ГОДЪ НА ОЛЕКМѢ
«Сибирь» №4, 15 февраля 1873
Наслышавшись о богатствѣ Олекминскихъ пріисковъ и о большихъ заработкахъ рабочаго класса, я хотѣлъ побывать въ этой мѣстности. Лѣтомъ, во время найма рабочихъ на пріискъ Г.г. Сибирякова, Базанова и Нѣмчинова, довѣреннымъ этой компаніи Г. Хаймовичемъ, я прибылъ туда и былъ тоже принятъ и записанъ въ контрактъ. По обыкновенію получилъ задатку 40 руб., получилъ отъ довѣреннаго листикъ, получилъ приказаніе явиться въ Оекскую волость къ 15 Іюля и затѣмъ отправиться на пріискъ. Выдавая задатокъ, Хаймовичъ вычелъ съ меня 5 р. за отсрочное свидѣтельство, а также съ каждаго рабочаго высчиталъ съ кого руб. съ кого два, за какія то, какъ онъ выражался хлопоты. Кто сопротивлялся, того онъ не нанималъ. Взятку эту онъ бралъ съ каждаго, не смотря на то, что компанія платила ему за наемъ рабочаго по 5 руб. Къ назначенному сроку явились мы въ Оекъ и прожили ровно десять дней, рѣшительно безъ всякаго дѣла, это была новая доходная статья довѣреннаго: онъ за каждыя сутки вычиталъ съ рабочаго по 40 коп., хотя всѣ они были на своихъ харчахъ. Потомъ началось снабженіе одеждой, прокутившихся горемыкъ; кто не имѣлъ верхней лопотины, долженъ былъ брать арестантскіе халаты съ тузомъ и отдавать за перебивку каждаго по 4 руб., хотя они были куплены въ Черемховой по 70 коп., также и всякую вещь, на которую были наложены весьма порядочные проценты. Послѣ торговли одеждой мы отправились дальше. Пользуясь слабостію рабочихъ къ крѣпкимъ напиткамъ, Хаймовичъ во время остановокъ дозволилъ сидѣльцу продавать водку, за что бралъ одежду и обувь, такъ какъ у нихъ не было въ наличности денегъ. Пропитая такимъ образомъ одежда поступала обратно въ руки Хаймовича, который продавалъ опять рабочимъ за прежнюю-же цѣну. Этого мало: онъ бралъ съ насъ за подводу по 7 р. 25 коп. за 200 верстъ съ каждаго человѣка и бралъ одинаковую цѣну съ того, кто ѣхалъ изъ Черемховской волости и кто ѣхалъ изъ Оекской; ему это было все равно. Когда мы прибыли на Лену, то уже были для насъ куплены Пауски по 300 руб. за пару!! Во время привала никто изъ рабочихъ не смѣлъ отлучаться безъ дозволенія Хаймовича; это, положимъ, хорошо; но зачѣмъ онъ позволилъ себѣ избить до безобразія одного рабочаго, осмѣлившагося сходить на базаръ безъ спросу. Изъ Качуга отправились на паускахъ. Во время пути случалось много приключеній. Причиной тому было то, что въ каютѣ Хаймовича находилась бочка съ водкой, за стаканъ которой онъ бралъ 10 коп. и тѣмъ пріобрѣлъ себѣ сторонниковъ, отъявленныхъ пьяницъ, съ которыми дѣлалъ все, что хотѣлъ. Пищей-же служили сухари, съ порядочной долей мякины и солонина по фунту на человѣка. За доставку всего этаго на Ленскую резиденцію онъ вычиталъ съ насъ по 25 коп. При этихъ счетахъ и расчетахъ выходило много сценъ и непріятностей. Отвели для насъ казарму, выдали одного только хлѣба, но говядины при этомъ не полагалось, такъ-какъ мы, было объявлено, не находимся еще на работѣ. На другой день посадили насъ на пароходъ, который и отправился въ тайгу вверхъ по р. Витиму, за 400 верстъ отъ резиденціи. Насъ помѣстили на верху баржи, а внизу рогатый скотъ. Рабочіе были чрезвычайно озлоблены за всѣ эти притѣсненія и поступки; такъ напримѣръ, когда пароходъ шелъ мимо берега, на которомъ въ кругу рабочихъ находился и довѣренный, то одинъ изъ нашихъ кричалъ ему "хаимъ хаимъ скажи сваимъ, что на сабасъ не буду" и тутъ крѣпкое словцо и хохотъ рабочихъ какъ нашихъ, такъ и стоящихъ на берегу и много другихъ выходокъ, свидѣтельствующихъ явно о злобѣ на Хаймовича, который молча, сконфуженный, долженъ былъ проглатывать подобныя пилюли.
Во все время слѣдованія по Витиму какъ насъ, такъ равно и скотъ кормили отвратительно: намъ давали одни сухари, а скоту сѣна по 2 раза въ день, въ самомъ маломъ количествѣ. Ничего: пріискатели съѣдятъ и тощій, мореный скотъ, не таковскіе! Прибывъ на Булыжинскую резиденцію дальше плыть не могли по случаю мелководья. Насъ высадили на берегъ за 20 верстъ отъ Потайбы. Лошадей не давали, должны были брести пѣшкомъ. Холостымъ ничего, а положеніе женатыхъ съ маленькими дѣтьми было ужасно. Приваловъ не дозволялось. Кто что имѣлъ съ собой: ящики, шкатулки, даже одежду - продавали Якутамъ за безцѣнокъ. Нѣкоторые для носки дѣтей и вещей нанимали рабочихъ. Путешествіе наше было ужасно: 20 верстъ колесить по тайгѣ съ сопки на сопку, съ утра до вечера, не останавливаясь, безъ куска хлѣба во рту. Однѣ ягоды кое какъ утоляли голодъ и жажду, спасибо за то не людямъ, а природѣ. (Прод. слѣд.)
ГОДЪ НА ОЛЕКМѢ.
(Продолженіе).
«Сибирь» №5, 1 марта 1873
Такимъ образомъ съ большимъ трудомъ дотащились мы до Тайдинской резиденціи; послѣ чего многіе отправились впередъ за 40 верстъ по тракту до Суанъ-Аканакъ. Мы же, съ однимъ товарищемъ и съ транспортомъ ребятишекъ, переночевавъ и запасшись хлѣбомъ, по утру пустились далѣе и черезъ двое сутокъ, 6-го Сентября, прибыли въ станъ Аканакъ. Пришли мы утромъ - помѣщенія нѣтъ: казармы полны народу; однихъ еще не успѣли разсчитать, другіе вновь прибыли. Но я, какъ уже не впервой на пріискахъ, обратился съ просьбою о помѣщеніи къ Надворному. Онъ указалъ мнѣ на двухэтажное зданье въ разрезѣ и сказалъ: ,,идите туда, тамъ внизу увидите заколоченную дверь, вотъ вамъ и помѣщеніе".
Отправились. Я отыскалъ ломъ, оторвалъ доску и вошелъ. Казарма эта была полнехонька грязнаго тряпья, голяшекъ, оборокъ, головокъ сапожныхъ и разнаго хламу. Вмѣсто стеколъ окна были обиты коленкоромъ, какого-то неопредѣленнаго цвѣта, - вѣроятно отъ старости. Все это мы должны были очищать, не смотря на усталость съ дороги. И вотъ гдѣ мы жить должны! Смрадъ, дымъ въ этой тѣсной каморкѣ трудно себѣ представить.
Въ тотъ же день намъ раздали инструменты и мы должны были уже отправиться на работу. Заявились въ контору, гдѣ насъ записали на харчи. Въ той громкой К°, намывающей до 400 пуд. золота, пища весьма плоха: 1 фун. говядины на человѣка въ сутки, это еще хорошо; но капусты и въ поминѣ нѣтъ: мы щей не ѣли, а какое-то варево съ ячменной крупой, два раза въ недѣлю гречневая жидкая каша, чаю рабочему не полагается, и каждый долженъ покупать свой по 1 рублю за Кирпичъ. А подумаешь, у хозяевъ плантаціи въ Китаѣ!! Говядина дается двухъ сортовъ: соленая и свѣжая. Соленая отпускается съ Сентября по Іюнь мѣсяцъ. Она приготовляется Якутами и зовется Якутское мясо; а съ Іюня свѣжая, но она не свѣжая, а вяленая, употребляемая обыкновенно въ лѣтнихъ экспедиціяхъ.
Въ 1870 году былъ я въ Амурской К° Г. Бенардаки, при уполномоченномъ Шестаковѣ и съ удовольствіемъ вспоминаю то время. Положеніе рабочихъ было несравненно лучше. Давалось 1½ ф. говядины въ сутки, 10 ф. крупы по выбору, 1 ф. сала для каши, 1 кирпичъ чаю на человѣка въ мѣсяцъ и щи съ капустой; хлѣба ржанаго 4½ ф. въ сутки; все это в зиму и лѣто самого лучшаго качества и товары продавались намъ дешевле, почти на половину противъ К°, въ которой теперь находился. Впрочемъ я слышалъ отъ одного рабочаго Г. Бенардаки, что въ настоящее время, при уполномоченномъ Г. Баснинѣ, все это значительно подорожало.
Вотъ для примѣра образчики: рубашки красныя отъ 5 до 6 руб., плисовыя шаровары - 8 р., бобровыя шапки 8-10 р. Въ Иркутскѣ онѣ стоятъ 4 р. и т. п. Все очень дорого. У Бенардаки же: тѣже рубахи по 2 р. 80 к.; шаровары такія же по 5 р. Тѣмъ болѣе это странно, что разстоянія для провоза товаровъ совершенно равныя, какъ до того, такъ и до другаго прiиска. Пріиска Г. Б-ки представляютъ въ этомъ отношенiи болѣе неудобствъ, такъ какъ тутъ товары идутъ водой только 800 верстъ, тогда какъ тамъ 1800. Это большая разница!
Въ теченіи сентября мѣсяца случилось у насъ довольно много разныхъ происшествiй, которыхъ теперь, пишущему на память, трудно припомнить; тѣмъ болѣе, что я тогда не велъ дневника. Помню только, что въ этотъ мѣсяцъ открыли у насъ продажу вина, которое продавали за подъемное золото, раздѣляя золотникъ на три части и называя каждую такую частицу Сулейкой.
За такую сулейку управленіе давало водки Сотую, т. е. шкаликъ; но когда пьянство усилилось, то оно убавило золотникъ и давало уже 2 крючка. Такимъ образомъ отъ продажи вина набралось съ рабочихъ до 15-ти пудовъ золота! Ясно, что, пропившись и не имѣя куска хлѣба, они принуждены были снова наниматься на зимовку. Сперва я началъ свою работу на пескахъ. Грунтъ земли былъ коричневаго цвѣта и такъ крѣпокъ, что наваренная кайла (кирка) съ большимъ трудомъ пробирала его и требовала каждодневной наварки; а за наварку рабочій въ артели долженъ былъ платить по рублю; такъ что на это только въ теченіи лѣта я издержалъ 3 рубля. Послѣ 10 Сентября началась работа на турфахъ. Уроки задавались съ вечера. На другой день утромъ приходимъ на работу, трудимся отчаянно, желая кончить скорѣе и отдохнуть: кончимъ раньше, напр. къ 5 часамъ вечера, - на другой день задаютъ больше, если и тутъ выгадаемъ, на третій день еще больше, и такъ съ утра до глубокой ночи. Придешь съ работы, чѣмъ отдохнуть, надо рубить дрова, варить чай и ложиться безъ ужина, полагается только обѣдъ и такой обѣдъ, который можно встрѣтить развѣ только въ тюремномъ замкѣ.
Отъ этой тяжелой работы образовался у меня на рукѣ нарывъ. Надо было лечить. Хорошо. Иду въ лечебницу. Фельдшеръ, осмотрѣвши руку, далъ мнѣ записку въ Главную Больницу К°, отстоящую отъ нашего стана съ добрую версту, на берегу рѣки К. Меня приняли и помѣстили въ палату. Въ такой громкой К°, трудно повѣрить: нѣтъ въ больницѣ ни бѣлья ни халатовъ; кто въ чемъ пришелъ съ работы, въ томъ и ложись на койку, на которой находится грязный, набитый залежалой соломой, матрасъ. А простынь, полотенецъ, столовой посуды для каждодневнаго употребленія больнымъ и въ заводѣ нѣтъ. Оно, если хотите, все есть, даже другой комплектъ матрасовъ, съ свѣжей соломой; но все это хранится въ цейхгаузѣ, на случай пріѣзда исправника.
Въ 1871 году во всей Больницѣ былъ только одинъ служитель. Занятый поминутно съ серьезно больными, могъ ли онъ заботиться о чистотѣ палаты! Ему даже поручали ставить банки! Бывало изъ сожалѣнія къ своему брату рабочему помогалъ я носитъ дрова, воду, варить чай трудно больнымъ, ходилъ за ихъ обѣдомъ на кухню. Заявится иногда исправникъ; должно быть заранѣе узнаютъ: выдадутъ чистое бѣлье, посуду; на кухнѣ неожиданно является капуста, говядина какъ то иначе смотритъ; все обстоитъ благополучно. Исправникъ за порогъ - все снова отбирается. (Прод. слѣд.).
ГОДЪ НА ОЛЕКМѢ.
(Продолженіе).
«Сибирь» №8, 11 апр.1873
Кромѣ младшаго лекаря, который принялъ меня въ больницу, есть еще старшій, человѣкъ весьма опытный въ своемъ дѣлѣ и добрѣйшей души; но слишкомъ много довѣрялся онъ первому, человѣку грубому и плохому медику. Онъ посѣщалъ больницу черезъ день для визитаціи. Обойдетъ, по обыкновенію, Палаты, пересмотритъ больныхъ, разспроситъ ихъ, и пропишетъ лекарства, какія приличествуютъ болѣзни. Младшій лекарь всегда находится при этомъ въ дальнемъ разстояніи и не пишетъ того, что ему диктуютъ, или дѣлаетъ видъ, что пишетъ, когда докторъ случайно взглянетъ въ его сторону. Я четыре раза лежалъ въ этой больницѣ и насмотрѣлся на эти продѣлки, да и другіе рабочіе это знали. По отъѣздѣ старшаго лекаря, младшій приписываетъ намъ то, что хочетъ. Только и лекарствъ, что полосканія, да мази, да пластыри. Дешево и сердито! Экономія соблюдена. Хозяева за это благодарятъ, прибавляютъ жалованье, даютъ готовый столь, прислугу и не менѣе 1500 р. деньгами.
Обращаюсь къ работамъ, продолжавшимся все зимнее время. Онѣ были различныя: работали въ ортахъ, (шахтахъ), подъ землей: оттуда вывозили тачками песокъ; также на турфахъ клали пожоги, выбивали проушины, или взрывали ихъ порохомъ. Съ Ноября мѣсяца многихъ назначили на развѣдки, кого вверхъ по рѣкѣ К., а кого внизъ по р П.; другихъ же послали на отдыхъ за 300 верстъ отъ стана, въ селенія по р. В., потому что въ станѣ хлѣба не пекли, а онъ былъ привозный. Бѣдняги въ дорогѣ почти всѣ познобились. По истеченіи трехъ мѣсяцевъ ихъ опять погнали обратно въ станъ, и за это время вычли съ каждаго по 7 руб. и записали въ листики. Не смотря на протестъ многихъ рабочихъ за несправедливую эту мѣру, все осталось по прежнему.
Я попалъ на развѣдку и былъ назначенъ конюхомъ. Развѣдка производилась вверхъ по р. К., въ 12-ти верстахъ отъ стана, при довѣренномъ А., человѣкѣ, знающимъ хорошо горное дѣло, но весьма ограниченнаго ума. Онъ велѣлъ мнѣ взять лошадей, сани, веревки, отобранные инструменты и припасы: все это завязать и уложитъ получше. Отправились. Дорога скверная: узкая, разчищенная и по затесамъ. (*) Къ вечеру только прибыли на мѣсто. Инструменты и припасы отнесли въ амбаръ, лошадей поставили на выстойку, а сами отправились въ казарму, или лучше сказать телячую стойку, выстроенную на пространствѣ 4-хъ квадратныхъ сажень. Она перегорожена посрединѣ капитальной стѣной, образуя такимъ образомъ отдѣльное помѣщеніе для Г. Довѣреннаго. Все это зданіе ветхинькое, потолокъ едва держится, стѣны свинчены болтами, все это мизерно и низко такъ, что надо пригибать голову. По прибытіи туда поставили печь, и пока эта лачуга не обсохла на насъ падали капли съ потолка и увеличивали грязь. И въ этой то трущобѣ насъ было 25 человѣкъ! Около пяти дней мы ожидали просушки.
(*) Для обозначенія дороги дѣлаются зарубки на деревьяхъ. Это наз. затесы.
Шурфы отстояли сажень 200 отъ нашего помѣщенія. Земля мерзлая, затруднительная для работы. Въ глубинѣ находятся 4 человѣка, которые разбиваютъ кайлами землю и кладутъ въ бадьи, а двое наверху вертятъ колесо и подымаютъ. Но какъ первые смѣло опускались! по два человѣка въ бадью и маршъ! Шурфы были наполнены водой, - это самое опасное: одна бадья наполняется водою, а другая землей. При оттаскиваніи первой уже на поверхности, вода расплескивается и замерзаетъ; такимъ образомъ работнику весьма легко поскользнуться и упасть въ шурфъ, что и случилось съ однимъ арестантомъ, который на другой день и умеръ. Вотъ послѣ этаго обнесли отверстіе перилами. Русскій человѣкъ заднимъ умомъ крѣпокъ. Вотъ еще на что слѣдовало бы обратить вниманіе: на приводы, по которымъ ходятъ вагоны. При этомъ бываетъ много несчастныхъ случаевъ. Одинъ вагонъ, съ землею, идетъ вверхъ на гору, а другой пустой, летитъ внизъ по канатамъ, и какъ часто отъ дурнаго устройства поднявшійся вагонъ обрывается съ каната и давить народъ у подошвы. Чаще всего это случается лѣтомъ въ дождливую погоду. У. Г. Т. вагоны ходятъ по рейсамъ чугуннымъ; это другое дѣло: они не колышатся и не могутъ соскочить; а тутъ все устроено на живую нитку. Я, слава Богу, избавленъ былъ отъ всего этаго. Мое дѣло было: на три шурфа да для избушекъ принести дровъ, для плотниковъ крѣпей и съѣздить въ станъ за припасами. Тутъ кстати я долженъ сказать, что самый главный припасъ - говядина такая, что когда откроешь бочку, въ которой она привезена, то по всей казармѣ такой запахъ, такая вонь, что хоть бѣги вонъ! Поваръ какъ ни промываетъ, ничего не беретъ. Цвѣтомъ синее, противное. Извольте ѣсть; а медики ничего, не обращаютъ вниманія. Отъ подобной пищи я сильно заболѣлъ горломъ (?) и отпросился въ больницу. Тамъ мнѣ дали какое то полосканье, мазь и черезъ два дня выписали. Нечего дѣлать, опять пошелъ на свою работу. Чрезъ мѣсяцъ боль въ горлѣ усилилась такъ, что я вынужденъ былъ опять отправиться въ больницу; но младшій лекарь на этотъ разъ меня не принялъ; а внутри прижегъ ляписомъ, да далъ полосканіе изъ дубовой коры. Я пошелъ къ фельдшеру; тотъ посмотрѣлъ въ горлѣ и сказалъ, что у меня образовалась тамъ ранка. Что дѣлать! поворотилъ оглобли и поѣхалъ снова на работу. Тутъ ужъ я отказался отъ говядины вовсе: а, продавши кое-что изъ одежды, купилъ масла, чаю, сахару и этимъ только питался все время. Такъ прошелъ декабрь, январь и половина февраля. Въ послѣднихъ числахъ его мы окончили развѣдку и отправились въ свой станъ. Началась опять работа на шурфахъ; 5-ть дней я могъ только проработать, на шестой, недугъ мой возобновился съ новой силой и меня отправили въ больницу. Въ горлѣ у меня теперь уже образовались днѣ раны и это обстоятельство побудило младшаго лекаря наконецъ принять меня въ палату. Старшій лекарь, при посѣщеніи, спросилъ меня, отчего я раньше не заявлялся въ больницу? Я тутъ сказалъ, что былъ два раза и объяснилъ все подробно. Онъ промолчалъ. Дружба святое дѣло.
Эти подробности я описываю потому, чтобы читатель могъ составить себѣ ясное понятіе о томъ, какъ насъ содержали и какъ родительски объ насъ заботились. (Окон. слѣдуетъ)
Годъ на Олекмѣ (окончаніе).
«Сибирь» №9, 25 апр.1873
Я лежалъ еще въ больницѣ, когда распространилась новость, что старый исправникъ Б. смѣнился и новый скоро къ намъ прибудетъ. Поднялась суматоха, бѣготня, все у насъ засуетилось. Прибѣжалъ даже отрядный начальникъ, котораго мы въ первый разъ только видѣли и сталъ опрашивать претензіи, - мы краснорѣчиво промолчали; а лишь только онъ вышелъ, то вся палата разразилась дружнымъ хохотомъ. Выдали намъ все новое все чистое, въ ожиданіи такой важной особы; наконецъ она явилась. Осмотрѣла всѣхъ и каждаго, читала билетики и ничего не понимала. Я это говорю потому, что взглянувъ на мой билетикъ, она спросила у Доктора - "что у него сифилисъ"? Докторъ разсказалъ ей мою болѣзнь. По отъѣздѣ исправника все пошло по старому: отобрали бѣлье, посуду и унесли въ цейхгаузъ; впрочемъ по выходѣ изъ больницы я нашелъ перемѣну: выстроили новыя казармы, кашеварню; но пища осталась таже. Великимъ постомъ давалось тоже мясо; кто не хотѣлъ скоромиться - давались омули съ такимъ расчетомъ, что 1-нъ омуль отвѣчалъ за два фунта говядины; слѣдовательно 1-нъ омуль давался на два дня!? Извольте тутъ быть сытымъ послѣ такой тяжелой работы! Откажешься отъ омулей, предложатъ гороховый супъ, гдѣ, по поговоркѣ, „крупника за крупинкой гоняется съ дубинкой".
Наступила Пасха; первые три дня насъ не тревожили, а тамъ опять погнали на работу; началась она на шурфахъ. Насъ раздѣлили на артели, въ ожиданіи промывальной машины.
При новомъ Управляющемъ, Г., положеніе наше немного улучшилось: уроки задавались умѣренные и жалованье прибавилось. Вскорѣ машина была готова и насъ распредѣлили: 7-мъ артелей на бочку, а остальныя 60 на шурфы, которые были очень глубоки. Золотоносный пластъ на глубинѣ девяти аршинъ былъ богатъ содержаніемъ: на 100 пудовъ песку - 1 фунтъ чистаго золота! Поэтому на пескахъ доводилось стоять по очереди. Каждой артели приходилось въ мѣсяцъ 7 дней работы. За подъемное золото платили намъ по 96 копѣекъ за золотникъ, такъ что иногда приходилось до 30 руб. сер. на человѣка. За это золото деньги получаются на руки и тутъ-же сейчасъ истрачиваются на масло, сахаръ, пшеничную муку и на разные другіе предметы. Да и нельзя иначе: съ одной хозяйской пищи не будешь въ состояніи выдерживать такой каторжной работы. Окладного жалованья каждому идетъ въ лѣтніе мѣсяцы 18 руб. сер.; но есть и разночинцы, которые находятся на другихъ занятіяхъ и которые получаютъ отъ становаго старательскія записки на 15 руб. Съ этими записками они идутъ къ штейгеру, который и отводитъ имъ пески. Работа эта заключается въ томъ, чтобы разбить кайлами эти пески, набрать на тачки и отвести ажарты, (особаго рода деревянные ящики для золотоноснаго песку). Если кто изъ этихъ рабочихъ не умѣетъ промывать, то платитъ промывальщику 1 руб. сер. и тотъ за него исполняетъ эту работу, такимъ образомъ онъ, кромѣ своего жалованья, получаетъ порядочныя деньги.
Въ Iюнѣ мѣсяцѣ у меня опять разболѣлось горло и я принужденъ былъ опять идти въ больницу. Тамъ опять ляписъ и полосканье и ничего внутрь, и никакого облегченія, только замажутъ. Кромѣ того, сколько черезъ это денегъ пропало, да и долгу наросло! Какъ тутъ иначе? Пойдешъ въ больницу, надо покупать булки, потому—что хлѣба ѣсть невозможно, а булки пекаря продаютъ дорого: за 6 штукъ, въ которыхъ не болѣе 4 фунтовъ, 1 рубль сер. Весьма естественно, что хлѣбопеки съ умысломъ пекутъ дурные хлѣбы, такъ какъ отъ булокъ они зарабатываютъ на худой конецъ рублей до сто! Тамъ есть и торговки пирожками съ мясомъ, тоже продаютъ дорого: 10 штукъ за рубль сер. Пирожки весьма небольшіе, такъ что съ десятка право сытъ не будешь. Придешь съ работы, ѣсть хочется, а ужина не полагается, - по неволѣ истратишься. Вотъ куда идутъ наши денежки! Гдѣ тутъ нажить, лишь бы рубахи не прожить! И это гдѣ? Въ милліонной компаніи, на одномъ изъ знаменитѣйшихъ пріисковъ Сибири! Не говоря о тяжелой работѣ, жизнь наша подвергалась постоянной опасности. Такъ однажды одного рабочаго придавило землей по безпечности штейгера, который назначилъ урокъ около самаго шурфа; да это сплошь и рядомъ. Иногда видишь, что опасно, скажешь штейгеру, такъ выбранитъ еще, грубіяномъ и бунтовщикомъ назоветъ. „Заключилъ, скажетъ; контрактъ, такъ работай гдѣ велятъ, а не умничай"!
Вскорѣ къ намъ прибылъ новый старшій докторъ: прежній уѣхалъ въ Петербургъ. Я ему объяснилъ болѣзнь свою и получилъ отъ него записку на принятіе меня въ Больницу. Являюсь. „Ты опятъ сюда лѣзешь, - закричалъ мой пріятель младшій лекарь, - я тебѣ далъ полосканье, чего-жъ тебѣ еще надо! Я тебя не приму, лѣнтяя". Далъ я ему время покуражиться, а потомъ показалъ записку доктора. Нечего было дѣлать; надо оставить. И какъ было не оставить? болѣзнь моя начала принимать весьма дурной оборотъ: ранки увеличились и угрожали носу.
Когда пріѣхалъ докторъ, я сталъ его убѣдительно просить, или дать мнѣ немедленное облегченіе отъ моей болѣзни, или выписать къ расчету. Онъ исполнилъ послѣднее. Боже! какъ я доволенъ былъ что наконецъ избавляюсь отъ моихъ мучителей!
Докторъ снабдилъ меня запиской для расчета; понесъ я ее въ контору, тамъ меня послали къ управляющему. Прихожу и застаю у него сына хозяина и доктора. Я сталъ просить у Управляющаго хоть 10 рублей на дорогу; куда! отказалъ на отрѣзъ, а дорога-то не ближняя: 2000 верстъ! Въ конторѣ потомъ ужъ какъ то умилостивились - дали десятку. Какъ я больной добрался до Иркутска, это одинъ Богъ знаетъ. Хорошо что еще одинъ товарищъ помогъ деньжонками. Въ Иркутскѣ я немедленно обратился къ доктору и черезъ мѣсяцъ былъ совершенно здоровъ.
Вотъ какъ на пріискахъ лѣчатъ нашего брата! И всѣ приставники не обращаютъ никакого вниманія. Да какъ-же и вступаться имъ за насъ? Кому нибудь изъ двухъ партій надо помогать, или рабочимъ, или хозяевамъ; а какъ давно извѣстно, своя рубашка ближе къ тѣлу.
Работникъ.
При использовании материалов сайта обязательна ссылка на источник.