ИЗЪ МАТЕРІАЛОВЪ ПО ЭТНОГРАФІИ ЯКУТОВЪ.

1. Рабство у якутовъ.

 

Рабство у якутовъ, вѣроятно, возникло на почвѣ грубой физической силы, и, кромѣ права сильнаго надъ слабымъ, оно не имѣло другого источника происхожденія. Но возникло ли оно самостоятельно, позаимствовано ли отъ какого либо другого народа, съ которымъ якуты сталкивались во времена глубокой древности? Изслѣдованіе по этимъ вопросамъ едва ли приведетъ къ желаемому результату, потому что данныхъ для рѣшенія нѣтъ 1). Во всякомъ случаѣ, оно явилось какъ результатъ права сильнаго; чему не мало способствовали войны съ сосѣдними племенами, враждебно относившимися къ якутамъ, какъ повѣствуютъ о томъ преданія и сказки, въ которыхъ говорится, что богатырь, побѣдивъ другого, хочетъ убить лежащаго на землѣ у ногъ побѣдителя. Побѣжденный, обративъ свой взоръ на побѣдителя съ поднятыми руками кверху, умоляетъ его, говоря: „не убивай меня, тоёнъ (господинъ), оставь мнѣ жизнь, я тебѣ буду вѣчно служить, буду работать всякую работу, пасти коровъ, лошадей, поить и кормить ихъ, и все что ты прикажешь, то и буду дѣлать безпрекословно, но только не губи меня“. Побѣдитель, тронутый просьбами побѣжденнаго, отсѣкаетъ ему руку, ногу и выкалываетъ глазъ. Въ такомъ видѣ, говоритъ побѣдитель, ты мнѣ лучше будешь служить, не причинишь мнѣ никакого зла, и обращаетъ его въ своего „кулута“, т. е. раба.

*) См. „Этногр. Обозр.“ XXXIV.

1) Источники: разсказы якутовъ, архивъ Олекминскаго Окружнаго Полицейскаго Управленія и житіе св. Иннокентія Иркутскаго, изд. 1879 г.

Кулутъ, какъ говорятъ якуты, былъ въ видѣ полезнаго животнаго, не пользовался никакими правами человѣка и во всякое время могъ быть убитымъ по прихоти тоёна. Когда тоенъ садился на лошадь, отправляясь въ путь, кулутъ подставлялъ ему свою спину, сгибаясь для того, чтобы удобнѣе было сѣсть на лошадь, и во время пути долженъ былъ бѣжать за лошадью, сколько бы такое путешествіе ни продолжилось, устранять на пути препятствія и въ пору, если тяжесть была не подъ силу лошади, онъ долженъ былъ помогать ей тащить или переносить поклажу на себѣ. Въ присутствіи тоена кулутъ не имѣлъ права садиться, и даже если бы тоенъ спалъ, кулутъ, войдя въ юрту его за какимъ либо дѣломъ, долженъ былъ тоже стоять. Онъ не имѣлъ права вступать въ бракъ безъ согласія тоёна.

Дѣти, рожденныя кулутомъ, дѣлались уже совершенно свободными гражданами, но вступали въ бракъ съ женщинами равными себѣ по имуществу. Тоенъ же съ дочерью кулута, а также и сынъ кулута съ дочерью тоена не вступали между собою въ бракъ. Во всѣхъ этихъ случаяхъ, вѣроятно, немаловажное значеніе имѣлъ имущественный цензъ и сословный предразсудокъ, въ силу котораго нельзя было сливаться высшему сословію съ низшимъ, находившимся въ полномъ презрѣніи, такъ что теперь слова „кулутъ“ и „хамначитъ“ у якутовъ служатъ бранными словами.

Но не бываетъ правила безъ исключенія: такъ и здѣсь случалось иногда, что тоенъ вступалъ въ бракъ съ рабыней; напр., въ Олекминскомъ улусѣ, Маджегарскаго наслега, старые якуты помнятъ, какъ князецъ Артемьевъ, прельщенный красотой рабыни, купленной имъ въ Вилюйскомъ округѣ, женился на ней по обряду православной церкви, и на такой бракъ указываютъ, какъ на замѣчательный и исключительный примѣръ. Я спрашивалъ многихъ инородцевъ относительно вступленія въ бракъ тоена съ рабыней въ прежнія времена и всегда получалъ отрицательный отвѣтъ.

Право сильнаго, точно также какъ оно выразилось у мужчинъ, съ особенной яркостью выразилось въ порабощеніи женщины, рабство которой продолжается и до настоящаго времени. Проявляется оно въ самой грубой формѣ, какъ это будетъ видно ниже изъ приведенныхъ мною фактовъ. Что же касается до рабства женщины во времена глубокой древности, то, основываясь на сказкахъ, видно, что женщина умыкалась, такъ что во многихъ сказкахъ причиною драки богатыря съ чортомъ или богатыря съ богатыремъ является красивая женщина, украденная въ то время, когда богатырь спалъ 3 года или отлучился на охоту, оставивъ одну въ юртѣ свою сестру или мать, или жену. Богатырь или чортъ, воспользовавшись непробуднымъ сномъ или отсутствіемъ богатыря, пріѣзжаетъ на дворъ и поетъ пѣсню: выходи ко мнѣ скорѣе на поединокъ, я пріѣхалъ къ тебѣ за твоей дочерью, или сестрой; если не дашь добровольно ее, то я убью тебя и возьму силой твою красавицу. Разсердившись, что къ нему никто не выходитъ, снимаетъ съ юрты потолокъ беретъ женщину безъ сопротивленія и увозитъ на крылатомъ конѣ за горы. Богатырь, возвратясь съ охоты, или просыпаясь, съѣдаетъ 3-хъ быковъ за одинъ пріемъ и идетъ выручать украденную. Напавъ на слѣды похищенной красавицы и вызвавъ на поединокъ похитителя, или убиваетъ, если это чортъ, или выкалываетъ глаза, отрубаетъ ногу, если похититель богатырь, проводить его къ себѣ въ домъ и заставляетъ ходить за коровами и телятами, или бытъ вмѣсто собаки и караулить имущество его.

Впослѣдствіи, когда умыкать женщинъ было не совсѣмъ безопасно, потому что умыканіе стоило жизни или похитителю или обладателю похищеннаго, тогда якуты стали прибѣгать къ покупкѣ, какъ женщинъ, такъ и мужчинъ, и слѣды такой формы рабства сохранились до сего дня съ особенной яркостью.

Женщина раба исполняла всю черную работу, по хозяйству, работала вѣчно, и въ нравственномъ отношеніи участь ея была незавидна. Нынѣ покупка женщинъ, продолжая существовать, выражается въ формѣ колыма (выкупа). На этомъ основаніи всякій, купившій жену, по народному воззрѣнію, имѣетъ право ею распоряжаться, какъ угодно, и даже убить ее, если бы за то законъ не налагалъ наказанія; такъ что не рѣдко можно слышать отъ мужей, жестоко обращающихся съ женами, высказывающихъ неудовольствіе на судъ, покровительствующій обиженнымъ женщинамъ: „какой это судъ, заступается за хотунъ (женщину)!“ Она моя, я ее купилъ, значитъ, какъ хочу, такъ и поступаю съ ней, и дѣла никому нѣтъ до моей ссоры съ ней. Тождественный взглядъ на женщину я замѣтилъ и у крестьянъ Олекминскаго округа, живущихъ по Ленѣ, слившихся съ якутами.

Зажиточные тоёны, какъ разсказываютъ старики якуты, еще очень недавно имѣли по нѣсколько женъ; главенствомъ изъ нихъ пользовалась самая младшая, самая молодая, которой тоенъ отдавалъ предпочтеніе предъ другими, и всѣ права хозяйки, старой жены, отнимались въ пользу молодой, жившей съ нимъ вмѣстѣ; другія жили отдѣльно, не далеко отъ тоёна, имѣя при себѣ рабынь, на обязанность которыхъ возлагалось вести все хозяйство. Косвенное указаніе на многоженство я встрѣтилъ въ дѣлахъ Олекминскаго комисарства за 1819 годъ. За этотъ годъ изъ рапорта крестьянскаго выборнаго Янкова видно, что родовичъ 2 Меитской волости Константинъ Торговкинъ, имѣя жену, прижилъ съ дѣвицей князца Маджегарскаго нослега Климонтова блудно сына; поэтому Янковъ проситъ содѣйствія Олекминскаго комисара о понужденіи Торговкина-сына, имѣющаго 2 года отъ роду, окрестить, а также въ рапортѣ выборнаго Олекминскаго улуса говорится, что къ нему обратилась съ просьбой дѣвка Татьяна Харова, привезенная въ малолѣтствѣ изъ Вилюйскаго округа въ Якутскій, гдѣ прижила сына Нуча, по крещеніи Стефана, о записи его по 7 ревизіи въ ревизскія сказки въ 1 Нюрюктейскую волость, гдѣ она живетъ въ качествѣ незаконной у князца Корнилова. Дѣти, украденные или выросшіе сиротами въ домѣ тоена дѣлались рабами.

Русскіе, явившись къ якутамъ въ качествѣ просвѣтителей, не только не облагородили ихъ, не только не ослабили рабства, но, усвоивъ этотъ обычай сами, еще болѣе укрѣпили его. Рабы имѣлись, начиная отъ всесильнаго якутскаго воеводы, до послѣдняго казака. Цѣна на раба стояла не особенно высокая до начала нынѣшняго столѣтія, maximum 25 р. ассиг. и фунтъ табаку, minimum 1 р. или бутылка водки. Казаками и чиновнымъ людомъ нерѣдко инородцы всѣхъ возрастовъ обращались въ рабы силой; напр., въ 1733 году Охотскій командиръ Скорняковъ—Писаревъ вмѣстѣ съ поручикомъ Шкадеромъ дѣятельно занимался грабежами и всякаго рода безчинствами надъ жителями г. Якутска. Шкадеръ, желая сохранить награбленное, отправилъ на сохраненіе къ приленскому крестьянину Подымахину вмѣстѣ съ обращенными въ крѣпостные 2-мя русскими и якуткой. Воеводы и служилые, обращая въ рабовъ инородцевъ, не обходили своимъ вниманіемъ и русскихъ; такъ, напр., изъ дѣлъ Олекминскаго комисарства за 1819 годъ видно, что совѣтникомъ Купріяновымъ, умершимъ въ этомъ году, была обращена въ крѣпостные крестьянка Амгинской деревни, Олекминскаго округа, Марья Сократова, водворенная къ мѣсту своего жительства, какъ не имѣющая узаконеннаго вида. Какъ Сократова сдѣлалась крѣпостной, и почему для нея потребовался видъ только послѣ смерти Купріянова, и почему у нея не порвана была связь съ обществомъ крестьянъ д. Амгинской? Разъясненія въ дѣлѣ я не нашелъ.

Помимо захвата силой рабовъ въ 17 и 18 столѣтіяхъ практиковалось еще одно могущественное средство русскимъ правящимъ классомъ и даже крестьянами, — это было крещеніе, дававшее право не только крещеннаго инородца обращать въ раба, но и передавать его по наслѣдству родственникамъ. Продажа рабовъ въ то время была явленіемъ самымъ обыкновеннымъ и даже освящена закономъ, въ силу котораго каждый казакъ имѣлъ рабовъ, проигрывалъ ихъ въ карты и снова ловилъ ихъ. Худое то было время, говорятъ старые якуты, слышавшіе разсказы своихъ дѣдовъ. Бывало, говорятъ они, если пріѣзжалъ зачѣмъ либо казакъ въ улусъ или чиновникъ, всѣ старались прятаться отъ нихъ, чтобы не быть замѣченными. Случалось, для того, чтобы избавиться отъ придирокъ начальства, инородцы въ видѣ взятки дарили своихъ несовершеннолѣтнихъ дочерей и незамужнихъ женщинъ. Первыя изъ нихъ воспитывались до совершеннолѣтія въ домахъ своихъ господъ и поступали къ нимъ въ качествѣ наложницъ, а послѣднія поступали прямо въ дома терпимости, принося барыши своимъ господамъ. Такъ, по словамъ составителя житія св. Инокентія Иркутскаго, большинство сибирскихъ колоній въ то время походило на огромныя дома терпимости. По городамъ воеводы и другіе приказные люди держали цѣлыя ватаги женшинъ и дѣвушекъ для себя и своихъ приближенныхъ и продавали ихъ русскимъ и инородцамъ. Часто отцы семействъ продавали и закладывали своихъ женъ и дочерей и другихъ родственницъ. Распространился даже обычай отдачи своихъ женъ въ кортому, что значитъ временное пользованіе за плату 2). Обычай отдачи своихъ женъ и любовницъ въ кортомное содержаніе и проигрываніе въ карты теперь существуетъ только на золотыхъ промыслахъ между русскими рабочими по Олекминской и Витимской системамъ. Жизнь русскихъ въ Якутской области въ 17 и 18 столѣтіяхъ походила на постоянный праздникъ. Пили всѣ, и старики, и женщины, и дѣти, пили въ кабакахъ, на гуляньѣ, въ полѣ, пили вездѣ, гдѣ можно было пить. Причина пьянства тогда и теперь у русскихъ объясняется невысокимъ умственнымъ и нравственнымъ цензомъ и отсутствіемъ какихъ бы то ни было идеаловъ. Безпутная жизнь здѣсь втягиваетъ даже людей образованныхъ напр., врачей, предающихся безшабашному пьянству и картежной игрѣ. Спрашивая одного изъ нихъ имѣющаго, дипломъ кандидата естественныхъ наукъ, выданный Петербургскимъ университетомъ и медико-хирургической академіей на степень врача, о причинѣ пьянства, я получилъ такой отвѣтъ: скука, тоска и масса свободнаго времени заставляютъ меня пить, и поневолѣ будешь пить, когда не слышишь ни одного живого слова.

2) Житіе св. Иннокентія Иркутскаго, изд. 2-е 1879 г., стр. 49

Тоёны, видя разнузданные нравы завоевателей, административную анархію и безнаказанность за всякія преступленія, если давать подарки правящимъ классамъ, и сами не дремали на поприщѣ порабощенія своихъ сородичей. Рабство, будучи признано закономъ, оффиціально продолжало существовать до начала этого столѣтія, но негласно оно никогда не прекращалось, по крайней мѣрѣ это можно отнести къ Олекминскому и Вилюйскому округамъ, тѣсно связаннымъ между собой по своему географическому положенію. Изъ нихъ Вилюйскій округъ является поставщикомъ мальчиковъ и дѣвочекъ для Олекминскихъ тоёновъ, знакомыхъ съ изнанкой цивилизаціи. Бѣдные Вилюйскіе якуты продаютъ имъ своихъ дѣтей по 10—15 р., а иногда, случается, и дешевле. Купивъ ола (сына), видоизмѣненнаго кулута, тоёнъ отсылаетъ его жить въ юрту вмѣстѣ съ тематами, считая неприличнымъ и унизительнымъ для себя, чтобы онъ жилъ подъ одной кровлей въ богато-убранныхъ аппартаментахъ, каждодневно награждаетъ его подзатыльниками и сокрушаетъ ему ребра. Кулутъ-ола, сынъ-рабъ, если можно такъ сказать, выведенный изъ терпѣнія дурнымъ обращеніемъ тоёна и понявъ смыслъ нашего законодательства, ограждающаго его права, приноситъ жалобу въ родовыя управленія и инородную управу, гдѣ правосудіе не всегда оказывается жалующимся, потому что тоёнъ всегда сумѣетъ оказать нравственное давленіе на отправителей правосудія, и жалующійся окажется виновнымъ. Такъ недавно и случилось съ усыновленнымъ вліятельнаго тоёна Максимова, Василіемъ, съ жалобы котораго я списалъ копію, вотъ она: Его Высокоблагородію г. Олекминскому Окружному Исправнику, усыновленнаго инородцемъ 1 Меитскаго нослега Иваномъ Максимовымъ, Василья и жены его Парасковьи. Прошеніе. Извѣстно Вашему Высокоблагородію, что инородецъ Иванъ Максимовъ, бывшій голова, жестоко обходится съ своими усыновленными дѣтьми; какъ онъ, такъ и жена его бьютъ чѣмъ попало; напр., у работницы Степаниды, приносившей вамъ жалобу, были переломлены пальцы рукъ, и ему все это сходитъ съ рукъ благополучно, потому что онъ человѣкъ вліятельный. 24-го сего сентября къ Максимову заѣхалъ чиновникъ особыхъ порученій Шахурдинъ. Желая чѣмъ либо угостить г. Шахурдина, жена Максимова, Дарья, зашла на кухню и велѣла моей женѣ Прасковьѣ сварить супъ, что и было исполнено безпрекословно, спустя не много времени зашелъ туда самъ Максимовъ и спросилъ: ты что готовишь? Супъ, отвѣчала моя жена, твоя Дарья велѣла приготовить супъ. Послѣ этого жена Максимова, войдя на кухню, взяла изъ рукъ моей жены горячій супъ и разливательной ложкой стала супъ кипятокъ лить на голову и плескать въ лицо ей, слѣды на которомъ виднѣются до сего времени; причемъ были свидѣтели инородки Марья и Катерина, фамиліи которыхъ моя жена не знаетъ. Максимовъ же въ это время билъ меня жестоко, приговаривая, что если и убить тебя, то не дорого будетъ стоить, намекая на то, что ему, какъ богатому инородцу, законъ — ничто, и вытолкалъ вонъ изъ дома, говоря при этомъ, что я тебя привяжу къ столбу и не такъ буду бить. Дарья Максимова на другой день мою беременную жену еще разъ била и приговаривала: когда ты родишь, то я съ твоей спины всю шкуру спущу, а если и умрешь, отвѣчать не буду. Боясь дальнѣйшихъ истязаній, мы ушли изъ дома Максимова съ жалобой къ старшинѣ Кятчинскаго нослега, который вмѣсто того, чтобы удовлетворить жалобу сказалъ: Максимову я ничего не могу сдѣлать, потому что онъ выше меня стоитъ, значитъ и жалобы вашей разобрать не могу. Послѣ этого мы приносили жалобу Вашего Высокоблагородія помощнику, который, выслушавъ ее, только и сказалъ, что мы безпаспортные. Теперь же мы принуждены просить законной защиты у Вашего Высокоблагородія, такъ какъ мы жить у Максимова ни подъ какимъ предлогомъ не желаемъ изъ боязни лишиться жизни; но такъ какъ собственныя вещи наши изъ одежды и спальныхъ принадлежностей удержаны Максимовымъ, поэтому просимъ Ваше Высокоблагородіе, чтобы онъ возвратилъ ихъ намъ чрезъ инородную управу или черезъ старосту Кятчинскаго нослега и выдать билетъ на свободное проживаніе по области, принимая во вниманіе, что мы безплатно работали, я съ 1872 года и жена моя съ 1882 года, получая вмѣсто платы ежедневно подзатыльники. Къ сему прошенію усыновленный инородца Максимова, Василій, а по безграмотству его и по личной просьбѣ руку приложилъ якутскій мѣщанинъ А. Щегловскій“.

Прежде якуты продавали и дарили своихъ дѣтей, чтобы избавиться, отъ бѣды, нынѣ же продаютъ ихъ отъ нужды и не въ качествѣ кулута, а въ качествѣ усыновленнаго или работника, но сущность рабства остается одна и та-же. Разница между прежнимъ рабствомъ и нынѣшнимъ заключается въ томъ, что прежде кулутъ не имѣлъ права уйти отъ своего господина и могъ быть убитымъ безнаказанно, теперь за все это полагается наказаніе, но сущность дѣла отъ этого мало измѣняется, и какъ усыновленный, такъ и купленный работникъ не выходятъ изъ рабской зависимости до тѣхъ поръ, пока какой либо случай не дастъ возможности расчитаться съ усыновителями, какъ это случилось съ сыновьями Максимова, отъ котораго помимо Василья и Прасковьи въ прошломъ году убѣжало 3 сына. Нерѣдко случается, что для того, чтобы покупкѣ мальчика или дѣвочки придать законную форму, пишутъ расписки или условія. Вотъ одна изъ такихъ расписокъ: „1889 г. ноября 11 дня, нижеподписавшіеся инородецъ Западно-Кангалагскаго улуса, 2-го Немюгинскаго нослѳга, Матвѣй Филипповъ Давыдовъ далъ сію росписку инородкѣ 2 Меитскаго нослега Авдотьѣ Петровнѣ Корниловой въ томъ, что состою ей должнымъ 60 р., за которые отдаю въ работницы сестру свою на 10 лѣтъ съ 9 мая будущаго 1890 г. Въ случаѣ, если сестра моя Авдотья, имѣющая нынѣ 7 лѣтъ, не пожелаетъ жить, тогда долженъ безпрекословно уплатить деньги сполна; въ томъ по безграмотству его и по личной просьбѣ руку приложилъ инородецъ Павелъ Рѣшетниковъ. Росписка эта во 2 Меитскомъ родовомъ управленіи къ свидѣтельству явлена (м п). Староста И. Корниловъ“. Не успѣла 7-лѣтняя работница Авдотья присмотрѣться къ новой своей хозяйкѣ, какъ племянникъ Корниловой, Василій Корниловъ, пользуясь правомъ сильнаго не только захватилъ часть имущества у тетки, но и взялъ себѣ дѣвочку. Ни родовое управленіе, ни инородная управа, ни даже исправникъ спора между племянникомъ и теткой изъ за обладанія дѣвочкой и имуществомъ, какъ и слѣдовало ожидать, не вырѣшили до сего дня.

Рабство, существовавшее у якутовъ до завоеванія русскими, привилось не только къ классамъ привилегированнымъ, но и къ приленскимъ крестьянамъ, поселившимся здѣсь не много ранѣе 5 переписи въ Олекминскомъ округѣ и при Алексѣѣ Михаиловичѣ въ Якутскомъ. Крестьяне, точно также какъ и якуты, продаютъ своихъ дѣтей, а особенно несовершеннолѣтнихъ своихъ дочерей. 6 декабря 1889 г. въ г. Олекминскѣ арестованъ поселенецъ Якутскаго округа Петръ Ивановъ, по частной иниціативѣ, за покупку у крестьянина Титъ-аринской станціи, Куренько, 12 лѣтней его дочери Катерины. Покупатель Ивановъ, чтобы придать законную форму, взялъ отъ Куренько удостовѣреніе, засвидѣтельствованное сельскимъ старостой, въ которомъ сказано, что Ивановъ беретъ Катерину въ обученіе, начавшееся 2 дня спустя послѣ покупки, какъ установлено дознаніемъ, растлѣніемъ. Къ сожалѣнію, виновный не только не понесъ должнаго наказанія, но былъ освобожденъ въ ту-же зиму и прошелъ на промысла, если не ошибаюсь уже съ новой жертвой, которую, какъ водится въ данномъ случаѣ, перепродастъ съ барышомъ денежному человѣку. Этотъ постыдный обычай, принятый отъ якутовъ русскимъ населеніемъ, не только привился къ некультурному населенію, объякутившемуся крестьянству, образовавшемуся изъ ссыльно-каторжныхъ, плѣнныхъ поляковъ, стрѣльцовъ и казаковъ, сосланныхъ сюда при царѣ Алексѣѣ Михаиловичѣ, но и къ мѣстной интеллигенціи, впрочемъ мало чѣмъ отличающейся отъ крестьянъ, развѣ только тѣмъ, что интеллигентъ нашъ умѣетъ читать и писать. Хамначиты и усыновленные какъ отъ тоеновъ убѣгаютъ, такъ и отъ русскихъ. Два года тому назадъ отъ купца Попова, живущаго на Берденской станціи, Олекминскаго округа, убѣжала 13 лѣтняя дѣвочка Настасья Алексѣева, инородка Сунтарскаго улуса, Вилюйскаго округа, купленная имъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ; недавно отъ крестьянина Амгинской деревни, Былкова, убѣжали два усыновленныхъ, потому что усыновитель жестоко обращался съ ними; одинъ изъ нихъ, впрочемъ, вернулся по просьбѣ Былкова во время судебнаго разбирательства въ Олекминской мірской избѣ (она соотвѣтствуетъ волостному правленію), съ такимъ условіемъ, что усыновитель далъ обѣщаніе не бить болѣе усыновленнаго.

Русская народность въ Якутской области, а въ частности и въ Олекминскомъ округѣ, незаключающая въ себѣ никакихъ цивилизующихъ задатковъ, сливаясь съ якутами, испортила ихъ въ нравственномъ отношеніи, нисколько не смягчила ихъ нравовъ. Къ порчѣ нравовъ якутовъ прилагали стараніе всѣ, начиная отъ всесильнаго якутскаго воеводы и кончая поселенцемъ, не исключая и православнаго духовенства, носителя и проповѣдника мира и любви къ ближнему, такъ что и христіанская религія не смягчила рабовладѣльческій характеръ Олекминскаго якута; онъ жестокъ по отношенію къ своему видоизмѣненному кулуту, носящему названіе въ общежитіи хамначита (работника, наемника), или ола (сына). Привязываніе къ столбу хамначитовъ и ола между зажиточными якутами и всевозможныя при томъ изстязанія — самое обыкновенное явленіе, и даже, если привязанный подъ ударами наказанія и умретъ, то эта тайна не проникнетъ далѣе стѣнъ родового управленія, а если иногда случается, что она сдѣлается достояніемъ городскихъ обывателей, то объ этомъ поговорятъ, поговорятъ и забудутъ. Такая жестокая расправа удержалась у князцовъ съ своими усыновленными и работниками, только благодаря якутской административной анархіи, господствовавшей съ испоконъ вѣковъ. Но я жестоко бы ошибся, если бы сказалъ, что всѣ якуты, покупающіе дѣтей, или усыновляющіе ихъ, жестоко обращаются съ ними и смотрятъ на нихъ, какъ на кулутовъ. Нѣтъ, многіе изъ нихъ, особенно незажиточные, смотрятъ какъ на своихъ дѣтей, и послѣ смерти такіе усыновленные дѣлаются наслѣдниками своихъ усыновителей. Объ этомъ я постараюсь собрать точныя свѣдѣнія и не-премину сообщить. Теперь мнѣ остается сказать, что рабство у якутовъ развилось по такимъ же историческимъ законамъ, какъ и у другихъ народовъ, и остатки его выражаются въ формѣ покупки женщинъ и дѣтей и въ усыновленіи, для того чтобы обойти существующій законъ. Что же касается древняго рабства, то понятно воспроизвести его нельзя, потому что формы его исчезли безслѣдно.

 

2. Умыканіе, когда-то существовавшее у якутовъ **).

 

Древняя форма брака у якутовъ; заключалась въ похищеніи невѣсты; она была проста, но приготовленія къ этому похищенію обставлялись весьма торжественно. Они состояли въ томъ, что отецъ жениха, желая похитить невѣсту изъ иноплеменницъ, потому что такъ когда-то велѣлъ дѣлать родоначальникъ Могохтахъ, созывалъ всѣхъ оюновъ, жившихъ по близости, и сосѣдей. Хозяинъ, въ присутствіи собравшихся гостей, выводилъ изъ стойки жеребца и привязывалъ его къ столбу (коновязи), стоявшему во дворѣ, а изъ юрты въ это время двое молодыхъ почетныхъ людей, еще не женатыхъ, выносили сосудъ (сабарай), наполненный кумысомъ и ставили около коновязи. Въ этотъ моментъ одинъ изъ самыхъ старшихъ оюновъ, самыхъ знаменитыхъ, выдѣляясь изъ толпы, подходилъ къ сабараю, бралъ въ руки пучекъ сѣна или травы, погружалъ въ кумысъ и кропилъ привязаннаго жеребца, обращаясь при этомъ къ богу Ытыкъ съ просьбой, чтобы онъ помогъ благополучно похитить невѣсту. Вслѣдъ за этимъ разводили на дворѣ огонь, и тотъ же оюнъ вызывалъ и заклиналъ 40 злыхъ духовъ, причиняющихъ всегда вредъ человѣку, а въ частности, въ случаѣ удачнаго похищенія, не причинили бы вреда новобрачнымъ и не послали бы болѣзней какъ имъ, такъ и потомству.

**) Замѣтка эта, по моему представляетъ интересъ потому, что въ Олекминскомъ округѣ объ умыканіи невѣстъ преданіе исчезло и Е. Габышевъ явился единственнымъ человѣкомъ, способнымъ передать эту форму брака, такъ что если 70-80 лѣтніе старики умрутъ, то у слѣдующаго поколѣнія уже ничего нельзя будетъ узнать о старинной формѣ брака. Что же касается перевода, по русски именъ злыхъ духовъ, вызывавшихся оюнами, то откровенно сознаюсь, что онъ крайне неудаченъ, хотя я старался записывать точно со словъ Габышева, который, какъ видно, самъ пропустилъ во многихъ мѣстахъ слова. Переводъ же собственныхъ именъ духовъ не мыслимъ, потому что въ сказкахъ и пѣсняхъ встрѣчается много словъ, значенія которыхъ якуты не знаютъ, и сказочный языкъ — языкъ старый.

Вотъ духи которые вызывались и заклинались:

1) Хара соронъ тоёнъ (черный орелъ господинъ),

2) Ани буолбутъ хара Джагалынъ (грѣхомъ сдѣлался черный Джагалынъ),

3) Эджигянъ хотунъ ычытэ (Миганская женщина злой духъ *) (Это такъ называемая жиганская Огропела),

4) Таяхтахъ насисыкъ хотунъ Балэй малана кэлтэгей кэляны (по-русски слова не переводимы),

5) Ордахъ нюча тоёнъ (злой русскій начальникъ),

6) Ытыкъ маннехой хотунъ (ытыкъ вертлявая барыня или женщина),

7) Ирюнь огустахъ (бѣлый быкъ),

8) Бастъ эттютянъ манабытъ кетяхъ кэтяабитъ хотунъ Кистэй (съ головы караулила съ затылка сторожила женщина Кистей),

9) Дже ычытэ буолбутъ Едёнь кюнясъ оюнъ (домовымъ сдѣлался Едень шаманъ),

10) Ерь сюрюкъ буолбутъ атъ чаадай оюнъ (Ерь шаманъ съ чалой лошадью превратился въ струю),

11) Кель ычытэ кереланка тоёнъ (господинъ озерный чертъ выскакиваетъ изъ воды),

12) Хара тэ ычытэ Баянай бай барылахъ (черный лѣшій Баянай, богатый покровитель звѣрей),

13) Солъ ычытэ сэрестюгэсъ кысъ (дорога злого духа какъ витая крученая),

14) ыллыкъ ычытэ ханнисъ тыгызъ олъ (не большой холмъ злаго духа, какъ вертлявый парень),

15) Кюню керсеръ кусаганъ комисаръ? (Видитъ еще солнце злой комисаръ?),

16) Кюляръ Туччить (смѣется Туччитъ),

17) Тыны кытта сыляяръ тырылай Туччитъ (дыханіе со свѣтомъ (соединено) у Туччитъ) (Туччитъ собств. имя, не переводимое по-русски),

18) Тырбыяхситъ (телятина),

19) Сэттэ ычытэ (злой духъ стѣны),

20) Сары бэргэсэ (изъ ровдуги шапка),

21) Ая буолбутъ бура дохсунъ (безгрѣшный сдѣлался строптивымъ),

22) Былытъ кигэ кыскэйданъ Удаганъ (Удаганъ облака дочь),

23) Отъ мастъ ычытэ кётяхъ ёттютянъ кэтябитъ кэха буха джоннарбутъ (злой духъ сѣна и лѣса, кукушка со стороны затылка караулитъ (людей),

25) Басъ эттютянъ манабытъ (караулитъ со стороны головы) (Кто караулитъ, неизвѣстно. Вѣроятно, собственное имя, при передачѣ отъ одного поколѣнія къ другому, утратилось),

26) Охчо ахтыбыть (вспоминали Охчо) (Охчо — собственное имя),

27) Тёлёно тураччи Тургэнъ (Тургенъ стоячее пламя),

28) Тарасита болбутъ (обморокомъ сдѣлался) (Собственное имя вѣроятно также затерялось),

29) Кыбыты болбутъ кынчарганъ кизъ (быстро смотритъ дѣвушка завязнувшая между двумя) (Между чѣмъ? Вѣроятно какое-то слово опущено),

30) Тора тосахъ кугасъ ынахтахъ Тогойданъ тоёнъ, (господина Тогойдана рыжая корова, (имѣющая) пятна поперегъ лба),

31) Тоенъ ыгыэ багыгаръ олороръ чоботыллахъ тогойдонъ тыллахъ (господинъ ыгыэ, скороговоръ въ головахъ сидитъ съ выпуклымъ языкомъ),

32) Уаръ оллахъ олусхаръ тоёнъ Угаръ кыстахъ Джансаръ хотунъ (Уаръ безъ жены имѣлъ сына господина Угара съ дѣвицей Джансаръ (превратившейся въ женщину),

33) Кёртъ богана тердюгэръ Агыя хотунъ (женщина Агыя (имѣла 4 столба на верху),

34) Хара долонъ ычытэ, Укланъ тоенъ (господинъ Укланъ злой духъ, черный соколъ),

35) Хара тэ ычытэ Обланъ тоенъ юряхъ, юряхъ ычытэ, Ыргачанъ хотунъ (темнаго лѣса злой духъ, Обланъ господинъ рѣчки, рѣчка злой духъ Ыргачанъ женщина),

36) Тогусъ Тото, тёрдё нотогой оль (девятый Тото, сверху брюхатый сынъ),

37) Сэттэ Бэрлэй тёрдё дилбинъ кизъ (у дѣвушки Бэрлэй на верху 7 клѣтокъ),

38) Боръ баръ малахай тоёнъ (глина есть у плѣшиваго господина),

39) Кёхъ абрэнь сёгёляхъ сюля бай тоёнъ (синій, корявый со скотомъ, очень богатый господинъ),

40) Кюрюджахтахъ бордахъ састыхтахъ бордахъ хорурдахъ Орсонъ Дурэй тоёнъ (съ глиняной лопатой, съ желѣзной маленькой лопаткой Орсонъ Дурэй господинъ).

Всѣхъ этихъ 40 духовъ въ состояніи были вызывать и заклинать только самые знаменитые оюны, другіе же вызывали ихъ не болѣе, 10—15. Оюнъ, вызывавшій 40 духовъ, отрѣзывалъ, будто бы, себѣ голову, сажалъ ее на остроконечную палку, а затѣмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, опять приставлялъ ее себѣ на плечи.

Кончивъ вызываніе и заклинаніе духовъ, оюнъ объявлялъ всѣмъ присутствовавшимъ во всеуслышаніе: «юсь тугуллухъ солга», что значитъ по русски: 39 дорогъ; фраза эта понималась еще такъ: оюнъ такъ далеко прогналъ злыхъ духовъ, что они находиться теперь за 39 дорогами и болѣе никогда на это мѣсто не вернутся. Послѣ этого отвязывали жеребца, посвященнаго ытыку, и отпускали его на волю, которой онъ пользовался до тѣхъ поръ, пока не издыхалъ. Такого жеребца никто не смѣлъ битъ, и всякаго, ударившаго его палкой, постигало несчастіе.

Если отецъ невѣсты узнавалъ о готовящемся нападеніи, онъ также созывалъ оюновъ и сосѣдей и также созывались и заклинались духи, но только съ тою разницею, чтобы они не мѣшали отразить нападеніе.

Отпустивъ посвященнаго ытыку жеребца, отрядъ жениха садился на коней, захвативъ съ собой съѣстные припасы, кумысъ и подарки на всякій случай, вооружась луками, батасами (кинжалами, надѣвавшимися на палку и напоминавшими по своему устройству казацкую пику), ножами и кортиками, отправлялись въ путь, предводительствуемые оюномъ. Пріѣхавъ во дворъ невѣсты, всѣ становились въ рядъ около столба (коновязи). Навстрѣчу пріѣхавшимъ выходилъ изъ дома невѣсты тоже вооруженный отрядъ и становился въ ряды напротивъ враждебнаго отряда. По знаку оюновъ-предводителей начиналась стрѣльба въ цѣль изъ луковъ, или борьба двухъ силачей, выставленныхъ съ той и другой стороны, или драка стѣна со стѣной, т. е. отряда съ отрядомъ. Если въ борьбѣ побѣдительницей оказывалась стѣна жениха, она врывалась въ юрту, гдѣ сидѣла невѣста, которая и увозилась женихомъ, возвращавшимся впереди всѣхъ. Но если побѣда была на сторонѣ невѣсты, тогда горе было побѣжденнымъ. Побѣжденные старались укротить гнѣвъ побѣдителей, угощали кумысомъ, разными кушаньями и дарили цѣнныя вещи. Побѣдители, случалось убивали всѣхъ побѣжденныхъ. Случалось, что женихъ нападалъ на юрту невѣсты нечаянно, что случалось часто, и увозилъ ее; тогда отецъ и родственники невѣсты созывали сосѣдей, вооружась ѣхали въ погоню, для того чтобы отбить похищенную, и, понятно, дѣло иногда кончалось убитыми съ обѣихъ сторонъ.

Побѣдитель женихъ, какъ я сказалъ выше, ѣхалъ съ невѣстой впереди отряда, не оглядываясь назадъ. Пріѣхавъ во дворъ юрты, снималъ съ лошади невѣсту, становился съ ней рядомъ предъ входомъ въ юрту, изъ которой выходила мать и благословляла новобрачныхъ. Благословеніе состояло въ томъ, что она бросала въ лица жениха и невѣсты дорогими шкурами или какими-либо цѣнными вещами, обращаясь при этомъ къ богамъ Эяхситъ, Джогогою и Джукаку, чтобы они наградили богатствомъ новобрачныхъ, а также дѣтьми и скотомъ. Оюнъ въ этотъ моментъ, вошедшій первымъ въ юрту, предъ горящимъ каминомъ просилъ тѣхъ же боговъ, которыхъ просила о томъ же мать жениха, и, окончивъ просительную молитву, бралъ изъ камелька (камина) пепла, посыпалъ порогъ юрты, чрезъ который должны были перешагнуть новобрачные, выходилъ во дворъ, бралъ за руку жениха и невѣсту, лицо которой было закрыто какой-либо шкурой или шапкой и вводилъ въ юрту; здѣсь женихъ отводилъ ее въ укромный уголъ, обыкновенно за печку, гдѣ она сидѣла одиноко, всегда закрытая, и никто не имѣлъ права входить къ ней кромѣ мужа. Безъ покрывала она никогда не выходила изъ своего угла во дворъ или на работу. Это такъ дѣлалось для того, чтобы не видѣлъ лица ея свекоръ и лебедь, относимый къ божеству, который похищалъ красивыхъ женщинъ. Молодая женщина ходила закрытой нерѣдко 3—4 года, или до тѣхъ поръ, пока не рождался у нея ребенокъ.

Женихъ, похитившій невѣсту, спустя годъ или два послѣ похищенія, дѣлалъ визитъ тестю, продолжавшійся 3 дня; причемъ онъ не раздѣвался во все это время, не казалъ ни лица, ни волосъ и не снималъ съ головы шапки съ рогами. Невѣста же въ это время находилась дома и уже послѣ возвращенія мужа ѣхала вмѣстѣ съ нимъ къ своимъ родителямъ и также не показывала своего лица никому. Шапка ея была съ серебряной или мѣдной бляхой.

Эта форма брака записана мною со словъ родовича Олекминскаго улуса, Маджегарскаго нослега, Мокушкина рода, Егора Габышева, извѣстнаго въ округѣ сказочника, пѣвца и хранителя старинныхъ обычаевъ предковъ.

М. Овчинниковъ.