Поѣздка якутскаго священника въ Борогонскій улусъ.
ИЗЪ МОЕГО ДНЕВНИКА.
(Путевые наброски.)
Давно, очень давно, еще въ отрочествѣ, меня крайне занимала жизнь якутовъ, видѣнныхъ мною когда то въ Николаевскѣ на Амурѣ. Мать моя, уроженка г. Якутска, часто и много разсказывала мнѣ какъ объ этомъ далекомъ и холодномъ городѣ, такъ и объ аборигенахъ страны — якутахъ, ихъ вѣрѣ, жизни, патріархальной простотѣ нравовъ, и т. п. Все это не могло, даже и въ позднѣйшія времена, не разжигать во мнѣ желанія побывать въ краѣ, гдѣ, думалось мнѣ, якуты, эти дѣти природы, находясь во всегдашнемъ соприкосновеніи съ нею, живутъ здоровою, нормальною жизнью, не зная ни бурныхъ страстей, ни превратностей жизни. Переносясь мыслію въ край снѣговъ и стужи, я завидовалъ этой жизни дотолѣ, пока не увидѣлъ оборотной стороны медали. Судьба занесла меня въ Якутскъ. Проживши въ этомъ полурусскомъ, полуякутскомъ городѣ, со множествомъ арктическихъ жилищъ, носящихъ, впрочемъ, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, отпечатокъ русскаго вліянія, безвыѣздно семь лѣтъ, я все таки не могъ представить себѣ жизни якутовъ дотолѣ, пока не сошелся съ нею лицомъ къ лицу, какъ нельзя кстати воспользовавшись недѣльною поѣздкою въ «якуты»1) съ однимъ изъ участковыхъ благочинныхъ.
1) «Ѣхать въ якуты», «поѣздка въ якуты» и под... — мѣстныя традиціонныя выраженія.
День выѣзда, 13 іюня, былъ жаркій, обѣщавшій грозу. Въ удушливомъ, спертомъ воздухѣ рѣяло безчисленное множество насѣкомыхъ, между которыми выдѣлялись пауки, выдѣлывавшіе въ своемъ полетѣ разнообразнѣйшія линіи и очертанія. Хотя горная дорога шла густымъ хвойнымъ лѣсомъ, съ изрѣдка попадавшимися тощими березами и осинами, нѣсколько смягчавшими угрюмую, дикую картину сѣверной природы, но отъ этого было не легче. Лошади, обсыпаемыя и кусаемыя насѣкомыми, отъ боли бились и ускоряли шагъ, мало повинуясь сѣдокамъ, зорко смотрѣвшимъ на тропу, переплетенную корнями и сучьями деревьевъ. И если бы не махалки, устроенныя изъ конскаго волоса, то ѣзда была бы невозможною. Я, не привыкшій къ верховой ѣздѣ и при томъ на якутскихъ лошадяхъ, чрезвычайно боялся, не смотря на увѣренія «чванца», какъ въ шутку былъ прозванъ нашъ возница, что лошади «сымнагасъ», т. е. смирныя. Всѣ мы хранили глубокое молчаніе, гармонировавшее съ волшебнымъ затишьемъ лѣса, но изрѣдка лишь прерываемое отрывочными фразами, когда сквозь редѣвшую чащу лѣса врывался къ намъ пріятный вѣтерокъ отъ лежащаго на пути озера, дуновеніемъ и прохладою своею нѣсколько усмирившій преслѣдовавшій насъ гнусъ. Гнусъ этотъ, — разсказывалъ мнѣ батюшка, — иногда бываетъ здѣсь въ такомъ количествѣ, что нѣтъ рѣшительно никакой возможности ѣздить безъ крайняго изнуренія и путниковъ, и животныхъ. Уязвляемыя имъ лошади бьются и, не выдерживая боли, бросаются на землю. Тогда берегись, неосторожный ѣздокъ! Если не успѣлъ онъ во-время высвободить ногъ изъ стремянъ, чтобы соскочить съ сѣдла, — мечущаяся на землѣ лошадь, если не убьетъ, то изуродуетъ его. Случается же это, обыкновенно, тогда, когда животное ужалятъ въ чувствительнѣйшія части тѣла, напр., ноздри, и т. п. Въ предотвращеніе несчастныхъ случаевъ, якутъ показалъ свою изобрѣтательность въ томъ лишь отношеніи, что выдумалъ мѣшокъ, надѣваемый на ноздри лошади, на подобіе мѣшка, употребляемаго въ конныхъ казачьихъ сотняхъ для кормленія лошадей овсомъ. Но изобрѣтеніе якута оказывается столь же непрактичнымъ, какъ непрактиченъ и онъ самъ. Снарядъ этотъ, въ большинствѣ случаевъ, не только не предохраняетъ лошадь отъ насѣкомыхъ, но и, будучи надѣтъ на нее, до бѣшенства пугаетъ ее, почему и употребляется немногими лишь, не знающими цѣны жизни, якутами.
Говоря о неудобствахъ первобытныхъ путей сообщенія въ краѣ, съ разбросаннымъ на громадныхъ разстояніяхъ и одиноко стоящими юртами населеніемъ, неудобствахъ, усложняющихся распутицами, невольно удивляешься крѣпости и выносливости якутской лошади. Не смотря ни на зной якутскаго полярнаго лѣта, ни на трескучій морозъ, она дѣлаетъ иногда безостановочные почти переходы, опредѣляемые болѣе или менѣе внушительнымъ разстояніемъ. Наши сельскіе батюшки нерѣдко вызываются къ больному верстъ за 40. Лошадь пройдетъ до мѣста жительства священника, увезетъ его на требу, доставитъ обратно, а затѣмъ уже возвращается домой, сдѣлавши, такимъ образомъ, 160 верстъ. Вынесетъ ли такой путь какая либо другая лошадь? При томъ, якутская верста значительно больше русской, что существуетъ и у корейцевъ южно-уссурійскаго края. Умѣстно сказать, что въ Якутской области нѣтъ точнаго опредѣленія въ разстояніяхъ: говорятъ всегда приблизительно и при томъ такъ, что на самомъ дѣлѣ верстъ гораздо болѣе, чѣмъ на словахъ. Словомъ, въ этомъ отношеніи нигдѣ, кажется, не сказалась такъ рельефно, какъ въ злополучномъ Якутскомъ краѣ, умная русская пословица: «мѣрила баба клюкой, да махнула рукой».
До пристанища нашего въ Очинскомъ родѣ, принадлежащемъ 1-му Соттутскому наслегу, считается отъ церкви около 25 верстъ. Между тѣмъ, тронувшись съ мѣста въ полдень, мы уже проѣхали эти 25 верстъ, солнце склонилось къ горизонту, а до «русскаго дома» оставалось все еще порядочное разстояніе. Путь пролегалъ уже не лѣсомъ, а лугами съ довольно сносною дорогою, нѣсколько облегчавшею зрѣніе, утомленное однообразною, монотонною картиною сдѣланнаго пути. Кое-гдѣ торчали одиноко стоящія юрты, и — нигдѣ живой души, кромѣ 2—3 маленькихъ якутятъ, сидѣвшихъ на дворѣ одной изъ юртъ въ одеждѣ прародителей и безъ всякаго сопротивленія отовсюду льнувшимъ къ ихъ грязнѣйшимъ тѣлесамъ насѣкомымъ. Рѣдкая сила привычки, достойная дикаря! Признаюсь, у меня терялось всякое терпѣніе, и душа кипѣла досадою по адресу «чванца», посадившаго меня на тряскую, съ отвратительнымъ сѣдломъ, лошадь. При малѣйше скорой ѣздѣ, голова болѣла, на всемъ тѣлѣ чувствовалось колотье и ноги ужасно ныли, вслѣдствіе, вѣроятно, отека кровью. Въ довершеніе всего чуть не случилась со мною непріятнѣйшая исторія, возможная только въ ѣздѣ на якутскихъ лошадяхъ. Во время остановки у одной юрты лошадь моя вслѣдствіе сильнаго зуда на спинѣ, производимаго пòтомъ, начала быстро опускаться на землю, чтобы, покатавшись по ней, удалить непріятное ощущеніе. Нѣтъ сомнѣнія, что надо мною стряслась бы бѣда, отвращенная лишь своевременнымъ предупрежденіемъ путниковъ, заставившимъ меня соскочить съ лошади, не смотря на разбитыя невозможною ѣздою ноги.
Наконецъ, у юртъ, около которыхъ мы проѣзжали, проводникъ началъ что то выкрикивать, часто повторяя слово «агабытъ»2) Обитатели юртъ, выходя по крику на дворъ, въ молчаніи возвращались обратно. Я сначала не понялъ выкрикиванiй нашего глашатая, но потомъ догадался, что онъ оповѣщалъ жителей о пріѣздѣ священника, призывая первыхъ къ богослуженію. И, дѣйствительно, скоро показался большой русскій домъ, съ высокою полуразрушенною крышею, чему я дѣтски обрадовался, разсчитывая на благодѣтельный отдыхъ, котораго, впрочемъ, не получилъ.
2) Агабытъ — нашъ отецъ, священникъ.
Одиноко стоящій въ дремучемъ лѣсу, полуразрушенный и почернѣвшій отъ времени, мраченъ домъ этотъ. Вѣетъ отъ него чѣмъ то фантастическимъ и по
внутренней обстановкѣ напоминаетъ описываемые въ современныхъ романахъ и повѣстяхъ старинные барскіе дома, съ ихъ призраками и чертовщиной. Обширный залъ, въ которомъ мы помѣстились, отдавалъ,
раздражающею душу и нервы, пустотою, отъ которой становится жутко. По стѣнамъ стоитъ множество деревянныхъ съ рѣзными, довольно искусной работы, спинками стульевъ, точно живыхъ, но нѣмыхъ
свидѣтелей давно минувшей жизни этого дома. Представляя въ общемъ тяжелую картину смерти и разрушенія, тѣмъ не менѣе, домъ этотъ имѣетъ свѣтлую исторію въ лицѣ своего покойнаго владѣльца,
инородца Семена Васильева. Домъ этотъ — современникъ сосѣдней Борогонской церкви, ибо строился одновременно съ послѣднею въ 1813 году. Строителемъ обоихъ въ одномъ и томъ же году было упомянутое
лицо, похороненное въ оградѣ Борогонскаго храма. Оба зданія —
домъ и церковь — въ настоящее время пришли въ ветхость. Но въ домѣ еще живутъ, а въ Борогонцахъ строится нынѣ новый храмъ взамѣнъ стараго, который, будучи предохраненъ отъ разрушенія, можетъ
простоять еще продолжительное время, какъ памятникъ древности3).
3) Изъ дѣлъ архива Борогонской церкви видно, что храмъ сей строился «съ Высочайшаго Е. И. В. Государя Императора Александра Павловича дозволенія». Храмъ двухпрестольный: главный — въ память вознесенія Господня, а правый придѣлъ — во имя св. благовѣрнаго князя Александра Невскаго. Между прочею утварью, въ храмѣ сохраняется, какъ особенная святыня, небольшая, въ сребро-позлащенномъ окладѣ, икона св. Александра Невскаго — даръ церкви приснопамятнаго Монарха Александра I-го.
Коснувшись исторіи «русскаго дома», нельзя пройти молчанiемъ того грустнаго явленія, что, не смотря на навязываемую якутамъ въ теченіе 2½ вѣковъ русскую цивилизацію, они все еще не могутъ отрѣшиться отъ своего крайняго невѣжества, предпочитая жить въ грязныхъ юртахъ вмѣстѣ съ животными. Не смотря на «моря лѣса», разлитыя по области, постройка въ русскомъ вкусѣ имъ не прививается. Въ Соттинскомъ приходѣ, съ населеніемъ въ 2.362 души, едва можно насчитать 2—3 заброшенныхъ русскихъ дома. Нѣсколько въ иномъ свѣтѣ представляются якуты областнаго города и Олекминскаго округа: состоятельные изъ нихъ имѣютъ дома русской постройки. Но мнѣ кажется, что какъ тѣ, такъ и другіе построили ихъ не въ силу признанія какихъ-либо преимуществъ такой именно постройки, сознанія санитарно гигіеническихъ требованій, а просто изъ подражанія русскимъ и нежеланія отстать отъ нихъ. Собственно же для полудикаго, необразованнаго якута, всѣми неправдами туго набившаго карманъ, рѣшительно безразлично: будетъ ли жить онъ въ обширномъ каменномъ домѣ, обставленномъ даже съ комфортомъ, или въ хотонѣ вмѣстѣ съ «безсловесными». Хотя извѣстно, какъ спасительно вліяетъ на простого человѣка комфортъ въ его домашнемъ быту, быстро искореняя въ немъ грубыя наклонности, возвышая моральную сторону и развивая его интеллектуальныя способности, но едва ли можно примѣнить сказанное къ косной натурѣ якута, погруженнаго въ невѣжество всѣмъ существомъ своимъ. Опытъ показалъ, что даже образованіе, въ большинствѣ случаевъ, сообщаетъ якуту скорѣе отрицательныя, нежели положительныя, качества, развивая присущіе ему злые инстинкты и страсти, неудержимо обнаруживающіеся въ преступленіяхъ: сутяжничествѣ, подлогахъ, растратѣ казенныхъ денегъ, и т. п.
Спустя часъ времени послѣ пріѣзда, благоволила посѣтить насъ жена старшины или «князя» 1-го Соттутскаго наслега, какъ не безъ гордости именуютъ себя якуты, власть имущіе. Какъ жена состоятельнаго человѣка, разодѣтая въ сукно, «княгиня», послѣ непродолжительной бесѣды, приказала поставить въ залѣ отдѣльный столъ съ самоваромъ, за который и усѣлась въ качествѣ хозяйки. При чаѣ, поданномъ съ нѣсколькими кусками сахара, не было не только традиціонныхъ оладей, но и пресловутой якутской лепешки, а погодя, какъ бы въ pendant къ этому, было объявлено, что гостей и кормить совсѣмъ не чѣмъ. Посадили, значитъ, на діэту по случаю продолжительнаго, утомительнаго переѣзда... Что же? «не о хлѣбѣ единомъ живъ будетъ человѣкъ», — нужно было примириться и съ этимъ обстоятельствомъ... Что же касается княгини и хозяевъ, то сами они, вѣроятно, живутъ впроголодь, по русской пословицѣ: «жить весело да ѣсть нечего».
(Продолженіе будетъ.)
ИЗЪ МОЕГО ДНЕВНИКА
(Путевые наброски.)
Рѣдкій изъ людей постигаетъ искусство жить, а неразвитый и неразсудительный якутъ въ особенности. Какъ дикарь, не умѣющій подчинить свои животныя побужденія разсудку, предусмотрительности и благоразумію, онъ — не только не бережливый человѣкъ, но и величайшій расточитель, потому что не заботился о завтрашнемъ днѣ. Случился у него излишекъ въ мясѣ, маслѣ, мукѣ и проч., — онъ не поѣдаетъ, но пожираетъ его съ жадностію и обжорствомъ голоднаго звѣря. Не зная требованій гигіены, предписывающихъ воздержаніе и умѣренность, якутъ въ состояніи, въ одинъ пріемъ, съѣсть столько, сколько было бы достаточно для 15—20 человѣкъ русскихъ. Хотя г. Гартвигъ въ своемъ сочиненіи: «Природа и люди на крайнемъ сѣверѣ» и говоритъ, что такое обжорство для безумца не проходитъ даромъ, такъ какъ послѣ подобнаго турнира, у него являются жестокія боли желудка, заставляющія обжору кататься по полу два, три дня, но это не совсѣмъ вѣрно. Якутъ объѣдается очень часто, и отъ обжорства страдаетъ очень рѣдко и очень мало. Бывали случаи, когда одинъ якутъ, держа пари, выпивалъ по пуду топленаго коровьяго масла, безъ всякихъ послѣдствій для своего здоровья, отдѣлавшись обильнымъ маслянистымъ пòтомъ. Считая воздержаніе грѣхомъ, оскорбляющимъ счастіе, онъ предается обжорству и пьянству не только самъ, но пріучаетъ къ тому же и малолѣтнихъ дѣтей своихъ, что можно видѣть на ихъ національныхъ праздникахъ, такъ называемыхъ, «ысэхахъ». У якутовъ выработалась даже пословица, выражающая ихъ безпечную жизнь: «сааскы киhи кюльбютюнинь, кюhюнню киhи салбаммытынанъ», т. е. весенній человѣкъ со смѣхомъ, а осенній съ облизываніемъ. Смыслъ пословицы очевиденъ. Якутъ, голодавшій въ продолженіи зимы, съ наступленіемъ весны какъ бы оживаетъ, предаваясь неумѣренному объѣденію молокомъ, дичью, рыбою и т. п.; а когда придетъ осень, онъ, не сдѣлавши запаса на продолжительную зиму, начинаетъ бѣдствовать, облизываясь при взглядѣ на людей, болѣе или менѣе предусмотрительныхъ.
Въ то время, какъ мы потягивали «китайскую травку», о. благочинный, между прочимъ, сообщилъ мнѣ нѣкоторыя свѣдѣнія относительно происхожденія и образованія 1-го Соттутскаго наслега, въ которомъ мы сейчасъ находились.
Нашему приходу, говорилъ онъ, усвоено названіе «Соттинскій» по тому наслегу, гдѣ построена церковь. А когда, кѣмъ и почему усвоено наслегу такое названіе — сказать трудно. Якуты, какъ и всѣ, вообще, дикіе племена и народы, не имѣютъ ни исторіи, ни письменности. Разсуждая о минувшихъ временахъ, они руководствуются скорѣе сказаніями легендарнаго свойства, прикрашенными фантазіей, чѣмъ преданіемъ въ собственномъ смыслѣ. Тѣмъ не менѣе изъ этихъ сказаній, какъ данныхъ относительно происхожденія и образованія Соттутскаго наслега, слагается нѣсколько выводовъ, изъ которыхъ кажется наиболѣе вѣроятнымъ одинъ, основанный на слѣдующемъ, распространенномъ между здѣшними якутами, сказаніи.
Когда-то жила здѣсь старуха якутка (по имени, можетъ быть, Сотту), имѣвшая четырехъ сыновей. Каждому изъ сыновей она дала особое названіе, или имя, вѣроятно сообразное съ особенностями темперамента и привычекъ. Первый сынъ былъ названъ Сытыга (хилый, гнилой), вѣроятно потому, что отъ природы былъ человѣкомъ болѣзненнымъ. Второй, — по вѣчно веселому настроенію своего духа, отличался необыкновенною рѣзвостію и игривостію характера, выражавшеюся особенно въ пляскахъ, составлявшихъ любимое его занятіе, названъ Керъ (веселый, пляшущій). Третій, — по своему необщительному, угрюмому характеру, не любилъ общенія ни съ братьями, ни съ посторонними, и, находясь со всѣми въ разладѣ, жилъ особнякомъ, почему и названъ Очо (отдѣлившійся). Четвертый, — надо полагать, быль неряшливъ въ отношеніи ко всему костюму, и когда носилъ конусообразную шапку съ длинными по сторонамъ концами (ушами), то загибалъ послѣдніе такъ, что они, торча и болтаясь, казались какъ бы свѣсившимися, за что получилъ отъ матери названіе Сегирь (свѣсившійся, повисшій). Отъ этихъ то четырехъ лицъ и образовалось четыре рода, составляющіе нынѣшній 1-й Соттутскій наслегъ: сытыгинскій, керскій, очинскій и сегирскій.
Въ отвѣть на вопросъ: давно ли занимаютъ они настоящее мѣсто жительства, за отсутствіемъ положительныхъ данныхъ, можно ограничиться лишь предположеніями. Когда, въ 1813 году, строилась Борогонская церковь, то якуты Соттутскаго наслега, уже значились въ приходѣ первой. Какъ это, такъ и показанія старожиловъ несомнѣнно свидѣтельствуютъ о томъ, что здѣшніе якуты тогда еще имѣли жительство на тѣхъ именно мѣстахъ, гдѣ мы видимъ ихъ теперь.
Нашу любопытную бесѣду прервала явившаяся якутка, которая, принявши благословеніе о. благочиннаго, начала о чемъ-то жаловаться ему. Обливаясь слезами, она обнажала руки выше локтей, показывая то на нихъ, то на лицо, которое я не могъ видѣть, такъ какъ сидѣлъ за спиною якутки. При видѣ жалкой, плачущей бабы, мнѣ пришла на умъ семейная сцена расправы мужа съ женою, что практикуется у якутовъ довольно часто по пословицѣ: «тири агынэгынанъ, джахтаръ тасырынанъ», т. е. кожа мятьемъ, а баба драньемъ. Я полагалъ, обиженная мужемъ, пришла за тѣмъ, чтобъ получить защиту и покровительство отъ отца духовнаго, но на дѣлѣ было не такъ. Правда, несчастная просила защиту, но не отъ мужа, который самъ нуждался въ ней, а отъ притѣсняющей ее сельской власти. Дѣло въ томъ, что у женщины этой 3 года тому назадъ образовались на лицѣ бѣловатыя, какъ-бы отъ ожога, пятна, не изчезнувшія и въ послѣднее время. Эти пятна, — обычное явленіе между якутами, — для старшины, однако-же, послужили поводомъ для стѣсненія въ лицѣ женщины бѣднаго семейства, состоящаго изъ мужа, жены и пятерыхъ, малъ-мала-меньшихъ, дѣтей. Въ матери семейства нашли прокаженную, выстроили въ лѣсу юрту, въ которую и гонятъ совершенно здоровую женщину. О. благочинный, конечно, поспѣшилъ сдѣлать въ отношеніи къ жертвѣ человѣческаго насилія все возможное и зависящее отъ него.
А вотъ другая картинка, не менѣе печальная исторія мнимо-прокаженной, Явился оспенный ученикъ съ атрибутами своей профессіи: лимфою, стеклами, ланцетомъ и проч. Хотя отъ этого дѣятеля по части народнаго здравія никто не требовалъ его аптеки, а только нуждались въ кой-какихъ свѣдѣніяхъ относительно оспопрививанія, но какъ ящикъ былъ открытъ, то и нельзя было не посмотрѣть содержимаго въ немъ. Матерія, содержащаяся въ небольшомъ пузырькѣ, мало что то походила на лимфу: она была черезчуръ ужъ жидка и напоминала собою скорѣе воду, чѣмъ медикаментъ; на стеклахъ, обернутыхъ грязнѣйшею бумагою, видны были микроскопическія пятна засохшей лимфы, на ланцетѣ — обиліе ржавчины, а на всемъ, взятомъ вмѣстѣ, — густой слой угольнаго порошка. Благодѣтель своего племени, малограмотный якутъ, не преминулъ сообщить намъ и о способѣ привитiя имъ оспы. «Сначала, говорилъ онъ, я дѣлаю на тѣлѣ наколъ иглою; затѣмъ, на эту же иглу беру матерію и кладу ее на наколъ и — дѣлу конецъ; а ланцетомъ только очищаю тѣло отъ струпьевъ».
— Ну, и что-же прививаешь? — спросили его.
— Прививаю, да ничего не выходитъ; не знаю, что послали; прежде прививалъ удачно; теперь буду прививать тою, которая въ стеклахъ, — помочу ее чѣмъ нибудь, — отвѣчалъ ученикъ, занимающійся оспопрививаніемъ уже болѣе 7 лѣтъ.
Въ 8 часовъ вечера, въ сопровожденіи этого ученика, я отправился во 2-й Соттутскій наслегъ для напутствованія больнаго. До мѣста пребыванія больнаго, по словамъ проводника, было не болѣе 5 верстъ, а по моему разсчету около 10, сколько на самомъ дѣлѣ потомъ и оказалось. Въ вышеприведенномъ мною трактатѣ о разстояніяхъ между якутскими стойбищами я позабылъ сказать на сколько объ оригинальномъ, на столько-же курьезномъ способѣ опредѣленія якутами количества верстъ посредствомъ кухоннаго горшка. Они говорятъ; «когда совсѣмъ вскипитъ одинъ горшокъ (бирь кесъ), то, значитъ, сдѣлано 10 верстъ, два — двадцать», и т. д.
Итакъ, я на пути къ мѣсту совершенія требы. Характеръ дороги уже извѣстенъ читателю. На пути было встрѣчено нѣсколько одиноко стоящихъ, въ нѣкоторомъ разстояніи одна отъ другой, юртъ, напомнившихъ мнѣ фанзы южно-уссурійскихъ корейцевъ. Корейскія селенія, растянутыя на нѣсколько верстъ, состоятъ изъ фанзъ, отдѣленныхъ другъ отъ друга нѣкоторымъ пространствомъ, густо засѣяннымъ кукурузою, просомъ, картофелемъ, коноплемъ и т. п., чего, къ сожалѣнію, нельзя встрѣтить у якута. Стало быть, когда у первыхъ — полная чаша довольства, у вторыхъ — поражающая пустота, служащая выраженіемъ ихъ нищеты духовной, лѣности и умственной неподвижности.
Главное хозяйственное занятіе здѣшнихъ якутовъ — скотоводство. Но такъ какъ якутамъ не свойственны ни знаніе, ни практическая смышленость, то они и не могутъ получать всѣхъ выгодъ и пользы, предоставляемыхъ скотоводствомъ. Они не имѣютъ даже и ограниченныхъ понятій о пользѣ скотоводства, о способахъ разведенія, содержанія и улучшенія скота, о свойствахъ его и привычкахъ, о здоровьѣ и предупрежденіи болѣзней, о распознаваніи вѣса и доброты скота. Вообще-же говоря, не могутъ содержать скотъ лучшихъ породъ, чтобы сбывать предметы въ видѣ молока, сливокъ, масла и т. п.
Домашней птицы и прочихъ животныхъ не разводятъ.
Хлѣбопашествомъ занимаются весьма не многіе и въ самыхъ ограниченныхъ размѣрахъ, какъ и огородничествомъ. Только съ 1888 года нѣкоторые изъ нихъ, благодаря наставленіямъ мѣстнаго священника о. В. Охлопкова, начали сѣять въ небольшомъ количествѣ картофель, не требующій въ своемъ разведеніи ни особеннаго умѣнія, ни особеннаго труда.
Несмотря на относительное обиліе рыбы въ бассейнѣ рѣки Лены, многіе совсѣмъ не занимаются этимъ промысломъ.
Ремесла также не въ характерѣ якутовъ, какъ и всякій трудъ, хотя-бы сравнительно легкій. Если и есть у кого кузница, то вся работа въ ней ограничивается точеніемъ лишь топоровъ, ножей, косъ и т. п.
Такимъ образомъ, якуты не только не имѣютъ добродѣтели трудолюбія, но и предпочитаютъ ей совершенное спокойствіе, даже во время голода. Отсюда въ средѣ ихъ крайняя нищета и вопіющая скудость въ первыхъ потребностяхъ жизни, сопровождаемая жестокою борьбою съ суровою природой за свое существованіе. Поражающая нечистота, протухлая атмосфера, скудная, недоброкачественная пища, вода изъ грязныхъ озеръ и ручьевъ, кишащихъ разнаго рода инфузоріями и насѣкомыми, или покрытая зеленымъ поростомъ и многое другое служатъ причинами различныхъ болѣзней и необычайной смертности инородцевъ, равносильной ничѣмъ не удержимому вымиранію. Такія болѣзни, какъ оспа и катарръ желудка, можно сказать, на весь вѣкъ къ нимъ прирождены и прикованы.
Съ такими грустными размышленіями въѣхалъ я во дворъ юрты больного. При входѣ въ юрту, свѣчи у иконъ мы нашли уже зажженными, что дѣлается всегда при пріѣздѣ и отъѣздѣ священника. Благословивши народъ, я приступилъ къ исповѣди и причащенію больного. Затѣмъ, я обратился къ родственникамъ его съ вопросомъ; «будетъ-ли больной собороваться?» Отвѣчаютъ: «нѣтъ». Спрашиваю: «почему?» Молчатъ. Между тѣмъ мнѣ давно уже была извѣстна причина, отклоняющая нѣкоторыхъ якутовъ отъ елеосвященія, причина, лежащая въ ихъ предразсудкѣ относительно сего таинства, но сказывающаяся, впрочемъ, въ жизни ихъ очень рѣдко. Прибѣгая въ болѣзни къ таинствамъ причащенія и соборованія, они предпочитаютъ послѣднее первому, ибо видятъ въ немъ величайшую силу и въ смыслѣ освященія, и въ смыслѣ врачеванія. Весь-же предразсудокъ можетъ быть формулированъ въ слѣдующихъ немногихъ словахъ: «кто соборовался, тотъ уже совсѣмъ не долженъ грѣшить», или другими словами; «кто причащался, но не соборовался, можетъ грѣшить сколько ему угодно». Считая за истину нелѣпыя суевѣрія и предразсудки, якуты слѣдуютъ имъ съ сердечною вѣрою и опираются на нихъ всѣми нравственными силами своими. Зная все это очень хорошо, я воспользовался присутствіемъ здѣсь одного изъ учениковъ якутской центрально-миссіонерской школы, котораго просилъ перевести якутамъ, въ опроверженіе ихъ нелѣпости, нѣсколько словъ. Переданное имъ не осталось безъ успѣха, такъ какъ больной не только отсоборовался, но и попросилъ меня отслужить еще молебенъ, что, конечно, мною и было исполнено. Затѣмъ, я поспѣшилъ отправиться на тѣхъ-же лошадяхъ и съ тѣмъ-же проводникомъ обратно, ибо была уже полночь и я нуждался въ отдыхѣ. Но что за притча? Впередъ я ѣхалъ, не смотря на возможную поспѣшность, медленнѣе, а вернулся назадъ скорѣе, ѣхавши не спѣша, и при томъ — совершенно иною дорогою. Оказалось потомъ, что и въ данномъ случаѣ, какъ и въ первомъ, нашло себѣ мѣсто суевѣріе. Якутъ, выѣхавши изъ юрты больнаго за священникомъ одною дорогою, возвратится непремѣнно другою; доставляя священника домой, продѣлываетъ то же самое, хотя-бы для сего пришлось или сворачивать на большое разстояніе, или, за неимѣніемъ лишней дороги, ѣхать лѣсомъ и водою. Вообще-же говоря, вся духовная жизнь якутовъ есть ничто иное, какъ сплетеніе и смѣсь безчисленныхъ суевѣрій и предразсудковъ, унаслѣдованныхъ какъ отъ предковъ своихъ, такъ и отъ русскихъ. Ихъ такое множество, что не представляется возможности къ перечисленію на сихъ немногихъ страницахъ даже главнѣйшихъ изъ нихъ.
(Продолж. будетъ.)
ИЗЪ МОЕГО ДНЕВНИКА
(Путевые наброски.)
І4 іюня. Богослуженіе сегодня началось правиломъ ко св. причащенію, читаннымъ по-очередно двумя якутами на своемъ родномъ языкѣ. Неспѣшное, выразительное чтеніе его какъ нельзя лучше свидѣтельствовало о томъ внутреннемъ настроеніи, съ которымъ чтецы относились къ св. дѣлу. Благоговѣніе и страхъ Божій, наглядно выражавшіеся въ истовомъ совершеніи ими крестнаго знаменія и прочихъ молитвенныхъ движеній, какъ бы невольно сообщались и молящимся. Видя въ лицѣ сихъ «дѣтей природы» «малое стадо» Христово, во главѣ съ пастыремъ своимъ, я проникался всѣмъ существомъ своимъ безпредѣльною отрадою, ибо нѣтъ ничего пріятнѣе какъ видѣть дѣло, совершаемое во славу Божію въ простотѣ сердца и съ дѣтскою вѣрою.
По окончаніи богослуженія, за которымъ было около 80 причастниковъ, на площади, по просьбѣ очинцевъ, было совершено молебствіе о прекращеніи бездождія. Послѣ молебна, подкрѣпивши на предлежащій путь силы свои чѣмъ Богъ послалъ, мы отправились далѣе — въ Сыгатскій наслегъ.
Нѣтъ, подумалъ я, оставляя очинцевъ, не похожи эти якуты, совсѣмъ не похожи на прочихъ собратій своихъ, проникнутыхъ рѣдкимъ религіозно-нравственнымъ невѣжествомъ. И дѣйствительно, всѣ почти якуты Соттинскаго прихода не могутъ похвалиться религіозною жизнію своею. При косности ума, не могущаго проникнуть за предѣлы видимаго, чувственнаго и осязаемаго, они не въ состояніи постигнуть внутренняго смысла богослуженія, и потому тяготятся имъ. Молитвъ, кромѣ нѣсколькихъ прошеній на своемъ нарѣчіи о пищѣ и болѣзни, не знаютъ. Не высокаго строя и нравственность ихъ. Страсти и злые инстинкты присущи имъ во всей силѣ и обнаруживаются въ преступленіяхъ неудержимо. Господствующія страсти якутовъ: корысть, честолюбіе, мстительность и плотоугодіе, порождаемыя нищетою. Отрадное исключеніе въ религіозно-нравственномъ отношеніи составляетъ сейчасъ оставленный нами очинскій родъ, состоящій изъ 250 душъ обоего пола. Большая часть якутовъ этого рода знаетъ всѣ главнѣйшія молитвы, благодаря присутствію въ средѣ ихъ двухъ якутовъ, знающихъ русскую грамоту. Само собою разумѣется, что если и сказывается безнравственность въ жизни сихъ якутовъ, то уже, подъ вліяніемъ страха Божія, далеко не въ той степени, въ какой присуща она всѣмъ остальнымъ сородичамъ ихъ.
Вся бѣда, конечно, въ томъ, что умственное развитіе не только здѣшнихъ, но и всѣхъ вообще якутовъ, стоить на нежелаемомъ уровнѣ. Умъ не развитъ, способности въ усыпленіи, понятія ограничены. Вездѣ отсутствіе полезныхъ взглядовъ на жизнь и стремленій къ улучшенію ея. Нѣтъ у нихъ способности наблюденія, оцѣнки своего положенія и контроля надъ своими дѣйствіями. По арифметикѣ и счетной части якуты ушли не далѣе десятковъ, нарѣзанныхъ на палкѣ знаками. На передней полкѣ, подъ св. иконами, у нихъ виситъ деревянный полукругъ съ семью дырами — наглядный счетъ недѣли. Въ этихъ символическихъ знакахъ вся ихъ алгебра и пасхалія. Между тѣмъ якуты, можно сказать, не столько предубѣждены противъ грамотности, сколько равнодушны къ ней, вслѣдствіе отсутствія сознанія въ потребности образованія и выгодъ его въ приложеніи къ духовной жизни и домашнему быту своему.
Въ концѣ прошлаго года при Соттинской церкви открыта церковно-приходская школа, питомцы которой, надо надѣяться, со временемъ внесутъ благотворную перемѣну въ строй религіозно-нравственной и домашне-бытовой жизни соплеменниковъ своихъ.
Но оставимъ рѣчь объ этомъ предметѣ и обратимъ вниманіе на путь, уносящій насъ въ глубь Соттинскаго прихода и къ новымъ впечатлѣніямъ. По характеру своему, сегодняшняя дорога точная копія съ вчерашней, съ тѣми же ужасными спутниками: палящимъ зноемъ и насѣкомыми всевозможныхъ наименованій. Вскорѣ по выѣздѣ отъ очинцевъ, мы подъѣхали къ небольшой рѣчкѣ съ разрушеннымъ мостомъ, который вызвалъ насъ на разсужденія о качествѣ дорогъ, этихъ жизненныхъ артерій области. Не говоря о томъ, что о костоломныхъ путяхъ сообщенія въ области извѣстно только одному Всевышнему, да его смиреннымъ служителямъ — сельскимъ батюшкамъ, скажу нѣсколько словъ о мостахъ. Встрѣченный нами мостъ построенъ, какъ видно, очень давно и, какъ совершенно сгнившій, разрушился прошлою зимою въ проѣздъ по нему одного якута, ведшаго въ поводу двухъ лошадей. Если якутъ съ лошадьми въ данномъ случаѣ, при паденіи съ моста, и ограничился лишь испугомъ и ушибами, благодаря въ обиліи лежавшему на льду снѣгу, то это совершенная случайность, а то вѣдь могъ и шею свернуть... Между тѣмъ, мостъ этотъ не исправленъ еще и теперь. Всѣ остальные мосты въ районѣ Соттинскаго прихода до того ветхи, что, при движеніи по нимъ одного пѣшехода, страшно колеблются, готовые рухнуться при малѣйшемъ напорѣ чего либо тяжеловѣснаго. И ничего себѣ... какъ будто такъ и надо. Гдѣ же надзоръ? Якутъ мало думаетъ о своей жизни, потому что не цѣнитъ ее; сельскія власти тоже не думаютъ ни о своей, ни о чужой жизни, ибо, не имѣя здраваго смысла, погружены въ непробудную спячку, а болѣе нѣтъ здѣсь, кромѣ Отца небеснаго, никого, кто позаботился бы о насъ, горемыкахъ — худо ли, хорошо ли живется намъ въ дебряхъ Борогонскаго улуса. Остается, слѣдовательно, вооружившись терпѣніемъ, ожидать то вожделѣнное время, когда посѣтитъ наше захолустье начальство, которое, авось, соблаговолитъ обратить свое просвѣщенное вниманіе, въ числѣ прочихъ предметовъ, и на эти костоломки съ ихъ ловушками для людей и животныхъ и до нѣкоторой степени усладитъ нашу не въ мѣру горькую жизнь. А до тѣхъ поръ... но молчу и ставлю точки.
Изображавшая дорогу тропа, по которой мы едва двигались, сама по себѣ была плоха, но намъ очень часто приходилось сворачивать еще въ сторону для объѣзда мѣстъ, заваленныхъ обгорѣлыми деревьями. Едва будучи въ состояніи пробираться сквозь чащу лѣса, мы касались деревьевъ то головами, то ногами, ежеминутно опасаясь за цѣлость своего тѣла и одежды. Между тѣмъ, въ этихъ мѣстахъ можно видѣть цѣлыя пространства, выжженныхъ рукою варвара якута, рѣдко — затѣмъ, чтобъ запастись сушнякомъ для дровъ, чаще безъ всякой надобности, — по невѣжеству. Пускаютъ палы не только съ наступленіемъ весны и рѣшительно вездѣ, но и среди лѣта и вблизи города, административнаго центра. Не далѣе, какъ утромъ сегодня, въ горахъ былъ пущенъ такой палъ, что, казалось, всѣ окрестности подернуло туманомъ, сквозь который едва видно было какъ бы раскаленное солнце безъ его животворныхъ лучей. И горятъ эти лѣса въ продолженіе мѣсяцевъ, превращая и безъ того сухую землю въ камень и обмѣляя рѣки. Спрашивается, какіе могутъ быть тутъ дожди и урожаи, на отсутствіе которыхъ такъ горько сѣтуетъ нашъ злополучный край? Во всѣхъ другихъ губерніяхъ и областяхъ объ этомъ уродливомъ явленіи гласно заявляется путемъ печати, и власти, въ свою очередь, принимаютъ болѣе или менѣе энергичныя мѣры къ пресѣченію зла. А здѣсь ничего подобнаго нѣтъ, да, вѣроятно, и не будетъ до тѣхъ поръ, пока зло это не заявитъ о себѣ чувствительнѣйшимъ и печальнѣйшимъ образомъ.
Наконецъ, въ 5 часовъ пополудни мы едва добрались до Сыгатскаго наслега, сдѣлавши переѣздъ въ 25, если не болѣе, верстъ. Одиноко стоявшая у озерка невзрачная юртишка должна была послужить намъ пріютомъ въ теченіе двухъ почти сутокъ. Хотя хозяинъ юрты, выборный по головѣ, якутъ Димитрій Алексѣевъ и состоятельный человѣкъ, но жилище его представляетъ грустную картину бѣдности со всѣми ея проявленіями. Совершенный недостатокъ свѣта и здороваго воздуха, бьющая по нервамъ нечистота, скопленіе народа и куча грязнѣйшихъ, не имѣвшихъ человѣческаго образа, ребятишекъ говорили о томъ, что здѣсь гнѣздо всевозможныхъ паразитовъ, нарушителей спокойствія, въ которомъ такъ нуждались путники, разбитые и физически, и нравственно. Поэтому, нечего было и думать оставаться въ юртѣ хотя бы нѣсколько минутъ: мы поспѣшили удалиться на дворъ, и тотчасъ озаботились не столько о подкрѣпленіи упавшихъ силъ пищею, сколько объ устройствѣ на дворѣ спальни въ виду надвигавшейся ночи.
«Семейной мебели», какъ якутскіе краснобаи именуютъ кровати, скамьи и даже посуду, въ юртѣ не оказалось1). Но нужда изобрѣтательна; привезли двое саней, — наглядное изображеніе гробовъ, — поставили ихъ поодаль стѣнъ юрты, посыпали свѣжею травкой, поставили нѣсколько елокъ и — спальня готова.
1) Нужно замѣтить, что всѣ вообще якуты, а грамотные недоросли въ особенности, необыкновенно любятъ цвѣтистую рѣчь, и потому часто пересыпаютъ ее иностранными словами кстати и некстати. Тоже нужно сказать о сквернословіи. Большинство якутовъ не знаетъ ни слова по-русски, но въ отборной ругани на чужомъ діалектѣ, пожалуй, не найдетъ себѣ подобнаго и въ сосѣдяхъ русскихъ.
Пока не явился на столѣ самоваръ (а не являлся онъ что-то очень долго), начались разговоры, по обычаю якутовъ, съ вопросовъ сначала о Царѣ: что онъ дѣлаетъ, какіе законы издаетъ и нѣтъ-ли войны? — а потомъ объ архiереѣ и губернаторѣ: какъ живутъ они и что дѣлаютъ? Рѣчь отъ политики скоро перешла къ дорогамъ и выборный, оказавшійся человѣкомъ «многорѣчивымъ», между прочимъ сообщилъ, что борогонскій земскій засѣдатель, котораго якуты почему то называютъ «сыстагасъ тоенъ»2), предписалъ заняться ремонтировкою дороги въ Борогонскiй улусъ въ виду будто-бы поѣздки туда областнаго землемѣра вмѣстѣ съ супругою.
2) Прилипчивый господинъ (а называютъ такъ, вѣроятно, потому, что «тоенъ» сей очень любить масло, составляющее для якутовъ тѣ же деньги).
Въ продолженіе непонятной для меня бесѣды о. благочиннаго съ «многорѣчивымъ» хозяиномъ, я занятъ былъ наблюденіями, и сначала, кромѣ ежеминутно сновавшихъ туда и сюда полуоборванныхъ якутокъ, ничего особеннаго не видѣлъ. Но вотъ мое вииманіе останавливается на едва прикрытой лохмотьями дѣвкѣ и тщедушномъ, съ бѣльмами на глазахъ, мальчикѣ, одѣтомъ въ какую-то ободранную шкуру. Я сразу понялъ, что жалкіе субъекты эти никто иные, какъ рабочіе, загнанные горькою нуждою въ необходимость закабалить себя. Ибо какъ иначе назвать отношенія якута хозяина къ рабочимъ, какъ не кабалою? Имѣя всѣ признаки первобытнаго характера, якуты смотрятъ на рабочихъ не иначе, какъ на рабовъ, и потому обращаются съ ними не какъ съ дѣтьми одной семьи — человѣчества, а какъ съ низшими существами, не имѣющими человѣческаго достоинства. Нечего говорить о томъ, что между ними встрѣчаются хозяева хуже разбойниковъ, отметающіе всякую мысль о томъ, что въ груди этихъ бѣдняковъ бьется такое-же сердце, какъ и у нихъ. Словомъ, общественное положеніе каждаго изъ нихъ вырыло между ними пропасть, порвавши взаимныя симпатіи, столь необходимыя между рабочими и хозяевами. Насколько горька и безотрадна участь рабочаго, видно уже изъ того, что онъ, вѣчно полуголодный и полухолодный, работаетъ не только безостановочно, какъ машина, но не видитъ покоя и ночью, обязанный тѣшить хозяина сказками. Несчастный, въ видѣ поощренія къ труду, испытываетъ на себѣ всѣ жестокости хозяевъ, проявляемыя въ потасовкахъ, пинкахъ и колотушкахъ, а въ вознагражденіе за тяжелый рабочій годъ его ожидаетъ дабовая рубаха и ничего больше. Здѣсь нѣтъ мѣста ни неудовольствіямъ, ни протестамъ. Якутъ человѣкъ честолюбивый, своенравный и въ высшей степени мстительный; да если, при этомъ, онъ облеченъ еще какою нибудь властію, недовольный будетъ задавленъ имъ самымъ варварскимъ образомъ. Такова въ общихъ чертахъ участь якутскаго рабочаго, — участь, безъ которой онъ умеръ бы съ голода и холода.
При бѣдности, вталкивающей человѣка въ кабалу, у якутовъ въ высшей степени развито неуваженіе правъ къ чужой собственности. Дѣла и дѣлишки противъ 8-ой заповѣди совершаются ими часто и такъ ловко, что нерѣдко нѣтъ рѣшительно никакой возможности поймать вора даже и по горячимъ слѣдамъ. О попрошайничествѣ и говорить нечего, — оно вошло въ пословицу: «Саха сааппатъ, ытъ харбатъ», т. е. якутъ не стыдится, собака не давится. Какъ мужчины, такъ и женщины, особенно же старухи, приверженныя со страстію дикаря къ табакокуренію, не смотря на трескучіе морозы, или палящій зной, бѣгаютъ за 10—15 верстъ за тѣмъ только, чтобъ доставить удовлетвореніе пустой потребности.
(Продолженіе будетъ).
ИЗЪ МОЕГО ДНЕВНИКА
(Путевые наброски).
15 іюня. Послѣ обѣда началъ собираться народъ. Въ числѣ пришедшихъ была приведена дѣвочкою слѣпая, похожая на мумію, старуха, но въ какомъ ужасномъ видѣ! Несчастную женщину эту можно было бы назвать нагою, если-бъ изсохшее тѣло ея не прикрывали до колѣнъ лоскутья какой-то шкуры.
Хотя истинная нищета, сама по себѣ, уже даетъ право требовать помощи, но едва ли это заключеніе можетъ имѣть мѣсто въ приложеніи къ якуту, коснѣющему въ духовно-нравственномъ невѣжествѣ. При безграничномъ своекорыстіи, не разбиваемомъ ни о какую проповѣдь, всякiй якутъ безсердеченъ и далекъ отъ евангельскаго милосердія, а богатый — въ особенности. Только высшая степень честолюбія и сознанія своего величія въ состояніи заставить послѣдняго быть щедрымъ на ничего не стоющее ему благодѣяніе. Онъ дѣлаетъ добро съ цѣлію заслужить въ свѣтѣ репутацію «благодѣтеля человѣчества», и при томъ непремѣнно съ полученіемъ знака отличія, но сердце его тутъ ни при чемъ. Тотъ, кто подъ бременемъ своихъ капиталовъ, остается трудолюбивымъ, дѣятельнымъ и сердечнымъ человѣкомъ, тотъ положительно феноменъ, человѣкъ съ необыкновенными физическими и нравственными силами. Это — аксіома, не требующая доказательствъ. Отнимите у якута возможность удовлетворенія своимъ честолюбивымъ замысламъ, онъ отвернется отъ ближняго съ презрѣніемъ, свойственнымъ дикарю. Иллюстраціей сейчасъ сказаннаго можетъ служить слѣдующая картина, имѣвшая мѣсто въ городѣ Якутскѣ.
Въ домъ г-жи N* заявляется въ образѣ «быльджаграса» мѣстный Титъ Титычъ. За разговоромъ г-жа N., между прочимъ, проситъ почтеннаго гостя не отказаться сдѣлать ей любезность — поучаствовать вмѣстѣ съ нею въ качествѣ воспріемника при крещеніи новорожденнаго младенца.
— Э, это мошно, мошно! — восклицаетъ восторженный Титъ Титычъ, — э гдѣ кумъ?.. губельнаторъ? бисгубельнаторъ?..
— Да у моего кучера Тимоѳея...
— О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!! бремя нѣтъ, бремя нѣтъ!.. я думалъ — гу-бель-на-торъ... бис-гу-бель-на-торъ!.. Нѣтъ, нѣтъ, бремя нѣтъ! — кричалъ расходившійся быльджаграсъ, отмахивая руками и ногами.
Неудовлетворенное чувство честолюбія заставило несчастнаго забыть всякое приличіе и онъ, пораженный въ самое больное мѣсто, поспѣшилъ убраться во-свояси.
Видѣнная нами бѣдная старуха какъ нельзя лучше говоритъ о томъ, въ какой степени привита къ якутамъ добродѣтель христіанской общительности и взаимопомощи. У якутовъ ни богадѣленъ, ни пріютовъ для бѣдныхъ и престарелыхъ лицъ не существуетъ, хотя послѣднія, будучи лишены крова и дневнаго пропитанія, въ силу необходимости, и не оставляются безъ призрѣнія, находя пріютъ и пищу въ томъ наслегѣ, гдѣ живутъ. Но какъ содержаніе бѣдныхъ лицъ лежитъ на обязанности всѣхъ жителей наслега, то первыя переходятъ ежедневно изъ юрты въ юрту, не смотря на разстоянія, морозы, нездоровье и неимѣніе одежды, затѣмъ лишь, чтобъ прикрыть грѣшное тѣло свое.
Такова ли должна быть христіанская благотворительность, да при томъ еще и общественная, — предоставляется судить читателю, а мое крайнее мнѣніе относительно сказаннаго предмета то, что наши якуты въ своемъ религіозно-нравственномъ развитіи ушли впередъ нисколько не дальше собратій своихъ, блуждающихъ во тьмѣ язычества по дебрямъ обширной Азіи.
Къ 2 часамъ по полудни якуты собрались уже въ такомъ количествѣ, что, не теряя времени, нужно было заняться записью въ исповѣдную роспись всѣхъ, желавшихъ исполнить долгъ очищенія совѣсти. Процессъ этой записи, надо признаться, требовалъ не только терпѣнія, но и достаточнаго знакомства съ дикими нравами якутовъ, положившими отпечатокъ варваризма и въ систему именъ, усвояемыхъ св. церковію православнымъ христіанамъ. Нѣкоторые изъ нихъ, а особенно женщины не знали своихъ фамилій, а почти всѣ они такъ исковеркали имена, что приходилось подолгу возиться въ хаосѣ послѣднихъ, чтобы добраться до истины. И происходитъ это явленіе, надо полагать, въ большинствѣ случаевъ, не столько отъ свойства якутскаго языка, сколько отъ невѣжества и лѣни усвоить, какъ слѣдуетъ, свое имя. Вотъ, напримѣръ, краткій перечень исковерканныхъ якутами именъ: Галактіонъ — Халачименъ, Спиридонъ — Испенъ, Наумъ — Намынъ, Трофимъ — Доропунъ, Евдокія — Джебже, Акилина — Экю, Марія — Маисъ и Майка, Ольга — Олка и Олля и проч. и прочее.
16 іюня. Послѣ богослуженія, въ 11 часовъ дня мы отправились на границу прихода, находящуюся въ Сыгатскомъ же наслегѣ. Сказаннымъ выше исчерпываются всѣ впечатлѣнія, полученныя мною въ покидаемой нами мѣстности. Если необходимо что добавить, такъ развѣ это то, что «многорѣчивый», подчеркивая мое неумѣніе объясняться на его родномъ языкѣ, усвоилъ мнѣ забавное названіе «тонгъ» — мерзлый. Слѣдуетъ замѣтить, названіе это дается якутами всѣмъ русскимъ, не знающимъ якутскаго языка. По понятіямъ дикаря, тотъ изъ русскихъ, кто не знаетъ якутскаго языка, — человѣкъ умственно недалекій, необразованный; напротивъ, человѣкъ, знающій этотъ языкъ, — умный, ученый человѣкъ. Значить, и якуты проникнуты сознаніемъ національной гордости, не смотря на свое, ничѣмъ не разгоняемое, вѣковое невѣжество...
По сторонамъ дороги изрѣдка попадались могилы съ крестами и нехитрыми деревянными памятниками. Кстати нѣсколько словъ объ якутскихъ кладбищахъ. Кладбищъ въ собственномъ смыслѣ, какъ онѣ устраиваются у русскихъ, т. е. на особо отведенныхъ мѣстахъ, вслѣдствіе мѣстныхъ условій инородческаго быта, у якутовъ нѣтъ. Разбросанные на громадныхъ разстояніяхъ и одиноко стоящими юртами, здѣшніе инородцы хоронятъ умершихъ вездѣ: рѣдко вблизи своихъ жилищъ, чаще вдали отъ нихъ, подъ вліяніемъ, вѣроятно, суевѣрнаго страха, возбуждаемаго мертвецами. На горахъ, въ лѣсахъ, при озерахъ, на берегахъ Лены, — всюду видны кресты и разрушенные временемъ надгробные памятники умершихъ братій ихъ. При церкви хоронятъ очень рѣдко и, большею частію, лицъ, имѣющихъ какое либо отношеніе къ исторіи храма, какъ-то: строителей, жертвователей и т. п.
Отъ разговора о кладбищахъ, съ ихъ бездыханными обитателями, мы не замѣтно перешли на почву физіологіи, остановившись на вопросѣ о тлѣніи и нетлѣніи человѣческаго тѣла въ связи съ вѣчною мерзлотою здѣшней почвы, не допускающею разложенія. Въ заключеніе всего сказаннаго по этому предмету, о. благочинный поставилъ такой вопросъ: «отчего, въ большинствѣ случаевъ, не тлѣютъ тѣла умершихъ якутовъ, остающіяся не погребенными въ теченіе трехъ полныхъ сутокъ, не смотря на зной лѣтняго дня и необыкновенно спертый воздухъ юрты, гдѣ лежитъ мертвецъ?» Не обладая знаніемъ медицинскихъ наукъ, я не рѣшился сказать что либо въ объясненіе этого необыкновеннаго явленія, но, тѣмъ не менѣе, поспѣшилъ согласиться съ тѣмъ предположеніемъ вопросившаго, что отсутствіе разложенія въ этомъ случаѣ, должно быть, находится въ зависимости отъ предметовъ и качества питанія. Якуты ѣдятъ мясо очень рѣдко, а большинство ихъ, можно сказать, и совсѣмъ не видитъ его; точно также, рыба употребляется не всѣми якутами, но только тѣми изъ нихъ, кто занимается ловлею ея. Обыкновенную же пищу якутовъ составляютъ: чай рѣдко съ хлѣбомъ, таръ (необыкновенно кислое молоко) и сосновая кора, сваренная на молокѣ съ водою. Можно-ли, при подобномъ питаніи допустить разложеніе тѣла?..
Въ разсужденіи о сказанномъ предметѣ мы зашли такъ далеко, что не замѣтили какъ подъѣхали къ мѣсту остановки, сдѣлавши переѣздъ въ 10 верстъ по довольно сносной дорогѣ и на скромныхъ лошадяхъ.
Какъ бы въ утѣшеніе наше отъ страданій предыдущихъ дней, на мѣстѣ остановки, для нашего помѣщенія былъ предоставленъ довольно обширный домъ безъ особенной грязи и зловонія, этихъ неизбѣжныхъ спутниковъ якутской жизни. Хозяинъ дома, — маленькій, толстенькiй человѣкъ съ карасинымъ выраженіемъ лица, — слыветъ въ средѣ соплеменниковъ своихъ за человѣка богатаго и подъ именемъ «элляхъ собо» (жирный, брюхатый карась). Вѣдь у якутовъ, какъ и у малороссовъ, кромѣ христіанскаго имени и родовой фамиліи, существуетъ еще уличное прозваніе, или такъ называемая кличка, по которой вы легче отыщете нужнаго вамъ человѣка, нежели по настоящей фамиліи его.
(Продолж. будетъ.)
ИЗЪ МОЕГО ДНЕВНИКА
(Путевые наброски).
Уголокъ, въ которомъ сумѣлъ расположиться «элляхъ собо», очень живописенъ, а особенную прелесть придаетъ ему большое озеро съ его гладкою, зеркальною, въ тихую погоду, поверхностью. Окруженное мрачнымъ дѣвственнымъ лѣсомъ, не менѣе прекрасно оно и въ своемъ сердитомъ волненіи, полномъ чего-то таинственнаго, непонятнаго для человѣка, не посвященнаго въ его исторію. На срединѣ озера торчитъ нѣсколько обугленныхъ и безъ всякихъ признаковъ жизни березъ. На этомъ самомъ мѣстѣ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, жили бѣдные якуты, безпрепятственно пользуясь окружавшими ихъ небольшое озерко сѣнокосными мѣстами. Но вотъ является «элляхъ собо», отгоняетъ безпомощныхъ бѣдняковъ съ насиженнаго ими гнѣзда, строитъ домъ, въ которомъ и поселяется въ качествѣ полновластнаго хозяина. Однако же, премудрый Творецъ и праведный Судія міра наказалъ безсердечнаго человѣка: все то мѣсто, гдѣ онъ поселился, вскорѣ было залито водою и на обидчикѣ въ точности исполнились слова св. писанія: «ею-же мѣрою мѣрите, возмѣрится вамъ» (Матѳ. 7, 2).
Разсказавши исторію, рисующую въ общихъ чертахъ отношенія богатыхъ якутовъ къ бѣднымъ, спѣшу представить вниманію читателя оспеннаго ученика Сыгатскаго наслега, не замедлившаго явиться на требованіе о. благочиннаго. Особенно распространяться здѣсь нѣтъ нужды и я скажу одно: у очинцевъ оспенный ученикъ хорошъ, а этотъ еще лучше. Тотъ, хотя криво-косо, но дѣлаетъ свое дѣло, а для сего героя оспопрививаніе terra incognita, ибо субъектъ этотъ не только не заявилъ себя какою либо дѣятельностію по части народнаго здравія, но и не знаетъ, какъ взяться за дѣло. Между тѣмъ, получая жалованіе, онъ мыслится начальствомъ въ числѣ тружениковъ во благо человѣчества вотъ уже какъ три года. Не удивительно, если отъ оспы какъ мухи, не сотнями, а тысячами умираютъ.
17 іюня. Послѣ требоисправленія выѣхали во 2-й Соттутскій наслегъ, до мѣста остановки въ которомъ слѣдовало проѣхать около 30 верстъ. Дорога, при жгучемъ зноѣ и множествѣ насѣкомыхъ отзывалась чувствительнѣйшимъ образомъ не только на путникахъ, но и на беззащитныхъ животныхъ. Когда съ покрытыхъ лѣсомъ возвышенностей мы спускались на луга, насъ во множествѣ осыпала кобылка, трещавшая подобно огненной стихіи овладѣвшей лѣсомъ. Спутница засухи, кобылка эта, составляя несчастіе населенія, безпощадно и съ быстротою огня пожираетъ цѣлыя пространства травъ и полей съ хлѣбами. Между тѣмъ средствъ къ ея уничтоженію въ рукахъ населенія нѣтъ никакихъ. Если продолжительный дождь, съ силою ливня, и уничтожаетъ это насѣкомое, то не всегда и не вездѣ; оно оживаетъ, не будучи вполнѣ истреблено воронами, во множествѣ слетающимися на мѣста пораженія кобылки. И производить она опустошенія на поляхъ дотолѣ, пока не околѣетъ сама, измѣнивши естественный цвѣтъ свой на зеленый.
Лошади наши чрезвычайно потѣли и, преслѣдуемыя насѣкомыми, выражали сильное безпокойство, порываясь идти учащеннымъ шагомъ, отчего спотыкались и падали на колѣни. Невзрачна на видъ якутская лошаденка, но за то она крѣпка и вынослива, какъ и якутъ, ея хозяинъ. Не будетъ, полагаю, излишнимъ, если я приведу нѣсколько весьма характерныхъ въ этомъ отношеніи примѣровъ. Въ маѣ мѣсяцѣ настоящаго года я ѣздилъ напутствовать больнаго за 40 верстъ. И что же? Проводникъ якутъ, пріѣхавшій за мною на одной лошади, во все время моего безостановочнаго, поспѣшнаго слѣдованія къ мѣстопребыванію больнаго, шелъ пѣшкомъ по дорогѣ, усѣянной корнями, сучьями и кочками. Исправивши требу, я, не отдохнувши, тотчасъ вернулся обратно и съ тѣмъ же проводникомъ, сопровождавшимъ меня также по образу пѣшаго хожденія. Такимъ образомъ, якутъ этотъ почти безостановочно прошелъ пространство въ 80 верстъ по несносной дорогѣ. Но этотъ подвигъ якута ничто въ сравненіи съ тѣмъ, что сообщилъ мнѣ по этому поводу о. благочинный. Во время его служенія въ Атамайскомъ приходѣ, разсказывалъ онъ, имѣлъ мѣсто такой случай. Въ одномъ изъ отдаленнѣйшихъ пунктовъ прихода, за 180 верстъ отъ церкви, заболѣлъ старикъ якутъ, который и послалъ за нимъ человѣка съ двумя лошадьми. Не доѣхавши до церкви 40 верстъ, посланный остановился въ юртѣ якута Спиридона Колосова, слывшаго подъ двумя кличками «Ика» и «исправника» за его необыкновенную способность раскрывать, со своекорыстною, конечно, цѣлію, грѣшки собратій своихъ. Ика, желая воспользоваться услугами проводника, предложилъ ему остаться здѣсь и нарубить нѣсколько возовъ дровъ, а самъ отправился за священникомъ. Оставленный якутъ аккуратно исполнилъ тяжелое порученіе дотолѣ, пока не пріѣхалъ вмѣстѣ со священникомъ Ика. Не медля, они опять тронулись въ путь; поѣхалъ на лошади ямщика и Ика, въ надеждѣ полученія въ домѣ больного, какъ человѣка состоятельнаго, какихъ либо благъ, ямщикъ же долженъ былъ идти пѣшкомъ. Когда они проѣхали 90 верстъ (отъ церкви), то узнали, что старикъ отошелъ уже къ праотцамъ, и потому вернулись обратно въ сопровожденіи пѣшехода, терпѣливо слѣдовавшаго за священникомъ до самой церкви. Затѣмъ ямщикъ уже на лошадяхъ отправился домой, отшагавши безостановочно, въ одинъ пріемъ, и по скверной осенней дорогѣ 180 верстъ, безъ особеннаго, повидимому, утомленія. «Я удивился, какъ не отпали у этого якута ноги» — добавилъ о. благочинный, оканчивая свой небольшой, но интересный разсказъ. — И есть чему удивляться, — добавлю и я. Предъ такими явленіями блекнутъ и въ конецъ тушуются такія путешествія, какъ пріѣздъ на строевой лошади съ Амура до Петербурга г. сотника Пѣшкова, совершавшаго свой путь по трактовой, благоустроенной дорогѣ и, вѣроятно, не безъ средствъ. При такихъ условіяхъ, при какихъ путешествовалъ г. Пешковъ, якутъ совершитъ еще и не такое путешествіе; и притомъ — безъ газетныхъ рекламъ...
Съ трудомъ выдержавши продолжительную пытку на 30-верстномъ разстоянiи, мы, разбитые всѣмъ существомъ своимъ, едва добрались до мѣста остановки только въ семь часовъ вечера. Кое-какъ напившись чаю, не успѣлъ я, въ надеждѣ сладостнаго отдохновенiя расположиться на чемъ то имѣвшемъ претензію на кровать, какъ вошелъ якутъ съ приглашеніемъ ѣхать въ Очинцы (за 15 верстъ) для напутствованія больнаго. Что-же? мечты объ отдыхѣ нужно было отбросить въ сторону и, послѣ минутныхъ сборовъ, простился съ благочиннымъ, съ тѣмъ, чтобы, не возвращаясь сюда, увидѣться съ нимъ, но уже у себя дома — въ Соттинцахъ, куда, послѣ напутствованія на пути больнаго, я возвратился цѣлымъ и невредимымъ утромъ 18 іюня, безъ особыхъ въ дорогѣ впечатлѣній.
1893 г.