О раздорахъ между боярскими дѣтьми и казаками въ Якутске

въ концѣ шестидесятыхъ годовъ XVII столѣтія.

При прочтении нужно иметь в виду, что "дети" - это не малолетние ребятишки, а взрослые сыновья различных государственных чиновников, в современном понимании..

Прим. Администратора сайта.

Изъ прошлаго Сибири. 

Въ августовской книжкѣ «Русской Старины» помѣщена статья «Якутскій розыскъ о розни боярскихъ дѣтей и казаковъ», написанная г. Н. Оглоблинымъ. Г. Оглоблинъ, занимающійся описью дѣлъ Сибирскаго приказа, хранящихся въ Московскомъ архивѣ министерства юстиціи, издавшій уже одинъ томъ «Обозрѣнія столбцовъ и книгъ сиб. приказа», время отъ времени помѣщаетъ въ историческихъ журналахъ наиболѣе интересныя дѣла этого приказа, въ извлеченіяхъ. Въ указанной статьѣ г. Оглоблинъ разсказываетъ о раздорахъ между якутскими боярскими дѣтьми и казаками, происшедшихъ въ концѣ шестидесятыхъ годовъ XVII столѣтія.

Своему очерку авторъ предпослалъ нѣсколько замѣчаній о положеніи сибирскихъ боярскихъ дѣтей и казаковъ вообще, а также о взаимномъ отношеніи ихъ.

Якутское розыскное дѣло о раздорахъ между боярскими дѣтьми и казаками, говорить г. Оглоблинъ, представляетъ любопытный эпизодъ изъ исторіи сравнительно рѣдко возникавшей у насъ сословной борьбы между разными группами населенія. Хотя боярскія дѣти и казаки принадлежали къ одному и тому же служилому сословію, но разница о служебномъ и хозяйственномъ положеніи тѣхъ и другихъ была настолько существенна, что обѣ стороны смотрѣли другъ на друга, какъ на отдѣльныя сословныя группы.

Боярскія дѣти какъ въ Якутскѣ, такъ и  вообще въ Сибири въ XVII вѣкѣ, составляли своего рода аристократію среди служилаго сословія и пользовались большимъ вліяніемъ, чѣмъ остальныя группы служилыхъ людей. Они получали высшіе оклады жалованья, занимали лучшія мѣста въ городѣ и въ уѣздѣ, отправляя обязанности приказныхъ людей въ острожкахъ, а въ военное время имъ поручалось начальство надъ отдѣльными отрядами при походахъ. Занимая болѣе или менѣе почетныя и самостоятельныя мѣста, боярскія дѣти, не стѣсняемыя никакимъ надзоромъ, разыгрывали роль маленькихъ воеводъ и, заботясь о собственныхъ выгодахъ болѣе, чѣмъ объ интересахъ государства, допускали произволъ и насилія. Путемъ хищеній и беззаконій они страшно наживались, за счетъ безотвѣтныхъ инородцевъ, а также и за счетъ русскихъ людей промышленнаго и торговаго сословія. Служба въ отдаленныхъ зимовьяхъ и острожкахъ была особенно выгодна для боярскихъ дѣтей, такъ какъ, находясь вдали отъ воеводскаго надзора, они могли дѣлать все, что имъ было угодно, и всѣ допускаемыя ими безчинства проходили для нихъ безнаказанно.

Казаки, сравнительно съ дѣтьми боярскими, были, по выраженію г. Оглоблина, «паріями». Жалованье ихъ было ничтожное, наживаться въ тѣхъ размѣрахъ, какъ это дѣлали дѣти боярскія, они не могли. Между тѣмъ, вся тяжесть военной службы ложилась на казаковъ; многіе изъ нихъ погибали въ войнахъ съ инородцами, при розыскахъ новыхъ землицъ и отъ лишеній въ борьбѣ съ суровой природой. Все дѣло завоеванія страны было дѣломъ казаковъ; а плодами казачьихъ трудовъ пользовались боярскія дѣти. Одни погибали, другіе наживались и прославлялись.

Разумѣется, при такихъ условіяхъ между казаками и боярскими дѣтьми не могло быть никакого другого чувства, кромѣ вражды и ненависти. И вотъ, въ 60-хъ годахъ ХѴII столѣтія эта ненависть прорвалась наружу и выразилась въ формѣ протеста казаковъ противъ всякихъ неправдъ боярскихъ дѣтей. Казаки подаютъ жалобу воеводѣ.

Любопытенъ и самый моментъ подачи челобитной, замѣчаетъ г. Оглоблинъ. Казаки подали свою жалобу на смотру, который производилъ якутскій воевода находившимся въ Якутскѣ служилымъ людямъ. Воевода, принявъ челобитную, не могъ не дать ей хода, такъ какъ заявленіе было сдѣлано публично. Начался розыскъ, который выяснилъ массу злоупотребленій со стороны боярскихъ дѣтей. Но эти послѣдніе не остались въ долгу; они, въ свою очередь, начали раскрывать злоупотребленія, допускаемыя казаками. Такимъ образомъ, получилась полная картина всякаго рода беззаконій, насилій, варварства, которыя производились служилымъ сословіемъ по отношенію къ русскому и туземному населенію страны. Интересъ этой картины увеличивается еще тѣмъ обстоятельствомъ, что дѣло произошло на отдаленной окраинѣ, вдали отъ всякихъ сдерживающихъ элементовъ тогдашняго правительственнаго центра. — Русскій служилый человѣкъ XVII вѣка, нестѣсняемый ничѣмъ въ этой далекой окраинѣ, могъ развить въ себѣ и хорошія и дурныя стороны своего характера. По какому пути пошелъ онъ, показываетъ самое дѣло. Къ нему мы теперь и обратимся.

23 февраля 1668-го года якутскій воевода князь Иванъ Петровичъ Барятинскій и его товарищъ дьякъ Степанъ Ельчуковъ производили смотръ ратнымъ людямъ предъ отправленіемъ ихъ въ уѣзды. Смотръ подходилъ уже къ концу, когда изъ рядовъ служилыхъ людей выступили трое выборныхъ: пятидесятникъ Никифоръ Аргамаковъ, десятникъ Андрей Щербакъ и рядовой казакъ Ѳедоръ Павловъ, которые подали воеводѣ войсковую челобитную отъ имени всѣхъ казаковъ, съ жалобой на боярскихъ дѣтей Якутскаго острога, на Матвѣя Сосновскаго съ товарищами, обвиняя ихъ во всякихъ воровствахъ и неправдахъ. Челобитная была подписана 36-ю казаками, которые росписались какъ за себя, такъ и за всѣхъ остальныхъ служилыхъ людей.

Воевода принялъ челобитную и, желая убѣдиться, всѣ ли казаки поддерживаютъ ее, велѣлъ дьяку тутъ же прочесть ее. Челобитная была прочтена, и казаки объявили, что они бьютъ челомъ всѣ, которые не въ посылкахъ, а находятся въ Якутскомъ острогѣ. Въ этой своей челобитной казаки совершенно отказывались служить съ боярскими дѣтьми. Далѣе, по пунктамъ, они указывали на причины отказа: во первыхъ, дѣти боярскія, посылаемыя въ дальнія службы, за море и на Ламу, для пріисканія новыхъ землицъ, заставляютъ казаковъ на себя работать, «и мы подъ ними робимъ, и подъ ихъ хлѣбные запасы и подъ товары». Они берутъ хлѣба пудовъ по 300 — 400, чтобы по зимовьямъ и острожкамъ пиво варить на продажу и вино курить, заставляютъ казаковъ строить зимовья; а за малѣйшую вину они «нашу братію своими руками бьютъ и ноги ломаютъ, и въ колоды садятъ». Во вторыхъ, дѣти боярскія не пускаютъ казаковъ собирать ясакъ съ иноземцевъ, поручая это дѣло промышленнымъ людямъ, съ которыми вступаютъ въ стачки. Далѣе, изъ корыстныхъ цѣлей, они отпускаютъ добрыхъ аманатовъ (заложниковъ), а вмѣсто нихъ берутъ худыхъ, тогда какъ сами не поймали еще ни одного иноземца, возлагая это трудное дѣло на казаковъ. Жалованье дѣти боярскія получаютъ большое, рублей по 15—16 (около 200—250 рублей), и хлѣбное жалованье берутъ сполна, тогда какъ казаки съ трудомъ добиваются полученія своихъ окладовъ. Съ инородцами дѣти боярскіе поступаютъ крайне безчеловѣчно: «иноземцевъ жгутъ и вѣшаютъ безъ твоего, великаго государя, указу». Инородцы, разумѣется, за это мстятъ, и месть падаетъ на казаковъ, изъ которыхъ инородцы «побиваютъ многихъ смертнымъ убойствомъ». Дѣти боярскія, указывалось еще казаками, сидятъ на приказахъ въ зимовьяхъ и острожкахъ, благодаря своимъ проискамъ, а между тѣмъ они не имѣютъ права занимать эти должности, такъ какъ не верстаны въ дѣти боярскія; по праву эти должности принадлежатъ пятидесятникамъ и другимъ начальнымъ казачьимъ людямъ. — Прописавъ все вышеизложенное, казаки просили воеводу, чтобы онъ не посылалъ съ ними въ походъ дѣтей боярскихъ, такъ какъ служить съ ними, какъ они писали «не можно».

Принявши челобитную, воевода Барятинскій медлилъ давать ей дальнѣйшій ходъ, надѣясь, очевидно, на то, что дѣло само собой прекратится, когда казаки будутъ разосланы изъ Якутска по разнымъ острожкамъ. Но казаки начали волноваться и начальные ихъ люди требовали отъ воеводы производства слѣдствія. 12 марта казачьи выборные, пятидесятникъ Никифоръ Прокопьевъ и Герасимъ Цыпандинъ подали воеводѣ войсковому сказку, которая была составлена отъ имени уже не однихъ только казаковъ, но отъ всего города. Движеніе очевидно, разросталось. Въ этой сказкѣ казаки повторяютъ прежнія обвиненія дѣтей боярскихъ и, сверхъ того, указываютъ на другія незаконныя дѣйствія своихъ противниковъ. Такъ, дѣти боярскія выдвигаются впередъ чужими трудами, руками и кровью, донося въ Москву ложно о своихъ якобы заслугахъ. Оклады получаютъ они большіе за счетъ окладовъ казаковъ, которые совсѣмъ оскудали и задолжали большими долгами. Дѣти боярскія владѣютъ заповѣдными товарами; у всѣхъ шубы добрыя, собольи и лисьи, а продаютъ шубу ста по два и по три. Далѣе казаки обвиняли уже и отдѣльныхъ дѣтей боярскихъ, и прежде всего боярскаго сына Матвѣя Сосновскаго, старшаго изъ Якутскихъ служилыхъ людей. Сосновскій, по словамъ казаковъ, будучи въ Жиганскѣ на приказѣ, занимался тайнымъ винокуреніемъ; этимъ же дѣломъ онъ занимался и въ Якутскѣ. Затѣмъ, однажды ему было приказано перевезти казенный хлѣбъ на Чичюйскій волокъ и въ Илимскій острогъ. Но Сосновскій на государственной баркѣ приплавилъ 1000 пудовъ своего хлѣба, государевъ же запасъ покинулъ вверху, и за нимъ должны были идти служилые люди въ другой разъ. На представленныя обвиненія Сосновскій возражалъ такъ. Курить вино и продавать его онъ не могъ по той простой причинѣ, что при прежнемъ Якутскомъ воеводѣ высидѣлъ шесть лѣтъ въ тюрьмѣ (но за что онъ сидѣлъ - не объяснилъ). Въ Жиганскомъ же зимовьѣ онъ, дѣйствительно, выкурилъ два пуда вина и пиво варилъ, но только для себя, такъ какъ тогда страдалъ цингой. Относительно доставки казеннаго хлѣба Сосновскій не далъ удовлетворительныхъ объясненій, онъ увѣрялъ, что хлѣбъ былъ доставленъ имъ сполна, Илимскій воевода ложно увѣрилъ якутскаго воеводу, что Сосновскій бросилъ грузъ на дорогѣ. Напротивъ онъ даже пострадалъ въ этомъ случаѣ, такъ какъ Кутузовъ взялъ у него, въ видѣ залога, 600 пудовъ его собственнаго хлѣба, и онъ долженъ былъ нанять людей для доставки казеннаго запаса. Вмѣстѣ съ тѣмъ, Сосновскій призналъ, что дѣйствительно онъ везъ въЯкутскъ на казенной баркѣ 1000 пуд. своего хлѣба, но убытку казна отъ того не потерпѣла, такъ какъ барка была велика и подняла бы и государевъ хлѣбъ.

Боярскаго сына Ѳ. Пущина казаки обвиняли въ томъ, что онъ съ сыномъ Григоріемъ на заимкахъ и на приказѣ въ Жиганахъ вино курилъ и варилъ пиво. Разъѣзжая по якутскимъ улусамъ, Пущинъ собиралъ съ якутовъ головщину лѣтъ за 10 и за 15; за это онъ со своимъ сообщникомъ, толмочемъ Аөонькой былъ уже въ застѣнкѣ и въ томъ дѣлѣ повинился. Посланный воеводой вверхъ по Олекмѣ на Аргунь, съ отрядомъ въ 50 служилыхъ людей, Пущинъ не пошелъ на Аргунь, а сплылъ внизъ по Амуру, гдѣ соединился съ отрядомъ Онуөрія Кузнеца. Здѣсь самовольно нападая на инородцевъ, Пущинъ потерялъ 44 человѣка. Тотъ же Пущинъ въ Охотскомъ острожкѣ, по своей небрежности потерялъ 50 человѣкъ и ложно донесъ воеводѣ о поставленіи имъ на рѣкѣ Охотѣ города, тогда какъ этого города совсѣмъ не ставилъ. Здѣсь же Пущинъ вмѣстѣ съ боярскимъ сыномъ Лыткинымъ, вѣшалъ инородцевъ, которые великому государю прямили и доносилъ про измѣну. Пущинъ сознался, что дѣйствительно въ Жиганскомъ заливѣ онъ курилъ вино, но дѣлалъ это для себя, ради своей болѣзни, а не на продажу. Относительно аргунскаго похода онъ объяснялъ, что казаки солгали: вверхъ по Аргуни онъ ходилъ 10 дней и возвратился потому, что вышли въ хлѣбные запасы, 43 казака изъ его отряда убѣжали отъ него къ Өед. Кузнецу и онъ съ остальными 7-ю казаками пустился догонять беглецовъ, нагналъ ихъ на Амурѣ и остался зимовать у гиляковъ. Весною онъ собиралъ соболиную казну и пошелъ въ Якутскъ съ 20-ю служилыми людьми, такъ какъ остальные его не послушали и остались на Амурѣ, гдѣ инородцы побили изъ нихъ 18 человѣкъ. Что же касается гибели 50 казаковъ во время охотскаго похода, то Пущинъ объяснялъ, что они погибли не по его небрежности. Будучи посланы подъ командою казака Потапа Мухоплева противъ юкагировъ, они разбѣжались въ разныя стороны для своей добычи и по частямъ были перебиты тунгусами. Наконецъ Пущинъ оправдывался и въ томъ, что вѣшалъ инородцевъ. Инородцевъ вѣшали, но по воеводскому наказу: Архипъ Лыткинъ повѣсилъ двухъ инородцевъ, а онъ Пущинъ, повѣсилъ трехъ, за то, что они убили двухъ служилыхъ людей и приступали къ острогу. На р. Охотѣ Пущинъ ставилъ городъ, но не могъ поставить, такъ какъ «иноземцы лѣсу возить не дали».

Боярскихъ дѣтей Ивана Ярастова и Ив. Жеглова казаки обвиняли въ растратѣ казенныхъ денегъ, а приказнаго человѣка на Чичюйскомъ волокѣ С. Епишева въ томь, что онъ у мельницы поставилъ висѣлицу и связалъ три петли, невѣдомо для чего. Онъ же забилъ до смерти батогами пашеннаго крестьянина, а когда инородцы подошли подъ Охотскій острожекъ, самовольно убѣжалъ оттуда, и острожекъ былъ сожженъ. Епишевъ признался, что на Чичюйскомъ волокѣ, по воеводскому наказу, онъ поставилъ для острастки даурскихъ бѣглецовъ висѣлицу, но петель не дѣлалъ. Пашеннаго же крестьянина батогами билъ онъ за воровство и крестьянинъ дѣйствительно умеръ, но не отъ побоевъ. Въ Охотскомъ острогѣ Епишевъ сидѣлъ въ осадѣ болѣе года и покинулъ его только тогда, когда сдѣлалось ясно, что помощи изъ Якутска ожидать нельзя. Епишевъ призналъ за собою только одну вину: въ 1654 году, въ Якутскѣ, на праздникъ Алексѣя Божія человѣка, высидѣлъ съ ведро вина и то вино выпилъ съ добрыми людьми.

Боярскія дѣти, оправдываясь противъ обвиненій, взводимыхъ на нихъ казаками, не остались въ долгу у послѣднихъ и двое изъ нихъ Павелъ Шульгинъ и Семенъ Епишевъ, подали особыя «росписи казачьихъ винъ». Они обвиняютъ казаковъ почти въ тѣхъ же преступленіяхъ, которыя дѣлали сами. Такъ, они обвиняютъ ихъ въ воровствѣ, корчемствѣ, растратѣ казенныхъ денегъ, увозѣ инород. женщинъ, притѣсненіяхъ инородцевъ и т.п. На казака Ѳедора Заплетая было взведено обвиненіе въ томъ, что, бывши на приказѣ, онъ называлъ Олекминскій уѣздъ своей землицей, а во время пребыванія на устьѣ р. Муки ограбилъ Спасскую часовню. Казачій пятидесятникъ Герасимъ Ципандинъ обвинялся въ томъ, что на р. Индигиркѣ онъ многихъ иноземцевъ пыталъ огнемъ, отчего тѣ умерли, а лучшаго человѣка, князьца Уянду повѣсилъ и разорилъ многихъ иноземцевъ. Братъ же этого Цыпандина Андрей перемѣнялъ соболей, оставляя себѣ лучшія шкуры.

Такимъ образомъ, мы видимъ, что настоящій розыскъ «о розни боярскихъ дѣтей и казаковъ» обнаружилъ печальное положеніе якутскаго края. Если боярскія дѣти отличались своими произвольными дѣйствіями по отношенію къ инородцамъ, то, съ другой стороны, казаки въ этомъ не уступали.

Несомнѣнно, что казаки, выносившіе на своихъ плечахъ всю черную работу, находились въ несравненно худшемъ положеніи, чѣмъ дѣти боярскія. Но можно себѣ представить, каково жилось населенію при такомъ исполненіи своихъ обязанностей служилымъ сословіемъ. Если жалобы казаковъ не всегда удовлетворялись и они должны были терпѣть отъ боярскихъ дѣтей, то жалобы населенія въ большинствѣ случаевъ оставлялись безъ всякаго вниманія. Неизвѣстно, какой исходъ имѣлъ вышеизложенный розыскъ, такъ какъ въ Сиб. приказѣ дѣло оканчивается предписаніемъ сдѣлать докладъ боярской думѣ или Царю. Врядъ ли онъ имѣлъ какія либо практическія послѣдствія для населенія. Наказать всѣхъ якутскихъ служилыхъ людей, по справедливому замѣчанію г. Оглоблина, было дѣломъ довольно рискованнымъ, такъ какъ, въ виду отдаленности Якутска отъ Москвы, служилые люди могли бы поднять открытый бунтъ. Въ виду этого, правительство ограничилось, вѣроятно легкимъ взысканіемъ съ тѣхъ служилыхъ людей, за которыми оказались наиболѣе тяжкіе грѣхи...

ПО ПОВОДУ ТРЕХСОТЛѢТІЯ СИБИРИ

(выдержки изъ статьи)

«Восточное обозрение» №2, 8 апреля 1882.

...Считая съ того времени, какъ Ермакова дружина (въ 1581 году), ... обезпечила въ тылу поступательное и чрезвычайно быстрое движеніе впередъ вольныхъ людей, — русскіе въ первую сотню лѣтъ успѣли добраться до Камчатки. Укрываясь за насыпными земляными валами въ острогахъ изъ бревенъ, сверху заостренныхъ клиномъ и стоякомъ врытыхъ въ землю, они и потомъ усидѣли въ полной безопасности отъ физическихъ непогодъ и людскихъ невзгодъ съ огненными боемъ и въ городкахъ, срубленныхъ въ стѣну съ башнями, бойницами и воротами. Увлекшись легкой наживой среди слабыхъ разумомъ и силой бродячихъ народцевъ и въ лѣсахъ, богатыхъ пушнымъ звѣремъ, новые пришельцы заразились жаждой корысти въ такой степени, что низошли до первой ступени въ развитіи человѣческихъ обществъ. Земледѣльческій народъ превратился въ звѣролововъ и охотниковъ: неустанно и неугомонно кочевалъ по дремучимъ суровымъ лѣсамъ; отнималъ, по праву сильнаго, запасы и добычу у встрѣчныхъ людей; сталъ забывать о сохѣ и обходить стороной пахатныя земли. Роковымъ образомъ стремился онъ все въ лѣсную глушь на сѣверъ и на востокъ по мало плодороднымъ землямъ, подъ вліяніемъ самыхъ неблагопріятныхъ климатическихъ условій первозданной страны; задичалъ въ чужихъ вѣрованіяхъ и обычаяхъ и перезабылъ всѣ свои до того, что вызвалъ обличительныя грамоты духовныхъ властей, обвинившихъ его прямо въ язычествѣ. Съ хищническими разсчетами на чужое добро, при поощреніи воеводскихъ наказовъ, подъ защитою и покровительствомъ свинцовыхъ пуль и пороха, сибирскіе пришельцы въ самомъ концѣ перваго столѣтія получили первый тяжелый урокъ, остановившій безразсчетное слѣпое стремленіе впередъ на востокъ.

...Занятыя мѣста оспоривались туземцами, среди пришельцевъ «охочихъ людей» ходили недобрыя вѣсти: тамъ дикари собрались большимъ скопомъ и, обступивши острогъ со всѣхъ сторонъ, въ теченіи нѣсколькихъ недѣль «изымаютъ его голодомъ», здѣсь тунгусы развели огонь подъ стѣной; сами зашли въ казачьи дворы и начали изъ нихъ стрѣлять по острогу и «стрѣлъ на острогъ полетѣло со всѣхъ сторонъ, что комаровъ». Въ другомъ мѣстѣ якуты залегли на дорогѣ и «всѣхъ прохожихъ казаковъ перебили, не оставивъ на сѣмена ни единаго». Въ иномъ дальнемъ мѣстѣ казаковъ переловили, перевязали толстыми сыромятными ремнями, били палками и передавили всѣхъ, отрѣзавъ сначала носы и губы...

С. Максимовъ

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ СИБИРИ

(отрывки изъ статьи)

«Восточное обозрение» №4, 22 апреля 1882.

Такимъ образомъ первый періодъ исторіи Сибири подъ русскимъ владычествомъ, періодъ занятія страны, характеризуется слѣдующими чертами: отважные, непосѣдливые казаки идутъ впередъ, ища земель и добычи; за ними слѣдуютъ воеводы. Строятся остроги, вызываются тяглые люди, обязанные прокармливать служилыхъ и поддерживать сообщенія; подлѣ остроговъ появляются деревни и поселки. Наконецъ приходятъ «промышленные», посадскіе люди, — и острогъ превращается въ городъ. Инородцы окончательно усмиряются и становятся мирными плательщиками ясака. Живущіе поближе къ острожкамъ начинаютъ «русѣть», нѣкоторые крестятся, — на дочеряхъ ихъ женятся русскіе, пришедшіе безъ женъ... Правительство велитъ воеводамъ, кромѣ ясака, розыскивать руды и другія мѣстныя богатства: соль, цѣнные камни и т. п.

Съ конца XVI и начала XVII столѣтія новый элементъ получаетъ видное значеніе въ дѣлѣ заселенія Сибири. Начинается ссылка. Если ссылка въ настоящее время представляетъ для Сибири большое зло, то въ началѣ она вовсе не была такимъ зломъ; напротивъ, увеличивая собою русское населеніе, она способствовала развитію земледѣлія и ремеселъ...

...Къ числу прискорбныхъ явленій этого періода сибирской исторіи относится торговля людьми. Не только воеводы, но и торговые и посадскіе люди захватывали у инородцевъ дѣтей и открыто торговали ими: этотъ обычай до того укоренился, что и теперь еще можно найти въ живыхъ якутокъ и чукочекъ, которыя были куплены въ Якутскѣ или въ Анюѣ и увезены въ Иркутскъ.

А.