ЯКУТСКАЯ ПОЗЕМЕЛЬНАЯ ОБЩИНА.

ВОСТОЧНОЕ ОБОЗРЕНIЕ №23, 9 iюня 1883

Всѣ земли находятся въ вѣчномъ владѣніи и пользованіи якутскихъ обществъ1). Каждое якутское общество (наслѣгъ) имѣетъ свой районъ земли, которою распоряжается общество; частной собственности на землю нѣтъ вовсе. Каждый членъ даннаго общества (якутскаго) имѣетъ неотъемлемое право на опредѣленный участокъ земли; съ другой стороны, никакой членъ общины не въ правѣ и отказаться отъ участія въ общинномъ землевладѣніи: это принудительное, такъ-сказать, надѣленіе землей обусловливается тѣмъ, что подати (ясакъ), въ понятіяхъ якутовъ, платятся не съ души, а съ земли, такъ-что кто, почему либо, не пользуется долей въ общинной землѣ, тотъ и не платитъ государственныхъ податей, — и наоборотъ; кто, по бѣдности, не въ состояніи платить государственныхъ податей, тотъ не получаетъ доли въ общинной землѣ. Якуты не понимаютъ и не хотятъ знать подушной подати; они считаютъ ее поземельной и перекладываютъ на земли. Участокъ земли, отводимый каждому двору, соразмѣряется съ числомъ мужскихъ взрослыхъ душъ, его составляющихъ. На каждую взрослую мужскую душу полагается такой участокъ покосной земли, съ котораго можетъ быть собрано сѣна на десять скотинъ. — Но здѣсь и кончается сходство якутскаго землевладѣнія съ русскимъ. Участокъ отводится у якутовъ отдѣльнымъ членамъ въ безсрочное пользованіе, и передѣловъ нѣтъ. Это значитъ, что данный участокъ покосной земли можетъ оставаться за даннымъ дворомъ неопредѣленное число лѣтъ, переходя даже изъ поколѣнія въ поколѣніе, по наслѣдству2). Конечно, de jure, общество, какъ верховный распорядитель земли, имѣетъ право во всякое время отнять у даннаго члена его участокъ и замѣнить его другимъ. Но на практикѣ, de facto, потомственное пользованіе даннымъ участкомъ, — особенно если участокъ хорошъ и принадлежитъ богачу, — составляетъ повсемѣстное и господствующее явленіе у якутовъ. Итакъ, безсрочность пользованія и отсутствіе передѣловъ — вотъ капитальное отличіе якутскаго землевладѣнія отъ русскаго. Уже это одно способно значительно парализовать, и парализуетъ въ дѣйствительности, всѣ блага общиннаго землевладѣнія. Скажутъ, быть можетъ, что, при обиліи земли въ этихъ мѣстахъ, обусловливаемомъ крайнею рѣдкостью населенія, отсутствіе передѣловъ не составляетъ особенной важности. Совершенно вѣрно, что земли — обиліе. Но тѣ земельные участки, которые лежатъ ближе къ городу или къ болѣе населенному пункту, обрѣтаются всегда и вездѣ въ необходимо ограниченномъ количествѣ; то-же самое слѣдуетъ сказать и объ особенно хорошихъ, по естественнымъ своимъ качествамъ, лугахъ: всѣ таковыя земли составляютъ, такъ сказать, естественную монополію; а при отсутствіи передѣловъ, онѣ являются и искусственной монополіей, монополіей отдѣльныхъ лицъ, въ ущербъ правамъ другихъ общинниковъ.

1) По показаніямъ достовѣрныхъ лицъ, право на вѣчное владѣніе и пользованіе якуты объясняютъ тѣмъ, что землю они послѣ покоренія ихъ купили и даже выторговали у ясачныхъ коммиссій, за что и платятъ ясакъ. Считая эту землю своею неотъемлемою собственностью, они считаютъ крайне несправедливой всякую урѣзку отъ нихъ земли русскимъ, подчиняясь этому изъ страха.

2) Но продавать или закладывать своего участка общинникъ не имѣетъ права.

Другая, но менѣе важная, отличительная черта якутской общинной жизни состоитъ въ характерѣ самаго „общества", распредѣляющаго земли. Общество это уже совсѣмъ не то, что сельское общество русское, русскій сельскій сходъ. Хотя правомъ голоса на общественныхъ сходахъ у якутовъ пользуется каждый платящій подати общинникъ, но это право почти фиктивное. Въ этомъ отношеніи якуты стоять неизмѣримо ниже русскихъ крестьянъ: якуты такъ забиты жизнью и исторіей, что на сходахъ они не смѣютъ и пикнуть противъ богатыхъ однообщественниковъ, кучка которыхъ (богачей) полновластно распоряжается всѣми общественными дѣлами: распредѣленіемъ земли и отводомъ участковъ, раскладкой податей и натуральныхъ повинностей и пр. Извѣстно, что на русскихъ сельскихъ сходахъ богатые общинники и кулаки пользуются значительнымъ вліяніемъ и властью; но и бѣднѣйшіе русскіе общинники имѣютъ всегда ясное сознаніе своихъ правъ въ рѣшеніи общественныхъ дѣлъ, правъ, которыя и не думаютъ оспоривать ихъ богатѣйшіе собратья и кулаки, пользующіеся лишь своимъ вліяніемъ, чтобы или обойти, или запугать остальныхъ; на русскихъ сходахъ есть борьба мнѣній и партій. Совсѣмъ другое дѣло у якутовъ; якутъ, если онъ бѣденъ, почти не имѣетъ никакого сознанія своихъ правъ, которыя богатый якутъ отрицаетъ и презираетъ. Въ каждомъ якутскомъ обществѣ есть небольшая кучка богачей (большей частью, торгующихъ), которые составляютъ настоящую олигархію, полновластную и деспотическую3). Староста и старшины (выборные, какъ и въ Россіи), если они не принадлежатъ сами къ числу этихъ богачей, находятся въ полной нравственной зависимости отъ нихъ и являются покорными слугами олигархіи. Если какой-нибудь бѣднякъ и рѣшится иногда заявить на сходѣ что-либо ненравящееся богачамъ, то, нерѣдко, тѣ прямо велятъ старостѣ отвести его въ „сибирку “ (русскую „холодную").

3) Вліяніе кулаковъ крестьянъ и захватъ ими лучшихъ угодій намѣчается и въ нѣкоторыхъ русскихъ общинахъ особенно въ Сибири, поэтому явленіе это приписывать одной только якутской общинѣ нельзя.

Понятно, какое громадное вліяніе на общинное пользованіе имѣетъ эта кучка богачей; всѣ лучшія покосныя мѣста отводятся имъ, причемъ число душъ здѣсь, для богачей, не имѣетъ уже никакого значенія; имъ отводится столько покосу, сколько имъ нужно для своихъ многочисленныхъ стадъ скота. Государственныя же подати они платятъ, все-таки, лишь по числу мужскихъ душъ въ семьѣ. Напротивъ того, бѣдные члены общества получаютъ самые худые участки земли, такъ-что часто совсѣмъ и не пользуются ими, бросаютъ ихъ (особенно, когда участокъ отводится имъ верстъ за 200 отъ ихъ жилья, что далеко не рѣдкость), а подати все-таки должны они платить за нихъ, по числу мужскихъ душъ. И ужъ, конечно, имъ общество не дастъ больше земли, чѣмъ сколько имъ приходится по числу мужскихъ душъ въ семьѣ.

Какъ видитъ читатель, въ области землевладѣнія, равноправіе у якутовъ далеко не такъ развито, какъ въ русскомъ крестьянствѣ. А между тѣмъ, якутское міровоззрѣніе, нравы и обычаи отличаются большей патріархальностью и носятъ на себѣ печать большей древности, чѣмъ у русскаго крестьянства, — слѣдовательно, общинные принципы у якутовъ, казалось, должны бы быть сильнѣе развиты, чѣмъ у русскихъ. Чѣмъ же объяснить это противорѣчіе? За неимѣніемъ положительныхъ данныхъ, я позволю себѣ сдѣлать здѣсь одно предположеніе. Нельзя-ли объяснить это слабое развитіе общинности въ области землевладѣнія у якутовъ — просто тѣмъ фактомъ, что земля у якутовъ далеко не играетъ той важной соціальной роли, какъ у земледѣльческихъ народовъ, не играетъ даже теперь, а лѣтъ 200 тому назадъ, до русской колонизаціи сѣверо-восточной Сибири, играла еще несравненно меньшую роль, такъ какъ въ то время охота за пушнымъ звѣремъ, и впослѣдствіи скотоводство, составляли, вѣроятно, главнѣйшую основу экономической жизни якутовъ. Слѣдовательно, якуты не имѣли еще, такъ-сказать, времени и нужды выработать тѣ стороны общинной жизни, которыя успѣло выработать русское крестьянство, искони земледѣльческое. Это предположеніе тѣмъ вѣроятнѣе, что даже въ XV столѣтіи и позже общинное владѣніе у русскихъ крестьянъ имѣло тѣ-же черты и то-же слабое развитіе, какъ и у современныхъ якутовъ. Вотъ что говоритъ Бѣляевъ объ этомъ періодѣ русской исторіи: „Ежели крестьяне сидѣли на общинной или черной землѣ, то они пользовались ею только, какъ члены общины, получая въ надѣлъ извѣстные участки или эти земли въ безсрочное пользованіе, такъ что на одномъ и томъ же участкѣ крестьянинъ могъ сидѣть цѣлую жизнь и передавалъ его своимъ наслѣдникамъ, но, разумѣется, съ неизмѣннымъ условіемъ быть членомъ общины и тянуть всѣ общинные разрубы и разметы. Этотъ участокъ земли до нѣкоторой степени представлялъ какъ бы собственность крестьянина; онъ могъ даже отдавать его въ закладъ и продавать, только съ условіемъ, чтобы тотъ, кто приметъ отъ него этотъ участокъ, тянулъ всѣ общинные разрубы и разметы..."4). Такимъ образомъ, можно думать, что землевладѣніе у якутовъ, достигши извѣстной ступени общиннаго развитія, на ней пока и остановилось.

4) „Крестьяне на Руси“, второе изданіе, стр. 33 и 34.

И такъ, слѣдовъ первобытнаго равенства у якутовъ слѣдуетъ искать не въ сферѣ землевладѣнія, а въ другихъ промыслахъ и въ области движимой собственности. Патріархальность якутовъ, сравнительно съ русскимъ крестьянствомъ, заставляетъ думать, что у якутовъ этихъ слѣдовъ должно оставаться гораздо больше, чѣмъ у послѣдняго. Мы, къ сожалѣнію, могли пока собрать лишь самыя скудныя и отрывочныя свѣдѣнія по этому интересному вопросу; но и они, все-таки, нѣсколько подтверждаютъ такое предположеніе. Приведу нѣкоторые факты.

Якуты живутъ не деревнями, а отдѣльными юртами, отстоящими одна отъ другой иногда на 3 версты, а иногда и на 40 или 50 верстъ. Отъ скуки, иногда по дѣлу, якуты чрезвычайно любятъ, особенно зимою, разъѣзжать по своимъ сосѣдямъ, ближнимъ и дальнимъ, иногда за 100 и больше верстъ. Во время этихъ разъѣздовъ, они останавливаются на ночлегъ въ той юртѣ, которая подвернется, и почти всегда случается, что эта юрта биткомъ набита другими проѣзжающими (по столь-же важнымъ дѣламъ). И вотъ, хозяинъ юрты, по крѣпко установившемуся обычаю, всю эту массу проѣзжающихъ кормитъ и поитъ даромъ, часто въ теченіи нѣсколькихъ дней; случается, что въ одинъ вечеръ у хозяина уходитъ на это пуда три мяса. При этомъ, всѣмъ находящимся въ юртѣ, бѣднымъ и богатымъ, дѣтямъ и взрослымъ, дается по совершенно равной части. Единственнымъ вознагражденіемъ хозяина, или, лучше сказать, утѣшеніемъ, служитъ то, что и его угостятъ такимъ-же образомъ, когда онъ попадетъ куда-нибудь, въ свою очередь, въ число проѣзжающихъ. Это даровое и равное угощеніе представляется мнѣ однимъ изъ остатковъ того времени, когда всѣ члены общества составляли одно солидарное цѣлое, въ которомъ все было общее, и понятія „мое“ и „твое“ вовсе не существовали5).

5) Тѣмъ же можетъ быть объяснено существующее обыкновеніе у кочевниковъ — бѣднякамъ являться къ богатымъ родичамъ въ случаѣ бѣдствія и кормиться у нихъ. Тотъ, кто имѣетъ, долженъ, по первобытнымъ понятiямъ, дѣлиться съ тѣмъ, кто не имѣетъ.

Такимъ-же остаткомъ первобытнаго равенства представляется и еще одинъ фактъ, встрѣчаемый не только у якутовъ, но и у всѣхъ вообще дикарей и полудикарей, — фактъ, о которомъ давно прокричали путешествующіе цивилизованные филистеры. Этотъ фактъ — такъ-называемое „попрошайничество". Прочтите любое описаніе какого-либо европейскаго туриста, и вы навѣрное сейчасъ встрѣтитесь съ негодующимъ замѣчаніемъ о „неисправимомъ попрошайничествѣ этихъ дикарей". Я тоже, вступивши впервыѣ въ якутскую юрту, былъ пораженъ этой чертой. Я вошелъ въ довольно приличную, не очень бѣдную юрту, служившую почтовой станціей на трактѣ. Когда вскипѣлъ мой мѣдный чайникъ съ чаемъ, хозяйка любезно поставила на столъ столько чистенькихъ фарфоровыхъ чашекъ, сколько въ юртѣ было людей — и, такимъ образомъ, я во всѣ чашки долженъ былъ наливать чаю, долженъ былъ угостить всѣхъ членовъ ея многочисленной семьи... Когда, послѣ чаю, я закурилъ трубку, хозяйка съ большимъ достоинствомъ подошла ко мнѣ и протянула руку, и я долженъ былъ удѣлить ей немного табаку... Но можно-ли все это назвать попрошайничествомъ? Не думаю. Тутъ не просятъ, а просто какъ бы принимаютъ должное. Остатки первобытной солидарности и гостепріимства сохранились еще настолько, что якутъ какъ бы считаетъ себя въ нѣкоторомъ правѣ пользоваться вашимъ, когда у него нѣтъ своего, даже отъ русскаго. Понятно, что цивилизованный человѣкъ, воспитанный въ сферѣ другихъ привычекъ, не можетъ этого переварить и считаетъ это попрошайничествомъ.

Рядомъ съ этимъ, мы однако не можемъ не отмѣтить проявленіе извѣстнаго индивидуализма. Рознь между богатыми и бѣдными — громадная. Есть черты, просто поражающія наблюдателя: напримѣръ, развивающаяся поголовная страсть якутовъ къ ростовщичеству и торгашеству. Въ этомъ отношеніи якуты стоятъ далеко ниже русскихъ крестьянъ. Послѣдніе относятся враждебно къ кулачеству и торговлѣ, считаютъ ихъ грѣхомъ, а единственно честнымъ трудомъ — хлѣбопашество. Не такъ якуты: самый бѣдный якутъ, если у него имѣется какой-нибудь одинъ рубль, при удобномъ случаѣ, съ радостью одолжитъ его такому-же, какъ онъ самъ, бѣдняку на нѣсколько дней за огромный процентъ, считая это вполнѣ законнымъ дѣломъ; всякій якутъ, хотя-бы самый бѣдный, готовъ, при всякомъ удобномъ случаѣ, сдѣлать какой-либо, хотя бы грошовый торгашескій гешефтъ, а о торговой карьерѣ мечтаетъ, какъ о раѣ, недоступномъ ему лишь за неимѣніемъ какихъ-нибудь 25-ти рублей для „начала дѣла". Поэтому, мелкое торгашество, покупка для перепродажи необычайно развиты у якутовъ. Въ этомъ отношеніи, якуты часто напоминаютъ... евреевъ.

Такія смѣшанныя черты не даютъ возможности выяснить вполнѣ складъ якутской инородческой общины, которая потребуетъ внимательнаго изученія, но тѣмъ любопытнѣе будетъ прослѣдить въ ней два взаимно борющіяся начала.

Старожилъ.

(OCR: Аристарх Северин)