Три года въ Якутской области

Религіозныя вѣрованія Якутовъ. Существующія въ литературѣ воззрѣнія на происхожденіе шаманства у Якутовъ. Отношенія Якутовъ къ православію. Несогласіе между дѣятельностію шамана и тѣмъ, что извѣстно о первоначальныхъ вѣрованіяхъ Якутовъ. Посвященіе въ шаманство, заклинанія, костюмъ, мистерія. Перечень добрыхъ и злыхъ духовъ, ихъ вліянія на людей; приносимыя имъ жертвоприношенія. Языческая присяга и повѣрье о происхожденіи земли.

Обращаясь къ описанію религіозныхъ воззрѣній Якутовъ, слѣдуетъ, прежде всего, замѣтить, что по офиціальнымъ даннымъ всѣ или почти всѣ они православные. Такъ изъ имѣющихся у насъ подъ рукой памятныхъ книжекъ по Якутской области за 1862, 1866, 1870 и 1882 годы, изъ первыхъ двухъ слѣдуетъ, что всѣ инородцы православные; изъ третьей, что на 231,076 человѣкъ жителей Якутской области приходится лишь три язычника, безъ объясненія, какого именно вѣроисповѣданія (огнепоклонниковъ-ли, ламаитовъ, или шаманствующихъ); въ послѣдней-же вовсе не обозначено распредѣленіе жителей по религіямъ.

Частныя свѣдѣнія ученыхъ изслѣдователей и лицъ вообще посѣщавшихъ Якутскую область не вполнѣ согласуются съ приведенными офиціальными извѣстіями, увеличивая число язычниковъ, при чемъ свѣдѣнія эти въ свою очередь не всегда одинаковы. Такъ, по нѣкоторымъ изъ нихъ, Якуты значутся шаманствующими, по другимъ-же даже вовсе отрицается существованіе какой-либо шаманской религіи.

«Шаманство, читаемъ мы въ Сборникѣ обычнаго права, изданномъ профессоромъ Самоквасовымъ, не есть вѣра, или религія Якутовъ, но дѣйствіе частное, производимое въ извѣстныхъ и опредѣленныхъ случаяхъ, а именно: 1) надъ больными всякаго рода; 2) для отвращенія скотской заразы и особенно гибели телятъ; 8) для увеселенія, ибо шаманы въ семъ случаѣ дѣлаютъ фокусы и прорицанія о будущемъ; 4) надъ бѣснующимися».

Также упорно отрицаетъ существованіе шаманской религіи Н. С. Щукинъ въ изданной имъ, въ 1833 г., книгѣ «Поѣздка въ Якутскъ». «Шаманъ, говоритъ онъ, ни въ какомъ отношеніи не можетъ быть почтенъ за жреца; онъ просто колдунъ, призыватель духовъ и приглашается или во время болѣзни, когда полагаютъ, что больнаго мучитъ духъ, или въ другихъ важныхъ случаяхъ, когда надо узнать о будущемъ. У насъ напрасно говорятъ и пишутъ, продолжаетъ далѣе Щукинъ, что такой-то народъ имѣетъ шаманскую религію. Теперь нѣтъ шаманской религіи; да и была-ли она когданибудь?».

Съ другой стороны наше законодательство признаетъ шаманскую религію. То-же дѣлаютъ гг. Шашковъ, Федоръ Соловьевъ, учитель Припузовъ и почтенный сотрудникъ нашего общества, извѣстный своимъ трудомъ по геологіи и этнографіи Сибири, Агапитовъ въ своихъ сочиненіяхъ по этому вопросу. Г. Агапитовъ въ образцовой статьѣ своей: «Шаманство у Бурятъ Иркутской губерніи» блистательно доказалъ существованіе шаманства у названныхъ Бурятъ, которыхъ гг. Самоквасовъ и Щукинъ считаютъ ламаитами. Первые три утверждаютъ тоже и по отношенію къ Якутамъ.

Гг. -же Припузовъ и Федоръ Соловьевъ говорятъ, что сами Якуты объясняютъ, будто у нихъ не было вовсе никакой религіи до посѣщенія ихъ края первымъ шаманомъ, что, конечно, доказываетъ коренную связь ихъ вѣроученія съ мистеріями шамановъ. Извѣстіе это получаетъ еще большое значеніе, если сопоставить его съ сообщеніемъ Миддендорфа о томъ, что Якуты около двухъ сотъ лѣтъ назадъ поклонялись явленіямъ природы. Свѣдѣнія эти, вмѣстѣ взятыя, позволяютъ предполагать, что космическій эпосъ аборигеновъ Якутской области преобразовался въ антропоморфическій подъ вліяніемъ ученія нѣкоего пришлаго шамана, пришедшаго, можетъ быть изъ страны Бурятъ. Спѣшимъ, однако, оговориться, что высказанная нами гипотеза о чужеземномъ происхожденіи якутскаго шаманства крайне гадательна и требуетъ еще подтвержденія своей достовѣрности со стороны ученыхъ и опытныхъ изслѣдователей, могущихъ заняться сравнительнымъ изученіямъ якутскаго и бурятскаго шаманствъ.

Боги имѣютъ кредитъ у дикарей, лишь пока приносятъ имъ матеріальную пользу. Исторія кишитъ примѣрами, когда проигранныя битвы были причиной отрицанія прежнихъ божествъ. Старые боги не помогли, надо слѣдовательно искать новыхъ — вотъ логика дикаря. Многимъ изъ насъ приходилось слышать, что Монголы мажутъ ротъ пищею своимъ идоламъ при удачномъ исходѣ предпринятыхъ ими дѣлъ и наказываютъ тѣхъ-же идоловъ розгами въ случаѣ неудачи.

Разъ мы усвоимъ ту точку зрѣнія, что некультурный человѣкъ уважаетъ своихъ боговъ лишь настолько, на сколько они ему приносятъ пользу, то яснымъ станетъ, что при нанесеніи удара авторитету этихъ боговъ догматическая сторона вѣроученія дикарей несравненно болѣе пострадаетъ, нежели практическая.

Разгромленіе якутскаго государства горстью смѣлыхъ пришельцевъ и рядъ административныхъ мѣръ, принятыхъ православными завоевателями должны были, конечно, сильно понизить въ глазахъ Якутовъ значеніе ихъ боговъ. Они стали забываться. Дѣятельность миссіонеровъ способствовала такому повороту вещей. Боги почти совсѣмъ были забыты. «Я не могъ не замѣтить, говоритъ Миддендорфъ, что на разспросы мои о свойствахъ различныхъ духовъ и названіе которыхъ сопровождались каждое совершенно особыми прилагательными, люди мои не были въ состояніи сообщить мнѣ ближайшія свѣдѣнія, а при настойчивости съ моей стороны объясняли, что такъ было нѣкогда. Болѣе развитое нѣкогда ученіе о божествахъ пришло въ забвеніе и предо мной являлись только обломки, развалины прежняго ученія».

Теперешнее представленіе о богахъ, говоритъ около 30 л. спустя Федоръ Соловьевъ въ статьѣ своей «Остатки язычества у Якутовъ», перемѣшаны съ понятіями христіанскими. Христіанскій монотеизмъ послужилъ основою всѣхъ представленій ихъ. Настоящая статья изображаетъ, вѣроятно, послѣдній фазисъ отживающаго шаманства.

Между тѣмъ, условія жизни и по подчиненіи Якутовъ Русскими остались почти прежнія. Та-же необезпеченность существованія, тѣ-же неудовлетворительныя санитарныя условія, какъ для людей, такъ и для животныхъ. Жрецы-же всегда, и всюду соединяли въ себѣ обязанности священнослужителя, врача и предсказателя. Мы видимъ такое положеніе вещей и у древнихъ Индусовъ, и у Египтянъ, и у современныхъ намъ сѣверо-американскихъ дикарей и обитателей Полинезіи, Патагоніи; должно предполагать то-же и у Якутовъ.

За неимѣніемъ-же врачей Якуту по неволѣ приходилось и по утратѣ прежняго довѣрія къ богамъ своимъ, по старому, обращаться къ шаману за помощью при всякомъ случаѣ заболѣванія членовъ своей семьи или принадлежащей ему скотины. Отдѣльные случаи исцѣленія поддерживали вѣру въ чудотворную силу шамановъ и препятствовали паденію ихъ авторитета.

При полной необезпеченности средствъ къ существованію, Якута, конечно, постоянно интересуетъ вопросъ о томъ, будетъ-ли достаточенъ результатъ предстоящей охоты или рыбной ловли для прокормленія себя или семейства. Для разрѣшенія этого вопроса является съ предложеніемъ своихъ услугъ шаманъ. Какъ-же не воспользоваться ими человѣку въ силу низкой степени своего развитія, весьма склоннаго къ суевѣрію? Въ особенности-же когда грозныя и непонятныя явленія природы, въ родѣ пурги, или сѣвернаго сіянія постоянно поражаютъ дикаря и держатъ его въ безпрестанномъ страхѣ за его жизнь.

Постоянное-же одиночество позволяетъ Якуту нерѣдко углубляться въ себя. Онъ вѣчно одинъ съ своими мыслями; понятно, что духовная дѣятельность его сильно напряжена, фантазія разыгрывается, появляется жажда таинственнаго, требованія мистическаго, что и удовлетворяется шаманами.

Такимъ образомъ, на шамана является спросъ, какъ на врача, прорицателя, представителя таинственныхъ знаній, а отнюдь не какъ на жреца или теолога. Самъ онъ естественно спѣшитъ, съ предложеніемъ, лишь только въ немъ замѣчается потребность въ средѣ народонаселенія и мало-по-малу теряетъ свой прежній характеръ священнослужителя.

Слѣдовательно шаманство и тѣ обломки язычества, о которыхъ въ состояніи еще сообщить Якуты любознательнымъ изслѣдователямъ, не представляютъ изъ себя двухъ совершенно различныхъ областей религіознаго міровоззрѣнія аборигеновъ Якутской области, а суть лишь разныя части, а именно практическая и догматическая ихъ вѣроученія, при томъ въ различныхъ стадіяхъ своего упадка — шаманство въ меньшемъ, а прочее въ большемъ.

Независимо отъ изложеннаго, шаманскія врачеванія, прорицанія и прочее постоянно сталкиваясь съ жизнію, съ ея видоизмѣненіями именно должны были войти въ извѣстный компромиссъ съ христіанствомъ, болѣе или менѣе усвоеннымъ большинствомъ Якутовъ и подвергнуться подъ вліяніемъ православія извѣстнымъ видоизмѣненіямъ, между тѣмъ, какъ теоретическая часть прежняго вѣроученія, не приходя въ непосредственное прикосновеніе съ дѣйствительною жизнію и, сохраняясь лишь въ видѣ преданія, конечно, дошла до насъ въ болѣе первобытномъ видѣ.

Такимъ образомъ, прежніе боги переродились въ шаманскихъ мистеріяхъ въ дьяволовъ, или духовъ тьмы. Та-же метаморфоза, которой подвергались наши русалки, лѣшіе или домовые, а также, богъ Панъ, передавшій свой обликъ христіанскому дьяволу.

Сказаннаго будетъ, я думаю, достаточно, чтобъ сдѣлать яснымъ нѣкоторымъ несогласія между дѣятельностію шамана и тѣмъ, что извѣстно о первоначальныхъ вѣрованіяхъ Якутовъ. Сперва займемся первымъ изъ этихъ вопросовъ, а затѣмъ перейдемъ ко второму, но прежде всего для большей ясности нижеслѣдующаго предпошлемъ краткій очеркъ отношенія Якутовъ къ православію.

Въ Якутской области всѣ Якуты, за рѣдкимъ исключеніемъ, крещены въ православіе или родились отъ православныхъ родителей, но трудно поручиться за любого православнаго Якута, одинаково какъ Тунгуса или Юкагира, чтобъ онъ пересталъ вѣрить въ шаманство, не прибѣгалъ къ нему, и мнѣ лично были знакомы два шамана, одинъ, жившій около г. Якутска, а другой — на островѣ Кытахъ, у устья Лены, которые оффиціально считались православными. Инородцы видятъ рѣдко православнаго священника, который по громадности своего прихода, по разбросанности инородческихъ жилищъ, при необыкновенной трудности путей сообщенія, былъ-бы въ состояніи хотъ разъ въ годъ посѣтить каждаго православнаго, а посѣщая, не въ состояніи пробыть въ стойбищѣ болѣе двухъ, трехъ дней, спѣша воспользоваться удобнымъ путемъ, чтобы проѣхать далѣе. Можно съ большою достовѣрностію сказать, что 0, 8 инородческаго населенія никогда не видало храма Божія, а какъ я лично слышалъ отъ бывшаго якутскаго епископа преосвященнаго Діонисія, бывали не рѣдко случаи, что сами священники умирали безъ напутствованія, оставляя записку, въ которой каялись въ своихъ грѣхахъ предъ смертію. При такихъ условіяхъ ничего нѣтъ удивительнаго, что инородцы, считаясь христіанами, имѣя въ переднемъ углу своей юрты иконы и всегда поставленныя передъ ними восковыя свѣчи, обращаются къ шаманамъ, ожидая найти чрезъ ихъ посредство удовлетвореніе своихъ религіозныхъ потребностей, но для меня рѣшительно остается необъяснимымъ *) случай, бывшій въ 1880 году съ однимъ священникомъ въ г. Якутскѣ, который, заболѣвъ, самъ прибѣгалъ къ помощи шамана, ища въ его мистеріяхъ своего исцѣленія. Не утверждая положительно, сколько помню, фамилія этого священника была Поповъ. Увѣренъ, что такой случай не единичный и вѣроятно повторялся не разъ. Послѣ этого не будетъ ни для кого удивительнымъ, что зажиточный Якутъ, живущій въ городѣ, хорошо говорящій по-русски, имѣющій награды за жертвованія на церковь, или даже постройку ихъ, призываетъ помощь шамана при какомъ-либо домашнемъ несчастіи: при болѣзни кого-либо изъ семьи, при падежѣ скота и пр.

*) Не тоже ли почти самое повторяется въ Европ. Россіи, гдѣ множество людей грамотныхъ, отчасти образованныхъ, прибѣгаетъ въ «минуты жизни трудныя» къ знахарямъ и знахаркамъ, къ разнымъ фокусникамъ, лѣчащимъ отъ всѣхъ болѣзней какимъ нибудь однимъ средствомъ, иногда просто невскою водою. Въ Якутской области легко ли раздобыть порядочнаго врача? Измученному страданьями больному или его близкимъ право извинительно ухватиться за шамана, какъ утопающему за соломинку. Никому не ставя въ образецъ бѣднаго батюшки Попова, можемъ понять и объяснить себѣ подобные случаи въ этомъ удивительномъ краю нашей Руси, такъ живо изображенномъ высокоуважаемымъ и даровитымъ авторомъ этихъ очерковъ. Ред.

Трудно допустить, что якутскій инородецъ, консервативный во всѣхъ своихъ убѣжденіяхъ, не измѣнившій себѣ въ своихъ вѣковыхъ обычаяхъ, обрядахъ, образѣ жизни, сдѣлалъ-бы легко уступку въ дѣлѣ религіи. Если якутскій инородецъ принимаетъ христіанство только потому, что начальствующіе исповѣдываютъ эту вѣру, что эти начальники утверждаютъ выборныхъ на сельскія должности только православныхъ и только для христіанъ является въ перспективѣ надежда получить медаль отъ бѣлаго царя, который сидитъ гдѣ-то далеко, въ своей стеклянной юртѣ такъ далеко, что и представить себѣ трудно, если, говорю, инородецъ изъ честолюбія желаетъ быть среди своихъ начальникомъ и крестится, то такія практическія соображенія нисколько не убѣждаютъ его въ необходимости оставить свои вѣрованія въ шаманство и не обращаться къ нему по мѣрѣ своей душевной потребности, тѣмъ болѣе, что онъ не находитъ такого удовлетворенія въ христіанствѣ.

Я помню хорошо, что когда мнѣ пришлось уговорить одного завѣдомаго шамана (православнаго) выполнить мистерію просительную, т. е. такую, которая совершается, когда чего-нибудь просятъ отъ духовъ, то онъ, войдя въ юрту, набожно три раза перекрестился передъ образами, потомъ, обратившись задомъ къ нимъ, усѣлся передъ каминомъ на полу, сталъ призывать своихъ духовъ. Объ этой мистеріи подробно я буду говорить ниже. Скажу больше: на сѣверъ отъ Якутска по пролегающимъ трактамъ нѣтъ холма, горки, особнякомъ стоящаго дерева, озера, рѣки, ручейка, чтобы они не имѣли своего духа-покровителя, почему болѣе значительные изъ нихъ называются не иначе, какъ эбя-хотунъ (госпожа-бабушка) и на ряду съ природными якутами русскіе купцы, для умилостивленія мѣстнаго духа, приносятъ жертвы: всякій даетъ, что можетъ; одни отрываютъ полоску отъ своего платья, вырываютъ нѣсколько волосковъ изъ конской гривы и привѣшиваютъ къ дереву или колу при дорогѣ, нѣкоторые кладутъ деньги, а у кого ничего нѣтъ, то хоть камень, конскую голову, конскую кожу, свой посохъ. Такая жертва называется дельбиргя салака. Я помню хорошо возвышенность Верхоянскаго хребта, который приходилось переваливать, и громадное дерево на самой его возвышенности, увѣшанное разноцвѣтными тряпочками. Сопровождавшій меня при этой поѣздкѣ пятидесятникъ якутскаго казачьяго полка П. Н. Калинкинъ, смѣясь разсказывалъ, что казаки, сопровождающіе почты, всегда роются около этого дерева, и не безъ успѣха отыскиваютъ деньги, которыя пропиваютъ при первомъ удобномъ случаѣ. Тѣ-же самые казаки, которые пропиваютъ принесенныя духамъ въ жертву деньги, отправляются въ тайгу на промыселъ за звѣремъ или птицей, желаютъ встрѣтить въ своемъ предпрятіи такой-же завидный успѣхъ, какой видятъ у природнаго инородца, и подражая промышленнику во всѣхъ его пріемахъ, также приносятъ духу, покровительствующему охотѣ, соотвѣтствующую жертву, но вмѣсто причитаній, употребляемыхъ на каждый промыселъ особое, бормочутъ какой-то наборъ словъ, иногда перемѣшивая эту тарабарщину словами не твердо знакомой имъ православной молитвы. Не только Якутъ, но даже Русскій изъ мѣстныхъ уроженцевъ никогда не рѣшится сѣсть отдохнуть подъ тѣнь одинокаго дерева, убѣжденный, что на немъ живетъ духъ: лучше скорѣе миновать его. Помню также случай, когда сопутствовавшіе по Верхоянскому округу Якуты, отчаявшись дождаться хорошей погоды, прекращенія пурги, сначала бормотали молитвы, призывая на помощь Тангару (Бога) и Николая Угодника (и здѣсь покровителя странствующихъ), стали, наконецъ, шаманить. Вызванный на объясненіе такого рѣзкаго перехода, шаманствующій спокойно отвѣтилъ: «не поможетъ Богъ, духи могутъ услышать и помогутъ». Такое безразличіе, на мой взглядъ, объясняется просто: не пристали къ берегу, а отстали отъ другаго; не усвоили вѣры въ Бога, потерявъ довѣріе въ силу и мощь прежде чтимыхъ духовъ.

Якуты (вообще инородцы Якутской области) въ большинствѣ очень нервны, въ особенности женщины и между ними не рѣдкость встрѣтить подверженныхъ меряченью. Г. Щукинъ въ своей книгѣ «Поѣздка въ Якутскъ» называетъ меряковъ — имеряками, производя это названіе отъ Якутскаго слова имерехъ, что значитъ вздрагивать, бѣсноваться. Онъ-же сообщаетъ, что меряченье не есть единственный видъ нервно-истерическихъ болѣзней, встрѣчающійся въ Якутской области, но что въ его время въ Колымѣ и Зашиверскѣ существовали еще кликуши (стр. 172 сборн. «Сибири»). Припадокъ меряченья выражается обыкновенно въ безсознательномъ моментальномъ подражаніи другому. Стоитъ только при такомъ субъектѣ вскрикнуть, какъ припадочный вздрогнетъ и повторяетъ какое-либо рѣзкое движеніе другого.

Мнѣ много разъ пришлось видѣть, какъ очень почтенные люди приводили въ замѣшательство меряка; проѣзжая черезъ г. Верхоянскъ для обозрѣнія округа, я остановился въ домѣ фельдшера Климовскаго, человѣка лѣтъ 60, очень почтеннаго и тамъ уважаемаго. Ко мнѣ явились мѣстные исправникъ и протоіерей. Провожая ихъ, я вышелъ въ переднюю, гдѣ мой почтенный хозяинъ помогалъ имъ одѣваться. До того времени я никогда не видалъ припадковъ меряченья и какъ будто предугадавъ это, и желая меня потѣшить, протоіерей бросился на исправника, дѣлая видъ, что срываетъ на немъ шапку. Климовскій моментально бросился тоже на исправника и сталъ ругаться ужасными словами, но вскорѣ пришелъ въ себя и очень сконфузился.

Другой разъ мнѣ пришлось видѣть меряка на пароходѣ между Благовѣщенскомъ и Хабаровкой. Весь праздный людъ на пароходѣ преслѣдовалъ этого несчастнаго: куда-бы онъ ни пошелъ по палубѣ, всюду встрѣчали его неожиданнымъ хлопаньемъ въ ладоши; больного корчило, и онъ мгновенно бросался на проходящаго съ ругательствомъ, но быстро приходилъ въ себя и стыдливо прятался въ сторону, гдѣ его встрѣчали тѣмъ-же. Стоитъ при мерякѣ бросить что-нибудь объ полъ, и онъ безсознательно повторяетъ тоже; такъ этотъ мерякъ (повидимому купеческій прикащикъ) бросалъ въ воду свой картузъ, на палубу свой стаканъ съ чаемъ и тоже въ воду кошелекъ съ деньгами, который держалъ въ рукахъ. Послѣднее обстоятельство его возмутило въ особенности, какъ вызванное помощникомъ капитана парохода, крикнувшаго и бросившаго въ рѣку какую-то щепку. Видѣлъ я также въ г. Олекминскѣ на Ленѣ женщину, обыкновенно очень степенную и даже стыдливую, которую пріисковые рабочіе рабочіе заставляли продѣлывать самыя возмутительныя вещи, крикнувъ, и затѣмъ сказавъ, что она должна сдѣлать, и она исполняла.

Въ нашей научно-медицинской литературѣ мнѣ всего разъ пришлось встрѣтиться съ меряченьемъ (иначе ольгинджей) chorea imitatoria, именно въ Архивѣ судебной медицины 1868 г. № 2 и отчетѣ доктора Кашина, наблюдавшаго эту болѣзнь; болѣзнь состоитъ, по опредѣленію названнаго доктора, въ подражательности и отчасти конвульсивныхъ движеніяхъ и дѣйствіяхъ, которыя больные производятъ безъ всякаго сознанія, копируя дѣйствія и движенія другихъ. Разъ доктору Кашину пришлось быть свидѣтелемъ такого случая. Одно изъ отдѣленій роты 3-го баталіона забайкальскаго казачьяго войска, составленное изъ мѣстныхъ уроженцевъ, во время ученья повторяло командныя слова. Командиръ, конечно, разсердился, сталъ браниться, кричать, грозить и съ удивленіемъ услышалъ, что отдѣленіе повторяетъ все это за нимъ. Между Якутками болѣзнь эта принимаетъ иногда такую форму, что несчастныя исполняютъ приказанія, отъ кого-бы они не исходили и въ чемъ-бы они не состояли, чѣмъ не рѣдко пользуются негодяи изъ мѣстной молодежи.

Я потому остановился, повидимому, долго на этого рода больныхъ, что шаманами становятся болѣе нервные изъ инородцевъ, болѣе склонные къ раздраженію, приходя во время мистерій въ экстазъ, или расположенные къ нему, или вызывая его въ себѣ искусственно раздирающими душу дикими выкрикиваніями, круженіемъ на одномъ мѣстѣ и раскачиваніемъ головы въ стороны. Инородцы вѣрятъ, что шаманъ, во время мистеріи, проявляетъ случаи пророчества, будучи одержимъ самимъ дьяволомъ, духомъ темнаго, подземнаго царства. Эти-то одержимые, или по собственному призванію, или по избранію (шаманами-же) становятся шаманами. Посвященіе въ шаманы совершается публично: шаманъ возводитъ посвящаемаго на высокую гору, или выводитъ на открытое поле, одѣваетъ его въ куму, вручаетъ ему талину, увѣшанную конскимъ волосомъ; ставитъ по правую его сторону 9 юношей, а по лѣвую 9 дѣвицъ; самъ становится позади посвящаемаго, произноситъ въ слухъ шаманское заклинаніе, которое посвящаемый обязанъ повторять за нимъ.

«Обѣщаюсь быть покровителемъ несчастныхъ, отцемъ бѣдныхъ, матерью сиротъ; буду чтить демоновъ, живущихъ на вершинахъ высокихъ горъ и клянусь служить имъ тѣломъ и душой. Буду почитать, поклоняться и служить верховнѣйшему, сильнѣйшему изъ нихъ, демону надъ демонами, повелителю трехъ родовъ демоновъ, живущихъ на вершинахъ горъ, именуемому шаманами Состуганахъ Улу-Тоёнъ (грозному, гордому), его старшему сыну Уйгулъ-Тоёнъ (сумасшедшему), его женѣ Уйгулъ-Хотунъ (сумасшедшей), его меньшему сыну Кякя-Чуранъ-Тоёнъ (звонкоговорящему), женѣ его Кякя-Чуранъ-Хотунъ и ихъ многочисленной семьѣ и служителямъ, черезъ которыхъ посылаютъ на людей болѣзни, припадки, ломоту костей, судорогу въ ногахъ. Обѣщаю отъ болѣзней этихъ избавлять страждущихъ, принося въ жертву кобылу масти каря (соловой).

Буду знать, почитать, поклоняться и служить меньшему брату Улу-Тоёна Демону Xара-Сурунъ-Тоёну (черному ворону), его сыну Албанъ-Бурай-Тоёну (изворотливому удальцу), его дочери Кысъ-Сатылай (пѣшкомъ ходящей дѣвѣ), склоняющихъ людей къ убійству, самоубійству и ябедамъ. Обѣщаюсь избавлять людей отъ этихъ наклонностей, принося за нихъ жертву этимъ демонамъ коня масти хара (вороной).

Буду знать, почитать и поклоняться демону Алтанъ-Собирай-Тоену (мѣдному тазу), женѣ его Алтанъ-Собирай-Хотунъ (съ большой мѣдной лапой) ихъ дочерямъ: Тимиръ-Кутурукъ (желѣзный хвостъ) и Кеюльганъ-Дарханъ (важная, великая, подсѣкающая), насылающихъ на людей хроническую язву. Страдающихъ буду избавлять, принося за нихъ въ жертву водку (арагы) и буду пускать на волю въ честь демоновъ наряженную чайку (хонто).

Буду знать, почитать и поклоняться прародительницѣ этихъ демоновъ, извѣстныхъ подъ именемъ Кюнь-Желерюмя Саркылъ-Хотунъ (дырявая пропасть солнца), въ ней 52 дырявыхъ стола и 52 служителя. Она посылаетъ на людей страсть къ картамъ, пьянству, разбою, грабежу, худымъ дѣламъ и самоубійству. Людей, одержимыхъ этими пороками, буду исцѣлять. Я убью красно-чубарую кобылицу, иноходью ходящую, сердце и печень этой кобылицы обмотаю вокругъ шеи своей, буду шаманитъ и умилостивлю гнѣвъ ея.

Я буду знать, почитать и поклоняться демону надъ демонами 6 родовъ, живущихъ тамъ, куда отправляются души грѣшниковъ, буду поклоняться тому, который извѣстенъ шаманамъ подъ именемъ Талирдахъ-Танъ-Таралы-Тоенъ (дерущій въ пропасти), его дочерямъ Сороха-Хотунъ (вѣтряной красавицѣ) и Санъ-Хотунъ и его многочисленнымъ служителямъ, которые посылаютъ на людей и скотъ повальную смертность; для умилостивленія ихъ буду приносить въ жертву кобылу масти турагасъ-элямясь (рыже-пѣгая).

Буду знать, почитать и поклоняться демону Архахъ-Тоенъ (больному) и женѣ его Архахъ-Хотунъ, насылающихъ на людей чахотку; страждующихъ этой болѣзнью буду исцѣлять, принося въ жертву корову масти кюрьжугясь (бурую).

Буду знать, почитать и поклоняться демону Боръ-Малахай-Тоенъ (земля, безобразный) и женѣ его Боръ-Малахай-Хотунъ, насылающихъ на людей разныя болѣзни и преимущественно смертность. Если у кого не живутъ дѣти, я буду просить у этихъ демоновъ умилостивленія и принесу имъ въ жертву черную корову съ головой на половину бѣлой (хара-магасъ).

Буду знать, почитать демона Нясь-Елю (кляча, смерть), жену его Ыэрыкъ-Хотунъ (больная), насылающихъ на людей падучую болѣзнь и сибирскую язву. Страждующихъ этою болѣзнію буду избавлять, принося въ жертву налима (сыэлысаръ) и тайменя (биль).

Буду знать, почитать и поклоняться демону Кытай-Баксы-Тоенъ (не переводимо), который даруетъ Якутамъ искусныхъ кузнецовъ и могущественныхъ шамановъ. Если Кытай разгнѣвается на кузнеца, то пошлетъ на него болѣзнь, а я велю убить въ честь его корову масти кугасъ (красную), кровью ея вымажу (окроплю) всѣ кузнечные инструменты, а сердце и печень испепелю въ горнѣ. Если я самъ заболѣю отъ этого демона, то другой шаманъ принесетъ за меня умилостивительную жертву.

Буду знать, почитать и поклоняться дочери демона Тамыкъ-Хотунъ (надменная). Она посылаетъ на людей разнаго рода сумасшествіе. Одержимыхъ этою болѣзнію буду избавлять, принося въ жертву 9 горностаевъ, 9 ласокъ, 9 хорьковъ, 9 голубей, которыхъ велю поймать живыми и, нарядивъ ихъ, отпущу на волю.

Буду знать и поклоняться, буду почитать шаманку Таяктахъ-нячай (слабосильную съ тростью), мужу ея Атыръ-Хахай (орелъ) и ихъ многочисленному роду и потомству, насылающему на людей стѣсненіе въ груди; страдающихъ этой болѣзнію буду избавлять, принося въ жертву однорогую корову красной масти (агаръ-мостахъ-кугасъ).

Буду знать, почитать, поклоняться небесному шаману Кубилыръ-Оюнъ (бѣлому лебедю), сестрѣ его Кыталыктыръ-Кырбыкы (стерхъ острокрылый) и матери ихъ Соруктахъ-Содоръ (щедрой повелительницѣ), насылающихъ на людей глухоту и всякую ушную болѣзнь. Страждущихъ буду избавлять, принося за нихъ въ жертву однорогую корову красной масти (агаръ мостахъ кугасъ).

Память о первомъ шаманѣ восходитъ къ давнимъ временамъ; имя его было Анъ-Аргылъ-Оюнъ. Онъ былъ могущественъ и дѣлалъ великія чудеса: онъ воскрешалъ мертвыхъ, возвращалъ слѣпымъ зрѣніе. Слухъ о такихъ чудесахъ дошелъ до Аи-Тоена (Господа Бога). Онъ послалъ спросить шамана, именемъ какого бога онъ дѣлаетъ чудеса и вѣритъ-ли въ него? Анъ-Аргылъ-Оюнъ (важный шаманъ) три раза отвѣтилъ, что въ Бога онъ не вѣритъ, а чудеса творитъ собственною властью и силою. Разгнѣванный Аи-Тоенъ велѣлъ сжечь шамана, но такъ какъ тѣло Оюна состояло изъ массы гадовъ, то изъ пламени спаслась одна лягушка и поселилась на высочайшей горѣ. Отъ этой-то лягушки произошли могущественные демоны, которые и понынѣ снабжаютъ Якутовъ шаманами. Однимъ изъ главныхъ демоновъ почитается сынъ Анъ-Аргылъ-Оюна Кюнь Кягись-Оюнъ (солнце — ненасытный обжора); у него въ рукахъ огромный желѣзный посохъ, на который надѣвается голова посвящаемаго въ шаманы; этой головѣ съ высоты показываютъ весь міръ; самое-же тѣло посвящаемаго разрѣзаютъ на части и разбрасываютъ внизъ злымъ духамъ, которые, подобравъ эти кусочки, чрезъ то самое становятся служителями посвящаемаго. Посвящаемые въ шаманство въ припадкахъ своего изступленія, полныхъ галюцинацій, осязательно испытываютъ всѣ мученія отрѣзанія ихъ головы и разрѣзанія ихъ тѣла на мелкія части.

Не всякій шаманъ имѣетъ костюмъ, въ которомъ долженъ отправлять свои мистеріи. Шаманы обыкновенно люди очень бѣдные, не имѣющіе собственнаго хозяйства; они пробиваются изо дня въ день, прокармливаясь подаяніемъ за свои мистеріи. Костюмъ шаманскій стоитъ очень дорого, такъ какъ всѣ украшенія его должны быть выкованы изъ желѣза съ рѣзьбой по желѣзу; количество, размѣръ и форма всѣхъ украшеній костюма должны быть соблюдены съ пунктуальной точностію, установленной временемъ и обычаемъ. Выковать всѣ желѣзныя принадлежности къ костюму можетъ не всякій кузнецъ и за эту работу не охотно возьметъ даже 40 рублей. Сколько мнѣ извѣстно, шаманскихъ костюмовъ въ Якутской области осталось очень мало, можно сказать на перечетъ. Земская полиція и духовенство, провѣдавъ про шамана, отбираютъ отъ него шаманскій костюмъ и сжигаютъ его при Якутской консисторіи, но лишеніе костюма не лишаетъ его возможности продолжать отправленіе мистерій. Весь костюмъ шамана при его мистеріи состоитъ изъ кафтана, сшитаго изъ ровдуги, или кожи, бубна съ колотушкой и палки. Кафтанъ носитъ названіе куму; онъ увѣшанъ до 40 желѣзными украшеніями, изображающими: ящерицу, гагару, дырявое солнце, половину луны, демона, желѣзную цѣпь, или же ровдужный хвостъ. Эти украшенія должны напоминать шаману и шаманствующимъ, что царство духовъ, куда отправляется шаманъ во время мистерій, населено тѣми-же животными, птицами, рыбами, а дырявое солнце и половина луны, что въ мѣстѣ, гдѣ заселены духи, царитъ полумракъ. Хвостъ означаетъ, что шаманство вѣрно и крѣпко, какъ самая цѣпь и служитъ путеводителемъ въ царство духовъ. Разныя подвязки и желѣзныя-же колѣнцы, въ видѣ суставовъ, изображающія кости рукъ и реберъ, служатъ шаману щитомъ въ его странствіяхъ по царствамъ духовъ, и въ борьбѣ съ непріязненными духами. Рукава и полы куму увѣшаны длинной ровдужной бахрамой. Бубенъ называется еюгюрь. Онъ бываетъ продолговатый, деревянный и обтягивается телячьей кожей безъ шерсти. Ко внутренней его сторонѣ прикрѣпляется крестообразная поперечина, за которую и держатъ бубенъ во время мистерій. Эта рукоятка называется быэрыкъ. Внутренняя сторона бубна увѣшана желѣзными побрякушками, не имѣющими символическаго значенія и опредѣленнаго рисунка. Колотушка въ бубенъ называется былаяхъ — костяная или деревянная палка, вершковъ пяти, обшитая кожей, шерстью наружу. Бубенъ служитъ символическимъ изображеніемъ животнаго, на которомъ шаманъ спускается въ преисподнюю, въ царство духовъ; а палочка — погонялкой, бряцаньемъ его и стукомъ въ него онъ увѣдомляетъ, что находится въ пути. Палку (какая попадется въ руки) шаманъ употребляетъ, лишь когда нѣтъ у него бубна и, на нее опираясь, онъ даетъ понять, что странствуетъ. Гиканьемъ и дикими возгласами онъ также замѣняетъ бряцанье бубна, когда его нѣтъ. Приготовленіе куму и бубна сопровождается мистеріями шамана.

Перейду къ болѣе подробному перечню украшеній шаманскаго костюма: на передней части куму, отъ шеи къ низу по борту пришиваются три изображенія стерха (кыталы) — эмблема полета шамана. Когасъ—гагара — эмблема того-же полета.

На мѣстѣ сердца три фигуры чорта (эмягять, абасы) — эмблема вѣчнаго присутствія демона въ сердцѣ, два изображенія желѣзнаго сердца дьявола — сюряхъ-тимиря.

На мѣстѣ ключевыхъ костей двѣ желѣзныя полоски, изображающія эти кости (хамарганъ-тимиря).

Тяргянь-беря — изображеніе почекъ дьявола.

Ойгосъ-бельгюня — двѣ боковыя подвздошныя кости.

Ойгосъ-умохтаръ — четыре ребра дьявола съ каждой стороны.

Восьмиугольная фигура съ 7 дырочками, пришитая у горла. Объ ней шаманы отказываются дать какое либо объясненіе, говоря, что ни одинъ человѣкъ не рѣшится назвать и объяснить ея значеніе.

На рукавахъ: двѣ плечевыя кости — бюльгюль-тимиря.

Двѣ локтевыя кости — акымалъ-хаппага.

Запястья рукъ — двѣ кости — бегальчахъ-сюсіега.

Кости ладони — двѣ — акымалъ-улюга.

Двѣ кости, изображающія крылья птицъ — табыталъ-тимиря.

Бахрама на рукахъ означаетъ крылья коршуна — эліе.

На спинѣ: кольтягяй хобота, круглыя погремушки, абасѣ семяга — дьявольскія украшенія, необходимыя для снисхожденія въ преисподнюю.

Абасы балыга — дьявольская рыба.

Кеддей-кэхана — дьявольскія украшенія.

Кюляръ-кюсянатъ — веселое, радостное солнце; на немъ двѣ желѣзки; балыкъ-кыгана, кандей-сысана означаютъ хвостъ солнца — кюгянъ кутурука.

Ойбонъ тимиря — желѣзная прорубь, куда скрывается гагара послѣ того, какъ поглотитъ шамана. При этой желѣзкѣ внизу привязана эмяга, изъ которой пьетъ гагара.

Хатахъ тимиря — огниво дьявола.

Батырысъ — бахрама на подолѣ.

Двѣ желѣзки на подобіе рогъ сохатаго — значеніе неизвѣстно.

Какъ я упомянулъ выше, когда шаманствующій не въ состояніи самъ помочь своей бѣдѣ, онъ зоветъ шамана, надѣясь черезъ его посредство получить отъ демоновъ ожидаемое облегченіе. За сотни верстъ ѣздятъ за шаманомъ и вѣсть объ ожидаемомъ пріѣздѣ шамана быстро разносится по окрестности; любопытные и жаждующіе избавленія отъ своихъ несчастій массами стекаются туда посмотрѣть на шамана, спросить о своемъ будущемъ, и шаманъ никогда не отказывается отъ отвѣтовъ, утверждая, что при мистеріяхъ они въ особенности проявляютъ даръ пророчества.

Шамана встрѣчаютъ съ почетомъ усаживаютъ въ почетный уголъ, угощаютъ водкой и лучшимъ съѣстнымъ и излагаютъ передъ нимъ свою просьбу. Шаманъ не стѣсняется требовать убоя быка или лошади, смотря по значенію просьбы и того духа, къ которому придется обращаться въ мистеріи. Якуты безпрекословно исполняютъ его требованіе, и мясомъ угощаются вмѣстѣ съ шаманомъ всѣ присутствующіе. Извѣстная часть убитаго животнаго идетъ, по ученію шамановъ, на жертвоприношеніе. Наѣвшись и выпивши, шаманъ надѣваетъ куму, если у него она есть, подходитъ къ камину съ передней его стороны, бросаетъ въ огонь масло, которое бросаетъ духамъ, горстями ловитъ пары отъ масла, подноситъ ко рту, показывая видъ, что глотаетъ ихъ, пріобщаясь, такъ сказать, духа, къ которому намѣренъ обратиться съ ходатайствомъ. Беретъ бубенъ, садится передъ каминомъ-же на подостланную лучшую шкуру оленью, бычью, отороченную по краямъ бахрамой изъ конскаго волоса, цвѣтныхъ тряпочекъ, или окрашенныхъ ольховой корой хвостиками мелкихъ звѣрей. Шкурка кладется головой къ камину, бьетъ по бубну долго и громко, привлекая на себя вниманіе духовъ протяжнымъ крикомъ «аы», зѣваетъ дьявольскою зѣвотой, три раза вскрикиваетъ голосомъ гагары «чекъ, чекъ, чекъ», три раза кричитъ, какъ стерхъ, три раза кукуетъ и три раза кричитъ ворономъ. Потомъ взываетъ къ косому (инистягасъ), кривому (кельтягяй) хромому (доголонъ): дьяволу (югюкъ эмягять), проклинаетъ себя, увѣряя сатану въ своей къ нему преданности, обѣщая быть вѣрнымъ его слугой и умоляетъ взойти въ него. Потомъ встаетъ, полагая, что онъ сообщился съ дьяволомъ, что дьяволъ вошелъ въ него и онъ сталъ обладателемъ его власти, силы и могущества, взываетъ бѣлой птицей юрюнь-асъ): пусть будетъ это моимъ мѣстомъ, пусть поростетъ оно зеленой травой; къ твоему тѣлу и крови пріобщился я, дьяволъ! Корень всѣхъ золъ и несчастій (ытыкъ елю терде), продолжаетъ онъ, ты, осминогій уродъ алджарай), я соединился съ тобой, а ты помоги исполненію желанія, а пришелъ отъ Сюрьдяхъ-кяптяхь Сюгя-Тоентонъ — страшнаго бога топора и Кини-Сюрьгю-Ютянянь сюрьгюя, чтобы спасти его спасительнымъ орудіемъ, а потому шаманки съ огненными бичами, живущія въ преисподней, не выходите вверхъ состязаться со мной и проклинать меня; я сѣлъ на пупъ земли, чтобъ защитить страждающихъ; я знаю, у меня много недостатковъ, но вы почтите, какъ-бы ихъ не было у меня и попятьтесь назадъ. Три черныя тѣни твои, дьяволъ, сообщились со мной, поэтому, прошу тебя, помоги мнѣ. Такую-то скотину дамъ я тебѣ, ты помоги бѣдѣ моей! Шаманъ своимъ завывающимъ голосомъ поетъ, что сатана пришелъ къ нему, что онъ уговорилъ сатану передать свою просьбу объ исцѣленіи больнаго его предкамъ въ аду, или главному сатанѣ. Приходъ дьявола и обратное путешествіе его въ адъ шаманъ передаетъ въ пѣснѣ, которая всегда означаетъ разговоръ; онъ поетъ и за себя и за духовъ, которыхъ вызываетъ и путешествія ихъ представляетъ жестами, переступая на мѣстѣ, защищая глаза ладонью, какъ будто высматривая мѣстность, сопровождая ударами въ бубенъ. Часто, если ожидается исцѣленіе больного, сатана не сразу соглашается исполнить просьбу шамана, или требуетъ, чтобы шаманъ самъ заискалъ покровительства главныхъ духовъ, и тогда шаманъ пѣсней и бубномъ даетъ понять, что онъ, очень трудно ступая, отправляется по крутой горѣ, на небо, съ непосредственнымъ ходатайствомъ о помощи. Также бываетъ, что шаманъ, не вызывая духовъ изъ преисподней, спускается въ адъ къ своимъ предкамъ и сатанѣ и передъ ними въ унылой протяжной пѣснѣ заявляетъ свои желанія и упованія, которыя выражаются такъ: «я пришелъ защитить, имѣя въ рукѣ бичемъ небесную молнію, возвратите мнѣ душу чада моего, берите взамѣнъ ея другую жертву и обращаясь къ старшей старухѣ (хоттутторга), говоритъ: если болѣзнь причинила ты, то дай знакъ. Послѣ чего шаманъ, возвращаясь изъ преисподней (ойбонъ тимиря) на крыльяхъ гагары (когасъ) поднимается на небо, гдѣ, ублажая верховныхъ духовъ (ердяргя), говоритъ: солнце-мать согласилась на выздоровленіе больного, и вы согласитесь, за что получите подарки, и, яко-бы получивъ разрѣшеніе пользовать больного и узнавъ вѣрное средство для его спасенія, возвращается. Чѣмъ болѣе благопріятны вѣсти при возвращеніи изъ преисподней или съ неба, тѣмъ воодушевленнѣе присутствующіе поощряютъ его и довольные просятъ поспѣшить шамана исцѣленіемъ больного. Шаманъ, однако, не торопится исполненіемъ просьбы и, поломавшись достаточно, уступаетъ упрашиваніямъ. Исцѣленіе бываетъ различно, смотря по обстоятельствамъ, или шаманъ подходитъ къ больному, осматриваетъ больного и, плюнувъ себѣ на ладонь, натираетъ больное мѣсто и затѣмъ увѣряетъ домашнихъ, что если жертвоприношеніе будетъ угодно духамъ, то больной поправится непремѣнно, но если духи не удовлетворятся жертвой, то не въ его силѣ измѣнить ихъ рѣшеніе.

Въ другомъ случаѣ, шаманъ подходитъ къ постели больного, три раза кричитъ надъ его головой «тебѣ какую скотину надо, только скажи мнѣ, лишь оставь больного?» Духъ, сидящій въ больномъ, черезъ шамана отвѣчаетъ; «если ты мнѣ дашь саджагай (корову съ бѣлой спиной), или булуръ (буланую лошадь), то я оставлю больного». Требуемую скотину даютъ. Для чего берутъ 10 цѣлыхъ маленькихъ лиственницъ (уонъ-кербяна) и одну березу; ставятъ одну лиственницу и березу рядомъ около юрты; на первой дѣлаютъ девять зарубокъ, остальные 9 деревьевъ ставятъ полукругомъ около первыхъ двухъ, на южной сторонѣ, и обвязываютъ веревкой, украшенной цвѣтными лоскутками и конскимъ волосомъ. Къ дереву съ зарубками (салама) привязываютъ жертвуемое животное, при чемъ шаманъ, возносясь на небо, обращается въ Аи-Тоёну съ просьбой о помилованіи, говоря, что люди соболѣзнуютъ больному, старухи (хотутторъ) возвратили его душу (кутъ), такъ возьми вмѣсто души это животное. Крикнувъ три раза и три раза плюнувъ на животное (больной тоже плюетъ), отпускаютъ его въ стадо. Шаманъ продолжаетъ: «вотъ стоитъ она, возьми ее, держи, но спаси!» «я взялъ, отвѣчаетъ дьяволъ черезъ шамана, и черезъ 7, 8, 9 дней больной поправится». Шаманъ поетъ, что дьяволъ вмѣстѣ съ гагарой проваливаются въ преисподнюю (ойбонъ-тимиря) гдѣ отдастъ принесенную скотину на убой, а для образности беретъ дощечку (которая должна изображать собой столъ), дѣлаетъ въ ней круглое отверстіе, на дощечку кладетъ кусочекъ мяса и бросаетъ въ огонь. Затѣмъ три раза зажигаетъ гриву отъ чернаго коня вдыхаетъ въ себя этотъ чадъ проситъ кого-либо изъ окружающихъ высѣчь надъ его головой огня и дать ему напиться смѣси воды съ кислымъ молокомъ (умданъ), воды того міра. Затѣмъ, беретъ три вѣтки и ими стуча въ бубенъ, выгоняетъ остатки дьявола: «сверху упавшіе — вверхъ подите; снизу пришедшіе — внизъ ступайте, вы, дьяволы!» Затѣмъ, обезсиленный завываніемъ, метаньемъ изъ стороны въ стороны, закружившись, потный садится на землю, иногда отъ утомленія не въ состояніи снять съ себя своей куму.

Животное, такимъ образомъ принесенное въ жертву богамъ, не употребляютъ въ работу, а въ случаѣ смерти замѣняютъ другимъ, такой-же масти, иначе къ больному можетъ возвратиться таже болѣзнь. Бываетъ и такъ, что въ жертву старухамъ (хоттутторга) убиваютъ животнаго. Языкъ, сердце и печень, сваривъ, ставятъ на особенный для этого случая сдѣланный столъ объ одной ножкѣ; столешница его имѣетъ по срединѣ круглое отверстіе. — Остальное мясо съѣдаютъ Якуты, послѣ чего кости и другіе остатки сжигаются, чѣмъ и выполняется жертвоприношеніе.

Трудно поручиться за душевное состояніе инородцевъ, которое они испытываютъ во время мистерій; я не могъ прочесть опредѣленнаго выраженія на ихъ лицахъ, вообще, подвижныхъ, но про себя скажу, что я отъ души желалъ, чтобъ поскорѣе кончилъ шаманъ свою мистерію. Окружающая обстановка: маленькая юрта съ пылающимъ каминомъ, передъ огнемъ мечущійся фанатикъ, котораго едва могутъ удержать двое выбранныхъ молодцевъ, чтобы онъ въ пылу своего экстаза но бросился въ огонь, или по меньшей мѣрѣ не разбилъ себѣ голову; эти дикія завыванія, выкрикиванья не могутъ оставлять человѣка даже съ здоровыми нервами въ полномъ спокойствіи. Шаманъ до того входитъ въ свою роль, что совершенно забываетъ себя, онъ видимо увѣренъ въ своемъ общеніи съ мощными, злыми духами, которыхъ нельзя не страшиться, противъ злой, капризной, иногда неумолимой воли которыхъ приходится дѣйствовать только жертвой собственной личностью, которую онъ отдаетъ всецѣло въ ихъ распоряженіе. Во всякомъ случаѣ, если не допускать вѣру въ шаманство со стороны инородцевъ, хотя и принявшихъ крещеніе, то во всякомъ случаѣ нужно признать въ нихъ боязнь, страхъ къ нему почти всѣхъ безъ исключенія; люди, которымъ я не могу отказать въ полномъ довѣріи, утверждали, что они знали одного священника, который ударилъ шамана, а послѣдній отмстилъ ему тѣмъ, что священникъ сошелъ съ ума.

Шаманъ не отказывается отъ исповѣди и Св. Причастія, онъ кается искренно въ своемъ общеніи съ дьяволомъ, но не въ силахъ потомъ отказаться отъ совершенія мистерій. Во всякомъ случаѣ не корысть и не какой-либо иной разсчетъ мѣшаетъ ему разъ на всегда покончить съ тѣмъ дѣломъ, въ которомъ онъ раскаивается; мнѣ не приходилось слышать о зажиточности шамановъ, напротивъ, шаманъ весьма часто получаетъ за свой заговоръ больного глаза по 5 к., а что значутъ эти деньги къ сѣверу отъ Якутска, когда лично отъ меня Якуты отказывались брать по двугривенному за рябчика, объясняя, что имъ некуда дѣвать монету, что, если-бы она была съ ушкомъ, то онъ пришилъ бы ее какъ пуговицу, а безъ ушка онъ проситъ мои двугривенные взять обратно. Меньшая денежная единица — рубль! Страшное нервное потрясеніе, которое испытываетъ шаманъ послѣ мистеріи, обезсиливаетъ его по крайней мѣрѣ на цѣлый день. По поводу шаманства мнѣ приходилось говорить съ инородцами на устьяхъ Лены и по Янѣ, — шаманы сами признавались, что семьи шамановъ, по общимъ замѣчаніямъ, никогда не бываютъ счастливы: болѣзни и несчастія преслѣдуютъ ихъ и ихъ семьи, но что ужъ судьба ихъ такова, и отъ нея-то не уйти при ихъ безотрадномъ безъисходномъ положеніи.

Кромѣ шамановъ, есть еще и шаманки (удаганъ), тоже служительницы духовъ преисподней, но онѣ, какъ-бы славны не были, не пользуются авторитетомъ, равнымъ своимъ соперникамъ-мущинамъ, къ нимъ обращаются лишь за неимѣніемъ по близости шамановъ, или когда нужно отыскать вора и покраденное. Числомъ шаманокъ болѣе, нежели шамановъ. По мнѣнію инородцевъ, шаманки лечатъ удачнѣе душевно-больныхъ и только въ этихъ случаяхъ онѣ предпочтительнѣе передъ шаманами. Когда шаманъ или шаманка умретъ, тѣло ихъ, одѣтое въ куму, кладутъ въ деревянную колоду; въ головахъ кладутъ деревянное изображеніе сокола, въ ногахъ — кукушку, а по бокамъ по идолу — въ знакъ того, что душу шамана духи уносятъ въ свое царство. Тѣло шамана не предаютъ землѣ, а ставятъ на высокихъ столбахъ въ открытомъ мѣстѣ, или помѣщаютъ на дерево. Такая гробница называется хорчахъ. Въ сѣверной части Верхоянскаго округа мнѣ самому пришлось видѣть такую гробницу и сохранить изъ нея желѣзныя украшенія отъ перегнившаго куму. Вообще умершаго одѣваютъ въ лучшее его платье, иногда въ нѣсколько его шубъ, въ шапку; въ руки даютъ трубку и кисетъ съ табакомъ; въ ноги ставятъ деревянную чашку съ пищей. Въ нѣкоторыхъ могилахъ я видѣлъ желѣзные инструменты, употреблявшіеся покойнымъ для выдѣлки ровдуги (замши) изъ оленьихъ шкуръ, луки со стрѣлами, мѣдвѣжьи рогатины. По словамъ г. Припузова, обычай этотъ впрочемъ, нынѣ выводится, и шамановъ хоронятъ по христіанскому обычаю.

Обращаясь къ якутской миѳологіи, повторимъ опять, что имѣющіяся у насъ о ней свѣдѣнія крайне скудны, какъ въ виду разрушающагося характера этого вѣроученія, о чемъ было сказано во вступленіи къ настоящей статьѣ, такъ и въ виду малаго знакомства по этому предмету самихъ адептовъ этой религіи, сообщавшихъ намъ о ней свѣдѣнія, а, слѣдовательно, и въ виду скудости могшихъ быть собранными нами по означенному вопросу матеріаловъ.

Якутскія божества живутъ или на вершинахъ горъ, на небѣ — Еся абасыларъ (горнiе духи) и у подошвы земли въ преисподней — Алларя абасыларъ (низовые демоны) и дѣлятся на добрыхъ духовъ, имѣющихъ общее названіе Аи, тангара (Богъ) и злыхъ или демоновъ. Къ числу первыхъ принадлежатъ:

Ютъ-тасъ олбохтахъ Юрюнь-аи-тоёнъ, онъ-же Айбытъ-Ага (создавшій отецъ, бѣлый богъ на молочно-каменномъ престолѣ) живетъ на небѣ, онъ господствуетъ надъ всѣми отдѣльными богами, дѣлаетъ только исключительно доброе всему живущему во вселенной. Онъ создатель міра, почему къ нему на ысэхахъ (весеннихъ религіозныхъ торжествахъ) обращаются съ поднятымъ къ нему чарономъ (точеный изъ дерева кубокъ) и просятъ его благословенія на весь людъ и скотъ его; поднимая къ небу чаронъ, чтущіе Юрюня увѣрены, что онъ отпиваетъ кумысъ, почему оставшееся въ чаронѣ дѣлится между Якутами, какъ цѣлительный напитокъ, освященный устами Юрюна. Шаманъ увѣряетъ, что Ють-тасъ олбохтахъ-аи-тоёнъ, при поднесеніи ему чарона, является на небѣ, сидящимъ на молочномъ престолѣ и благословляетъ Якутовъ и ихъ стада. Выше Юрюня нѣтъ бога, по ученію шамановъ.

Аисытъ (подательница благъ) — богиня эта живетъ на небѣ, она благодѣтельствуетъ людямъ, посылая имъ дѣтей, облегчая роды женщинъ; вообще проявляетъ много добра, въ особенности для женщинъ, не покидаетъ въ періодъ послѣ родовъ. Ей приносятъ жертвы послѣ благополучныхъ родовъ; объ обрядѣ этомъ я буду говорить особо. Аисытъ нѣкоторые называютъ иначе, именно: Кюбяй-хотунъ. Этимъ добрымъ божествамъ не приносятъ кровавой жертвы, а только отъ своей пищи.

Второстепенные добрые боги (орольжуттаръ) — Анъ-дойду итчитя Анъ-дарханъ-хотунъ (богиня, покровительствующая землѣ), живетъ на лучшихъ деревьяхъ, ниспосылаетъ злакъ и тукъ растеніямъ; она, по увѣренію шамановъ, иногда является людямъ, которые во всю жизнь послѣ того не встрѣчаютъ нужды и вполнѣ благоденствуютъ. Жертвы ей приносятся различныя, по указанію шамановъ.

Сюгя-тоёнъ, хара-беги-тоёнъ — (богъ скота); онъ посылаетъ людямъ дѣтей, также телятъ: по увѣреніямъ шамановъ, онъ даетъ белеляхъ-кулуну и мяньяхъ-огону, т. е. жеребенка съ лысиной и ребенка съ родинкой (лысина и родинка — признакъ счастья). Размѣръ и свойство жертвы опредѣляется шаманомъ.

Уордахъ-джюсюгяй-Аи — богъ сердитый, наказывающій людей за преступленія. Умилостивительная ему жертва — лошадь или быкъ.

Учитель Припузовъ сообщаетъ, что этотъ богъ даруетъ людямъ отважныхъ мужчинъ, ретивыхъ лошадей и тяглыхъ быковъ.

Тотъ-же Припузовъ упоминаетъ про Хотай-Аи, который даруетъ людямъ физически слабый приплодъ, но за то въ большомъ количествѣ, среди коего преобладаетъ женскій полъ.

Эехсить — богиня, неотступно сопутствующая человѣку и помогающая ему въ добромъ его намѣреніи, пользуется большой любовью и уваженіемъ Якутовъ, охотно приносящихъ ей жертвы. По увѣренію шамановъ, если Эехсить оскорбится на человѣка и отступится отъ него, то послѣдній остается внѣ всякой защиты отъ искушеній злыхъ духовъ — это якутскій ангелъ-хранитель; кто спасается отъ какой-либо опасности, говорятъ — при немъ была Эехсить. Ей приносятъ кобылицу.

Бай-Баянай — богъ звѣроловъ; онъ сопровождаетъ промышленника повсюду и невидимо помогаетъ въ ихъ промыслахъ. Якутъ, отправляющійся въ дальнюю дорогу за добычею звѣриныхъ шкурокъ, вырѣзаетъ изъ дерева идола, обмазываетъ его кровью животнаго, которое убиваетъ въ его честь. Мясомъ убитой скотины угощаютъ шамана и гостей, а статую Бай-баяная ставятъ въ передній уголъ на почетный оронъ (почетная нара въ лѣвомъ переднемъ углу). Иногда Бай-баянай остается въ своемъ углу многія лѣта.

Укуланъ — богъ рыбаковъ, живя въ водѣ, способствуетъ успѣшному лову рыбы; въ жертву ему приносятъ 2-хъ лѣтнюю телку.

Изъ боговъ и другихъ добродѣтельныхъ существъ можно назвать еще:

Кись-тангара — богъ соболь. Изображеніе его представляетъ видъ человѣка, одѣтаго въ соболью шкуру. Это изображеніе хранятъ въ ровдужномъ мѣшкѣ, расшитомъ разноцвѣтнымъ бисеромъ. Въ важныхъ случаяхъ къ нему обращаются за заступничествомъ, причемъ бросаютъ въ огонь масло; а также Анъ-дарханъ-тоёнъ или Алъ-отъ-иччитя — демонъ огня; какъ жертвоприношеніе — ему бросаютъ въ огонь часть пищи, которую ѣдятъ.

Анъ-дарханъ — маститый старецъ, онъ посредникъ между людьми и злыми духами. Никакая жертва не совершается безъ жертвы богу огня. Онъ дверь, черезъ которую можно войти съ жертвою къ другому духу.

Богъ огня — самое благодѣтельное существо въ жизни человѣка, во всѣхъ обстоятельствахъ его жизни; онъ оказываетъ самое близкое и живое участіе, потому-то ему первому и при всякомъ случаѣ бросаютъ въ огонь часть пищи, которую хотятъ ѣсть. Это маститый, почтенный старецъ и его величаютъ: Быряхя-бытыка-кырылъ-тюсюмятъ, т. е. сѣдая борода, слѣдящая особа.

Демоны, или злые духи, суть:

Жохсогонъ-оюнъ-кинясь — сатана князь бѣсовъ: причиняетъ людямъ зло, болѣзни, падежъ скота, безсѣнницу; для умилостивленія приносятъ въ жертву жеребца каурой (суръ-жагылъ) масти.

Болотуръ-хотуна, Дохсунъ-дуянъ и Бахсы-тоёна-альляхай — демоны, первый мужчина, второй женщина; какъ увѣряютъ шаманы, оба они были люди, но за грѣхи обращены въ злыхъ духовъ—демоновъ; они лишаютъ людей разсудка; въ жертву имъ приносятъ кобылу чубарой (чугуръ) масти. Джахтанъ-бырадай или Юрюнь-огустахъ былъ когда-то шаманомъ и имѣлъ бѣлаго быка, котораго у него украли, отчего онъ обозлился, и его за наказаніе послѣ смерти сдѣлали демономъ. Онъ причиняетъ болѣзнь, въ особенности дѣтямъ въ груди, которая оканчивается смертію, если ему не принесутъ въ жертву бѣлую 3-хъ лѣтнюю телку.

Сордахъ-Чонахъ, при жизни была шаманкой, она виновница разныхъ эпидемій. Шаманы передаютъ, что она видомъ отвратительна, объ одной рукѣ, объ одной ногѣ и единственный ея глазъ у нея во лбу. Въ жертву ей приносятъ корову красно-пеструю (кехь-эбирень).

Мангыны-кысы-тынгырахтахъ-кяджяй, бывшая шаманка, причиняетъ людямъ сумасшествіе и другія болѣзни. Въ жертву ей приносятъ корову съ прозрачными рогами и копытами, съ лысиной на лбу, съ пестрымъ хвостомъ, шерстью красноватой (дженкирь-мостахъ-туяхтахъ, торатосахталахъ, ала-кутуруктахъ-кугасъ). Въ честь ея дѣлаютъ идола, украшая его горностаевой шкуркой; въ этого-то идола, по понятіямъ шамановъ, и можетъ быть безвыходно заключена эта фурія. Идолъ этотъ получаетъ названіе кысъ-тангара — дѣвица богиня; ставятъ его въ уголъ средней балки, отъ камина на лѣво, т. е. на сѣверъ, и оставляется изъ рода въ родъ и на столько почитаемъ, что малѣйшее прикосновеніе къ нему можетъ вызвать гнѣвъ этой фуріи.

Бухаръ-додаръ — демонъ смерти, онъ ѣздитъ на быкѣ Боръ-кюрюнь, т. е. на барсѣ земляннаго цвѣта; живетъ въ аду (эдянь-тюгяря), гдѣ совмѣстно проживаютъ восемь главныхъ демоновъ, кромѣ другихъ, менѣе значительныхъ.

Сыры-кыса — происхожденіемъ шамана, она искушаетъ людей на разныя преступленія, жалобы и тяжбы. Ей жертвы не приносятъ, и шаманъ безъ всякаго труда прогоняетъ ее.

Сюллюкютеръ — обитатели водъ; они живутъ подобно людямъ, разводя стада. Въ водѣ много мха, который, будучи вынесенъ на сушу, превращается въ деньги, но послѣ трехъ дней снова превращается въ мохъ.

Седека — маленькая, уродливая дѣвочка, съ огромнымъ животомъ, живетъ въ хотонѣ (хлѣвѣ) и портитъ скотъ.

Кромѣ упомянутыхъ демоновъ и фурій, Якуты вѣрятъ еще въ менѣе значительныхъ, какъ напримѣръ: торбосъ-абысыта (демонъ телятъ), кялямя (демонъ сластолюбія), котораго довольно оригинально изображаетъ шаманъ; онъ описываетъ этого демона крайне не привлекательнымъ и вдобавокъ заикой. Когда шаманъ является въ образѣ кялямя, Якуты не могутъ удержаться отъ смѣху, шутятъ съ нимъ и разспрашиваютъ, откуда онъ пріѣхалъ, на что шаманъ отъ лица этого демона отвѣчаетъ, что пріѣхалъ онъ издалека, на разстояніи одной кривой сосны, переночевавъ въ дорогѣ 9 дней; нѣтъ-ли здѣсь хорошихъ дѣвокъ, спрашиваетъ демонъ далѣе, и при удовлетворительномъ отвѣтѣ, охорашивается, кривляется, что очень забавляетъ Якутовъ. Кялямя шаманъ представляетъ больше для шутки.

Шаманы учатъ, что всею вселенною управляетъ Ють-тасъ, или, какъ его еще называютъ, Айбытъ-ага (создавшій отецъ), Аи-тоёнъ (господь). Незримый и непостижимый, живетъ онъ на седьмомъ небѣ и сносится съ землей чрезъ посредство боговъ, живущихъ на низшихъ небесахъ. Всѣхъ небесъ семь. Въ преисподней тоже есть свой глава — князь тьмы. Добрые духи (Аи, боги), а равно демоны (абасы), души умершихъ, которыя за добродѣтели или за грѣхи превращены въ геніевъ или демоновъ, по мѣрѣ ихъ добродѣтели и пороковъ, и занимаютъ разныя мѣста и должности, какъ въ той, такъ и другой іерархіи, подчиняясь безпрекословно волѣ того, кому служить обязаны.

По ученію шамановъ, есть такимъ образомъ три міра: міръ небесъ (халланъ-юрьдя), средній — земля (орто-дойду) преисподній — или адъ(едянь-тюгяря). Первый — царство свѣта; низшій — царство тьмы, а земля до времени отдана Творцемъ — (Ють-тасъ-олбохтахъ Юрюнь-Аи-Тоёномъ) на волю дьявола—соблазнителя, и души людей, по смерти ихъ, смотря по заслугамъ, будутъ отсылаться въ то или другое царство. Когда-же кончится земной міръ, то души обоихъ царствъ будутъ вести войну, и побѣда должна остаться за добрыми душами, души-же грѣшниковъ будутъ преданы вѣчному мученію ада.

Создатель, предоставивъ временный земной міръ на искушеніе дьявола, въ то-же время послалъ на землю Эехсыть, ангела хранителя и души праведныхъ, которые обязаны защищать людей отъ нападеній дьявола; дьявола сила ограничена на столько, что онъ не имѣетъ напр. права лишать человѣка жизни. Дьяволъ есть только мечъ божій, орудіе, черезъ которое наказываются грѣшные люди, и дьяволъ не можетъ помиловать кого-либо, освободить отъ наказанія, но черезъ демона шаманъ можетъ обратиться съ ходатайствомъ къ создателю.

Шаманъ есть слуга дьявола и самъ будущій дьяволъ, но покуда душа его не разлучена съ тѣломъ, онъ пользуется дьявольскими дарами: ясновидѣнія, духовѣдѣнія, исцѣленія, злотворенія и проч., а какъ живущій на землѣ, между небомъ и преисподней, пользуется удобствомъ сношенія съ обоими; онъ, по мѣрѣ надобности, нисходитъ въ преисподнюю самъ, или вызываетъ оттуда нужныхъ демоновъ; если-же демонъ самъ чего сдѣлать не можетъ, то посылаетъ шамана въ горній міръ просить разрѣшенія Творца, и шаманъ, какъ видѣли, восходитъ на небо. Когда-же шаманъ захочетъ сдѣлать зло, то вызываетъ изъ ада того духа, который необходимъ для него, и вызванный духъ исполняетъ желаніе шамана. Злой духъ не охотно уступаетъ просьбамъ шамана — оказать кому-нибудь доброе дѣло и, лишь получивъ какое-либо жертвоприношеніе, разрѣшаетъ шаману подняться на небо за непосредственнымъ ходатайствомъ передъ Творцемъ.

Болѣе славные шаманы ведутъ свою родословную изъ глубокой древности, и нерѣдко цѣлое поколѣніе служитъ аду, и послѣдній потомокъ, при испрашиваніи помощи по своей профессіи, прежде всего обращается къ своимъ предкамъ шаманамъ, чтобы они, болѣе заслуженные, способствовали скорѣйшему исполненію его просьбы.

Какъ видно изъ предъидущаго, душа (кутъ, тынъ) человѣка способна превратиться въ добраго духа или демона, смотря по дѣламъ при жизни человѣка; такъ еще и при жизни человѣка душа не рѣдко разстается съ нимъ, напр. во время сна. Человѣкъ заболѣваетъ отъ того, что душу его поймалъ дьяволъ, и если онъ продержитъ ее долѣе возможнаго, то человѣкъ долженъ умереть; по просьбѣ больного или его окружающихъ, шаманъ можетъ возвратить больному его душу; если-же душа не возвратится и человѣкъ умретъ, значитъ гнѣвъ демона не могъ быть умилостивленъ, по причинамъ отъ шамана не зависящимъ. Бываетъ и такъ, что душа, отлучившись отъ тѣла на время, заблудившись, долго не возвращается на свое мѣсто, а возвратившись черезъ долгій промежутокъ находитъ свою оболочку уже не годною къ воспріятію ея, тѣло разложилось и душа съ грустью отлетаетъ, поселяясь въ тѣло близкаго родного бывшаго своего храма; много подобныхъ случаевъ переселенія разсказываютъ шаманы своимъ вѣрующимъ.

Шаманы утверждаютъ, что послѣ смерти человѣка, въ немъ еще остаются на время слѣды его души, вѣрнѣе, душа продолжаетъ еще витать около своего прежняго обиталища, потому-то до погребенія, вообще во время присутствія души около тѣла, трупъ продолжаетъ слышать и видѣть все происходящее вокругъ него, и Якуты стараются быть осторожными при мертвецахъ. Со смертью человѣка, душу его беретъ дьяволъ и водитъ по мѣстамъ, гдѣ при жизни своей бывалъ покойный и наказываетъ ее тамъ, гдѣ человѣкъ грѣшилъ. Такое мытарство продолжается одну ночь и только не водитъ дьяволъ душу покойнаго, гдѣ стоитъ крестъ (въ позднѣйшее время), почему Якуты, чтобъ избавить своего сородича отъ лишнихъ наказаній, ставятъ вокругъ юрты деревянные кресты. Якуты обыкновенно хоронятъ въ день смерти и чтобы не привести за собой демона смерти, возвращаясь съ погребенія, разжигаютъ по дорогѣ домой костры, которые перепрыгиваютъ, увѣренные, что демонъ смерти, боясь огня, не послѣдуетъ за ними, и они тѣмъ самымъ освобождаются отъ преслѣдованій ненавистнаго имъ духа смерти. Надъ этимъ-же огнемъ вытряхиваютъ платье покойника, чтобы вытрясти изъ него демона, если-бы онъ вздумалъ туда забраться. Хоронить стараются на курганахъ, чтобъ приблизить покойника къ небу; курганы обыкновенно песчаны и сухи, въ нихъ легче рыть могилу, чѣмъ въ солонцеватыхъ низменностяхъ.

Какъ сказано было раньше, Якуты около двухсотъ лѣтъ тому назадъ поклонялись явленіямъ природы, почему интересно ознакомиться съ воззрѣніями обитателей Якутской области на эти явленіи, какъ съ остатками у нихъ космогонической миѳологіи.

Громъ (этингъ) и молнію (чагылганъ) производятъ два небесныя божества! Жам(н)ъ-бурай (удалой ревунъ) и Сюгя-тоенъ (топоръ господинъ). Припузовъ говоритъ, что они посылаютъ свои удары, чтобы преслѣдовать злыхъ духовъ; я же слышалъ, что, кромѣ того, цѣль ихъ паденія очистить землю отъ разныхъ болѣзней, иногда-же громъ и молнія вызываются шаманомъ, который, обиженный кѣмъ либо, проситъ боговъ поразить молніей его обидчика, или то, что ему дорого.

Затѣмъ, соглашаясь вполнѣ съ изложеннымъ у г. Припузова, повторяю за нимъ остальное: къ оживленію человѣка, пораженнаго молніей, не употребляютъ никакихъ средствъ. Животныхъ, убитыхъ молніей, ѣдятъ. Когда сильно загремитъ громъ, Якутъ достаетъ осколокъ дерева, разбитаго молніей, который имѣется почти въ каждой юртѣ и имъ окуриваетъ юрту кругомъ, произнося: Жам(н)ъ-Бурай-жасыпда, сюгя-тоенъ-сюльгяйдя, арчы, арчы, т. е. удалой ревунъ ревнулъ, топоръ—господинъ зашевелился, прочь, прочь! Съ окуриваніемъ нечистый духъ, скрывавшійся въ юртѣ отъ преслѣдованія неба, выгоняется и люди избавляются отъ болѣзней, которыя съ собой приносятъ эти злые духи.

Осколокъ бросается въ поле, далеко отъ юрты, чѣмъ устраняется ударъ молніи. Якуты находятъ въ полѣ послѣ грозы круглые камни или продолговатые, какъ долото, ихъ считаютъ упавшими съ неба — громовыми стрѣлами. Они употребляются какъ цѣлебное средство (напр. скоблятъ ихъ и порошекъ въ водѣ даютъ пить для извлеченія дѣтскаго мѣста или противъ задержанія мочи). Также, какъ говоритъ Припузовъ, такой камень хранятъ, увѣренные, что онъ избавляетъ отъ опасности грозы.

Припузовъ говоритъ, что у Якутовъ существуетъ повѣрье, что внутри животныхъ можно найти каменныхъ идоловъ, которые имѣютъ такую силу, что только стоитъ вынести на открытый воздухъ въ лѣтній день, какъ произойдетъ вѣтеръ. Камни эти называются сата. О такомъ повѣрьи мнѣ не приходилось слышать, но не отрицая его, добавлю, что я видѣлъ такіе камни, что они не болѣе какъ послѣдствіе болѣзни животнаго, у котораго внутренность почечной лаханки пополняется камнемъ; животное заболѣваетъ, его прирѣзываютъ, мясо ѣдятъ, и тутъ-то обнаруживается каменная фигура въ родѣ уродливой индюшки.

Съ распространеніемъ христіанства шаманство мало-по-малу, какъ уже не однократно сказано раньше, видоизмѣняется, поступаясь старинными обычаями, такъ точно и приводимая ниже языческая присяга отошла въ прошлое и въ настоящее время едва-ли гдѣ имѣетъ свое первобытное значеніе: «я униженно стоящій человѣкъ передъ существующими на славныхъ семи небесахъ: Юрюнь-аи-тоенъ, Сюгя-тоенъ, Бай-баянай-тоенъ, Ордахъ-аи, передъ солнцемъ, умѣющимъ столько-же сіяній и передъ закономъ бѣлаго царя моего, стоя на колѣняхъ передъ огнемъ, клянусь и обѣщаюсь показать самую истину безъ всякаго лицепріятія, но только то, что лично самъ видѣлъ и слышалъ, безъ всякой лжи и утайки; если же въ нарушеніе сей моей клятвы, что покажу ложно или отрекусь отъ истины, то заклинаю себя, чтобъ языкъ мой притянутъ былъ къ затылку, глаза мои обратились въ ледъ и лишиться мнѣ языка и движенія рукъ и ногъ моихъ, да буду ползать на сѣдалище. Господь Богъ не покажетъ мнѣ добра въ женѣ и дѣтяхъ моихъ и земнаго богатства, да отвернется лице мое къ заду и брошенъ буду лицемъ на черную землю. Создатель неба и земли поразитъ меня пронизывающимъ взоромъ, да не буду ходить на землѣ и не увижу своихъ ближнихъ; да получу себѣ смерть различными на свѣтѣ проказными болѣзнями, которыми облекусь, какъ одеждою, и не увижу свѣтозарныхъ лучей солнца; да провалюсь я въ преисподнюю, гдѣ постигнутъ меня различныя мученія. Да буду Всевышнимъ Богомъ проклятъ, если, вопреки моей клятвѣ, я не буду говорить самую правду. Затѣмъ пусть накажутъ меня наказывающіе за всякія неправедныя дѣла нечистые духи: Тоенъ-кинясь (Жохсогонъ-ола-кинясь?) и шаманка Хотунъ-чонахъ (Сордахъ-чонахъ?). Изъ дома-же присутственнаго мѣста, поставленнаго по закону бѣлаго царя, заклинаюсь не выдти за порогъ, а выползти мнѣ подъ оный. Зависимый отъ Бога огонь да застрѣлитъ меня въ становую жилу. Вся это клятва обратится на виновнаго и злотворящаго изъ насъ на вѣки вѣковъ. Злой духъ на водахъ не пропуститъ меня мимо, а погрузитъ меня, какъ камень, на дно. Послѣ сей моей клятвы, если буду уличенъ свидѣтелями въ ложномъ принятіи оной, подвергаю себя разнымъ жестокимъ царскимъ наказаніямъ».

Объ образованіи земли Якуты передаютъ такую легенду: теперь видимая земля раньше была вся залита водой и представляла обширное, безконечное море. Однажды Ють-тасъ-олбохтахъ Юрюнь-аи-тоенъ летѣлъ надъ этимъ моремъ и, увидавъ плавающаго пузыря, спросилъ его, кто ты и откуда? Пузырь отвѣчалъ, что онъ сатана и живетъ на землѣ, которая подъ водой. Аи-тоенъ и говоритъ: если правда, что подъ водой земля, то достань мнѣ кусокъ ея. Сатана погрузился въ воду и черезъ нѣкоторое время выплылъ съ кускомъ земли. Богъ взялъ этотъ кусокъ, благословилъ его и легъ на него. Увидѣвъ это, сатана, задумалъ утопить Бога и сталъ тянуть этотъ кусокъ земли, но чѣмъ больше онъ тянулъ, тѣмъ шире она растягивалась къ его огорченію и покрыла большую часть воды; такъ-то образовалась земля, на которой теперь живутъ люди *).

В. Л. Приклонскій.

*) Эта глава уже была напечатана въ Зап. Восточн. Сиб. Отд. И. Р. Г. Общ. Здѣсь она помѣщена съ нѣкоторыми исправленіями и измѣненіями почтеннаго автора. Ред.

(OCR: Аристарх Северин)

(Приложеніе къ Этногр. Оч. Три года въ Якутской области).

Улкумню Уланъ.

Въ то время, когда земля была величиной, какъ дно турсука, а небо величиной въ оленье ухо, жилъ на землѣ сильный, могучій, славный богатырь Улкумню Уланъ, а у него любимый конь масти красно-чалой. У Улкумню было три прекрасныхъ бѣлолицыхъ сестры, а несмѣтное количество лошадей его и коровъ паслось вольно на лугахъ и поляхъ той первобытной земли. Они каждый день питались жирной кониной и опьяняющимъ кумысомъ. Разъ онъ поѣхалъ смотрѣть скотъ свой, къ нему на встрѣчу прибѣжалъ первый жеребецъ его табуна, — шелковистая грива его и хвостъ доходили до земли, — и запѣлъ: «Слушай своими чуткими ушами, мой господинъ: извѣстность твоего славнаго имени распространилась далеко, твое великое имя знаютъ всѣ сильные богатыри, но скоро постигнетъ тебя несчастіе; тебя изобидитъ нѣкій демонскій богатырь. Приготовься его встрѣтить». Услыхавъ это, Улкумню Уланъ разсердился и сказалъ: «Ахъ ты глупый конь! какъ ты смѣлъ сказать мнѣ, что меня можетъ обидѣть кто нибудь; сильнѣе меня богатыря нѣтъ на свѣтѣ!» И затѣмъ изрубилъ своего жеребца. Пріѣхавъ домой, онъ, не ѣвши, легъ спать, и сестры не посмѣли разбудить его къ ужину. Около полуночи поднялся сильный вѣтеръ и вслѣдъ за нимъ приближался сильный конскій топотъ. Спустя нѣкоторое время, онѣ услыхали стукъ надъ домомъ, а сильный и страшный демонскій голосъ запѣлъ: «Здравствуй, дорогой мой тесть Улкумню Уланъ! Я духъ и богъ южнаго моря, Уотъ Оранъ (Огонь подмыватель). Пріѣхалъ жениться на твоихъ прекрасныхъ сестрахъ. Скажи мнѣ скорѣе — сколько ты просишь за нихъ калыму, я человѣкъ дорожный, не люблю долго ждать, будь увѣренъ, хоть ты дашь возьму и не дашь возьму!» Сколько сестры не будили, не могли разбудить своего брата, такъ крѣпко спалъ онъ. Повторивъ нѣсколько разъ свою пѣсню, Уотъ Оранъ открылъ ту стѣну, у которой лежали сестры съ братомъ. Тогда старшая запѣла: «услышь ты, Уотъ Оранъ, мою пѣсню, мы не можемъ похулить такого молодца, какъ ты, росту ты огромнаго и сила у тебя большая, но не пользуйся сномъ брата нашего, не увози насъ силою; тебѣ же будетъ стыдно, когда равные тебѣ будутъ говорить, что ты у соннаго человѣка увезъ сестеръ». На это Уотъ Оранъ, взявъ на ладонь старшую сестру, сказалъ: «вотъ разумная дѣва, ты сказала вѣрное слово. Я подожду, пока не разбудится вашъ братъ». Поставивъ стѣну на мѣсто, развелъ большой костеръ и изжарилъ на вертелахъ 12 быковъ. Спустя 12 дней утромъ разбудился Улкумню Уланъ, онъ вышелъ на дворъ и увидѣлъ демонскаго богатыря, къ которому подбѣжавъ запѣлъ: «Откуда ты явился слѣпой демонъ и съ какихъ поръ ты не ѣдалъ, что ѣшь мой скотъ, кто ты такой и откуда идешь?» На это тотъ, снявъ свою трехъугольную желѣзную шляпу, запѣлъ свою пѣсню, пѣтую въ тотъ разъ, когда пріѣхалъ. Услыхавъ это, Улкумню Уланъ, желая разсѣчь его пополамъ, ударилъ демона саблей, но тотъ успѣлъ отскочить и поплатился только половиной своей шляпы; замахнулся Улкумню во второй разъ, но богатырь опять успѣлъ отскочить и пустилъ въ глаза Улкумню Уланъ такой туманъ, что тотъ цѣлый день не могъ найти своего дома; когда глаза его пришли въ прежнее состояніе, Улкумню Уланъ пришелъ домой, но богатыря и трехъ сестеръ уже не было. Улкумню сѣлъ на своего любимаго коня и поѣхалъ вслѣдъ за демонскимъ богатыремъ. Ѣхалъ онъ долго и наконецъ догналъ демонскаго богатыря, который ѣхалъ, посадивъ 2-хъ сестеръ позади своего сѣдла, а третью спереди. Уотъ Оранъ, увидавъ погоню, запѣлъ: «Вотъ подлинно славный богатырь, что догналъ скоро. Ты, вѣроятно, ѣдешь ко мнѣ на свадьбу и получить свадебный подарокъ? Предупреждаю тебя, путь будетъ очень длинный, сопряженный со многими трудами и лишеніями, а подарокъ, который я тебѣ дамъ, ты не возьмешь, мои коровы-тигры, мои лошади-медвѣди, поэтому совѣтую тебѣ ѣхать домой обратно». Пропѣвъ это, Уотъ Оранъ сдѣлался огненнымъ вихремъ и исчезъ изъ глазъ Улкумню Улана, который, продолжая путь свой, доѣхалъ до высочайшихъ хребтовъ, которыхъ не могли перелетать даже птицы. Онъ взялъ свою стрѣлу и лукъ, натянулъ тетиву и пустилъ стрѣлу, которая грянула, какъ сильный громъ, и разсѣкла скалу насквозь на столько, что могъ проѣхать возъ съ сѣномъ и онъ благополучно проѣхалъ этотъ путь; продолжая далѣе, онъ достигъ страны, наполненной медвѣдями и волками, которые въ несмѣтномъ количествѣ напали на него и обгрызли его и коня до половины, затѣмъ далѣе налетѣлъ на него рой осъ, которыя были величиною съ его сѣдло, а весь рой ихъ, какъ большой зародъ сѣна; осы напали на него, и онъ чуть живой, спасшись отъ нихъ, свалился съ коня, не будучи въ силахъ усидѣть въ сѣдлѣ. Конь его, ставъ надъ нимъ, запѣлъ: «слушай мой хозяинъ, если есть еще въ тебѣ сила, вынь свой острый ножъ и распори мою кожу у лѣвой ноги; потечетъ сукровица, которую пей и намажь свои раны». Улкумню Уланъ такъ и сдѣлалъ и сталъ такимъ же молодцомъ, какимъ былъ у себя дома. Поѣхавъ далѣе, онъ достигъ прекраснаго края; издали еще онъ увидалъ серебряную юрту, подъѣхавъ къ которой, привязалъ къ столбу коня, вошелъ въ юрту, но въ ней никого не было. Къ вечеру пришла прекрасная дѣвица, которая оказалась хозяйкой; она его накормила жирной кониной и напоила крѣпкимъ кумысомъ. Онъ женился на этой дѣвицѣ. Она ему разсказала, что ее зовутъ Агысъ-быласъ сысэххахъ ытыкъ нюргустой Удаганъ (имѣющая косу длиною 8 сажень, чистая отборная шаманка), что она родилась на небѣ и дочь Кюнь Тоёна (Солнце господина) ее укралъ демонскій богатырь, имѣющій 8 головъ Арсанъ Долай и держитъ ее здѣсь, чтобы заманивать богатырей, которыми питается; днемъ она бываетъ съ нимъ, чтобъ развлекать его своими пѣснями и играми, а ночь проводитъ у себя дома. Утромъ она отправилась къ Арсанъ Долаю, а Улкумню Уланъ побѣжалъ вслѣдъ за нею. Они прибѣжали къ желѣзному дому, въ которомъ жилъ страшный осьми-головый Арсанъ Долай; онъ замѣтилъ ихъ уже издали и выйдя къ нимъ на встрѣчу, приплясывая, запѣлъ: «вотъ моя неоцѣненная дочка идетъ, а за нею бѣжитъ для меня лакомый кусочекъ». Подбѣжавъ къ Арсанъ Долаю, Улкумню Уланъ, ничего не говоря, ударилъ его своимъ копьемъ и между ними завязалась борьба; къ вечеру демонскій богатырь лежалъ, а на немъ сидѣлъ верхомъ Улкумню Уланъ, который, не смотря на просьбу демона, убилъ его. На другой день онъ отправился искать Уотъ Орана, не смотря на просьбу своей жены не ѣхать къ демону, причемъ она говорила, что никогда не слыхала, чтобы демонъ женился на Якуткахъ. Должно быть онъ твоихъ сестеръ продалъ Якутамъ за большой калымъ. Но Улкумню Уланъ не послушался своей жены и отправился въ путь. Онъ доѣхалъ до огненнаго моря и конь его выростилъ изъ подъ переднихъ пахъ два желѣзныя крыла, которыя расправивъ, полетѣлъ чрезъ огненное море, но не могъ перелетѣть и на срединѣ сталъ спускаться къ морю, поэтому сбросилъ съ себя хозяина, который, вверхъ ногами, полетѣлъ въ море, а на срединѣ его былъ огромный холмъ, гдѣ жилъ сильнѣйшій демонскій богатырь Тимирь-Баргый (Желѣзо клокотящій). На этотъ холмъ, полумертвый, упалъ Улкумню Уланъ; отъ шума его паденія житель холма высунулся до половины изъ окна своей юрты, а увидавъ Улкумню Улана, захохоталъ своимъ демонскимъ страшнымъ смѣхомъ и запѣлъ: «сегодня моя утроба наполнится, мой деревянный богъ далъ мнѣ большой кусокъ, въ видѣ сильнаго славнаго богатыря Улкумню Улана, котораго мой желудокъ безъ труда переваритъ». Затѣмъ онъ взялъ его за ноги и проглотилъ со всѣмъ его вооруженіемъ, даже не расчавкавъ: такой обширный былъ у него желудокъ. Между тѣмъ жена Улкумню Улана превратилась въ сокола и летѣла вслѣдъ за мужемъ, а увидавъ кончину его, она съ плачемъ улетѣла обратно. Она была беременной и родила сына съ золотыми, на плечи падающими, волосами, котораго она назвала Елюнь Дохосунъ. На десятомъ году сынъ, послѣ долгихъ разспросовъ, узналъ, кто его отецъ и какъ онъ погибъ. Въ то время будучи уже могучимъ богатыремъ, онъ осѣдлалъ своего гнѣдаго коня и поѣхалъ по слѣдамъ отца. Пріѣхавъ къ огненному морю, онъ привязалъ коня, а самъ превратился въ желѣзную рыбу съ тремя горбами на спинѣ, нырнулъ въ море и выплылъ къ жилищу Тимирь Баргыя, котораго не засталъ дома. Въ домѣ онъ замѣтилъ чуланъ съ большимъ, какъ собачья голова, висячимъ замкомъ, а передъ дверью его лежала двуглавая змѣя, которая, увидавъ Елюнь Дохосуна, зашипѣла и бросилась на него, но онъ быстро разорвалъ ее на три части; отворивъ чуланъ, онъ нашелъ тамъ въ серебряномъ турсукѣ живую воду, а въ золотомъ мертвую воду, онъ до сыта напился живою водой, а остальное перелилъ въ другую посуду, а вмѣсто живой воды налилъ мертвой. Затѣмъ спрятался и сталъ ждать Тимирь Баргыя, который явился скоро: на третью ночь сдѣлался страшный шумъ: то прилетѣлъ демонскій богатырь, въ видѣ трехъглаваго орла съ желѣзными перьями. Онъ усѣлся на трубу дома своего и запѣлъ слѣдующее: «отчего мое ледяное сердце трепещетъ, отчего моя каменная печень раздувается, чую я недоброе, но бояться мнѣ некого, нѣтъ болѣе сильнѣе меня богатыря на свѣтѣ; не можетъ быть, чтобъ выросъ сынъ Улкумню Улана, когда-то мною проглоченнаго, Елюнь Дохсунъ; онъ, говорили, будетъ сильнѣйшимъ богатыремъ, но ему кажется рано пріѣхать за розыскомъ отца. Все-таки предосторожность не мѣшаетъ, надо принять мѣры». Съ этими словами влетѣлъ въ чуланъ, гдѣ, не подозрѣвая подмѣна, напился мертвой воды, и тутъ-же лопнула его утроба. Въ его желудкѣ Елюнь Дохсунъ нашелъ кости своего отца, положилъ ихъ въ живую воду, кости покрылись тѣломъ, а когда онъ влилъ ему въ ротъ воды, то отецъ ожилъ, какъ человѣкъ, пробудившійся отъ долгаго сна. Придя въ сознаніе, онъ запѣлъ слѣдующее: «кто ты, дуралей, зачѣмъ ты мнѣ не даешь покою, мѣшаешь спать? Если человѣкъ — убирайся добромъ, если демонъ — сейчасъ-же изрублю тебя на куски». Сынъ, назвавъ себя, сказалъ ему, что онъ его сынъ и воскресилъ его изъ мертвыхъ. Тогда Улкумню Уланъ, припомнивъ послѣднія обстоятельства своей жизни, увѣрился въ словахъ своего сына, и велика была его радость. Елюнь Дохсунъ превратился въ орла, посадилъ на себя отца и перелетѣлъ огненное море. Улкумню Уланъ, пріѣхавъ къ женѣ, устроилъ большой пиръ, созвавъ много народу. Тутъ онъ узналъ, что его сестеръ демонскій богатырь отдалъ тремъ братьямъ богатырямъ и что онѣ счастливы, поэтому онъ за ними не поѣхалъ. За время его отсутствія изъ дома скотъ его умножился чрезвычайно. Улкумню женилъ своего сына на дочери Харахъ Ханъ мирнымъ путемъ, и они вошли въ число родоначальниковъ нынѣ живущихъ Якутовъ.

Бярть уолъ Бяреть Бяргянь (лучшій сынъ передовой мѣткій).

Очень давно, въ счастливой странѣ, гдѣ не бываетъ зимы, жилъ сильный и славный богатырь Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь съ братомъ своимъ Кюнь Эрилинь (Солнце крутило). У перваго былъ конь вороной масти, настоящій орелъ, а у втораго — чалой. Жили братья богато, имѣли громадныя стада рогатаго и коннаго скота, и обыкновенной пищей ихъ была жирная конина, а питьемъ крѣпкій кумысъ. Жили они, не имѣя сосѣдей и не скучая безъ нихъ, дружно и весело. Однажды утромъ, когда только занималась заря, младшій братъ Кюнь Эрилинь, проснувшись, вышелъ на дворъ; съ востока подулъ теплый вѣтерокъ и, въ слѣдъ за нимъ прилетѣла птица съ серебряными перьями и, сѣвъ на столбъ, къ которому привязывали лошадей, запѣла: «мой привѣть и поклонъ Вамъ, сильные и славные богатыри, Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь и Кюнь Эрилинь! Если хотите знать, кто я такой — я богатырь Анъ Айхалъ; прилетѣлъ съ востока отъ богача Сабыланъ, имѣющаго прекрасную дочь Ханъ-шаманка. Онъ сдѣлалъ нынѣ большой Ысэхъ и проситъ васъ пріѣхать». Кюнь Эрилинь разсказалъ брату, что видѣлъ и слышалъ. Тотъ, не говоря ни слова, схватилъ лукъ и стрѣлу и выбѣжалъ на дворъ, но птицы уже не было, она улетѣла далеко на востокъ. Не было границъ гнѣву Бяреть Бяргяня на младшаго брата, что онъ отпустилъ такую добычу, не стрѣляя по ней. Между тѣмъ Анъ Айхалъ, прилетѣвъ къ Сабылану, сказалъ, что онъ былъ у богатырей Бярть Уолъ Бяреть Бяргяня и Кюнь Эрилина, но они не пріѣдутъ, что старшій братъ настолько былъ обиженъ его зовомъ, что хотѣлъ стрѣлять, но на счастіе онъ, Анъ Айхалъ, успѣлъ во время улетѣть. Тогда Сабыланъ устроилъ большой ысэхъ, на который созвалъ всѣхъ земныхъ, подземныхъ и небесныхъ богатырей и знатныхъ жителей земли. На этотъ пиръ пріѣхали всѣ званые, такъ, напр., небесный повелитель Хара Сорунъ (черный воронъ) съ 22 племенами и подземный Боуръ Малахай (Земля Безобразный) съ 30 племенами. По окончаніи пира, Сабыланъ, обращаясь къ собравшимся гостямъ, запѣлъ: «слушайте, собравшіяся здѣсь почтенныя лица: меня изобидѣли живущіе отсюда на западѣ два брата богатыря: Бярть Уолъ Бяреть Бяргень и Кюнь Эрилинъ, къ которымъ я посылалъ храбраго богатыря Анъ Айхала звать къ себѣ, но они чуть не убили его; я прошу вашего содѣйствія и желалъ бы, чтобы сильные, собравшіеся здѣсь, богатыри поѣхали къ нимъ и привезли ихъ ко мнѣ». На этотъ вызовъ вызвались: небесный богатырь Кіень Далантай (широко размахивающій), подземный богатырь Буоръ Булахай (земля мѣшающій) и земной богатырь, имѣющій гнѣдаго коня, Тёрёть Бяргянь (зачинщикъ мѣткій). Во время пути слѣдованія послѣдній изъ нихъ возвратился обратно, сказавъ, что онъ труситъ ѣхать къ такимъ страшнымъ богатырямъ, а двое первые, продолжая путь, пріѣхали къ братьямъ богатырямъ, и Кіень Далантай запѣлъ: «слушайте своими чуткими ушами и смотрите своими зоркими глазами, богатыри Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь и Кюнь Эрилинъ: пріѣхалъ за вами я, Кіень Далантай и Буоръ Булахай, васъ зоветъ къ себѣ господинъ Сабыланъ, поѣдете добровольно — повеземъ, не захотите ѣхать — тоже повеземъ»! Услыхавъ это, старшій изъ братьевъ выбѣжалъ изъ юрты и свернулъ имъ обоимъ шеи. Затѣмъ братья, разсудивъ, что Сабыланъ зоветъ ихъ такъ настойчиво, рѣшили ѣхать къ нему. Младшій братъ осѣдлалъ своего чалаго, а старшій сѣлъ на своего чернаго орла и отправились въ путь, ѣхали они долго, переплывая многія рѣки, пересѣкая хребты, пробираясь чрезъ дикую тайгу. Младшій братъ отставалъ, какъ ѣдущій по землѣ, а старшій улетѣлъ впередъ и первый пріѣхалъ въ страну Сабылана, гдѣ увидалъ на высокомъ бугрѣ огромный костеръ, и вокругъ него жарилось на вертелахъ цѣлыми тушами мясо лошадей и коровъ. Ихъ жарилъ желѣзный демонскій богатырь, а не подалеку отъ огня лежалъ другой великанъ-желѣзный богатырь, туловище котораго равнялось семериновой лодкѣ. Подъѣхавъ къ нимъ, Бярть Уолъ запѣлъ: «когда вы откармливали тотъ скотъ, который теперь жарите, или на что вы вымѣняли его, черномордые демоны? добромъ убирайтесь отсюда скорѣе. Если желаете знать, кто я такой — я богатырь Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь». Тогда лежащій богатырь, приподнявшись съ земли, запѣлъ: «какой это дуралей мѣшаетъ моему покою, или онъ не знаетъ, что я сильнѣйшій небесный богатырь Хардагастай. Послушай мой рабъ, вынь изъ этого дурака сердце и печень и изжарь мнѣ ихъ!» Услышавъ это, рабъ его Оруку Соруку бросился на Бяреть Бяргяня, но упалъ безъ головы, которую Бяреть отрубилъ ему. Тогда завязалась уже борьба между самими богатырями, и только на третій день Бяреть Бяргянь, поваливъ небеснаго богатыря, сѣлъ на него верхомъ и приготовился перерѣзать ему горло, но, разглядѣвъ, увидалъ, что онъ сидѣлъ на бревнѣ, а небесный богатырь стоялъ въ сторонѣ цѣлъ и невредимъ и пѣлъ слѣдующее: «ты меня побѣдилъ Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь. Правда, ты сильнѣйшій богатырь. Если я еще поверну къ тебѣ свое лицо, то пусть расколется моя шея, если я еще возвращусь къ тебѣ, то пусть вывихнутся мои суставы». Затѣмъ онъ, превратившись въ дымъ, исчезъ изъ глазъ Бяреть Бяргяня. Въ это время подъѣхалъ Кюнь Эрилинъ, и они отаборились на томъ мѣстѣ, гдѣ были демонскіе богатыри и стали ѣсть готовое мясо. На другой день утромъ пришла къ нимъ прекрасная шаманка Ханъ, дочь Сабылана и запѣла слѣдующее: «друзья и товарищи, слушайте своими чуткими ушами мою пѣсню: звала васъ я, за что прошу прощенія; меня постигла большая бѣда, три года прошло, какъ меня сватаетъ за себя небесный богатырь Эрбяхь Жагылъ (Большой палецъ крылатый) и съ своимъ меньшимъ братомъ, крутящимъ семь разъ на большомъ пальцѣ, Эридимя Дохсунъ (крутило Дерзкій) живутъ у насъ, и наконецъ настаетъ время, что они должны меня увезти; я прошу васъ освободить меня отъ нихъ, за что, если не побрезгаете, буду одному изъ васъ женой, въ противномъ случаѣ я готова быть у васъ служанкой». Услыхавъ это, старшій братъ сказалъ младшему: «иди ка ты къ этому богатырю Эрбяхь Жагылу и прогони его добромъ, а то будетъ ему бѣда». Конь Эрилинъ отправился къ Эрбяхь Жагылу и повторилъ слова своего брата, но тотъ приказалъ своему брату Эридимя Дохсуну, чтобъ онъ убралъ такого дуралея, болтающаго глупыя слова, и вотъ между меньшими братьями богатырями завязалась борьба, длившаяся три мѣсяца, силою они были равны, и ни тотъ, ни другой не могли побѣдить противника и оба, обезсиленные, упали. Тогда Кюнь Эрилинъ запѣлъ: «братъ мой, Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь! Твои чуткія уши оглохли, твои зоркіе глаза ослѣпли. Я обезсиленъ, умираю, чего ждешь ты, моей ли смерти?» Услышавъ это, Бяретъ Бяргянь натянулъ свой лукъ гибкій и убилъ стрѣлой Эридимя Дохсуна. Увидѣвъ это, Эрбяхь Жагылъ превратился въ двуглаваго орла и улетѣлъ на востокъ, а улетая, пѣлъ: «бѣда и горе! что я скажу отцу моему, Улу Тоёну — куда дѣвалъ брата своего. Пусть будетъ проклятъ тотъ, кто изъ небесныхъ захочетъ жениться на земныхъ дѣвахъ!» Послѣ этого Сабыланъ сдѣлалъ большой пиръ, и братья богатыря съ почестями были введены въ домъ и сѣли на постланныя для нихъ медвѣжьи шкуры. Кюнь Эрилинъ женился на прекрасной шаманкѣ Ханъ и Сабыланъ богато отпраздновалъ эту свадьбу. Послѣ свадебнаго пиршества братья съ прекрасной Ханъ собрались ѣхать въ свой край и отказались отъ приданаго прекрасной Ханъ, возражая Сабылану, что они сами богаты и не нуждаются въ приданомъ. Пріѣхавъ въ свой край, они зажили мирно и весело. Разъ утромъ, во время завтрака, Бяреть Бяргянь спросилъ брата и сестру — не знаютъ ли они гдѣ либо подходящую для него дѣвицу, ибо ему жить холостымъ не приходится, а между тѣмъ лѣта уходятъ. На это прекрасная Ханъ сказала, что она знаетъ подходящую для него невѣсту, живетъ отсюда прямо на сѣверъ, но далеко, такъ что въ передній и обратный путь надо употребить до 30 лѣтъ; живетъ невѣста у сильнѣйшаго демонскаго богатыря Тасъ Тирили (камень грохотящій), который укралъ ее съ неба у Кюнь Тоёна (Солнце господина) и воспитываетъ прекрасную Ачыбы Чачыбы для заманиванія къ себѣ богатырей. Многіе славные богатыри пріѣзжали къ нему за этой красавицей, но Тимирь Тирили всѣхъ побѣждалъ, а затѣмъ съѣдалъ. Услыхавъ это, Бяреть Бяргянь очень тому обрадовался и, наскоро собравшись, уѣхалъ. Ѣхалъ онъ долго по разнымъ краямъ и наконецъ пришлось ѣхать по каменистой мѣстности и черезъ большое озеро, по берегу котораго были разложены костры. Спрятавъ коня, онъ сталъ выжидать того, кто разводилъ этотъ огонь. Спустя нѣкоторое время вода въ озерѣ заколыхалась, и изъ нея вышелъ голый демонскій богатырь съ ношей на спинѣ и сталъ на разведенномъ огнѣ жарить рыбу. Когда Бяреть Бяргянь вышелъ къ нему, водяной житель, увидавъ его, нырнулъ въ воду, а рыбу оставилъ, которая была крупна и бѣла. Бяреть Бяргянь сдѣлалъ изъ семи большихъ лѣсинъ ловушку и поставилъ на томъ мѣстѣ, гдѣ выходилъ водяной чертъ, а самъ снова спрятался. Спустя немного времени водяной вышелъ изъ озера на берегъ и попалъ въ ловушку, а увидавъ подходящаго къ нему Бяреть Бяргяня, запѣлъ: «зачѣмъ ты, добрый человѣкъ, поставилъ мнѣ ловушку, что я тебѣ сдѣлалъ худаго? я мирно живу въ озерѣ и питаюсь его рыбой. Я знаю кто ты: ты Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь, ѣдешь къ богатырю Тасъ Тирили, чтобъ отнять у него воспитанницу. Если тебѣ нужна моя помощь, то я пойду съ тобою. Я богатырь Атыллыка (шагающій), но только освободи меня скорѣе изъ ловушки». Бяреть Бяргянь освободилъ его изъ ловушки, и они отправились. Хотя Бяреть Бяргянь летѣлъ на крылатомъ конѣ, но Атыллыны не отставалъ отъ него. Наконецъ они пріѣхали къ Тасъ Тирили, жилище его было обгорожено желѣзнымъ заплотомъ, они не могли найти воротъ, тогда Антыллыны разбилъ кулакомъ желѣзную стѣну и они вошли во дворъ. На срединѣ его стояла каменная юрта, у которой Атыллыны, не находя дверей, также разбилъ кулакомъ стѣну, и они увидали, что Тасъ Тирили былъ дома и спалъ глубокимъ сномъ. Бяреть Бяргянь надъ ухомъ Атыллыны закричалъ (тотъ былъ глухой), что Тасъ Тирили прикидывается спящимъ и не хочетъ обращать на него вниманія. Тогда Атыллыны схватилъ, спящаго за ноги и выбросилъ на дворъ. За такую дерзость Тасъ Тирили напалъ на него съ копьемъ и мечемъ, но тотъ не отставалъ и билъ его своими кулаками, такъ что къ вечеру Тасъ Тирили скончался. Они выкопали семисаженную яму, нажгли въ ней угольевъ изъ семи лѣсинъ и бросили на нихъ тѣло демонскаго богатыря. Послѣ этого они взяли прекрасную Аиамы Чачыма и отправились обратно. Атыллыны, пришедши къ своему озеру, накормилъ ихъ рыбой и на прощаніе высказалъ сожалѣніе, что не можетъ идти съ ними, ибо ему стыдно показаться людямъ, не имѣя одежды. Пріѣхавъ въ свой край, Бяреть Бяргянь не вышелъ въ домъ брата (для сожительства), а выстроилъ себѣ новую избу, куда и ввелъ свою жену хозяйкой. По прошествіи нѣкотораго времени, надъ краемъ Бяреть Бяргяня нависли черныя тучи, подулъ съ сѣвера сильный вѣтеръ и сталъ падать градъ, да такой величины, что одной градиной убивало скотину. Бярть Уолъ Бяреть Бяргянь пришелъ въ большое уныніе и не зналъ откуда и за что на него такое бѣдствіе. Въ это время къ нему пришелъ молодой племянникъ его, имѣющій гнѣдаго коня, богатырь Тулаима. Онъ сказалъ дядѣ, что градъ есть предвѣстникъ скораго прихода демонскаго богатыря, воспитаннаго въ теченіи 30 лѣтъ въ гробу, имя которому Хорожай. На это Бяреть Бяргянь сказалъ, что онъ уже состарился и не въ состояніи драться съ богатыремъ и просилъ племянника ѣхать къ нему на встрѣчу и вступить съ нимъ въ борьбу. Тулаима осѣдлалъ своего гнѣдаго коня и поѣхалъ на сѣверъ. Рѣки, которыя приходилось ему переплывать, вытекали изъ высокихъ горъ, на которыхъ ничего не могло рости и на вершинѣ представляли каменистую равнину, и здѣсь Тулаима остановился ждать Хорожая. Вскорѣ появился огненный вихрь, а затѣмъ показалась желѣзная остроконечная шляпа. Онъ ѣхалъ на 9-ти бѣлоголовыхъ лошадяхъ, запряженныхъ въ огромныхъ желѣзныхъ саняхъ, полозья которыхъ бороздили каменистую почву на три аршина глубины. Онъ пѣлъ: «ну, бѣжите скорѣе мои лошадушки! Скоро мы доѣдемъ до Бярть Уолъ Бяретъ Бяргяня, я отниму у него его жену прекрасную, которую посажу рядомъ съ собой и повезу домой. Его стражу опалю своимъ огненнымъ дыханіемъ, его скотъ, богатство и его самого упрячу въ свой огненный желудокъ». Тулаима превратился въ худаго мальчика пастуха, одѣтаго въ конскую шкуру и, подошедши къ нему, снялъ, шапку, сталъ на колѣни и запѣлъ: «слушай своими чуткими ушами, почтенный дѣдъ мой: я пастухъ Береть Бяргяня, Масъ Балтаръ, меня послала къ тебѣ на встрѣчу прекрасная Ачыма Чачыма, она ждетъ тебя съ нетерпѣніемъ, но опасается, что ты заблудишься въ этихъ открытыхъ мѣстахъ, я буду тебѣ проводникомъ». —  «Ахъ, моя милая пташка! вѣдь какъ она обо мнѣ заботится: ну садись и будь проводникомъ, а я тѣмъ временемъ засну; я ѣхалъ, нигдѣ не останавливаясь, такъ торопился къ моей милой». Сказавъ это, демонскій богатырь повалился на саняхъ спать, а Тулаима копьемъ его въ сердце, а также убилъ и его лошадей. Совершивъ такое дѣло, онъ возвратился домой, гдѣ встрѣтилъ своего дядю, который разсказалъ, что Ачыма Чачыма вчера родила мальчика, который убѣжалъ отъ него и бросился въ озеро и просилъ Тулаима розыскать младенца. Тулаима обратился въ сокола, полетѣлъ на озеро, гдѣ, въ камышахъ, спрятавшись, сталъ ожидать. На седьмой день вода въ озерѣ заволновалась, и изъ нея вышелъ голый серебряный человѣкъ, ростомъ въ четыре сажени. Онъ съ быстротою молніи побѣжалъ на востокъ, а Тулаима полетѣлъ въ слѣдъ за нимъ, но потерялъ его изъ глазъ. Тулаима леталъ и на золотую гору, гдѣ родилась луна, но и тамъ не нашелъ серебрянаго человѣка. Возвращаясь обратно домой, онъ нашелъ младенца спящаго въ оврагѣ и запѣлъ: «встань, разбудись, мой дорогой братъ! Пойдемъ домой, твои родители плачутъ, потерявъ тебя, иди къ нимъ»! Услыхавъ это, младенецъ разбудился и запѣлъ: «что вы за народъ, что не даете мнѣ покою, неужели вы меня считаете за бродягу, который убѣжитъ — куда глаза глядятъ. Лучше ступай домой и приготовь мнѣ на дворѣ сидѣнье на золотыхъ столбахъ. Меня зовутъ земной богатырь, имѣющій крылатаго коня, Ёксёнюляхъ Далантай (Орелъ размахивающій), небесный богатырь Анъ Сужу (передовой нырокъ) и подземный богатырь Анъ Ажарай (передовой демонъ)». Пріѣхавъ домой Тулаима сдѣлалъ брату высокое сидѣнье и приготовилъ ему платье и вооруженіе богатырское. По прошествіи мѣсяца пришелъ Ексёкюляхъ, надѣлъ на себя приготовленное платье и легъ спать. Онъ уже былъ богатыремъ въ полной силѣ. Въ одно утро съ востока подулъ вѣтеръ и прилетѣли два орла: первый былъ Эрьбяхъ Жагылъ, а второй Аи Сеня Айхалъ, они были заклятые враги отцовъ Тулаима и Ексёкюляхъ и прилетѣли потягаться силой съ ихъ сыновьями. Эрьбяхъ Жагылъ, превратившись въ 3-хъ лѣтняго медвѣдя, напалъ на Ексёкюляха, а этотъ послѣдній превратился въ тигра и между ними началась борьба, но Ексёкюляхъ побѣдилъ Эрьбяхь Жагыла, оторвавъ правую руку, послѣ чего побѣжденный убѣжалъ. Тулаима стрѣлой поразилъ Айхала въ животъ, и тотъ едва живой полетѣлъ на востокъ. Послѣ этого Ексёкюляхъ легъ спать, а Тулаима сталъ ходить вокругъ дома — караулить. Съ юга поднялась буря и прилетѣла огненная птица о трехъ головахъ, она усѣлась на верхушкахъ девяти лѣсинъ и, покачнувъ тремя головами, изъ трехъ своихъ ртовъ запѣла: «слушайте вы, Тулаима и Ексёкюляхъ Далантай, своими чуткими ушами и смотрите своими зоркими глазами, что я вамъ буду пѣть: живетъ на югѣ отсюда повелитель Кулянтимя, у него прекрасная дочь Уянтымо Ко (нѣжная); черезъ три мѣсяца она выходитъ замужъ за демонскаго богатыря Сирь Уола Сигняя (Обвалъ сынъ земли). Но такъ какъ такой знатной дѣвицѣ нельзя выходить замужъ безъ рабовъ, обязанность которыхъ раздѣвать, одѣвать, стелить и убирать ея постель, то Васъ нашли способными на эту службу. Вы теперь должны назначить мнѣ плату, за которую вы желаете ѣхать съ нею рабами». Услыхалъ такія оскорбительныя слова Тулаима и у него чуть не лопнула печень, онъ съ крикомъ разбудилъ брата и разсказалъ, что слышалъ отъ ужасной птицы. Тотъ, повернувшись на своемъ высокомъ сидѣньи, превратился въ огромнаго орла, поднялся высоко и запѣлъ громкимъ голосомъ: «я знаю тебя посла Кюлянтимя, ты сынъ грома Булгу Бурай (Переломъ вѣтеръ), ты преднамѣренно оскорбилъ насъ, но за это ты поплатишься жизнью. Пропѣвъ это, онъ, быстрѣе молніи, спустился на Булгу Бурая и разорвалъ его на двѣ части. Послѣ этого оба брата осѣдлали своихъ коней и поѣхали къ господину Кюлянтимя. Пріѣхавъ въ его прекрасный край, Ексёкюляхъ Далантай сказалъ своему брату: «я вижу огромное собраніе богатырей у Кюлянтимя, ты ступай впередъ и узнай, что тамъ дѣлается. Если нужна будетъ тебѣ моя помощь, то кликни меня, и я буду съ тобою». Тулаима превратился въ худаго парня и отправился пѣшкомъ. Богатырь Сигняя жилъ отдѣльно на бугѣ, и ему въ пищу подносили цѣликомъ зажареныхъ быковъ и лошадей, а въ юртѣ сидѣли гости Кюлянтимя, отборные богатыри, и ѣли жирную конину. Они вели между собою разговоръ о томъ, что далеко, на сѣверъ отсюда, живутъ два могущественныхъ брата, Тулаима и Ексёкюляхъ Далантай и что они, вѣроятно побѣдили бы демона Сирь Уола Сигняя». Къ сыну Кюлянтимя подошелъ братъ демонскаго богатыря Сигняя и запѣлъ: «слушай своими чуткими ушами, Тёрёть Бёгё, мой братъ проситъ назначить время, когда онъ долженъ увезти свою невѣсту: у него истощилось терпѣніе ждать, такъ какъ ты откладываешь рѣшеніе съ мѣсяца на мѣсяцъ, вотъ уже въ теченіе трехъ лѣтъ, которые мы здѣсь живемъ». На это Тёреть Бёге сказалъ, что онъ дастъ свою сестру тому богатырю, который подниметъ на плечо трехсотпудовый камень, лежащій отсюда на сѣверъ, на морскомъ берегу». Услыхавъ этотъ разговоръ, Тулаима возвратился къ брату и разсказалъ о видѣнномъ и слышанномъ. Всѣ бывшіе богатыри, а также Ексёкюляхъ Далантай съ братомъ Тулаима, отправились къ камню. Первый поднялъ камень Тимирь Халхалыма (желѣзо заслоняющій), но не могъ поднять выше колѣна, вторымъ поднялъ до груди Тулаима, третьимъ поднялъ до плечъ Сирь Уола Сигняя и четвертымъ подошелъ Ексёкюляхъ Далантай. Онъ высоко надъ головой поднялъ камень и, сказавъ Тимирь Халхалыма, брату Сигняя, что такой чертенокъ тоже осмѣливается считать себя богатыремъ, бросилъ въ него камень и убилъ его. Между Ексёкюляхъ Далантаемъ и Сигняя завязался споръ, кому взять дѣвицу, а поспоривъ, они стали бороться. На третій день Ексёкюляхъ повалилъ демонскаго богатыря и сѣлъ на него верхомъ, распоролъ ему брюхо, взялъ въ правую руку позвоночную жилу (penis) и требовалъ у побѣжденнаго рѣшительнаго отказа отъ дѣвицы, но тотъ запѣлъ: «Ты не убивай меня, это тебѣ не принесетъ никакой пользы, лучше мы побратаемся, а прекрасную Уянтымо Ко раздѣлимъ между собой: ты возьми верхнюю часть, а я возьму нижнюю». Далантай сказалъ, что онъ можетъ прожить и не братавшись съ нимъ и оторвалъ у него позвоночную жилу, въ слѣдствіе чего тотъ немедленно умеръ. Далантай уступилъ дѣвицу своему брату Тулаима, который женился на прекрасной Уянтымо Ко и возвратился въ свой край, а Ексёкюляхъ отправился на востокъ къ богатырю Кёкястяй Бёгё, у котораго сестра по имени Кюнь-Толлума (полное солнце) была воистину прекраснѣйшая изъ всѣхъ женщинъ. Братъ и сестра были дѣтьми солнца и на землѣ жили только временно. Не доѣзжая немного до жилища Кёкястяй Бёгё, конь, остановившись, запѣлъ своему хозяину Далантаю: «слушай-ка своими чуткими ушами, хозяинъ, мою пѣсню, мы ѣдемъ къ сильнѣйшему небесному богатырю, онъ едва ли дастъ тебѣ сестру добромъ, не лучше ли будетъ украсть ее». На это Ексёкюляхъ Далантай сказалъ, что онъ не воръ и не трусъ, чтобы воровать женщинъ, пользуясь темнотой ночи. Пріѣхавъ къ дому Кёкястяй Бёгё, онъ постучался, и къ нему вышелъ одѣтый во весь ростъ въ золото пятисаженный бѣлолицый богатырь, которому Ексёкюляхъ запѣлъ: «твоему великому имени 90 поклоновъ, твоей огромной славѣ 80 поклоновъ отъ меня, другъ и товарищъ, Кёкястяй Бёгё. Я земной богатырь Ексёкюляхъ Далантай, небесный богатырь Анъ Сужу и подземный богатырь Анъ Ажарай, пріѣхалъ жениться на твоей прекраснѣйшей сестрѣ, если даешь, назначь сколько просишь калыму, въ противномъ случаѣ я возьму силой». На это тотъ запѣлъ: «ты навѣрно думаешь, что ты сильнѣйшій богатырь на землѣ, но ты, кажется, не слыхалъ про мою могучую силу, вотъ я посмотрю, какою чудесною силою ты возьмешь мою сестру, потому что добромъ я дать тебѣ еще не намѣренъ». Затѣмъ между ними началась драка. Дрались они долго, три мѣсяца, но Ексёкюляхъ Далантай побѣдилъ своего врага и сѣлъ на него верхомъ, спросилъ, что онъ теперь дастъ ли ему свою сестру или желаетъ смерти. Кёкястяй Бёгё запѣлъ слѣдующее: «пусть моя пѣсня раздастся на небесахъ, какъ ржаніе жеребца, когда онъ въ полной силѣ, пусть мои напѣвы зазвучатъ тамъ, какъ мычаніе молодаго быка, и дойдутъ до ушей отца моего Кюнь-Тоёна: меня побѣдилъ и хочетъ убить земной богатырь Ексёкюляхъ Далантай». Какъ только онъ это запѣлъ, подулъ восточный вѣтеръ, появились легкія облака, грянулъ небольшой громъ, пошелъ небольшой дождь, отверзлись небеса и показался всадникъ на бѣломъ конѣ, одѣтый въ золото и запѣлъ: «Вы, слушайте, что буду вамъ говорить: на небѣ не написано, чтобы ты, Ексёкюляхъ Далантай, убилъ Кёкястяй Бёгё, но тамъ написано, что на прекрасной дѣвицѣ Кюнь Толлума долженъ жениться Ексёкюляхъ Далантай». Услыхавъ это, два богатыря обнялись и поцѣловались, удивляясь, что имъ не пришло въ голову спросить рѣшенія неба. Кёкястяй Бегё устроилъ большую свадьбу, на которой присутствовали всѣ земные и небесные богатыри. Съѣдено было очень много кобылъ и выпито невѣроятное количество кумысу. Когда Ексёкюляхъ Далантай возвратился домой съ своей женой, то нашелъ своихъ родныхъ здоровыми, и онъ съ женой устроили счастливо свое хозяйство и тихо и спокойно продолжаютъ жить до нынѣшняго дня.

Мёгюлю Бёгё.

На краю первобытнаго міра жилъ богатырь Мёгюлю Бёгё съ прекрасной сестрой, которую звали Хачыланъ Ко. У нихъ не было рабовъ и рабынь, и скотъ свободно гулялъ по лугамъ, до которыхъ не прикасалась горбуша, такъ какъ тогда ихъ не знали. Въ странѣ той никогда, не было зимы, стояло вѣчное лѣто, деревья не мѣняли своихъ листьевъ или хвойныхъ иголокъ, а птицы не улетали въ другіе края. Сосѣдей у нихъ тоже не было, они жили одни, не зная даже своихъ родителей. Разъ какъ то, утромъ, когда Мёгюлю Бёгё поилъ свой скотъ, съ сѣвера подулъ холодный вѣтеръ, пошелъ снѣгъ и на крылатомъ желѣзномъ конѣ пріѣхалъ осьмигранный желѣзный человѣкъ. Его остроконечная шляпа возвышалась выше лѣса листвиничнаго, а на серединѣ лба торчалъ его единственный глазъ; онъ былъ съ одной рукой и объ одной ногѣ. Такое страшилище остановилось предъ Мёгюлю Бёгё и запѣло: «если твои глаза не ослѣпли, такъ пусть видятъ и если твои уши не оглохли, то слушай: я богатырь Бёрёкюя Бётесь, живущій въ преисподней, пріѣхалъ къ тебѣ жениться на твоей прекрасной сестрѣ. Она, говорятъ, прекраснѣйшая изъ дѣвицъ. Если хочешь знать мою силу и ловкость, то попробуемъ». Рѣшено было стрѣляться. Демонскій богатырь оторвалъ половину утеса и поставилъ предъ собой, въ видѣ сошки лука, а Мёгюлю Бёгё вырылъ яму въ семь сажень глубиною. Сперва долженъ былъ стрѣлять Бёрёкюя Бётесь: онъ натянулъ свой огромный лукъ и, нацѣливъ стрѣлу въ Мёгюлю Бёгё, сказалъ: «ну, берегись другъ и товарищъ, моя стрѣла дурно не идетъ» и спустилъ стрѣлу, которая взбороздила почву на три сажени глубиной, а Мёгюлю Бёгё спасся тѣмъ, что упалъ въ вырытую яму. Демонскій богатырь сказалъ: «Вотъ, бѣдняга, даже и пылинки отъ него не осталось» и когда пыль нѣсколько разсѣялась, то увидалъ Мёгюлю Бёгё цѣлаго и невредимаго, велика была его досада и не могъ надивиться, какъ стрѣла могла миновать его. Затѣмъ сталъ прицѣливаться Мёгюлю Бёгё и пустилъ стрѣлу, которая грянула, какъ громъ и полетѣла прямо на грудь демонскаго богатыря, но послѣдній, думая увернуться отъ стрѣлы, подпрыгнулъ, и стрѣла поразила его въ нижнюю часть живота. Демонскій богатырь взвылъ отъ боли дикимъ голосомъ, а рану свою, заткнувъ мохомъ, сѣлъ на своего коня и вокругъ сдѣлалъ тьму. Мёгюлю Бёгё долго блуждалъ во тьмѣ и только, когда она нѣсколько разсѣялась, отправился домой, гдѣ уже не нашелъ своей сестры. Полагая, что ее увезъ демонскій богатырь, онъ поѣхалъ на сѣверъ по слѣдамъ Бёрёкюя Бётесь на своемъ саврасомъ конѣ. Послѣ долгаго пути по разнымъ странамъ, онъ достигъ совершенно желѣзнаго края, на серединѣ котораго росли восемь мѣдныхъ лѣсинъ, листья и вѣтви которыхъ были тоже мѣдныя. Здѣсь терялись слѣды демонскаго богатыря и Мёгюлю Бёгё, разсматривая внимательно окружающую мѣстность, замѣтилъ подъ среднимъ деревомъ пропасть, откуда выходилъ тяжелый, удушливый запахъ, — то была дорога въ преисподнюю. Разсѣдлавъ коня и положивъ сбрую подъ дерево, Мёгюлю сказалъ коню: «слушай, другъ мой и товарищъ! я спущусь въ подземный демонскій міръ, пока я не выйду — ты гуляй, гдѣ хочешь, но когда позову, будь немедленно тутъ». Конь, услыхавъ сказанное, изъ гривы и хвоста сдѣлалъ себѣ крылья и полетѣлъ въ пространство. Мёгюлю Бёгё, нагнувшись, полетѣлъ въ пропасть внизъ головой и въ безпамятствѣ упалъ на дно; очнувшись, онъ увидалъ, что лежитъ на желѣзномъ полѣ, поросшемъ таковыми же растеніями, сюда не проникалъ солнечный свѣтъ, а былъ полумракъ. Отъ паденія половина его тѣла была разбита, а самъ такъ похудѣлъ и обезсилѣлъ, что походилъ на осиротѣлаго ребенка: отъ прежняго его богатырскаго величія не осталось и слѣдовъ. Кое какъ онъ нашелъ себѣ палку, разглядѣлъ слѣды демонскаго богатыря и по нимъ пришлось идти на сѣверъ. Дошелъ до желѣзной юрты, у которой было привязано восемь пѣгихъ желѣзныхъ кобылъ; войдя въ юрту, онъ увидалъ демонскую шаманку. Поклонившись ей, онъ запѣлъ: «Мой привѣтъ и поклонъ тебѣ, Солнце, госпожа здѣшняго міра. Я земной житель, тамъ не могъ найти себѣ крова и пищи, принужденъ былъ спуститься въ этотъ міръ, гдѣ нашелъ тебя, мою госпожу. Нѣтъ ли какой работы?» На это старуха отвѣчала, что ее зовутъ Алабыръ, а работа у ней — пасти ея восемь кобылъ и за восемь мѣсяцевъ онъ въ вознагражденіе получитъ одного жеребенка. Алабыръ накормила Мёгюлю мясомъ разныхъ звѣрей, послѣ чего онъ погналъ на пастбище къ морскому берегу своихъ кобылъ. По истеченіи 8 мѣсяцевъ, кобылы ожеребились, и онъ пригналъ ихъ къ старухѣ, которая была довольна этимъ, и, подаривъ Мёгюлю обѣщаннаго жеребенка, запѣла: «я знаю, что ты когда-то былъ земнымъ богатыремъ, тебя звали Мёгюлю Бёгё, ты гнался за здѣшнимъ богатыремъ Бёрёкюя Бётесь, который отнялъ у тебя сестру Хачыланъ Ко. За твою вѣрную службу я тебя приведу въ твой прежній видъ». Она напоила живою водою, и Мёгюлю сталъ болѣе сильнымъ богатыремъ, чѣмъ былъ. Поблагодаривъ старуху, онъ осѣдлалъ подареннаго жеребенка и сѣлъ на него. Молодой конь, почувствовавъ сѣдока, расправилъ свои желѣзныя крылья, полетѣлъ очень быстро и достигъ жилища демонскаго богатыря, гдѣ Мёгюлю встрѣтилъ свою сестру. Бёрёкюя Бётесь дома не было, онъ уѣхалъ къ кузнецу Кыдай Бахсы, чтобы сковать себѣ то, что было оторвано у него въ состязаніи съ Мёгюлю. Сестра ему разсказала, что демонскій богатырь очень силенъ и, кромѣ того, его трудно убить, потому что знаетъ колдовство. Мёгюлю Бёгё сказалъ сестрѣ: «когда вернется твой богатырь, ты приласкайся къ нему и выспроси, въ какомъ мѣстѣ заключена у него его душа; пусть только укажетъ, а я ужь знаю, что потомъ дѣлать». Сказавъ это, онъ превратилъ коня въ гнилую лѣсину, а самъ спрятался. На другой день возвратился богатырь и сказалъ, что кузнецы велѣли придти завтра, не могутъ скоро окончить. Хачыланъ Ко приласкалась къ нему и спросила, гдѣ находится его душа, ибо она желаетъ соединить съ нимъ свою душу. На это демонскій богатырь отвѣтилъ, что на берегу морскомъ пасутся три оленя, изъ нихъ у средняго въ животѣ находится его душа. Эти слова слышалъ Мёгюлю Бёгё и тотчасъ же отправился на берегъ морской, гдѣ дѣйствительно паслись три оленя, онъ подкрался къ нимъ осторожно и ножемъ распоролъ брюхо среднему оленю, и изъ него выпалъ желѣзный ящикъ. Разбивъ его, онъ нашелъ змѣю, которую и убилъ; послѣ чего отправился обратно къ сестрѣ и, взявъ ее съ собой на коня, поѣхали обратно въ свой край. Между тѣмъ, какъ душа богатыря, заключавшаяся въ змѣѣ была убита, самъ богатырь, возвращаясь отъ кузнецовъ съ прикованной штукой, умеръ въ дорогѣ. Мёгюлю Бёге, выѣхавъ на землю черезъ ту же трубу, въ которую упалъ, пустилъ коня, котораго дала ему старуха Алабыръ, на волю. Будучи утомленъ и обезсиленъ, онъ расположился спать, положивъ подъ голову сѣдло, одѣлся шубою и легъ спать, также устроилась и сестра его. Около полуночи съ юга прилетѣла огромная желѣзная птица и, усѣвшись на лѣсинѣ, запѣла: «Привѣтъ и поклонъ мой тебѣ, Мёгюлю Бёгё! Я богатырь южнаго моря, повелитель надъ тамошними демонами, сильнѣйшій Содалба Бёгё. Летѣлъ къ Бёрёкюя Бётесь, чтобы отнять у него твою сестру, но ты предупредилъ меня и везешь ее уже обратно. Скажи мнѣ, сколько просишь ты за нее калыму». Мёгюлю Бёге спалъ крѣпкимъ сномъ и не слыхалъ пѣсни демонскаго богатыря, сколько сестра ни старалась разбудить его. Содалба Бёгё, повторивъ свою пѣсню нѣсколько разъ, схватилъ прекрасную Хачыланъ Ко за волосы и улетѣлъ обратно. Мёгюлю Бёге проснулся лишь по истеченіи семи сутокъ и увидалъ, что сестры уже не было, тогда онъ позвалъ обратно своего коня и поѣхалъ наугадъ на полдень. Прилетѣвъ въ свое жилище, демонскій богатырь Содолба Бёгё сталъ ходить за своей женой, которая была очень больна и отказывалась отъ всякой пищи, которую приготовлялъ онъ ей, такъ что наконецъ спросилъ ее, чего она желаетъ ѣсть, и она ему сказала, что отсюда на западъ есть дремучій лѣсъ, гдѣ живетъ левъ, страшнѣйшій изъ звѣрей; сердце этого звѣря ей хочется поѣсть. Услыхавъ это, Содалба Бёгё отправился въ дремучій лѣсъ и запѣлъ: «Левъ, страшнѣйшій изъ звѣрей, я пришелъ по великой нуждѣ; моя жена очень больна и непремѣнно проситъ твоего сердца. Этимъ, говоритъ, она получила бы изцѣленіе отъ одержимой болѣзни». Какъ только онъ это запѣлъ, прибѣжалъ левъ, сталъ бить его своимъ 30 пудовымъ хвостомъ и богатырю приходилось отъ этихъ ударовъ на столько плохо, что долженъ былъ просить льва дать нѣсколько минутъ, чтобы проститься заочно съ тѣми, кто ему дороги. Левъ остановилъ свои удары, а Содалба, пользуясь этимъ, перерубилъ его пополамъ. Вынувъ изъ него сердце, онъ отправился домой, гдѣ жена сказала ему, что онъ въ отсутствіи былъ очень долго, а тѣмъ временемъ у нея прошла охота, и она не хочетъ даже смотрѣть на сердце льва. Она прикинулась, что будто умираетъ и сказала демону Содалба Бёгё, что если онъ не достанетъ живой воды, то она умретъ непремѣнно. Демонъ Содалба Бёгё превратился въ ворона и полетѣлъ на небо къ источнику живой воды, которую караулили 40 отборныхъ небесныхъ богатырей и начальникомъ ихъ былъ небесный писарь Омонума. Какъ только онъ къ нимъ подошелъ, они напали на него и убили. Въ это время подъѣхалъ Мёгюлю Бёгё, сестра разсказала ему, какъ она ухитрилась найти смерть демону. Ѣдучи обратно домой, они заѣхали къ богачу Могосъ, у послѣдняго былъ сынъ Мосолъ Бёгё, который посватался за Хачыланъ Ко, а Мёгюлю Бёгё, въ свою очередь, женился на сестрѣ его, дѣвицѣ Ытынъ-ЬІтыллыма. Старикъ Могосъ, счастливый женитьбой сына и выдачей дочери замужъ, устроилъ большое пиршество, послѣ котораго Мёгюлю Бёгё съ своей молодой женой вернулся къ себѣ обратно домой и жилъ съ нею счастливо.

Сообщилъ В. Л. Пріклонскій.

(OCR: Аристарх Северин)