Мотивы якутской дѣйствительности.
Этюды и наброски.
Н. А. Виташевскiй
I.
У пылающаго очага.
Изъ всѣхъ оригинальныхъ особенностей которыми такъ богата жизнь якутовъ, первое, на что я, кажется, обратилъ особенное вниманіе, былъ огонь и его значеніе для этихъ несчастныхъ людей. И до сихъ поръ еще, когда я сижу у пылающаго камина, окруженный со всѣхъ сторонъ якутами всѣхъ возрастовъ и видовъ, цѣлый рядъ мыслей роится въ моей головѣ.
Но прежде два слова о якутской юртѣ или собственно объ очагѣ. Обыкновенно юрта составляетъ собою одну четырехъ-угольную комнату, въ которой изрѣдка, лишь у богатыхъ людей, легкія перегородки отдѣляютъ маленькія каморки для различныхъ семей, живущихъ въ одной юртѣ, или для какихъ нибудь хозяйственныхъ надобностей. Къ юртѣ примыкаетъ хотонъ, помѣщеніе для скота; иногда хотонъ имѣетъ свою особую дверь, часто и люди и скотъ входятъ въ свое общее помѣщеніе чрезъ одну дверь. И вотъ, недалеко отъ этой двери, по большей части даже непосредственно у дверей, стоитъ каминъ. На полу возвышается на пол-аршина четырехъ-угольная насыпь земли, заключенная въ деревянной связи. Отъ этой насыпи подымается вверхъ четырехгранная труба, сдѣланная изъ тонкихъ брусьевъ (вершка 2 въ поперечникѣ). Толстый слой глины совершенно скрываетъ отъ глазъ эти брусья, и труба оказывается гладкою и снаружи и изнутри. Труба имѣетъ небольшой наклонъ къ ближайшему углу юрты, а противоположная сторона ея, обращенная, слѣдовательно къ остальной, большей части помѣщенія, внизу срѣзана сначала внутрь и внизъ, а затѣмъ прямо внизъ, параллельно стѣнкамъ трубы. Вотъ въ это-то отверстіе и кладутся дрова, совершенно также, какъ и въ наши камины.
Нечего, конечно, и говорить, что зимой огонь въ каминѣ поддерживается день и ночь; но даже и лѣтомъ, ложась спать, якутъ непремѣнно подброситъ въ очагъ нѣсколько свѣжихъ и толстыхъ полѣньевъ.
Назначеніе камина — служить для обитателей юрты источникомъ теплоты и свѣта. Пришедшій со двора якутъ отогрѣваетъ свои окоченѣвшіе члены у камина, при чемъ съ удовольствіемъ раздѣвается до нага и различные полы въ этомъ случаѣ другъ друга не стѣсняются. Тутъ-же, у очага кипятъ котлы, въ которыхъ якутка готовитъ пищу дли всей многочисленной семьи, стоятъ горшки съ молокомъ, жарятся или скорѣе варятся въ маслѣ оладьи на сковородѣ, поддерживаемой треножникомъ. Нужно ли якуту закурить трубку или сходить въ амбаръ или подполье, огонь для этого добывается, конечно, въ каминѣ. Ужинъ готовъ — тогда подбрасывается въ каминъ 2—3 полѣна сухихъ дровецъ, и затрещать они, и зальютъ свѣтомъ всю юрту, давая такимъ образомъ возможность ѣсть и пить при блистательномъ и трескучемъ даже освѣщеніи. Нужно-ли якуту что-нибудь смастерить — онъ приближается со своимъ ножомъ (якутъ имъ все дѣлаетъ) къ пылающему очагу и при его свѣтѣ создаетъ свои неуклюжія произведенія. На ночь, передъ сномъ, якутъ неизбѣжно ставитъ къ огню очага свою намокшую за день обувь и родной очагъ дѣлаетъ свое дѣло: утромъ якутъ надѣнетъ на ноги сухую и теплую обувь.
По истинѣ, отымите у якута его очагъ — и ни одна, можетъ быть, потребность его не будетъ удовлетворена. Безъ сомнѣнія, тоже нужно сказать о цивилизованномъ человѣкѣ; о послѣднемъ можно даже больше сказать. Нѣтъ огня — нѣтъ и пароходовъ съ желѣзными дорогами и т. д. Но вся сила въ томъ, что цивилизованный человѣкъ рѣдко видитъ и ощущаетъ на себѣ тотъ огонь, который ему оказываетъ такія неоцѣнимыя услуги. А якутъ?... Чуть ребенокъ протретъ глаза — и первое, на что невольно обращается его вниманіе, это — огонь на очагѣ. Укладаютъ его спать — и онъ чувствуетъ на своемъ тѣлѣ животворное дѣйствіе тепла, источникомъ котораго служитъ тотъ же очагъ. И между этими двумя моментами онъ все время слѣдитъ за тѣмъ, какъ старшіе подбрасываютъ дрова въ очагъ и какъ вся жизнь семьи, поскольку эта жизнь доступна его пониманію, питается и поддерживается этимъ очагомъ. И для него съ ранняго дѣтства огонь, пылающій на очагѣ, дѣлается центромъ всего, что онъ вокругъ себя видитъ и понимаетъ. Но по мѣрѣ того, какъ онъ растетъ, его личная практика укрѣпляетъ въ немъ это воззрѣніе на огонь. Вотъ онъ, еще десятилѣтній мальчишка, пришелъ поздно вечеромъ съ полевыхъ работъ — и невольно первымъ его движеніемъ бываетъ — приблизиться къ очагу, обнажить свои ноги и отогрѣть ихъ.... Вѣдь съ ранняго утра эти бѣдныя ноги мерзли въ студеной водѣ болота — луга!... При этомъ онъ уже настолько выросъ, что имѣетъ свою собственную трубку. Онъ ее торопится набить и, вытащивъ изъ ноженъ свой бысахъ, насаживаетъ на его конецъ свѣтящійся уголь, подноситъ къ трубкѣ и раскуриваетъ. Но ему не дадутъ долго стоять у очага, ничего не дѣлая; да онъ и самъ не станетъ мѣшкать. Ужинъ, жирный, горячій ужинъ манить его, и онъ, можетъ быть, считая эту работу за пріятный отдыхъ, начинаетъ ворочать котлы, горшки, сковороды, кипящіе и шипящіе на огнѣ роднаго очага... Вотъ тутъ-то, въ этомъ непосредственномъ, а потому и непрерывномъ общеніи съ огнемъ и заключается отличіе якута отъ цивилизованнаго человѣка.
Когда я сижу у якутскаго домашняго очага, цѣлый рой мыслей толпится у меня въ головѣ...
Я легко переношусь въ то отдаленное прошедшее, когда якутъ только что овладѣлъ искусствомъ добывать огонь по первому своему желанію и въ состояніи былъ утилизировать его регулярно въ качествѣ источника тепла и свѣта. Прошли столѣтія съ того момента, какъ онъ впервыѣ добылъ огонь. И онъ ясно сознаетъ, какого могучаго союзника онъ пріобрѣлъ себѣ для борьбы со стихіями. Огонь согрѣваетъ его иззябшіе члены, сушитъ его промокшую одежду, далеко отгоняетъ прочь дикихъ звѣрей, рыщущихъ по тайгѣ. Онъ по необходимости старается постоянно поддерживать огонь на мѣстѣ своей стоянки, онъ вмѣняетъ это себѣ въ непремѣнную обязанность. И создается культъ... Первые шаги на его жизненномъ пути помогаютъ ему дѣлать родители; онъ ихъ почитаетъ — и это почтеніе становится культомъ. Затѣмъ въ зрѣломъ возрастѣ, огонь — его неизмѣнный благодѣтель, и совершенно также и по тѣмъ же причинамъ, какъ и по какимъ причинамъ почитаніе родителей сдѣлалось для него культомъ, огонь начинаетъ въ его воображеніи играть ту же роль. Теперь уже не одна необходимость заставляетъ его поддерживать постоянный огонь на своемъ домашнемъ очагѣ: огонь сдѣлался предметомъ поклоненія и поддерживать его представляется священною обязанностію человѣка, даже тогда, когда надобности въ этомъ не было. И дѣйствительно, до сихъ поръ еще сохранились остатки этого культа. Вечеромъ, за ужиномъ, хозяинъ или хозяйка бросаютъ въ огонь своего очага кусокъ масла или даже три куска (въ середину, направо и налѣво) — очевидное жертвоприношеніе огню. И я не сомнѣваюсь, что дальнѣйшее наблюденіе обогатитъ меня многими фактами того-же рода. Такъ, я почти не сомнѣваюсь, что совершенное потуханіе огня на очагѣ (якутъ не допуститъ, чтобы онъ погасъ самъ собой) является въ глазахъ якута дурнымъ предзнаменованіемъ.
Здѣсь двѣ степени переживаній. Поклоненіе родителямъ сначала выражалось простымъ почитаніемъ и было вызвано тѣмъ, что для дикаря родительскія заботы составляютъ conditio sine qua non выживанія въ первый періодъ жизни. Это почитаніе дожило и до того момента, на которомъ мы наблюдаемъ теперь цивилизованные народы, и теперь, каковы бы ни были наши родители, какъ бы мало они даже не заботились о нашемъ благосостояніи въ дѣтствѣ, какъ бы мало въ сущности не зависѣло отъ нихъ это благосостояніе, мы все-таки не въ состояніи отказать имъ въ такъ называемой сыновней любви. Это — первая ступень. Переживаніе втораго порядка начинается тогда, когда это пережившее свое основаніе чувство уваженія къ родителямъ является цементомъ для постройки новаго культа — культа огня. Дикарь почитаетъ родителя за то, что послѣдній предполагается его благодѣтелемъ; огонь — благодѣтель, а слѣдовательно и его надо почитать.
Таковы мысли, которыя роятся у меня теперь въ головѣ...
(Продолженіе будетъ).
Наиболѣе оригинальной чертой Якутской общественности является гостепріимство. Это — не гостепріимство широкой славянской натуры; здѣсь мы наблюдаемъ нѣчто совершенно своеобразное, — гостепріимство по обычаю.
Въ литературѣ встрѣчается много указаній на гостепріимство якутовъ. Сами якуты, составляя, по распоряженію русскаго правительства, въ 20-хъ г.г. нынѣшняго столѣтія, сборникъ своихъ юридическихъ обычаевъ, обязательно повѣдали свѣту, что за съѣстные припасы, квартиру, освѣщеніе, отопленіе, а также и за прокормъ лошадей съ проѣзжающихъ «требовать платежа противно обыкновенію якутовъ и признается безчестнымъ» 1). Лѣтъ двадцать спустя нѣкій Уваровскій, чиновникъ г. Якутска, весьма трогательно описываетъ гостепріимство якутовъ. «Безплатное угощеніе, — пишетъ Уваровскій 2) — встрѣчаешь только у якутовъ. Въ этомъ указывается доброе сердце якута. Пойдешь въ юрту какого-нибудь якута и всѣмъ, что у него есть, онъ будетъ тебя угощать; проживи у него десять дней, проживи мѣсяцъ — и ты будешь сытъ вмѣстѣ со своимъ конемъ. Требовать за это какой-нибудь платы онъ считаетъ не только за стыдъ, но прямо грѣхомъ: «пищу и питье даетъ Богъ, чтобъ всѣ люди питались; я этимъ снабженъ, онъ — нѣтъ, — значитъ, я долженъ съ нимъ подѣлиться тѣмъ, что дано Богомъ». «Если случится заболѣть въ юртѣ какого-нибудь якута — вся семья будетъ поперемѣнно ухаживать за тобой, какъ за своимъ, исполнять по силамъ всѣ твои нужды». Много лѣтъ спустя и сравнительно въ недавнее время, одинъ изъ членовъ-сотрудниковъ Императорскаго Русск. Геогр. Общества, князь Н. А. Костровъ, нашелъ возможнымъ въ своихъ «Очеркахъ юридическаго быта якутовъ» утверждать, что «путешественникъ, проѣзжающій по якутскимъ пустынямъ, найдетъ въ каждомъ изъ разбросанныхъ на огромномъ пространствѣ жилищъ радушное гостепріимство и готовность подѣлиться съ нимъ, чѣмъ только богаты хозяева 3).
1) Сборникъ обычнаго права сибирскихъ инородцевъ, изд. проф. Самоквасова. Варшава, 1874. Стр. 204.
2) Uwarowsky’s Erinnerungen (стр. 62—63) составляющія 1-ю часть Böthlinck'ова «Ueber die Sprache der Jakuten», которое въ свою очередь вошло въ Middendorf Sibirische Reise.
3) Князь H. А. Костровъ, Очерки юридическаго быта якутовъ, Спб. 1878, стр. 9.
Не смотря на такія болѣе или менѣе краснорѣчивыя описанія якутскаго гостепріимства, я боюсь, что если бы вамъ пришлось путешествовать по якутскимъ наслегамъ, то вы легко могли бы очутиться въ весьма неловкомъ положеніи. Представьте себѣ, наприм., такую картину. Отправляются въ путь пять человѣкъ русскихъ при двухъ лошадяхъ. Измучившись изрядно, они усматриваютъ вдали вожделѣнный столбъ дыма, на бѣловатомъ фонѣ котораго мелькаютъ и исчезаютъ искры. То — якутская юрта. Путники пріободряются. Сейчасъ они отогрѣютъ свои окоченѣвшіе отъ 50-ти-градуснаго мороза члены, сейчасъ подкрѣпятся плодами якутскаго радушнаго гостепріимства, о которомъ они узнали изъ брошюры неутомимаго изслѣдователя сибирскихъ курьезовъ, кн. Кострова, лошади ихъ, конечно, найдутъ себѣ здѣсь обильный кормъ, какъ объ этомъ ихъ предупредилъ восторженный Уваровскій, согласно собственному увѣренію якутовъ, имъ ровно ничего не придется заплатить. Они напрягаютъ послѣднія силы: не къ чему быть осторожнымъ, сейчасъ они расположатся все равно какъ дома. Быстро приближаются къ юртѣ, которая вырастаетъ передъ ними въ обширное хозяйство, очевидно, богатаго якута. Входятъ, ласково привѣтствуютъ хозяйку. Послѣ нѣсколькихъ косвенныхъ намековъ, прямо приступаютъ къ дѣлу. «Намъ нужно, молъ, поѣсть... Чай у насъ свой, хлѣбъ, мясо — всё свое... Нельзя ли поставить самоваръ и задать лошадямъ сѣна?... Конечно, гостинцы для доброй хозяюшки и ея дѣтушекъ найдутся у насъ въ переметныхъ сумахъ»... Тутъ то бы, кажется, и проявиться якутскому радушному гостепріимству, тутъ бы и развернуться ему во всю ширь... Увы!... «Сѣна нѣтъ, самоваръ худъ — нельзя ставить», и т. д. Ни на какія просьбы не сдавались «радушные хозяева» и нашимъ путешественникамъ пришлось, не солоно хлѣбавши, ночью при 50° морозу, пуститься на совершенно измученныхъ лошадяхъ въ поиски радушнаго гостепріимства у другого якута... Или вотъ еще примѣръ. Отправляется путешественникъ въ путь. По несчастію, ему случилось заблудиться. Онъ скоро замѣтилъ, что сбился съ пути и вышелъ на незнакомую дорогу. Пришлось идти отъ юрты до юрты. Днемъ все было благополучно; но вотъ насталъ вечеръ. Заходитъ онъ въ юрту. — «Отсюда сколько до родоваго?» — «Верстъ 5 будетъ». — «Значитъ къ Сергѣю Нуча 4) на чай поспѣю»? — «Какъ не поспѣть!» — Тащится путешественникъ дальше; порядкомъ уже уставшій, прошелъ версты 4. Заходить въ указанную юрту. Встрѣчаютъ его удивительно радушно. — «Сергѣя нуча знаешь?» — «Какъ не знать!.. Это что около Родоваго живетъ?... — Знаю»! — «А сколько верстъ до него?» — «Э, близко!.. Версты 2 будетъ-ли, нѣтъ-ли»... — Въ самомъ дѣлѣ близко! размышляетъ нашъ путникъ и прибавляетъ шагу. Но онъ прошелъ уже версты 4, а Родоваго управленія не видать. Опять юрта. «Послушай, ты мнѣ говори правду: сколько до Родоваго отсюда»? — «По правдѣ сказать, версты 4 будетъ». — Не врешь»? — «Ей богу, правда». — «Какъ же мнѣ твой сосѣдъ, что на востокъ отъ тебя живетъ, сказалъ, будто отъ него всего 2 версты»? — «Не знаю». — Путникъ нашъ рѣшился во что бы то ни стало дойти до Родоваго и по отвратительной дорогѣ, въ конецъ измученный, достигаетъ, наконецъ, цѣли своего путешествія. — «Скажите, пожалуйста, Сергѣй, что это за оказія, — спрашиваетъ пришедшій у своего хозяина, — отчего якуты врали мнѣ, какъ только наступилъ вечеръ»? — «А говорили-ли они вамъ больше верстъ, чѣмъ было въ дѣйствительности»? — «Нѣтъ, говоритъ онъ, всегда меньше насчитывали»... — «Ну-съ, такъ это для того, чтобы ночевать не оставались. Если бы вамъ сказали сразу, что до меня далеко, то вы бы, пожалуй, не рискнули идти дальше и заночевали бы, а они этого не любятъ. Вотъ они и уменьшаютъ разстояніе, въ надеждѣ, что вы уйдете отъ нихъ хоть до другого сосѣда». Я не знаю, какъ назоветъ читатель такое поведеніе якутовъ; но не сомнѣваюсь, что онъ не усмотритъ здѣсь гостепріимства.
4) Нуча — русскій.
Но рядомъ съ этими и имъ подобными фактами встрѣчается рядъ другихъ, гдѣ даже поверхностный наблюдатель невольно предположитъ цѣлую систему отношеній между гостемъ и хозяиномъ. И что прежде всего бросается въ глаза, — такъ это масса обычаевъ большей или меньшей важности, потерявшихъ, очевидно, свое первоначальное значеніе, но преобладающихъ или, правильнѣе, предполагающихъ самое строгое исполненіе. Здѣсь — не простое гостепріимство; здѣсь подъ вліяніемъ массы разнообразныхъ условій гостепріимство своеобразно систематизировалось и получило тотъ характеръ, благодаря которому его можно назвать «по обычаю».
Вглядимся же попристальнѣе въ это явленіе.
Общественная жизнь у якутовъ развита не особенно сильно. Множество причинъ задерживаютъ ея развитіе. Якуты не вышли изъ фазы натуральнаго хозяйства: раздѣленіе труда имъ извѣстно лишь въ слабой степени, и каждая семья въ сущности можетъ удовлетворить всѣ насущныя потребности своихъ членовъ, не выходя изъ предѣловъ своего хозяйства. Мѣстностей, гдѣ могла бы раскинуться деревня, нѣтъ: якутскія юрты лѣпятся на косогорахъ, ютятся гдѣ-нибудь въ лѣсу, — въ одиночку, по большей части, рѣдко 2—3 вмѣстѣ, еще рѣже 5—6—10. У якутовъ нѣтъ улицы, нѣтъ и уличной жизни; не можетъ быть уличныхъ мальчишекъ, невозможны постоянные сходы на улицѣ отдыхающихъ или праздношатающихся, не существуетъ уличнаго сосѣдства съ массою неизбѣжныхъ уличныхъ столкновеній, нѣтъ уличныхъ игръ. Пути сообщенія чрезвычайно дурны: чтобы собраться въ одно мѣсто хозяевамъ на огромномъ пространствѣ раскиданныхъ юртъ, для этого нуженъ какой нибудь очень важный мотивъ. Все это вмѣстѣ со многими другими причинами задерживаетъ развитіе общественной жизни. Но было бы ошибочно думать, что якуты не любятъ общества себѣ подобныхъ. Якутъ очень охотно кочуетъ изъ юрты въ юрту ради одного удовольствія; онъ любитъ поболтать о дѣлахъ и о пустякахъ со всякимъ встрѣчнымъ и поперечнымъ, какъ можно скорѣе спѣшитъ повидаться съ прибывшимъ изъ дальнихъ странъ путешественникомъ, чтобы послушать его разсказы о житьѣ-бытьѣ въ этихъ странахъ, чтобы отъ него лично узнать всѣ подробности какого-нибудь удивительнаго происшествія. При малѣйшей возможности отлучиться изъ дому, онъ сейчасъ же нахлобучиваетъ себѣ на лобъ шапку, опоясывается ремнемъ, на которомъ виситъ огниво, мѣшочекъ съ трутомъ и кремнемъ и неизмѣнный товарищъ якута — его ножъ въ ножнахъ, и въ такомъ видѣ отправляется Біэлга — къ сосѣду. Если же ему случится идти куда-нибудь по дѣлу, то завернуть при этомъ въ юрты, которыя ему встрѣтятся по пути, онъ считаетъ своею священною обязанностію. Въ праздники такія перекочевки изъ юрты въ юрту составляютъ обычное занятіе якута. Нѣкоторые совершаютъ это точно такъ же, какъ мы съ вами дѣлаемъ по праздникамъ визиты своимъ знакомымъ. Якутъ въ этомъ случаѣ напередъ составляетъ себѣ маршрутъ.
Совершенно иного характера у якутовъ посѣщенія другъ друга въ случаѣ продолжительнаго путешествія. Здѣсь, благодаря отсутствію станцій и гостинницъ, является необходимымъ заѣзжать къ знакомымъ или незнакомымъ, чтобы отдохнуть, поѣсть, дать отдыхъ и лошади, покормить и ее.
Какой же пріемъ встрѣчаетъ якутъ въ юртѣ своего собрата?
Войдя въ юрту, якутъ прежде всего снимаетъ съ правой руки рукавицу и съ головы шапку; затѣмъ крестится на иконы. Смотря по тому, близко или нѣтъ онъ знакомъ съ семьею хозяина, онъ подаетъ послѣ этого руку или старѣйшимъ членамъ семьи или же большинству находящихся въ юртѣ. Интересно отмѣтить, что обходить при этомъ женщинъ вполнѣ допускается якутскими приличіями. Часто случается, что въ одной юртѣ живетъ престарѣлый отецъ съ женатымъ сыномъ или замужнею дочерью, при чемъ онъ самъ ни во что не входитъ, или по крайней мѣрѣ во всѣхъ случаяхъ сынъ или мужъ дочери является главнымъ заправилой. Тогда вполнѣ достаточно, если вошедшій подаетъ руку старику и главному хозяину, по старшинству. Какъ остатокъ какого-то древняго обычая (можетъ быть, впрочемъ, занесеннаго русскими), вы можете встрѣтить троекратный поцѣлуй. Пожимая руки, якуты говорятъ: здорово! Соотвѣтствующаго привѣта на своемъ языкѣ они не имѣютъ.
Уже здѣсь обнаруживается характеръ якутскаго гостепріимства. Только что описанная сцена варьируется до безконечности, сообразно взаимнымъ отношеніямъ между гостемъ и хозяиномъ. Если входитъ въ юрту лицо, стоящее, по своему богатству или положенію въ наслегѣ, гораздо выше хозяина, то, пока вошедшій крестится, хозяева быстро вскакиваютъ, стараются очистить для пріѣзжаго мѣсто у очага и съ почтеніемъ ожидаютъ привѣтствія и пожатія руки. Мнѣ случилось однажды наблюдать даже такой случай. Хозяина не было дома, хозяйка жарила на очагѣ оладьи. Отворяется дверь и неожиданно входятъ въ юрту первѣйшій богачъ во всемъ наслегѣ. Хозяйка быстро встаетъ со стула и подходитъ къ вошедшему. Пока тотъ крестился на иконы, она смиренно стояла около него, и только что онъ успѣлъ окончить эту операцію, она поцѣловала его въ руку. Если же входитъ равный къ равному, то это не производитъ въ юртѣ никакого переполоху, и гость съ хозяиномъ обмѣниваются обыкновенными привѣтствіями. Но посмотрите же, что происходитъ, если вошедшій стоитъ по своему положенію въ наслегѣ значительно ниже хозяина юрты. Вошедшій, перекрестившись, по обычаю, три раза на иконы, киваетъ изъ глубины юрты всѣмъ членамъ семьи, произнося: здорово! но не осмѣливается подойти съ рукопожатіемъ ни къ кому, и на свое привѣтствіе рискуетъ ни отъ кого не получитъ привѣта.
Послѣдуемъ за нашимъ якутомъ далѣе.
Когда гость раздѣлся (если онъ вообще раздѣвается, что въ случаяхъ обыкновеннаго посѣщенія у якутовъ не въ обычаѣ) и освоился, такъ сказать, съ окружающею обстановкою, то старѣйшій или главный членъ семьи привѣтствуетъ его по-якутски. До знакомства съ русскими, якуты не знали слова соотвѣтствующаго русскому здорово или здравствуй 5). Якутское привѣтствіе заключается въ предложеніи: разсказывай! 6) или вопросахъ: что узналъ? 7) что слышалъ? 8) или что случилось? 9).
5) Щукинъ, Поѣздка въ Якутскъ.
6) Кяпсіе!
7) Тугу биллинь.
8) Тугу иситтинь?
9) Туохъ кялля барда?
Якутъ во всякомъ случаѣ отвѣчаетъ на это, по обычаю, отрицательно. Самый простой отвѣтъ: суохъ! 10) Но могутъ быть и другіе: ровно ничего нѣтъ 11), ничего не знаю 12), ничего не слышалъ 13). Иногда какой-нибудь краснобай выдумаетъ свой, болѣе или менѣе оригинальный отвѣтъ, напр.: ничего новаго нѣтъ съ тѣхъ поръ какъ мы съ тобой разговаривали. Изъ подобныхъ оригинальныхъ отвѣтовъ наиболѣе распространено увѣреніе, что все обстоитъ благополучно 14). Замѣчательно, что обычай отвѣчать на подобные вопросы отрицательно вызываетъ у якута такіе отвѣты неизбѣжно, и онъ такъ отвѣчаетъ совершенно рефлективно. Очень часто, наприм., я знаю, зачѣмъ ко мнѣ пришелъ тотъ иди другой якутъ, говорю ему: «кяпсіе!», и онъ непремѣнно отвѣтитъ мнѣ: «суохъ!» Даже если якутъ пришелъ ругаться изъ за потравленнаго сѣна, изломаннаго забора, вытоптаннаго хлѣба или чего нибудь подобнаго, онъ все-таки на первое предложеніе: «кяпсіе!» отвѣтитъ: «суохъ!» 15) Обычай этотъ крайне оригиналенъ и сначала кажется совершенно ни съ чѣмъ несообразнымъ. Впрочемъ, скоро свыкаешься съ нимъ, какъ свыкся со многими другими безсодержательными, а подчасъ и стѣснительными обычаями.
10) Ничего.
11) Туохъ да суохъ!
12) Тугу да бильбяппинь!
13) Тугу да истибятимь!
14) Барыта ючюгяй!
15) Нанимая въ первый разъ работника — якута, я хотѣлъ нѣсколько оформить договоръ, чтобы послѣ не вышло какихъ нибудь недоразумѣній. Я послалъ его на сходъ, гдѣ былъ и князь, начальникъ наслега. Всѣ, конечно, знали, что я этого человѣка нанимаю въ работники и затѣмъ-то и послалъ его на сходъ, чтобы при князѣ заключить условіе. Какъ только я вошелъ въ юрту, гдѣ былъ сходъ, и обмѣнялся привѣтствіями со знакомыми якутами, князь обратился къ тому, котораго я нанималъ, со словами: «кяпсіе, Сергѣй!» Бѣдный Сергѣй, встрепенувшись, никакъ не могъ обойти обычай и отвѣчалъ: «суохъ», и уже послѣ этого началъ говорить о дѣлѣ.
И въ этомъ обмѣнѣ чисто-якутскими 16) привѣтствіями всегда одинаково ясно проглядываетъ разница общественнаго положенія привѣтствующаго и отвѣчающаго. Если въ юрту входитъ лицо, пользующееся почетомъ, то хозяинъ неизбѣжно привѣтствуетъ его. Подчасъ дѣлается это робко и нерѣшительно. Въ одно и тоже время хозяинъ и считаетъ необходимымъ соблюсти установленное приличіе, и сознаетъ, что его высокопоставленный гость можетъ и безъ его приглашенія наговорить массу весьма престрашныхъ для него вещей и, можетъ быть, за этимъ и пріѣхалъ. Если гость и хозяинъ равны по своему общественному положенію, то они какъ бы по обязанности, зная, что дѣло совершенно не въ этомъ, обмѣниваются установленными привѣтствіями и сейчасъ же переходятъ къ предмету посѣщенія. Но если къ почетному въ наслегѣ лицу придетъ какой-нибудь несчастный якутишка, то привѣтствіе «кяпсіе!» со стороны хозяина является какъ бы милостію, какъ бы дозволеніемъ говорить. Но милости этой удостаивается бѣднякъ далеко не всегда. Если у хозяина другіе, болѣе почетные гости, то онъ не удостоитъ вновь пришедшаго даже взглядомъ, не говоря уже о привѣтствіи. Хозяинъ въ этомъ случаѣ считаетъ своимъ долгомъ показать передъ гостьми, что подобные «людишки» не заслуживаютъ его вниманія, что онъ съ ними не знается. Другое дѣло, если въ юртѣ никого изъ постороннихъ нѣтъ. Хозяинъ, какъ богатый и почетный человѣкъ, считаетъ своею обязанностію ровно ничего не дѣлать цѣлехонькій день, и потому скучаетъ страшно. И вотъ однообразіе нарушается приходомъ какого-нибудь Лукашки или Устинки. Въ хозяинѣ сразу обнаруживается самый обыкновенный смертный, да еще и якутъ: онъ радъ поболтать съ новымъ человѣкомъ, съ домашними все переговорено. Тутъ уже не изъ милости, а просто изъ желанія узнать хоть самую пустяшную новость, хозяинъ привѣтствуетъ вошедшаго обычнымъ «кяпсіе!»
16) Такой характеръ привѣтствій свойственъ всѣмъ извѣстнымъ намъ инородцамъ Сибири; напримѣръ, алтаецъ, гдѣ бы ни встрѣтилъ своего собрата, послѣ обычнаго эзенъ (здравствуй), спрашиваетъ — не табышъ, т. е. что новаго, и неизмѣнно получаетъ отвѣтъ — табышъ йогла (ничего новаго нѣтъ); однако, вслѣдъ за этимъ йогла, закуривъ трубки и помѣнявшись ими, новости и разсказы, составляющіе весьма существенное содержанiе жизни кочевника, льются рѣкой. Ред.
Мнѣ кажется, достаточно сказаннаго, чтобы читатель понялъ характеръ якутскаго гостепріимства. Даже проявленіе установленныхъ правилъ приличія регулируется тѣми отношеніями, которыя бываютъ результатомъ различныхъ положеній въ обществѣ.
(Продолженіе будетъ).
II.
Гостепріимство «по обычаю».
(Окончаніе).
Съ большею рельефностью обрисовывается передъ нами характеръ якутскаго гостепріимства, если мы обратимся къ проявленію его въ матеріальныхъ заботахъ о гостѣ. Здѣсь передъ нами обнаруживается во всей своей ужасной наготѣ самая непривлекательная черта якутскаго характера. Наблюдая проявленіе матеріальныхъ заботъ хозяина о гостяхъ, мы приходимъ къ заключенію, что взаимныя отношенія ихъ съ удобствомъ могутъ быть измѣряемы количествомъ мяса, масла и пр., которымъ хозяинъ надѣляетъ каждаго изъ своихъ гостей, количествомъ молока, которое наливается каждому изъ нихъ въ чай, мягкостію постели, которую хозяинъ приготовляетъ для того или другаго гостя, не говоря уже о характерѣ самаго угощенія, т. е. будетъ-ли это просто чай (и въ этомъ случаѣ безъ печенія-ли, съ лѣпешкой-ли, съ оладьями-ли и т. д.), или какая-нибудь легкая закуска, или же, наконецъ, какое-нибудь драгоцѣнное въ глазахъ якута блюдо.
Мнѣ извѣстенъ одинъ весьма оригинальный случай. Въ наслегѣ всю торговлю сосредоточиваетъ въ своихъ рукахъ князь, староста. У дороги, по которой ему часто приходится проѣзжать, стоитъ юртишка бѣднаго — пребѣднаго якута, — настолько бѣднаго, что онъ не имѣетъ средствъ запасаться для себя чаемъ. На несчастіе этого бѣдняка, юрта его стоитъ въ такомъ пунктѣ, что князь, какъ только ѣдетъ по этой дорогѣ, непремѣнно долженъ заѣзжать къ нему, чтобы обогрѣться и дать отдыхъ своей лошади. И что-же? Этотъ бѣднякъ принужденъ покупать у князя чай, переплачивая барышу сто на сто, чтобы угощать этимъ чаемъ князя же, въ то время какъ для себя онъ никогда и не подумаетъ потратить хоть сколько-нибудь своего масла на покупку чаю (въ наслегахъ якуты по большей части расплачиваются масломъ, такъ какъ денегъ въ обращеніи мало).
Это весьма характерный случай. Бѣдный дѣйствительно угощаетъ богатаго гостя всѣмъ, что у него найдется лучшаго. Тотъ, кто самъ никогда не ѣстъ сахару, иногда запасается имъ на случай пріѣзда какого-нибудь почетнаго гостя, и, какъ ни страстно любитъ якутъ водку, однако нѣкоторые хозяева сберегаютъ бутылку-другую, чтобы достодолжнымъ образомъ принять дорогаго гостя.
Между равными устанавливается въ этомъ отношеніи какъ бы безмолвный договоръ. «Ты меня угостишь, я — тебя». На этой почвѣ вырастаетъ здѣсь нѣчто подобное тому, что у европейцевъ носитъ названіе знакомства домами. Якутъ, отправляясь въ гости къ равному себѣ по положенію, смѣло можетъ разсчитывать, что всѣ его потребности будутъ удовлетворены, поскольку онѣ могутъ быть удовлетворяемы посторонними. Но картина совершенно измѣняется, если вы наблюдаете пріемъ низшаго высшимъ. Смотря по степени разницы, существующей между хозяиномъ и гостемъ, пріемъ здѣсь варьируется до безконечности. Бываютъ случаи, что хозяинъ не пригласитъ вовсе къ чаю своего гостя, даже если этотъ послѣдній застаетъ на столѣ кипящій самоваръ. Бываетъ и такъ, что чаю пришедшему дадутъ, и съ молокомъ, конечно, но его не приглашаютъ раздѣлить съ хозяевами стоящее на столѣ печенiе 1), и я не знаю, что лучше. Угощеніе возрастаетъ и въ качественномъ и въ количественномъ отношеніи совершенно пропорціонально положенію, которое занимаетъ въ наслегѣ гость. Если для гостя нарочно ставится самоваръ или чайникъ (самый простѣйшій случай), то уже рѣдко при этомъ не подадутъ и печенія, однако, это послѣднее можетъ быть также различнаго качества, смотря по тому, кого угощаетъ хозяинъ. Самымъ неизысканнымъ печеніемъ считается просто лѣпешка изъ ячменной муки, тутъ же на глазахъ гостя приготовленная (якуты никогда не запасаются печеніемъ) и испеченная тутъ-же на рожнѣ у очага. Приправа къ лѣпешкѣ въ свою очередь бываетъ различна: битыя сливки, растопленное коровье масло, нерастопленное. Здѣсь же слѣдуетъ упомянуть о хаяхъ — замороженномъ маслѣ со сливками, и завернутомъ въ молочную пѣнку маслѣ и въ такомъ видѣ замороженномъ (ары юрюмятя), о молокѣ, замороженномъ со сливками и очень небольшимъ количествомъ муки послѣ продолжительнаго (6—7 часовъ) выпариванія на сковородѣ на маломъ огнѣ (кобордахъ юрюмятся; кобордахъ — сковорода), и пр. Болѣе высокую степень представляютъ собой прѣсныя оладьи, жареныя на маслѣ и подаваемыя съ большимъ или меньшимъ количествомъ растопленнаго масла. Почетнаго гостя послѣ чаю угощаютъ какой-нибудь закуской: вареной или даже жареной говядиной, кониной, лѣтомъ — утками, гусями, утиными и гусиными яйцами. Здѣсь также существуетъ цѣлый рядъ степеней.... Но я не стану входить въ излишнія подробности.
1) Все то, что подается къ чаю, называется у якутовъ русскимъ словомъ кусокъ.
Весьма замѣчательно то, что въ случаѣ присутствія многихъ гостей нисколько не противно обычаю угощать ихъ сообразно ихъ положенію. Возможенъ случай, когда изъ двухъ, только-что выпившихъ чай, мясо будетъ приготовлено лишь для одного. Но что интереснѣе всего, такъ это раздѣленіе пищи по тарелкамъ, напр. мяса. Когда супъ готовъ, хозяйка на отдѣльномъ столѣ разставляетъ тарелки по числу приглашаемыхъ къ обѣду или ужину и раскладываетъ мясо такъ, что болѣе почетнымъ гостямъ назначаются большіе и вкуснѣйшіе куски. Бываетъ и такъ, что все мясо подается на столъ и тутъ уже хозяинъ раздѣляетъ его между своими гостями, слѣдуя тому-же принципу.
Слѣдуетъ замѣтить, что такую же разницу можно наблюдать и подъ вліяніемъ различія въ обстоятельствахъ, сопровождающихъ посѣщеніе. Нужнаго человѣка якутъ всегда постарается угостить получше. Прошла нужда — и человѣкъ этотъ по прежнему рискуетъ не быть приглашеннымъ даже къ чаю...
Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, впрочемъ, угощеніе опредѣляется обстоятельствами, независящими отъ временныхъ или постоянныхъ отношеній гостя къ хозяину. Уставшій человѣкъ, зайдя въ юрту вдали отъ своего дома, можетъ, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, разсчитывать на небольшое угощеніе (напр. чай съ лѣпешкой), хотя при другихъ обстоятельствахъ ему ничего бы не дали. Вообще, проѣзжаго человѣка, зашедшаго въ юрту переночевать, едва-ли прогонятъ или не угостятъ. Но я не рѣшусь сказать, что его всегда примутъ радушно. Надо замѣтить, что ночевать по пути заходятъ обыкновенно равные къ равнымъ. Однако, я знаю случай, когда богатый якутъ переселился за 20 верстъ отъ дороги вслѣдствіе того лишь, что къ нему тамъ часто заѣзжали ночевать. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ учреждается нѣчто въ родѣ почтовой станціи, съ тою только разницею, что содержатель подобнаго учрежденія обязуется давать не только ночлегъ проѣзжающимъ, но и кормить ихъ, а также и ихъ лошадей, за что получаетъ извѣстное вознагражденіе отъ общества.
Такова пестрая картина отношеній между гостемъ и хозяиномъ у якутовъ...
Но среди всей этой пестроты (для изображенія которой на моей палитрѣ не нашлось, конечно, достаточно яркихъ красокъ) даже самый поверхностный наблюдатель якутской дѣйствительности въ состояніи будетъ выдѣлить предполагаемыя, рѣшительно въ каждомъ данномъ случаѣ, обязанности хозяина передъ гостемъ. Въ томъ или другомъ случаѣ строгое выполненіе этихъ обязанностей смягчается обстоятельствами и можетъ быть доведено до нуля; но вѣдь не всегда въ жизни человѣкъ исполняетъ все то, что отъ него требуютъ приличія или обязательства, и великая задача изслѣдованія человѣческихъ отношеній именно и заключается въ выясненіи самыхъ принциповъ общежитія, отодвигая на второй планъ весьма важный съ практической точки зрѣнія вопросъ о тѣхъ измѣненіяхъ со стороны внѣшнихъ условій, которымъ подвержены основныя житейскія начала. Мы укажемъ на два, на три явленія, характеризующихъ якутское гостепріимство со стороны его основныхъ началъ.
Я не встрѣчалъ въ литературѣ указаній на существованіе у якутовъ гостепріимной проституціи. Это заставляетъ меня крайне осторожно относиться къ тѣмъ свѣдѣніямъ, которыя мнѣ удалось собрать на этотъ счетъ изъ неособенно вѣрнаго источника, провѣрка которыхъ, къ сожалѣнію, лежитъ для меня внѣ возможности. По имѣющимся у меня свѣдѣніямъ, гостепріимная проституція распространена въ глухихъ сѣверныхъ наслегахъ. Жертвою ея становятся только жены, а не дочери хозяевъ. Входя въ домъ на ночлегъ, гость не только получаетъ право на жену хозяина этого дома, но какъ будто даже обязанъ раздѣлить съ нею ложе въ ночь пребыванія подъ кровлей ея дома. На утро мужъ будто-бы освѣдомляется у жены, насколько удачно замѣщалъ его ночью гость и, сообразно полученнымъ отъ жены свѣдѣніямъ, даритъ своего гостя болѣе или менѣе цѣннымъ подаркомъ... Повторяемъ, сообщеніе это получено нами изъ не совсѣмъ вѣрнаго источника, и потому мы приглашаемъ читателя отнестись къ нему съ возможною осторожностію. Одно можемъ только сказать: лицо, сообщившее намъ этотъ фактъ, передавало его, какъ курьезъ, и ни малѣйшаго понятія объ обычаѣ гостепріимной проституціи не имѣло. Изъ этого можно заключить, что если подробности описываемаго явленія невѣрно переданы, то самый фактъ гостепріимной проституціи въ глухихъ наслегахъ сѣверной части Якутскаго края слѣдуетъ признать невымышленнымъ. Но вѣдь обычай гостепріимной проституціи прямо указываетъ на обязанность хозяина заботиться объ удовлетвореніи всѣхъ потребностей своего гостя.
Обратите вниманіе, далѣе, на тотъ фактъ (неоднократно провѣренный мною лично), что по обычаю гость не имѣетъ права отказаться отъ угощенія, предложеннаго ему хозяиномъ. Конечно, случаи отказа отъ угощенія сравнительно рѣдки, а иногда обходятся безъ оскорбленія хозяина, если, напр., гость представитъ ему весьма серьезные доводы въ пользу того, что у него нѣтъ времени. Но, строго говоря, однимъ отказомъ отъ предложеннаго угощенія, сдѣланнымъ умышленно и съ соотвѣтствующимъ подчеркиваніемъ факта, можно въ конецъ разсориться съ якутомъ. Отказъ въ данномъ случаѣ лишаетъ хозяина возможности выполнить свои обязанности по отношенію къ гостю, и это лишеніе приравнивается къ обидѣ. Ясно, такимъ образомъ, что гостепріимство носитъ на себѣ характеръ совершенно обязательнаго обычая.
Укажемъ еще на то, что хозяинъ имѣетъ право дать своему гостю какую-нибудь работу. Если хозяйка сучитъ нитки изъ скотскихъ жилъ или что-нибудь шьетъ, пришедшая гостья немедленно приглашается принять участіе въ той или другой работѣ. Намъ извѣстенъ случай, когда зашедшая въ юрту сосѣдка должна была прожить въ этой юртѣ 2 или 3 дня, благодаря тому, что хозяинъ поручилъ ей починить свою шубу: отказаться отъ этой работы она, по обычаю, не имѣла права. Само собою разумѣется, хозяева въ этихъ случаяхъ въ большей или меньшей степени ухаживаютъ за своими гостями. При всей простотѣ этого обычая, единственнымъ раціональнымъ объясненіемъ его намъ представляется соображеніе, что гость, входя въ юрту своего хозяина, временно превращается въ члена его семьи: какъ по отношенію къ содержанію, такъ и по отношенію къ работѣ, онъ во все время пребыванія подъ кровлей своего гостепріимнаго хозяина становится въ уровень съ членами его семьи.
Весьма интересно отмѣтить также слѣдующее. Первый вопросъ, которымъ домашніе встрѣчаютъ возвратившагося отъ сосѣда члена семьи — это чѣмъ его угощали 2).
*) Ыэлга тугу асатыогъ? — у сосѣда что ѣлъ?
Если мы теперь, заручившись только что приведенными фактами, бросимъ ретроспективный взглядъ на то, что было сказано раньше, то всѣ безчисленныя варіаціи въ пріемѣ и чествованіи гостей представятся намъ въ совершенно новомъ свѣтѣ. Мы легко теперь замѣтимъ, что различіе въ соціальномъ положеніи только видоизмѣняетъ внѣшнее выраженіе неизмѣннаго принципа отношеній между хозяиномъ и его гостемъ, что этотъ принципъ и эти отношенія являются двумя совершенно самостоятельно дѣйствующими факторами, опредѣляющими якутскую дѣйствительность. Принципъ заключается въ томъ, что хозяинъ обязанъ окружить своего гостя всевозможною заботливостію, и это предполагается во всѣхъ случаяхъ, при всѣхъ обстоятельствахъ. Когда хозяинъ не обращаетъ особенно важнаго вниманія на своего гостя, то наблюдатель безъ труда замѣчаетъ, что принципъ все таки признается обѣими сторонами, но что въ то же время между ними устанавливается безмолвное соглашеніе на счетъ необходимости задержать его осуществленіе въ той или другой степени, сообразно взаимнымъ соціальнымъ отношеніямъ. «Онъ мой гость — я долженъ за нимъ ухаживать; но я — богатъ и пользуюсь почетомъ, онъ — бѣденъ, и потому не къ чему особенно заботиться о немъ» — вотъ какое разсужденіе со стороны хозяина-богача невольно предполагаешь, наблюдая чествованіе какого-нибудь якутишки. И хотя въ преслѣдованіи своихъ матеріальныхъ интересовъ якутъ — кремень, хотя постоянная практика въ значительной степени способствовала воспитанію извѣстной доли беззастѣнчивости, хотя взаимныя отношенія, опредѣляющія степень радушія, давнымъ давно установились, что въ значительной степени облегчаетъ отступленіе отъ принципа, такъ какъ успѣло пріучить къ мысли о такомъ отступленіи, равнымъ образомъ и о его степени, — однако я не могу сказать, чтобы всякій разъ, когда является необходимость обойти коренной обычай, якутъ не чувствовалъ хотя нѣкоторой неловкости. Часто заговариваетъ въ немъ кулакъ — это правда; но едва-ли не чаще просыпается въ немъ сознаніе своего долга, внушеннаго обычаемъ. Съ другой стороны, достодолжнымъ образомъ угощая своего гостя, якутъ никогда не признается, что дѣлаетъ это, руководствуясь его общественнымъ положеніемъ: здѣсь всегда проглядываетъ выполненіе извѣстнаго обычая, здѣсь именно и можно видѣть, что такой обычай дѣйствительно существуетъ. И если бы у якутовъ выдѣлился классъ аристократіи въ смыслѣ сословія, поддерживающаго традиціи, то несомнѣнно классъ этотъ слѣдовалъ-бы обычаю во всѣхъ случаяхъ. Но якутскіе ютюелярь (въ буквальномъ переводѣ: лучшіе люди), строго говоря, — не аристократія... Я, конечно, далеко не успѣлъ еще охватить во всемъ его объемѣ чувства якута, воспитаннаго на гостепріимствѣ; однако мнѣ и теперь уже одинаково неловко бываетъ и не пригласить къ столу пришедшаго ко мнѣ якута, и отказаться отъ предложеннаго мнѣ угощенія гдѣ-нибудь у сосѣда. Впрочемъ, къ этому я долженъ прибавить, что не трудно отъ этого избавиться. Я имѣю въ виду, что неловкость въ подобныхъ случаяхъ можно испытывать лишь до тѣхъ поръ, пока не убѣдишься, что якуты поняли отличіе русскихъ обычаевъ отъ якутскихъ, а это дается сравнительно легко. Сначала якутскіе обычаи меня стѣсняли, и я старался до извѣстной степени слѣдовать имъ; мнѣ удалось постепенно перейти къ тѣмъ обычаямъ, которые я вывезъ съ собою изъ-за Урала, и якуты отъ этого нисколько не стали хуже относиться ко мнѣ: «у русскихъ не въ обычаѣ, должно быть, угощать гостей» — такъ, мнѣ кажется, разсуждаютъ теперь мои сосѣди-якуты.
Вотъ какое явленіе наблюдаемъ мы въ жизни якутовъ. Здѣсь, рядомъ съ положительнымъ требованіемъ обычая, мы встрѣчаемъ различныя варіаціи, опредѣляемыя общественными отношеніями. Хотя на практикѣ вліяніе этихъ отношеній играетъ роль рѣшающаго момента, но уступка принципу бываетъ всегда болѣе или менѣе ясно выражена. Хоть кусочекъ мяса — да удѣлитъ хозяинъ своему гостю; этотъ кусочекъ не насытитъ: онъ имѣетъ значеніе уступки обычаю. Поэтому явленіе, котораго я на этотъ разъ коснулся, удобнѣе всего назвать «гостепріимствомъ по обычаю».
Н. В—е—ій.
При использовании материалов сайта обязательна ссылка на источник.