Изъ Якутска.

(Къ вопросу о ссылкѣ въ Якутскую область).

«Великая вода» (улаканъ у), какъ называютъ якуты Лену, это единственный путь, по которому провозятся въ Якутскую область всевозможныя блага нашей культуры... Какъ только рѣка вскроется въ верховьяхъ, въ Качугѣ спускаются на воду такъ называемые паузки, нагруженные всевозможными товарами: хлѣбомъ, водкой и т. д. Наступаетъ оживленіе, ярмарка... Среди этихъ паузковъ, разукрашенныхъ флагами, манящихъ къ себѣ своимъ богатствомъ, останавливающихся для торговли во всѣхъ болѣе зажиточныхъ селеніяхъ, угрюмо подымается впередъ нѣсколько другихъ паузковъ, похожихъ по строенію на первые, но нагруженныхъ совсѣмъ другимъ грузомъ... Это паузки арестантскіе. Далеко отсюда, за горами, за лѣсами, на выставкѣ въ Нижнемъ была представлена только лицевая сторона нашей цивилизаціи; на Ленѣ ежегодно рядомъ съ ней фигурируетъ и ея изнанка. На однихъ паузкахъ нагружены издѣлія, выработанныя во всѣхъ концахъ земли русской, на другихъ — собранныя отовсюду жертвы невѣжества и нищеты.

Шумъ, говоръ, суета, плачъ и ругань, смѣхъ и залихватская пѣсня то и дѣло раздаются на этихъ паузкахъ. Кого кого тутъ только нѣтъ!.. Въ одномъ углу скопцы, съ ихъ обезображенными, заплывшими лицами, тоненькими женскими голосами пытаются перекричать, переспорить другихъ сектантовъ: духоборцевъ, штундистовъ; въ другомъ — кучка бродягъ, не освобожденныхъ отъ кандаловъ и на этой пловучей тюрьмѣ, азартно «рѣжется» въ карты; здѣсь горсть конокрадовъ: башкиръ, татаръ, черкесовъ; тамъ отбывшій срокъ каторжанинъ; въ другомъ мѣстѣ: истасканная, видѣвшая на своемъ вѣку всякіе виды, каторжанка.

Молодые и старые, женщины и дѣти, фанатики до изувѣрства и безбожники до цинизма, безъ толку, безъ разбора и смысла, свалены въ одну кучу и направляются всѣ въ одинъ пріемникъ, въ якутскій острогъ, откуда, словно «культурные» ручьи, потекутъ въ глухія захолустья якутскихъ наслеговъ...

Въ послѣднее время вопросъ о взаимномъ отношеніи туземцевъ и поселенцевъ появляется все чаще на страницахъ нашихъ журналовъ, причемъ далеко не въ такомъ одностороннемъ освѣщеніи, въ какомъ онъ, если не ошибаемся, появился впервые въ талантливомъ разсказѣ г. Сѣрошевскаго: «Хайлакъ».

Пишущій эти строки прожилъ около пяти лѣтъ въ одномъ изъ улусовъ Якутскаго округа; не разъ и не десять ему приходилось бесѣдовать по этому поводу и съ ссыльными, и съ якутами. Самыми характерными изъ этихъ бесѣдъ рядомъ съ кое-какими оффиціальными распоряженіями и выписанными изъ дѣлъ цифрами я и думаю подѣлиться съ читателемъ.

«Виноватъ-ли гвоздь предъ стѣной, что въ голову бьетъ его молотъ?» Обѣ «воюющія» стороны: и «демоны зла и насилія» — въ лицѣ «хайлаковъ», и дикари-якуты, безшумно спроваживающіе на тотъ свѣтъ ненавистныхъ незваныхъ гостей, являются этими гвоздями, невиновными передъ стѣной за удары, наносимые имъ молотомъ. Этотъ молотъ—ссылка.

По закону, всякій сосланный имѣетъ право на полученіе 15 десятинъ пахатной и сѣнокосной земли отъ того наслега, къ которому онъ причисленъ. Сверхъ этого, ни на какую другую поддержку со стороны инородцевъ онъ не имѣетъ права претендовать.

«Въ подтвержденіе неоднократныхъ частныхъ моихъ распоряженій о томъ, — предписываетъ якутскому окружному полицейскому управленію 16 января 1879 г. якутскій губернаторъ Черняевъ, — чтобы ссыльные всѣхъ категорій, живущіе въ якутахъ, не требовали бы отъ нихъ безвозмездно пропитанія, юртъ, рабочаго скота и земледѣльческихъ орудій, предписываю полицейскому управленію снова объявить всѣмъ якутамъ, черезъ ихъ старостъ, что нѣтъ закона, который обязывалъ бы общественниковъ давать причисленнымъ къ ихъ обществу ссыльнымъ всѣхъ категорій какое бы то ни было вспомоществованіе. Но ежели бы якуты изъ человѣколюбія пожелали помогать ссыльнымъ въ отношеніи ихъ содержанія, то это они могутъ дѣлать, но не иначе, какъ давать ссыльнымъ предметы довольствія натурой и то не свыше солдатскаго довольствія. Всѣмъ же вообще ссыльнымъ, живущимъ между якутами, строжайше воспретить, чтобы они не смѣли требовать отъ якутовъ пропитанія или какого бы то ни было вспомоществованія, которыя они обязаны добывать себѣ собственными трудами».

И якуты, и поселенцы знаютъ объ этомъ распоряженіи покойнаго генерала Черняева, но, тѣмъ не менѣе, оно ни на одну копѣйку не уменьшило расходовъ инородцевъ на содержаніе поселенцевъ и, что всего важнѣе, не могло ихъ уменьшить. Обѣ стороны въ видѣ курьеза разсказываютъ, что лицо, которому было предписано привести въ исполненіе это распоряженіе, собравъ якутовъ на «муньякъ» (сходъ), прочитало бумагу...

— Слышали? Ну, смотрите... Если только услышу, что отказываетесь кормить по-прежнему... — въ бараній рогъ согну!..

Какъ это ни грустно, но данному должностному лицу ничего другого и не
оставалось сдѣлать...

Изломанные и измученные продолжительнымъ тюремнымъ заключеніемъ и этапной дорогой, прелести которой такъ правдиво изображены г. Мельшинымъ, ссыльные становятся, наконецъ, «свободными». Дѣйствительно, они «свободны» отъ всего, чѣмъ можно бы продлить свое жалкое существованіе... Паузки приходятъ въ началѣ іюня... Въ это время года воспользоваться землею, на которую ссыльные имѣютъ право, уже нѣтъ возможности, найти заработокъ во время полевыхъ работъ — тоже, такъ какъ на эти работы рабочіе законтрактованы, или, выражаясь точнѣе, «закабалены» давно, и вотъ тутъ-то, что дѣлать поселенцу, одному среди якутовъ, безъ крова надъ головой, безъ куска хлѣба?! Поневолѣ этотъ «свободный человѣкъ» со вздохомъ сожалѣнія вспомнитъ о «своемъ» углѣ подъ нарами въ какой-нибудь каторжной тюрьмѣ, о пресловутой «баландѣ» съ кускомъ ржаного хлѣба...

Гостепріимный якутъ не отказываетъ ему ни въ кровѣ, ни въ пищѣ... Но ни живьемъ зажаренная крохотная рыбка «мундушка», ни сосновая заболонь, на первыхъ порахъ не лѣзутъ въ горло... У кого есть нѣсколько рублей, тотъ постарается уйти куда глаза глядятъ; у кого ихъ нѣтъ, тотъ постарается «достать»...

— При́шламъ въ нáслегъ. — разсказываетъ уже немолодая бродяжка-полька, живущая въ области съ 1868 года. — Ни я ихъ не розýмѣмъ, ни они мнѣ. Ну, ничéго. Привéли въ юрту. На коминѣ у о́гня — патыки (палочки), на нихъ живыя рыбки такъ и скачутъ!.. Іезусъ Марія! Ку́да я попáламъ. Сняли нѣсколько штукъ, и мнѣ дáютъ, и сами кушáютъ, такъ прямо зъ бебехами (внутренностями)... По́темъ (послѣ этого) со́сну дали... Ушламъ въ городъ. Зъ дому до дому хо́жу, въ прислуги хо́чу наняться... Скажу: «посёлка» — никто не бéрётъ. Ну, а ско́пцовъ жаламъ, а тамъ узнáламъ, что до́лжны (!) мнѣ ко́рмить. Отъ зъ тѣхъ поръ 20 рубли въ годъ получаю».

Я привелъ этотъ разсказъ, такъ какъ въ немъ нѣсколько пунктовъ, характеризующихъ положеніе поселенца. Чуждый якутамъ во всемъ, начиная съ языка и кончая той жалкой пищей, какой инородецъ вынужденъ питаться, поселенецъ робѣетъ, стремится уйти куда-то въ городъ, въ русское селеніе, на край свѣта, лишь бы къ своимъ, къ русскимъ, подальше отъ этихъ страшныхъ въ первое время для него дикарей... Съ теченіемъ времени, подученный товарищами по несчастiю, или же ближе познакомившись съ не менѣе его робѣющимъ якутомъ, онъ узнаетъ, что «до́лжны» его кормить... Узнаетъ и вѣритъ въ это свято: не можетъ же онъ, въ самомъ дѣлѣ, не взирая на «распоряженія», повѣрить, что онъ обреченъ на голодную смерть... Начинаются вымогательства.

Якуты, правда, имѣютъ, какъ мы видѣли, законное основаніе для отказа, но у поселенцевъ всегда находится въ рукахъ грозный аргументъ въ видѣ требованія земли... Земля... Кто видѣлъ якутскій скотъ въ началѣ весны, буквально валящійся съ ногъ, выводимый изъ «хотоновъ» (хлѣвовъ) при поддержкѣ людей, тотъ пойметъ, чѣмъ является для якута каждый клокъ земли, съ котораго можно получить лишнюю охабку сѣна для скота... И вотъ эту-то землю, за которую улусъ съ улусомъ, наслегъ съ наслегомъ ведетъ нерѣдко тяжбы по цѣлымъ десятилѣтіямъ, якуты должны безпрекословно уступить въ размѣрѣ 15 десятинъ всякому изъ незваныхъ пришельцевъ. Первое пускаемое въ ходъ средство избѣгнуть этого, это — дать извѣстную сумму «отступного» и навсегда избавиться отъ ненавистнаго «хайлака». Къ этому средству прибѣгнуть заставляетъ якутовъ еще и то обстоятельство, что разъ отведенный поселенцу участокъ, въ большинствѣ случаевъ, въ наслегъ уже не возвращается. На «освободившійся» надѣлъ тотчасъ же назначается другой ссыльный, а обычная отговорка — недостатокъ земли — уже и не можетъ быть выдвинута.

Эта-то борьба за землю и является пружиной всѣхъ тѣхъ нерѣдко трагическихъ столкновеній, какія такъ часто разыгрываются между обѣими сторонами. Въ виду того, что средства борьбы очень своеобразны, мы считаемъ нелишнимъ привести разсказанное намъ нѣсколькими поселенцами о первыхъ годахъ ихъ пребыванія въ области. Владиміръ С. прибылъ на мѣсто причисленія въ 1884 г. Наслегъ тотчасъ же выдалъ ему 15 руб. «вспомоществованія» и билетъ на золотые пріиски, съ обязательствомъ не возвращаться раньше года. Въ іюнѣ 1885 г. С. возвращается, цѣлый годъ живетъ исключительно на иждивеніи якутовъ, но, убѣдившись, что, благодаря этому, не добьется слѣдующаго ему надѣла земли, еще годъ кое-какъ перебивается, заработывая крохи чтеніемъ псалтыря надъ умершими, и только въ 1887 г. ему отводится надѣлъ, но... неполный: 7 дес. пахотной земли, 2 десятины покосной и ½ дес. усадебной. Пашня при этомъ граничитъ непосредственно съ якутскимъ выгономъ, такъ что споры о потравахъ никогда не прекращаются.

Бей-Мухамедъ Э. прибылъ въ наслегъ въ 1876 г. Общество немедленно снабдило его конемъ, съ условіемъ, чтобъ онъ немедленно уѣхалъ на пріиски. До 1882 года незначительныя подачки со стороны наслега освобождали его отъ дачи земли, но въ этомъ году пришлось ужъ уступить. Въ 1885 г., послѣ года неурожая, Э. добровольно возвращаетъ взятую землю съ тѣмъ условіемъ, чтобы общество взяло на себя пропитаніе его съ семействомъ. Послѣдовало согласіе, но, два года спустя, онъ вновь требуетъ надѣла, и общество вновь вынуждено его отвести. Приведемъ еще одинъ очень характерный примѣръ.

Сирадзитынъ Г. съ женой и двумя малолѣтными дѣтьми прибылъ въ наслегъ въ 1883 году, причемъ прибылъ въ мартѣ, т.-е. въ такое время, когда была возможность въ этомъ же году воспользоваться землей для посѣва. Общество, прокормивъ его 20 дней и отказавъ отъ земли на томъ основаніи, что въ этомъ году отъ этого наслега отрѣзана земля въ пользу сосѣдняго селенія сектантовъ, отправило его обратно въ г. Якутскъ. Окружная полиція опять посылаетъ его въ тотъ же наслегъ. Цѣль, тѣмъ не менѣе, достигнута, время для обработки земли прошло... Цѣлый годъ якуты по очереди кормятъ его и семью, но на слѣдующій годъ опять передъ началомъ полевыхъ работъ вновь отправляютъ его въ городъ. Здѣсь Г. узнаетъ объ освободившемся надѣлѣ въ другомъ наслегѣ и просится туда. Новый наслегъ, не имѣя законнаго основанія для отказа въ надѣленіи его землею, соглашается отвести «надѣлъ», но... за 500 верстъ отъ мѣста его нахожденія, на самой границѣ Вилюйскаго округа, въ центрѣ проказы... Три года тянется борьба, во время которой одна изъ сторонъ продолжаетъ жить на иждивеніи другой, пока, наконецъ, не наступаетъ миръ. Г. отводится надѣлъ: 3 дес. пахотной земли и 13/7 покосной. Пашня опять-таки рядомъ съ якутскимъ выгономъ. До чего въ этой борьбѣ пускаются въ ходъ всевозможныя средства, свидѣтельствуетъ слѣдующій очень любопытный фактъ. Въ 1883 году якуты, «бывъ на общемъ сходѣ, имѣли сужденіе и о томъ, что живущіе въ ихъ наслегѣ такіе-то башкиры (извѣстные на весь улусъ конокрады) отличаются безукоризненной честностью, вполнѣ благопристойнымъ поведеніемъ и т. д., почему вполнѣ заслуживаютъ примѣненія Высочайшаго манифеста и возвращенія на родину»... Отъ якутскаго областного управленія, куда былъ направленъ этотъ приговоръ, получился самый строгій выговоръ, цѣль — освободиться хоть такимъ путемъ отъ незваныхъ пришельцевъ, осталась не достигнутой, а когда, нѣсколько мѣсяцевъ спустя, у многихъ якутовъ оказался недочетъ въ конномъ и рогатомъ скотѣ, «безукоризненные башкиры» не могли быть оффиціально заподозрѣны въ кражѣ.

Мы остановились только и исключительно на самыхъ заурядныхъ примѣрахъ, оставивъ въ сторонѣ, съ одной стороны, тѣхъ горемыкъ, которые безслѣдно пропадаютъ въ тинахъ пріисковой жизни, съ другой — тѣхъ «фартовыхъ» удачниковъ, которые умудряются обойти даже далеко не легковѣрныхъ якутовъ, снискиваютъ ихъ довѣріе и, жестоко надувая ихъ, устраиваютъ свои дѣлишки. До сихъ поръ среди инородцевъ живетъ поселенецъ, котораго якуты по собственному почину надѣлили землей наравнѣ съ своими самыми почетными инородцами... мало того, по собственному же почину ходатайствовали о разрѣшеніи ему сбросить позорную кличку «поселенца» и приписаться къ данному роду въ качествѣ его полноправнаго члена... Кое-кто изъ почетныхъ инородцевъ-членовъ предлагалъ даже усыновить его, если это можетъ устранить затрудненія по припискѣ. Не прошло, однако, и года, какъ инородцы этого же рода, а въ томъ числѣ и желавшіе усыновить его, обратились къ высшей администраціи края съ ходатайствомъ объ избавленіи ихъ отъ его плутовскихъ козней, мошенничествъ, кляузъ и интригъ высылкой его за предѣлы ихъ наслега.

Такіе «артисты», понятно, устраиваются прекрасно, но они не могутъ быть приняты въ разсчетъ, вся же масса уголовныхъ ссыльныхъ матерьяльно не обезпечена, благодаря чему обречена на скитаніе по пріискамъ, на замѣну невольной работы на каторгѣ каторжной же работой «добровольной». Цѣлый рядъ статей В. И. Семевскаго достаточно ярко рисуетъ условія работъ на пріискахъ, останавливаться на этомъ вопросѣ мы поэтому не будемъ и ограничимся только указаніемъ, что нравственно и физически искалѣченные субъекты врядъ-ли могутъ тамъ исцѣлиться отъ своихъ недуговъ. А между тѣмъ, это участь большинства. Надѣленіе землей, еслибъ оно даже не тормазилось якутами, имѣетъ значеніе только для сравнительно зажиточныхъ; у большинства же орудій производства нѣтъ и нѣтъ такого учрежденія, на попеченіи котораго лежала бы забота объ этомъ. Грустные результаты такого положенія вещей — на лицо; масса ссыльныхъ гибнетъ въ тинахъ пріисковой жизни, тюрьмы переполнены рецидивистами. Въ этомъ отношеніи сдѣланъ несомнѣнно шагъ назадъ противъ того, что было раньше. Вотъ документъ, относящійся къ 1846 году.

«...Какъ распоряженіе начальства къ поселенію означенныхъ ссыльныхъ въ якутскіе улусы есть то, чтобы усилить хлѣбопашество, къ чему они могутъ быть хорошими руководителями въ земледѣліи для незнакомыхъ въ совершенствѣ съ этой лучшей отраслью продовольствія инородцамъ, которымъ препровождаемые ссыльные должны показывать, какъ заниматься хлѣбопашествомъ, то оныя инородныя управы обязаны оказать имъ всевозможные способы къ посѣву хлѣба, отводомъ земель, надѣленіемъ къ разработкѣ оной орудіями, лошадьми или быками и хлѣбными для посѣва сѣменами, въ чемъ не можетъ предстоять затрудненія при благоразумномъ содѣйствіи родоначальниковъ» *).

*) Архивъ камской инородной управы. Д. о поселенныхъ въ Никольской слободкѣ поселенцахъ. Началось 27-го февраля 1846 г.; кончилось 7-го августа 1851 г. (безъ номера).

Мы далеко не раздѣляемъ взгляда на ссыльныхъ, какъ на піонеровъ культуры, а въ частности агрикультуры... Въ статьѣ, посвященной скопцамъ **), мы указали на то, что піонерство даже сектантовъ слишкомъ дорого обходится инородцамъ, такъ что интересы инородцевъ страдали тогда такъ же, какъ и теперь, но относительно ссыльныхъ вопросъ былъ поставленъ на болѣе твердую почву: ссыльному предоставлялась не только земля, но и возможность дѣйствительно обработать ее и этимъ прокормить себя.

**) Извѣстія Вост.-Сиб. Отд. И. Р. Г. О. Т. ХХVІ, № 4 и 5. «Хатынъ-Арынское скопческое селеніе».

Документъ 1846 года замѣчателенъ и въ томъ отношеніи, что въ немъ видны и мотивы возложенія на инородцевъ заботъ о поселенцахъ. Точка зрѣнія тогдашней администраціи была неправильная, ошибочная, но съ этой точки зрѣнія, понятно, что имѣлась въ виду выгода обѣихъ сторонъ. Теперь фактически содержаніе и снабженіе поселенцевъ всѣмъ необходимымъ не снято съ якутовъ, но о вознагражденіи за эти траты никто не заботится. Въ 1893 году Намскимъ улусомъ, въ которомъ мужскихъ душъ (не исключительно рабочихъ) 8.533, потрачено на поселенцевъ 717 руб. 65 коп. — расходы оффиціально утвержденные, въ которые не вошли подачки натурой. Эта сумма можетъ показаться незначительной, но если вспомнить, что якутъ въ этомъ улусѣ за сажень дровъ съ доставкой на мѣсто на своемъ быкѣ получаетъ 45 коп., да и то далеко не всегда, то станетъ яснымъ, что для него эта сумма не незначительна.

Мы видѣли выше, что, несмотря на всевозможныя ухищренія, въ концѣ-концовъ, въ полномъ или въ лучшемъ случаѣ, въ урѣзанномъ размѣрѣ якутамъ приходится отводить поселенцамъ и землю. Кромѣ обыкновенныхъ уголовныхъ ссыльныхъ отъ якутовъ отрѣзается земля и для политическихъ, и подъ сектантскія селенія, и подъ поселки для крестьянъ изъ ссыльныхъ. Все это не можетъ расположить якутовъ въ пользу пришельцевъ и, такимъ образомъ, ферментъ раздраженія у обѣихъ сторонъ — готовъ.

Но пришельцы — это не переселенцы, нуждой загнанные въ далекую окраину. Преступныя жертвы соціальныхъ условій, озлобленные пережитыми мытарствами, ссыльные, въ борьбѣ за существованіе, не ограничиваются легальнымъ оружіемъ. Кража, въ частности, конокрадство, грабежъ, убійство рядомъ со спаиваніемъ и объигрываніемъ въ карты — вотъ обычные пріемы борьбы со стороны поселенцевъ. Отвѣтомъ на нихъ являются ихъ «исчезновенія». Къ несчастью, такъ какъ «свято мѣсто пусто не бываетъ», на мѣсто «исчезнувшаго» является новый поселенецъ, борьба продолжается попрежнему.

Остановимся еще на одномъ пунктѣ. Наше законодательство съ давнихъ поръ очень мягко и гуманно относится къ инородцамъ. Принимая во вниманіе ихъ культурный уровень, оно не считаетъ возможнымъ подвергать ихъ суровой карѣ за многія дѣянія, преступность которыхъ выше ихъ пониманія... Такія вполнѣ понятныя изъятія могутъ быть только временны. Хорошія школы, постоянное общеніе съ непорочными представителями болѣе высокой культуры — способствовали бы нравственному воспитанію и поднятію инородческой массы... Вмѣсто этого — въ лицѣ хайлаковъ инородцамъ прививается ядъ преступности. До сихъ поръ не изученъ этотъ вопросъ, но даже бѣглый осмотръ дѣлъ въ инородческихъ управахъ заставляетъ заподозрить самое гибельное вліяніе въ этомъ отношеніи ссыльныхъ. Раньше, напр., не было случаевъ покражъ между членами одного и того же рода, теперь мы ужъ видѣли нѣсколько такихъ примѣровъ; конокрадство достигаетъ ужасающихъ размѣровъ, убійства якутами живущихъ между ними русскихъ сопровождаются ужасными звѣрствами, чему примѣромъ можетъ служить убійство съ цѣлью грабежа политическаго ссыльнаго Петра Алексѣева, буквально истыканнаго ножами (21 рана).

Эта сторона дѣла остается и при урегулированіи вопроса объ устройствахъ
ссыльныхъ, и ее устранить можно только упраздненіемъ самой ссылки. Для
Сибири вообще, въ принципѣ, этотъ вопросъ уже рѣшенъ, положеніе дѣлъ въ
Якутской области вопіетъ о скорѣйшемъ рѣшеніи его на практикѣ.

Ф. К.