X.
Апелляція. Путь въ Александровскую тюрьму.
Приговоръ якутскаго окружнаго суда не удивилъ насъ жестокостью — на то и существуютъ коронные суды, чтобы для крамольниковъ «репрессія была достаточной». И каждому изъ насъ, съ точки зрѣнія личнаго благополучія, этотъ приговоръ былъ не страшенъ, — мы были готовы къ большему.
Но съ момента произнесенія судебнаго рѣшенія предъ нами ставился вопросъ: считать-ли дѣло нашего протеста законченнымъ или продолжать начатую борьбу? Практически это сводилось къ вопросу о подачѣ или неподачѣ апелляціоннаго отзыва. Надо было рѣшить: цѣлесообразно-ли, съ точки зрѣнія интересовъ общаго дѣла — нашего протеста — безпрекословно подчиниться вопіюще-несправедливому приговору, не добившись судебнаго рѣшенія по главному вопросу — о «законности» всѣхъ распоряженій и циркуляровъ Кутайсова относительно политическихъ ссыльныхъ.
У насъ въ тюрьмѣ начались безконечные, страстные дебаты, при участіи защитниковъ, на тему о дальнѣйшей тактикѣ, за и противъ апелляціи. Вначалѣ, подъ непосредственнымъ впечатлѣніемъ судебной комедіи и возмутительнаго приговора, огромное большинство товарищей и слышать не хотѣло объ апелляціи. Но съ объявленіемъ мотивированнаго приговора и «особаго мнѣнія» члена суда Л. А. Соколова, когда всѣ увидѣли, какъ неожиданно-великъ оказался успѣхъ нашихъ разоблаченій и борьбы съ лжесвидѣтельствомъ, настроеніе большинства сразу измѣнилось, и число товарищей, считавшихъ необходимымъ подачу апелляціи, съ начальныхъ 7-ми возросло до 33 человѣкъ. Мы всѣ оставались еще подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ «праваго и милостиваго» суда, гдѣ истинные виновники кроваваго столкновенія фигурировали въ роли нашихъ обвинителей, а приговоръ былъ заранѣе продиктованъ свыше, но теперь въ глазахъ большинства неблагопріятныя условія торжества правды лишь ярче оттѣняли успѣшность нашей борьбы.
Исходъ судебнаго процесса въ первой инстанціи блестяще доказалъ вѣрность принятой нами тактики — своимъ активнымъ участіемъ въ судебномъ разбирательствѣ, борьбой съ лжесвидѣтельствомъ и раскрытіемъ правды, мы добились того, что коронные судьи были вынуждены офиціально, въ мотивированномъ приговорѣ, признать незаслуживающими довѣрія показанія всѣхъ свидѣтелей обвиненія, а одинъ изъ двухъ членовъ суда въ «особомъ мнѣніи» цѣликомъ сталъ на нашу точку зрѣнія.
А главное, фактически намъ удалось превратить свой процессъ въ судъ надъ графомъ Кутайсовымъ и агентами-исполнителями его предначертаній. Мы заставили коронныхъ судей выслушать цѣлый рядъ обвинительныхъ рѣчей о противозаконности кутайсовскихъ циркуляровъ и созданныхъ ими невыносимыхъ условіяхъ существованія политическихъ ссыльныхъ въ Сибири.
При такихъ условіяхъ тѣмъ болѣе чудовищнымъ являлся каторжный приговоръ, вынесенный якутскимъ окружнымъ судомъ. Несомнѣнно, этотъ безпримѣрный приговоръ имѣлъ громадное агитаціонное значеніе и своей жестокостью и по абсолютному равенству наказанія для всѣхъ участниковъ протеста.
Но, — говорили стоявшіе за апелляцію, — развѣ его агитаціонное значеніе повысится отъ того, что мы проявимъ «тупую покорность тяжелой судьбѣ», или понизится, если мы возвысимъ голосъ протеста противъ опричниковъ въ судейскомъ мундирѣ и продолжимъ начатую борьбу?
Въ основѣ болѣе или менѣе рѣзко отрицательнаго отношенія части нашихъ товарищей къ подачѣ апелляціоннаго отзыва лежали три главныхъ мотива:
1) голосъ непосредственнаго чувства негодованія и презрѣнія къ тому, что называется въ Россіи «правосудіемъ», особенно въ отношеніи къ революціонерамъ; 2) укоренившійся изъ практики уголовныхъ дѣлъ взглядъ, что подача апелляціи равносильна исканію и ожиданію отъ суда «милости», желанію «смягчить свою участь» и 3) мнѣніе нѣкоторыхъ товарищей, особенно страстныхъ противниковъ апелляціи, что обращеніе къ высшей судебной инстанціи, какъ и вообще къ «офиціальнымъ учрежденіямъ» недопустимо, несовмѣстимо съ достоинствомъ революціонеровъ. *)
*) Къ сожалѣнію, въ дѣлѣ не имѣется, и мы не смогли достать заявленія въ судебную палату неапеллировавшихъ товарищей, въ которомъ они мотивировали свой отказъ подать апелляцію. Его счелъ „неудобнымъ для пропуска“ и возвратилъ имъ прокуроръ судебной палаты, злоупотребляя 234 ст. Положенія о содержащихся подъ стражей.
Что-же отвѣчали на это защитники необходимости протестовать возмутительный приговоръ якутскаго суда.
Товарищамъ, просто заявлявшимъ «я не могу, мнѣ противно!»... мы говорили, что считаемъ безусловно не допустимымъ руководствоваться чувствомъ личной пріятности или непріятности въ общемъ дѣлѣ, касающемся не только насъ всѣхъ, но и жизненныхъ интересовъ цѣлой ссылки.
Переговоры съ губернаторомъ за время протеста и активное участіе на судѣ тоже не доставляли каждому изъ насъ лично удовольствія, но мы дѣлали это потому, что считали необходимымъ въ интересахъ достиженія положительныхъ и агитаціонныхъ цѣлей нашего протеста. Исключительно этимъ должны мы руководствоваться и рѣшая вопросъ объ апелляціи.
Не мало громкихъ, но, къ сожалѣнію, мало убѣдительныхъ словъ было наговорено въ пылу полемики на тему о «смягченіи участи».
«Мы не ждемъ отъ суда милости!»... «Мы не хотимъ отъ правительства смягченія участи»!... «Мы не желаемъ помогать самодержавію выйти изъ затруднительнаго положенія!» — подъ такими и подобными лозунгами велась борьба противъ апелляціи. Какъ будто мы, апеллянты, ждали милости отъ классовой юстиціи? Будто мы добивались отъ самодержавнаго правительства «смягченія участи», жаждали выручить нашихъ заклятыхъ враговъ изъ затруднительнаго положенія?
Не хуже товарищей контръ-апеллянтовъ знали мы, что «бываютъ моменты, когда»... столь дикіе приговоры, какъ нашъ, становятся неудобны правительству.
Но мы полагали, что дѣйствительно затруднительное положеніе для правительства создается не тѣми, кто мирится съ вопіющимъ приговоромъ и обрываетъ начатую борьбу, а тѣми, кто протестуетъ и борется до конца, добиваясь полнаго успѣха общему дѣлу.
Мы прекрасно знали, что у правительства есть легкое и очень выгодное самодержавію средство «выйти изъ затруднительнаго положенія» — Высочайшее помилованіе, «смягченіе участи» осужденныхъ путемъ царскаго манифеста. И мы считали нелогичнымъ — бояться вреднаго съ агитаціонной точки зрѣнія, но могущаго такъ-же легко быть, какъ и не быть «смягченія участи» путемъ измѣненія судебнаго приговора, которое явится вынужденнымъ для правительства, побочнымъ результатомъ нашей дальнѣйшей борьбы за реализацію цѣлей якутскаго протеста и не видѣть, что, прекращая эту борьбу, мы тѣмъ самымъ, въ случаѣ дѣйствительной «затруднительности» правительства, оставляли за нимъ блестящій выходъ — путь царской милости. — Мы, во всякомъ случаѣ, предпочитали вынудить измѣненіе приговора борьбой, а не ждать его отмѣны Высочайшимъ манифестомъ о помилованіи.
Послѣ того, какъ нами былъ разрушенъ до основанія карточный домикъ лжесвидѣтельства по дѣлу протеста, когда судъ офиціально призналъ негодность показаній всѣхъ свидѣтелей обвиненія, и безусловная правдивость нашихъ объясненій признана и однимъ изъ членовъ суда въ его «особомъ мнѣніи», теперь намъ важно было, для успѣшнаго завершенія дѣла якутскаго протеста, добиться отъ судебной палаты или правительствующаго сената новаго рѣшенія по двумъ главнымъ вопросамъ:
1) дѣйствительно-ли нашъ протестъ былъ вооруженнымъ возстаніемъ согласно 263 и 268 ст. Улож. о наказ. или только сопротивленіемъ незаконнымъ распоряженіямъ и дѣйствіямъ правительства?
2) дѣйствительно-ли циркуляры военнаго генералъ-губернатора Восточной Сибири Кутайсова, создавшіе невыносимыя условія жизни для политическихъ ссыльныхъ, были законны даже съ точки зрѣнія дѣйствующаго въ Россіи права?
Мы полагали, что необходимо различать характеръ «обращенія къ офиціальнымъ учрежденіямъ и лицамъ». И если обращеніе къ нимъ съ цѣлью «смягченія участи» и выпрашиванія «милости» дѣйствительно является недопустимымъ въ средѣ революціонеровъ, преступнымъ съ точки зрѣнія интересовъ общаго дѣла, такъ «обращеніе», какъ средство дискредитированія этихъ учрежденій, съ цѣлью достиженія нашихъ требованій, мы считали одной изъ дѣйствительныхъ формъ борьбы съ царящимъ произволомъ.
Отъ судебной палаты и сената мы хотѣли добиться одного изъ двухъ: утвержденія стараго приговора или существеннаго измѣненія его. Въ первомъ случаѣ неизмѣримо повысилось-бы агитаціонное значеніе этого вопіющаго «юридическаго убійства», а существенное измѣненіе приговора въ нашемъ дѣлѣ явилось-бы прямымъ осужденіемъ системы гр. Кутайсова, признаніемъ беззаконности его циркуляровъ о политическихъ ссыльныхъ. Въ обоихъ случаяхъ дѣло нашего протеста могло только выиграть, и наша борьба на судѣ являлась непосредственнымъ продолженіемъ борьбы за баррикадами «Романовки».
На вышеизложенныхъ основаніяхъ значительное большинство товарищей и рѣшило опротестовать каторжный приговоръ якутскаго окружнаго суда.
Окончательное рѣшеніе было принято нами лишь наканунѣ отправки въ Александровскъ, и составленіе апелляціоннаго отзыва мы довѣрили защитникамъ — А. С. Зарудному и В. В. Беренштаму, которые, оставшись въ Якутскѣ, написали и подали его въ судебную палату уже послѣ нашего отвѣта. Ниже мы приводимъ этотъ апелляціонный отзывъ нашихъ защитниковъ, за исключеніемъ мѣстъ, повторяющихъ дословно юридическую аргументацію рѣчи А. С. Заруднаго или фактическія доказательства В. В. Беренштама.
Въ Иркутскую Судебную Палату
ЗАЩИТНИКОВЪ ПОДСУДИМЫХЪ:
1) Г. Вардоянца, 2) Д. Викера, 3) Ольги Викеръ, 4) Д. Виноградова, 5) М. Габронидзе, 6) С. Гельмана, 7) А. Гинцбурга, 8) М. Доброжгенидзе, 9) А. Добросмыслова, 10) П. Дронова, 11) Стефаниды Жмуркиной (она-же Костюшко-Валюжаничъ), 12) А. Израильсона, 13) Н. Кагана, 14) М. Каммермахера, 15) И. Костолянца, 16) А. Костюшко-Валюжанича, 17) М. Лаговскаго, 18) А. Медяника, 19) А. Мисюкевича, 20) В. Перазича (Солодухо), 21) О. Погосова, 22) B. Рабиновича, 23) И. Ржонцы, 24) Анны Розенталь, 25) П. Розенталя, 26) Ревекки Рубинчикъ, 27) Л. Рудавскаго, 28) Л. Соколинскаго, 29) П. Теплова, 30) Л. Теслера, 31) И. Хацкелевича, 32) И. Центерадзе и 33) Песи Шрифтейликъ, обвиняемыхъ по ст. 263 и 268 Улож. о наказ. — присяжныхъ повѣренныхъ Владиміра Вильямовича Беренштама, и Александра Сергѣевича Заруднаго, проживающихъ въ C.-Петербургѣ,
АПЕЛЛЯЦІОННЫЙ ОТЗЫВЪ.
Приговоромъ Якутскаго Окружнаго Суда 30 іюля — 8 августа 1904 г., объявленнымъ въ окончательной формѣ 21 августа, названные довѣрители наши признаны виновными въ преступленіяхъ, предусмотрѣнныхъ ст. 263 и 268 улож. о наказ., и присуждены къ лишенію всѣхъ правъ состоянія и ссылкѣ въ каторжныя работы на 12 лѣтъ.
Приговоръ этотъ мы признаемъ неправильнымъ по существу и притомъ постановленнымъ съ такими нарушеніями установленныхъ формъ и обрядовъ судопроизводства, которыя существенно повредили интересамъ защиты.
I). Окружный судъ, признавая довѣрителей нашихъ виновными въ возстаніи, предусмотрѣнномъ ст. 263 Улож. о нак., не вошелъ вовсе въ обсужденіе вопроса о томъ, были-ли законны домогательства подсудимыхъ, для поддержанія которыхъ они совершили вмѣняемыя имъ въ вину дѣянія. По разсужденію окружнаго суда — «въ нѣкоторыхъ указанныхъ закономъ случаяхъ преступность неисполненія или неповиновенія распоряженію правительственной власти обусловливается тѣмъ, было-ли распоряженіе законнымъ (2-9 ст. Уст. о наказ., 271 ст. Улож).; во всѣхъ такихъ случаяхъ, судъ, конечно, обязанъ войти въ разсмотрѣніе этого вопроса, но по настоящему дѣлу, въ виду совершенія подсудимыми преступленія, предусмотрѣннаго 263 ст. Улож. о наказ., въ числѣ признаковъ коей не указывается на это обстоятельство, — и по самому существу этого карательнаго закона н не можетъ быть указываемо, — судъ вышелъ-бы изъ предѣловъ предоставленной ему компетенціи и власти, подвергая разбору вопросъ о законности изданныхъ высшею правительственной властью, въ отношеніи политическихъ ссыльныхъ въ Сибири, распоряженій, на изданіе коихъ эта власть уполномочена закономъ» (печатная копія приговора, стр. 10).
Посему окружный судъ, усматривая составъ возстанія въ томъ, что подсудимые, — подавъ губернатору и министру внутреннихъ дѣлъ просьбы объ отмѣнѣ циркулярныхъ распоряженій генералъ-губернатора, касающихся политическихъ ссыльныхъ въ краѣ, — вооружились, засѣли въ частномъ домѣ, обращенномъ ими «въ своего рода крѣпость», и объявили, что пока означенныя распоряженія не будутъ отмѣнены, они будутъ отстаивать свои права съ оружіемъ въ рукахъ (стр. 9), — оставилъ совершенно безъ разсмотрѣнія указанія защиты на незаконность упомянутыхъ циркулярныхъ распоряженій и на вытекающее отсюда отсутствіе въ предъявленной подсудимыми властямъ просьбѣ того караемаго неповиновенія властямъ, которое является существеннымъ элементомъ состава преступленія всякаго сопротивленія властямъ. Допуская въ своемъ приговорѣ, что соображенія защиты по этому вопросу не были имъ, судомъ, вполнѣ поняты (говоря о «взглядѣ» защиты, судъ употребляетъ выраженіе «повидимому» — стр. 9), — окружный судъ счелъ въ то же время возможнымъ выразиться, что этотъ взглядъ защиты «несовмѣстимъ съ элементарнѣйшими, присущими всякому человѣку съ обычнымъ уровнемъ сознанія и пониманія дѣйствительности, понятіями о законѣ и подзаконности всѣхъ и каждаго» и далѣе сдѣлать намекъ на какую-то «пелену», которою защита старалась «скрыть истинныя очертанія предметовъ» (стр. 9).
Отказываясь понять послѣдній, крайне неясно выраженный, намекъ окружнаго суда, мы въ то же время не можемъ, прежде всего, не считать для насъ, присяжныхъ повѣренныхъ, оскорбительными вышеприведенныхъ выраженій, допущенныхъ въ приговорѣ суда, и въ этомъ отношеніи мы, въ силу ст. 250 Учр. суд. уст. и 347 Улож. о наказ., отдаемъ себя подъ защиту судебной палаты.
Обращаясь къ разсмотрѣнію указаннаго вопроса по существу, мы находимъ, что не «взглядъ», проведенный на судѣ защитою, а соображенія приговора суда о безразличіи, при обвиненіи по ст. 263, степени законности дѣйствій властей, противъ которыхъ оказано сопротивленіе, и о недопустимости необходимой обороны противъ незаконнаго нападенія хотя-бы и низшихъ агентовъ власти (стр. 9) — находятся въ противорѣчіи съ началами науки русскаго уголовнаго права. Имѣя возможность, при тѣхъ условіяхъ, при коихъ пишется настоящій отзывъ, сдѣлать точныя ссылки лишь на немногіе, находящіеся у насъ подъ руками «элементарные» источники, мы въ нихъ находимъ достаточное подтвержденіе нашей мысли. Такъ, профессоръ Неклюдовъ, въ лекціяхъ, читанныхъ въ военно-юридической академіи (Спб., 1887 г., изд. Харченко, стр. 23) указываетъ на законность дѣйствій властей, какъ на необходимый признакъ для состава преступленія, предусмотрѣннаго ст. 263, и говоритъ, что «принужденіе къ законному дѣйствію возстанія не составляетъ, а должно быть наказываемо на основаніи общихъ постановленій о насиліи и т. д.». Такъ, профессоръ Харкуновъ, въ своихъ лекціяхъ: «Русское государственное право» (СПб., 1892 г., стр. 384—388) доказываетъ, что подданный долженъ подчиняться велѣніямъ органовъ власти лишь настолько, насколько велѣнія эти согласны съ закономъ, правомѣрны. Каждый отдѣльный органъ государственной власти имѣетъ власть лишь въ предѣлахъ закона. Разъ въ своихъ распоряженіяхъ онъ переступаетъ эти границы, дѣйствуетъ въ нарушеніе закона, велѣнія его не могутъ быть признаваемы обязательными для подданныхъ...
Признаніе обязательности и незаконныхъ распоряженій органовъ власти привело-бы къ замѣнѣ начала законности въ государственной жизни господствомъ ничѣмъ нерегулируемаго произвола... Компетентнымъ рѣшителемъ возникающихъ споровъ о законности распоряженій органовъ власти можетъ быть только судъ... За подданнымъ признается право не исполнять незаконныхъ распоряженій власти въ томъ смыслѣ, что признанная впослѣдствіи судомъ незаконность распоряженія служитъ основаніемъ освобожденія отъ отвѣтственности за оказанное неповиновеніе власти.
По этимъ соображеніямъ мы полагаемъ, что возбужденіе защитой вопроса, были-ли законны тѣ требованія и распоряженія властей, въ неповиновеніи которымъ обвиняются подсудимые — выражаетъ собою не «отрицаніе самыхъ основъ правопорядка и организованнаго въ государствѣ общежитія» (приговоръ, стр. 9), а, напротивъ того, полное уваженіе къ этимъ началамъ.
Преступленія возстанія или простого сопротивленія заключаютъ въ себѣ два момента: моментъ неповиновенія закону или административному распоряженію и моментъ насильственнаго или, во всякомъ случаѣ, активнаго ему сопротивленія. Для установленія судомъ наличности перваго момента необходимо признаніе судомъ законности тѣхъ распоряженій, которымъ оказано сопротивленіе, и, напротивъ того, незаконность тѣхъ предъявляемыхъ къ властямъ требованій, которыя виновными были поддержаны путемъ возстанія или сопротивленія. При признаніи судомъ распоряженій властей незаконными, первый моментъ будетъ отсутствовать, но послѣдующія за неповиновеніемъ насильственныя дѣйствія частныхъ лицъ могутъ при извѣстныхъ условіяхъ оказаться преступными дѣяніями другого рода, напр. убійствомъ, насиліемъ и т. п., но ни въ какомъ случаѣ не могутъ считаться сопротивленіемъ властямъ.
Посему мы ходатайствуемъ передъ судебной палатой сдѣлать то, чего не сдѣлалъ въ своемъ приговорѣ окружный судъ, войти въ разсмотрѣніе содержанія предъявленныхъ подсудимыми къ властямъ «требованій».
(Слѣдуетъ доказательство законности всѣхъ требованій подсудимыхъ, содержащееся въ защитительной рѣчи А. С. Заруднаго и потому здѣсь опускаемое).
По изложеннымъ соображеніямъ мы полагаемъ, что заявленія, поданныя подсудимыми якутскому губернатору и министру внутреннихъ дѣлъ и заключавшія въ себѣ вполнѣ законныя ходатайства, не могутъ разсматриваться какъ противозаконное неповиновеніе власти и быть первымъ изъ вышеуказанныхъ двухъ моментовъ въ составѣ преступленія сопротивленія властямъ.
II). Переходя ко второму моменту — активному и насильственному противодѣйствію властямъ — необходимо, какъ это сдѣлано и въ приговорѣ суда, разсмотрѣть отдѣльно дѣйствія подсудимыхъ помимо убійства рядовыхъ Кирилова, и Глушкова и, затѣмъ, обстоятельства, сопровождавшія означенныя убійства. Окружный судъ, усматривая составъ преступленія по ст. 263 въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ, предшествовавшихъ убійству Кириллова и Глушкова, формулируетъ эти дѣйствія слѣдующимъ образомъ:
«Подсудимые собрались въ числѣ нѣсколькихъ десятковъ лицъ въ домѣ инородца Романова, укрѣпили этотъ домъ баррикадами, блиндажами, обративъ его въ своего рода крѣпость, вооружились въ значительномъ количествѣ огнестрѣльнымъ и холоднымъ оружіемъ и, засѣвъ въ этой крѣпости, предъявили правительственной власти требованія объ отмѣнѣ циркулярныхъ распоряженій высшей правительственной власти въ краѣ, распоряженій, касающихся политическихъ ссыльныхъ въ краѣ, угрожая, что до тѣхъ поръ, пока распоряженія эти не будутъ отмѣнены, они, подсудимые, не остановятся передъ самыми крайними мѣрами, будутъ отстаивать свои права съ оружіемъ въ рукахъ, не останавливаясь ни передъ какими жертвами» (стр. 9).
Въ приведенныхъ дѣйствіяхъ окружный судъ усматриваетъ составъ «явнаго возстанія», «сопровождавшагося не только вооруженіемъ, но, несомнѣнно, и безпорядками и насиліемъ, ибо одно уже нахожденіе въ городѣ такого рода крѣпости, какимъ былъ домъ Романова, домъ, въ которомъ просверливались бойницы, производилось упражненія въ стрѣльбѣ, изъ котораго были выстрѣлы, не можетъ не быть разсматриваемъ какъ безпорядокъ, какъ угроза порядку, общественному спокойствію и безопасности населенія города» (стр. 9—10).
Съ своей стороны, мы находимъ, что, если исключить изъ приведенной формулировки указаніе на выстрѣлы, произведенные изъ дома Романова, о которыхъ будетъ рѣчь особо, то во всѣхъ остальныхъ указанныхъ дѣйствіяхъ не заключается полнаго состава преступленія, предусмотрѣннаго ст. 263, такъ какъ въ нихъ отсутствуетъ необходимый для состава сего преступленія элементъ насилія и активности противодѣйствія. Мы вовсе не признаемъ, какъ это полагаетъ о насъ судъ (стр. 9), чтобы запершіеся въ домѣ Романова ссыльные были «равноправною по отношенію къ правительственной власти воюющею стороною, автономнымъ цѣлымъ съ правами, противопоставляемыми правамъ противной стороны», и «основъ правопорядка» вовсе не «отрицаемъ». Мы отрицаемъ только одно — возможность для суда примѣнять данный уголовный законъ къ дѣйствіямъ или поступкамъ, этимъ закономъ не предусмотрѣннымъ. Поэтому мы думаемъ, что съ какимъ бы отрицаніемъ не относиться къ той формѣ, въ которой подсудимые выразили протестъ противъ административныхъ распоряженій, по нашему убѣжденію незаконныхъ, къ подсудимымъ не можетъ быть примѣненъ законъ, карающій за сопротивленіе властямъ, ибо такое преступленіе (мы не касаемся пока выстрѣловъ) мѣста не имѣло. Мы признаемъ, что подсудимые, доведенные до крайности тѣмъ безвыходнымъ положеніемъ, въ которое поставили политическихъ ссыльныхъ Якутской области послѣднія циркулярныя распоряженія мѣстной власти, рѣшились, для улучшенія своего положенія, на демонстрацію, выразившуюся въ подачѣ указанныхъ заявленій, сборѣ въ домѣ Романова и устройствѣ въ этомъ домѣ приспособленій для защиты отъ выстрѣловъ; мы не отрицаемъ, что они предполагали въ случаѣ насильственнаго ареста ихъ оказать сопротивленіе, но въ то же время мы полагаемъ, что демонстрація, подобная указанной, дѣйствующимъ уголовнымъ закономъ не предусмотрѣна и что угроза будущимъ сопротивленіемъ, по смыслу закона, является лишь обнаруженіемъ умысла, а укрѣпленія въ домѣ — приготовленіемъ къ сопротивленію, т. е. такими стадіями въ развитіи преступнаго дѣянія, которыя въ данномъ случаѣ не могутъ считаться наказуемыми. Затѣмъ во всѣхъ дальнѣйшихъ дѣйствіяхъ подсудимыхъ вплоть до выстрѣловъ 4 марта никакого насилія по отношенію къ властямъ не заключалось. Первоначальныя предположенія обвинительной власти, будто подсудимые силою не пустили къ себѣ въ домъ губернатора и полицеймейстера, на судебномъ слѣдствіи были вполнѣ опровергнуты, ибо не только «по объясненію подсудимыхъ на судѣ», какъ значится въ приговорѣ (стр. 4), но и по удостовѣренію свидѣтеля и.д. губернатора Чаплина — послѣднему, при входѣ въ домъ Романова, подсудимыми предложенъ былъ стулъ, чтобы перелѣзть черезъ встрѣтившееся препятствіе. Самое обращенное губернаторомъ къ подсудимымъ требованіе разойтись первоначально не заключало въ себѣ для подсудимыхъ обязательства исполнить это требованіе немедленно: по удостовѣренію свидѣтеля Чаплина, онъ предоставилъ подсудимымъ время для обсужденія этого требованія и разрѣшилъ имъ дать ему отвѣтъ впослѣдствіи.
Лишь послѣ убійства двухъ рядовыхъ 4 марта, губернаторъ потребовалъ отъ подсудимыхъ разойтись немедленно, и только съ этого момента начинается, по нашему мнѣнію, для подсудимыхъ неповиновеніе законному требованію власти, которое, однако, затѣмъ никакимъ насиліемъ со стороны подсудимыхъ не сопровождалось и, поэтому, если и можетъ караться, то лишь по 2 и 3 ч. 38 ст. устава о наказаніяхъ.
Поэтому, не касаясь пока произведенныхъ подсудимыми 4 марта выстрѣловъ, мы полагаемъ, что во всѣхъ остальныхъ вмѣняемыхъ имъ въ вину дѣйствіяхъ не заключается состава возстанія или сопротивленія властямъ, за отсутствіемъ въ сихъ дѣйствіяхъ момента насилія.
III). Независимо отъ этихъ общихъ соображеній объ отсутствіи въ дѣяніи подсудимыхъ (помимо сдѣланныхъ ими выстрѣловъ) состава сопротивленія властямъ вообще, нельзя не признать, что, во всякомъ случаѣ, ст. 263 Улож. примѣнена къ настоящему дѣлу неправильно и что дѣяніе подсудимыхъ, по своему характеру, ближе подходитъ къ сопротивленію второго вида, указанному въ ст. 270—272. Позволяемъ себѣ привести по этому поводу соображенія правительствующаго сената, изложенныя имъ въ рѣшеніи отъ 30 іюня 1893 г. по весьма аналогичному съ настоящимъ дѣлу о майкопскихъ безпорядкахъ, происшедшихъ при приведеніи въ дѣйствіе закона 3 іюля 1879 г. объ убоѣ зачумленнаго скота.
(Эти соображенія цитируются въ рѣчи А. С. Заруднаго и потому здѣсь опускаются).
Примѣняя приведенныя соображенія указаннаго рѣшенія сената къ настоящему дѣлу, мы, съ своей стороны, полагаемъ, что циркуляры, касающіеся порядка отбыванія ссылки административно-ссыльными иркутскаго генералъ-губернаторства, не могутъ считаться имѣющими болѣе общее значеніе и болѣе затрагивающими интересы всего населенія, чѣмъ законъ объ убоѣ зачумленнаго скота, и что, поэтому, сопротивленіе, оказанное примѣненію этихъ циркуляровъ, должно считаться сопротивленіемъ частнымъ, предусмотрѣннымъ ст. 270 Улож., а не общимъ, предусмотрѣннымъ ст. 263.
IV). Во время судебныхъ преній одинъ изъ защитниковъ намѣревался обсудить вопросъ, какой изъ двухъ дѣйствующихъ уголовныхъ кодексовъ — Уложеніе о наказаніяхъ или новое Уголовное уложеніе — долженъ быть примѣненъ къ настоящему дѣлу, ибо ст. 123 новаго Уложенія, предусматривающая вооруженное нападеніе скопищемъ на военный караулъ, т. е. такое именно дѣяніе, въ которомъ обвиняются подсудимые, въ настоящее время является уже дѣйствующимъ закономъ.
Предсѣдатель суда, однако, остановилъ защитника и не позволилъ ему совершенно говорить о новомъ уголовномъ уложеніи, въ виду того, что преступленія, предусмотрѣнныя имъ, подсудны судебнымъ палатамъ, окружный же судъ не въ правѣ примѣнять новое уложеніе.
Такой образъ дѣйствій предсѣдателя суда мы признаемъ не только не согласнымъ со ст. 612, 630 и 744 Уст. угол. суд., но и прямымъ превышеніемъ предсѣдателемъ предоставленной ему по закону власти, ибо защитникъ подсудимаго не можетъ быть лишенъ права оспаривать сдѣланную обвинительною властью квалификацію преступнаго дѣянія, въ коемъ обвиняется подсудимый, и правильность преданія послѣдняго суду.
Послѣдствіемъ такого противозаконнаго стѣсненія предсѣдателемъ правъ защиты было то, что окружный судъ не вошелъ вовсе въ обсужденіе такого вопроса, который прежде всего долженъ былъ быть разрѣшенъ судомъ, основывающимъ свои приговоры на законѣ.
Ходатайствуя передъ судебной палатою войти въ разсмотрѣніе указаннаго вопроса, мы позволяемъ себѣ по сему поводу привести слѣдующія соображенія:
Согласно закону 30 іюня 1904 г. (ст. 1031 Уст. угол. суд. въ новой редакціи), ст. 123 Уголовнаго уложенія, введенная уже въ дѣйствіе, предусматриваетъ два случая нападенія скопища на военный караулъ: 1) совершенное по политическимъ побужденіямъ и 2) учиненное не по означеннымъ побужденіямъ. Въ первомъ случаѣ виновные предаются суду въ особомъ порядкѣ, новымъ закономъ установленнымъ, во второмъ — они судятся по общимъ правиламъ Устава уголовнаго судопроизводства. Такъ какъ текстъ закона 30 іюня полученъ былъ въ Якутскѣ послѣ состоявшагося преданія суду по настоящему дѣлу, но до постановленія приговора, то судъ, разсматривавшій дѣло, долженъ былъ разрѣшить вопросъ, не примѣнимъ-ли къ настоящему дѣлу новый, и притомъ болѣе мягкій уголовный законъ, и въ утвердительномъ случаѣ направить дѣло къ надлежащему преданію суду.
Съ своей стороны, мы полагаемъ, что одно изъ двухъ: или на подсудимыхъ упадаетъ обвиненіе въ сопротивленіи менѣе важнаго, частнаго характера, и въ такомъ случаѣ ст. 263 Улож. о наказ. къ нимъ примѣнена быть не можетъ, а должны быть примѣнены ст. 270 или послѣдующія, или же, если вѣрны соображенія суда, что въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ заключаются признаки явнаго возстанія «противъ общихъ правительственныхъ распоряженій, относящихся къ общему управленію краемъ» (стр. 9), и что подсудимые «считали себя равноправною по отношенію къ правительственной власти воюющею стороною, автономнымъ цѣлымъ съ правами, противопоставляемыми правамъ противной стороны» (стр. 8—9), — то въ такомъ случаѣ невозможно отрицать, что подсудимые руководились политическими побужденіями.
Посему, мы ходатайствуемъ, чтобы въ случаѣ, если судебная палата не согласится съ нашими соображеніями-объ отсутствіи въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ состава насильственнаго сопротивленія властямъ, — приговоръ окружнаго суда былъ отмѣненъ и дѣлу дано направленіе въ порядкѣ, установленномъ для дѣлъ политическихъ.
V). Въ нарушеніе ст. 754 Уст. угол. суд., окружный судъ отказалъ въ защитѣ въ постановкѣ особаго вопроса о совершеніи убійства въ состояніи необходимой обороны хотя въ постановленіи своемъ судъ и не отрицалъ, что вопросъ этотъ былъ предметомъ судебнаго слѣдствія и преній сторонъ. Послѣдствіемъ такого нарушенія установленнаго нашимъ судопроизводственнымъ закономъ правила было то, что судъ не вошелъ вовсе въ обсужденіе, дѣйствительно-ли виновные въ убійствѣ находились при совершеніи сего преступленія въ такомъ состояніи, которое по закону можетъ ихъ оправдывать или, по крайней мѣрѣ, въ извѣстной степени извинять (Улож. о наказ., ст. 101 и 1467). Въ своемъ приговорѣ окружный судъ прямо призналъ, что были-ли дѣйствія низшихъ должностныхъ лицъ, приводившихъ въ исполненіе распоряженія губернатора по возстановленію порядка, предприняты «съ нарушеніемъ предѣловъ, установленныхъ закономъ для дѣйствій власти, были-ли они незакономѣрны, — всѣ эти обстоятельства внѣ вопроса объ отвѣтственности подсудимыхъ за совершенное ими преступное дѣяніе и квалификаціи того преступленія, почему, какъ постороннія дѣлу, обстоятельства эти не подлежатъ разсмотрѣнію и обсужденію суда» (стр. 9).
Мы ходатайствуемъ передъ судебною палатою возстановить нарушенный первой инстанціею законный порядокъ и войти въ обсужденіе всѣхъ обстоятельствъ, при коихъ имѣли мѣсто убійства 4 марта, и вопроса о примѣнимости въ данномъ случаѣ ст. 101 или 1467 Улож.
Мы находимъ, что выстрѣлы, убившіе двухъ солдатъ, были сдѣланы однимъ изъ подсудимыхъ въ состояніи необходимой обороны и притомъ безъ предварительнаго соглашенія и безъ вѣдома остальныхъ подсудимыхъ.
VI). Вполнѣ присоединяясь къ изложеннымъ въ особомъ мнѣніи члена суда Л. А. Соколова соображеніямъ о недоказанности участія всѣхъ подсудимыхъ въ убійствахъ Кириллова и Глушкова, мы позволяемъ себѣ дополнить эти соображенія слѣдующими данными, касающимися обстоятельствъ, при коихъ произошли означенныя убійства.
Въ своихъ неоднократныхъ объясненіяхъ съ подсудимыми губернаторъ, какъ онъ самъ удостовѣрилъ на судѣ, завѣрилъ подсудимыхъ, что никакихъ насилій и другихъ агрессивныхъ дѣйствій со стороны полиціи или солдатъ по отношенію къ нимъ предпринято не будетъ, пока они, подсудимые, сами не позволятъ себѣ какого-либо насилія по отношенію властей. Губернаторъ объявилъ, что, по его выраженію, онъ «не доставитъ имъ удовольствія» вооруженнаго столкновенія съ властями и «возьметъ ихъ живыми». Наконецъ, свидѣтель Чаплинъ удостовѣрилъ, что онъ не только не давалъ какихъ-либо приказаній о приготовленіяхъ къ нападенію на домъ Романова, какъ-то: къ занятію нижняго этажа, закрыванію ставенъ, а тѣмъ болѣе къ отдѣльнымъ нападеніямъ на политическихъ, вродѣ бросанья въ нихъ камнями и т. п., но, напротивъ того, строго запретилъ всякія подобныя наступательныя со стороны полиціи дѣйствія, не желая, чтобы таковыя вызвали насильственное сопротивленіе ссыльныхъ. При такомъ, извѣстномъ подсудимымъ, распоряженіи начальника области, подсудимые имѣли полное право считать насильственныя и оскорбительныя для нихъ дѣйствія полиціи и войскъ, на которыя они жаловались въ заявленіи, поданномъ ими губернатору 4 марта, незаконными.
На судебномъ слѣдствіи объясненія подсудимыхъ объ этихъ вызывающихъ поступкахъ нижнихъ чиновъ нашли себѣ подтвержденіе въ цѣломъ рядѣ фактовъ.
Что солдаты, раздраженные необходимостью несть обширный караулъ на лютомъ морозѣ, лишенные благодаря этому отпусковъ, возбуждаемые «иркутскими» солдатами, только-что приведшими партію политическихъ, подвергшихся съ ихъ стороны избіенію въ Усть-Кутѣ (объясненіе подсуд. Виленкина), подогрѣваемые общимъ недовольствомъ всего населенія Якутска на прекратившійся подвозъ провизіи (Линьковъ), дѣйствительно позволяли себѣ, вопреки категорическому запрещенію и.д. губернатора Чаплина, разныя безобразія и наступательныя, дѣйствія, — въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія; хотя всѣ свидѣтели солдаты это отрицали, но достаточно сопоставить отдѣльныя показанія тѣхъ же солдатъ, чтобы объясненіе подсудимыхъ не возбуждало недовѣрія.
(Слѣдуетъ это сопоставленіе отдѣльныхъ показаній, имѣющееся въ рѣчи В. В. Беренштама.)
Окружный судъ въ приговорѣ, признавъ невозможнымъ «довѣриться вполнѣ» показаніямъ всѣхъ допрошенныхъ въ качествѣ свидѣтелей нижнихъ чиновъ (л. 8), не отвергнулъ объясненій подсудимыхъ объ упомянутыхъ обстоятельствахъ. Очевидно, что возбужденные и озлобленные солдаты, не получившіе, несмотря на требованіе закона, достаточнаго руководства и точныхъ указаній о порядкѣ исполненія ими возложенныхъ на нихъ обязанностей, тяготившіеся тяжелымъ несеннымъ ими въ суровыхъ условіяхъ трудомъ, а быть можетъ, и подстрекаемые нѣкоторыми полицейскими чинами, добивавшимися тѣхъ или другихъ своихъ цѣлей или сводившими съ «политическими» свои счеты, очевидно, что солдаты рѣшились добиться того, чтобы «политическіе» пошли на крайнія мѣры, съ тою цѣлью, чтобы получить затѣмъ возможность расправиться. Если это было такъ, то должны-ли были подсудимые безропотно выносить всѣ подобныя насилія и оскорбленія, не реагировать на нихъ, не защищаться? Изъ того, что подсудимые были административно-ссыльные и поднадзорные, что они заперлись въ своей частной квартирѣ и не выходили оттуда по требованію губернатора, слѣдуетъ-ли, что они потеряли, вслѣдствіе этого, право на защиту своей личности отъ насилія и оскорбленія? И когда они увидѣли прямыя приготовленія къ нападенію на нихъ, готовившемуся внѣ законнаго порядка и въ противность объявленныхъ имъ распоряженій начальника мѣстной администраціи; когда это нападеніе началось уже и одинъ изъ нихъ получилъ ударъ камнемъ, брошеннымъ солдатомъ; когда предупрежденіе ихъ о томъ, что они будутъ защищаться и стрѣлять, не подѣйствовало: подсудимые имѣли полное основаніе считать, что ихъ личной неприкосновенности и даже жизни грозитъ опасность отъ противозаконнаго на нихъ нападенія солдатъ, и принять мѣры къ своей защитѣ.
Окружный судъ, констатируя въ своемъ приговорѣ, что не можетъ довѣриться свидѣтельствамъ о 4-мъ марта въ отношеніи полной ихъ достовѣрности, признаетъ, однако, что «въ тѣхъ случаяхъ, когда свидѣтельское показаніе подкрѣпляется объективными данными — тѣми вещественными признаками, которыя являются нѣмыми, но достовѣрными свидѣтелями — истина свидѣтельскаго показанія должна быть признана». И по этимъ соображеніямъ судъ вполнѣ довѣряетъ показанію рядового Колоскова «что когда онъ 4 марта стоялъ рядомъ или въ близкомъ отъ рядового Кириллова разстояніи и раздавшимся выстрѣломъ послѣдній былъ убитъ, въ него, Колоскова, въ металлическую пряжку его пояса ударила пуля, отогнувъ уголокъ той пряжки и оторвавъ у сумки съ патронами пуговку».
(Слѣдуетъ опроверженіе этого показанія, содержащееся въ рѣчи В. В. Беренштама).
При оцѣнкѣ экспертизы подпоручика Лепина о самой возможности порчи пряжки и сумки пулей защита обращаетъ вниманіе судебной палаты на то, что, согласно показанію рядового Вохмина, подпоручикъ Лепинъ вызывалъ охотниковъ стрѣлять въ обвиняемыхъ изъ нижняго этажа дома Романова, а согласно показанію начальника мѣстной команды Кудельскаго, это дѣлалось безъ его вѣдома, слѣдовательно по личной иниціативѣ г. Лепина. При такомъ отношеніи подпоручика Лепина къ обвиняемымъ, выяснившемся уже на судѣ, экспертиза его не можетъ отличаться полнымъ безпристрастіемъ, почему очевидна необходимость новой экспертизы компетентныхъ спеціалистовъ изъ среды лицъ, хорошо освѣдомленныхъ съ физикой, для выясненія угла отраженія рикошетнаго выстрѣла и вообще того, возможно-ли было поврежденіе пряжки и пуговки пулей.
VII). Изъ приговора суда судебная палата можетъ убѣдиться, что «подсудимые въ объясненіяхъ своихъ на судѣ и защита во время преній сторонъ объясняли причины, вызвавшія протестъ подсудимыхъ тѣмъ, что «положеніе политическихъ ссыльныхъ въ Сибири, со времени изданныхъ въ послѣднее время циркуляровъ, сдѣлалось чрезвычайно тягостнымъ и невыносимымъ» (стр. 10). Въ обсужденіе степени справедливости этихъ объясненій подсудимыхъ и защиты окружный судъ не вошелъ вовсе, признавая, что указанныя «обстоятельства о стѣсненіяхъ и тягостяхъ, испытываемыхъ политическими ссыльными, не могутъ имѣть значеніе» не только для установленія состава преступленія, но «и въ смыслѣ обстоятельствъ, смягчающихъ вину подсудимыхъ, такъ какъ эти обстоятельства не указаны закономъ какъ основанія для смягченія наказанія за совершеніе преступленія, предусматриваемаго 263 ст. Улож. о наказ.». Этимъ окружный судъ нарушилъ ст. 134 (п. 5 и 7), 135 и 154 Улож. о наказ. и 774, 775 и 945 Уст. угол. суд., ибо, при опредѣленіи наказанія, судъ долженъ войти въ обсужденіе всѣхъ обстоятельствъ дѣла, которыя, по справедливости, требуютъ смягченія наказанія подсудимому, а не только тѣхъ особо уменьшающихъ вину обстоятельствъ, которыя точно перечислены въ законѣ: какъ это разъяснено правительствующимъ сенатомъ въ рѣшеніи 1882 г. №15 под. Тюлеаралбаева, — «законъ не можетъ ни предусмотрѣть всѣхъ обстоятельствъ, кои долженствуютъ быть приняты въ соображеніе при назначеніи наказанія, ни опредѣлить значенія каждаго изъ сихъ обстоятельствъ».
(Въ обоснованіи этого пункта защита доказываетъ фактами неправильность дѣйствій предсѣдателя относительно допущенія публики въ залъ суда и приходитъ къ слѣдующему выводу):
VIII). Въ указанныхъ распоряженіяхъ предсѣдателя суда мы усматриваемъ нарушеніе ст. 622 и 623 Уст. угол. суд., ибо: 1) предсѣдатель, объявивъ, что свободныхъ мѣстъ для публики оказывалось 9, не имѣлъ затѣмъ права, въ нарушеніе гарантій, установленныхъ въ интересахъ подсудимыхъ ст. 622, отдавать одно изъ этихъ мѣстъ лицу, постороннему подсудимымъ, котораго, въ силу ст. 622 и 623, онъ могъ допустить въ мѣста для публики лишь послѣ удовлетворенія заявленнаго подсудимыми ходатайства о допущеніи ихъ знакомыхъ, и 2) отказавъ допустить въ залу, по просьбѣ подсудимыхъ, нѣсколькихъ лицъ на освободившіяся въ залѣ мѣста, предсѣдатель нарушилъ не только требованіе ст. 622, но и данное имъ подсудимымъ въ началѣ засѣданія обѣщаніе.
Въ виду такого нарушенія закона, мы признаемъ необходимымъ передопросъ судебною палатою всѣхъ допрошенныхъ окружнымъ судомъ свидѣтелей, въ присутствіи довѣрителей нашихъ и при условіи точнаго соблюденія порядка, установленнаго ст. 622.
IX). Во время судебнаго слѣдствія защита подсудимыхъ ходатайствовала объ истребованіи отъ губернатора циркуляровъ, о которыхъ говорится въ обвинительнымъ актѣ: о воспрещеніи отлучекъ и свиданій (протоколъ, л. 14). Окружный судъ, «принимая во вниманіе, что на предварительномъ слѣдствіи подсудимые не ходатайствовали о пріобщеніи къ дѣлу циркуляровъ и при предъявленіи имъ слѣдствія также не ходатайствовали о пріобщеніи къ дѣлу какихъ-либо письменныхъ документовъ», — постановилъ въ ходатайствѣ защиты отказать. Такое постановленіе суда является, по нашему мнѣнію, прямымъ нарушеніемъ ст. 612, 629 и 634 Уст. угол. суд., ибо разъ какъ судъ не призналъ указанные защитою циркуляры не имѣющими отношенія къ дѣлу или несущественными, то онъ не имѣлъ уже основаній отказывать въ ходатайствѣ защиты только потому, что на предварительномъ слѣдствіи обвиняемые такого ходатайства не предъявляли: законъ не ставитъ подобнаго условія и не ограничиваетъ какимъ-либо срокомъ предъявленіе сторонами ходатайствъ о собраніи дополнительныхъ справокъ или пріобщеніе къ дѣлу письменныхъ документовъ и другихъ подобныхъ доказательствъ. Самъ окружный судъ по настоящему-же дѣлу поступилъ несогласно съ означеннымъ постановленіемъ своимъ, пріобщивъ въ судебномъ засѣданіи, по просьбѣ защиты, къ дѣлу въ качествѣ вещественныхъ доказательствъ кушакъ рядового Колоскова и сумку рядового Андреева, хотя на предварительномъ слѣдствіи обвиняемые ходатайство о томъ не возбуждали. Посему и принимая во вниманіе, что циркуляры, въ сопротивленіи постановленіямъ коихъ подсудимые обвиняются, не могутъ не быть признаны имѣющими безусловно существенное для дѣла значеніе, — мы ходатайствуемъ передъ судебною палатою объ истребованіи сихъ циркуляровъ и пріобщеніи ихъ къ дѣлу.
Аналогичное ходатайство и по тѣмъ же соображеніямъ мы заявляемъ относительно пріобщенія къ дѣлу подлинной телеграммы, отправленной подсудимыми министру внутреннихъ дѣлъ, о коей говорилось выше и въ истребованіи которой окружнымъ судомъ было, равнымъ образомъ, отказано защитѣ.
X). Въ засѣданіи 6 августа защита ходатайствовала о разрѣшеніи предложить свидѣтелямъ Колтуну, Крюкову и Сабунаеву вопросы относительно мотивовъ, которыми руководились подсудимые при совершеніи вмѣняемыхъ имъ въ вину дѣяній, о томъ, насколько тѣ требованія, которыя предъявлены были ими администраціи, вытекали изъ дѣйствительныхъ нуждъ и потребностей административно-ссыльныхъ, а также о томъ, имѣли-ли въ дѣйствительности мѣсто факты, указанные подсудимыми Закономъ, Залкиндомъ, Израильсономъ, Каганомъ, Розенталемъ и Хацкелевичемъ, въ ихъ объясненіяхъ на судѣ. Предсѣдатель суда объявилъ защитѣ, что онъ не разрѣшаетъ предложить свидѣтелямъ означенные вопросы, ничѣмъ этого своего отказа не мотивируя (протоколъ, л. 44 об.). Такой отказъ защитѣ въ допросѣ вызванныхъ въ судъ свидѣтелей объ обстоятельствахъ, о которыхъ была уже передъ тѣмъ рѣчь на судебномъ слѣдствіи и которыя, по существу, не могутъ не быть признаны имѣющими важное значеніе для справедливаго опредѣленія мѣры отвѣтственности подсудимыхъ, является, по нашему мнѣнію, нарушеніемъ требованій ст. 612, 718—723 и 726 Уст. угол. суд. Если при этомъ предсѣдатель руководился тѣми соображеніями, по которымъ онъ въ засѣданіи 3 августа отказалъ защитѣ въ предложеніи поставленнаго ею вопроса свидѣтелю Крюкову, — именно тѣмъ, что свидѣтелю, вызванному по просьбѣ подсудимыхъ, могутъ, будто-бы, «быть предлагаемы вопросы только объ обстоятельствахъ, въ подтвержденіе или разъясненіе коихъ на него сдѣлана ссылка въ прошеніи» о его вызовѣ (протоколъ, л. 58 об.), — то эти соображенія не могутъ быть признаны согласными съ указаннымъ закономъ: по разъясненію правительствующаго сената (рѣш. 1869 года № 852, 1872 года № 527) «стороны не стѣснены въ правѣ предлагать свидѣтелямъ вопросы, которыя кажутся имъ необходимыми для разъясненія дѣла, хотя-бы вопросы эти и не относились собственно къ тѣмъ обстоятельствамъ, по поводу которыхъ свидѣтель вызванъ по просьбѣ подсудимаго».
Для возстановленія нарушенныхъ такимъ образомъ правъ защиты мы ходатайствуемъ о томъ, чтобы, если судебная палата не признаетъ почему-либо возможнымъ вновь допросить всѣхъ свидѣтелей, во всякомъ случаѣ — были вызваны въ засѣданіе палаты названные свидѣтели: Колтунъ, Крюковъ и Сабунаевъ.
XI). Окружный судъ отказалъ въ ходатайствѣ защиты ссылаться на пріобщенные къ дѣлу статейные списки о подсудимыхъ, находя, что означенные списки «не имѣютъ значенія справокъ о судимости». Это постановленіе суда неправильно, потому что статейные списки: 1) могутъ имѣть значеніе справокъ о судимости и 2) во всякомъ случаѣ, относятся къ числу тѣхъ документовъ, кои, по разъясненіямъ сената, на основаніи ст. 687 Уст. угол. суд., могутъ быть оглашены на судѣ. Отказъ ссылаться на статейные списки былъ тѣмъ болѣе неправиленъ, что судъ, по ходатайству прокурора, огласилъ имѣющійся въ дѣлѣ списокъ политическихъ ссыльныхъ, привлеченныхъ по настоящему дѣлу, съ обозначеніемъ времени и мѣста ихъ ссылки, т. е. документъ — 1) въ отношеніи возможности оглашенія на судѣ вполнѣ аналогичный со статейнымъ спискомъ и 2) составленный, очевидно, на основаніи тѣхъ самыхъ статейныхъ списковъ, о ссылкѣ на которые защита ходатайствовала.
XII). Во время дачи подсудимымъ Розенталемъ, въ судебномъ засѣданіи 5 августа, объясненія относительно причинъ, побудившихъ подсудимыхъ выразить свой протестъ противъ распоряженій администраціи, касавшихся политическихъ ссыльныхъ, предсѣдатель суда остановилъ названнаго подсудимаго и запретилъ ему говорить о какихъ-либо другихъ циркулярахъ, кромѣ тѣхъ, сущность коихъ подтвердилъ на судѣ свидѣтель Чаплинъ. Такое распоряженіе предсѣдателя мы считаемъ несогласнымъ со ст. 612 Уст. угол. суд. и лишившимъ подсудимыхъ законныхъ средствъ къ ихъ защитѣ: подсудимые, — обвиняясь въ томъ, что они пытались «принудить правительственныя власти къ отмѣнѣ изданнымъ послѣдними распоряженій, касающихся политическихъ ссыльныхъ въ Сибири», — лишаются на судѣ возможности говорить о названныхъ распоряженіяхъ, кромѣ тѣхъ, которыя случайно пришли на память свидѣтелю при допросѣ его на судѣ! Показаніе свидѣтеля, по мнѣнію предсѣдателя, является какимъ-то предустановленнымъ доказательствомъ, которое нельзя опровергать или дополнить другими данными! Такое запрещеніе предсѣдателя, по существу своему, является запрещеніемъ подсудимымъ говорить о томъ дѣяніи, въ совершеніи коего они обвиняются, о тѣхъ побужденіяхъ, которыми они при этомъ руководились, т. е. запрещеніемъ подсудимымъ защищать себя.
Мы ходатайствуемъ передъ судебной палатой предоставить какъ подсудимому Розенталю, такъ и всѣмъ остальнымъ нашимъ довѣрителямъ, при разсмотрѣніи дѣла въ палатѣ, тѣ законные способы защиты, которыхъ они были лишены въ первой инстанціи.
XIII). При допросѣ свидѣтеля полицейскаго надзирателя Олесова предсѣдатель запретилъ: 1) одному изъ защитниковъ выяснить, не имѣлъ-ли названный свидѣтель въ 1889 году въ Якутскѣ столкновенія съ политическими ссыльными, окончившагося убійствомъ нѣсколькихъ изъ нихъ, и 2) подсудимому Виленкину спросить г. Олесова о томъ, не привозилъ-ли онъ солдатамъ, охранявшимъ домъ Романова въ караульный домъ, четверти водки (протоколъ, л. 21 об.).
Оба эти вопроса мы, съ своей стороны, признаемъ крайне важными для дѣла. Оправданіе подсудимыхъ мы основываемъ на томъ, что они защищались не противъ законныхъ и правомѣрныхъ дѣйствій администраціи, а противъ нападенія, совершеннаго на нихъ нижними полицейскими и военными чинами не только внѣ всякихъ формъ и безъ всякаго съ ихъ, подсудимыхъ, стороны повода, но и противно всякому распоряженію, данному губернаторомъ и объявленному послѣднимъ лично самимъ подсудимымъ. Правильны-ли или нѣтъ означенныя предположенія защиты по существу, — они не могутъ остаться безъ разсмотрѣнія судомъ, безъ нарушенія основныхъ началъ права и справедливости. Обстоятельства эти не считались не относящимися къ дѣлу и обвинительною властью, подробно ихъ разсмотрѣвшею и въ обвинительномъ актѣ и въ обвинительной рѣчи.
Естественно, что и защита должна была сдѣлать въ этомъ отношеніи все для выясненія истины. И если подсудимые и ихъ защитники считали, что враждебное къ подсудимымъ отношеніе нижнихъ чиновъ объясняется въ извѣстной степени противозаконнымъ подстрекательствомъ послѣднихъ со стороны нѣкоторыхъ полицейскихъ чиновниковъ, давно и постоянно враждебно относившихся къ политическимъ ссыльнымъ и сводившимъ съ ними счеты за прошлое, — то они не могли быть лишены права выяснить на судѣ эти обстоятельства, имѣющія прямое отношеніе къ вопросу о томъ, подверглись-ли подсудимые тому нападенію, на которое они ссылаются въ свою защиту. Для характеристики того значенія, которое могъ имѣть въ настоящемъ дѣлѣ полицейскій надзиратель Олесовъ, необходимо вспомнить, что послѣдній на судѣ сослался на распоряженіе по прекращенію безпорядковъ, будто-бы сдѣланное и.д. губернатора, на самомъ дѣлѣ, какъ это удостовѣрилъ свидѣтель Чаплинъ, мѣста не имѣвшее, значеніе же привоза водки ясно изъ того, что казакъ Валяченко былъ арестованъ, какъ пьяный, на посту, по показанію свидѣтеля Безносова.
По этимъ основаніямъ защита, придавая большую важность упомянутымъ двумъ вопросамъ, оставшимся невыясненными на судѣ, ходатайствуетъ: 1) о передопросѣ въ засѣданіи судебной палаты свидѣтеля Олесова и 2) въ виду оправданія судомъ подсудимаго рядового якутской мѣстной команды Виленкина и невозможности, слѣдовательно, представленія имъ въ засѣданіи палаты объясненій въ качествѣ обвиняемаго, — вызвать и допросить его въ качествѣ свидѣтеля: рядовой Виленкинъ во время самаго происшествія, составляющаго предметъ настоящаго дѣла, и послѣ онаго имѣлъ постоянное общеніе со своими сослуживцами-солдатами и съ ихъ словъ можетъ удостовѣрить какъ фактъ привоза г. Олесовымъ въ караульный домъ четверти водки, такъ и сдѣланное ему нѣкоторыми солдатами признаніе въ тѣхъ наступательныхъ на заключенныхъ въ домѣ Романова дѣйствіяхъ, которыя вызвали несчастіе 4 марта.
XIV). Изъ числа подсудимыхъ, отъ имени которыхъ подается настоящій отзывъ, трое грузинъ — Мизарбекъ Габронидзе, Сифели Доброджгенидзе и Ираклій Центерадзе — не понимаютъ по-русски. Тѣмъ не менѣе предсѣдатель суда, въ нарушеніе ст. 612 и 683 Уст. угол. суд., не разъяснилъ имъ черезъ переводчика ихъ право представлять объясненія послѣ каждаго слѣдственнаго дѣйствія, ни разу не сдѣлалъ распоряженія о переводѣ имъ на грузинскій языкъ сущности показаній свидѣтелей, а по окончаніи судебнаго слѣдствія, не изложилъ имъ черезъ переводчика сущности собраннымъ на судѣ по отношенію къ нимъ данныхъ. При объявленіи приговора суда въ окончательной формѣ — 21 августа 1904 года — переводчикъ съ грузинскаго языка совершенно отсутствовалъ. Это нарушеніе закона, по нашему мнѣнію, можетъ быть восполнено однимъ — передопросомъ судебною палатою всѣхъ свидѣтелей, въ присутствіи названныхъ трехъ подсудимыхъ и съ соблюденіемъ требованія ст. 683.
На основаніи всего вышеизложеннаго и руководствуясь ст. 853, 856, 862, 863, 865 и 867 Уст. угол. суд., мы имѣемъ честь покорнѣйше просить судебную палату разсмотрѣть настоящее дѣло въ апелляціонномъ порядкѣ, въ присутствіи всѣхъ нашихъ довѣрителей, подавшихъ апелляціонный отзывъ, причемъ передопросить всѣхъ допрошенныхъ судомъ свидѣтелей, допросить въ качествѣ свидѣтеля бывшаго подсудимаго Виленкина и допросить другого эксперта, вмѣсто г. Лепина, изъ лицъ, свѣдущихъ въ физикѣ, — и, по разсмотрѣніи дѣла, приговоръ якутскаго окружнаго суда, состоявшiйся 30 iюля / 8 августа 1904 года, отмѣнить и вышеназванныхъ 33 подсудимыхъ — довѣрителей нашихъ — признать по суду оправданными, либо подвергнуть отвѣтственности, указанной въ ст. 38 Уст. наказ., нал. мир. суд., или же дать дѣлу дальнѣйшее направленіе въ порядкѣ, установленномъ для дѣлъ политическихъ.
* * *
Отправка насъ — куда? — въ Иркутскъ, Александровскъ или въ Забайкалье, мы тогда еще не знали — состоялась 23-го августа. Она сопровождалась неожиданной для насъ, а вѣроятно и для самихъ участниковъ, демонстраціей, которую одинъ изъ якутскихъ товарищей подъ непосредственнымъ впечатлѣніемъ описываетъ такъ:
«Якутскъ. День отправки «романовцевъ» былъ назначенъ на 23-е августа; около 6 ч. вечера къ воротамъ тюрьмы собрались политическіе въ количествѣ 40—50 человѣкъ, а сзади нихъ тамъ и сямъ группировались кучки обывателей. Послѣ пріема конвоемъ изъ-за палей тюрьмы раздалась рабочая «Марсельеза». Могучіе звуки стройнаго хора послѣдній разъ огласили тюремный дворъ: какъ-будто что-то оборвалось въ груди, когда голоса дорогихъ намъ товарищей замерли въ воздухѣ. «Романовцы», которыхъ съ вольнослѣдующими больше 60-ти, вышли изъ-за тюремныхъ воротъ и, окруженные цѣпью конвойныхъ солдатъ, собирались отправиться къ берегу, гдѣ ожидалъ ихъ пароходъ «Алданъ» съ баржей... Звуки «Варшавянки», раздавшіеся изъ нашихъ рядовъ, огласили воздухъ; воодушевленіе было неописуемое; мы пропѣли нѣсколько куплетовъ и сплоченной группой двинулись за нашими товарищами, отдѣляемые отъ нихъ цѣпью городовыхъ. Требованія полицеймейстера разойтись только усилили всеобщій энтузіазмъ, и былъ моментъ, когда мы были готовы на все, если-бъ полиція проявила хоть малѣйшую попытку учинить надъ нами насиліе... Какъ только партія миновала тюрьму, мы привѣтствовали ее возгласами: «Да здравствуютъ романовцы», «долой самодержавіе», «да здравствуетъ грядущая революція!», а сзади и съ боковъ тѣснились обыватели и учащіеся, жадно прислушивавшіеся къ нашимъ взаимнымъ привѣтствіямъ. На берегу насъ ожидала толпа человѣкъ въ 150—200, среди нея были также рабочіе казеннаго виннаго завода, только-что кончившіе работу и поспѣшившіе на берегъ; вся толпа, вмѣстѣ съ нами доходившая до 250—300 человѣкъ, стояла на берегу, а на баржѣ у берега толпились товарищи, готовые къ отплытію... Съ баржи раздались возгласы: «Товарищи, вѣчная память Матлахову!», «вѣчная память Науму Шацу!», «вѣчная память жертвамъ якутской бойни 1889 г.!»
Въ отвѣтъ послѣдовало несмолкаемое громогласное «ура!» и дружное пѣніе («Вы жертвою пали въ борьбѣ роковой)...» съ баржи и берега огласило воздухъ. Баржа тронулась, а возгласы наши: «долой царскій произволъ!», «да здравствуютъ романовцы», «до скораго свиданія на баррикадахъ въ Россіи!» долго еще не смолкали. Ускореннымъ шагомъ отправились мы на осеннюю пристань (въ 7 верстахъ отъ города), гдѣ баржу должны были прицѣпить къ пароходу «Графъ Игнатьевъ». Всѣ пришедшіе изъ города столпились на берегу, къ тому-же времени показалась баржа съ «романовцами», окруженными конвоемъ. До полночи обмѣнивались мы пожеланіями лучшаго будущаго, привѣтствовали другъ друга самымъ задушевнымъ образомъ. Наше пѣніе смѣнялось дружнымъ и стройнымъ хоромъ отъѣзжающихъ «романовцевъ», звуки ихъ пѣсенъ далеко разносились по широкому простору Лены и, замирая, вызывали въ нашихъ сердцахъ потокъ неудержимыхъ страстныхъ чувствъ»...
Такъ разстались мы съ Якутскомъ, его вольными и невольными обитателями. Намъ предстояло путешествіе въ 3000 верстъ по Ленѣ и этапомъ. Въ пути мы уже пользовались результатами своей борьбы — по всему Ленскому тракту мы имѣли свиданія съ товарищами мѣстныхъ колоній политическихъ ссыльныхъ. Первая встрѣча съ товарищами предстояла въ Олекминскѣ, гдѣ тогда было много ссыльныхъ. Якутяне своевременно извѣстили ихъ о днѣ нашего выѣзда. Къ Олекмѣ наша флотилія — пароходъ, баржа и «кулига» подъѣзжали рано утромъ. На Ленѣ былъ сильный туманъ, и лишь подойдя къ самому берегу мы замѣтили силуэты людей съ здоровенными палками въ рукахъ. По ихъ привѣтствіямъ мы узнали товарищей-олекминцевъ. Мы послали старосту къ конвойному офицеру съ требованіемъ немедленнаго свиданія для всѣхъ. Конвойный офицеръ безпрепятственно разрѣшилъ свиданіе; была выставлена цѣпь часовыхъ, которая и окружила насъ вмѣстѣ съ товарищами-олекминцами на берегу. Взаимные привѣты, оживленная бесѣда. Оказалось, что товарищи-олекминцы уже двѣ ночи сторожили насъ, послѣ горячихъ споровъ о томъ, какъ добиться свиданія. Страстно дебатировались планы дѣйствій не только на сушѣ, но и на водѣ, чтобы добиться свиданія съ нами силой. И замѣчалось даже нѣкоторое разочарованіе у товарищей-олекминцевъ, когда всѣ ихъ приготовленія оказались излишними, а неизбѣжное въ случаѣ отказа столкновеніе было предотвращено благоразуміемъ конвойнаго офицера или данныхъ ему инструкцій.
Нѣкоторые изъ нашихъ были даже въ гостяхъ у олекминскихъ товарищей, разумѣется, подъ конвоемъ. На прощанье олекминцы устроили намъ сердечные и шумные проводы. И здѣсь нашъ и олекминскій хоры пѣли революціонные гимны, воздухъ оглашался обычными «русскими пословицами». Долго еще, стоя на крышѣ «посудинъ», мы видѣли бѣгущихъ вдоль берега товарищей-олекминцевъ, отвѣчали на ихъ привѣтствія маханіемъ платковъ, ловили доносившіеся къ намъ звуки ихъ революціонныхъ напѣвовъ и сами пѣли, чередуясь съ ними.
Встрѣчи и свиданія повторялись затѣмъ въ Нохтуйскѣ, Киренскѣ и болѣе мелкихъ колоніяхъ, и вездѣ обошлось безъ всякихъ столкновеній.
Монотонность жары въ плавучей тюрьмѣ разнообразилась чудными видами Ленскихъ береговъ. Незамѣтно прибыли въ Усть-Кутъ, откуда, по мелководью, приходилось ѣхать уже на лодкахъ съ тягой лошадьми. Ночуя въ Усть-Кутѣ, мы добились размѣщенія по частнымъ квартирамъ, отказавшись итти въ арестный домъ. Намъ важно было создать прецедентъ, чтобы избѣжать запиранія въ ужасные этапы-клоповники по тракту отъ Верхоленска до Иркутска и Александровска.
Нѣсколько дней ѣхали въ большихъ крытыхъ лодкахъ. Неудобства этого способа передвиженія въ значительной степени искупались его оригинальностью. Ночевали въ лодкахъ-же или въ избахъ прибрежныхъ деревень. Отъ Жигалова предстояло удовольствіе трястись дней 8—10 на телѣгахъ. Тамъ окончилась неудачей попытка товарища Бодневскаго бѣжать изъ-подъ конвоя. На этомъ пути уже имѣлись этапныя помѣщенія — временныя тюрьмы для партій арестантовъ, отправляемыхъ по Ленскому тракту. Но мы попрежнему добивались ночевокъ на вольныхъ квартирахъ. Единственное столкновеніе изъ-за свиданій и ночевокъ произошло у насъ въ г. Верхоленскѣ. Въ этотъ убогій городишко насъ привезли ночью и прямо къ этапной тюрьмѣ. У ея воротъ насъ встрѣтили мѣстныя власти — исправникъ, его помощникъ и урядники. Не обращая вниманія на телеграмму конвойнаго офицера, заранѣе извѣстившаго о нашемъ пріѣздѣ и требовавшаго заготовить частныя квартиры, эти господа «почли за благо» упрятать насъ въ клоповникъ. Но послѣ осмотра тюрьмы нѣкоторыми изъ товарищей, мы рѣшительно воспротивились ихъ благому пожеланію и требовали помѣщенія на частныхъ квартирахъ, заявляя, что иначе до утра останемся на телѣгахъ. Сначала верхоленскіе властители вели себя очень грубо и вызывающе, наускивали даже конвойнаго офицера, что-де вы съ ними церемонитесь, они, вѣдь, каторжные, но скоро мы поубавили имъ спѣси и настояли-таки на своемъ. За исключеніемъ десятка охотниковъ, ушедшихъ въ этапъ, всѣ остальные товарищи ночевали на частныхъ квартирахъ. Утромъ мы узнали, что полицейскіе царьки Верхоленска не допускаютъ мѣстныхъ политическихъ ссыльныхъ на свиданіе къ намъ. Мы потребовали офицера и заявили, что не уѣдемъ, пока не будетъ дано свиданіе мѣстнымъ товарищамъ. Долго тянулись переговоры конвойнаго офицера съ нами и полицейскимъ начальствомъ. Всѣ мы собрались на одну квартиру и рѣшили не уступать. Наконецъ мы увидѣли, какъ по улицѣ, въ направленіи къ нашему дому, двинулась оригинальная процессія: впереди шли верхоленскій исправникъ, его помощникъ, урядникъ и нашъ конвойный офицеръ, а за ними цѣлая ватага десятскихъ и ямщиковъ съ палками, возжами и простыми веревками въ рукахъ. Очевидно, полицейскіе чины уговорили конвойнаго офицера примѣнить къ намъ испытанный въ Усть-Кутѣ методъ связыванія, избіенія и увоза силой партіи политическихъ ссыльныхъ. Удаливъ дѣтей, мы наскоро приготовились къ рѣшительному отпору. Когда явился офицеръ съ послѣднимъ требованіемъ ѣхать, такъ мы снова заявили ему, что не поѣдемъ, пока не дадутъ свиданія съ мѣстными товарищами. Онъ говорилъ, что самъ не имѣетъ ничего противъ свиданій, но мѣстныя власти не допускаютъ къ намъ ссыльныхъ, грозятъ доносомъ генералъ-губернатору и т. п. На это мы возразили, что до полицейскихъ властей намъ дѣла нѣтъ, а за насилія противъ насъ онъ, какъ начальникъ конвоя, поплатится въ первую голову. Рѣшительность нашего заявленія подѣйствовала, и чрезъ нѣсколько минутъ уже были въ нашей средѣ товарищи-верхоленцы. Послѣ свиданія мы отправились въ дорогу.
Въ с. Хоготѣ насъ постигло ужасное несчастье, — 19-го сентября выстрѣломъ изъ «браунинга» въ сердце покончилъ съ жизнью нашъ дорогой товарищъ Владиміръ Петровичъ Бодневскій. Его гордая, свободолюбивая натура не могла примириться съ мыслью о каторгѣ...
Утромъ насъ хотѣли-было отправить дальше, но мы заявили, что не уѣдемъ, пока не похоронимъ своего товарища. И мы хоронили его вдали отъ родины, на безвѣстномъ сибирскомъ кладбищѣ.
Грустное и своеобразное зрѣлище представляли эти похороны: — подъ конвоемъ 50 солдатъ шли 55 осужденныхъ на каторгу политическихъ ссыльныхъ и съ пѣніемъ революціонныхъ гимновъ несли гробъ безвременно погибшаго товарища, «который предпочелъ смерть жизни въ неволѣ» — какъ гласила надпись на красныхъ лентахъ громаднаго вѣнка изъ вѣтокъ сибирской ели... Эта роковая смерть произвела удручающее впечатлѣніе на всѣхъ товарищей. Навѣки простившись съ умершимъ товарищемъ, мы уѣзжали въ Александровскую центральную тюрьму съ тягостными думами и мрачными предчувствіями...
Но вотъ и послѣдняя остановка. Мы въ Урикѣ, за 20 верстъ до Иркутска и 50 отъ Александровска. Ввиду близости Иркутска конвойный офицеръ намѣревался провезти насъ до Московки и запереть въ этапъ, но мы рѣшительно воспротивились этому. Былъ уже вечеръ, и мы потребовали, чтобы остаться ночевать въ Урикѣ. Пока сотскіе бѣгали по селу и разыскивали намъ квартиры, наступила темнота. Пользуясь ею и общей суматохой, двое изъ нашихъ товарищей, М. Бройдо и Ольга Викеръ, ушли изъ-подъ конвоя, а нѣсколько позже ушелъ отъ конвойнаго съ квартиры товарищъ Н. Каганъ. Всѣ трое бѣглецовъ къ разсвѣту благополучно прибыли въ Иркутскъ, а оттуда по желѣзной дорогѣ уѣхали за-границу. Мы нарочно тормозили отъѣздъ, и побѣгъ обнаружился только часамъ къ 11 утра. Насъ повезли, а по селу и дорогамъ начались розыски, но было уже поздно..
OCR: Аристарх Северин)
