Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
Рябковъ Павелъ Захаровичъ.
(биография опубликована в самом низу)
Газета «Сибирь» 1884 №№ 38, 41, 43, 45, 47, 49, 1885 №№ 5, 7, 9, 10.
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
I.
Отъѣздъ. — Пушное. — Дорога и поварни. — Гостепріимство якутовъ.
Когда послѣ трехъ слишкомъ лѣтъ, проведенныхъ въ Ср. Колымскѣ, я получилъ возможность выѣхать изъ него, то — хотя уже стояла осень съ 20 и 25 градусами мороза, но снѣга еще не было, а безъ него невозможно было ѣхать на нартѣ. Приходилось ѣхать верхомъ на лошадяхъ, чего собственно я избѣгалъ; поэтому я рѣшился ждать зимняго, снѣжнаго или, какъ здѣсь говорятъ, „нартянаго“ пути, т. е. самаго лучшаго способа передвиженія по заполярнымъ, таежнымъ дорогамъ, никогда еще незнавшимъ колесныхъ экипажей. Здѣсь всѣ перемѣщенія совершаются лѣтомъ на лошадяхъ въ сѣдлѣ, зимою въ нартѣ, запряженной или лошадьми, или оленями, а еще дальше къ морю на собакахъ. Я испыталъ и лѣтнюю ѣзду верхомъ и зимнюю въ нартѣ, но только не на собакахъ и нахожу, что изъ двухъ испытанныхъ мною способовъ ѣзды, самая скорая, а слѣдовательно и менѣе утомительная, — это ѣзда на оленяхъ.
Все время въ ожиданіи снѣга, я посвятилъ на сборы въ дорогу и на заготовленіе главнымъ образомъ теплой дорожной одежды, что стоило мнѣ не малыхъ хлопотъ и затратъ. Хотя Колымскъ до сихъ еще поръ почему-то слыветъ царствомъ пушнаго, но смѣю васъ увѣрить, что это далеко не вѣрно. Правда, пушнина есть, но немного и вся она идетъ въ руки купцовъ, ихъ довѣренныхъ, а также попу, исправнику, писарю (суруксуту), но простому смертному пушнина достается съ трудомъ. Часто вы услышите, какъ жалуется мѣстный обыватель, что вотъ уже онъ нѣсколько лѣтъ собираетъ норниковъ или песцовъ, или лисицъ, чтобы сшить шубу и все-таки еще не набралъ и половину мѣха. — За этими купцами да начальствомъ намъ не угоняться, жалуется обыватель. — Простыхъ ушкановъ и тѣхъ съ трудомъ находишь, а ужъ про мышьи норки да бѣличьи мѣха и говорить нечего, добавляетъ онъ.
Соболь, когда-то привлекавшій въ этотъ край русскихъ промышленниковъ, имѣвшій заманчивость золота, уже почти исчезъ, истребленъ и если гдѣ еще держится, то въ очень незначительномъ количествѣ. Спросите купцовъ, много-ли они теперь вывозятъ соболей, чернобурыхъ лисицъ, бобровъ и вы услышите, что десятой доли нѣтъ противъ прежняго. Здѣсь произошло тоже, что и вездѣ, гдѣ велось хищническое хозяйство, незнавшее ни мѣры, ни удержу. Истреблялись матки, дѣтеныши, выжигались лѣса для сѣнокосовъ и луговъ самымъ безобразнѣйшимъ образомъ, слѣдствіемъ чего также было истребленіе пушныхъ звѣрей, переходъ ихъ въ другія мѣста; употреблялись да и теперь еще употребляются ловушки, луки и прочіе снаряды, которые также истребляютъ и главное — большею частью совершенно непроизводительно массу звѣрья, непроизводительно потому, что болѣе половины пойманныхъ песцовъ или лисицъ здѣсь же въ ловушкахъ поѣдается хищными звѣрями. Жадность заставляетъ промышленника ставить столько ловушекъ, что онъ не успѣваетъ ихъ своевременно осматривать. Лисицъ онъ травитъ, разбрасывая ядъ и многія изъ нихъ для него пропадаютъ безслѣдно, такъ какъ умираютъ гдѣ-нибудь въ недоступной тайгѣ и проч.
Десятаго октября у моей квартиры уже стояла крытая нарта и навьюченныя лошади. Давно желанный снѣгъ покрывалъ бѣлой пеленой широкую, давно застывшую Колыму, безкрышіе дома, улицы и дворы на половину снесеннаго и разрушеннаго весенней водою и льдомъ и безъ того небольшаго и жалкаго городка съ не менѣе бѣднымъ его населеніемъ, ютившимся въ уцелѣвшихъ, сильно поврежденныхъ домахъ. Низкое холодное солнце ярко освѣщало далеко небогатую красотами картину окрестностей и города. Кругомъ лѣсъ и лѣсъ, непривѣтливо темнѣвшій, да вдали къ сѣверо-востоку вырисовывалась не высокая цѣпь горъ. Черезъ часъ я уже сидѣлъ въ нартѣ, запряженною одною лошадью и двигался по дорогѣ къ Верхоянску. Неуклюжій ямщикъ-якутъ, закутанный съ головы до ногъ въ оленьи мѣха, управлялъ этой лошадью, сидя верхомъ на ней. Едва ли вы, читатель, гдѣ нибудь видѣли что-либо подобное. Лошадь осѣдлана по всѣмъ правиламъ якутскаго берейторства; на ней возсѣдаетъ вашъ возница. Отъ сѣдла по обѣ стороны лошади идутъ ремни, прикрѣпленные къ передку нарты. Мало того, по бокамъ сѣдла виситъ переметная сума, а въ торокахъ запасная одежа и обувь ямщика. Предоставляю знатокамъ судить насколько удобна и практична подобная упряжь и ѣзда. Колымская нарта, приспособленная къ здѣшнимъ дорогамъ, настолько узка и мала, что вмѣщаетъ одного только человѣка и ямщику въ ней нѣтъ мѣста и поэтому ему приходится или громоздиться на самую лошадь, везущую эту нарту или же ѣхать на другой лошади и тащить за поводъ вашу. Но ямщикъ, хотя и прибѣгаетъ къ послѣднему средству, но все таки сядетъ на лошадь, а не въ нарту, потому что здѣшнія лошади не знаютъ ни возжей, ни оглобель и ими управляютъ изъ сѣдла, въ нарту же положатъ кладь. Тоже самое дѣлается и съ быкомъ. Быка всегда одного, никогда пару, запрягаютъ въ ярмо, прикрѣпленное къ оглоблямъ саней или нарты, въ которыя якутъ, наклавши дровъ или сѣна, самъ взбирается на него, беретъ поводъ, продѣтый въ ноздри животнаго и ѣдетъ, понукая скотину пинками ногъ и дикими вскрикиваніями. Вы можете встрѣтить быка въ сѣдлѣ и съ однимъ или двумя сѣдоками на его спинѣ. Якутъ очень изобрѣтателенъ и ничего не будетъ удивительнаго, если въ одно прекрасное время онъ и корову украситъ сѣдломъ. При этомъ онъ, конечно, не будетъ входить въ разбирательство, насколько такое украшеніе къ ней пристало, ему до этого равно нѣтъ никакого дѣла и разумѣется ужъ не онъ виновникъ появленія на свѣтъ извѣстнаго изрѣченія о коровѣ и сѣдлѣ.
Послѣ четырехъ часовъ ѣзды по дорогѣ, идущей большею частью озерами, изъ которыхъ одно Налимское достигаетъ восьми верстъ въ ширину, мы добрались до первой поварни. Темная ночь не дозволяла ѣхать дальше. Несмотря на то, что мы проѣхали только 30 верстъ, лошади были взмылены, такъ какъ въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ приходилось ѣхать не по озерамъ, дорога была едва прикрыта снѣгомъ и вслѣдствіе этого кочковата, лошади шли съ трудомъ, нарта прыгала, зацѣплялась — лѣтомъ здѣсь сплошныя болота и озера. Въ этой поварнѣ приходилось заночевать. Но что такое поварня? Я думаю, что ни одинъ культурный человѣкъ, путешествуя по Европѣ въ самой роскошной гостинницѣ не испытываетъ того блаженства, какое выпадаетъ на долю путешествующаго здѣсь въ поварнѣ, гдѣ однако почти также холодно, какъ и на улицѣ и дуетъ во всѣ щели. Но тутъ есть теплящійся комелекъ. И тому радъ путешественникъ. Эта первая поварня, въ которой мнѣ приходилось провести одну изъ множества ночей въ пути, была еще изъ лучшихъ и я въ ней устроился довольно комфортабельно. На нарахъ постлалъ двѣ оленьихъ шкуры, которыхъ густая, толстая шерсть дѣлала незамѣтными всѣ неровности наръ. При здѣшнихъ путешествіяхъ эти шкуры или еще лучше медвѣжины, а также одѣяло изъ зайцевъ или песцовыхъ хвостовъ ничѣмъ не замѣнимы: безъ нихъ можно было-бы пропасть; съ ними же человѣкъ застрахованъ отъ холода. Но въ поварнѣ, когда всѣ улягутся спать и камелекъ погаснетъ, одного одѣяла уже мало и приходится напяливать на себя что нибудь изъ одежи, на ноги надѣвать теплые чулки. Утромъ послѣ чаю, уже передъ самимъ отъѣздомъ, когда все уже улажено, вьюки приготовлены, еще разъ закусываешь и какъ можно плотнѣе, такъ какъ предстоитъ нѣсколько часовъ ѣзды, а вы изъ опыта знаете, что пища служитъ хорошей грѣлкою не менѣе, чѣмъ даже одежда.
Октябрьское солнце еще не показывалось изъ за горизонта, какъ мы уже находились въ дорогѣ. Тѣже, что и вчера, пустынно-однообразные виды, тѣже болота, кочки которыхъ высоко торчатъ изъ подъ тонкаго снѣга, съ желтою травою, да мѣстами покрытыя мелкимъ кустарникомъ; лѣсъ оголенный черный или бурый, да озера частыя, чрезъ которыя пролегаетъ дорога, едва намѣченная слѣдомъ лошади, но еще безъ вѣшекъ. На нѣкоторыхъ мѣстахъ озеръ, гдѣ вѣтеръ посдувалъ снѣгъ или гдѣ еще онъ не примерзъ по льду, не кованныя лошади (ихъ никогда здѣсь не подковываютъ) скользятъ и приходится объѣзжать стороною. Вообще въ началѣ октября дорога рѣдко бываетъ хороша.
Часа въ три вечера мы уже сидѣли въ юртѣ якута, передъ весело пылавшимъ комелькомъ. Передъ нами на столѣ стояла деревянная тарелка, наполненная строганиной изъ мерзлаго озернаго жирнаго чира, соль, хаякъ, а на комелькѣ грѣлась въ большихъ чайникахъ вода для чая. Строганина и молоко къ чаю были поставлены гостепріимными хозяевами по заведенному у ямщиковъ обычаю. Я зналъ этотъ обычай и чѣмъ онъ обязывалъ и потому я пригласилъ хозяевъ пить чай съ хлѣбомъ. Казакъ мой тоже самое дѣлалъ, нарѣзавши миніатюрные кусочки хлѣба по числу всѣхъ присутствовавшихъ взрослыхъ въ юртѣ, въ числѣ которыхъ были наши ямщики, случайные гости, а также нашъ спутникъ выборный якутъ, ѣхавшій съ нами по приказанію исправника, чтобы распорядиться постановкою вѣхъ по дорогѣ, а равно приведеніемъ въ порядокъ поваренъ и дороги. Когда былъ сваренъ чай, на столѣ появилась самая разнохарактерная коллекція чайныхъ чашекъ и блюдцевъ: здѣсь были и деревянныя китайскія полированныя чашки, и чашки изъ бѣлой глины съ самыми затѣйливыми узорами, самыхъ причудливыхъ формъ и рисунковъ, съ отбитыми ушками или краями или составленными чуднымъ образомъ изъ кусковъ, скрѣпленныхъ жестью и служившихъ вторую службу не менѣе добросовѣстно, чѣмъ и наши цѣлыя чаши, гордо красовавшіяся среди этого оригинальнаго сброда. По окончаніи чаепитія, якуты, вставши изъ за стола, по очередно подходили ко мнѣ и казаку, кланялись, жали руки, проговаривая свое обычное пагибо, что должно означать наше спасибо. Якутъ чрезвычайно вѣжливъ и этикетъ между ними развить довольно сильно. Многое напоминаетъ китайщину, но онъ вмѣстѣ съ тѣмъ далекъ отъ униженія и держитъ себя довольно свободно съ русскимъ человѣкомъ, если видитъ въ немъ не начальника, но и съ послѣднимъ онъ будетъ держать себя съ достоинствомъ, безъ подобострастія, если видитъ, что этотъ начальникъ болѣе или менѣе порядочный человѣкъ, не фардыбачитъ и не издѣвается надъ нимъ.
Чашки убраны, столъ вытертъ, посуда изъ подъ молока, отданная дѣтямъ, не участвовавшимъ въ компаніи взрослыхъ, или тщательно вылизана съ помощію языка и пальцевъ, нашъ обѣдъ съѣденъ и мы опять въ дорогѣ: поварня, ночевка въ ней, встрѣча съ почтою, идущею въ Колымскъ — вотъ тѣ впечатлѣнія, которыя нѣсколько разнообразятъ длинную дорогу.
(Продолженіе будетъ).
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
I.
(Продолженіе).
Маловская станція и городъ Алазейскъ. — Упадокъ скотоводства и падежи. — Переселеніе якутовъ къ сѣверу. — Наѣздъ духовенства. — Угощенія и отдариванія.
Разстояніе въ 150 верстъ до первой Маловской станціи мы проѣхали въ трое сутокъ. Самая эта станцiя, состоящая изъ одной большой якутской юрты, находится на берегу не большой р. Алазеи, непосредственно впадающей въ Ледовитый океанъ. Здѣсь при занятіи колымскаго края русскими не много выше станціи было русское поселеніе, носившее названіе города Алазейска, отъ котораго, какъ мнѣ передавали очевидцы, остались только развалины церкви, казацкой башни съ караулкою. Тамъ теперь живетъ одинъ только якутъ.
Берега Алазеи, а также все пространство, заключающееся между нею и Колымскимъ хребтомъ къ западу вплоть до тундры на сѣверѣ сравнительно съ другими мѣстами округа очень густо заселено якутами. Это главный раіонъ ихъ осѣдлости; здѣсь ихъ насчитывается болѣе тысячи человѣкъ. Алазея и то пространство, о которомъ мы сейчасъ сказали, богато хорошими лугами, и рыбными озерами, насчитывающимися цѣлыми сотнями. Примѣрно лѣтъ 20—30 тому назадъ здѣсь процвѣтало скотоводство, кормившее почти двѣ трети всего населенія округа. Алазейскіе якуты славились своимъ богатствомъ и гостепріимствомъ. Этотъ уголокъ былъ неисчерпаемымъ источникомъ для торговцевъ и разнаго другаго люда, жившаго на счетъ ближняго. Но начиная съ шестидесятыхъ годовъ скотоводство, вслѣдствіе начавшихся падежей отъ чумы и сибирской язвы, начало быстро падать и это повело за собою обѣднѣніе якутовъ. Разсказываютъ, что хозяева, имѣвшіе по 200—300 головъ рогатаго и коннаго скота, теперь живутъ бѣдняками, имѣя одну корову или одну лошадь, пробавляясь одной рыбою. Много хорошихъ луговъ заброшено, нѣкоторые наслеги почти совершенно лишились скота и должны были обратиться исключительно къ промыслу рыбы, пушнаго, что далеко не обезпечиваетъ жителей: имъ частенько таки приходится, особенно весною, не доѣдать. Мнѣ якуты жаловались, что и рыбы, особенно въ Алазеи, меньше стало ловиться; въ озерахъ она стала часто выдыхать и тамъ, гдѣ кормилось нѣсколько семей, теперь едва—едва существуетъ одна семья.
Странно, что падежи скота не идутъ дальше Колымскаго хребта (между Алазеей и р. Индигиркой) въ верхоянскій округъ, которому и служитъ границею этотъ хребетъ.
По западную сторону хребта, т. е. въ верхоянскомъ уже округѣ, если вѣрить разсказамъ, не знаютъ чумы или сибирской язвы. Чѣмъ это объяснить? Между тѣмъ и другимъ округомъ есть только нѣкоторая разница въ содержаніи скота, но она на нашъ взглядъ не такъ велика, чтобы служить причиною падежей. Я здѣсь замѣчу только, что кажется вездѣ въ якутской области рогатый скотъ всю зиму содержится въ такъ называемыхъ хатонахъ (коровникахъ), мало чѣмъ отличающихся по постройкѣ отъ жилой юрты, но только безъ комелька. Во всѣхъ кажется округахъ, за исключеніемъ колымскаго, хатоны вмѣстѣ подъ одною крышею съ жилищемъ, раздѣленные между собою одной только перегородкой съ плохо или вовсе не закрывающейся дверью. При такомъ устройствѣ хатонъ вентилируется однимъ и тѣмъ же комелькомъ, который служитъ для отопленія жилья. Въ колымскомъ же округѣ хатоны устроены отдѣльно отъ жилыхъ юртъ и совершенно не отапливаются. При такомъ изолированіи хатоновъ, конечно, жилище человѣка выигрываетъ, но выигрываетъ ли скотъ, — это вопросъ.
Верхоянскiе якуты частью подъ давленiемъ администраціи, частью по своей иниціативѣ несколько уже разъ жертвовали лошадей колымскимъ якутамъ для развода. Верхоянскiя лошади, попавши въ колымскій округъ, рано или поздно также становились жертвою изъ года въ годъ господствующей эпизоотіи. Лошади никогда не держатся въ хатонахъ, они всегда стоятъ зиму и лѣто подъ открытымъ небомъ, а между тѣмъ и онѣ дохнутъ отъ заразы.
Колымскій, да и верхоянскій округа никогда не имѣли ветеринарнаго врача. Во время сильныхъ падежей, начинающихся всегда весною, когда скотъ, выпущенный изъ хатоновъ, вслѣдствіе дурнаго зимняго питанія, едва двигаетъ ногами, павшихъ животныхъ не успѣваютъ сжигать; трупы ихъ, заражая воздухъ, лежатъ иногда все лѣто, пока ихъ не расхитятъ птицы, да волки, которые и сами скоро падаютъ отъ заразнаго яда. Часто зараза переходитъ и на оленей и губитъ ихъ цѣлыми тысячами. Какъ у русскихъ, такъ и у инородцевъ рѣшительно нѣтъ никакихъ средствъ противъ этого бича: они совершенно безпомощны.
Когда начинается падежъ, царствуетъ какое-то уныніе, налагающее на все нерадостный отпечатокъ, доводящее людей до паники, до отчаяніи. Вы часто услышите отъ жителей, что скотоводство стало невозможнымъ, убыточнымъ. Бывшіе скотоводы бросаютъ давно насиженныя мѣста и бѣгутъ къ сѣверу, къ устьямъ рѣкъ, туда, гдѣ возможно еще существовать рыбою и дичью. Нѣкоторые якуты съ потерею скота перебрались въ тундру, завели стада оленей и ведутъ полукочевой полуосѣдлый образъ жизни, или занимаются исключительно рыболовствомъ, держатъ ѣздовыхъ собакъ, промышляютъ пушнаго звѣря, песцовъ, лисицъ, тарбагановъ или добываютъ мамонтовую кость. Но не смотря на такое обѣднѣніе якутовъ, этотъ приалазейскій уголокъ до сихъ поръ служитъ главнымъ образомъ источникомъ поборовъ и экспидитацiи. Ежегодно, съ наступленіемъ зимняго пути наѣзжаетъ сюда изъ Средне-Колымска священникъ съ дьячкомъ для совершенія крещенія родившихся за годъ, отпѣванія покойниковъ, давно уже покоящихся въ землѣ, а также для вѣнчаній и прочихъ обрядовъ православной церкви. Хотя священникъ и весь причтъ здѣсь состоятъ на довольно приличномъ жалованьи, да еще получаютъ ругу, собираемую съ инородцевъ и что ихъ обязываетъ всѣ названныя требы совершать безвозмездно, но это, конечно, не выполняется. Попъ, являясь въ среду инородцевъ, дѣйствуетъ какъ ему заблагоразсудится, стараясь извлечь изъ своего объѣзда какъ можно больше: онъ ничего не дѣлаетъ даромъ. Нерѣдко батюшка возитъ съ собою водку для угощеній, конечно. Но такъ какъ по заведенному обычаю угощеніе должно щедро оплачиваться подарками, то угощающій всегда въ громадномъ барышѣ.
Кромѣ наѣздовъ духовенства, сюда также стремится разный другой людъ съ водкою и безъ водки, какъ для взиманія долговъ, такъ и съ торговыми цѣлями. Якуты да вообще и всѣ инородцы вѣчно находятся въ долгахъ, въ кабальныхъ отношенiяхъ. Больше всего должаютъ во время взноса податей, ясака, во время наѣзда купцовъ, у которыхъ чаще всего забираютъ въ кредитъ по весьма высокимъ цѣнамъ. Расплачиваются рѣдко деньгами, чаще натурою: сѣномъ, мамонтовою костью, мясомъ, а главное пушнымъ или отдачею своихъ лошадей подъ свозъ купеческой клади, что даетъ торгующимъ громаднѣйшiе проценты; рубль на рубль и больше.
(Продолженіе будетъ).
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
II.
Выносливость якутовъ и ихъ повѣрье. — Женихъ. — Андылахъ страна озеръ и болотъ. — Перекочевыванье якутовъ.— Ураса. — Шаманъ, двухголовая птица и кайла. — Пропавшій топоръ и волкъ. — Обрядъ погребенія христіанина чукчи. — Чукча и «русскій Богъ».
Когда я проснулся, въ юртѣ было полутемно, утро еще только начиналось, но хозяева уже поднимались со своихъ наръ, напяливали грязныя рубашки, разминали свои мѣховые чулки и сары, подходили къ только что затопленному комельку и грѣли свои обнаженныя спины и брюха. Хозяйка ставила чайники. Не смотря на то, что въ комелькѣ ярко пылалъ огонь, въ юртѣ было очень холодно. Широкая труба, незакрытая на полъ, вытянула все тепло и въ юртѣ было также холодно, какъ и въ поварнѣ. Ѣхавшій съ нами изъ Колымска „выборный“ якутъ продрогъ и порицалъ поэтому здѣшній обычай не закрывать трубы. У насъ (онъ жилъ у самой тундры), говорилъ онъ, трубы закрываютъ. И дѣйствительно, во всю дорогу до самаго Якутска трубъ нигдѣ не закрываютъ, такъ какъ у якутовъ это считается почему то грѣхомъ. По инымъ объясненіямъ не дѣлаютъ этого потому, что боятся угару, хотя, какъ мы видѣли, въ иныхъ мѣстахъ трубы закрываютъ. Въ тѣхъ случаяхъ, когда хотоны и жилье вмѣстѣ (всегда сырыя), съ закрытою трубой пришлось бы задохнуться отъ вони и испареній отъ навозу и скота. Якутъ, впрочемъ, такъ приспособился и приладился къ рѣзкимъ перемѣнамъ температуры своего жилья, что рѣдко страдаетъ отъ этого. Сплошь и рядомъ онъ сейчасъ же послѣ чаю, весь вспотѣвшій, выскакиваетъ въ одной рубахѣ изъ жарко натопленной юрты на сорокоградусный морозъ и — ничего... Дѣти его также чуть не нагишомъ выбѣгаютъ на дворъ. Мнѣ это напоминало цыганъ, стоически выносящихъ и палящій жаръ и сибирскіе морозы. По выѣздѣ со станціи, на одномъ ночлегѣ пришлось намъ встрѣтиться съ интереснымъ субъектомъ, о которомъ я хочу сказать нѣсколько словъ. Это былъ молодой еще якутъ, ѣхавшій отъ своей невѣсты, которая оставалась у своихъ родителей. Онъ не имѣлъ права взять ее съ собой, хотя прошло около года, какъ онъ съ нею былъ перевѣнчанъ. Возьметъ онъ ее тогда, когда выплатитъ калымъ и устроитъ „свадьбу“ (праздникъ, пиръ), — калымъ назначенъ былъ въ 30 головъ рогатаго и конскаго скота и деньгами 300 р. Калымъ этотъ онъ платитъ по частямъ, не смотря на зажиточность своего отца. Свадьбу также долженъ сыграть женихъ на свой счетъ, для чего долженъ доставить потребное количество конскаго и коровьяго мяса, масла и проч. Женихъ этотъ говоритъ по-русски, такъ какъ прожилъ нѣсколько лѣтъ въ городѣ и былъ даже въ школѣ. Онъ видимо гордился своимъ богатствомъ, — старается показать себя, позируетъ, чтобъ дать замѣтить свой щегольской нарядъ, кисетъ, шапку; онъ куритъ папиросы, третируетъ якутовъ бѣдняковъ, смотритъ на нихъ съ высоты своего величія. Чѣмъ я больше въ него всматривался, тѣмъ онъ казался мнѣ противнѣе. Производилъ ли онъ такое впечатлѣніе на окружавшихъ его якутовъ, я не знаю, но думаю, что они ему завидовали и вмѣстѣ съ тѣмъ относились какъ бы иронически, — послѣднее особенно было замѣтно, когда герой нашъ выходилъ изъ юрты, при немъ же никто не позволялъ себѣ показать вида, что онъ смѣшонъ въ ихъ глазахъ. Я пробовалъ съ нимъ заговаривать о вѣрованіяхъ и обычаяхъ якутовъ, но онъ всегда старался дать понять, что онъ выше всей этой чертовщины и не вѣритъ тому, что играетъ такую роль въ жизни его собратовъ, но я былъ убѣжденъ, что и онъ, такъ старательно выгораживавшій себя, былъ не менѣе ихъ невѣжественъ и дикъ и — несомнѣнно — болѣе ихъ испорченъ.
Подъѣзжая къ станціи Берестяхской на Андылахѣ (300 в. отъ Средне-Колымска), дорога становилась все хуже и хуже. Въ нартѣ стало невозможно сидѣть: ее бросало изъ стороны въ сторону, дергало, опрокидывало и я принужденъ былъ нѣкоторое время идти пѣшкомъ по высокимъ кочкамъ, достигавшимъ полуаршина вышины; а, когда утомился идти, сѣлъ на лошадь ямщика и кой какъ добрался до станціи. Лѣтомъ въ этихъ мѣстахъ болота (бадраны) достигаютъ глубины по брюхо лошади и проѣздъ чрезъ нихъ возможенъ только верхомъ. Масса озеръ, перемежающихся перелѣсками и болотами, тянется на громадное пространство. Это самыя обильныя мѣста для сѣнокосовъ и рыбной ловли. Вотъ почему въ этихъ мѣстахъ вправо отъ дороги и ютятся главнымъ образомъ якуты. Самое мѣсто, называемое Андылахъ, есть ничто иное какъ группа озеръ и сѣнокосовъ вокругъ нихъ, носящихъ названіе полей. Мѣста эти въ лѣтнее время не лишены прелести. По берегамъ озеръ разбросано въ разстояніи одной до трехъ и болѣе верстъ нѣсколько юртъ (7) или хуторовъ, въ которыхъ живутъ нѣсколько якутскихъ семей, состоящихъ между собою въ близкомъ кровномъ родствѣ и носящихъ одну фамилію Слѣпцовыхъ. Между ними нѣкоторые считаются очень зажиточными хозяевами. Все богатство здѣшнихъ якутовъ заключается главнымъ образомъ въ скотѣ. Нѣкоторые изъ нихъ держатъ также ѣздовыхъ оленей, собакъ и много лошадей, съ которыми подряжаются къ купцамъ для транспортированія кладей; косятъ сѣно для тѣхъ же купцовъ, ловятъ рыбу и промышляютъ пушнаго звѣря. Такого рода занятія обусловливаютъ собою и образъ ихъ жизни. Съ весны, какъ только начинаетъ таять снѣгъ, а иногда и раньше, они покидаютъ свои зимнія жилища и переходятъ въ лѣтнія, которыя часто находятся тутъ же подъ бокомъ, но тѣмъ не менѣе якутъ непремѣнно кочуетъ и поэтому у каждаго изъ нихъ, какъ бы онъ не былъ бѣденъ, есть двѣ юрты: одна зимняя, другая лѣтняя. За недѣлю до моего пріѣзда на Андылахъ, содержатель станціи, одинъ изъ братьевъ Слѣпцовыхъ, перекочевалъ въ зимнюю юрту, отстоящую отъ лѣтника шаговъ на 40— 50. Лѣтники строятся преимущественно на мѣстахъ богатыхъ подножнымъ кормомъ, — на время сѣнокосовъ нерѣдко также перекочевываютъ, здѣсь также имѣется или юрта, или ураса, нѣчто вродѣ конусообразнаго шалаша изъ жердей, крытыхъ березовой корой съ отверстіемъ вверху для дыма и дверью сбоку. Такое жилище плохо защищаетъ отъ холоду, вѣтра и дождя. Внутренность урасы также неприглядна какъ и ея внѣшность: здѣсь нѣтъ никакой мебели, спятъ на земляномъ полу, устланномъ хвоей и покрытымъ оленьими шкурами; огонь раскладываютъ посреди чума, предоставляя дыму выходить въ верхнее отверстіе или въ дверь, смотря по тому, какъ угодно будетъ вѣтру направить его. Если дымъ ѣстъ глаза и лѣзетъ въ горло, то это для якута дѣло привычное. Правда, онъ часто страдаетъ глазами, но опять таки это неважно: мало ли онъ чѣмъ страдаетъ, — если на все обращать вниманіе, такъ и жить нельзя, замѣтитъ онъ вамъ.
На станціи мы застали жену почтосодержателя, онъ же самъ находился гдѣ-то въ отсутствіи. Хозяйка оказалась самой любезной и милой старушкой. Мой товарищъ, съ которымъ я здѣсь встрѣтился, и который хорошо зналъ ее, давалъ о ней самые лестные отзывы и приводилъ массу фактовъ, говорившихъ за ея умъ и доброту, таковъ былъ и ея мужъ. Мой товарищъ прожилъ въ этой семьѣ нѣсколько мѣсяцевъ и за все это время онъ видѣлъ чрезвычайную внимательность и участіе къ своей судьбѣ, сюда его забросившей, но главное въ участіи этомъ не было видно корыстныхъ цѣлей, неискренности, все дѣлалось отъ души, что рѣдко встрѣчается между якутами. Такъ какъ здѣсь мнѣ пришлось просидѣть болѣе сутокъ въ ожиданіи оленей, то я воспользовался этимъ временемъ, чтобы поговорить съ товарищемъ. Несмотря на свою относительную, конечно, интеллигентность нашихъ временныхъ хозяевъ, они также не чужды были разнымъ предразсудкамъ, общимъ для всѣхъ инородцевъ и частію русскихъ. Здѣсь до самаго послѣдняго времени проживалъ шаманъ (ойюнъ), къ которому частенько таки якуты прибѣгаютъ, во всякомъ случаѣ чаще, чѣмъ къ представителю той религіи, которую якуты оффиціально исповѣдуютъ. Къ шаману прибѣгаютъ не только какъ къ представителю или посреднику между людьми и разными злыми и добрыми духами, которыми богатая фантазія инородца населила каждый уголокъ тайги, поля, каждое озеро, рѣчку, болото или горные хребты, но еще и какъ къ знахарю, вѣдуну, отгадчику, врачу и проч. Если до сихъ поръ вмѣстѣ уживаются христіанство и шаманизмъ, то въ этомъ для хорошо знающихъ край и народъ нѣтъ ничего удивительнаго. Инородецъ вполнѣ безпомощенъ во всемъ, что касается его духовнаго и нравственнаго міра. Его міровоззрѣніе еще настолько низко и стоитъ еще на той степени своего развитія, которое цѣликомъ можно пріурочить къ фетишизму. Цивилизація, культура, которую внесли къ нему русскіе, такъ мало его коснулись своими хорошими сторонами, что о нихъ меньше всего приходится говорить. Русскіе сами, приходя въ столкновеніе съ инородцами, сплошь и рядомъ опускаются до ихъ уровня, вмѣсто того, чтобы вести къ обратному. Мы здѣсь не приводимъ фактовъ, подтверждающихъ это, потому что дѣлаемъ это въ другомъ мѣстѣ.
Если у якута случается въ жизни что нибудь изъ ряда вонъ выходящее, необъяснимое, то онъ обращается къ шаману, къ его способности вѣдаться съ нечистымъ, съ которымъ собственно чаще всего и приходится имѣть дѣло людямъ. Якутъ очень хорошо знаетъ, какъ бы въ этомъ его не разувѣряли, что онъ самъ или его скотина болѣетъ потому, что въ нихъ вселился абасы (чертъ нечистый), котораго нужно или выгнать изъ себя, или изъ болящаго члена его тѣла, или умилостивить чѣмъ либо, а кто это сможетъ сдѣлать какъ не шаманъ? Шаманъ-же можетъ указать и путь къ розысканію пропавшей вещи. Если въ послѣднемъ случаѣ шаманъ продѣлываетъ нѣкоторыя манипуляціи, сильно напоминающія сумасшедшаго, если онъ изъ дерева сдѣлаетъ волка, котораго посылаетъ на розыски пропавшей вещи, то все это въ порядкѣ вещей и такъ нужно и никакая критика и скептицизмъ со стороны якута не умѣстны да и грѣховны потому уже одному, что они поведутъ только къ не успѣху и тогда шаманъ не виноватъ, конечно, если волкъ не открылъ пропавшей вещи. Случается такъ, что прибѣгающіе къ помощи шамана никакъ не даютъ себя заподозрить въ невѣріи и нѣтъ мѣста приписывать этому неудачу шамана; но и въ этомъ случаѣ находчивый ойюнъ выдумаетъ самъ что-нибудь такое, что убѣдитъ простодушныхъ якутовъ. Такъ въ описываемой семьѣ недавно пропалъ топоръ; пригласили шамана; мужъ сей съ подобающею торжественностью вырѣзалъ съ помощью ножа небольшую фигурку, долженствовавшую изобразить волка, что съ нѣкоторою долею воображенія прекрасно сошло за таковаго. Ему предназначалась роль отыскать пропавшій топоръ. Какъ это дѣлалось, — я не знаю, но въ результатѣ оказалось, что топора не нашли да и волкъ куда-то исчезъ. Пропажу волка шаманъ объяснилъ тѣмъ, что, ища топоръ, волкъ случайно увидѣлъ оленей и по своей жадности погнался за ними, совершенно забывши возложенную на него миссію. Топоръ такъ и пропалъ, но волкъ нашелся и нашелъ его мой знакомый гдѣ то въ очень укромномъ уголкѣ, принесъ его въ юрту и спряталъ его среди своихъ вещей. Когда я пріѣхалъ, онъ хотѣлъ мнѣ его показать, но волкъ вторично исчезъ и всѣ наши поиски не повели ни къ чему. Вторичное исчезновеніе ужъ не знаю что завидѣвшаго волка знакомый мой объясняетъ тѣмъ, что кто-нибудь изъ домашнихъ нашелъ его и выбросилъ на дворъ или сжегъ, потому что держать подобныя вещи въ юртѣ, гдѣ есть русскіе боги, которые могутъ разсердиться и наказать, ни въ какомъ случаѣ нельзя, грѣхъ. Пропажей волка я былъ огорченъ и чтобъ утѣшить меня, знакомый мой пригласилъ меня въ лѣсъ, находившійся тутъ же около жилья, подвелъ меня къ одному кусту, откуда и вытащилъ какую то двухголовую птицу, грубо сдѣланную изъ полугнилаго дерева съ подобіемъ ногъ изъ лучинокъ и крыльевъ изъ тонкихъ пластинокъ коры. На одномъ съ нею шнуркѣ изъ бѣлаго волоса находился еще другой предметъ, сдѣланный также изъ дерева и сильно походившій на кайлу, — родъ кирки, употребляемой при копаніи мерзлой земли. Если фантастическая птица, напоминавшая своимъ туловищемъ утку, а долженствовавшая изобразить орла или какую-то допотопную птицу, была неудачна, то модель кайлы вполнѣ воспроизводила свой оригиналъ. Товарищъ тщательно завернулъ все это въ газетную бумагу, сунулъ подъ полы полушубка и подъ покровомъ наступившей ночи, пробрался въ юрту, въ свой уголъ, гдѣ и спряталъ свою ношу, стараясь какъ можно менѣе возбудить подозрѣніе въ окружавшихъ насъ. Еслибъ домохозяева увидѣли нашу продѣлку, они чрезвычайно были бы огорчены и потребовали бы принесенное немедленно выбросить. Улучивши удобную минуту, я сунулъ орла и кайлу въ свой дорожный ящикъ. Во всю дорогу до самаго Верхоянска не вынималъ названныхъ предметовъ, боясь доставить непріятность якутамъ. Всѣ они вѣрятъ, что въ этихъ предметахъ, сдѣланныхъ рукою ойюна и употреблявшихся при его гаданіяхъ и леченіи болѣзней, непремѣнно сидитъ нечистый духъ, могущій перейти или на людей или на скотъ и причинить немалое зло. Я здѣсь не стану входить въ объясненіе — при какихъ именно случаяхъ употребляются эти предметы, скажу только, что птицу подвѣшиваютъ обыкновенно въ амбарѣ на три дня, а потомъ относятъ въ тайгу или сожигаютъ, — что дѣлаютъ съ кайлою, я ничего не могъ узнать. Тотъ шаманъ, который могъ бы все это объяснить, за старостью бросилъ шаманить и куда-то ушелъ. Можетъ быть въ другомъ мѣстѣ нашихъ замѣтокъ мы еще коснемся этого предмета.
Если все вышесказанное замѣчается среди якутовъ, а также среди тунгусовъ и ламутовъ, которымъ христіанство сравнительно давно уже проповѣдуется, то нечего говорить о чукчахъ. Несмотря на то, что среди послѣднихъ живутъ постоянные миссіонеры, что-то не замѣчается, чтобъ ученіе Христа прививалось къ нимъ. Дѣятельность чукотской миссіи въ здѣшнемъ краѣ извѣстна всего болѣе своей анекдотической стороной. Оленный чукча до сихъ поръ остается, — я уже не говорю о носовыхъ чукчахъ, которыхъ совершенно не коснулось христіанство, — тѣмъ же, чѣмъ онъ былъ задолго до своего знакомства съ русскими. Я хочу разсказать здѣсь два случая, характеризующихъ чукчу-христіанина.
Ежегодно зимою оленные чукчи, кочующіе со своими стадами въ колымскомъ округѣ, пригоняютъ въ Средне-Колымскъ оленей для продажи жителямъ. Въ 1881 г. одинъ изъ такихъ чукчей, уже старикъ, давно принявшій православіе, захворалъ и умеръ недалеко отъ города. Хоронили его по христіанскимъ обрядамъ. Вырыли могилу, заказали гробъ; попъ, по заведенному обычаю, отслужилъ надъ землею, взятою изъ могилы, панихиду и проч. Это все дѣлалось на сторонѣ, а на мѣстѣ похоронъ слѣдующее. У могилы, возлѣ одной изъ палатокъ на туркѣ (родъ саней) лежалъ покойникъ-чукча замороженный и одѣтый въ американское пальто и чукотскія обутки. Когда былъ привезенъ изъ города гробъ, положили въ него покойника, дали ему въ одну руку мозговую кость отъ ноги оленя, а въ другую всунули ножъ, положили также три оленьихъ языка и тогда только закрыли крышку гроба, который послѣ того опять былъ поставленъ на турку. Въ туркѣ этой было запряжено три оленя, на которыхъ покойникъ ѣздилъ; они въ послѣдній разъ повезли своего хозяина къ невдалекѣ находящемуся озеру, потомъ опять привезли къ могилѣ. Здѣсь одинъ изъ чукчей, сопровождавшій похоронный поѣздъ, закололъ пальмой съ короткой рукояткою всѣхъ трехъ оленей, запряженныхъ въ похоронную турку и кровью ихъ вымазалъ гробъ, на который потомъ другой чукча сѣлъ, взялъ возжи и началъ погонять мертвыхъ оленей, продѣлывая всѣ манипуляцiи и выкрикиванія, обыкновенно употребляющіяся при ѣздѣ, какъ бы показывая этимъ, что покойникъ куда-то ѣдетъ. Послѣ этого гробъ былъ опущенъ въ могилу, покрытъ досками, сверху которыхъ были положены всѣ вещи, употреблявшіяся покойникомъ: пальма (родъ копья — ножа), лукъ и еще какіе-то предметы въ мѣшкѣ, которыхъ очевидцу не удалось разглядѣть. Все это потомъ было завалено землей. По бокамъ могилы и въ головахъ положили рога съ убитыхъ оленей, снятые вмѣстѣ съ лобною костью. Изъ трехъ убитыхъ оленей два были розданы копавшимъ могилу, а третій былъ очищенъ отъ мяса, а кости были положены на могилу. Весь процессъ похоронъ отъ начала до конца сопровождался какими-то причитаніями окружавшихъ чукчей. Причитаній этихъ разсказчикъ, по незнанію языка, не понялъ, конечно. Для поминокъ, кромѣ трехъ прежде убитыхъ оленей, былъ заколотъ еще одинъ самый жирный во всемъ стадѣ, сваренъ и съѣденъ всѣми бывшими на похоронахъ, какъ чукчами, такъ и русскими. Священникъ, заочно хоронившій чукчу, получилъ за труды нѣсколькихъ оленей. Сынъ покойника надъ могилою отца поставилъ крестъ, повѣсилъ на него мѣдный чайникъ покойника и тѣмъ завершилась вся церемонія похоронъ. Послѣ отъѣзда чукчей этотъ чайникъ вмѣстѣ съ костями и остатками мяса, находившимися на могилѣ, были взяты однимъ изъ поселенцевъ и унесены въ городъ. Раньше, когда еще трупъ чукчи лежалъ въ палаткѣ, на его брюхо клали обѣденную доску и на ней ѣли мясо, пили чай, засаленныя руки и губы вытирали полами одежды покойника. Спали также въ этой палаткѣ, причемъ головы, отуманенныя спиртомъ, клали на трупъ и такъ засыпали.
Это обрядъ почти цѣликомъ еще языческій и тотъ въ разсказанномъ здѣсь видѣ рѣдко практикуется. Большинство крещеныхъ чукчей еще и до сихъ поръ хоронятъ своихъ покойниковъ, бросая ихъ въ тундрѣ или сожигая, гдѣ есть лѣсъ. Среди же носовыхъ чукчей, если вѣрить разсказамъ колымчанъ, существуетъ обычай закалывать старыхъ и безнадежно больныхъ и большею частію — по желанію послѣднихъ, считающихъ такую смерть почетной.
Вотъ другой случай, характеризующій чукчу-христіанина. У одного крещенаго чукчи, разсказывалъ мнѣ казакъ, прожившій одно лѣто въ тундрѣ среди чукчей, начали сильно падать олени. У другихъ же, не крещеныхъ, олени цѣлы и здоровы. Чукча сначала молился русскому Богу, образъ котораго у него имѣлся въ палаткѣ (Богомъ чукча называетъ образъ, подаренный ему миссіонеромъ, крестившимъ его); но олени все дохли и дохли. Отъ громаднаго стада у чукчи остается уже не болѣе четверти. Что дѣлать? Чукча, наконецъ, додумался. Въ одно утро запрягъ онъ оленей въ турку, взялъ русскаго бога въ пазуху и поѣхалъ. Ѣдетъ день, другой и на третій, наконецъ, пріѣхалъ къ тайгѣ (лѣсу), выбралъ большое дерево, взялъ ремень, досталъ образъ и привязалъ его къ лѣсинѣ повыше, снялъ шапку, помолился ему и сказалъ: „ты, русскій Богъ, не сердись, не вспоминай меня зломъ, не дѣлай мнѣ худа, какъ я тебѣ не дѣлаю этого, — вѣдь я тебя не бросилъ въ тундрѣ зря, — будетъ ѣхать русскій, возьметъ тебя“. И чукча зажилъ по старому, какъ жили его дѣды и отцы и какъ живутъ всѣ прочіе чукчи, поклоняющіеся своимъ духамъ, держащіе старую вѣру.
Съ принятіемъ крещенія, чукча остается тѣмъ же, чѣмъ и былъ, т. е. язычникомъ. Нѣкоторые изъ нихъ крестятся по нѣскольку разъ, каждый разъ получая что-нибудь въ подарокъ отъ миссіонера, — кирпичъ чаю, табакъ и т. п. Я знаю двухъ чукчей-христіанъ, живущихъ по прежнему съ нѣсколькими женами. Недавно еще, а какъ утверждаютъ нѣкоторые изъ колымчанъ и теперь еще не рѣдко приносится чукчами человѣческая жертва въ чрезвычайныхъ событіяхъ, а также передъ отправленіемъ ихъ на анюйскую (чукотскую) ярмарку. Насколько это вѣрно — не знаю. Теперь же у чукчей вмѣсто человѣка (обыкновенно для этого убивалась старуха) въ жертву закалывается олень или собака (у шелахскихъ чукчей).
(Продолженіе будетъ).
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
III.
Ѣзда на оленяхъ. — Якуты въ гости. — Колымскій хребетъ. — Горные духи и жертвоприношенія имъ. — Духи, играющіе въ карты. — Повѣрье. — Станціонная юрта. — Натуральная дорожная повинность у якутовъ. — Казаки и беззащитность якутовъ. — Индигирка и ея населеніе; преданіе съ нею связанное. — Исчезнувшій городъ. — Ламуты, ихъ вымираніе. — Рыболовство. — Экономическое положеніе населенія въ сѣверной половинѣ якутской области. — Ѣздовыя собаки.
17 октября мы съ Андылаха выѣхали на оленяхъ, что послѣ ѣзды на лошадяхъ казалось очень пріятной и скорой ѣздой. Первыя 70 верстъ отъ Андылаха мы проѣхали часовъ въ 8, останавливаясь за все это время раза два минутъ на 10—15, чтобы кормить оленей. Послѣ этого, поужинавши и отдохнувши часа три въ первой попавшейся поварнѣ, на тѣхъ же самыхъ оленяхъ ѣхали всю ночь и сдѣлали менѣе чѣмъ въ сутки 120 верстъ. Не доѣзжая 25 верстъ до Колымскаго хребта (въ 400 вер. отъ Ср. Колымска), начинаются его предгорья и кончается страна озеръ *), а съ нею и поселенія якутовъ. Въ одной изъ поваренъ мы застали якута съ женою и ихъ работника, ѣхавшихъ верхами въ гости съ Абыя верхоянскаго округа въ колымскій за Андылахъ за четыреста верстъ отъ дома. Чтобы не безплодно ѣхать — эти дорогіе гости везли съ собою кирпичный чай, которымъ и торговали по дорогѣ. Для якута три, четыре сотни верстъ — разстояніе не особенно велико, чтобы стоило задуматься. Рѣдкій изъ нихъ, пускаясь въ дорогу, запасается пищей. По обычаю издавна заведенному, путешественника вездѣ накормятъ и дадутъ пріютъ, не беря за то ничего, а иногда даже дадутъ на дорогу, если нельзя скоро разсчитывать на жителей; кромѣ того, якутъ въ теченіе двухъ—трехъ сутокъ легко переноситъ голодъ или довольствуется самимъ незначительнымъ количествомъ пищи. Но за то, разъ добравшись до нея, онъ съ голодухи можетъ ее съѣсть неимовѣрное количество и проспать двое сутокъ подрядъ.
*) Отъ Колымска и до хребта на пространствѣ 370 верстъ дорога пересѣкаетъ около 70 озеръ, изъ которыхъ нѣкоторыя достигаютъ 15 вер. въ ширину. Въ общей сложности дорога верстъ 150, если не больше, идетъ по озерамъ.
Въ полдень другого дня нашъ небольшой поѣздъ медленно поднимался по довольно отлогому восточному боку Колымскаго хребта; по обѣимъ сторонамъ дороги тянулся густой лиственничный лѣсъ, который на самой только вершинѣ хребта у самаго перевоза, вслѣдствіе господствующихъ здѣсь сильныхъ вѣтровъ, былъ рѣдокъ и сильно исковерканъ. Одни только остроконечные гольцы, возвышавшіеся по сторонамъ перевоза, совершенно были обнажены отъ него. Съ вершины хребта на обѣ его стороны открывается обширная мрачная панорама на безконечно тянущіеся оголенные лѣса, нигдѣ ни въ чемъ не видно признаковъ жизни, обитаемости. У самаго только перевала надъ дорогою поставленъ грубо сколоченный крестъ, весь обвѣшанный конскимъ волосомъ, шкурками, хвостами бѣлокъ и разноцвѣтными лоскутками разныхъ недорогихъ матерій. У подножія креста навалена груда большихъ камней, поддерживающихъ его отъ паденія; еще дальше кусты и остовы сломанныхъ бурею деревьевъ, разубранные въ прекрасный бѣлый, сверкающій тысячью огней, нарядъ инея. Не такъ мы переѣзжали границу колымскаго округа нѣсколько лѣтъ тому назадъ, когда ѣхали туда. Здѣсь насъ въ концѣ іюня отъ самаго подножія до вершины мочилъ дождь, а на вершинѣ валилъ крупными хлопьями мокрый снѣгъ, рвалъ и пронизывалъ сильный сѣверный вѣтеръ, наши лошади скользили и ежеминутно спотыкались о рѣзко выдающіеся камни и плиты аспида.
Поднявшись на хребетъ, мы дали отдыхъ оленямъ, а сами отправились осматривать занесенный снѣгомъ крестъ. Въ щеляхъ его казакъ и ямщики отыскали нѣсколько мѣдныхъ монетъ, но серебра не оказалось, о чемъ, повидимому, сожалѣлъ казакъ. — Все забрали, ворчалъ онъ. — Кто забралъ? — Да наши что раньше проѣхали, отвѣчалъ онъ. — Вѣдь это, кажется, считается грѣхомъ? — Да, что съ ними подѣлаешь; одно слово, варвары, все пропьютъ.
— А вы что сдѣлаете со взятыми здѣсь деньгами?
— Я ихъ вотъ отдамъ ямщику, чтобы онъ купилъ свѣчку, когда будетъ въ церкви.
Взять что нибудь изъ здѣсь находящагося и принесеннаго въ жертву горному духу великій грѣхъ и никто изъ инородцевъ не сдѣлаетъ этого, за исключеніемъ только русскихъ и то далеко не всѣхъ. Большинство русскихъ также суевѣрно, какъ и инородцы. Каждый, удачно поднявшійся на хребетъ, долженъ что-нибудь здѣсь оставить. Купцы кладутъ деньги, а ихъ ямщики волосъ отъ гривы. Нашъ ямщикъ-якутъ оставилъ длинную палку, которой погонялъ оленей. Такихъ палокъ здѣсь оказалось много, волосу также иногда накапливается до пуда. Къ кресту когда то были прибиты образъ и кружка, но ни того, ни другого теперь нѣтъ: кто то стащилъ.
Какъ тогда, когда я ѣхалъ въ Колымскъ, такъ и теперь, мнѣ передавали, что якуты вѣрятъ, что каждый высокій хребетъ, горная цѣпь, каждая большая рѣка, тайга имѣютъ своего особаго духа, духа горъ, воды, лѣса и проч. Кромѣ того, каждый округъ имѣетъ своего духа. Иногда этимъ духамъ бросаютъ въ тайгѣ колоду картъ, такъ какъ дознано, что они особенно любятъ эту игру; играютъ между собою и проигрываются въ пухъ и прахъ. Въ послѣднемъ случаѣ достается и людямъ. Если духи, примѣрно, играли на бѣлку, то можетъ случиться такъ, что индигирскій духъ выиграетъ у колымскаго, тогда значитъ у колымчанъ на бѣлку будетъ плохой промыселъ, такъ какъ она переходитъ въ верхоянскій округъ. Тоже бываетъ и съ другими звѣрями. Говорятъ, духи снисходятъ до того, что садятся играть съ людьми, но это бываетъ чрезвычайно рѣдко. Замѣчательно, читатель, то, что духи эти, въ существованіе которыхъ такъ твердо вѣрятъ инородцы, страдаютъ тѣми же пороками и слабостями, что и люди. Такъ они даже не выдумали своего оригинальнаго хотя бы даже въ способѣ картежной игры: у нихъ таже распространенная игра, что и у якутовъ. Однимъ словомъ, якутъ ихъ создалъ по своему образцу, подобію. Не пьютъ ли ихъ духи также и водку? Нужно полагать, что пьютъ и закусываютъ. Вѣдь каждый инородецъ, когда ѣстъ или пьетъ, то считаетъ своимъ долгомъ плеснуть или бросить что нибудь въ огонь, въ которомъ также сидитъ духъ огня и чуть ли не изъ главныхъ и при томъ добрыхъ духовъ, играющихъ не маловажную роль у всѣхъ первобытныхъ народовъ. Можно надѣяться, что посредствомъ двухъ этихъ пороковъ духи прійдутъ въ упадокъ и вымрутъ, облегчая тѣмъ путь къ нарожденію здравыхъ понятій среди людей. Съ этими духами должно произойти тоже самое, что и съ олимпійцами древнихъ грековъ. А пока что спустимся съ якутскаго олимпа и посмотримъ, что дѣлается въ другомъ верхоянскомъ округѣ, во владѣніяхъ уже другого духа.
Съ хребта мы спускалась чрезвычайно быстро: олени летѣли стрѣлой; въ одномъ или двухъ мѣстахъ, пересѣкши маленькую рѣченку, только что зарождавшуюся въ этихъ горахъ, мы скоро очутились у подошвы хребта. Отсюда опять начиналась отвратительная кочковатая дорога, нарта то и дѣло опрокидывалась. Западная сторона хребта также пустынна, какъ и восточная. Ночевать приходится въ поварнѣ, такъ какъ до перваго жилья — станціи остается отъ хребта сто верстъ. По обѣ стороны хребта верстъ на сто нѣтъ ни хорошихъ луговъ, ни рыбныхъ озеръ и поэтому они для якута непригодны. Тутъ изрѣдка только бродятъ тунгусы да иногда зайдетъ якутъ за промысломъ бѣлки или дикаго оленя. Рука человѣка не коснулась еще здѣшней тайги. Удивительно мертвая тишина особенно зимою изрѣдка только нарушается крикомъ какой то птицы да разъ или два за весь день вспорхнетъ стая бѣлыхъ полярныхъ куропатокъ, или увидишь на снѣгу слѣды волка, лисицы, но не ихъ самихъ, даже зайцы, а ихъ здѣсь много, какъ то не попадаются на глаза. Нужно обладать чутьемъ собаки и знаніемъ инородца, чтобы не пропасть въ такихъ мѣстахъ. Нашъ самый лучшій охотникъ не сразу бы нашелся, что дѣлать, а инородецъ съ первобытными способами лова умудряется ловить и убивать звѣря и птицу.
Первая послѣ хребта станція — это Хатынагская (Оринкино), она стоитъ одиноко и помѣщается, какъ и всѣ здѣшнія станціи, въ якутской юртѣ. На станціяхъ этихъ нѣтъ отдѣльной даже комнаты для проѣзжающихъ: вы находитесь вмѣстѣ съ ямщиками и ихъ семействами и нерѣдко и со скотомъ, который стоитъ тутъ же (телята) или сейчасъ же за дырявой переборкой въ хатонѣ. Дверь для людей и скота всегда одна и таже. Вамъ, правда, освободятъ мѣсто въ почетномъ углу на нарахъ (оронахъ) подъ образами и тамъ вы устраивайтесь, какъ знаете. Внутренность станціонной юрты ничѣмъ не отличается отъ сотни другихъ юртъ, развѣ только присутствіе торговаго свидѣтельства и билета на право содержанія станціи покажутъ, что здѣсь мѣняютъ лошадей или оленей, — и только. Никакихъ правилъ, расписаній, книгъ для записыванья проѣзжающихъ здѣсь не ищите. Вѣдь это только земская дорога, а не почтовый трактъ съ правильно устроенной гоньбою. Здѣсь все еще въ первобытномъ, зачаточномъ состояніи. Почтосодержатель якутъ знаетъ только или чиновниковъ, разъѣзжающихъ по дѣламъ службы, или казаковъ, возящихъ почту, государственныхъ ссыльныхъ или уголовныхъ поселенцевъ, вольныхъ же пассажировъ онъ не знаетъ: почтовая гоньба устроена не для нихъ. Казаки, чиновники часто злоупотребляютъ своимъ правомъ, берутъ значительно больше лошадей, чѣмъ то слѣдуетъ, не платятъ полностью прогоны и проч. Не разъ намъ приходилось слышать какъ такой-то докторъ или исправникъ, будучи командированными на службу въ Колымскъ, забирали всѣхъ лошадей со станціи и еще прихватывали у другихъ якутовъ, яко бы подъ аптеку или казенную кладь, а на самомъ дѣлѣ они везли изъ Якутска вино, табакъ, чай и др. товары, которые по пріѣздѣ на мѣсто шли въ обмѣнъ на пушнину. Не рѣдко съ почтою на одну лошадь идетъ кладь какому нибудь купцу или попу, писарю, что строго воспрещается, но изъ любезности и кумовства всегда допускается въ ущербъ, конечно, якутовъ. Якуты очень рѣдко протестуютъ противъ этого, хорошо зная, что протесты ихъ ни къ чему не поведутъ, да и дорого обойдутся. На нихъ слово почта, а еще болѣе нарочный дѣйствуютъ магически, не говоря уже о проѣздѣ исправника. Больше всего достается придорожнымъ якутамъ, хотя бы они и не содержали станцій. Казаки, нарочные никогда ни за что не платятъ: ѣдятъ и пьютъ даромъ. Не разъ вы услышите какъ такой-то казакъ, везшій почту или поселенца, бралъ у якута корову и рѣзалъ ее или врывался насильно въ погребъ за пищею, когда якутъ отказывался кормить даромъ. Казаки позволяютъ себѣ еще болѣе возмутительныя вещи, сходящія имъ даромъ: они вторгаются въ его семью, берутъ его жену на ночь, а мужа выгоняютъ изъ юрты. Пусть читатель не подумаетъ, что это клевета, выдумка. Кто сколько нибудь знакомъ съ здѣшними порядками и казаками, тотъ нисколько не усомнится въ этомъ. Якутъ или молча все сносить, или же старается убраться подальше отъ дороги. Вотъ одна изъ главныхъ причинъ почему по дорогѣ попадаются такъ рѣдко якутскія поселенія. Есть много хорошихъ луговъ и рыбныхъ озеръ, но благодаря тому, что они близь дороги, ихъ или издали утилизируютъ, или они совершенно заброшены. Кромѣ того, на якутовъ придорожныхъ падаетъ большая доля дорожной натуральной повинности: чистка дороги, срѣзыванье кочекъ, уборка валежника, постановка дорожныхъ знаковъ, проведеніе новыхъ дорогъ, содержаніе переправъ, устройство мостовъ, барьеровъ, лодокъ, плотовъ, постройка поваренъ и ихъ ремонтъ. На случай проѣзда большаго чиновника, требуется выставка на поварняхъ подставныхъ лошадей или оленей.
Съ Хатынагской станціи опять начинается чрезвычайно болотистая со множествомъ озеръ равнина. Какъ лѣтомъ, такъ и зимою эти мѣста утомительно-однообразны и печальны, бадранамъ (болотамъ) нѣтъ конца, дорожки въ лѣсу едва проторены, и по нимъ съ трудомъ пробирается вьючная лошадь. Лѣтняя переправа чрезъ Индигирку совершается на небольшихъ лодкахъ (карбасахъ), лошадей же перегоняютъ вплавь. Весною послѣ чукотской ярмарки, купцы, возвращаясь въ Якутскъ, не всегда успѣваютъ перейти ее по льду, имъ приходится здѣсь ждать конца ледохода. Бывали случаи, что купцы засиживались здѣсь по мѣсяцу, съѣдая всѣ свои запасы. Въ такое время вслѣдствіе сильныхъ разливовъ рѣчки всякія сношенія съ окрестными жителями прерываются.
Индигирка, какъ и всѣ другія рѣки этого края, текущія въ сѣверный Ледовитый океанъ, въ своихъ верховьяхъ и въ среднемъ теченіи, очень слабо заселены или совершенно пустынны. Якуты удалены отъ ея береговъ и сидятъ на своихъ излюбленныхъ низинахъ. Въ старину, какъ гласитъ преданіе, среднее теченіе Индигирки было густо заселено ламутами и тунгусами, у которыхъ даже было нѣчто вродѣ города Индигирска. Съ появленіемъ русскихъ, покорившихъ этихъ инородцевъ, а также съ приходомъ якутовъ, ламуты и тунгусы были оттѣснены въ горы, въ лѣса или къ сѣверу, но и затѣмъ ихъ все таки оставалось довольно много. На берегахъ Индигирки появился городокъ Зашиверскъ, отъ котораго въ настоящее время остались развалины церкви и кладбище, — жителей же ни единой души. Но что всего курьезнѣе еще въ концѣ семидесятыхъ годовъ сибирская администрація считала его существующимъ. Сюда даже былъ сосланъ нѣкто Ц—въ. Только съ прiѣздомъ его въ Верхоянскъ открылось, что его сослали въ давно уже несуществующій городъ, въ пустопорожнее мѣсто.
Говорятъ, Индигирка въ среднемъ теченіи когда-то была рѣкою очень рыбною, но потомъ стало ловиться рыбы все меньше и меньше, что въ связи съ свирѣпствовавшей здѣсь въ началѣ настоящаго столѣтія какой-то эпидеміей (оспа, кажется), населеніе сильно порѣдѣло, Зашиверскъ опустѣлъ. Однихъ ламутовъ, какъ здѣсь говорятъ, погибло тогда до четырехъ тысячъ. Насколько это вѣрно, мы не знаемъ. Изъ памятной кн. якут. обл. на 1870 г. видно, что въ началѣ нынѣшняго столѣтія, „по случаю открывшихся въ значительной степени болѣзней между жителями бывшаго зашиверскаго коммисарства, командированъ былъ туда для прекращенія ихъ лекарь 9-го класса Тимошевскiй“, по мысли котораго устроены тогда первыя больнички въ Верхоянскомъ округѣ. Тимошевскiй и тогда уже нашелъ здѣсь массу сифилитиковъ и худосочныхъ. Какъ-бы-то ни было, но и помимо эпидемій, часто посѣщающихъ эти края, замѣтно, что южныя части верхоянскаго и колымскаго округовъ (особенно послѣдняго), постепенно пустѣютъ, населеніе ихъ стремится ближе къ сѣверу. Верховья и средина Колымы, Индигирки, Яны покидаются русскими и якутами, занимающимися рыболовствомъ, для ихъ низовій и устьевъ, гдѣ рыбы еще очень много. На старыхъ мѣстахъ остаются слѣды бывшихъ поселеній и бродятъ не многочисленные рода ламутовъ и тунгусовъ, живущихъ главнымъ образомъ отъ охоты. Всѣ значительныя поселенія находятся на сѣверѣ: Русское устье, Алаиха, Ожогинскъ (на Индигиркѣ), Казачье, Устъ-янскъ (на Янѣ), Быковъ мысъ, Булунь (на Ленѣ), Нижне-Колымскъ, Похотскъ, Кабачкова, Кресты и другiе поселки (въ низовьяхъ Колыма).
Раздаются жалобы, что и въ низовья рѣкъ стало меньше заходить рыбы, но это далеко невѣрно и во всякомъ случаѣ сильно преувеличено. Годомъ бываютъ и здѣсь недоловъ, но это случалось и прежде, что доказывается давнимъ учрежденіемъ правительственныхъ запасныхъ рыбныхъ магазиновъ на случай неулововъ, голодовокъ. Рыба какъ прежде, такъ и теперь, не всегда заходитъ одинаково въ однѣ и тѣже рѣки. Бываетъ такъ, что въ Колымѣ хорошій ловъ, а въ Индигиркѣ плохой. Можетъ случиться, что рыбы идетъ много, но въ самый сильный ея ходъ бываютъ такого рода условія, при которыхъ нельзя неводить. Вѣтры, высота воды, поздній ледоходъ и много другихъ причинъ сильно влiяютъ на уловъ. Если въ низовьяхъ Колыма моксунъ положимъ ловился плохо, а омуль и нельма хорошо, то это еще не значитъ, что и вездѣ было такъ. На одной заимкѣ, напримѣръ, превосходно шелъ омуль, а на другихъ заимкахъ или тоняхъ верстъ на 30—40 выше или ниже вовсе не было улова и проч. Кромѣ причинъ, лежащихъ въ самой природѣ, которыя, конечно, и прежде были, есть много другихъ условій, находящихся во власти человѣка, въ немъ самомъ. Укажемъ на нѣкоторыя изъ нихъ. Уже не говоря о томъ, что населеніе низовій рѣкъ стало много гуще, самое его экономическое положенiе значительно ухудшилось, особенно въ колымскомъ округѣ, вслѣдствіе упадка скотоводства. Большинство населенія не можетъ завести хорошихъ неводовъ, сѣтей, лодокъ и другихъ принадлежностей для успѣшнаго промысла и примѣнительно къ обстоятельствамъ. Обыкновенно невода слишкомъ малы, снасти ихъ недостаточно крѣпки, часто рвутся, лодки плохо сколочены, проконопачены мохомъ безъ смолы, негодны для дальнихъ плаваній и въ непогоду не могутъ идти: ихъ заливаетъ, парусовъ здѣсь вовсе не употребляютъ и даровая сила вѣтра пропадаетъ. Вверхъ по рѣкѣ груженную и пустую лодку тянутъ бичевою люди или собаки. Самая большая на Колымѣ лодка 20—25 футовъ длины, могущая поднять пудовъ 70—80. Пространство отъ Нижне-Колымска до Ср. Колымска 500 верстъ подъ парусомъ можно пройти въ 4—5 дней, обыкновенно же бичевою идутъ недѣли двѣ. Вотъ почему большинству средне-колымчанъ самыя рыбныя мѣста, какъ низовья Колымы, мало доступны. Тоже можно сказать о низовинахъ, у которыхъ также плохи лодки, на нихъ опасно показываться на взморьи, гдѣ и бываетъ самый лучшій ловъ жирной рыбы. Ѣхавшій со мною казакъ, провелъ одно лѣто на Барановомъ мысу. Здѣсь, говорилъ онъ: — забросишь бывало сѣть въ море, а минутъ черезъ 10 или 15 уже вытаскиваешь десятокъ и болѣе самыхъ лучшихъ, жирныхъ омулей, какихъ онъ въ Колымѣ никогда не ловливалъ. Въ этомъ отношеніи, какъ и во многихъ другихъ, прадѣды и дѣды настоящихъ колымчанъ стояли гораздо выше. У нихъ были большія хорошія лодки — кочи, поднимавшія по 30 человѣкъ съ запасами пищи, одежи и оружія; они знали употребленіе паруса, смѣло пускались въ океанъ, открывали новые острова, огибали Чукотскій носъ, открыли Беринговъ проливъ. Теперь же ихъ недостойные, выродившіеся, объякутившіеся потомки не рискуютъ въ сильный вѣтеръ переплыть Колыму у Ср. Колымска. — Боязно, говорятъ: можно утонуть. И вотъ колымчанинъ не ѣдетъ, ждетъ пока вѣтеръ ослабѣетъ и тогда только пускается въ путь на веслахъ или бичевѣ. Смотришь, онъ прозевалъ ходъ рыбы, пріѣхалъ не вовремя, тамъ смотришь пошла вода на прибыль, затопила тони, опять неводить нельзя, жди пока спадетъ вода, а тѣмъ временемъ рыба прошла. Вотъ всегда такъ здѣсь. — Вотъ вы говорите, что теперь самый ходъ омуля, почему же не неводите? спросишь рыбака спокойно созерцающаго зеркальную поверхность широкой Колымы.
— А нельзя шибко быстерь большая (теченіе сильное) неводъ ставить.
— Можно грузилъ прибавить и неводъ не будетъ ставать.
— Оно такъ, да снасть не выдержитъ.
— А теперь почему не неводите? спросишь другой разъ.
— Вишь вода высока, тони нѣтъ, или скажетъ, что рыба идетъ срединою рѣки или глубоко по дну, что неводъ коротокъ, глубоко не хватаетъ и т. п.
— Вы бы разсчистили вотъ этотъ берегъ и неводили бы. Есть еще и другіе способы ловить въ большую воду.
— Да это можно, соглашается нашъ собѣсѣдникъ: да вишь, силы нѣту, народу нѣтъ.
— Васъ здѣсь на тонѣ пятъ неводовъ, можно сдѣлать это сообща.
— У насъ заводу такого нѣтъ, мы этого не знаемъ, можетъ быть, у васъ, россійскихъ, такъ бываетъ, а у насъ каждый самъ за себя.
Предпріимчивости, иниціативы вы здѣсь не ищите, общественнаго почина также нѣтъ.
Правда, иногда два три бѣдняка, имѣя каждый нѣсколько столбовъ невода или лодку, соединяются вмѣстѣ и неводятъ, добытую рыбу дѣлятъ между собою по паямъ. Завести хорошій неводъ не у каждаго хватитъ достатка. Самый главный матеріалъ для невода конопля здѣсь у купцовъ стоитъ фунтъ отъ 40 до 80 коп., въ казнѣ нѣсколько дешевле, но ее очень мало, она всегда на расхватъ и достается не всегда наиболѣе нуждающимся. Съ каждымъ годомъ число неводовъ въ Ср. Колымскѣ уменьшается и нѣкоторые хозяева совершенно разорились и предлагаютъ свой трудъ богатымъ людямъ. Положенiе безневодныхъ печально. Лѣтомъ и осенью они сыты, но зато зимою и особенно весною имъ приходится плохо.
Нѣкоторые изъ посѣщавшихъ эти края обвиняютъ здѣшнее населеніе въ неумѣніи производительно употреблять рыбу, что масса ее гибнетъ совершенно зря. Это отчасти справедливо, но винить однихъ только жителей нельзя. Если у нихъ весь почти лѣтній уловъ рыбы идетъ на приготовленіе юкалы, жира, варки, и негодные остатки на откармливаніе ѣздовыхъ собакъ, то это потому, что юкала играетъ здѣсь роль хлѣба, она легко сберегается, не скоро портится, легка, а потому удобна къ перевозкѣ на далекія разстоянія, что при здѣшнихъ путяхъ сообщенія очень важно. Жиръ и варка (рыба вареная въ жирѣ) также необходимы, вкусны и чрезвычайно питательны; кромѣ того, рыбій жиръ употребляется какъ освѣтительный матеріалъ. Лѣтней рыбы въ засолъ идетъ мало, а сельдей вовсе не солятъ. Засаливаютъ мало еще и потому, что не вездѣ и не каждому доступна соль, доставляемая сюда казною. Соль въ Ср. Колымскѣ въ магазинѣ стоитъ 1 р. 20 коп. пудъ. Большая часть рыбы въ свѣжемъ видѣ сохраняется въ погребахъ, въ которыхъ чувствуется большой недостатокъ, или просто въ ямахъ, вырытыхъ въ вѣчномерзлой землѣ. Здѣсь, какъ и въ плохихъ погребахъ, рыба претерпѣваетъ нѣкоторый процессъ, придающій рыбѣ особый специфическій запахъ и вкусъ, впрочемъ, нравящійся здѣшнему населенію. Говорятъ, что такая рыба, а также слабо посоленная и съ душкомъ (вонькая) иногда просто съ отвратительнымъ запахомъ, не такъ скоро пріѣдается, какъ совершенно свѣжая или хорошо посоленная. Громадное количество рыбы осенняго лова потребляется зимою въ видѣ струганины — это самое любимое блюдо здѣшняго обитателя. Копченіе здѣсь вовсе не примѣняется къ рыбѣ. Юколу только слегка дымятъ, хотя дикихъ утокъ, гусей нѣкоторые изъ русскихъ и инородцевъ хорошо коптятъ. Въ послѣдніе два года, по почину администраціи, на одной изъ заимокъ, была устроена коптильня, гдѣ мѣстный исправникъ дѣлалъ опыты по присланному руководству коптить сельди съ цѣлью привитія копченія среди населенія, но все это выходило какъ то неудачно и доставляло колымчанамъ большое удовольствіе смѣяться надъ затѣями начальства. Было также время (кажется въ 60 годахъ), когда начальство принуждало рыть хорошіе погреба, дорого здѣсь обходящіеся.
Чукчи, сѣверные тунгусы, ламуты и большая частъ якутовъ и юкагиръ совершенно обходятся безъ соли. У русскихъ же въ низовьяхъ Колымы, кромѣ недостатка въ соли, нѣтъ еще посуды для солки рыбы, такъ какъ здѣсь не развито бондарное ремесло: употребляются для солки фляги изъ подъ спирта, обходящіяся очень дорого. Большая часть сельдянаго улова вмѣстѣ съ нерпичьимъ жиромъ идетъ на кормъ собакамъ. Эта дало поводъ Г. Нейману посмѣяться надъ нижне-колымчанами. Когда онъ ихъ спрашивалъ, зачѣмъ они держатъ собакъ, то ему отвѣчали: — чтобы ѣздить за нерпою. — А нерпа для чего? — Для того, чтобы собакъ кормить, былъ отвѣтъ. Но это далеко не вѣрно. Здѣсь всѣ переѣзды, всѣ поѣздки на промыселъ за рыбою, за пушнымъ какъ осенью по первому льду, не покрытому еще снѣгомъ, такъ зимою и весною по торосамъ и тундрѣ безъ дороги, по едва затвердѣвшему верхнему слою снѣга, когда не можетъ идти ни олень, ни лошадь, — собака легко бѣжитъ, не проваливается. Правда, содержаніе собаки дорого обходится, но вопросъ, что дешевле обошлось бы: содержаніе ея или лошади и оленя. Лодка, какъ средство передвиженія, служитъ только въ продолженіи 3½—4 мѣсяцевъ въ году. Тамъ же, гдѣ становится возможнымъ держать лошадь или быка, тамъ собака вытѣсняется какъ въ Верхоянскѣ, но не въ Ср. Колымскѣ, гдѣ вслѣдствіе падежей скота, собаки удержались. Г. Нейманъ въ своемъ рефератѣ, читанномъ въ 1872 году въ сиб. отд. геогр. общ., между прочимъ, указываетъ на собакъ, какъ на зло. Онъ дѣлаетъ нѣсколько преувеличенный разсчетъ, что въ колымскомъ округѣ собаки съѣдаютъ весь уловъ сельди (около полутора милліона шт.), на сумму 30 тыс. р., т. е. говоритъ онъ: „то самое количество денегъ, которое до настоящаго времени составляетъ весь оборотъ торговли пушнымъ товаромъ“. Допустимъ даже что это вѣрно, но все-таки безъ собакъ пришлось бы совсѣмъ плохо; у нижнеколымчанина не было-бы и того, что онъ теперь имѣетъ. Причинъ дурнаго экономическаго положенія здѣшняго сѣверянина слѣдуетъ искать не въ этомъ, а въ кой чемъ другомъ, гораздо глубже, и причины эти не такъ легко устранимы, какъ многіе полагаютъ. Чтобы поднять благосостояніе населенія, прежде всего нужно обратить вниманіе на поднятіе главной основы здѣшняго хозяйства, именно: на улучшеніе способовъ эксплоатаціи рыбнаго богатства, на урегулированіе вмѣстѣ съ тѣмъ и другихъ побочныхъ промысловъ. До сихъ поръ здѣсь ведется хозяйство безобразно-хищническимъ образомъ. Русскіе и инородцы на все набрасываются и истребляютъ безмилосердно, крайне неразсчетливо, нисколько не думая о завтрашнемъ днѣ. И это понятно. Тамъ, гдѣ все почти населенiе находится въ неоплатной кабалѣ нѣсколькихъ торгашей, преимущественно богатѣющихъ на пушномъ, на которое и существуетъ главный спросъ, — тамъ и всѣ силы направлены въ эту сторону, въ ущербъ рыбопромышленности. Развѣ мыслимо было-бы, чтобы при обиліи пищевыхъ запасовъ, даваемыхъ моремъ и землею, случались почти ежегодныя недоѣданія и даже голодовки то тамъ, то здѣсь? Населеніе съ каждымъ годомъ становится все бѣднѣе, а, между тѣмъ, потребности растутъ и потребности такого рода, которыя не развивая интеллектуально-нравственныхъ сторонъ человѣка, не поднимая его экономическаго положенія, бьютъ главнымъ образомъ на внѣшность, на удовлетвореніе искусственно привитыхъ привычекъ, которыхъ прежде не знали: водка, табакъ, чай, сахаръ, гнилые ситцы, плисы, дорогія матеріи въ замѣнъ мѣховъ, вывозимыхъ изъ края. Доброкачественные же полотна, сукна, дабы, ситцы мало сюда привозятся, такъ какъ и всякая гниль, бракъ, навязываемые населенію, хорошо идутъ и приносятъ хорошій процентъ. Впрочемъ, о купцахъ и торговлѣ мы еще возвратимся.
(Продолженiе будетъ).
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
IV.
Инородная управа — Абый. — Якутская ариѳметика. — Падежъ оленей. — Задыханіе рыбы. — Выжиганіе лѣсовъ. — Р. Селенитъ. — Станція въ горахъ. — Еще предразсудки якутовъ — Оригинальное леченіе. — Тасхаянтахскія горы и тарины. — Поварня «убіеная» и преданіе съ нею связанное — Ламуты. — Кочующія станціи. — Экономическое и санитарное положеніе якутовъ верхоянскаго округа. — Медицина и медики.
Если ѣхать зимою, то, переѣхавши р. Индигирку, встрѣчаешь много юртъ, въ которыхъ незамѣтно никакихъ признаковъ жизни, — это такъ называемые лѣтники. Только съ наступленіемъ весны начинается въ нихъ здѣсь жизнь; на поляхъ бродятъ лошади и рогатый скотъ, тамъ и сямъ для защиты скота отъ комаровъ разложены курева изъ гнилаго дерева и навоза. Безъ дыму скотъ не выдержалъ бы комаровъ и пропалъ бы.
Не доѣзжая десяти верстъ до Кенкельской станціи (Абый), въ 30 верстахъ отъ Индигирки, находится Эльгетская инородная управа, соотвѣтствующая нашему волостному правленію; она ведетъ дѣла якутовъ, чинитъ судъ и расправу чрезъ выборныхъ головъ, старость, выборныхъ, судей, сходовъ по обычному якутскому праву подъ непосредственнымъ контролемъ мѣстной окружной администраціи. Здѣсь писарь (суруксутъ) также играетъ не малую роль, какъ и въ нашихъ волостяхъ. Онъ всегда хорошъ съ исправникомъ и меньше всего заботится объ интересахъ якутовъ.
Эльгетская управа стоитъ одиноко на берегу громаднаго озера, имѣющаго въ окружности верстъ 30, здѣсь находится квартира писаря, караулки, соляной и хлѣбный магазины, — якуты же живутъ въ разброску поотдаль отъ управы вокругъ этого же озера или другихъ озеръ, которыхъ здѣсь очень много.
Содержатель Кенкельской стан. на Абыѣ старикъ-якутъ, хорошо изучившій привычки и нравы проѣзжающихъ русскихъ, онъ всегда съумѣетъ угодить каждому изъ нихъ. Нигдѣ можетъ быть по дорогѣ отъ Колымска до Якутска не встрѣчаютъ такъ радушно путника, какъ на Абыѣ. Это умный якутъ и вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ говорятъ, ловкій плутъ, котораго никто не проведетъ. Онъ, сидя на тракту, съумѣлъ разжиться. Во всемъ округѣ хорошо знаютъ Василія Николаевича Ефимова, этого якутскаго политика. Его изъ года въ годъ выбираютъ или старостою или головою. — Я служилъ тремъ царямъ, говорилъ онъ намъ: и царь долженъ мнѣ дать пенсію, я хочу объ этомъ его просить.
Ефимовъ содержитъ станцію, ведетъ большое хозяйство и, какъ всѣ зажиточные якуты, занимается кой-какой торговлею. Онъ не грамотенъ и не знаетъ по-русски, но тѣмъ не менѣе свою счетную часть по службѣ и по хозяйству ведетъ прекрасно съ помощью очень не хитрой якутской ариѳметики; вмѣсто цифръ и бирокъ онъ употребляетъ слѣдующіе знаки, которые, какъ онъ меня увѣрялъ, въ употребленіи между многими якутами. Здѣсь я выписываю нѣкоторые изъ этихъ знаковъ изъ его записной книжки.
X означаетъ десять единицъ.
I — одну единицу.
О — десять копѣекъ.
Ѳ означаетъ сотню (мѣшокъ), С — полсотни (полмѣшка). Уплаченный счетъ перечеркивается.
Когда я показалъ Ефимову употребленіе арабскихъ цифръ, то онъ ихъ призналъ менѣе сложными и пожалѣлъ, что онъ не грамотенъ и не знаетъ по-русски.
Въ годъ нашего проѣзда на Абыѣ былъ плохой ловъ рыбы и къ веснѣ ожидалась голодовка. Ефимовъ говорилъ, что и теперь уже многіе нуждаются въ пищѣ. Кромѣ того, у окрестныхъ тунгусовъ и ламутовъ сильно падаютъ олени отъ коросты (паршей). У одного ламута, Афанасія, если вѣрить разсказамъ, имѣвшаго до семи тыс. оленей, пало отъ этой болѣзни болѣе половины. Дѣйствительно, начиная отъ Андылаха и до Верхоянскаго хребта на пространствѣ 1,600 слишкомъ верстъ мы вездѣ встрѣчали оленей, зараженныхъ коростой. Олени, которыхъ запрягали намъ въ нарты, были также больны и имѣли чрезвычайно жалкій видъ. На оленяхъ во многихъ мѣстахъ шерсть совершенно повылѣзла и обнажила отвратительныя язвы. Болѣзнь эта такъ обезсиливала оленей, что они скоро приставали, задыхались и часто падали замертво.
Противъ этой пагубной болѣзни не принимается никакихъ мѣръ. Рѣдко даже кто отдѣляетъ здоровыхъ отъ больныхъ, хотя это первое средство къ пресѣченію заразы. Говорятъ, что чукчи въ подобныхъ случаяхъ поступаютъ очень радикально. Отдѣливши всѣхъ здоровыхъ оленей и перегнавши ихъ въ другое мѣсто, всѣхъ зараженныхъ убиваютъ. Про одного чукчу мнѣ разсказывали, что все свое зараженное коростою стадо, а также и остававшихся еще здоровыми перекололъ и сжегъ свою старую одежду и всѣ вещи до ножа включительно, которымъ кололъ оленей; самъ же отправился къ своему богатому сыну съ тѣмъ, чтобы вновь завести стадо.
Мы, впрочемъ, встрѣтили одного почтосодержателя русскаго (въ верхоянскомъ округѣ), который съ успѣхомъ лѣчитъ своихъ оленей отваромъ махорки и скипидаромъ, тѣми же средствами, что въ употребленіи при лѣченіи овецъ. Онъ намъ говорилъ, что обращался къ якутской администраціи съ предложеніемъ предписать принять оленеводамъ эти мѣры и что въ этомъ направленіи было кой что сдѣлано, но не повело ни къ какимъ результатамъ: все идетъ по-прежнему. Что могутъ сдѣлать разные приказы и наставленія тамъ, гдѣ табакъ продается чуть не на вѣсъ золота, а скипидару и вовсе нѣтъ? Всѣ подобныя предписанія и наставленія постигаетъ одна участь — забвеніе. Въ колымскихъ да и въ верхоянскихъ озерахъ, когда они покрыты толстымъ слоемъ льда или когда промерзаютъ до самаго дна, масса рыбы дохнетъ, задыхается. Администрація и здѣсь не теряется: шлетъ исправникамъ предписанія распространять между инородцами совѣты какъ избѣжать, чтобы рыба не пропадала: слѣдуетъ, молъ, только рубить на озерахъ побольше ополоней и поддерживать ихъ открытыми. Разумѣется, никто это не дѣлаетъ, такъ какъ говорятъ, не хватило бы всѣхъ наличныхъ силъ выполнить эту нешуточную работу. Толщина льда въ 5—6 футовъ, адскіе морозы, сковывающіе тотчасъ же ополонь и масса другихъ техническихъ и житейскихъ условій обрекаютъ заранѣе на не успѣхъ и забвеніе подобные проэкты. Наконецъ, какъ утверждаютъ якуты, причины гибели рыбы далеко еще не выяснены и не основательно ихъ приписывать одной вышеприведенной причинѣ. Ими замѣчено, что рыба не каждый годъ и не всегда въ суровыя зимы дохнетъ. Я, между прочимъ, замѣтилъ, что одинъ годъ около Ср. Колымска были сильные лѣсные пожары и затѣмъ къ осени въ озерахъ начала дохнуть рыба. Въ данномъ случаѣ, можно предположить, что примѣсь щелочныхъ водъ, стекавшихъ въ озера, дѣйствовала губительно на рыбъ.
Вообще нужно замѣтитъ, что выжиганія луговъ, часто переходящія въ большіе лѣсные пожары губительно дѣйствуютъ еще и на промыселъ звѣрей. Тамъ, гдѣ прошелъ огонь, выжегшій даже торфъ и погубившій лѣсную растительность на долгое время, все живое, начиная отъ птицъ, звѣрей и до послѣдней мыши, все далеко бѣжало, бѣжалъ и человѣкъ со стадомъ оленей. Гдѣ появился якутъ съ огнемъ, тамъ нѣтъ уже мѣста кочевнику-тунгусу или ламуту съ своими оленями. Не рѣдко лѣсные пожары измѣняютъ самый характеръ мѣстности, особенно это бываетъ на низинахъ. На мѣстѣ выгорѣвшаго лѣса и торфа часто образуются глубокія впадины, которыя затѣмъ, наполнившись водою, образуютъ озера, болота, появляется трава, что собственно и преслѣдуетъ якутъ-скотоводъ, выжигая лѣса. Это піонеры съ могущественною силою огня, даромъ Прометея, прокладываютъ дорогу цивилизаціи. Тамъ, гдѣ прежде существовало нѣсколько сотенъ бѣлокъ, да бродилъ голодный медвѣдь, теперь кормится нѣсколько семей и пасутся десятки головъ рогатаго скота и лошадей. Это хорошая сторона выжиганія лѣсовъ.
Эльгетская управа, Абый съ его гостепріимствомъ остаются позади и мы опять мчимся почти сплошь по большимъ озерамъ (на 120 верстъ 33 озера), которыхъ здѣсь еще больше, чѣмъ между Колымою и Индигиркою, но здѣсь они не такъ рыбны, какъ тамъ. Страна носитъ тотъ же видъ некультурности, что и прежде, хотя жители попадаются чаще, но они производятъ неблагопріятное впечатлѣніе свое неряшливостью и грязью своихъ жилищъ, всегда находящихся вмѣстѣ со скотникомъ (хатономъ). Бѣдность на каждомъ шагу. У нѣкоторыхъ хотя и много скота, но онъ какъ-то плохо выглядитъ и не породистъ, впрочемъ, чрезвычайно выносливъ, какъ и самъ якутъ, который здѣсь больше скотоводъ и звѣроловъ, чѣмъ его собратъ въ колымскомъ округѣ да и въ болѣе сѣверныхъ широтахъ якутской области.
На четвертый день ѣзды мы опять очутились въ пустынѣ. Передъ нами на зимнемъ сѣромъ небѣ едва вырисовывались бѣлоснѣжныя, совершенно лишенныя растительности вершины гольцовъ и дорога входила въ долину р. Селеняха, притока р. Индигирки. Селеняхъ очень слабо заселенъ якутами, такъ что на протяженіи двухъ станцій (отъ Эвеляхской до Кюреляхской 180 в.) встрѣчается только два поселенія и 18 озеръ, неособенно богатыхъ рыбою; въ нихъ ловится только небольшая рыбка пелядка; чировъ же и другихъ крупныхъ рыбъ, за исключеніемъ небольшихъ щукъ, вовсе нѣтъ. Послѣднее якутское жилье на Селеняхѣ, за исключеніемъ ст. Кюреляхской, бѣдная юрта, хозяева которой братъ и сестра влачатъ самое жалкое существованіе, кой какъ перебиваясь рыбой и дичью, добывающимися въ самомъ ограниченномъ видѣ. Въ Селеняхѣ водится только небольшая горная рыбка Харіусъ, которую преимущественно ловятъ осенью по льду, для чего перегораживаютъ рѣку и ставятъ рыболовные снаряды. Скотоводство по причинѣ плохихъ луговъ не развито.
Еще нѣсколько дальше и послѣднее постоянное жилище — юрта: это Керюляхская станція, затѣмъ около трехъ сотъ верстъ горныхъ пустынныхъ ущелій, гдѣ якуту нѣтъ уже мѣста. Самая станція стоитъ у Селеняха въ довольно еще широкой его долинѣ и состоитъ изъ одной старой юрты безъ всякихъ пристроекъ. Мы здѣсь нашли одну только дѣвочку и жену одного изъ ямщиковъ, проживающихъ на станціи; сами же ямщики и всѣ лошади были въ разъѣздѣ и благодаря этому мы просидѣли здѣсь болѣе двухъ сутокъ, но мы были еще счастливы, такъ какъ на этой станціи нерѣдко просиживаютъ по цѣлымъ недѣлямъ и это бываетъ нерѣдко. Три года тому назадъ волки разогнали оленей и въ продолженіи трехъ недѣль съѣхались: почта и нарочный изъ Якутска, почта и нарочный изъ Колымска, да еще подъѣхалъ съ женою чиновникъ Л., ѣхавшій въ Колымскъ на службу. Нѣкоторымъ изъ нихъ пришлось просидѣть дней по 20 и болѣе.
Это одна изъ самыхъ большихъ и даже опасныхъ станцій по колымско-верхоянской дорогѣ. Отъ Кюреляха въ одну сторону къ Эбеляхской станціи 180 верстъ, въ другую къ Тостахской около 300, проходящихъ по совершенно незаселеннымъ мѣстамъ (попадаются одни только поварни). Бываютъ времена, когда этотъ трехсотній переѣздъ бываетъ просто ужаснымъ. Въ ущельяхъ горъ, въ долинѣ р. Селеняха часто дуютъ также сильные вѣтры съ мятелью, что нѣтъ возможности ѣхать; кромѣ того, снѣжные заносы или совершенно оголенная отъ снѣга земля и острые камни также сильно затрудняютъ ѣзду. Часто вслѣдствіе заносовъ почта и купцы сидятъ въ горахъ по недѣлѣ — по двѣ, не добравшись даже до ближайшей поварни, съѣдая всѣ свои запасы. Не разъ мы слышали разсказы, какъ нарочнымъ приходилось по два — по три дня поддерживать свою жизнь настоемъ листьевъ тальника или чая, но не рѣшаясь убить лошадь или оленя, чтобы тѣмъ не лишить себя единственной возможности выбраться изъ этихъ мѣстъ. Ямщики станціи продовольствуются большею частію привезенной изъ далека провизіей: отъ якутовъ съ Тостаха или отъ ламутовъ, изрѣдка кочующихъ въ горахъ, на мѣстѣ ловится не много только рыбы. Въ трудныя времена поѣдается всякая гадость включительно до дохлятины. Нужно самому побывать въ такой обстановкѣ, чтобы вполнѣ понять, какъ можно дойти до такого состоянія неразборчивости, чтобы ѣсть кишащую червями рыбу или мясо. Я самъ былъ очевидцемъ, какъ въ юрту втащили павшаго въ дорогѣ оленя, сплошь покрытаго коростою. Его мясо и печень, едва пропеченныя на огнѣ, не поморщившись ѣли какъ якуты, такъ и казакъ, имѣвшій еще въ запасѣ много коровьяго мяса и рыбы. Впрочемъ, замѣчу здѣсь, что вообще якуты даже верхоянскіе, пожирающіе отвратительныхъ вонючихъ оврашекъ, ни за что не станутъ ѣсть головнаго мозга коровы, лошади, оленя и другихъ четвероногихъ животныхъ, боясь стать наравнѣ по уму съ тѣмъ животнымъ, мозгъ котораго они поѣдятъ. Между русскими есть также не мало раздѣляющихъ это повѣрье. Не задолго до моего пріѣзда на Кюреляхъ ямщиками была убита лошадь, мозгъ которой валялся позади юрты, глаза, тоже непошедшіе въ пищу, находились на заваленкѣ при входѣ въ юрту; черепъ же, лишенный мяса, съѣденнаго въ сыромъ видѣ, былъ положенъ на берегу рѣки, въ кустахъ, копыта лежали рядкомъ на одной изъ нартъ. Во всей окрестности нѣтъ ни единой собаки и все это распредѣленіе сдѣлано руками человѣка и, какъ видно, не безцѣльно, но для чего именно — мнѣ не удалось узнать.
Таже станція дала мнѣ возможность увидѣть оригинальный способъ лѣченія. У одного изъ ѣхавшихъ съ нами ямщиковъ давно уже была вывихнута въ ступнѣ нога, въ дорогѣ онъ ее сильно натрудилъ и она до того распухла, что не позволяла ему ходить и онъ съ самаго пріѣзда на станціи лежалъ. Однажды казакъ обратился ко мнѣ.
— Посмотрите, какъ нашъ ямщикъ лѣчится.
Я оглянулся на оронѣ (на нарахъ) полулежалъ якутъ съ обнаженной до колѣна больной ногой, въ разныхъ мѣстахъ ея ступни были наложены небольшіе кусочки трута, медленно тлѣвшіе. Кожа подъ ними вздувалась, трескалась, вскакивали волдыри, но якутъ не выдавалъ себя ничѣмъ. Не менѣе стоическимъ образомъ расковыривалъ онъ эти волдыри ножемъ и выжималъ изъ нихъ желтую, кровянистую жидкость.
— Это онъ для того дѣлаетъ, замѣтилъ казакъ, чтобы выгнать оттуда всю эту дурность.
На другой день мы уѣхали, а якутъ все еще не вставалъ: повторилъ ли онъ опять эту мучительную операцію, чтобы уже окончательно прогнать дурность изъ расшалившейся не во время ноги, или, быть можетъ, въ запасѣ у него оказался другой не менѣе вѣрный способъ лѣченія, мы это не знаемъ.
Начиная отъ Кюреляха горы все больше и больше сближаются, гольцы яснѣе вырисовываются, растительность становится скуднѣе, озеръ не попадается. Въ одномъ только мѣстѣ, гдѣ р. Селеняхъ дѣлаетъ крутой поворотъ къ сѣверо-западу, горы сразу разступаются, образуя громаднѣйшую котловину, со всѣхъ сторонъ замкнутую высокими гольцами. Котловина эта зимою очень эфектна и поражаетъ своей грандіозно-дикой, холодной панорамой ледника. Такой видъ придаютъ ей особенно тарины и бѣлоснѣжныя громады гольцовъ; лѣсъ разбросанъ небольшими куртинами на самомъ днѣ котловины.
Кто не бывалъ въ заполярныхъ странахъ, тому едва ли знакомо то явленіе, которое извѣстно здѣсь подъ именемъ таринъ. Представьте себѣ, что въ самые лютые морозы и чѣмъ они сильнѣе, тѣмъ лучше, начинаетъ показываться изъ подъ земли, изъ подъ камней и щебня вода въ такихъ мѣстахъ, гдѣ и признаковъ не было, воды этой бываетъ такъ много, что она образуетъ цѣлые потоки по брюхо лошади, текущіе всю зиму. Въ одной изъ поваренъ мы нашли отмѣтку одного купца, въ которой говорилось, что 30 ноября на таринахъ онъ подмочилъ свою кладь и здѣсь ее сушилъ. Намъ самимъ едва не пришлось искупаться въ одной изъ нихъ, — это при сорока градусахъ мороза. Въ совершенно высохшихъ къ зимѣ руслахъ горныхъ ручьевъ и рѣчекъ, а иногда просто на ровныхъ мѣстахъ показывается вода, которая тутъ же замерзая, постепенно образуетъ толстый слой льда, доходящій до сажени въ толщину. Якуты говорятъ, что вода выходитъ изъ камней, что морозъ оттуда ее гонитъ. Съ наступленіемъ лѣтнихъ жаровъ тарины таютъ, образуютъ потоки и потомъ совершенно высыхаютъ, но съ наступленіемъ зимы опять появляются. Такія мѣста издали кажутся дымящимися отъ паровъ воды, выходящей чрезъ едва замѣтныя скважины таринъ. Даже надъ гольцами иногда по цѣлымъ часамъ стоитъ неподвижно облачко, доказывающее присутствіе тамъ тарины, что и подтверждаютъ тунгусы. Тамъ это уже ледники, никогда окончательно не растаивающіе. Я хорошо не знакомъ съ процессомъ образованія таринъ, я только замѣтилъ, что онѣ всегда образуются между горъ или у ихъ подошвы, но никогда, кажется, въ мѣстахъ плоскихъ, не гористыхъ.
Тарины въ горахъ, наледи и накипи на рѣкахъ составляютъ сущее мученіе при ѣздѣ на здѣшнихъ некованныхъ лошадяхъ. Нѣтъ возможности безъ смѣха и въ тоже время безъ жалости смотрѣть на оленей, выдѣлывающихъ на таринахъ самыя уморительныя па, скачки, прыжки, они ежеминутно падаютъ, опять вскакиваютъ и опять падаютъ, еле подвигаясь впередъ съ нартою.
Съ поварни Тюряхъурья (осиновая рѣчка) въ 110 верстахъ отъ Кирюляхской стан. дорога уже извивается по узкому ущелью, по руслу высохшаго ручья. Вслѣдствіе страшныхъ вѣтровъ растительность здѣсь очень жалкая, а дорога безъ снѣга. Въ десяти верстахъ отъ этой поварни стоитъ два креста, у которыхъ отдѣляется старая дорога въ Колымскъ чрезъ Зашиверскъ, давно уже заброшенная, такъ какъ мѣста, по которымъ она проходила, совершенно обезлюдѣли.
(Окончаніе этой главы будетъ въ слѣдующемъ номерѣ).
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
На перевалѣ черезъ Тасхаяктахскій хребетъ *) (въ 160 вер. отъ Кюреляха), какъ и на другихъ хребтахъ стоитъ крестъ, увѣшанный дарами горному духу. Этотъ хребетъ много грандіознѣе и выше колымскаго, на послѣднемъ есть еще растительность, на этомъ же, кромѣ моха, ничего нѣтъ. За то черезъ десять верстъ отъ перевала открывается чрезвычайно живописная съ роскошнымъ лиственичнымъ лѣсомъ долина, орошаемая р. Долдо. Съ этой рѣкой, а также съ 1-й поварней отъ хребта связано преданіе, что здѣсь когда-то давно, когда только что появились въ этой странѣ первые русскіе казаки, произошла отчаянная битва русскихъ съ кочевавшими здѣсь ламутами. Послѣдніе не пускали пройти казаковъ на Индигирку, гдѣ были ихъ главныя кочевья и отражали казаковъ стрѣлами. Побѣда осталась за русскими, стрѣлявшими изъ ружей. Страна была опустошена, ламуты разбѣжались. Въ другой разъ на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь стоитъ поварня „убіеная“ или „побоище“, вскорости послѣ первой битвы, ламуты подстерегли партію русскихъ, возвращавшуюся изъ покореннаго индигирскаго кочевья и, за исключеніемъ счастливо спасшагося, перебили всѣхъ. Вотъ почему эта мѣстность и поварня и носятъ названіе „побоища“ и „убіеной“.
*) Тасъ — камень, хая — гора.
Въ настоящее время въ этихъ горахъ кочуютъ незначительные остатки когда-то весьма сильнаго племени ламутовъ. Не далеко отъ поварни намъ пришлось видѣть три семьи ламутовъ въ ихъ переносныхъ чумахъ, сдѣланныхъ наполовину изъ бересты, наполовину изъ ровдугъ. Занимаются они, какъ и двѣсти лѣтъ тому назадъ, оленеводствомъ, охотою на дикихъ оленей, сохатыхъ и горныхъ барановъ (чубуку); живутъ бѣдно, постоянно находятся въ движеніи, трудолюбивы, неустрашимы, стойко переносятъ всякія невзгоды, искусные стрѣлки изъ плохой сибирской кремневой винтовки, ростомъ очень малы, но граціозны и вообще производятъ очень хорошее впечатлѣніе. Между ними, говорятъ, вовсе не развитъ сифилисъ, такъ какъ они всегда сторонятся русскихъ и якутовъ и очень осторожны въ сношеніяхъ съ ними. Это небольшое племя среди всѣхъ другихъ здѣсь обитающихъ племенъ лучше всѣхъ сохранилось въ своей первобытной чистотѣ, хотя уже давно исповѣдуетъ христіанство, впрочемъ, мало коснувшееся его міровоззрѣній и быта. Водка, правда, и среди нихъ дѣлаетъ свое цивилизаторское дѣло, ламуты же большіе до нее охотники, какъ и до кирпичнаго чая, который вошелъ у нихъ въ употребленіе, они его пьютъ съ солью.
Все пространство въ 300 верстъ, заключенное между станціями Керюляхской и Тостахской, мы проѣхали въ шесть дней, лѣтомъ тоже число дней ѣзды, ѣзды по совершенно безлюднымъ мѣстамъ. Это одна изъ худшихъ по своимъ неудобствамъ, а часто и опасности станція требуетъ устройства промежуточной станціи. Такое устройство всѣми признается крайне необходимымъ.
Измученный длиннымъ переѣздомъ, я съ нетерпѣніемъ уже предвкушалъ какое ни на есть жилье, но каково было наше удивленіе, когда, переѣхавши р. Тостахъ, намъ пришлось не найти станціи тамъ, гдѣ она предполагалась. Послѣ часоваго розыска намъ удалось ее найти въ какой-то полуразрушенной, грязной, холодной якутской юртѣ, наполненной ламутами, которые на другой день и повезли насъ дальше. Здѣсь никого не удивишь тѣмъ, что станціи кочуютъ: это бываетъ сплошь и рядомъ. Ихъ переносятъ верстъ на 30 и болѣе въ сторону отъ дороги, смотря по времени года, а также и потому кто содержитъ станцію. Такъ какъ зимняя и лѣтняя дорога не вездѣ между собою совпадаютъ, а также и потому, что почтосодержатели мѣняются, то и станціи приходится переносить съ мѣста на мѣсто, изъ одной юрты въ другую.
Съ Тостахской станціей кончаются предгорья Тасхактахскихъ горъ, а съ ними и рѣдкія кочевья ламутовъ; дальше по дорогѣ до самаго уже Якутска ихъ болѣе не встрѣчается.
Рр. Тастахъ, Табалахъ притоки (?) р. Адычи, текущей въ р. Яну, которыя приходится пересѣкать, не обильны рыбою и единственное ихъ населеніе якуты главнымъ образомъ живутъ скотоводствомъ и отчасти звѣроловствомъ; большинство ихъ чрезвычайно бѣдно, грязно, грязнѣе чѣмъ въ колымскомъ округѣ. Плоская возвышенность праваго берега р. Адычи слабѣе ими заселена, слабѣе, чѣмъ низменная плоскость между этой рѣкою и р. Яной. Здѣсь постоянно раздаются жалобы, что жить стало труднѣе, бѣдныхъ стало больше, народъ сталъ хуже и проч. въ томъ же родѣ. Что же касается этого прошлаго, относящагося, напримѣръ, къ концу пятидесятыхъ годовъ, то вотъ что говоритъ бывшій верхоянскій окружный врачъ Козловскій. „Якуты верхоянскаго округа весьма бѣдные, до крайности лѣнивые, безпечные, но прожорливые, расположенные своими кочевьями, въ сырыхъ болотистыхъ странахъ, при стоячихъ озерахъ, неимѣющихъ протоковъ, живущіе въ кое-какъ поставленныхъ на сырой, голой почвѣ, безъ всякихъ половъ, въ дымныхъ, темныхъ и душныхъ юртахъ, переполненныхъ спертымъ воздухомъ, вмѣстѣ съ рогатымъ скотомъ, большею частью паршивымъ скотомъ, въ невыразимой неопрятности, въ нечистой одеждѣ и обуви изъ конскихъ шкуръ, состоящихъ и переходящихъ изъ рукъ въ руки; неимѣющіе отъ рожденія рубахъ, незнающіе никогда никакого омовенія своего тѣла, не имѣющіе даже для лица утиральника; въ пищу они лѣтомъ употребляютъ зайцевъ, соврашекъ и даже конскую падаль, а зимою рыбу, лѣтомъ изловленную (это нѣсколько невѣрно: лѣтомъ и зимою главною пищею верхоянскихъ якутовъ служатъ молочные продукты, и вообще они далеко не такіе обжоры, какими ихъ рисуетъ, Козловскій и многіе другіе: они только послѣ продолжительныхъ недоѣданій дѣйствительно могутъ сразу много съѣсть); вся эта пища употребляется безъ соли и всякой растительной приправы и, по не имѣнію погребовъ, большею частью промозглая; хлѣбной же пищи они и имѣть не могутъ; день и ночь проводятъ во снѣ и ѣдѣ и всякое занятіе считаютъ отягощеніемъ“. (Пам. к. якут. обл. 1870 г., стр. 50). Послѣднее обвиненіе якутовъ въ лѣни также слишкомъ преувеличено. По крайней мѣрѣ, теперешній якутъ трудится довольно много, особенно лѣтомъ и особенно женщины, которыя работаютъ круглый годъ, рукъ не покладаючи. Все домашнее хозяйство, уходъ за скотомъ, часто колка дровъ и многое другое лежатъ исключительно на нихъ и ихъ ужъ ни въ какомъ случаѣ нельзя назвать лѣнивыми.
Вотъ то лучшее прошлое, о которомъ вспоминаетъ теперешній якутъ. При такомъ соціально-экономическомъ положеніи якутовъ, да и другихъ инородцевъ, которое при томъ же съ каждымъ годомъ все ухудшается, не удивительно то вымираніе населенія верхоянскаго округа, которое уже не разъ было констатировано. Начиная съ первой четверти настоящаго столѣтія, цѣлый рядъ окружныхъ врачей даетъ весьма неприглядную картину санитарнаго состоянія края. Ими установлены факты разныхъ заразныхъ, эпидемическихъ и др. болѣзней, поражающихъ изъ года въ годъ это жалкое населеніе. Сифилисъ въ разныхъ его формахъ, проказа (серча), чесотка, оспа, корь, гриппъ, тифы, катарры и проч. болѣзни дѣйствуютъ самымъ губительнымъ образомъ, ведя населеніе къ вырожденію, вымиранію, къ пониженію расы въ интеллектуально нравственномъ и физическомъ отношеніяхъ. Такъ было въ прошломъ, такимъ остается и въ настоящемъ. Что могли сдѣлать всѣ эти врачи по одному на округъ, изъ которыхъ каждый равняется большому западноевропейскому государству (верхоянскій окр. вдвое больше европейской Турціи, колымскій въ два слишкомъ раза болѣе Пруссіи). Иногда же по цѣлымъ годамъ въ округахъ не было вовсе врача. Колымскій окр. въ послѣднее время болѣе шести лѣтъ оставался безъ доктора, при двухъ только страшно-невѣжественныхъ фельдшерахъ, только пьянствовавшихъ и по цѣлымъ мѣсяцамъ незаглядывавшихъ въ больницу. Можно сказать безъ всякого преувеличенія, что врачебная часть въ томъ видѣ, въ какомъ она находится и съ тѣмъ составомъ и при тѣхъ средствахъ, которыми она располагаетъ, ничего не въ состояніи сдѣлать. Нужно только видѣть тѣхъ субъектовъ, которые недостойно носятъ высокое званіе врача, чтобы заранѣе предсказать, чего можно отъ нихъ ожидать. Тамъ, гдѣ и добросовѣстный врачъ, преданный своему дѣлу и готовый помочь людскому горю, долженъ на каждомъ шагу бороться съ невѣроятными и нерѣдко непреодолимыми трудностями, съ трудностями, часто воздвигаемыми самой мѣстной администраціей, нетерпящей возлѣ себя такихъ людей, — что кромѣ вреда принесетъ карьеристъ или пропойца врачъ? Жалко то населеніе, которому приходится пользоваться разнымъ бракомъ, идущимъ къ нему изъ Европейской Россіи. А вѣдь сюда только идетъ бракъ, начиная отъ разныхъ товаровъ и кончая чуть не послѣднимъ писцомъ въ полиціи. И сколько этого брака здѣсь, если бы вы знали, читатель! Хламъ, которому на русскомъ рынкѣ нѣтъ цѣны и на который не существуетъ спроса, здѣсь идетъ чуть не на вѣсъ золота, а въ собственныхъ его глазахъ нѣтъ ему равнаго. Всѣ специфическія свойства товара-чиновника, которыхъ онъ тамъ дома не смѣлъ проявлять, здѣсь получаютъ полный просторъ. Товаръ начиняетъ фардыбачить, драть къ верху носъ и продѣлываетъ просто невѣроятныя вещи. Мы знаемъ многихъ товаро-субьектовъ, бывшихъ дома ниже травы, тише воды и годившихся развѣ только въ полотеры, здѣсь же прямо говорившіе не стѣсняясь: я здѣсь царь, кто противъ меня? Предъ ними все дрожало и склонялось. По мановенію такого олимпійца, на любаго гражданина какого нибудь заполярнаго городишка набрасывалась цѣлая свора казаковъ, избивала и сажала подъ арестъ и все это сходить даромъ. Конечно, читателю нечего говорить, что сила этихъ султановъ покоится отчасти на невѣжествѣ и экономической приниженности населенія.
(Продолженіе слѣдуетъ).
(OCR: Аристарх Северин)
Путевыя замѣтки.
V.
Г. Верхоянскъ. — Пріѣздъ ревизора. — Способъ убѣждать якутовъ. — Якуты предъ начальствомъ и дома. — Серебряныя ружья. — Оспа на Булуни и бѣгство инородцевъ.— Дуалистическое міровоззрѣніе якутовъ. — Идолы. — Всевидящее око. — Шаманы. — Якутъ въ тайгѣ. — Преданіе и повѣрья верхоянскихъ якутовъ. — Созданіе земли и плѣненіе дьявола. — «Седетька». — Чертъ-любовникъ. — Аи! — Анимизмъ у якутовъ. — «Сироты-рабы». —
Въ Верхоянскъ въѣзжалъ я утромъ 7-го ноября: морозъ былъ страшный; городъ находился какъ-бы въ туманѣ и только по мѣрѣ приближенія къ нему одна за другимъ выныряли его жалкія лачужки, домики безъ крышъ, юрты, полѣнницы дровъ, полицейское управленіе и наконецъ церковь. Не смотря на ранній часъ, въ городѣ замѣчалось какое-то непривычное движеніе, суетня, и не диво: въ городѣ находился вице-губернаторъ, ревизовавшій полицейское управленіе.
Благодаря этому обстоятельству, намъ пришлось просидѣть здѣсь нѣсколько дней. Во все это время жители находились въ какой-то имъ несвойственной ажитаціи. Особенно волновались якуты, спеціально сюда пріѣхавшіе, чтобы повидать самаго губернатора, какъ они называли ревизора и подать ему прошеніе. Все, что умѣло составлять нехитрыя просьбы, было усердно занято изведенiемъ чернилъ и бумаги. Якуты вѣрили, что то, что по нѣсколько лѣтъ оставалось неудовлетвореннымъ и вопіяло къ справедливости, будетъ по одному мановенію улаханъ тоена (большаго господина) сдѣлано.
Какъ и вездѣ въ подобныхъ случаяхъ, и десятой части разныхъ злоупотребленій, а ихъ здѣсь масса, не доходило до свѣдѣнія ревизовавшаго. Полиція заранѣе приняла всѣ мѣры, чтобы „не безпокоить“ его высокоблагородія „разными пустяками“. Я думаю, что ревизоръ изъ своего краткаго здѣсь пребыванія вынесъ, что все обстоитъ благополучно и ничто особенно не вопіетъ къ небесамъ, да и якуты, вѣроятно, остались довольными тѣмъ, что тоенъ дастъ ходъ ихъ жалобамъ и прошеніямъ.
Верхоянскій округъ вотъ уже нѣсколько лѣтъ пробавляется гнилой, горѣлой никуда негодной мукою. О, съ этой мукою цѣлая исторія! Сколько здѣсь пролито слезъ, сколько проклятій со стороны казаковъ и якутовъ. Мы не знаемъ была-ли эта мука доставлена въ Верхоянскъ уже испорченной или же испортилась здѣсь, въ магазинѣ, — намъ передавали только, что эту муку велѣно было раздать по наслегамъ для продажи якутамъ. Еще при исправникѣ К-мъ въ городѣ были созваны головы — старшины наслеговъ, которымъ и приказано было разобрать по своимъ наслегамъ испорченную муку. Большинство призванныхъ исполнило волю начальника, нѣкоторые же уперлись и не брали ее, но и они послѣ увѣщаній и „ясныхъ доводовъ“ уступили. Мука пошла въ улусы: въ нѣкоторыхъ мѣстахъ она и до сихъ поръ есть. На Абыѣ въ самыя сильныя недоѣданія ее мало берутъ. Якуты говорятъ, что отъ нея только брюхо болитъ, а толку нѣтъ да къ тому же она очень дорога и недоступна громаднѣйшему большинству населенія. Не взялъ кажется навязываемой муки одинъ только бывшій тогда староста якутъ П-въ. Онъ доказывалъ, что имъ якутамъ мука мало доступна и вообще не нужна и особенно еще гнилая, отъ которой народъ только болѣетъ. Резоны эти повели къ тому только, что исправникъ посадилъ П-ва въ кутузку (караулка), не одумается ли, молъ, тамъ, но П-въ не одумался, муки не бралъ, его опять садили и выпускали и такъ нѣсколько разъ, но мука все таки оставалась не взятой. Терпѣть такого человѣка исправникъ не могъ, все было принято, чтобы его смѣстить съ его должности, и его смѣстили.
П-въ да еще другой такой же якутъ въ томъ же верхоянскомъ округѣ — это нѣчто весьма замѣчательное, рѣдкое, выдающееся по энергіи, уму и смышлености явленіе среди якутовъ. О П-вѣ здѣсь разсказываютъ массу вещей, сдѣлавшихъ бы честь любому русскому человѣку, поставленному на защиту народныхъ интересовъ. Во время проѣзда ревизора П-въ опять выступилъ обличителемъ и жалобщикомъ. Такіе люди, какъ П-въ и еще одинъ якутъ въ колымскомъ округѣ, попадаются очень рѣдко, большинство же выборныхъ у якутовъ народъ слабый, угодливый начальству, льстящій ему, но нужно отдать якутамъ справедливость, что между ними рѣдко попадаются такіе, которые бы прямо, сознательно дѣйствовали во вредъ своимъ выборщикамъ. Выборное лицо всегда по мѣрѣ своихъ силъ отстаиваетъ интересы выборщиковъ, причемъ часто хитритъ, изворачивается, унижается и въ крайнемъ только случаѣ идетъ на уступку или отдѣлывается взяткою. Якутъ никогда не доходитъ до открытаго сопротивленія, онъ никогда не прибѣгнетъ къ силѣ, для этого онъ трусъ, робокъ. Но въ тоже время этотъ самый якутъ по отношенію къ своему брату якуту побѣднѣе, послабѣе будетъ твердъ, неуступчивъ и даже жестокъ. Якутъ кулакъ, торговецъ ни на іоту не уступитъ, не сбавитъ, не тронется ни мольбами, ни слезами своего ближняго: онъ идетъ прямо къ цѣли наживы. Якутъ хозяинъ все возьметъ отъ своего работника, но зато онъ вмѣстѣ съ нимъ изъ одной чашки ѣстъ, живетъ въ одной юртѣ и мало чѣмъ отличается отъ него; но есть и другой типъ богатыхъ якутовъ, тронутыхъ русской цивилизаціей. У этихъ рабочіе живутъ уже отдѣльно, ѣдятъ худо и ихъ третируютъ какъ животныхъ. Это самый отвратительный типъ якута.
Во время моего пребыванія въ Верхоянскѣ сюда прибылъ купецъ В-ій, ведущій въ здѣшнемъ краѣ торговлю, но въ послѣднее время вмѣстѣ съ этимъ обратившій свои взоры на серебряную руду, открытую въ округѣ между Верхоянскомъ и р. Леною. Собственно открытіе этой руды принадлежитъ прошлому еще столѣтію, когда здѣсь, какъ говорятъ, по повелѣнію Екатерины II былъ даже устроенъ заводъ для добыванія серебра, скоро, впрочемъ, закрывшійся. Утилизировали этотъ рудникъ только якуты, добывавшіе въ немъ свинецъ, но неумѣвшіе отдѣлять серебра. Одинъ изъ этихъ якутовъ живетъ въ Верхоянскѣ. Я слышалъ, что хотя верхоянскія руды по процентному содержанію серебра гораздо богаче даже алтайскихъ, но мѣсто ихъ рожденія находится въ такихъ неблагопріятныхъ условіяхъ, что едва-ли онѣ въ скоромъ времени будутъ разрабатываться. Руда эта вдали отъ всякой осѣдлости, въ безлѣсной мѣстности, вдали отъ рѣкъ и проч. Можетъ быть, благодаря этому обстоятельству, край этотъ на долгое еще время гарантированъ отъ стаи хищниковъ въ лицѣ пріискателей сокровищъ, далѣе отъ бѣдности и крайней деморализаціи, всегда идущей по слѣдамъ этой статьи.
Съ устройствомъ на Сагастырѣ въ устьяхъ Лены временной магнитно-метеорологической станціи, Верхоянскъ на нѣкоторое время нѣсколько противъ прежняго оживился отъ проѣзда разнаго люда, но главнымъ образомъ установилось болѣе правильное почтовое сообщеніе (земская почта): изъ Якутска ежемѣсячно отправляются сюда нарочные, идутъ почты и городъ не чувствуетъ уже той отъ всего міра оторванности, какъ прежде и какую испытываетъ еще злосчастный, заброшенный на край свѣта, Колымскъ. Съ Сагастыремъ теперь Верхоянскъ находится въ постоянныхъ сообщеніяхъ чрезъ селеніе Булунь на Ленѣ. Осенью и зимою того года, когда мы были въ Верхоянскѣ, въ Булуни и его окрестностяхъ свирѣпствовала страшная оспа, отъ которой вымирали цѣлыя семьи. Къ 27 октября здѣсь уже насчитывалось до 130 человѣкъ умершихъ. Можно было ожидать, что оспа, занесенная по Ленѣ изъ Якутска въ Булунь, распространится и дальше по всему округу и особенно по побережью Сѣвернаго океана, гдѣ пролегаетъ купеческая дорога, идущая чрезъ Булунь, Устьянскъ, Алаиху (на Индигиркѣ) и Нижне-Колымскъ къ чукчамъ. Верхоянскъ также могъ ожидать оспы, но нигдѣ никакихъ мѣръ не принималось. Округъ уже второй или третій годъ оставался безъ врача и оспѣ предоставлялось душить людей, какъ не задолго передъ тѣмъ она душила въ самомъ Якутскѣ, такъ и въ его окрестностяхъ. Около Булуни пустѣли цѣлые наслеги или отъ оспы или потому, что здоровое населеніе разбѣгалось, бросало свои юрты нерѣдко навсегда, если въ нихъ былъ хотя одинъ смертный случай. Бросаютъ юрты даже не въ такихъ случаяхъ. Даже тамъ, гдѣ человѣкъ умеръ естественной смертью, якутъ бросаетъ свое жилище и переходитъ въ другое или строить новую юрту. Такихъ заброшенныхъ юртъ можно много видѣть вездѣ. Не по далеку отъ нихъ непремѣнно стоитъ крестъ, но людей нѣтъ.
Такая боязнь якутовъ много содѣйствуетъ къ прекращенію эпидеміи и многихъ заразныхъ болѣзней, но она не рѣдко ведетъ къ жестокости. Не разъ случается, что опасно больныхъ оставляютъ совершенно однихъ съ небольшимъ запасомъ пищи и дровъ. Мало такихъ счастливцевъ, которые вынесли такой искусъ. Но этимъ не особенно должно возмущаться. Тамъ, гдѣ это жалкое населеніе пустынныхъ странъ предоставлено исключительно своей судьбѣ, тамъ подобнаго рода мѣры, внушенныя страхомъ животнаго самосохраненія, единственно возможныя и доступныя. Во время сильныхъ повальныхъ болѣзней, опустошающихъ цѣлые наслеги, инородецъ забываетъ даже всесильныхъ шамановъ (ойюновъ), забываетъ обо всемъ, страхъ царитъ вездѣ. Къ тому же инородцы, обитающіе въ приполярныхъ странахъ, самые невѣжественные изъ всѣхъ инородцевъ якутской области. Нигдѣ, быть можетъ, не найдется такого суевѣрія какъ здѣсь. Христіанство тамъ недавно принято и оно не оказало почти никакого вліянія на народъ, до сихъ поръ сохраняющій явно или тайно свой древній культъ самаго грубаго шаманизма съ поклоненіемъ идоламъ, съ сохраненіемъ анимизма. Христіанство внесло еще большій дуализмъ въ воззрѣніе дикарей. Умъ его усвоилъ только то, что есть русскій богъ или вѣрнѣе, нѣсколько боговъ, которыхъ онъ смутно понимаетъ и представляетъ себѣ, онъ предъ ними преклоняется и вымаливаетъ чего нибудь, онъ ихъ считаетъ добрыми богами, находящимися въ постоянной борьбѣ съ злыми духами, населяющими весь міръ, каждый его уголокъ. Часто эти злые духи берутъ верхъ надъ добрыми русскими богами, а потому и злыхъ да и добрыхъ духовъ ни въ какомъ случаѣ не слѣдуетъ забывать, игнорировать ими: ихъ также слѣдуетъ умилостивлять. Инородецъ всегда раздвояется между попомъ и шаманомъ, но съ тою только разницею, что шаману онъ больше вѣритъ и придаетъ ему большее значеніе. Въ сѣверныхъ частяхъ якутской области народъ открыто прибѣгаетъ къ шаману, на югѣ же тайкомъ, но тамъ и здѣсь шаманъ играетъ громадную еще роль въ его жизни. Если на югѣ, около Якутска и около другихъ городовъ области вы уже не найдете въ юртѣ якута идоловъ, то на крайнемъ сѣверѣ они еще есть, хотя въ нѣкоторомъ уже загонѣ, такъ какъ образъ (обыкновенно мѣдный складень) или по-якутски богъ уже занялъ почетное мѣсто въ каждой юртѣ, въ каждой переносной палаткѣ тунгуса.
Г. П—ій въ свою прошлогоднюю поѣздку на Сагастырь вывезъ цѣлую коллекцію безобразныхъ деревянныхъ идоловъ, которыхъ якуты уступали весьма неохотно, будучи соблазненными большимъ вознагражденіемъ да коровьимъ масломъ, до котораго тамъ якуты страстные охотники, какъ и ихъ древніе боги, пьющіе его, какъ нѣкогда греческіе боги пили амброзію.
Въ коллекціи П—го, между прочимъ, можно видѣть идола, кажется, съ однимъ глазомъ во лбу, носящаго имя всевидящаго ока. Идолъ этотъ небольшихъ размѣровъ — вершка три, грубо сдѣланъ изъ дерева и одѣтъ въ полусгнившую шкуру оленя (пыжика), въ складѣ его лица можно замѣтить монгольскія черты, вся статуэтка этого важнаго бога носитъ явные слѣды кормленія и возліяній жиромъ и кровью.
Сколько нужно было претерпѣть страха, прежде чѣмъ разстаться съ нимъ. Дикарю неизбѣжно являлся вопросъ: не будетъ-ли всевидящее око мстить за себя? Въ той же коллекціи боговъ есть боги добрые и злые, главные и второстепенные, мало чѣмъ разнящіеся другъ отъ друга, но всѣ они одинаково безобразны. Это не стройные, полные дивной, чарующей красоты греческіе боги — люди съ ихъ добродѣтелями и слабостями, — это слабое, не успѣвшее еще стать на ноги, но уже заглохшее искусство дикаря, не пошедшее дальше безобразныхъ чурбановъ. Тамъ древняя, античная цивилизація, двигавшая міръ по пути прогресса, здѣсь же остатки еще болѣе древняго восточнаго культа, переживаемаго здѣсь на глубокомъ сѣверѣ, наложившаго на все свой безотрадный, безнадежный, безразсвѣтный отпечатокъ, давящій умъ и волю человѣка.
Бубенъ, тяжелая росписная съ побрякушками мантія шамана и прочіе атрибуты мрачной его дѣятельности здѣсь почти не хоронятся отъ русскихъ взоровъ. На рѣдкіе наѣзды священника смотрятъ какъ на нѣчто такое, безъ чего совершенно можно обойтись — это не то что шаманъ. То, что говоритъ имъ русскій батюшка (агабытъ), имъ не понятно, мало доступно, да онъ мало и говоритъ о томъ, о чемъ надлежало бы ему говорить: онъ все больше смотритъ по сторонамъ да выспрашиваетъ нѣтъ-ли пушнинки, хорошей рыбки или мяса. Онъ чиновникъ, его наѣзды убыль въ хозяйствѣ, шаманъ же свой человѣкъ, къ нему прибѣгаютъ въ горѣ и въ радости, безъ него ничего важнаго не дѣлается, не предпринимается въ жизни инородца; кромѣ того, онъ сильно дѣйствуетъ на нервы, вѣдь это тоже немаловажная потребность, мурашки пробѣгаютъ по тѣлу, духъ захватываетъ, когда раздаются звуки его бубна и несется дикая, странная импровизація иступленнаго шамана, — все это такъ гармонируетъ со всей окружающей обстановкою, съ воемъ снѣжной пурги или съ мертвой тишиною полярной ночи, нарушаемой только протяжнымъ воемъ собаки и прочими принадлежностями заполярщины.
Въ глухой тайгѣ, на берегу рѣчки или озера стоитъ одиночка юрта, вокругъ нея на десятки верстъ нѣтъ другаго жилища, къ ней идетъ едва замѣтная тропа, по которой въ иное время года нѣтъ проѣзда, и тогда семья, живущая въ ней, отрѣзана отъ всего свѣта и никто ей не поможетъ въ бѣдѣ да и хозяева ея не издадутъ звука въ призывъ на помощь, хорошо зная, что голосъ ихъ услышитъ только тайга. Житель такой юрты находится въ полной власти разныхъ злыхъ и добрыхъ духовъ (послѣднихъ очень мало и они такъ слабы), населяющихъ каждую пядь окружающаго пространства. Воображеніе якута живо, оно постоянно работаетъ по большей части въ безотрадно-грустномъ направленіи. Завоетъ ли пурга, наступитъ ли мертвая тишина, разыграется ли рѣка, море, послѣдуетъ ли неудача на промысла за звѣремъ или за рыбою, дохнетъ ли у него скотъ, мрутъ-ли дѣти, — вездѣ онъ видитъ присутствіе духовъ, виновниковъ всего этого. Онъ не ступитъ единаго шага, чтобы не подумать объ этомъ. Мать какъ огня боится, чтобы кто нибудь не похвалилъ ея ребенка, да и сама она, лаская его, не скажетъ: ахъ, ты мой хорошій, ненаглядный, такъ какъ она хорошо знаетъ, что русскій Богъ очень любитъ красивыхъ дѣтей и беретъ ихъ къ себѣ въ ангелы, съ другой же стороны и чертъ (абагы) ихъ также преслѣдуетъ. Если вы по незнанію похвалите ребенка, то услышите Аи! (грѣхъ). На одной изъ станцій между Верхоянскомъ и Якутскомъ мы встрѣтили одну якутку, имѣвшую десять сыновей и восемь дочерей, которые за исключеніемъ одной только дочери, всѣ умерли въ дѣтствѣ. „Всѣхъ ихъ абагы пожралъ“, говорила мать. Для того, чтобы дѣти жили, другія матери прибѣгаютъ къ шаману, она же считала это грѣхомъ и вотъ у нея дѣти мрутъ.
Мнѣ кажется, что вообще якуты верхоянскаго округа еще болѣе дики и суевѣрны, чѣмъ ихъ братья въ колымскомъ краѣ. Я это отчасти объясняю тѣмъ, что на колымскихъ якутовъ русскіе все-таки оказали большее воздѣйствіе, чѣмъ на верхоянскихъ, живущихъ очень изолировано отъ нихъ. Къ тому же процентное отношеніе русскихъ къ якутамъ значительнѣе въ колымскомъ округѣ. Древнія вѣрованія и обычаи лучше сохранились въ верхоянскомъ округѣ.
Я здѣсь приведу образчикъ вѣрованій и преданій подгороднаго верхоянскаго якута въ томъ видѣ какъ записано моимъ знакомымъ со словъ нѣкоторыхъ якутовъ, которыхъ, къ моему крайнему сожалѣнію, я не имѣлъ возможности лично провѣрить.
„Боговъ много, говорятъ якуты, но самый главный изъ нихъ — это Никола. Отъ его дуновенія въ макушку зачала Богородица Іисуса, который и явился на свѣтъ черезъ ея бокъ. Іисусъ дѣлаетъ все доброе, хорошее, но у него есть старшій братъ абасы (сатана), который постоянно ссорится съ нимъ и на зло ему дѣлаетъ все не хорошее людямъ. Ссора ихъ очень стара; слѣдствіемъ ея было появленіе нашей земли. Дѣло это происходило такъ. Разъ нырнулъ сатана на дно громаднаго моря (Байягалъ по-якутски) и досталъ оттуда горсть илу (боръ земля), Іисусъ перекрестилъ этотъ илъ и онъ превратился въ нашу землю. Сатана и здѣсь однако съумѣлъ схитрить: онъ спряталъ въ свою глотку часть илу, намѣреваясь сдѣлать изъ него какое нибудь зло, но Христосъ замѣтилъ обманъ, сильно ударилъ сатану по загорбку, такъ что остатокъ песку вылетѣлъ изъ его пасти и, разсыпавшись по землѣ, образовалъ горы (Хая) (которыя, замѣтимъ, для якута большое зло). Борьба, впрочемъ, окончилась благополучно для Христа: чертъ былъ прогнанъ съ земли въ другой какой-то міръ, въ преисподнюю, надъ нимъ былъ поставленъ ангелъ съ мечомъ. Разъ только въ годъ, когда ангелъ, крестясь, опускаетъ мечъ и поднимаетъ глаза къ небу, сатана высовываетъ изъ своей тюрьмы голову и злобно смотритъ на землю, смотритъ онъ только одно мгновенье, на что только упадетъ его взоръ на дерево ли, на проходящую мимо скотину или человѣка, на сѣнокосъ-ли или на что другое, — то все это въ томъ году будетъ поражено заразою или постигнетъ неурожай. Впрочемъ, съ заключеніемъ сатаны не исчезло еще зло, и на землѣ осталась еще масса второстепенныхъ чертей (духовъ) которые по приказанію сатаны ходятъ по землѣ и пакостятъ людямъ, пугаютъ ихъ принимая на себя видъ то людей, то животныхъ, то предметовъ, но непремѣнно чудовищныхъ съ виду, съ особыми признаками, по которымъ можно легко узнать черта. Духи эти часто принимаютъ форму ребенка или маленькаго человѣчка, котораго иногда можно видѣть неподвижно стоящимъ въ углу хатона (коровника) или за юртой. Это чертъ коровій, Седетька, что должно означать Ѳедотка скотскiй; угодить ему очень важно, такъ какъ онъ или холитъ или губитъ скотину, смотря по своему расположенію къ хозяину скота. Иногда онъ выбираетъ одну скотину, за которой или особенно ухаживаетъ или же губитъ. Очень часто черти посѣщаютъ якутовъ (саха) во снѣ и тогда спящій мечется, плачетъ или кричитъ, не спящій или разбуженный его крикомъ тотчасъ же долженъ его разбудить, назвавши по имени того черта, который въ немъ сидитъ. Разбуженный крестится, приговаривая: Господи помилуй, Господи помилуй, — аги Тангара абра (2). Если же чертъ и послѣ этого продолжаетъ являться, тогда нужно, ложась спать, класть подлѣ себя на постель съ той стороны, съ которой является чертъ, палку или ножъ или вообще какое нибудь желѣзо, все это можетъ удержать черта на приличномъ разстояніи отъ спящаго. Къ мужчинамъ, особенно красивымъ и молодымъ ходятъ черти — въ образѣ женщины, а къ женщинамъ — въ образѣ мужчинъ, причемъ они могутъ совокупляться съ сонными людьми. Это очень опасные черти и прогнать ихъ не легко. Въ верхоянской больницѣ недавно умерла отъ половаго истощенія дѣвушка-якутка, къ которой каждую ночь ходилъ такой чертъ-любовникъ. Его нѣкоторые даже видѣли. Онъ былъ красивъ собою, хорошо одѣтъ, въ плисовыхъ штанахъ. Есть также чертъ, спеціальность котораго мучить дѣтей. Такъ какъ этотъ чертъ вмѣстѣ съ тѣмъ и телячій, то этимъ пользуются и выманиваютъ его изъ больнаго ребенка, страдающаго судорогами, въ теленка, котораго для этого ставятъ около больнаго. Теленокъ съ переселеніемъ въ него черта становится на заднія ноги, мычитъ и въ судорогахъ тутъ же падаетъ. Многія изъ этихъ повѣрій, особенно послѣднее, не чужды и русскимъ. Верхоянская казачка Б—ва подобнымъ образомъ избавила своего ребенка отъ судорогъ. Особенно такой чертъ любитъ мучить красивыхъ, здоровыхъ дѣтей. Вотъ отсюда та боязнь матерей, о которой мы выше сказали.
Чтобы сразу уже покончить съ этой областью, скажу еще нѣсколько словъ о Бутурускомъ улусѣ якутскаго округа. Лѣтъ 30 или 40 тому назадъ здѣсь, какъ передавалъ намъ человѣкъ, прожившій лѣтъ 8 между якутами этого улуса, шаманы играли тогда болѣе видную роль, чѣмъ теперь. Ни одно событіе въ жизни якута не обходилось безъ нихъ. Во время смерти якута непремѣнно присутствовалъ шаманъ; онъ принималъ душу умершаго, заключалъ ее въ маленькій чебучахъ (коробочку) изъ бересты и подвѣшивалъ ее въ юртѣ. Такихъ чебучаховъ въ иной семьѣ накапливалось довольно много, а души, въ нихъ заключенныя, служили предметами поклоненія. Какъ видишь, читатель, это чистѣйшій анимизмъ, который такъ общъ всѣмъ племенамъ и народамъ, стоящимъ на низкой ступени развитія, и слѣды котораго еще и теперь можно найти, если не во всей якутской области, то во многихъ ея уголкахъ.
Въ тоже время и въ той же мѣстности рядомъ съ поклоненіемъ душамъ умершихъ существовалъ варварскій обычай у якутовъ. Дряхлыхъ старухъ увозили въ тайгу, въ глушь и тамъ оставляли на произволъ судьбы или умереть голодной смертью или быть съѣденной звѣремъ. Старухѣ, обреченной на смерть, говорили, что ее повезутъ на свадьбу и въ послѣднiй разъ кормили ее самыми лучшими кушаньями и проч.
Замѣтимъ еще, что вѣрованія, обычаи и даже языкъ якутовъ не вездѣ одинаковы. Въ этомъ отношеніи часто два смежныхъ округа или улуса, даже наслеги сильно между собою разнятся. То, что еще имѣетъ полное господство въ одномъ мѣстѣ, давно уже отжило въ другомъ. Съ этой стороны, какъ и во многихъ другихъ, якутская область представляетъ массу интереснаго для науки. Здѣсь еще едва початое поле для изслѣдованій. До сихъ поръ еще, какъ говорятъ, въ Бутурускомъ улусѣ существуетъ нѣчто такое, что сильно напоминаетъ рабство. Здѣсь у якутовъ въ обычаѣ брать сиротъ на воспитаніе, на самомъ же дѣло это далеко не такъ. Сирота не равноправный здѣсь членъ семьи, принявшей его въ свою среду; онъ скорѣе находится въ положеніи безплатнаго работника, даже хуже, чѣмъ работника. Дѣвушку воспитанницу можно дать въ приданое невѣстѣ. Только замужество освобождаетъ такую сироту отъ рабства. Намъ разсказывали, какъ одна изъ такихъ воспитанницъ, будучи отданной въ приданое дочери богатаго якута, во время свадебнаго поѣзда подставляла свою спину невѣстѣ, когда та садилась на коня. Другой случай. Дѣвушка лѣтъ двадцати — тоже воспитанница — верстъ 15 бѣжала впереди лошади и отворяла ворота въ попадавшихся по дорогѣ изгородяхъ для того, чтобы ея повелитель и его гости свободно, безъ задержекъ могли слѣдовать. Положеніе сиротъ — по разсказамъ — много хуже, чѣмъ положеніе батраковъ на жалованьи. Этихъ послѣднихъ никогда такъ не третируютъ, не говоря уже о томъ, что они не находятся въ такой рабской зависимости. Работникъ всегда можетъ уйти, воспитанники же никогда*).
*) Правда, сироты-воспитанники обыкновенно являются наслѣдниками своихъ воспитателей. То, что здѣсь сказано относительно сиротъ въ Бутурускомъ улусѣ, намъ передано, но сами мы не имѣли случая провѣрить справедливость этого, а также распространенность подобнаго явленія.
Въ совершенно противуположномъ Бутурускому улусу колымскомъ округѣ есть нѣчто подобное сейчасъ вышеприведенному. Тамъ русскіе также берутъ на воспитаніе сиротъ или даже покупаютъ у родителей ихъ маленькихъ дѣтей, причемъ даже совершаютъ росписки въ томъ, что дѣти взяты на воспитаніе и что родители ихъ не потребуютъ ихъ обратно. Но здѣсь мы не слыхали, чтобы такіе воспитанники поступали въ приданое, хотя они, находясь у своихъ воспитателей, несутъ всѣ обязанности прислуги. Существуетъ ли это у колымскихъ якутовъ, я не знаю. Не слѣды ли это рабства — купли и продажи инородческихъ дѣтей и женщинъ, существовавшихъ въ якутской области до первой четверти настоящаго столѣтія? Или, можетъ быть, это явленіе болѣе новое, возникшее въ силу экономическихъ и другихъ условій, мы этого не успѣли прослѣдить.
П. Р—въ.
(Продолженіе будетъ).
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
VI.
Лоцманъ-якутъ. — Купеческій трактъ. — Поземельная община у якутовъ на разныхъ ступеняхъ ея развитія. — Передѣлы сѣнокосовъ. — Трудовое начало въ образованіи коллективною права на землю. — Запасные сѣнокосы. — Исчезновеніе старыхъ общинно-родовыхъ и коммунальныхъ формъ.
Запасшись въ Верхоянскѣ новой провизіей, подложивши подъ нарту новые полозья, такъ какъ старые стерлись, мы 16-го ноября двинулись въ путь. Съ нами вмѣстѣ ѣхалъ старикъ якутъ, возвращавшійся изъ Булуни, куда онъ водилъ каюкъ, на которомъ плылъ вице-губернаторъ въ свою поѣздку на Сагастырь. Этотъ якутскій лоцманъ Дмитрій Осиповичъ Ивановъ всю свою жизнь занимается тѣмъ, что въ качествѣ лоцмана ѣздитъ по р. Ленѣ. Его поѣздка съ П—мъ была по счету 33-я. Прежде онъ водилъ каюки (большая лодка, могущая поднять тысячу и болѣе пудовъ) рыботорговцевъ, ежегодно ѣздящихъ въ низовья Лены (Жиганскъ, Булунь) за рыбою. Дальше Булуни Ивановъ рѣки не зналъ и поэтому лодку П—го отсюда до Сагастыря велъ уже якутскій казакъ Калинкинъ, уроженецъ Колымска.
Долина р. Яны, по которой пролегаетъ дорога изъ Верхоянска въ Якутскъ, на протяженіи около четырехъ сотъ верстъ, относительно густо заселена якутами. Поселенія находятся какъ на самой дорогѣ, такъ еще больше въ сторонѣ отъ нея. Въ этихъ мѣстахъ Яна да изрѣдка попадающіяся озера очень бѣдны рыбою, промыселъ пушнаго звѣря также слабо развитъ, остается одно скотоводство, которое и составляетъ главную основу якутскаго хозяйства. Сѣнокосныя и пастбищныя земли — вотъ тотъ базисъ, на которомъ покоится это хозяйство. Особенно ими дорожатъ жители, находящіеся по купеческому тракту. Трактъ этотъ, не доходя 250 верстъ до Верхоянска, сворачиваетъ въ сторону, минуетъ городъ и опять выходитъ уже на колымскую дорогу около Тостахской ст. Мѣста, имъ избранныя, густо заселены якутами и богаты хорошими лугами. Здѣсь кромѣ расхода въ своемъ хозяйствѣ много сѣна требуется еще для купеческихъ лошадей. Начиная отъ Ср. Колымска и до самаго почти Верхоянска рѣдко гдѣ встрѣчаются изгороди, начиная же съ Верхоянска и его окрестностей и вплоть до Якутска, вы постоянно натыкаетесь на нихъ. Здѣсь уже сѣнокосы тщательно огорожены. У самаго Верхоянска сѣнокосы частью принадлежать тамошнимъ казакамъ, частью якутамъ. Между тѣми и другими происходятъ изъ—за нихъ постоянные споры, доходящіе до жалобъ по начальству. Здѣсь уже, напримѣръ у казаковъ, черезъ каждые три года передѣлы сѣнокосныхъ земель; у нѣкоторыхъ якутовъ онѣ дѣлятся черезъ годъ или больше, но большею частью ими владѣютъ изъ рода въ родъ безъ всякихъ передѣловъ, хотя всѣ сѣнокосныя да и другія земли, лѣса и воды какъ здѣсь, такъ и въ другихъ округахъ считаются общей собственностью всего наслега.
Если же гдѣ сѣнокосы или пахотныя земли (въ южныхъ округахъ) и находятся какъ-бы въ нераздѣльномъ владѣніи семьи или лица, какъ-бы на правахъ частной собственности, то это потому, что земель еще такъ много, что расчистившій тайгу, пользуется ею безраздѣльно съ другими. Но тамъ, гдѣ уже чувствуется особенный, вслѣдствіе увеличившагося населенія, въ нихъ недостатокъ (въ сѣнокосахъ напримѣръ), а новыхъ годныхъ мѣстъ нѣтъ или они достаются путемъ чрезмѣрныхъ затратъ рабочей силы, то тамъ на сцену является, или вѣрнѣе, зарождается общинное начало со всѣми его слѣдствіями сначала небольшой группы — рода, потомъ цѣлаго наслега, равнаго уже нѣсколькимъ десяткамъ или даже сотнямъ семей.
Въ колымскомъ, напримѣръ, округѣ общинное начало въ томъ видѣ, въ какомъ оно находится въ южныхъ улусахъ якутской области, едва еще зарождается и очень смутно сознается. Тамъ о передѣлахъ сѣнокосовъ мы ничего не слыхали, хотя можетъ быть они гдѣ нибудь и есть или были прежде во время процвѣтанія здѣсь скотоводства, съ упадкомъ котораго осталась масса сѣнокосныхъ земель, а тутъ къ чему ужь и передѣлы.
Въ сѣверныхъ тундренныхъ широтахъ, гдѣ скотоводство вовсе неразвито, еще менѣе сознается такое право, хотя это, конечно, нисколько не исключаетъ мысли объ общности въ другихъ сферахъ тамошняго хозяйства, часто основаннаго на коопераціи цѣлыхъ группъ, состоящихъ или изъ отдѣльныхъ лицъ или изъ нѣсколькихъ семей.
На сѣнокосныхъ земляхъ легче всего прослѣдить какъ зарожденіе земельной общины, общинной собственности наслега или рода, такъ и всѣ ея метаморфозы включительно до передѣловъ и дѣлежа у теперешнихъ якутовъ и русскихъ. Что эти формы здѣсь новы, постепенно вырабатываются самой практикой жизни, а не переданы по традиціи, служитъ доказательствомъ отчасти то, что якуты, давно уже поселившіеся на новыхъ, привольныхъ мѣстахъ, богатыхъ естественными лугами, совершенно забывшіе или, можетъ быть, вовсе незнавшіе прежде земельной общинной собственности въ томъ видѣ, какъ она практикуется у нихъ теперь*), со временемъ только съ увеличеніемъ населенія, съ поднятіемъ цѣнности земель, пришли къ ясно сознанной, регулируемой общинной собственности на сѣнокосы и выпасы.
*) Этимъ я не хочу сказать, что якуты не знали прежде „права на земли“ всѣхъ членовъ извѣстной группы, племени, занимающаго эту землю, — оно, конечно, было знакомо имъ давно. Авт.
Въ этомъ случаѣ происходитъ тоже самое, что и съ русскими въ Сибири. Переселенцы, являясь сюда, часто совершенно утрачиваютъ свой прежній деревенскій общинный строй и ведутъ земельное свое хозяйство на правѣ захвата и труда, на строго индивидуальныхъ началахъ. Общинникъ-великоросъ и индивидуалистъ-малоросъ — оба одинаково становятся по отношенію къ землѣ, впрочемъ, никогда не утрачивая совершенно сознанія коллективныхъ правъ на землю, лѣса и воды. Только со временемъ, съ увеличеніемъ населенія во-второмъ, третьемъ поколѣніи, когда уже бываютъ забыты всѣ старыя традиціи, начинаетъ слагаться новая организація земельныхъ отношеній, проявляющаяся прежде всего на сѣнокосныхъ земляхъ (какъ на Ленѣ), потомъ переходящая и на пахатныя земли и лѣса.
У якутовъ существуетъ такое правило, что для образованія сѣнокоса нельзя выпустить, осушить озера безъ согласія или цѣлаго наслега, или нѣсколькихъ ближнихъ къ нему семействъ; нужно согласіе сосѣдей тѣмъ болѣе тамъ, гдѣ данное озеро оказывается рыбнымъ, съ осушеніемъ котораго другіе могутъ потерпѣть убытки или даже лишиться единственнаго средства существованія. Въ такихъ и подобныхъ ему случаяхъ, желающіе выпустить озеро испрашиваютъ согласія всѣхъ заинтересованныхъ въ этомъ дѣлѣ. Разъ же допустивши это, допустимъ и то, что здѣсь обширное поле для всякихъ взаимныхъ договоровъ какъ между лицами, желающими непосредственно приложить свой трудъ къ осушенію, такъ между этими и тѣми, согласіе которыхъ испрашивалось. Такихъ сѣнокосовъ и пастбищъ, образовавшихся изъ озеръ и болотъ и считающихся лучшими вездѣ довольно много и они то, по всей вѣроятности, и послужили главнымъ образомъ къ зарожденію общинной земельной собственности съ передѣлами, обмѣнами или срочнымъ владѣніемъ сначала только между принимавшими участіе въ осушеніи, а потомъ и между членами какой нибудь группы хозяевъ или цѣлаго наслега, непринимавшихъ никакого уже участія трудомъ или денежными затратами. Чѣмъ больше затрачено труда на осушку, тѣмъ долгосрочнѣе право пользованія. Тоже самое, вѣроятно, будетъ и съ пахотными землями у якутовъ; пока же, сколько намъ извѣстно, онѣ не поступаютъ въ раздѣлъ, такъ какъ самое хлѣбопашество у нихъ такъ еще недавно, а свободныхъ земель подъ расчистку пашенъ очень много. Конечно и эти земли (хлѣбопахатныя) отнюдь не считаются въ вѣчномъ владѣніи или пользованіи какой нибудь семьи или лица.
Якуты, надѣляя поселенца землею, которой по закону полагается 15 десятинъ годной къ пашнѣ и сѣнокошенію, дѣлаютъ это съ согласія цѣлаго наслега; отводятъ надѣлъ изъ земель оставшихся послѣ умершихъ лицъ или изъ запасныхъ земель, гдѣ таковыя имѣются. Въ нѣкоторыхъ улусахъ якутскаго округа да и въ другихъ округахъ для распредѣленія казенныхъ повинностей мѣриломъ служитъ количество и качество сѣнокосной земли, находящейся въ пользованіи. Сѣнокосы здѣсь дѣлятся по количеству сѣна на три и больше классовъ (1-й классъ 60 и болѣе возовъ сѣна, 2-й 40 возовъ и 3-й 20).
Кромѣ этихъ двухъ родовъ общинныхъ сѣнокосныхъ земель въ верхоянскомъ округѣ существуютъ еще сѣнокосы, съ которыхъ трава снимается сообща, если не цѣлымъ наслегомъ, то частью его. Сѣно, снятое съ такихъ луговъ, служитъ запасомъ на случай неурожайныхъ годовъ. Это нѣчто въ родѣ нашихъ общественныхъ запашекъ и общественныхъ хлѣбныхъ магазиновъ. Сѣно изъ такихъ запасовъ выдается заимообразно съ обязательствомъ возвратить его въ первый же урожайный годъ натурою или трудомъ. Додумались ли до этого сами якуты или введено это правительствомъ, я не знаю.
Сверхъ того, мѣста, служащія для подножнаго корма скота и требующія единовременныхъ или изъ года въ годъ повторяющихся общихъ работъ по выжиганію, очисткѣ, осушенію, находятся также въ нераздѣльномъ общинномъ пользованіи цѣлыхъ родовъ или нѣсколькихъ неродственныхъ семей. Такія земли огораживаются также сообща. Рѣки, озера, мѣста охоты также суть достояніе всего племени, наслега и проч. Вообще, права собственности въ томъ видѣ, какъ его понимаетъ европеецъ, здѣсь не существуетъ и не толкуется тѣмъ болѣе, что всѣ земли здѣсь считаются государственнымъ достояніемъ, какъ и вездѣ въ Сибири.
Тамъ гдѣ, какъ въ сѣверныхъ частяхъ верхоянскаго и колымскаго округовъ, якуты часто перемѣшаны съ другими инородцами юкагирами, ламутами, тунгусами, чукчами, тамъ поземельныя отношенія болѣе примитивны, менѣе выработаны, нѣсколько запутаны. Земель очень много, населеніе же чрезвычайно рѣдко и хозяйство основано не на скотоводствѣ, поэтому тамъ и не выработалось такихъ опредѣленныхъ, ясныхъ поземельныхъ формъ, какъ у южныхъ якутовъ.
Рядомъ съ зарожденіемъ поземельной общины, въ той же якутской области можно прослѣдить вырожденіе, исчезновеніе многихъ формъ, прямо относящихся къ древнему общинно-родовому быту якутовъ. Многое изъ этого быта остается еще въ полной своей силѣ, многое же въ скоромъ времени должно окончательно исчезнуть.
Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ власть рода и даже теперешняго наслега вмѣшивается въ судьбу женщины. Якутка вдова, хотя и можетъ свободно избрать себѣ мужа изъ другаго наслега, но она объ этомъ должна дать знать своему старостѣ, если желаетъ уѣхать въ другой улусъ къ новому мужу и въ этомъ случаѣ у нихъ отнимаютъ не только все имущество перваго мужа, но и дѣтей отъ перваго брака. Если бы вдова не захотѣла-бы подчиниться этому, то она лишается свободы въ выборѣ мужа. Дѣти происшедшія внѣ законнаго брака, записываются въ общество того наслега, въ которомъ родилась мать. „Вслѣдствіе того, что сородовичи считаются членами одной большой семьи, браки заключаются по преимуществу между членами разныхъ родовъ“. (Пам. кн. як. об. на 1871 г.). Всѣ эти обычаи, какъ многіе другіе, имѣвшіе прежде обязательную силу, теперь значительно ослабѣли, если еще не вездѣ исчезли. Если вѣрить разсказамъ, то въ нѣкоторыхъ глухихъ верхоянскихъ наслегахъ проѣзжій якутъ, останавливаясь на ночлегъ, имѣетъ право переспать ночь съ женою отсутствующаго хозяина. Если это напоминаетъ сказку, то такую, которая когда то была былью. Сплошь и рядомъ путникъ еще и теперь въ половинѣ области въ отсутствіи хозяина можетъ взять изъ его запасовъ пищи столько, сколько ему нужно, чтобы насытиться и еще взять на дорогу, не платя за это ничего. Не менѣе интересно, какъ переживаніе иныхъ порядковъ, якутское гостепріимство, считающее своей священной обязанностью каждаго проѣзжающаго накормить, и напоить и проч. Право, практикующееся въ нѣкоторыхъ мѣстахъ (Жиганскій улусъ) рода на всю или часть добычи охотника, другой обычай даже среди русскихъ (колым. окр.) отъ убитой скотины, отъ пойманной рыбы (особенно перваго лова), убитой дичи давать часть всего ближайшимъ сосѣдямъ, почетнымъ лицамъ, гостямъ, иногда совершенно незнакомымъ людямъ. Вся это часть дается безъ всякаго разсчета получить вознагражденіе или благодарность. Во многихъ мѣстахъ до сихъ поръ сохраняются обычаи, въ силу которыхъ задаются общественные праздники, на которыхъ присутствуютъ сотни лицъ. Въ Вилюйскомъ округѣ лѣтъ 8 тому назадъ, да можетъ быть и теперь, существовали кумысные праздники или пиршества съ пѣснями и хороводами (плясками); на нихъ съѣзжались цѣлыми сотнями мужчины и женщины.
Размѣры нашихъ замѣтокъ не позволяютъ привести всѣхъ примѣровъ, наводящихъ на мысль существованія среди якутовъ еще не давно такихъ формъ и обычаевъ, которые несомнѣнно указывали-бы на строй иной жизни, много разнящейся съ теперешней.
П. Р—въ.
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
Глава VII.
Якутское купечество. — Купецъ въ дорогѣ и дома. — Купеческая жена. — Торговыя дороги. — Чукотская ярмарка. — Конкуренція американцевъ и русская рутина. — Чукча, воспитывавшійся въ С. Франциско. Вліяніе торговли на экономику страны. — Купеческая кабала. — Якутскія сцила и харибда. — Снѣжные заносы и вѣтры. — Первые слѣды хлѣбопашества. — Алданъ. — Вліяніе русскихъ на якутовъ. — Устойчивость якутскаго національнаго типа.
Короткій ноябрьскій день незамѣтно прошелъ, солнце вовсе не показывалось, морозъ былъ страшный, лошади еле двигались отъ усталости, а до станціи оставалось еще очень много, жилищъ же вовсе не встрѣчалось, нужно было добраться до какой нибудь поварни и заночевать. До такой поварни мы вскорости и добрались. Здѣсь мы уже застали проѣзжающихъ изъ Якутска купца Р., его приказчика и ямщиковъ. Встрѣча съ человѣкомъ на здѣшнихъ дорогахъ доставляетъ большое удовольствіе, а къ тому же Р. оказался очень любезнымъ господиномъ, съ которымъ мы и провели въ разговорахъ часть ночи. Онъ мнѣ кой-что сообщилъ о купцахъ, ведущихъ торговлю въ сѣверной половинѣ якутской области, что вмѣстѣ съ тѣмъ, что я прежде объ этомъ зналъ составитъ содержаніе этой главы.
Вся торговля верхоянскаго и колымскаго округовъ находится въ рукахъ небольшой кучки патентованныхъ, платящихъ гильдію, купцовъ. Здѣшній купецъ — совсѣмъ особый типъ купца; онъ рѣзко отличается отъ русскаго купечества европейской Россіи. Это вѣчно странствующее, вѣчно находящееся въ дорогѣ существо; онъ чуть не на другой день свадьбы уже въ дорогѣ, гдѣ и справляетъ свой медовый мѣсяцъ. Его жена, какъ и онъ самъ, очень неприхотлива. Она ѣдетъ съ нимъ зимою въ нартѣ, лѣтомъ верхомъ на лошади въ мужскомъ сѣдлѣ, въ которомъ она проводитъ нѣсколько мѣсяцевъ изо дня въ день по десяти и болѣе часовъ; живетъ она въ дорогѣ или въ палаткѣ, наскоро разбитой гдѣ нибудь въ лѣсу на берегу ручья или въ поварнѣ; здѣсь она часто родитъ безъ акушерки при свѣтѣ комелька или подъ пѣсню комаровъ, а такъ какъ ей некогда „нѣжиться“, то много много дней черезъ пять она опять въ дорогѣ или въ случаѣ болѣзни довезутъ ее до первой якутской юрты и оставятъ на присмотръ хозяевъ или служанки, ѣдущей съ нею. Нерѣдко случается, что здѣсь она и умираетъ. Нѣкоторые изъ купцовъ оставляютъ своихъ женъ въ Якутскѣ или Колымскѣ, но это тогда, когда онѣ имъ надоѣли или обзавелись большой семьей; молодыхъ же, бездѣтныхъ таскаютъ съ собою. Вмѣсто женъ, часто берутъ въ Колымскѣ молодыхъ дѣвушекъ подъ видомъ служанокъ или пассажирокъ, съ которыми и живутъ въ дорогѣ; по пріѣздѣ же въ Якутскъ, поскорѣе отдѣлываются отъ нихъ. Ежегодно изъ Средне и Нижне-Колымска вывозятъ по нѣсколько такихъ дѣвушекъ отъ 13 до 20 лѣтъ, матерямъ которыхъ за этотъ товаръ прощаются старые долги, даются товары, а больше разныхъ обѣщаній пристроить ихъ дочку и вывести въ люди.
Какъ сами купцы, такъ и ихъ жены, люди очень малоразвитые, едва грамотны, грубы, вкусы ихъ неприхотливы, карты и водка главное времяпрепровожденіе какъ въ дорогѣ, такъ и по пріѣздѣ въ городъ, никто почти изъ нихъ ничего не читаетъ, рѣдко кто выписываетъ газету. Большинство купцовъ уроженцы якутской области, за предѣлы которой рѣдко кто выѣзжалъ. Обладая не большими капиталами, ведутъ свою торговлю на векселя; товары забираютъ у иркутскихъ купцовъ, ежегодно наѣзжающихъ въ Якутскъ на ярмарку. Сюда же къ августу мѣсяцу съѣзжаются всѣ якутскіе купцы, платятъ старые долги пушниною, мамонтовой костью, частью деньгами, получаютъ красные мануфактурные товары, чай кирпичный, черкасскій табакъ (махорку), желѣзныя и мѣдныя издѣлія, выдаютъ векселя и опять спѣшатъ въ дорогу.
Товары, идущіе къ сѣверу, сначала сплавляются на паузкахъ (родъ барки) внизъ по Ленѣ до впаденія въ нее р. Алдана, потомъ вверхъ по этой рѣкѣ до пересѣченія ея съ дорогою изъ Якутска въ Верхоянскъ. Здѣсь купцы живутъ около мѣсяца до установленія зимняго или осенняго пути, подводятъ ярмарочные счета, переукупориваютъ товары въ сумы и ящики, приспособленные къ вьючной транспортировкѣ. Здѣсь же у нихъ подъ присмотромъ окрестныхъ якутовъ выкармливаются лошади. У каждаго купца, кромѣ своихъ лошадей (отъ 50—200), есть еще заподряженные по всей дорогѣ лошади и олени. Съ первыми морозами, сковавшими рѣки, озера и болота (бадраны), выступаетъ вереницею вьючныя лошади съ кладью. Тутъ же самъ хозяинъ или его прикащикъ. До Верхоянска клади идутъ мѣсяца полтора два, до Средне Колымска они доходятъ къ рождеству и позже, смотря потому какова дорога, какъ жирны лошади, каковы запасы сѣна и подножные корма и какъ рано ударили морозы. Товары, идущіе прямо на Колымскъ, не заходятъ въ Верхоянскъ, который остается въ сторонѣ, причемъ путь сокращается верстъ на 250 и проходить по мѣстамъ густо заселеннымъ якутами. Часть товаровъ и спиртъ остается въ Средне-Колымскѣ, другая же часть, преимущественно состоящая изъ чаю, табаку и металлическихъ издѣлій, чайниковъ и котловъ идетъ дальше въ Нижне-Колымскъ и на чукотскую ярмарку (въ мартѣ) на Анюѣ (островное). Второй путь, какъ и первый, минуетъ Верхоянскъ, доходить до Абыя (около Индигирки) и сворачиваетъ на Ожогинскъ, Алаиху на Индигиркѣ и потомъ побережьемъ океана по тундрѣ, гдѣ устроены поварни, чрезъ Нижне-Колымскъ тоже на Анюй. По этому пути идутъ клади Р. и С.
Наконецъ третій путь отъ самаго Якутска на паузкахъ внизъ по Ленѣ до с. Булуни; здѣсь ждутъ зимняго пути и послѣ на оленяхъ; клади идутъ также тундрою и частью по побережью океана на селеніе Казачье въ устьяхъ Яны и до Алаихи, гдѣ бываетъ зимняя ярмарка, на которую съѣзжаются якуты, тунгусы, юкагиры верхоянскаго округа. Съ Булуни же часть товаровъ идетъ на рр. Оленекъ и Анабару. Кромѣ приведенныхъ главныхъ купеческихъ путей, существуетъ еще масса побочныхъ, по коимъ и расходятся товары. Это цѣлая сѣть дорогъ, охватившая цѣлыхъ два округа и держащая въ кабалѣ всѣхъ и вся.
Здѣшній купецъ, начиная отъ самаго Алдана и до своего конечнаго пункта на сѣверѣ, останавливается въ извѣстныхъ инородцамъ пунктахъ и ведетъ торговлю съ жителями, принимаетъ отъ нихъ въ обмѣнъ пушнину, кость, сѣно, мясо и масло для людей, отпускаетъ въ долгъ товары, чай, табакъ и спиртъ. Послѣдній самый ходкій товаръ, хотя и запущенный въ торговлѣ съ инородцами. Съ окончаніемъ ярмарокъ, купцы возвращаются обратно сначала по зимнику, потомъ лѣтнимъ трактомъ, захватываютъ по дорогѣ уже прежде купленную пушнину, ровдугу, кость, которой особенно много идетъ съ побережья моря и съ его острововъ. Дорогая пушнина и лучшая ровдуга, пыжьи парки получаются съ Чукотскаго носа отъ чукчей, каргаулей и другихъ инородцевъ, а также отъ русскихъ изъ Анадырска, пріѣзжающихъ на анюйскую ярмарку собственно за табакомъ и чаемъ.
Съ каждымъ годомъ эта ярмарка падаетъ и падаетъ, такъ какъ главная ея статья пушное съ каждымъ годомъ уменьшается, о чемъ мы уже говорили въ началѣ нашихъ замѣтокъ. Кромѣ того, наши сосѣди американцы начинаютъ не на шутку конкурировать съ нами на всемъ восточномъ побережьи океана, начиная отъ Курильскихъ острововъ до Берингова пролива и дальше до Комочинской бухты. Американскій ромъ и виски берутъ верхъ надъ русской плохой водкой, которая, не смотря на запрещеніе, туда ввозится торгующимъ людомъ, что, кромѣ начальства, ни для кого тамъ не секретъ. Нерѣдко татуированный чукча щеголяетъ въ драповомъ пальто, въ рукахъ у него магазинное ружье или винтовка, американскій топоръ, ножъ, посуда и все это прекраснаго качества сравнительно съ разной купеческой дрянью, бракомъ. Если еще чукчи являются на Анюй, то благодаря только черкасскому табаку, до котораго они сильно пристрастились и котораго американцы имъ не могутъ дать. На Чукотскомъ носу въ настоящее время, какъ намъ передавали, есть торговый агентъ-чукча, обучавшійся въ С. Франциско; онъ служитъ посредникомъ между чукчами и американской торговой фирмой по закупкѣ пушнины.
Что съ этой стороны сдѣлало русское купечество, объ этомъ не стоитъ и говорить. Попадаются чукчи, кой какъ говорящіе по-англійски, но нѣтъ говорящихъ по-русски, а, вѣдь, кажется съ ними мы давно знакомы, давнѣе, чѣмъ американскіе китоловы и купцы. Какъ и вездѣ и во всемъ, насъ предупредили, обогнали и ничего въ этомъ нѣтъ мудренаго. Нужно только видѣть колымскаго купца, чтобы впередъ сказать, на что онъ способенъ и можетъ ли онъ тягаться съ самымъ зауряднымъ янки. Съ одной стороны инородецъ видитъ привѣтъ, человѣческое обращеніе и доброкачественность предлагаемыхъ ему вещей, честную безъ всякихъ надувательствъ сдѣлку, — съ другой же стороны надувательство, беззастѣнчивость въ обращеніи и полное непониманіе дикаря. Русскій купецъ дальше Анюя не заглядывалъ, ничего не предпринималъ, чтобы закрѣпиться среди чукчей, а вѣдь прошло болѣе 150 лѣтъ, какъ онъ съ ними ведетъ торговлю. У насъ здѣсь сидятъ или филипеусы или колымскіе купцы, вконецъ разоряющіе народъ.
Отсутствіе всякой предпріимчивости, руководительство одной только рутиною, — вотъ что поражаетъ въ здѣшнемъ купцѣ. При новыхъ нарождающихся обстоятельствахъ, требованіяхъ, онъ не находчивъ, теряетъ или ломитъ на-пропалую, разоряя народъ, онъ въ концѣ концовъ губитъ и свое дѣло. Онъ непремѣнно гонится за большимъ процентомъ: рубль на рубль и больше; на меньшемъ онъ не помирится. Братья Б—вы, устроивши въ Колымскѣ торговый домъ, ясно доказали возможность вести дѣло иначе; они сразу понизили цѣны на товары и при этомъ все-таки получаютъ громадные барыши. Одновременно съ этимъ они значительно подняли цѣны на пушное. Правда, все это, конечно, дѣлается для того, чтобы убить своихъ конкурентовъ и потомъ самимъ захватить всю торговлю въ краѣ и сдѣлаться монополистомъ какъ Филипеусъ въ Камчаткѣ, въ Гижигѣ и другихъ мѣстахъ приморской области. Но и безъ этой погони за наживой, торговецъ здѣшній могъ бы вести свое дѣло блестяще.
Здѣшніе купцы десятки лѣтъ ѣздятъ по здѣшнимъ дорогамъ, а что они сдѣлали для ихъ улучшенія? Ровно ничего. Ни одного мостка, ни одной вѣшни они не поставили: все дѣлали инородцы да казна. Они даже избѣгаютъ строить поварни, такъ необходимыя въ этомъ краѣ; они не сдѣлали ничего такого, чтобы устранить, избѣжать опасности при переправахъ черезъ рѣки, болота; они ничего до сихъ поръ не придумали, какъ облегчить перевалъ черезъ верхоянскій хребетъ, который ежегодно подрываетъ силы ихъ лошадей и дѣлаетъ ихъ скоро негодными. Между тѣмъ, многое изъ этого легко устранимо и стоило бы небольшихъ затратъ, только для этого нужно общее ихъ согласіе, а у нихъ этого-то и нѣтъ. Товары ихъ подмокаютъ, разбиваются, лошади калѣчатся, а за все это отдувается потребитель, находящійся въ ихъ невѣжественныхъ рукахъ. Мы уже не говоримъ о пагубномъ вліяніи подобной торговли и торговцевъ на населеніе, подрывающее въ конецъ духовныя и экономическія его силы.
За кучкою патентованныхъ купцовъ стоитъ громаднѣйшая свора разнаго торгующаго люда. Зараза барышей такъ велика, что каждый имѣющій лишній рубль, пускается въ торговлю, часто оставляя въ пренебреженіи свое хозяйство, дотолѣ его кормившее, суется въ разныя предпріятія и прогораетъ. Отдача товаровъ въ кредитъ подъ пушное также губительно вліяетъ на скотоводство и рыбные промыслы и направляетъ всѣ силы на рискованные звѣриные промыслы. Для добычи пушнины пускаются въ ходъ всѣ средства: обманъ, спаиваніе, вымогательства. Служащіе въ администраціи, служители церкви, миссіонеры, казаки, мѣщане — всѣ пускаются въ торговлю, торгуютъ всѣмъ, чѣмъ только можно.
Народъ бѣднѣетъ, потребности же его растутъ; и вотъ каждый продаетъ послѣднюю кухлянку, зайчину, тащитъ единственную ровдугу, чтобы взять у купца кирпичъ чаю, временами доходящій 3—5 р. за штуку, или водки. На одинъ Средне-Колымскъ съ его 500 жителей приходится три кабака. Но хуже всего то, что табакъ, чай и спиртъ привозятся почти всегда въ недостаточномъ количествѣ годоваго потребленія. Иногда съ половины года или къ его концу все это выходитъ или придерживается разными спекуляторами; цѣны значительно повышаются: нерѣдко въ два въ три раза. Приказчики и довѣренные купцовъ, находящіеся на отчетѣ, самовольно набавляютъ на все цѣны и все это какъ разъ подгоняется къ тому времени, когда инородцу приходится дѣлать взносы въ казну, когда идетъ внесеніе долговъ купечеству.
Для образца въ какихъ кабальныхъ отношеніяхъ находятся жители сѣверныхъ окраинъ, приведу одно мѣсто изъ письма, полученнаго мною изъ Нижне-Колымска. „Вся масса здѣшняго населенія, состоящая изъ русскихъ и изъ обрусѣвшихъ юкагиръ, якутовъ, находится всецѣло въ рукахъ Чарткова (мѣстный житель). Онъ много лѣтъ уже торгуетъ въ Нижне-Колымскѣ отъ разныхъ купцовъ, а въ послѣднее время отъ Н. Ѳ. Соловьева. Нѣтъ ни одного жителя, который не былъ бы долженъ Чарткову; ему должны свыше 15 тысячъ, но изъ должниковъ никто не знаетъ, сколько онъ долженъ этому приказчику. Если кому что нужно, онъ идетъ къ Петру Алексѣевичу и проситъ въ долгъ; тотъ ему отпускаетъ товаръ, не объявляя цѣны, о чемъ покупатель и не спрашиваетъ: доволенъ тѣмъ, что получилъ требуемое, а такъ какъ всякая сдѣлка здѣсь ведется на взаимномъ обманѣ, то покупатель не слишкомъ то заботится, сколько на немъ долгу. Но вотъ пришла осень, пастники (ловушки на звѣря) осмотрѣны, чаю, табаку опять нужно, и вотъ покупатель несетъ песцовъ и лисицъ и отдаетъ ихъ Петру Алексѣевичу за долгъ и набираетъ опять въ долгъ. За какую цѣну ушла его пушнина, онъ также не знаетъ. Если кто попросить посчитаться, то получитъ въ отвѣтъ: „послѣ когда нибудь“. Но этого никогда не бываетъ: долги растутъ съ каждымъ годомъ и переходятъ даже по наслѣдству. Покупатель доволенъ, а Петръ Алексѣевичъ еще больше, такъ какъ онъ взялъ свое, набавилъ цѣны на товары, а пушнину принялъ очень дешево. Чарткова нижнеколымцы называютъ „батя“, т. е. старый семьянинъ. „Здѣшніе жители въ свою очередь также торгуютъ съ чукчами чаемъ, табакомъ, а иногда и водкою, взамѣнъ чего получаютъ оленей для пищи, песцовыя, лисьи, оленьи шкуры и мамонтовую кость, всегда ихъ (чукчей) обманываютъ, такъ что чукчи потеряли къ нимъ довѣріе. Обмануть или обокрасть чукчу считается здѣсь доблестью и служитъ похвальбою между товарищами“. И такъ здѣсь вездѣ въ круговую: одинъ отъ другаго рветъ, а пріѣхалъ „Чумазый“ и всѣхъ слопалъ.
П. Р—въ.
(Окончаніе VII-й и послѣдней главы въ слѣдующемъ №).
(OCR: Аристарх Северин)
Отъ Колымска до Якутска.
Путевыя замѣтки.
( Окончаніе).
25 ноября мы ночевали на станціи Кеньюряхъ, что у подножія верхоянскаго хребта — границы якутскаго и верхоянскаго округовъ. Здѣсь часто приходится проѣзжимъ засиживаться по нѣсколько дней или даже по недѣлѣ. Это бываетъ тогда, когда дуютъ сильные вѣтры, тогда нѣтъ никакой возможности перевалить черезъ хребетъ. Ни олени, ни человѣкъ не могутъ съ нимъ совладать: ихъ валитъ съ ногъ и катитъ по острымъ камнямъ съ страшной крутизны вершины. Мы положились на утро. Но первое, что я, проснувшись, услышалъ — это были слова моего сопутника якута-лоцмана: — свѣтъ пришолъ, вѣтеръ много, олень нѣтъ. Новости были не утѣшительнаго свойства: безъ оленей и съ вѣтромъ. Впрочемъ, олени были скоро найдены и мы, не смотря на вѣтеръ, все-таки тронулись въ путь. Вѣтеръ къ полудню утихъ и мы благополучно перевалили чрезъ одинъ изъ самыхъ высокихъ и трудныхъ хребтовъ на всемъ пути между Колымскомъ и Якутскомъ. Хребетъ этотъ, разрѣзывая якутскую область на двѣ половины, возвышается надъ уровнемъ моря почти на пять тысячъ верстъ и переходитъ за черту всякой растительности, кромѣ лишаевъ. Здѣсь также, у самаго перевала, стоить крестъ, увѣшанный волосомъ и лоскутьями разныхъ матерій — приношеніями духу хребта или, какъ говорятъ, камня. Подниматься на самую вершину хребта приходится пѣшкомъ съ большими трудностями особенно со стороны Якутска. Для выѣздныхъ лошадей здѣсь сущее мученье особенно во время снѣжныхъ заносовъ. Въ такихъ случаяхъ, чтобы провести свои клади, купцы прибѣгаютъ къ слѣдующему способу. Стелятъ по снѣгу грубое сукно, по которому пропускаютъ лошадей гуськомъ. Съ помощью двухъ, трехъ кусковъ сукна, перекладываемыхъ по мѣрѣ того, какъ лошади подвигаются впередъ, имъ удается переходить сильные заносы. Хотя очень и очень рѣдко, но бываютъ зимы, когда вслѣдствіе заносовъ, по нѣсколько мѣсяцевъ не бываетъ уже никакого проѣзда и тогда вся сѣверо-восточная половина якутской области отрѣзана отъ всего свѣта. Объѣхать же это мѣсто нѣтъ возможности: по бокамъ перевала высятся уже совершенно недоступныя высоты.
Въ этомъ хребтѣ, почти у самаго перевала, беретъ свое начало р. Яна, долиной которой все время шла наша дорога. Отъ хребта до р. Алдана дорога на пространствѣ около двухъ сотъ верстъ проходитъ отчасти каменистымъ ущельемъ, большею же частью по болотистой мѣстности, то и дѣло пересѣкая небольшую горную рѣчку Тукуланъ. Во время дождей и весною эта бѣшеная рѣчка выходитъ изъ береговъ и затопляетъ все вокругъ себя, тогда нѣтъ ни проѣзду, ни проходу, путникъ точно въ засадѣ; клади купцовъ часто подмокаютъ и гніютъ. Зимою перевалить черезъ хребетъ, лѣтомъ на возвратномъ ужь пути благополучно прослѣдовать Тукуланъ — значить совершить половину всѣхъ трудностей, на длинномъ купеческомъ пути. Тукуланъ и хребетъ это Сцила и Харибда купцовъ, требующія усиленныхъ жертвоприношеній духу и обильныхъ возліяній Бахусу. Есть, говорятъ, возможность избѣжать этихъ трудностей, но для этого нужно избрать другое направленіе дороги, значительно уклоняющееся отъ теперешней; объ этомъ, впрочемъ, только говорятъ и, по обыкновенію, ничего не дѣлаютъ.
Не доѣзжая сорока верстъ до р. Алдана, мы впервые послѣ Кеньюряхской станціи встрѣчаемъ якутскую юрту съ жителями и первые слѣды хлѣбопашества. Въ юртѣ стоялъ ручной жерновъ, сдѣланный изъ двухъ круговъ дерева съ вбитыми въ нихъ мелкими камнями, которыми и перемеливался ячмень для лепешекъ. При видѣ такого инструмента, а также и другихъ земледѣльческихъ орудій, прямо переносишься къ временамъ свайныхъ построекъ — такъ все первобытно. Не болѣе десяти лѣтъ какъ начали здѣсь сѣять ячмень и то въ самомъ незначительномъ количествѣ. Тутъ же мы впервые увидѣли таракановъ, которыхъ ни въ Колымскѣ, ни въ Верхоянскѣ вовсе нѣтъ. Якуты на такихъ гостей смотрятъ далеко не благосклонно и выживаютъ ихъ, но русскіе (нуча) опять ихъ навозятъ, жаловались они намъ.
Съ переѣздомъ черезъ Алданъ сразу уже замѣчаешь болѣе культурности. Поля тщательно огорожены, хорошо содержатся, вездѣ видна заботливая рука осѣдлаго человѣка, дороги шире и чище, по нимъ уже можно ѣхать колеснымъ экипажемъ; юрты, хотя еще вмѣстѣ съ хатонами для скота, но содержатся чище, лучше выстроены и часто по нѣсколько въ одномъ мѣстѣ въ родѣ небольшихъ деревенекъ. Хлѣбопашество ведется въ болѣе обширныхъ размѣрахъ; сѣютъ также ячмень. Земледѣліе началось лѣтъ двадцать тому назадъ и не безъ принужденія и даже строгихъ наказаній со стороны администраціи края. Теперь якуты сами хорошо понимаютъ его пользу и охотно занимаются имъ, съ каждымъ годомъ все больше и больше расчищаютъ изъ подъ лѣсу земли, не бросая въ тоже время заниматься и скотоводствомъ, которое еще долго будетъ составлять главную основу якутскаго хозяйства. Съ веденіемъ культуры хлѣбовъ, говорятъ якуты, уменьшились недоѣданія и голодовки.
Чѣмъ ближе подъѣзжаешь къ Якутску, тѣмъ замѣтнѣе становится вліяніе русскихъ на якутовъ. Самый обликъ ихъ лица носитъ явные слѣды помѣси монгольскаго типа съ славяно-русскимъ; народъ крупнѣе, не такъ сухопаръ, лучше сложенъ, менѣе смуглъ, между дѣвушками попадаются замѣчательно свѣжія лица съ богатыми, темными бархатистыми глазами, которые не одного русскаго соблазнили. Въ нарядахъ женщинъ и мужчинъ также видна нѣкоторая разница съ тѣмъ, что мы видѣли по ту сторону Алдана. Здѣсь уже больше въ ходу разныя фабричныя матеріи: сукна, ситцы, а не ровдуга и конина; на женщинахъ больше серебряныхъ украшеній и покрой платья нѣсколько иной. Но несмотря на все это, вездѣ еще сильно чувствуется своеобразная и притомъ очень прочная устойчивость всего якутскаго, какъ въ формахъ внѣшняго, такъ внутренняго склада ихъ жизни. Хотя самый физическій типъ подгороднаго и придорожнаго якута нѣсколько уже измѣнился, какъ измѣнилось и его жилище и его внутренняя обстановка, завелся даже кой гдѣ самоваръ (!) и рубленная безкрышая изба, но все это еще въ незначительныхъ размѣрахъ. Рѣдко здѣшній якутъ говоритъ по-русски; напротивъ же всѣ русскіе прекрасно знаютъ по-якутски даже лучше, чѣмъ свой родной языкъ, ведутъ свое хозяйство болѣе на якутскій ладъ, чѣмъ на свой — давно забытый. Однимъ словомъ и здѣсь, какъ и вездѣ въ якутской области, гдѣ только русскій сталкивался съ якутами, онъ больше объякутился самъ, чѣмъ обрусилъ якута. Якутъ, сколько я замѣтилъ, очень стоекъ, весьма не охотно и не легко поддается чуждому вліянію; разъ же усвоивши что-нибудь изъ этого чужаго, онъ на все кладетъ свой рѣзко-національный отпечатокъ, никогда онъ ничѣмъ и ни въ чемъ не поступится цѣликомъ: ни въ религіи, ни въ языкѣ, ни въ другихъ сторонахъ духовной и внѣшней жизни. На русскихъ онъ смотритъ какъ на пришельцевъ и смотритъ далеко не дружелюбно; онъ хорошо еще помнитъ времена, когда съ мечемъ и огнемъ эти бѣлотѣлые чужестранцы прошли по его улусамъ, все истребляя или забирая себѣ; онъ не забылъ, какъ принужденъ былъ спасать себя, свою семью и стада, бѣжать къ сѣверу, переходитъ хребты и рѣки и селиться въ невѣдомыхъ, суровыхъ, негостепріимныхъ странахъ подальше отъ враговъ, которые и тамъ находили его; онъ помнитъ и лично знаетъ то недавнее да и настоящее, когда ему приходилось и приходится на каждомъ шагу опасаться встрѣчи съ русскимъ: съ казакомъ ли, съ поселенцемъ, или съ мундирникомъ или попомъ, съ которыми ему приходится хитрить, унижаться или откупаться лишь-бы его оставили въ покоѣ, предоставили-бы его самому себѣ. Все это, конечно, развиваетъ въ человѣкѣ дурныя качества, портитъ и развращаетъ его.
Торговля, близость пріисковъ, все больше и больше развивающаяся городская жизнь (Якутска и Олекминска), а также большой наплывъ поселенцевъ, — все это мало-по-малу разлагаетъ общинно-родовой бытъ якута да и другихъ инородцевъ.
Близь русскихъ центровъ осѣдлости, отчасти по дорогамъ не такъ уже радушно встрѣчаютъ путника; здѣсь нѣтъ уже угощеній, здѣсь уже хорошо знаютъ цѣну деньгамъ. Между тѣмъ, какъ въ глуши сохраняются еще чуть не въ первобытной чистотѣ нравы, не знающіе замковъ и запоровъ, гдѣ въ каждой юртѣ путникъ чувствуетъ себя какъ дома, гдѣ право даже индивидуальной собственности еще такъ мало развито, что взять вещь у сосѣда во время его отсутствія или пищу у совершенно незнакомаго человѣка, — не значить украсть, даже не позаимствовать, а просто взять какъ нѣчто свое, какъ должное, что на его мѣстѣ каждый сдѣлаетъ точно также. Якутъ или даже русскій можетъ изъѣздить весь колымскій или верхоянскій округъ совершенно безъ копѣйки денегъ и вездѣ его будутъ кормить, поить, давать ему пріютъ и защиту, никто и нигдѣ его не обидитъ и не выталкиваютъ въ шею, лошадь его также будетъ сыта и присмотрѣна. Если на сѣверѣ области якутъ-убійца, грабитель и даже воръ еще чрезвычайная рѣдкость, то на югѣ около Якутска и Олекминска, — это уже далеко не рѣдкость, не говоря уже о болѣе мелкихъ преступленіяхъ и проступкахъ. Особенно золотые пріиски и поселенцы оказываютъ на народъ самое гибельное развращающее вліяніе. Картежная игра, пьянство и сутяжничество страшно развиты между тамошними якутами и ведутъ народъ прямо къ разоренію, нищетѣ.
Одно только все больше и больше развивающееся среди якутовъ земледѣліе должно внести самое значительное и притомъ благопріятное измѣненіе въ соціально-экономическій ихъ строй.
(OCR: Аристарх Северин)
При оцифровке материала орфография была полностью сохранена.
Рябков, Павел Захарович, обер-офицерский сын. Родился в 1848 г. В 1868 г. окончил курс землемерных классов при Херсонской гимназии и поступил таксатором в губернскую чертежную Херсонск. губ. правления, откуда уволен в 1874 г. Находился в тесной связи с одесским кружком Ф. Волховского. Арестован 24 авг. 1874 г. в Херсоне вследствие близких отношений с участником одесского рев. кружка П. Макаревичем; при обыске обнаружены «рукописи преступного содержания». С сент. 1874 г. по май 1875 г. содержался в Херсонской тюрьме; затем находился под домашним арестом; в общем под стражею провел год и десять месяцев. Привлечен к дознанию по обвинению в принадлежности к преступному сообществу. По выс. пов. 15 июля 1876 г. дело о нем прекращено вследствие отсутствия «особой преступности» в действиях и продолжительного тюремного заключения, а сам он подчинен гласному надзору полиции без ограничения места жительства. Вел пропаганду среди молодежи и находился в сношениях с одесск. и Николаевск. рев. кружками. В целях пропаганды в 1878 г. поселился на хуторе в Ольгопольск. уезде. Его хутор был намечен при организации в июне 1878 г. побега П. Войнаральского, как станция перед отъездом за границу. После неудачи этой попытки ликвидировал хутор и поступил на службу в Одесское железнодорожное управление, а в конце 1878 г. переехал в Киев, где служил конторщиком в управлении Юго-Западных жел. дорог. Снова арестован в конце апр. 1879 г. в Киеве на одной квартире с М. Лангансом; при обыске были обнаружены землевольческ. издания. По распоряжению киевск. ген.-губернатора выслан, «как закоренелый социалист и личность весьма опасная», в Вост. Сибирь. Отправлен 19 авг. 1879 г. из Мценск. пересыльн. тюрьмы в Сибирь. Осенью 1879 г. принял участие в «бунте» политическ. заключенных в Красноярской тюрьме. В июле 1880 г. водворен в Средне-Колымск (Якутской области), где провел в ссылке три с половиною года. По постановлению Особ. совещания от 5 апр. 1882 г. срок ссылки определен в три года, считая с 9 сентября 1881 г. Занимался изучением Колымского округа в географическом и этнографическом отношениях. В дек. 1883 г. вследствие болезни переведен в Верхоленск (Иркутск. губ.), а затем в Киренск. По окончании срока в сент. 1884 г. выехал в Херсон, где служил сначала в земск. статистическ. бюро, занимаясь разработкою эпидемических сведений. До 1892 г. жил в Херсоне под негласн. надзором и вращался в кругу поднадзорных. В 1892 г. поступил земск. землемером в Елисаветградск. уездн. земство. Переселился в Елисаветград и занимался общественно-просветительной работою, продолжая находиться под негласн. надзором. Во время «недорода» в 1900—1901 г. г. в Елисаветградск. у. «распространял путем печати преувеличенные сведения о недороде и умалял значение оказываемой правительством помощи», вследствие чего по распоряжению губернатора уволен со службы. В 1901 г. выехал легально за границу (подлежал по возвращении тщательному таможен. обыску и аресту в случае нахождения чего-либо предосудительного). Жил в Париже; слушал лекции в Париже в Высш. русск. школе. В 1904 г. вместе с В. Волковым и Ив. Франко работал в Галиции и Буковине по изучению украинск. народа в этнографическ. и антропологическ. отношениях. В 1917 г. жил в Тирасполе, где принял деятельное участие в революции; был товарищем председателя местного Совета раб. и солд. депутатов и членом его исполкома. После октября 1917 г. организовал в городе музей и был его заведующим. Умер в Зиновьевске 28 дек. 1926 г.
Источник: Деятели революционного движения в России : Био-библиографический словарь : От предшественников декабристов до падения царизма / Под ред. Вл. Виленского-Сибирякова, Феликса Кона, А. А. Шилова [и др.] ; Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльно-поселенцев. - М. : Всесоюз. о-во полит. каторжан и ссыльно-поселенцев, 1927-1934. Т. 2 : Семидесятые годы : Вып. 3 : М - Р / Составлен А. А. Шиловым, М. Г. Карнауховой. - 1931. - стб. 837-1384 : фот.
Родился Рябков в июне 1848 года в Херсоне в небогатой семье отставного военного Захара Рябкова. В семье было шестеро детей. Захар Рябков оставил военную службу и увлекся рисованием. Он не имел художественного образования, и эта работа существенных доходов ему не приносила, но зато, как писал Павел Рябков в автобиографии, отец был счастлив.
Впрочем, небольших доходов художника-аматора хватило на то, чтобы дать всем своим детям приличное образование. Его старший сын Павел окончил Херсонскую губернскую гимназию и землемерно-таксаторские классы при ней и в 1868 году стал работать таксатором (оценщиком земли) в Херсонском губернском правлении.
Еще в гимназии Рябков увлекся идеями народников. И в 1873-1874 гг., как и многие прогрессивные молодые люди, занялся «бродячей пропагандой», «хождениями в народ». Главной задачей «ходоков» было распространение социалистических идей среди крестьян. И в 1874 году Рябкова арестовали – в рамках «Процесса 193-х», который охватил 37 губерний. Изначально по этому делу было арестовано более четырех тысяч человек. До суда дошли 193, и даже из этих 193-х многих оправдали. Молодого землемера Рябкова продержали пару месяцев в херсонской тюрьме и отпустили домой. Но вместо того, чтобы вернуться на службу, Рябков со своим другом Лангансом уехали в Киев и занялись подготовкой покушения на киевского генерал-губернатора Черткова.
Планы этого покушения и значительное количество запрещенной литературы обнаружили у них на квартире в 1879 году. Рябкова опять арестовали и сослали в Восточную Сибирь. Колымское окружное политическое управление так характеризовало ссыльного: «Государственный преступник, не женат, 32-х лет, вероисповедания православного, сослан из Киева за политическую неблагонадежность в административном порядке, определенных занятий не имеет, все время проводит за чтением научных книг».
Ссылая образованных молодых людей в Восточную Сибирь, на Дальний Восток и т. п., российское правительство убивало тогда двух зайцев. Ссыльные, среди которых были врачи, учителя, инженеры, немало способствовали освоению этих территорий. Многие из них, от нечего делать, увлеклись этнографией – описанием быта и обычаев коренных народов. Академия наук, Петербургский институт этнографии, научные журналы одобрительно относились к их работе – принимали и публиковали их отчеты и статьи и даже неплохо за них платили. Рябков не стал исключением: в 1884-1887 годах в этнографических изданиях были опубликованы его работы «Полярные страны Сибири», «Очерки о путешествии от Средне-Колымска до Якутска» и т. п.
В 1889 году, после амнистии, Рябков вернулся в Херсонскую губернию. Судя по всему, в это время он женился на довольно обеспеченной женщине, потому что с начала 1900-х Павел Захарович Рябков и его жена Надежда Вениаминовна активно занимаются благотворительностью. В 1900-е спасал от голода крестьян Елисаветградского уезда, искал по городам и весям памятники материальной культуры украинцев, описывал обычаи чумаков. В 1901 году «за распространение через прессу завышенных данных про неурожай и занижение помощи голодающим, которую предоставило правительство», был уволен с должности земского землемера Елисаветграда, после чего сразу же уехал во Францию.
Рябков, который не имел возможности получить высшее образование в молодости, в 52 года становится самым старшим студентом Русской высшей школы общественных наук в Париже. Среди соучеников Рябкова были Лев Троцкий и Анатолий Луначарский.
В 1910-е боролся против хищения земли в Елисаветграде, застройки зеленых зон и берегов Ингула. В 1920-е стал первым директором краеведческого музея и читал лекции по истории рабочим и крестьянам.
Павел Захарович Рябков умер в Зиновьевске в 1927 году и был похоронен на Петро-Павловском кладбище.
Выдержки из источника
При использовании материалов сайта обязательна ссылка на источник.