времени этого утра я, по совѣсти говоря, опредѣлить не могу, историческій день очень дологъ — проснулась страной развивающагося капитализма съ готовымъ золотымъ дѣломь и съ готовой рабочей арміей для этого дѣла. Посельщикъ нашелъ свою миссію и свое историческое призванiе. Пріиски наполнились ссыльными, какъ рабочими. Я не могу останавливаться долго на этой тяжелой и еще не пройденной стадіи развитія сибирскаго капитализма. Цифры указываютъ, что чуть-ли не 80% пріисковыхъ рабочихъ — поселенцы. Правда, это процентное отношенiе поселенцевъ къ свободнымъ уменьшается или имѣетъ тенденцію уменьшаться, но другаго и ожидать было нельзя. Достаточно завести капиталистическую машину, а тамъ она дѣйствовать начнетъ. Если капитализмъ, проявившійся въ видѣ торговой эксплуатаціи инородца и сѣраго мужика и въ видѣ добывающей пушнину промышленности, не смотря на то, что онъ не могъ быть заведенъ настоящимъ образомъ, по неимѣнію свободныхъ отъ орудій производства рукъ, тѣмъ не менѣе оставилъ капиталистическіе осадки; если сельскій капитализмъ, опираясь на бездомныхъ рабочихъ, произвелъ нѣкоторое распаденіе общиннаго равенства и братства, то естественно, что крупный золотопромышленный капитализмъ, которому, безъ всякаго съ его стороны труда, была дана готовая цѣлая рабочая армія, съумѣетъ такъ воздѣйствовать на экономическій быть страны, чтобы въ случаѣ надобности обойтись и безъ этой арміи, т. е. онъ освободитъ, во время своею процвѣтанія, другiя массы рабочаго люда отъ орудій производства и этимъ приготовитъ себѣ новую армію для своихъ дальнѣйшихъ подвиговъ въ той же сферѣ промышленности или въ другой. По отношенію къ вліянію золотопромышленности на экономическое развитіе, и вообще на культуру страны говорилось такъ много въ Сибирской печати по этому вопросу, также, какъ и по ссыльному вопросу, составилась цѣлая литература, и потому и объ немъ не буду говорить, ибо это значило бы повторятъ тысячу разъ говоренное и переговоренное. Но какъ выводъ изъ всѣхъ собранныхъ литературой фактовъ — несомнѣнно то обстоятельство, что капиталистическая золотопромышленность отчасти исполнила эту часть своей задачи. Она освободила все таки нѣкоторое количество рукъ изъ свободнаго населенія Сибири. Нѣкоторое не значитъ большое.- Во-1-хъ, Сибирскій мужикъ все-таки упрямъ, не хочетъ печь пирогъ Сибирскаго капиталиста; а во-2-хъ, и для самого капиталиста пока достаточно освобожденія рукъ и въ такомъ количествѣ. А дальше съ помощію божіею, съ помощію ссылки и культуртрегера и больше будетъ. Продли Богъ вѣку вамъ, читатель, вы это увидите на своей родинѣ. Какое значеніе имѣетъ безправное положеніе свалившейся такимъ образомъ не съ неба, а съ подонковъ русской земли, армія рабочихъ для порядковъ на пріискахъ и вообще во всѣхъ капиталистическихъ предпріятіяхъ Сибири, объ этомъ говорить тоже не стану, какъ объ извѣстной вещи, тѣмъ болѣе, что иначе мои статья приметъ нежелательные размѣры. Я отошлю читателя только къ одной статьѣ — «къ вопросу о пріисковыхъ рабочихъ» («Сибирь» №№ 40 и 41 за 1882 г.), хотя такихъ статей и не мало въ Сибирской литературѣ. Причемъ сдѣлаю одну цитату. Говоря объ обезпеченіи хозяевъ отъ побѣговъ и характеризуя принятыя по этому предмету мѣры, какъ прямую кабалу, авторъ цитируетъ мнѣніе коммиссіи, обсуждавшей этотъ вопросъ: «Эта мѣра (т. е. кабала-то эта промышленная) можетъ быть установлена только для ссыльно-поселенцевъ, какъ лицъ ограниченныхъ въ общихъ гражданскихъ правахъ; для другихъ же рабочихъ можетъ возникать вслѣдствіе такого неисполненія договора только общая обязанность вознагражденія»: мотивировка до чрезвычайности рельефная и характерная. Малому ребенку понятно, что зарождающемуся капитализму всегда выгоднѣе брать свою рабочую армію (уже не говоря про то, что эта армія готова, а другую еще создавать надо) именно тамъ, гдѣ она безправнѣе и потому болѣе кабальна. А потомъ, когда съ помощью этой арміи произойдетъ великая общественная дифференціація — крупное освобожденіе народа отъ орудій производства, тогда и увидимъ, что эта безправная рабочая армія можетъ быть и не выгодна будетъ и что, во всякомъ случаѣ, безъ нея возможно обойтись, и тогда... о, тогда и приспѣшники капитализма, и культуртрегеры, и адвокаты объ уничтоженіи ссылки заговорятъ, и — вѣроятно — ссылка будетъ окончательно уничтожена. Тогда и Сибирскій попенникъ выучится и пироги печь, и сапоги шить, и цивилизація широкой волной разольется по градамъ и вѣсямъ нашей родины. Картина прелестная! Но не въ картинѣ дѣло. «Улита ѣдетъ, когда-то будеть». Я еще отмѣчу одинъ фактъ, который непосредственно относится къ занимающему насъ вопросу. Это фактическое уничтоженіе законоположеній Сперанскаго о ссыльныхъ, о срокахь, о выдачѣ паспортовъ и проч., законоположеній, которыя, конечно, господамъ юристамъ извѣстны гораздо лучше, чѣмъ намъ. Хотя эти законоположенія не отмѣнены, однако они оказались недѣйствующими. Бери паспортъ и нанимайся — вотъ теперь единственное законное право всей поселенческой жизни. Жизнь и тутъ, какъ и вездѣ, оказалась сильнѣе законодательства. А капитализмъ — такая форма экономической жизни, которая не только умѣетъ улаживать свои дѣлишки, но и устраиваетъ самую жизнь сообразно своему основному принципу. И нѣтъ никакого сомнѣнія, что какая-бы регламентація, какія бы усовершенствованія и ограниченія не вводились въ дѣло ссылки, разъ она будетъ существовать и давать свободную отъ орудій производства армію рабочихъ, она будетъ тѣмъ же факторомъ въ экономической жизни страны и фактически отмѣнитъ эти самыя регламентаціи. Тутъ законодательству, становящемуся исключительно на юридическую точку зрѣнія (см. труды коммиссіи, разсматривающей общую часть Уложенія объ уголовныхъ наказаніяхъ) остается или принять во вниманіе экономическую сторону дѣла, или безсознательно играть въ руку Сибирскому капитализму.
До какой степени сильно теченіе жизни въ разъ принятомъ направленіи. я иллюстрирую однимъ фактомъ. Енисейскій корреспондентъ «Вост. Обозр.», — газеты, какъ извѣстно, принципіально стоящей противъ ссылки, и редакторъ которой много поработалъ именно по этому вопросу, въ одной изъ своихъ корреспонденцій прямо привѣтствуетъ возрожденіе Енисейской золотопромышленности, хотя прекрасно сознаетъ вредъ ея въ той формѣ, въ какой она существуетъ, и привѣтствуетъ именно потому, что возродившаяся золотопромышленность даетъ работу ссыльному пролетаріату. Это мнѣ напоминаетъ знаменитую сказку Сисмонди о вѣникѣ, наносившемъ такъ много воды, что затопилъ ею и своего хозяина и его хату — только съ другой стороны. Это вѣчный cercle vicieux капитализма, нужна рабочая армія, чтобы создать капитализмъ — нуженъ капитализмъ, чтобы дать работу рабочей арміи, свободной отъ орудій производства.
Мнѣ могутъ возразить, что я преувеличиваю значеніе ссылки, какъ общественнаго факта, создавшаго готовую рабочую армію для Сибирскаго капитализма, что если существуетъ цѣлая литература, доказывающая, что ссылка вредно вліяетъ на нравственность страны, раззоряетъ страну и мужика прямыми расходами этой страны и этого мужика на ссыльныхъ *) — если существуетъ такая литература и ей вѣрить можно, — то существуетъ зато очень много указаніи и главное, цифровыхъ данныхъ, чтобы не придавать ссылкѣ такое значеніе, какое ей придаю я. Да и кромѣ того, признавши даже доказанность моей аргументаціи, — все-таки выводъ представляется весьма сомнительнымъ. потому что если бы и не было ссылки, то экономическая жизнь Сибири пошла бы по той же дорогѣ, по какой она идетъ и при ссыльныхъ, что разъ появился спросъ — явится и предложеніе, что если капитализму нужны свободныя отъ орудій производства руки, онъ ихъ найдетъ н внѣ ссыльнаго пролетаріата — у него подъ руками есть метрополія, населеніе которой достаточно дифференцировалось для цѣлей капитализма, а не хватитъ метрополіи, есть Ирландія, есть, наконецъ, Китай...
*) Такая литература, какъ извѣстно, существуетъ — вся сибирская печать движется въ предѣлахъ этой литературы и несомнѣнно, что въ вопросѣ о ссылкѣ эта печать и будетъ продолжать стоять на своей точкѣ зрѣнія. и до послѣдняго конца, т. е. до уничтоженія ссылки въ Сибири, будетъ защищать интересы своей родины и при этомъ, навѣрное, будетъ гуманнѣе къ самимъ ссыльнымъ, чувствительнѣе къ ихъ страданіямъ, чѣмъ всѣ защитники регламентацій и усовершенствованій ссылки.
Да, читатель, цифровыхъ данныхъ нѣтъ или, по крайней мѣрѣ, вамъ не представляю. Но развѣ вы не замѣчаете, что ваше возраженіе, въ этой своей части строится на догадкахъ... Если бы, да кабы... За меня хотъ говоритъ цифра промысловыхъ рабочихъ, а за васъ совсѣмъ ничего... Что касается до спроса и предложенія, то такой это растяжимый тезисъ буржуазной политической экономіи, на который отвѣчать подробно я здѣсь не могу по недостатку мѣста. Можетъ бытъ, когда-нибудь придется по поводу Сибирскихъ вопросовъ бесѣдовать и объ этомъ тезисѣ. Но примите во вниманіе вотъ что: Сибирскій капитализмъ проявился на свѣтъ божій и формироваться началъ въ такое время, когда метрополія еще недостаточно дифференцировалась и не могла потому доставить достаточнаго количества рукъ для Сибирскаго капитализма. Это разъ. А два состоитъ въ томъ, что спросъ и предложеніе — это, вѣдь, простой экономическій труизмъ — есть, что есть. Капитализмъ не спросомъ и предложеніемъ создается. Нуженъ былъ цѣлый рядъ сложныхъ антецедентовъ, чтобы создать его. Сначала насиліемъ, захватами, разложеніемъ первобытнаго общиннаго быта создается армія рабочихъ, сперва маленькая, незамѣтная почти — а тамъ, дальше да больше, и вотъ съ божіей помощью и переворотъ произошелъ и задатки цивилизаціи народились... Пѣсня долгая и, не спѣвши ее. не родиться капитализму. И спросу никакого не будетъ. У Сибири этой пѣсенки до созданія ссыльной арміи пѣть было некому, голосу не было, и мелодій взять было неоткуда. А труизмъ этотъ все-таки очень удобный и съ нимъ легко живется буржуазнымъ политико-экономамъ. «Переселенцы для Сибири тоже, что и ссыльные» — такъ или въ родѣ этого говорятъ культуртрегеры. Что они хотятъ этимъ собственно сказать, Аллахъ ихъ вѣдаетъ. Но если вы станете на мою точку зрѣнія въ вопросѣ о ссылкѣ, то увидите, что переселенцы дѣло десятое... Вотъ напр., г. Уймовичъ въ «Русск. Вѣдом.» разсказываетъ о возвращающихся изъ Сибири переселенцахъ. Очевидно, что не найдя своего «бѣловодья», своего рая вольной земли ни въ Акмолахъ, ни въ Бійскѣ, эти труженники находятъ удобнѣйшимъ для себя возвратиться къ своей истощенной землицѣ, къ своему 3-х-десятинному надѣлу, чѣмъ оставаться въ Сибири бездомными бродягами и своими честными рабочими руками надѣвать на себя позорное ярмо капитализма... Да, спору нѣтъ, что и свободные переселенцы могутъ при извѣстныхъ условіяхъ играть ту же роль въ экономической жизни Сибири, какъ и ссыльные. Могутъ, но пока не играютъ. И наша съ вами, читатель, забота, чтобы и въ будущемъ имъ не пришлось играть ее.
Праздное было бы мечтаніе догадываться, какую форму приняла бы экономическая жизнь Сибири безъ ссылки — но не совсѣмъ праздное мечтаніе догадываться, какой она будетъ безъ ссылки, но съ переселенцами, создающими новую Сибирь въ южной земледѣльческой полосѣ ея, съ новыми культурными центрами, съ своими хозяйственными, а не чисто-транзитно-вывозными, желѣзными дорогами и съ вполнѣ развитыми, новыми общинно-народными земледѣльческимъ и артельно-народнымъ обрабатывающимъ, типами производства. На столько это не праздное мечтаніе, что я весьма бы посовѣтовалъ читателю помечтать объ этомъ.
Однако, пора кончить. Я не намѣренъ совсѣмъ касаться нравственнаго значенія ссылки, я оставляю культуртрегерамъ говорить объ ея значеніи, какъ исправительнаго наказанія; я предоставляю имъ рисовать трогательную картину, какъ какой-нибудь Юханцевъ и tutti quanti пишутъ въ Сибирскихъ канцеляріяхъ и въ этой «скромной, но благородной» работѣ возрождаются нравственно. Все это весьма чувствительно, весьма гуманно и кто знаетъ, можетъ быть, правдиво и искренно. Но это очень мало насъ съ читателемъ трогаетъ, потому что всякое подобное возрожденіе происходитъ въ такой средѣ Сибирскаго общества, о которой намъ заботиться нечего — сама о себѣ позаботиться можетъ. Хотя и то сказать надо, что у этого общества дѣти ростутъ, а кормить дѣтей омерзительными зрѣлищами не полагается. А я все-таки склоненъ думать, что возрожденіе не столь трогательно, сколь омерзительно.
Я окончу такимъ воображаемымъ діалогомъ съ читателемъ...
Читатель. И такъ, вы абсолютно противъ ссылки, даже усовершенствованной?
Я. Да. абсолютно. А объ усовершенствованіяхъ я предоставляю говорить «господамъ юристамъ», которые всегда знаютъ, гдѣ раки зимуютъ. Съ моей точки зрѣнія на ссылку, какъ на факторъ, если не создающій, то способствующій развитію Сибирскою капиталистическаго производства, возможно только одно желаніе о ссылкѣ — а именно, желаніе полнаго уничтоженія ея, по крайней мѣрѣ, для культурныхъ областей Сибири. И я увѣренъ, что вся Сибирская печать раздѣляетъ и будетъ раздѣлять это желаніе на счетъ ссылки, хотя мотивировать его будетъ и не такъ, быть можетъ, какъ мотивирую я.
Читатель. Но полагаете ли вы, что это желаніе сбудется и что ссылка будетъ въ непродолжительномъ времени уничтожена? А если нѣтъ, то не лучше-ли заняться ея юридической стороной и хоть нѣсколько гуманизировать ее?
Я. Гуманизировать ссылку по вышеизложеннымъ причинамъ нельзя, да и не охотникъ я до гуманизаціи... Это ужъ пусть «господа юристы» этимъ забавляются...
П. Н.