IX.
«Послѣднее слово». Приговоръ суда. Особое мнѣніе.
Въ вечернемъ засѣданіи 7-го августа подсудимымъ было предоставлено послѣднее слово, которымъ воспользовались нѣкоторые товарищи. Ниже мы приводимъ сказанное товарищами въ ихъ послѣднемъ словѣ.
Послѣднее слово В. Бодневскаго.
(8-го августа).
Я — бывшій офицеръ. Десять лѣтъ служилъ я въ войскахъ, на десять же лѣтъ пришелъ и въ ссылку. Я сосланъ за то, что по-человѣчески относился къ солдатамъ и говорилъ имъ правду... И вотъ прошло лишь полгода моей ссылки, — и я сижу на скамьѣ подсудимыхъ, — вы судите меня за убійство солдатъ. Что-же привело меня на эту скамью? Неужели лишь то «желаніе устроить скандалъ», которое приписываетъ намъ г. Чаплинъ? Нѣтъ! Здѣсь должны быть иные сильные мотивы; и они, конечно, были. Я не сумѣю объяснить ихъ вамъ теперь, потому что отвыкъ я уже говорить въ казенныхъ рамкахъ... Да на мой взглядъ это и не нужно: вѣдь приговоръ вашъ мнѣ интересенъ лишь постольку, поскольку онъ станетъ приговоромъ надъ условіями ссылки. И я знаю, что чѣмъ суровѣе осудите вы насъ, тѣмъ ярче подчеркнете вы все безобразіе, всю нелѣпость условій, доводящихъ людей десятками до гибели, и тѣмъ большимъ презрѣніемъ заклеймитъ общество (не якутское, конечно) дѣйствительныхъ виновниковъ нашего процесса... Я знаю все это, и потому мнѣ вашего снисхожденія не надо. Если я выступалъ во время судебнаго слѣдствія съ возраженіями военному эксперту, то лишь потому, что намъ приходится защищать свою честь: вѣдь насъ обвиняютъ во лжи, намъ навязываютъ, кромѣ нашихъ двухъ, еще какія-то поистинѣ уже шальныя пули... Нашъ защитникъ уже сказалъ вамъ, г.г. судьи, какъ важенъ для насъ этотъ вопросъ, вопросъ чести. Это не мундирная казенная честь, какую еще недавно мнѣ разрѣшалось защищать, хотя-бы убивая безоружныхъ людей... Наша честь, затронутая теперь, наше единственное богатство: въ нее вѣрятъ даже наши враги... жандармы даже вѣрятъ намъ! И если-бы экспертъ зналъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, онъ больше задумывался-бы надъ всѣми этими «видными отверстіями», «углами паденія» и прочіе. Юридически я не опровергъ эксперта, хотя и знаю я военное дѣло хорошо, хотя и видѣлъ я, будучи на войнѣ 1900 г., не одну прострѣленную шинель... Но вѣдь знаю-же я, что нами было сдѣлано лишь 2 выстрѣла... Чѣмъ могу я увѣрить васъ въ этомъ? Мнѣ остается просить судъ повѣрить мнѣ на слово. Какъ очевидна мнѣ, бывшему офицеру, вся несостоятельность экспертизы г. Лепина, также очевидно мнѣ все то безобразіе, вся та распущенность, что царила въ мѣстной командѣ, осаждавшей насъ въ домѣ Романова и приведшей къ преступленію... Я видалъ подвиги русскаго воинства въ Благовѣщенскѣ, я видалъ побѣдоносныя русскія оргіи въ Китаѣ, и я знаю, до чего можетъ дойти разнузданная военная команда. А какова была организація караульной службы у Романовки, вы сами слышали отъ г. Кудельскаго. Этотъ господинъ, отправляя солдатъ въ караулъ, гдѣ 56 жизней отдавались въ ихъ руки, не находилъ нужнымъ дать командѣ какія-либо инструкціи! Онъ рекомендовалъ читать солдатамъ «Гарнизонный уставъ»... А вѣдь этотъ-то именно уставъ и обязываетъ г. Кудельскаго лично объяснить своимъ солдатамъ правила употребленія въ дѣло оружія, и онъ обязанъ это дѣлать передъ каждой отправкой караула... Не стану я больше говорить... Если не убѣдили васъ эти 9 дней во всемъ томъ безобразіи, что творилось вокругъ Романовки, если не убѣдили васъ рѣчи нашихъ защитниковъ, то не мнѣ убѣдить васъ. Въ заключеніе я еще разъ повторю, что приговоръ вашъ, гг. судьи, для меня безразличенъ... Я не жду и не хочу снисхожденія. Но я знаю, я вѣрю, что какою-бы дорогою цѣною ни пришлось мнѣ платить за побѣду, я дождусь ея. Скажется правда, и петля, которую затянулъ надъ ссылкой гр. Кутайсовъ, порвется.
Былъ неоднократно останавливаемъ предсѣдателемъ.
Ольги Викеръ.
Я вольнослѣдующая. Въ ссылку пришла я за мужемъ, но не за мужемъ пошла я на Романовку. Туда привело меня все то, что пережила и перетерпѣла я за нѣсколько мѣсяцевъ моей жизни въ Сибири. Не стану разсказывать всего пережитаго мною, о чемъ такъ много уже говорили здѣсь мои товарищи. Укажу лишь на одинъ характерный фактъ: за три мѣсяца моего пребыванія въ Сибири: въ Александровской тюрьмѣ, въ дорогѣ къ Якутску и въ Якутской области — я три раза стояла безоружная подъ дуломъ солдатскихъ ружей. И тотъ фактъ, что человѣкъ, пришедшій добровольно въ ссылку, черезъ 3—4 мѣсяца идетъ на Романовку, чтобы протестовать противъ нея, — этотъ фактъ, г. г. судьи, долженъ предъ вами лишній разъ подчеркнуть весь ужасъ режима Кутайсова, всю неизбѣжность и необходимость нашего протеста.
И. Виленкина.
Гг. судьи! Господинъ прокуроръ въ своей обвинительной рѣчи, говоря о заявленіяхъ, поданныхъ мною, Зеликманъ и Померанцъ, приравнялъ ихъ явкѣ съ повинной. Подобное замѣчаніе оскорбительно для всѣхъ нашихъ единомышленниковъ и для насъ троихъ въ частности — мы, политическіе ссыльные, слишкомъ не привыкли являться куда-либо съ повинными — это ниже нашей революціонной чести, мы слишкомъ привыкли открыто смотрѣть въ глаза дѣйствительности и къ тому, чтобы слово не расходилось съ дѣломъ. Завтра вы произнесете вашъ приговоръ. Онъ облетитъ всю мыслящую и чувствующую Россію, онъ усилитъ волны общественнаго подъема, онъ еще болѣе сгуститъ грозовыя тучи, собравшіяся на горизонтѣ русской общественной жизни: вашъ приговоръ встрѣтитъ всестороннюю критику передовой части русскаго общества. Это общество рѣшитъ, насколько справедливъ вашъ приговоръ, насколько онъ исходитъ изъ современнаго положенія вещей. Вы слышали голосъ бывшаго офицера русской арміи. Теперь я, отбывающій воинскую повинность въ качествѣ рядового, заявляю вамъ, что я не жду и не желаю вашего снисхожденія, но не могу не выразить своего глубокаго сожалѣнія, что не былъ на «Романовкѣ» во время активной борьбы товарищей противъ циркуляровъ графа Кутайсова.
Рѣчь Назарбека Габронидзе.
(7-го августа, по-грузински).
Арестованъ я въ 1902 г. по дѣлу безпорядковъ въ Озургетскомъ уѣздѣ Кутаисской губерніи за то, что я выяснялъ односельчанамъ смыслъ распоряженій губернатора. Допрашивалъ меня жандармскій полковникъ, который не зналъ грузинскаго языка, я же по-русски ничего не понималъ. Въ качествѣ переводчика присутствовалъ при допросѣ грекъ, который едва владѣлъ грузинскимъ языкомъ, такъ что не переводилъ жандарму и одной трети того, что я говорилъ: если-бы жандармамъ была извѣстна моя дѣятельность въ селѣ, то они не арестовали-бы меня. Такъ я впервые испыталъ на себѣ несправедливость властей. Просидѣвъ цѣлый годъ въ тюрьмѣ, я былъ высланъ въ Восточную Сибирь на 8 лѣтъ. Въ Александровской тюрьмѣ я все время лежалъ въ больницѣ, такъ какъ страдалъ цынгой, лихорадкой и ревматизмомъ. Докторъ совѣтовалъ мнѣ подать генералъ-губернатору заявленіе, чтобы онъ назначилъ комиссію для освидѣтельствованія моего здоровья. Въ просьбѣ мнѣ было отказано. Вскорѣ я былъ отправленъ совершенно разслабленный въ далекій путь, въ Якутскъ. По пріѣздѣ въ Якутскъ, мнѣ назначили мѣстомъ жительства Верхоянскъ. Я опять подалъ заявленіе губернатору съ просьбой назначить комиссію для моего освидѣтельствованія. Но здѣсь я не получилъ даже отвѣта. Я на своемъ вѣку видѣлъ и самъ испыталъ много несправедливостей, и я болѣю объ этомъ — не только я, но должно болѣть все человѣчество.
А. Костюшко.
Девять дней я сижу на скамьѣ подсудимыхъ, но ни одной минуты за это время я не чувствовалъ себя подсудимымъ. Не считалъ таковыми и своихъ товарищей. И это не мое только мнѣніе. Недавно я получилъ письмо отъ своей старухи-матери: «какъ бы васъ ни назвали, для насъ вы останетесь честными, хорошими людьми». Такая оцѣнка для меня дорога. Вашъ-же приговоръ въ этомъ отношеніи не можетъ имѣть для меня никакого значенія.
В. Курнатовскій,
на каждомъ словѣ прерываемый предсѣдателемъ суда, успѣлъ сказать только, приблизительно, слѣдующее: Во имя той правды, къ которой такъ легкомысленно относится господинъ прокуроръ, я заявляю, что выстрѣловъ было только два, что убійство солдатъ, въ которыхъ мы видимъ тѣхъ-же рабочихъ въ мундирѣ, не могло входить въ задачи нашего протеста и не находится въ связи съ достиженіемъ его цѣлей...
Гирша Лурье.
То, что я хотѣлъ-бы говорить, я знаю, вы не дадите мнѣ сказать: приспособить-же свои слова къ чужимъ вкусамъ — не въ моемъ характерѣ, а потому я отказываюсь отъ своего послѣдняго слова.
Екатерины Ройзманъ.
По многимъ причинамъ я говорить здѣсь не буду, хотя и собиралась, но не могу умолчать объ одномъ. Здѣсь все время говорятъ объ убійствѣ 2-хъ солдатъ, объ убійствѣ-же столь дорогого намъ товарища, Ю. Матлахова, никто ни слова не сказалъ. Правительство старается доказать, что мы стрѣляли, оно защищалось. Мы доказываемъ противное: въ насъ стрѣляли со всѣхъ сторонъ, мы не отвѣчали. Въ этой перестрѣлкѣ убито 3 крестьянина; за убійство 2-хъ крестьянъ — солдатъ мы преданы суду. Кто-же отвѣтитъ намъ за убійство 3-го крестьянина, Юрія Матлахова?
Послѣднее слово П. Ф. Теплова.
(Вечернее засѣданіе 7-го августа).
Господа судьи! И правомъ своего послѣдняго слова я воспользуюсь не для того, чтобы лично оправдываться. Мнѣ хотѣлось бы только облегчить суду трудную, но очень важную задачу: стать на точку зрѣнія подсудимыхъ, проникнуть въ ихъ психологію, понять мотивы и цѣли тѣхъ дѣйствій, которыя вмѣняются намъ теперь въ преступленіе.
Общія причины нашего протеста достаточно выяснены моими товарищами, которые нарисовали предъ судомъ безотрадную картину теперешняго положенія ссылки, тѣ невозможныя, унижающія человѣческое достоинство, условія, въ въ которыя поставлены политическіе ссыльные кутайсовскимъ режимомъ. Укажу лишь на тѣ обстоятельства, которыя для меня лично были рѣшающими. Я попалъ въ Сибирь, можно сказать, «прямымъ сообщеніемъ» съ береговъ Женевскаго озера въ Вилюйскъ. На западѣ я пробылъ 9 лѣтъ, живя въ Швейцаріи и Австріи. Тамъ я научился высоко цѣнить права человѣческой личности, привыкъ къ тому, чтобъ съ уваженіемъ относились и къ моему человѣческому достоинству. Пріѣхавъ на родину, я былъ сосланъ на 5 лѣтъ не за какое-либо преступленіе, предусмотрѣнное Уложеніемъ о наказаніяхъ, даже не обычнымъ административнымъ порядкомъ, а въ такъ называемомъ «порядкѣ охраны» безъ суда и слѣдствія, безъ формальныхъ уликъ даже съ точки зрѣнія общей жандармеріи, единственно на основаніи доноса извѣстнаго провокатора М. Гуровича и по безконтрольному усмотрѣнію жандармовъ московскаго охраннаго отдѣленія. Если пожелаете взглянуть въ мой статейный списокъ, такъ узнаете то специфически-русское «преступленіе», за которое меня сослали на 5 лѣтъ въ Якутскую область: «политическая неблагонадежность». Проживъ около двухъ лѣтъ въ Вилюйскѣ, я былъ приглашенъ участвовать въ работахъ Нельканъ-Аянской экспедиціи, пробылъ въ ней полгода и пріѣхалъ въ Якутскъ какъ разъ въ моментъ ликвидаціи стараго и водворенія новаго курса по отношенію къ политическимъ ссыльнымъ. Графъ Кутайсовъ уже издалъ свои циркуляры о запрещеніи свиданій партій въ пути и самовольныхъ отлучекъ. Когда мы съ товарищемъ Перазичемъ, тоже сидящимъ здѣсь на скамьѣ подсудимыхъ, ѣхали въ Якутскую область, намъ всюду разрѣшали свиданія, при которыхъ именно потому и не могло быть какихъ-либо демонстративныхъ цѣлей, что ихъ разрѣшали свободно, ихъ не было нужды добиваться силой. Самовольныя отлучки изъ улусовъ въ Якутскъ и проживаніе въ городѣ мѣсяцами были обычнымъ явленіемъ. Теперь, вскорѣ послѣ моего возвращенія, потянулись изъ Енисейской и Иркутской губерніи въ Якутскую область цѣлые десятки жертвъ новаго курса — товарищей, пересылаемыхъ въ отдаленнѣйшія мѣста области за нарушеніе кутайсовскихъ циркуляровъ, за попытки свиданій, за отлучки въ 5—10 верстъ. Товарищей пересылали и въ одиночку и группами и даже цѣлыми колоніями. Многихъ высылали «за сопротивленіе властямъ» въ образѣ слишкомъ назойливаго шпіона или пьянаго урядника.
Но дѣло не ограничивалось массовыми переселеніями нарушителей циркуляровъ генералъ-губернатора въ Колымскъ, Верхоянскъ и т. п. Тѣмъ-же самымъ административнымъ порядкомъ на высланныхъ товарищей налагалось второе тяжелое наказаніе: имъ объявлялись прибавки срока ссылки на 2, 3—5 лѣтъ, многимъ наканунѣ желаннаго отъѣзда на родину. А тутъ еще въ самомъ Якутскѣ начались прижимки съ отправкой въ Россію на казенный счетъ отбывшихъ ссылку. Администрація стала заявлять, что не обязана этого дѣлать. Допущеніе этого являлось-бы по отношенію ко многимъ товарищамъ превращеніемъ ихъ ссылки въ безсрочную.
Наконецъ, къ сотнямъ товарищей, разосланныхъ по самымъ глухимъ и отдаленнымъ улусамъ Якутскаго округа, поставленныхъ въ нечеловѣческія условія жизни, лишенныхъ медицинской помощи и даже возможности купить на мѣстѣ хлѣбъ, керосинъ, чай и т. п. предметы первой необходимости, администрація стала примѣнять кутайсовскій циркуляръ о самовольныхъ отлучкахъ. На практикѣ это свелось къ полному запрещенію отлучекъ, хотя-бы они вызывались крайней необходимостью, безхлѣбицей и т. п. Высылкой товарища Коревина въ Нижне-Колымскъ за недозволенный приходъ въ Якутскъ изъ села Павловскаго, отстоящаго въ 18 верстахъ, былъ сдѣланъ починъ наложенія административныхъ каръ за самовольныя отлучки. Чашу долготерпѣнія якутскихъ политическихъ ссыльныхъ переполнило звѣрское избіеніе и двукратное связываніе партіи товарищей въ Усть-Кутѣ. Слушая ихъ разсказы, каждый изъ насъ чувствовалъ, какъ будто хлыстомъ бьютъ его по лицу...
Теперь предъ всѣми всталъ роковой вопросъ: сносить-ли дальше этотъ позорный режимъ, топчущій въ грязь наше человѣческое достоинство, или настала пора возвысить голосъ протеста? И громадное большинство товарищей соглашались, что безропотное подчиненіе этому режиму является унизительнымъ. Но, высказываясь принципіально за протестъ, мы должны были рѣшить два главныхъ вопроса: какія выставить требованія и какую избрать форму протеста. Относительно требованій всѣ были согласны, — ихъ подсказывала сама жизнь политическихъ ссыльныхъ, тѣ невозможныя условія, въ которыя мы были поставлены циркулярами Кутайсова.
Задаваясь не только демонстративными цѣлями, но и желаніемъ добиться въ скоромъ времени практическаго осуществленія своихъ требованій, мы ограничились выставленіемъ тѣхъ, которые являлись не только самыми насущными, справедливыми, но и законными даже съ точки зрѣнія дѣйствующаго устава о ссыльныхъ и положенія о гласномъ надзорѣ... Но, выставляя требованіе объ отмѣнѣ всѣхъ новѣйшихъ циркуляровъ и распоряженій о политическихъ ссыльныхъ, мы хотѣли бороться противъ системы Кутайсова въ цѣломъ, противъ ея общаго духа, отравлявшаго атмосферу ссылки, сдѣлавшаго жизнь ссыльныхъ невыносимой. Мы были глубоко убѣждены, что кровавыя столкновенія и бойня вродѣ усть-кутской неизбѣжны при этой системѣ; мы предсказываемъ это въ своемъ заявленіи губернатору отъ 18 февраля, какъ бы предвидя кровавую драму, недавно разыгравшуюся на Ленѣ.
Значительно большія трудности представляло рѣшеніе вопроса о формѣ протеста. Для успѣха всего дѣла вопросъ о томъ, какую форму протеста избрать, являлся основнымъ. Онъ же былъ и наиболѣе спорнымъ. На формѣ протеста расходились даже люди, искренно желавшіе протестовать. И теперь еще находятся товарищи, тоже знакомые съ условіями жизни и борьбы въ ссылкѣ, которые, безусловно сочувствуя нашему дѣлу и выставленнымъ нами требованіямъ, считаютъ нецѣлесообразной, дорого стоющей и т. п. избранную нами форму протеста. Какой-же выборъ предстоялъ намъ? Путь единоличныхъ ходатайствъ и заявленій былъ исключенъ заранѣе по его унизительности и совершенной недѣйствительности, какъ метода борьбы съ общими условіями ссылки. Коллективныя заявленія или чисто «бумажные протесты» не могутъ имѣть серьезнаго значенія, пока за ними не стоятъ люди, рѣшившіеся до конца отстаивать выставленныя требованія. На примѣрѣ иркутскихъ и енисейскихъ товарищей мы видѣли, къ чему приводятъ и рекомендовавшіяся тогда массовыя нарушенія циркуляровъ о самовольныхъ отлучкахъ и другихъ, разъ при этомъ нѣтъ рѣшимости сопротивляться противозаконнымъ наказаніямъ за неисполненіе столь-же незаконныхъ распоряженій, — отвѣтомъ Кутайсова на массовыя самовольныя отлучки были массовыя-же ссылки въ Якутскую область, Верхоянскъ, Колымскъ съ многолѣтними прибавками срока.
Наконецъ, печальный опытъ «пассивнаго сопротивленія» партіи товарищей, жестоко избитыхъ въ Усть-Кутѣ и дважды связанныхъ, предостерегъ насъ и отъ подобной формы протеста «своими боками», оставляющаго лишь убійственное сознаніе поруганной чести, безсильную злобу и деморализацію. А къ чему приводятъ неорганизованныя попытки вооруженной самозащиты противъ грубаго насилія? Ужасное воспоминаніе объ этомъ не изгладила 15-тилѣтняя давность — это кровавыми буквами записано въ исторіи якутской бойни 1889 года. И разъ мы хотѣли придать нашему протесту серьезное общественное значеніе, чтобъ наши протестующіе голоса, нашъ призывъ къ борьбѣ съ режимомъ Кутайсова были услышаны далеко, не желая при этомъ второй якутской бойни, дикой расправы надъ людьми совершенно беззащитными противъ звѣрства и насилій полиціи и солдатъ, то единственнымъ выходомъ для насъ была именно та форма протеста, которую мы избрали, — теперь я говорю это съ еще болѣе глубокимъ убѣжденіемъ, вынесеннымъ изъ опыта. Только рѣшимость отстаивать наши требованія всѣми силами, рискуя собственной жизнью, только готовность умереть съ оружіемъ въ рукахъ, защищаясь отъ проявленій грубаго насилія и поруганій нашего человѣческаго достоинства могли гарантировать протесту широкое общественное значеніе и воспрепятствовать дикому избіенію протестантовъ «охранителями порядка».
Для этого мы собрались на «Романовкѣ», забаррикадировались и вооружились не съ цѣлью «убивать солдатъ», какъ полагаетъ г. прокуроръ, а съ рѣшимостью бороться за наши требованія и чтобы лишить солдатъ, казаковъ и полицію возможности безнаказанно надругаться, избить и убивать протестующихъ, съ рѣшимостью дорого продать свою жизнь при вооруженной самозащитѣ отъ насилій.
Только путемъ старательнаго игнорированія событій 3-го и 4-го марта, предшествовавшихъ несчастнымъ выстрѣламъ, убившимъ солдатъ, г. прокуроръ въ своей обвинительной рѣчи могъ прійти къ чудовищному выводу, что наши выстрѣлы были не средствомъ необходимой обороны противъ наступательныхъ, провокаторскихъ дѣйствій солдатъ, а «вызовомъ». Необходимость этого «вызова» г. прокуроръ объясняетъ наступившимъ якобы у насъ голодомъ. Въ опроверженіе этого мнѣнія достаточно указать на протоколъ осмотра «Романовки», гдѣ значится, что послѣ нашего ухода найдено 6 пудовъ соленой рыбы, 8 пудовъ мяса, 8 мѣшковъ — около 40 пудовъ муки, не считая коровьихъ головъ, потроховъ, свѣжихъ карасей и т. п. — Этой провизіи хватило-бы по меньшей мѣрѣ на 2—3 недѣли, воды-льда тоже было вполнѣ достаточно; о какомъ-же наступленіи голода, какъ причины «вызова», можетъ быть рѣчь? Наконецъ, за «вызовомъ» неизбѣжно должны-бы послѣдовать наступательныя, воинственныя дѣйствія съ нашей стороны, вызванныя отчаяніемъ наступающаго голода. Въ дѣйствительности-же послѣ двухъ выстрѣловъ 4-го марта наша тактика до выхода изъ «Романовки», какъ и за все время протеста, оставалась строго-оборонительной. Каковы-же были, при такихъ условіяхъ, дѣйствительные мотивы нашей сдачи?
Мы шли на «Романовку» въ твердой увѣренности, что предъявленіе нами требованій и отказъ разойтись вызоветъ очень скоро приказъ взять насъ силой, штурмомъ. На это мы разсчитывали, и только противъ этой прямой, открытой формы насилія мы и обезопасили себя до нѣкоторой степени, забаррикадировавшись и вооружившись на случай вторженія въ домъ съ цѣлями насилія солдатъ или казаковъ. Самый характеръ вооруженія: револьверы, дробовики, топоры, при 2-хъ старыхъ берданкахъ, свидѣтельствуютъ о строго-оборонительной цѣли его; съ такимъ оружіемъ возможно лишь сопротивляться прямому насилію, дорого продать свою жизнь при охранѣ личной неприкосновенности, защищаться, а не нападать. Мы были лучшаго мнѣнія о храбрости нашихъ противниковъ и долго не хотѣли вѣрить самой возможности примѣненія къ намъ трусливо-коварной тактики обстрѣловъ съ дальняго разстоянія. Это краснорѣчивѣй, чѣмъ словами, доказывается фактомъ, что цѣлыхъ двѣ недѣли, до 2-го марта, мы не предпринимали защитительныхъ мѣръ, противъ обстрѣловъ издали. Но вотъ раздались наши два выстрѣла 4-го марта, вынужденные цѣлями самозащиты. Тогда мы всѣ были глубоко убѣждены, что солдаты отвѣтятъ прямымъ нападеніемъ, немедленно пойдутъ на штурмъ. Подтвержденіемъ этому служило появленіе у «Романовки» обоза съ лѣстницами, баграми и топорами. Но вмѣсто штурма насъ подвергли жестокому обстрѣлу съ далекаго разстоянія, на который мы не отвѣтили ни однимъ выстрѣломъ, хотя и могли выбить изъ строя нѣсколькихъ солдатъ — если-бы желали, если-бъ это безцѣльное убиваніе подневольныхъ людей соотвѣтствовало нашимъ стремленіямъ, задачѣ нашего протеста. Выдержавъ первый обстрѣлъ, мы съ еще большей энергіей принялись за сооруженіе блиндажей, нашего единственнаго средства защиты противъ солдатскихъ пуль. Настало 5-ое марта. Мы помнили категорическое утвержденіе губернатора, что безъ выстрѣла съ нашей стороны онъ насъ разстрѣливать не будетъ, а постарается взять живыми. И мы были спокойны, такъ какъ никому изъ насъ и въ голову не приходило стрѣлять безъ крайней необходимости въ самозащитѣ.
Какъ вдругъ, часовъ около 2-хъ дня, раздается трескъ, похожій на револьверный выстрѣлъ. Время было обѣденное, всѣ толпились въ столовой и прилежащихъ къ ней комнатахъ, пуля просвистѣла какъ разъ надъ головами толпы. Всѣ переполошились. Начался поголовный опросъ, не выстрѣлилъ-ли нечаянно кто-нибудь изъ насъ изъ револьвера. По разслѣдованіи оказалось, что направленіе выстрѣла было съ Мало-Базарной, что пуля влетѣла черезъ окно, гдѣ имѣлась новая берданочная пробоина, просвистѣла надъ ухомъ Израильсона и ударилась въ косякъ двери. Не прошло и трехъ минутъ послѣ этого предательскаго выстрѣла, какъ мы заслышали характерный трескъ въ окна и стѣны, — начался правильный обстрѣлъ. Нѣтъ силъ и достаточно яркихъ словъ, чтобъ описать глубочайшее изумленіе, волненіе, негодованіе, охватившія всѣхъ насъ. По какой причинѣ? за что? — вертѣлось у каждаго въ головѣ. Но тогда мы еще не подозрѣвали чудовищной правды, не допускали мысли о такомъ звѣрствѣ, какъ предательскіе выстрѣлы, провокаторскій обстрѣлъ. Мы остановились на двухъ предположеніяхъ: либо изъ Питера, или Иркутска, пришелъ категорическій приказъ губернатору взять насъ силой, либо случилось какое-нибудь столкновеніе въ городѣ, которое приписали намъ, и мстятъ за это. И только объясненіе товарища Теслера съ губернаторомъ 6-го марта, послѣ новаго предательскаго выстрѣла, ранившаго Медяника, раскрыло намъ ужасную правду, весь трагизмъ нашего положенія. Въ насъ провокаторски стрѣляли, эти выстрѣлы приписывали намъ, и они являлись предлогомъ жестокаго обстрѣла. Вникните лишь въ смыслъ полной вызывающаго цинизма фразы Кудельскаго: «намъ некогда разбирать, кто и откуда стрѣляетъ», и вы поймете, что при такихъ условіяхъ солдаты и казаки могли дѣлать все, что наша жизнь отдавалась на ихъ разнузданный произволъ.
Послѣ жесточайшаго изъ всѣхъ, провокаторскаго обстрѣла 6-го марта, когда въ насъ палили залпами отъ дома Сюткина и съ Мало-Базарной, а единичными выстрѣлами еще съ двухъ сторонъ; когда уже раздались предательскіе выстрѣлы — предвѣстникъ новаго обстрѣла, — передъ нами всталъ вопросъ: что предпринять? Теперь для насъ было несомнѣннымъ, что ложные доносы часовыхъ и караульныхъ начальниковъ, заинтересованныхъ въ ускореніи развязки, приписываютъ начало стрѣльбы намъ, что звѣрская тактика разстрѣливанія насъ издали, по сигналу предательскихъ выстрѣловъ, возведена въ систему. А противъ этой системы насилія мы не были въ состояніи оказать дѣйствительнаго сопротивленія, не могли защитить свою личную неприкосновенность съ оружіемъ въ рукахъ. Блиндажи хоть и спасали насъ отъ поголовнаго истребленія, но они не предохраняли отъ возрастанія числа раненыхъ товарищей, которымъ страшно антигигіеническая обстановка «Романовки» грозила большой опасностью. По дѣйствіямъ Кудельскаго, осматривавшаго позиціи съ крыши складовъ Кушнарева, мы догадались, что готовится обстрѣлъ сверху, противъ котораго мы являлись совершенно беззащитными, какъ и противъ грозившаго разстрѣла сквозь потолокъ нижняго этажа. Намъ предстояло одно изъ двухъ: либо продолжать оставаться въ «Романовкѣ» и видѣть, какъ безнаказанно солдаты будутъ ранить и убивать одного за другимъ товарищей, не говоря уже о приближавшейся опасности голода, или намъ оставалось выйти съ оружіемъ въ рукахъ на улицу, чтобъ сдѣлать попытку вооруженнаго сопротивленія дикому насилію, которому насъ подвергали. Но эта отчаянная попытка могла кончиться лишь поголовнымъ истребленіемъ насъ, — мы не были-бы даже подпущены на выстрѣлъ изъ револьверовъ и дробовиковъ, а попросту разстрѣляны съ далекаго разстоянія изъ солдатскихъ магазинокъ. Поэтическая аналогія одного изъ защитниковъ, о которой говорилъ и прокуроръ, кажется мнѣ глубоко невѣрной — мы не сектанты «самосожигатели», а общественные дѣятели, революціонеры-борцы. Мы протестовали съ рѣшимостью защищаться противъ насилій до послѣдней капли крови, мы были готовы умирать, охраняя свое человѣческое достоинство, но умирать съ оружіемъ въ рукахъ въ открытомъ бою, при возможности дорого продать свою жизнь. А умирать пассивно отъ солдатскихъ пуль или съ голоду, при невозможности сопротивленія и наказанія убійцъ, какъ «самосожигатели», покорно умирать въ стѣнахъ «Романовки» или быть разстрѣлянными, на подобіе куропатокъ, при выходѣ на улицу, безцѣльно гибнуть на потѣху своихъ враговъ, — такого дикаго рѣшенія у насъ не было и не могло быть принято. И потому, убѣдившись окончательно въ безцѣльности дальнѣйшаго пребыванія на «Романовкѣ» для успѣха нашего протеста, какъ и въ невозможности дѣйствительной самообороны противъ непредвидѣнной раньше звѣрской тактики разстрѣливанія насъ издали, мы рѣшили сложить оружіе, но продолжать начатую борьбу съ позоромъ и вопіющимъ беззаконіемъ кутайсовскаго режима разоблаченіемъ всей правды на судѣ и путемъ широкой агитаціи въ русской и заграничной прессѣ.
С. Фрида.
Мои товарищи вамъ достаточно ясно показали, чего намъ стоилъ день 6-го марта, когда намъ пришлось отказаться отъ своихъ требованій и отдать себя въ руки властей. Да, мы надѣялись, что на судѣ намъ удастся показать всю истину, весь не только логическій, но и психическій путь, который привелъ насъ сперва на Романовку, а затѣмъ сюда — на скамью подсудимыхъ. Но тутъ рядомъ со мной, г. г. судьи, есть товарищи, которымъ вы отказали въ словѣ, и сознанія этого достаточно, чтобы я отказался отъ своего послѣдняго слова.
8-го августа въ 12 часовъ дня предсѣдатель прочелъ проектъ вопросовъ, предложенныхъ судомъ на свое разрѣшеніе. Единственный для всѣхъ 55 «романовцевъ» вопросъ гласилъ о виновности по 263 и 267 ст. Улож. о наказ. Отдѣльные вопросы были для Л. Никифорова и для И. Виленкина, Маріи Зеликманъ и Софьи Померанцъ.
А. С. Зарудный просилъ добавить въ вопросахъ слово «законныхъ» предъ словомъ «распоряженій». Этимъ онъ надѣялся заставить судъ войти въ обсужденіе вопроса о законности циркуляровъ генералъ-губернатора Кутайсова.
Кромѣ того, онъ предложилъ внести дополнительные вопросы о виновности подсудимыхъ въ превышеніи необходимой обороны и въ проступкѣ, предусмотрѣнномъ 2-й или 3-й частью 38 ст. Устава о наказ. Судъ постановилъ: «въ виду того, что въ составъ преступленія по 263 и 268 ст. Улож:. о наказ. признакъ «законный» не входитъ, въ ходатайствѣ защиты отказать; что-же касается постановки дополнительныхъ вопросовъ, то судъ находитъ ихъ излишними, въ виду возможности дать на поставленные вопросы ограничительные отвѣты».
Этимъ, въ сущности, уже предрѣшался характеръ приговора. Судъ удалился на совѣщаніе, которое тянулось цѣлыхъ пять часовъ.
За это время въ корридорахъ суда и около зданія собралось много народа, большей частью — товарищей по ссылкѣ, чтобы услышать приговоръ. Явились къ суду и усиленные наряды городовыхъ, казаковъ и солдатъ.
Наконецъ, въ 5 ч. дня вышелъ судъ. Водворилась гробовая тишина и, при напряженномъ вниманіи всѣхъ присутствующихъ, предсѣдатель огласилъ приговоръ, согласно которому 55 человѣкъ «романовцевъ» лишались всѣхъ правъ и получали 660 лѣтъ каторги — по 12 лѣтъ на брата. Якутскій окружной судъ блестяще выполнилъ возложенную на него миссію, — «репрессія» дѣйствительно получилась вполнѣ «достаточной». Л. Никифоровъ присуждался къ году арестантскихъ ротъ съ ограниченіемъ нѣкоторыхъ правъ, а И. Виленкинъ, М. Зеликманъ и С. Померанцъ были по суду оправданы.
Мотивированный приговоръ назначено было объявить 19-го, но оказалось, что между членами суда были серьезныя разногласія, которыя предсѣдатель тщетно старался примирить. Уладить конфликтъ по домашнему не удалось и членъ суда Л. А. Соколовъ внесъ-таки «Особое мнѣніе». Такъ-что фактически приговоръ былъ намъ объявленъ лишь 21-го августа, раньше назначенный день отправки насъ въ Александровскую центральную пересыльную тюрьму. 21-го мы послѣдній разъ ходили въ судъ и видѣли на прощанье унылый городъ съ его вольными и невольными обитателями. Ниже мы приводимъ копію мотивированнаго приговора.
ПРИГОВОРЪ.
1904 г. iюля 30 / августа 8 дня.
По указу Его Императорскаго Величества Якутскій Окружный Судъ, въ слѣдующемъ составѣ:
Г. Предсѣдатель I. Г. Будзилевичъ;
Г. г. Члены Л.А. Соколовъ; В. А. Ревердатто;
При Секретарѣ С. И. Меликовѣ,
Въ присутствіи г. Прокурора Л. И. Гречина
слушали дѣло по обвиненію политическихъ ссыльныхъ Виктора Константинова Курнатовскаго, Антона Антонова Костюшко-Валюжанича и другихъ по 13, 263, 266 и 268 ст. Улож. о Наказ.
Обвинительнымъ актомъ прокурора суда политическіе ссыльные: (слѣдуютъ званія, имена, отечества, фамиліи и лѣта всѣхъ 59 подсудимыхъ) преданы суду Якутскаго Окружнаго Суда по обвиненію: (пункты обвиненій формулированы дословно по обвинительному акту).
Разсмотрѣвъ настоящее дѣло и выслушавъ пренія сторонъ, Окружный Судъ находитъ, что судебнымъ слѣдствіемъ установлены по дѣлу нижеслѣдующіе безспорные факты: (Далѣе идетъ описаніе хода событій, протеста за время съ 18 по 28-е февраля, ни въ чемъ существенномъ не разнящееся отъ изложенія въ обвинительномъ актѣ. Во избѣжаніе повтореній, мы опускаемъ эту часть, воспроизводя лишь описаніе рѣшающихъ событій 1—6 марта).
28 февраля изъ дома Романова вышелъ политическій ссыльный Никифоровъ, который затѣмъ 1 марта былъ, по распоряженію губернатора, арестованъ, вслѣдствіе того, что, по удостовѣренію свидѣтеля и.д. губернатора Чаплина, Никифорову дано было имъ, свидѣтелемъ, разрѣшеніе, на выходъ единственно только для переговоровъ съ нимъ, губернаторомъ, а между тѣмъ Никифоровъ, выйдя 28 февраля, къ губернатору не явился. Такъ какъ въ ближайшее за симъ время двое изъ засѣвшихъ въ домѣ Романова политическихъ вышли изъ того дома, и затѣмъ они и еще двое новыхъ политическихъ ссыльныхъ, въ карьеръ на тройкѣ и парѣ лошадей, проскочили въ домъ, гдѣ засѣли политическіе, то со 2 марта былъ усиленъ военный караулъ до 20 человѣкъ, и выставлены, вокругъ двора и во дворѣ дома Романова, часовые, причемъ весь резервъ военнаго караула и полицейской стражи былъ помѣщенъ во флигелѣ того-же домовладѣльца Романова, въ недалекомъ разстояніи отъ дома, занятаго политическими ссыльными («караульный домъ»). Только съ этого времени было достигнуто полное разобщеніе засѣвшихъ въ домѣ съ кѣмъ-бы то ни было, и во дворъ дома политическіе болѣе не выходили. Такъ продолжалось до 4 марта, причемъ замѣчено было, что засѣвшіе въ домѣ Романова политическіе ссыльные просверливали въ стѣнахъ того дома отверстія. 4 марта, утромъ, политическими ссыльными, засѣвшими въ домѣ Романова, подано было якутскому губернатору, за подписью «группа протестующихъ ссыльныхъ», заявленіе, въ коемъ, указавъ на то, что требованія, предъявленныя 18 февраля, до сихъ поръ не удовлетворены, что администрація принимаетъ все болѣе серьезныя мѣры борьбы съ ними, въ формѣ осады, переходящей, за послѣдніе два дня, въ прямыя наступательныя дѣйствія, имѣющія цѣлью принудить сдаться, что администрація держится крайне вызывающаго образа дѣйствій, выразившагося въ занятіи двора солдатами, бросаніи часовыми камней, площадной ругани, прицѣливаніи и угрозахъ стрѣлять въ нихъ и арестовать при попыткѣ кого-либо изъ нихъ выйти во дворъ, закрываніи часовыми ставенъ въ занимаемомъ ими домѣ и т. п. — они, протестующіе, требуютъ удовлетворенія всѣхъ выставленныхъ ими основныхъ требованій, освобожденія арестованныхъ товарищей и снятія осады, а въ противномъ случаѣ будутъ считать себя въ правѣ приступить къ вооруженной самозащитѣ.
4-го марта, часу въ 4-мъ дня, выстрѣлами изъ дома, гдѣ засѣли политическіе ссыльные, со стороны кухни, выходившей стѣной и окномъ прямо къ крыльцу караульнаго дома, въ которомъ помѣщался резервъ военнаго караула, казаковъ и городовыхъ, былъ убитъ наповалъ, смѣнившійся передъ тѣмъ съ поста, рядовой якутской мѣстной команды Кирилловъ и раненъ, умершій на другой день, рядовой Енисейскаго резервнаго баталіона Глушковъ. По заключенію врача Монбланова, производившаго судебно-медицинское освидѣтельствованіе и вскрытіе труповъ рядовыхъ Кириллова и Глушкова, смерть перваго произошла отъ безусловно смертельнаго поврежденія легкихъ, причиненнаго выстрѣломъ изъ ружья пулей и вызвавшаго неудержимое внутреннее кровотеченіе изъ поврежденныхъ сосудовъ легкаго, а смерть послѣдняго — отъ безусловно смертельнаго поврежденія легкаго, печени и діафрагмы, вызвавшаго неудержимое внутреннее кровотеченіе и параличъ сердца и діафрагмы; поврежденія эти причинены выстрѣломъ изъ ружья, причемъ характеръ поврежденій можетъ указывать, по мнѣнію врача, на употребленіе разрывной пули, хотя, какъ объяснилъ врачъ Монблановъ на судѣ, онъ этого утверждать съ положительностью не можетъ, полагая, что такого рода поврежденія могли быть и не отъ разрывной пули, а отъ пули самодѣльной. Прибывшій вскорѣ послѣ выстрѣловъ, убившихъ Кириллова и Глушкова, къ дому инородца Романова, губернаторъ, остановивъ стрѣльбу солдатъ, расположившихся цѣпью и обстрѣливавшихъ домъ, гдѣ засѣли политическіе ссыльные, вызвалъ послѣднихъ для переговоровъ, причемъ вышли на крыльцо политическіе ссыльные — Тепловъ и Костюшко, изъ которыхъ, впрочемъ, послѣдній все время стоялъ молча, а разговоръ велъ одинъ Тепловъ. Губернаторъ, какъ удостовѣрили свидѣтели: вице-губернаторъ Чаплинъ и полицеймейстеръ Березкинъ, указывая на совершенное политическими убійство двухъ рядовыхъ, потребовалъ немедленнаго выхода ихъ, политическихъ, для слѣдованія въ тюрьму. Тепловъ-же объяснилъ, что первый выстрѣлъ въ солдата былъ вызванъ съ ихъ, политическихъ ссыльныхъ, стороны вызывающимъ поведеніемъ, бывшихъ въ караулѣ солдатъ, которые бросали въ домъ камнями, закрывали ставнями окна, прицѣливались, причемъ одинъ изъ солдатъ, бросившій камнемъ въ окно и попавшій въ руку политическаго, былъ предупрежденъ, что они, политическіе, будутъ стрѣлять, солдатъ отвѣтилъ: «стрѣляй», и затѣмъ неожиданно раздался выстрѣлъ. Тепловъ заявилъ затѣмъ категорически отказъ исполнить требованіе губернатора о выходѣ политическихъ ссыльныхъ изъ дома Романова, указывая, что они, засѣвшіе въ томъ домѣ, «будутъ дѣйствовать оружіемъ, пока вооруженная блокада обрекаетъ ихъ на голодную смерть, не разойдутся пока не исполнятъ ихъ требованій, пусть ихъ возьмутъ силой, они-же ни передъ чѣмъ не остановятся». На слова губернатора политическимъ, что «на обсужденіе ими ихъ положенія и раздумье имъ дается полчаса», — Тепловъ и Костюшко отвѣтили, что на это имъ и ¼ часа достаточно, такъ какъ всѣ вопросы ими давно и безповоротно рѣшены и удалились въ квартиру, заперевъ за собою двери. Затѣмъ спустя ¼ часа они вышли, и Тепловъ тутъ снова повторилъ, что всѣми товарищами его рѣшено не отступать и что или должны удовлетворить ихъ требованія, или могутъ взять ихъ мертвыми, такъ какъ сдаваться, не защищаясь съ оружіемъ въ рукахъ, они не намѣрены; при этомъ Тепловъ объяснилъ, что это послѣднее ихъ слово и добавилъ, что ни стрѣльбы, ни какихъ-либо наступательныхъ дѣйствій они въ дальнѣйшемъ не предпримутъ. Губернаторъ въ заключеніе подтвердилъ, что разстрѣливать ихъ не будетъ, а постарается взять ихъ живыми. 5 и 6 марта солдаты, составлявшіе караулъ, обстрѣливали домъ, въ коемъ засѣли политическіе, но обстрѣлы эти были каждый разъ останавливаемы распоряженіями губернатора. Послѣ остановленнаго 5 марта губернаторомъ обстрѣла солдатами дома Романова, оттуда вышелъ къ губернатору, съ бѣлымъ флагомъ, политическій ссыльный Теслеръ и передалъ адресованное на имя якутскаго губернатора открытое письмо за подписью «группа протестующихъ ссыльныхъ»; въ этомъ письмѣ отъ 5 марта засѣвшіе въ домѣ Романова заявляютъ, что будутъ съ оружіемъ въ рукахъ бороться за свое существованіе и не разойдутся до тѣхъ поръ, пока не будутъ удовлетворены ихъ основныя требованія.
Затѣмъ къ губернатору, 6 марта, явился изъ дома Романова тотъ-же Теслеръ, прося дать 6 часовъ времени для обсужденія вопроса о сдачѣ, такъ какъ подавляющее, по объясненію его, большинство изъ числа засѣвшихъ въ томъ домѣ политическихъ ссыльныхъ пришло къ заключенію о необходимости сдаться, и 7 марта, въ 8 часовъ утра, политическіе ссыльные, въ числѣ 55 человѣкъ, состоящихъ по нашему дѣлу подсудимыми, обвиняемыми по 263 и 268 ст. Улож., вышли изъ дома Романова, вынеся съ собою трупъ товарища Матлахова, убитаго, по заключенію производившаго осмотръ трупа врача Монбланова, ружейной пулей изъ казенной винтовки новаго образца.
(Далѣе слѣдуетъ опускаемое нами краткое изложеніе результатовъ осмотра дома Романова судебнымъ слѣдователемъ, имѣющееся въ обвинительномъ актѣ).
Признавая изложенные выше факты достовѣрными и, въ частности, не отрицая убійства выстрѣлами 4 марта рядовыхъ Кириллова и Глушкова, подсудимые по настоящему дѣлу (55 человѣкъ, сдавшихся 7 марта) утверждали на судѣ, во 1-хъ,что ими произведено было 4 марта только 2 выстрѣла, послѣдствіемъ которыхъ была смерть названныхъ солдатъ и что 5 и 6 марта, подвергаясь обстрѣливанію, они, подсудимые, совершенно не стрѣляли, и во 2-хъ, что выстрѣлы 4 марта вызваны были тѣми причинами, о которыхъ заявлялъ губернатору 4 марта подсудимый Тепловъ, и произведены были неожиданно. Останавливаясь на этихъ объясненіяхъ подсудимыхъ, поддерживаемыхъ всецѣло и защитою, Окружный Судъ находитъ, что утвержденіе о двухъ только выстрѣлахъ, въ виду данныхъ, выясненныхъ на судебномъ по дѣлу слѣдствіи, должно быть отвергнуто. Что касается же вопроса о томъ, стрѣляли-ли подсудимые 5 и 6 марта, то хотя на судѣ всѣ допрошенные свидѣтели объясняли, что обстрѣливанію со стороны солдатъ засѣвшіе въ домѣ Романова политическіе подвергались только послѣ того, какъ со стороны ихъ, политическихъ, раздавались выстрѣлы, но къ такому утвержденію невозможно отнестись съ безусловнымъ довѣріемъ, по слѣдующимъ основаніямъ: несомнѣнно по дѣлу установлено, что внѣ случаевъ обстрѣливанія дома инородца Романова цѣпью солдатъ, были случаи отдѣльныхъ ранѣе того выстрѣловъ со стороны отдѣльныхъ, входившихъ въ составъ караула, стоявшихъ въ разныхъ мѣстахъ рядовыхъ, казаковъ и городовыхъ. Вполнѣ поэтому допустимо, что эти одиночные выстрѣлы могли быть приняты за выстрѣлы изъ дома политическихъ; изъ показанія свидѣтеля начальника якутской мѣстной команды Кудельскаго видно, что солдатами въ домъ политическихъ за время 4 — 6 марта выпущено было 860 патроновъ, и судъ, производя осмотръ того дома на мѣстѣ, убѣдился, что окна, ставни, стѣны обстрѣливавшагося дома были пробиты громаднымъ количествомъ пуль, представляясь въ иныхъ мѣстахъ изрѣшеченными. — Въ виду этихъ обстоятельствъ и имѣя въ виду заключеніе эксперта поручика Лепина о полной возможности прохожденія пуль, выпущенныхъ изъ солдатскихъ ружей черезъ 2—3 стѣны дома и дальнѣйшаго ихъ пролета, невозможно не признать того, что вылетавшія наружу пули, при обстрѣливаніи солдатами дома Романова, могли казаться отдѣльнымъ постовымъ, часовымъ, караульнымъ пулями, вылетавшими изъ того дома, этимъ возможно объяснить и то утвержденіе нѣкоторыхъ, немногихъ, впрочемъ, свидѣтелей, что изъ дома Романова раздавались выстрѣлы и пачками и залпами. Слѣдуетъ имѣть также въ виду, что ни одинъ изъ свидѣтелей, утверждая о выстрѣлахъ изъ дома политическихъ, не говоритъ о томъ, что видѣлъ дымъ, что видѣлъ явственно, отчетливо выстрѣлъ изъ того дома; свидѣтели говорятъ вообще: «изъ дома политическихъ раздался выстрѣлъ, раздалось нѣсколько выстрѣловъ», «политическіе начали стрѣлять», «начали стрѣлять политическіе, потому что больше было некому» и т. п. Есть, впрочемъ, одинъ свидѣтель, купецъ Кондаковъ, утверждавшій, что онъ, стоя 5 марта у себя во дворѣ, слышалъ, что изъ дома политическихъ, по направленію къ его, свидѣтеля, дому, гдѣ стоялъ часовой, раздался черезъ отверстіе въ окнѣ выстрѣлъ, и свидѣтель видѣлъ дымокъ; свидѣтель показалъ то мѣсто, гдѣ стоялъ, и судъ, личнымъ осмотромъ провѣривъ это показаніе, не можетъ прійти къ убѣжденію въ достовѣрности засвидѣтельствованнаго Кондаковымъ факта. Такимъ образомъ, судъ на основаніи данныхъ судебнаго слѣдствія не можетъ быть убѣжденъ въ томъ, что 5 и 6 марта подсудимые, сдавшіеся 7 марта, стрѣляли, а слѣдовательно утвержденіе подсудимыхъ, что въ тѣ два дня они не произвели ни одного выстрѣла, отвергнуто быть не можетъ. Но утвержденіе подсудимыхъ о томъ, что 4 марта ими произведено только два выстрѣла, должно быть, напротивъ, какъ выше сказано, отвергнуто. Хотя показанія нѣкоторыхъ свидѣтелей о выстрѣлахъ 4 марта противорѣчатъ другимъ свидѣтельскимъ показаніямъ, хотя въ нѣкоторыхъ случаяхъ свидѣтели давали на судѣ показанія, разнорѣча съ данными ими на предварительномъ слѣдствіи показаніями, хотя, такимъ образомъ, и по этимъ обстоятельствамъ и на основаніи личнаго впечатлѣнія, производимаго показаніями свидѣтелей судъ не можетъ довѣриться вполнѣ этимъ свидѣтельствамъ въ отношеніи полной ихъ достовѣрности, но судъ вмѣстѣ съ тѣмъ не можетъ не признать, что въ тѣхъ случаяхъ, когда свидѣтельское показаніе подкрѣпляется объективными данными, — тѣми вещественными признаками, которыя являются нѣмыми, но достовѣрными свидѣтелями, — истина свидѣтельскаго показанія должна быть признана. Въ этомъ отношеніи показаніемъ свидѣтеля рядового Колоскова установлено, что когда онъ, 4 марта, стоялъ рядомъ или въ близкомъ отъ рядового Кириллова разстояніи и раздавшимся выстрѣломъ послѣдній былъ убитъ, въ него, Колоскова, въ металлическую пряжку его пояса ударила пуля, отогнувъ уголокъ той пряжки и оторвавъ у сумки съ патронами пуговку. По требованію защиты пряжка и сумка Колоскова въ которыя попала пуля, были доставлены въ судъ, были осмотрѣны судомъ и сторонами; судъ личнымъ осмотромъ убѣдился въ томъ, что уголокъ металлической пряжки имѣетъ слѣдъ удара, а на сумкѣ нѣтъ пуговки, экспертъ поручикъ Лепинъ далъ заключеніе, что поврежденіе на пряжкѣ могло произойти именно отъ удара пулей, онъ обрисовалъ и ходъ этой пули, сверху внизъ и рикошетомъ, а противъ всего этого въ подрывъ показанію свидѣтеля защита выставила одно только слѣдующее предположеніе: возможно, что въ суетѣ, второпяхъ, кто-нибудь изъ караула выстрѣлилъ и угодилъ Колоскову въ пряжку пояса; но такое предположеніе совершенно невозможно, если имѣть въ виду, что дѣло происходило днемъ и что выстрѣлъ въ Колоскова былъ не снизу вверхъ, а сверху внизъ; совершенно невозможно, въ данномъ случаѣ, и то допущеніе, которое сдѣлано защитой по отношенію къ пробитой пулей шинели городового Хлѣбникова: тамъ еще допустимо то предположеніе, что пуля, убившая Глушкова, пробила и шинель Хлѣбникова, такъ какъ, по удостовѣренію свидѣтеля Хромова, въ моментъ раненія Глушкова позади его стоялъ Хлѣбниковъ, слѣдовательно и въ виду того, что въ тѣлѣ Глушкова пуля не была найдена, возможность такового случая исключена быть не можетъ, но пуля, убившая Кириллова, была найдена въ трупѣ, при вскрытіи. Утверждая, что произведено было только два выстрѣла, послѣдствіемъ которыхъ была смерть рядовыхъ Кириллова и Глушкова, подсудимые въ развитіе и дополненіе вышеприведенныхъ письменныхъ и словесныхъ заявленій своихъ губернатору о причинахъ, вызвавшихъ эти выстрѣлы, указывали въ объясненіяхъ своихъ на судѣ, что оцѣплявшіе домъ инородца Романова солдаты, городовые и казаки позволяли себѣ рядъ поступковъ, несовмѣстимыхъ, по мнѣнію подсудимыхъ, съ положеніемъ ихъ, какъ лицъ, запершихся въ томъ домѣ, нарушали права ихъ, подсудимыхъ. Нарушеніе правъ заключалось, между прочимъ, въ томъ, что оцѣплявшіе закрывали окна ставнями. Для подсудимыхъ, по ихъ объясненію, это обстоятельство имѣло чрезвычайно важное значеніе: рѣшившись во что бы то ни стало добиться удовлетворенія заявленныхъ требованій, итти къ достиженію поставленной себѣ цѣли съ оружіемъ въ рукахъ до послѣдней капли крови, рѣшившись не сдаваться и не останавливаться ни передъ какими жертвами, они, подсудимые, опасались только того, чтобы не быть захваченными врасплохъ, а возможность такой опасности обусловливалась именно этого рода дѣйствіями оцѣплявшихъ, такъ какъ подсудимые лишались возможности слѣдить за дѣйствіями осаждавшихъ домъ Романова и принять во время соотвѣтственныя мѣры. Подсудимые, далѣе, въ объясненіяхъ своихъ на судѣ, какъ это, впрочемъ, указывалось ими и ранѣе высказывали то положеніе, что администрація не имѣла права принимать къ подавленію организованнаго подсудимыми протеста тѣхъ мѣръ, которыя были приняты, что противъ этихъ мѣръ они, подсудимые, считали себя въ правѣ прибѣгнуть къ вооруженной самозащитѣ. Не можетъ быть, такимъ образомъ, сомнѣнія въ томъ, что по взгляду подсудимыхъ, заявивъ правительственной власти требованія объ отмѣнѣ циркуляровъ о политическихъ ссыльныхъ въ Сибири и для достиженія этой цѣли, засѣвъ въ числѣ нѣсколькихъ десятковъ лицъ, съ оружіемъ въ укрѣпленномъ домѣ инородца Романова, съ рѣшимостью добиваться поставленной себѣ цѣли, не останавливаясь передъ самыми крайними мѣрами, подсудимые не только считали за собою право на организацію такого протеста, но даже считали себя равноправною по отношенію къ правительственной власти воюющею стороною, автономнымъ цѣлымъ съ правами, противопоставляемыми правамъ противной стороны. Такъ смотрятъ подсудимые, такого взгляда придерживается, повидимому, и защита подсудимыхъ, утверждая, что въ фактѣ убійства двухъ солдатъ можно видѣть только актъ необходимой обороны со стороны подсудимыхъ или — самое большое — превышеніе предѣловъ ея. Нѣтъ надобности, конечно, говорить о томъ, что подобный взглядъ, несовмѣстимый съ элементарнѣйшими, присущими всякому человѣку съ обычнымъ уровнемъ сознанія и пониманія дѣйствительности, понятіями о законѣ и подзаконности всѣхъ и каждаго, является тою пеленой, которая скрываетъ или которою стараются скрыть настоящія, истинныя очертанія предмета. Допущеніе возможности права на борьбу лица или группы извѣстнымъ образомъ объединенныхъ лицъ съ правительственною властью, закономъ установленной и являющеюся органомъ государственной власти, — равносильно было-бы отрицанію самыхъ основъ правопорядка и организованнаго въ государствѣ общежитія.
Подсудимые, организовавъ протестъ въ той формѣ, какъ изложено выше, совершили съ точки зрѣнія понятій о законѣ и подзаконности законопротивное, уголовнымъ закономъ предусмотрѣнное дѣяніе, квалификація котораго будетъ сдѣлана ниже. Представитель высшей правительственной власти въ области, губернаторъ, принялъ мѣры къ возстановленію порядка: 18 февраля подсудимымъ было предъявлено требованіе разойтись, такія требованія повторялись затѣмъ неоднократно, и приняты были къ подавленію безпорядка мѣры. Каковы-бы ни были эти мѣры со стороны ихъ пригодности, цѣлесообразности, удобопримѣнимости, быстроты, энергичности дѣйствій и т. п., были-ли, затѣмъ, мѣры эти проведены съ нарушеніемъ предѣловъ, установленныхъ закономъ для дѣйствій власти, въ подобныхъ случаяхъ, были-ли незакономѣрны дѣйствія тѣхъ или иныхъ исполнителей приказаній власти, — всѣ эти обстоятельства внѣ вопроса объ отвѣтственности подсудимыхъ за совершенное ими преступное дѣяніе, къ прекращенію коего эти мѣры были направлены, и о квалификаціи того преступленія, а потому, какъ постороннія дѣлу, обстоятельства эти не подлежатъ разсмотрѣнію и обсужденію суда по настоящему дѣлу, ибо они имѣютъ отношеніе только къ лицамъ, принимавшимъ и исполнявшимъ тѣ мѣры, если таковыя лица будутъ, въ установленномъ порядкѣ, привлечены къ отвѣту или отчету по поводу принятыхъ мѣръ и дѣйствій.
Входя въ ближайшее обсужденіе вопроса о квалификаціи преступнаго дѣянія, совершеннаго подсудимыми и не касаясь пока обстоятельства лишенія жизни рядовыхъ Кириллова и Глушкова, Окружный Судъ усматриваетъ: въ Уложеніи о нак. въ 1-й главѣ IV раздѣла о преступленіяхъ и проступкахъ противъ порядка управленія общій заголовокъ той главы изложенъ такъ: «о сопротивленіи распоряженіямъ правительства и неповиновеніи установленнымъ отъ онаго властямъ». Подъ это общее родовое понятіе «сопротивленія и неповиненія» законъ подводитъ два вида этого преступленія: 1) дѣянія, указанныя въ 263—269 и 2) указанныя въ 270 и слѣд. статьяхъ Улож. о нак., причемъ общій законный составъ преступленія 1-й группы изложенъ въ 263, а законный составъ преступленій 2-й группы изложенъ преимущественно въ 270 ст. Изъ содержанія 263 и по сравненію ея съ содержаніемъ 270 ст. необходимо прійти, какъ это разъяснено правительствующимъ сенатомъ (уг. кас. д-та 1877 г. № 40 и др.) къ тому несомнѣнному выводу, что существенные признаки перваго изъ этихъ преступленій (263 ст. Улож.) заключаются: 1) въ свойствѣ сопротивленія, имѣющаго характеръ вызова или нападенія, съ цѣлью или недопущенія правительственной власти къ исполненію ея обязанностей или принужденія ея къ чему-либо, съ объемомъ и предѣлами ея власти несогласному, — что и выражено въ 263 ст. словами: «за явное противъ властей, правительствомъ установленныхъ, возстаніе»; 2) въ томъ, что такого рода возстаніе направляется противъ общихъ, правительственными властями установленныхъ распоряженій и мѣръ, относящихся къ общему управленію краемъ или мѣстностью, либо такое возстаніе выражается въ неповиновеніи велѣніямъ, непосредственно отъ верховной власти исходящимъ; 3) въ томъ, съ внѣшней стороны состава преступленія, что такое сопротивленіе оказано вооруженными чѣмъ-либо людьми и было сопровождаемо съ ихъ стороны безпорядками и насиліемъ. — Обращаясь отъ этихъ законныхъ признаковъ состава преступленія по 263 ст. Улож. о нак., къ фактическимъ обстоятельствамъ настоящаго дѣла, судъ находитъ, что эти обстоятельства вмѣщаютъ въ себѣ полный составъ указаннаго преступленія: подсудимые собрались въ числѣ нѣсколькихъ десятковъ лицъ въ домѣ инородца Романова, укрѣпили этотъ домъ баррикадами, блиндажами, обративъ его въ своего рода крѣпость, вооружились въ значительномъ количествѣ огнестрѣльнымъ и холоднымъ оружіемъ и, засѣвъ въ этой крѣпости, предъявили правительственной власти требованія объ отмѣнѣ циркулярныхъ распоряженій высшей правительственной власти въ краѣ, распоряженій, касающихся политическихъ ссыльныхъ въ краѣ, угрожая, что до тѣхъ поръ, пока распоряженія эти не будутъ отмѣнены, они, подсудимые, не остановятся передъ самыми крайними мѣрами, будутъ отстаивать свои права съ оружіемъ въ рукахъ, не останавливаясь ни передъ какими жертвами. Не можетъ быть никакого сомнѣнія, что такого рода, выражаясь общимъ родовымъ понятіемъ, «сопротивленіе» являлось прямымъ вызовомъ власти, тѣмъ явнымъ возстаніемъ, о которомъ говоритъ 263 ст.; оно было направлено на принужденіе къ отмѣнѣ общихъ для всѣхъ политическихъ ссыльныхъ въ краѣ распоряженій правительственной власти, для всей, какъ выражались подсудимые, ссылки и сопровождалось не только вооруженіемъ, но, несомнѣнно, и безпорядками, и насиліемъ, ибо одно уже нахожденіе въ городѣ такого рода крѣпости, какимъ былъ въ періодъ времени 18 февраля — 7 марта домъ инородца Романова, домъ, въ которомъ провертывались бойницы, производилось упражненіе въ стрѣльбѣ, изъ котораго были выстрѣлы, не можетъ не быть разсматриваемъ, какъ безпорядокъ, какъ угроза порядку, общественному спокойствію и безопасности населенія города.
Подсудимые, въ объясненіяхъ своихъ на судѣ, и защита, во время преній сторонъ, объясняли причины, вызвавшія протестъ подсудимыхъ; и подсудимыми, и защитою указывалось на то, что положеніе политическихъ ссыльныхъ въ Сибири, со времени изданныхъ въ послѣднее время высшею въ краѣ правительственною властью, циркуляровъ о воспрещеніи отлучекъ съ мѣстъ причисленій и свиданій въ пути съ прибывающими политическими ссыльными и о взысканіи за нарушенія этихъ распоряженій, сдѣлалось чрезвычайно тягостнымъ и невыносимымъ; подсудимые, по ихъ объясненію, извѣрившись въ возможности добиться улучшенія своей участи легальными путями, вынуждены были прибѣгнуть къ протесту въ той формѣ, въ которой онъ выразился. При этомъ подсудимыми и защитой указывалось и на то, что мѣропріятія и распоряженія, примѣнявшіяся на основаніи изданныхъ циркуляровъ, въ существѣ своемъ, отмѣняли установленныя закономъ положенія о гласномъ надзорѣ, не соотвѣтствовали мѣстнымъ и бытовымъ условіямъ и примѣнялись низшими административными властями съ неуклонною и безпощадною суровостью.
Выше уже было сказано, что съ понятіемъ закона и подзаконности всѣхъ и каждаго совершенно недопустима возможность права для лица или группы лицъ на борьбу съ правительственною властью; такая борьба является противозаконнымъ дѣяніемъ, изъ какихъ-бы мотивовъ, основаній, побужденій она ни исходила. Законъ (учреж. прав. сената. Правила о порядкѣ принятія и направленія прошеній и жалобъ на Высочайшее Имя приносимыхъ — т. 1, ч. 2 Св. зак. и др.) указываетъ путь, которымъ можетъ итти каждый для огражденія и возстановленія основаннаго на законѣ права, если оно нарушается тою или иною установленною закономъ правительственною властью. Въ нѣкоторыхъ, указанныхъ закономъ случаяхъ, преступность неисполненія или неповиновенія распоряженію правительственной власти обусловливается тѣмъ, было-ли распоряженіе законнымъ (29 ст. Уст. о нак., 271 Улож.), во всѣхъ такихъ случаяхъ, судъ, конечно, обязанъ войти въ разсмотрѣніе этого вопроса, но, по настоящему дѣлу, въ виду совершенія подсудимыми преступленія, предусматриваемаго 263 ст. Улож. о нак., въ числѣ признаковъ коей не указывается на это обстоятельство, и по самому существу этого карательнаго закона и не можетъ быть указываемо, — судъ вышелъ бы изъ предѣловъ предоставленной ему компетенціи и власти, подвергая разбору вопросъ о законности изданныхъ высшею правительственною властью, въ отношеніи политическихъ ссыльныхъ въ Сибири, распоряженій, на изданіе коихъ эта власть уполномочена закономъ. Къ этому необходимо присовокупить, что всѣ указываемыя подсудимыми и защитою обстоятельства о стѣсненіяхъ и тягостяхъ, испытываемыхъ политическими ссыльными не могутъ имѣть значеніе и въ смыслѣ обстоятельствъ, смягчающихъ вину подсудимыхъ, такъ какъ эти обстоятельства не указаны закономъ, какъ основанія для смягченія наказанія за совершеніе преступленія, предусматриваемаго 263 ст. Улож. о нак.
Признавая, по силѣ изложеннаго, вышедшихъ 7 марта изъ домъ Романова подсудимыхъ, виновными въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 263 ст. Улож. о нак. и учиненномъ по предварительному ихъ всѣхъ соглашенію, судъ не находитъ въ данныхъ судебнаго слѣдствія, въ доказательномъ по дѣлу матеріалѣ никакихъ доказательствъ, на основаніи которыхъ можно было-бы прійти къ выводу о томъ: кто изъ подсудимыхъ былъ зачинщикомъ или подговорщикомъ, умыслившимъ это преступленіе, согласившимъ на него другихъ, либо управлявшимъ дѣйствіями другихъ при совершеніи или же первымъ къ нему приступившимъ (13 ст. Ул. о нак.). Къ числу этихъ признаковъ той формы участія, которая именуется подстрекательствомъ и зачинщичествомъ, не могутъ быть отнесены дѣйствія нѣкоторыхъ подсудимыхъ, выражавшіяся въ писаніи заявленій, въ веденіи переговоровъ и т. п., въ виду чего всѣ эти обстоятельства и надлежитъ оставить безъ дальнѣйшаго обсужденія. Такимъ образомъ, всѣ вышедшіе изъ дома Романова подсудимые должны быть признаны сообщниками преступленія, указаннаго въ 263 ст. Улож. о нак.
Подсудимые, какъ отмѣчено выше, объяснили на судѣ, ссылаясь также и на письменныя и на словесныя заявленія свои губернатору, что выстрѣлы, убившіе рядовыхъ Кириллова и Глушкова, произведены были неожиданно. Такое утвержденіе подсудимыхъ должно быть отвергнуто. Оно должно быть отвергнуто не только потому, что противорѣчитъ всему ходу событій, неизбѣжной логикѣ вещей, той логикѣ, которая выражается въ неизмѣнной связи причинъ и слѣдствій, но и въ виду объясненій самихъ обвиняемыхъ, если имѣть въ виду вышеприведенныя объясненія ихъ о важности для нихъ закрыванія солдатами ставенъ, по поводу какового обстоятельства и защитою указывалось, что такое закрываніе было «противозаконнымъ», что оно было для подсудимыхъ страшнымъ потому, что, не боясь смерти, подсудимые опасались, что ихъ возьмутъ живыми. Подсудимые, вооружившись и засѣвъ въ укрѣпленномъ домѣ Романова, рѣшили безповоротно вести борьбу, для достиженія поставленной себѣ цѣли, не останавливаясь ни передъ какими жертвами. Таково было, какъ утверждаютъ подсудимые, общее ихъ соглашеніе. И дѣйствительно, все настойчивѣе и настойчивѣе подходятъ они къ активному развитію этой борьбы: еще 26 февраля, предъявляя требованіе о снятіи «блокады», они заявляютъ, что не станутъ долѣе относиться къ ней спокойно, предпочитая смерть въ бою смерти отъ голода, на каковую обрекаетъ ихъ блокада; 4 марта подсудимые провертываютъ въ домѣ бойницы, тогда же подаютъ заявленіе, въ которомъ, ссылаясь на все болѣе и болѣе серьезныя мѣры борьбы съ ними со стороны администраціи, на «крайне вызывающій образъ ея дѣйствій», снова требуютъ удовлетворенія всѣхъ основныхъ своихъ требованій и снятія «осады», угрожая въ противномъ случаѣ приступить къ вооруженной самозащитѣ; наконецъ, 4 марта, въ 4-мъ часу дня, раздавшимися изъ дома Романова двумя выстрѣлами убиваются двое солдатъ. Эта-то, по мнѣнію подсудимыхъ, вполнѣ неосновательному, какъ изложено выше, самозащита, а съ точки зрѣнія уголовнаго закона — преступленіе, въ коемъ обвиняются подсудимые, и была осуществлена лишеніемъ жизни рядовыхъ Кириллова и Глушкова. Убійство этихъ солдатъ, вытекая съ неизбѣжною логикою изъ всего предыдущаго образа дѣйствій подсудимыхъ, была не актомъ мести за неприличіе, оказанное какимъ-то солдатомъ; такое допущеніе немыслимо до тѣхъ поръ, пока рѣчь идетъ о подсудимыхъ, какъ о людяхъ вмѣняемыхъ, сознательно во всякомъ случаѣ относившихся къ своимъ поступкамъ, — убійство это было средствомъ, и, съ точки зрѣнія подсудимыхъ, необходимымъ для устраненія тѣхъ препятствій, которыя стояли на пути осуществленія цѣли, для достиженія которой была организована борьба. Но если это такъ, то этимъ устанавливается, что лишеніе жизни Кириллова и Глушкова было общимъ дѣломъ всѣхъ вышедшихъ 7 марта изъ дома Романова подсудимыхъ, эти выстрѣлы, если даже ограничиться только двумя выстрѣлами, произведены съ общаго всѣхъ подсудимыхъ согласія, ибо только 6 марта «подавляющее большинство» засѣвшихъ въ въ домѣ Романова пришло къ рѣшенію о необходимости сдаться. То обстоятельство, что послѣ лишенія жизни двухъ солдатъ подсудимые не стрѣляли, не можетъ имѣть значенія, не можетъ ни поколебать, ни ослабить предъявленное къ подсудимымъ обвиненіе, такъ какъ съ момента выстрѣловъ, убившихъ Кириллова и Глушкова, весь составъ преступленія, въ коемъ подсудимые обвиняются, былъ уже выполненъ ими. — По дѣлу совершенно не установлено, кѣмъ изъ подсудимыхъ сдѣланы были выстрѣлы, убившіе двухъ солдатъ, и установленіе этого обстоятельства, въ виду особенностей организаціи оказаннаго подсудимыми вооруженнаго сопротивленія едва-ли и возможно. Подсудимые въ своихъ объясненіяхъ не касались этого предмета. Несомнѣнно, что убійство это, въ смыслѣ физическаго его выполненія, было дѣломъ одного или двухъ лицъ, но въ совершеніи его повинны всѣ вышедшіе изъ дома Романова подсудимые, какъ сообщники преступленія, учиненнаго по общему ихъ соглашенію, въ виду чего и признавая, какъ выше изложено, установленнымъ по дѣлу, что смертоубійство это было не только по общему согласію подсудимыхъ, но и для достиженія ихъ цѣли и что мѣра участія ихъ всѣхъ одинакова, такъ какъ для установленія противнаго, судъ не располагаетъ доказательнымъ по дѣлу матеріаломъ, — они, всѣ сдавшіеся 7 марта подсудимые, подлежатъ на точномъ основаніи 268 и 119 ст. Улож. о нак. отвѣтственности, въ этихъ статьяхъ указанной.
Признавая по сему виновными подсудимыхъ: Бройдо, Бодневскаго, Давида Викера, Вардоянца, Виноградова, Гельмана, Гельфанда, Гинцбурга, Габронидзе, Добржгенидзе, Джохадзе, Дронова, Добросмыслова, Журавель, Залкинда, Зараховича, Закона, Израильсона, Костолянеца, Кудрина, Курнатовскаго, Костюшко-Валюжанича, Каммермахера, Лейкина, Лаговскаго, Моисея Лурье, Гирша Лурье, Кагана, Мисюкевича, Медяника, Ольштейна, Оржеровскаго, Ржонца, Погосова, Исаака Ройзмана, Ройтенштерна, Пинхуса Розенталь, Рабиновича, Рудавскаго, Соколинскаго, Перазича (онъ же Константинъ Солодухо), Теслера, Теплова, Трифонова, Фридъ, Хацкелевича, Центерадзе, Цукеръ, Песю Айзенбергъ, Гольду Викеръ, Жмуркину, Анну Розенталь, Ревеку Ру-бинчикъ, Екатерину Ройзманъ и Песю Шрифтейликъ въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 263 и 268 ст. Улож. о нак. и обращаясь къ опредѣленію имъ наказанія, судъ не можетъ не признать смягчающимъ вину подсудимыхъ обстоятельствомъ крайнее легкомысліе подсудимыхъ (4 п. 134 ст. Улож. о нак.), почему и признаетъ справедливымъ понизить опредѣляемое 268 ст. нормальное наказаніе въ предѣлахъ власти, предоставленной закономъ суду на 2 степени и такимъ образомъ, исходя отъ 1 ст. 19 ст. Улож. о нак., назначить таковое по 3 ст. 19 ст. въ низшей, по обстоятельствамъ дѣла, мѣрѣ, т. е. по лишеніи подсудимыхъ всѣхъ правъ состоянія сослать ихъ въ каторжныя работы на 12 лѣтъ каждаго съ указанными въ законѣ послѣдствіями сего наказанія.
Подсудимый Никифоровъ обвиняется въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 263 ст. Улож. о нак. Обстоятельство убійства рядовыхъ Кириллова и Глушкова, квалифицирующее это преступное дѣяніе въ отношеніи предыдущихъ 55 подсудимыхъ, и по обвинительному акту прокурора и по обвиненію имъ, поддерживаемому на судѣ, устранено въ отношеніи Никифорова. Равнымъ образомъ, этотъ подсудимый не преданъ суду по обвиненію въ участіи въ совершеніи этого преступленія, въ качествѣ зачинщика или подговорщика на совершеніе такового преступленія; такое обвиненіе не поддерживалось и на судѣ обвинительною властью и для такого обвиненія, и по убѣжденію суда, нѣтъ данныхъ въ дѣлѣ. Такимъ образомъ, подсудимый Никифоровъ обвиняется въ соучастіи по соглашенію съ другими лицами въ совершеніи преступленія по 263 ст., какъ сообщника въ этомъ преступленіи, что и выражено въ обвинительномъ актѣ и въ обвинительной рѣчи прокурора на судѣ указаніемъ на отвѣтственность Никифорова по 263 и 266 ст. Улож. о нак. Въ виду этого, не имѣя надобности входить въ обсужденіе того, не былъ-ли Никифоровъ сообщникомъ преступленія по 268 ст. Улож. о нак. не находившимся лишь на мѣстѣ преступленія случайно и по не зависѣвшимъ отъ воли его обстоятельствамъ (119 ст. Улож. о нак.), Окружный Судъ находитъ, что виновность подсудимаго Никифорова въ предѣлахъ предъявленнаго къ нему обвиненія вполнѣ установлена на основаніи данныхъ и соображеній, приведенныхъ выше въ отношеніи предыдущихъ подсудимыхъ во всемъ томъ, что касается обвиненія ихъ по 263 ст.; причемъ обстоятельство выхода подсудимаго 28 февраля изъ дома Романова нисколько не можетъ вліять на составъ преступнаго дѣянія, въ коемъ обвиняется Никифоровъ и на его виновность, такъ какъ подсудимый вышелъ изъ дома Романова, чего и самъ не отрицаетъ, не во исполненіе требованія начальства разойтись, требованія, обращеннаго губернаторомъ ко всѣмъ, засѣвшимъ въ томъ домѣ, а оставаясь при своемъ намѣреніи. Обращаясь же къ опредѣленію наказанія подсудимому за совершенное имъ дѣяніе, судъ, согласно 266 и руководствуясь 149 ст. Улож. о нак., избираетъ для подсудимаго изъ числа приведенныхъ въ первой изъ сихъ статей наказаній указанное въ 3 ст. 31 ст. Улож., каковое полагаетъ справедливымъ по тѣмъ же основаніямъ, какъ изложено выше, въ отношеніи предыдущихъ подсудимыхъ (4 п. 134 ст. Улож. о нак.) понизить на 2 степени, назначивъ въ окончательномъ выводѣ подсудимому Никифорову наказаніе по 5 ст. 31, въ низшей, по обстоятельствамъ дѣла, мѣрѣ, т. е. по лишеніи его всѣхъ особыхъ правъ и преимуществъ, заключить его въ исправительныя арестантскія отдѣленія срокомъ на одинъ годъ, съ установленной замѣной и послѣдствіями.
Переходя, наконецъ, къ подсудимымъ Виленкину, Зеликманъ и Померанцъ, Окружный Судъ находитъ, что виновность ихъ совершенно не установлена. Подсудимые эти во время производства предварительнаго по настоящему дѣлу слѣдствія привлечены были въ качествѣ обвиняемыхъ, на основаніи поданныхъ ими прокурору суда заявленій, приведенныхъ въ обвинительномъ актѣ и оглашенныхъ по требованію прокурора на судѣ, въ каковыхъ эти лица заявляютъ, что, принадлежа къ числу членовъ группы политическихъ ссыльныхъ, забаррикадировавшихся въ домѣ Романова, бывали на собраніяхъ, гдѣ рѣшался вопросъ о протестѣ и высказывались за протестъ въ такой формѣ, въ какой онъ выразился, и не были въ рядахъ товарищей только потому, что исполняли на волѣ ихъ порученія. На предварительномъ слѣдствіи Виленкинъ, Зеликманъ и Померанцъ, допрошенные въ качествѣ обвиняемыхъ, отказались дать какія-либо объясненія. На судебномъ слѣдствіи всѣ эти подсудимые на вопросъ о виновности, отвѣтили отрицательно. Такимъ образомъ, явившись съ повинною и отказываясь отъ всякихъ объясненій на предварительномъ слѣдствіи, подсудимые повинную эту, по меньшей мѣрѣ, не подтвердили, бывъ же преданы суду и не признавая себя виновными, повинную ту устранили. Въ виду этого и принимая во вниманіе, что за устраненіемъ самаго основанія къ обвиненію указанныхъ подсудимыхъ, невозможно и правильное установленіе и освѣщеніе тѣхъ дѣйствій подсудимыхъ, которыми они могли способствовать успѣху организованнаго ихъ товарищами протеста; что по отношенію къ Виленкину имѣется лишь одинъ фактъ передачи имъ своей квартиры въ домѣ инородца Романова подсудимому Никифорову, причемъ, по объясненію Виленкина на судѣ, онъ, подсудимый, не былъ хозяиномъ той квартиры, что, по показанію свидѣтеля Кудельскаго, Виленкинъ, съ 18 февраля, въ теченіе двухъ дней, находился въ казармахъ, отлучившись лишь однажды и во-время возвратившись, а затѣмъ все время до 7 марта находился въ военномъ госпиталѣ, откуда совсѣмъ не отлучался; что относительно Зеликманъ имѣется лишь тотъ фактъ, что она привезла разъ въ домъ Романова мясо и хотѣла другой разъ пройти туда, но ее полиція не пустила, а относительно Померанцъ, — что она просила полицейскаго чиновника передать въ домъ Романова табакъ и булки, Окружный Судъ не можетъ, въ виду всего изложеннаго, прійти къ убѣжденію въ виновности подсудимыхъ Виленкина, Зеликманъ и Померанцъ, почему они и должны быть, по недоказанности взведеннаго на нихъ обвиненія, признаны на основаніи 1 п. 771 ст. Уст. уг. суд. по суду оправданными.
По всѣмъ изложеннымъ даннымъ и соображеніямъ Окружный Судъ, согласно 766, 1 п. 3 п. п. 771 ст. Уст. уг. суд. опредѣляетъ:I) подсудимыхъ (слѣдуютъ званія, имена, отчества, фамиліи и лѣта всѣхъ 55 «романовцевъ») лишить всѣхъ правъ состоянія и сослать въ каторжныя работы срокомъ на двѣнадцать лѣтъ каждаго, съ послѣдствіями для каждаго изъ сихъ подсудимыхъ въ 25 ст. Улож. о наказ. указанными; II) подсудимаго потомственнаго дворянина Льва Львовича Никифорова, 31 года, лишить всѣхъ особыхъ лично и по состоянію присвоенныхъ ему правъ и преимуществъ и отдать его въ исправительныя арестантскія отдѣленія срокомъ на одинъ годъ, съ замѣною по 77 ст. Ул. о наказ. и послѣдствіями, указанными въ 581 и 582 ст. Ул. о наказ. (по прод. 1902 г.); III) подсудимыхъ: мѣщанку г. Новомосковска, Екатеринославской губерніи Марію Савельеву (она же Миндель Саулова) Зеликманъ, 28 л., мѣщанку Кіевской губерніи, мѣстечка Игнатовки, Кіевскаго уѣзда Софію Владимірову Померанцъ, 36 л., и рядового Якутской мѣстной команды изъ мѣщанъ г. Могилева-губернскаго, Илью Леонова Виленкина, 25 л., на основаніи 1 п. 771 ст. Уст. угол. суд. признавать по суду оправданными. IV) Судебныя по настоящему дѣлу издержки возложить на всѣхъ вышеуказанныхъ осужденныхъ по сему приговору подсудимыхъ поровну и съ круговою ихъ другъ за друга отвѣтственностью, а въ случаѣ общей ихъ несостоятельности, принять таковыя издержки на счетъ казны; V) сужденіе о вещественныхъ по дѣлу доказательствахъ имѣть особо, отъ сего дѣла, въ распорядительномъ засѣданіи суда и VI) по вступленіи настоящаго приговора въ законную силу, представить его на основаніи 945 ст. Уст. уг. суд. на благовоззрѣніе Его Императорскаго Величества черезъ г. министра юстиціи, въ отношеніи подсудимыхъ: потомственныхъ дворянъ Курнатовскаго, Костюшко-Валюжанича, Никифорова и поручика запаса арміи Бодневскаго. Подлинный за надлежащимъ подписомъ.
ОСОБОЕ МНѢНІЕ.
По выяснившимся на судѣ обстоятельствамъ дѣла я не нахожу доказаннымъ, что выстрѣлы отъ подсудимыхъ, убившіе Кириллова и Глушкова, были произведены съ общаго согласія или вѣдома всѣхъ подсудимыхъ. Напротивъ, изъ обстоятельствъ дѣла видно, что убійство Кириллова и Глушкова произошло вопреки намѣренія и желанія подсудимыхъ. Такъ свидѣтель Березкинъ (полицеймейстеръ) удостовѣряетъ, что Тепловъ, вскорѣ послѣ убійства, крайне взволнованный говорилъ, что выстрѣлы отъ нихъ послѣдовали для самихъ неожиданно и что убійство вызвано злоупотребленіями караула.
Тоже говорится въ письменномъ заявленіи подсудимыхъ отъ 5 марта: «Вы добились... первый выстрѣлъ сдѣланъ не вами!»; объясняется, что «первый актъ кровавой драмы, которой такъ упорно добивались», произошелъ вслѣдствіе злоупотребленій караула, закрывшаго у нихъ ставни и бросившаго въ одного изъ подсудимыхъ камнемъ, т. е. вслѣдствіе случайнаго, непредвидѣннаго подсудимыми обстоятельства. Соотвѣтствіе этихъ заявленій дѣйствительности не опровергается предшествующими имъ заявленіями тѣхъ же подсудимыхъ о томъ, что при неудовлетвореніи ихъ требованій они прибѣгнутъ къ крайнимъ мѣрамъ и будутъ считать себя въ правѣ приступить къ вооруженной самозащитѣ. Въ этихъ послѣднихъ заявленіяхъ можно усматривать только угрозу какъ средство къ устраненію блокады и злоупотребленій караула. Это видно, между прочимъ, изъ отношенія къ означенной угрозѣ нѣкоторыхъ изъ самихъ подсудимыхъ. Такъ, послѣ подачи заявленія о рѣшеніи прибѣгнуть къ крайнимъ мѣрамъ и послѣ личныхъ заявленій и.д. губернатору Чаплину о томъ-же, подсудимый Никифоровъ считаетъ своимъ долгомъ заявить, что полиція своими дѣйствіями, поставляя событія въ зависимость отъ случайныхъ обстоятельствъ, которыя ни предугадать, ни устранить нельзя, явно приводитъ дѣло къ кровавой развязкѣ и отъ другихъ подсудимыхъ, подавшихъ заявленія о злоупотребленіяхъ караула и дѣлавшихъ увѣренія послѣ убійства, какъ удостовѣряютъ свидѣтели Чаплинъ и Березкинъ, что они, подсудимые, не будутъ стрѣлять, хотя живыми не сдадутся. Въ первомъ заявленіи, въ заявленіи Никифорова, усматривается уже не угроза и вызовъ, а боязнь кровавой развязки въ силу какихъ-либо случайныхъ обстоятельствъ, а во вторыхъ — заявленіяхъ подсудимыхъ — желаніе устранить злоупотребленія караула черезъ начальство и намѣренія добиваться цѣли путемъ пассивного неповиновенія, а не путемъ активныхъ насильственныхъ дѣйствій.
Въ послѣднемъ отношеніи вполнѣ опредѣленнымъ представляется заявленіе подсудимаго Кагана въ послѣднемъ словѣ: «Идя въ Романовскій домъ, я на все приготовился: на смерть, на пулю, на висѣлицу». Подсудимый Курнатовскій объяснилъ на судѣ, что убійство солдатъ, взятыхъ изъ простого рабочаго люда, было крайне нелогично для нихъ, подсудимыхъ, какъ для лицъ, отстаивающихъ интересы простого народа, а свидѣтель Олесовъ удостовѣрилъ, со словъ солдатъ и казаковъ, что подсудимые говорили послѣднимъ, что они идутъ не противъ нихъ, а противъ начальства.
Объясненіе Курнатовскаго и показаніе Олесова могутъ быть приняты только въ томъ смыслѣ, что убійство солдатъ было дѣйствіемъ аффективнымъ, необдуманнымъ и внезапнымъ, какъ для лица, произведшаго выстрѣлы, такъ, тѣмъ болѣе, для другихъ подсудимыхъ. Въ этомъ психологическомъ смыслѣ является не безразличнымъ и фактъ участія въ преступномъ дѣяніи женщинъ — подсудимыхъ, отношеніе одной изъ которыхъ къ данному дѣлу характеризуется между прочимъ анекдотическимъ разсказомъ свидѣтеля Чаплина объ языкѣ, показанномъ солдату: трудно примирить дѣтскую шалость съ рѣшеніемъ совершить или допустить убійство. Да въ общемъ активная роль подсудимыхъ женщинъ ничѣмъ по дѣлу не отмѣчается. Не установленнымъ представляется даже, скрываются-ли ихъ имена подъ общей анонимной подписью на заявленіи съ угрозами «группы протестующихъ».
Затѣмъ подсудимый Тепловъ объяснилъ въ своемъ послѣднемъ словѣ: «мы свои дѣйствія предпринимали соотвѣтственно дѣйствіямъ полиціи — только по мѣрѣ ея репрессивныхъ дѣйствій: были слухи, что насъ станутъ разстрѣливать изъ пушки, — и мы сдѣлали блиндажи; говорили, что насъ будутъ выживать пожарными трубами, и мы приняли мѣры въ видѣ защитныхъ щитовъ для оконъ, приняли мѣры и противъ взятія насъ голодовкой». Отсюда естественно, что при обѣщаніи и.д. губернатора Чаплина не прибѣгать къ грубой силѣ для подавленія безпорядковъ, не могло быть соглашенія на убійство. Сама цѣль протеста должна была воздержать подсудимыхъ отъ подобнаго соглашенія. По удостовѣренію свидѣтеля Чаплина, подсудимый Никифоровъ во время переговоровъ съ нимъ высказалъ, что протестомъ они хотятъ создать «всемірный скандалъ», и подсудимый Тепловъ подтвердилъ по существу это заявленіе Никифорова, объяснивъ на судѣ, что своей формой протеста они хотѣли заставить обратить вниманіе на свое положеніе тѣхъ, кто имѣетъ уши слышать и чуткое сердце — хотѣли заставить ту же администрацію пересмотрѣть свои распоряженія — законны-ли они? Но, рѣшаясь на убійство, они должны были отказаться отъ своей цѣли, такъ какъ изъ жертвъ превращались уже въ убійцъ.
Но самымъ важнымъ обстоятельствомъ при разрѣшеніи этого вопроса является число выстрѣловъ, произведенныхъ изъ дома Романова отъ подсудимыхъ. Сами подсудимые утверждаютъ, что кромѣ 2-хъ выстрѣловъ, произведенныхъ 4 марта, больше выстрѣловъ не было отъ нихъ. Это они заявили тотчасъ послѣ убійства (Тепловъ и Теслеръ), какъ удостовѣрили свидѣтели и.д. губернатора Чаплинъ и полицеймейстеръ Березкинъ и теперь на судѣ (Бодневскій и Курнатовскій); и, по провѣркѣ на судѣ, утвержденіе ихъ не находитъ убѣдительныхъ, несомнѣнныхъ опроверженій, хотя большинство свидѣтелей и заявляло, что выстрѣлы отъ подсудимыхъ изъ дома Романова были 4, 5 и 6 марта. О выстрѣлахъ 4 марта и объ убійствѣ Кириллова и Глушкова свидѣтели-очевидцы показываютъ различно.
Колосковъ: «первый выстрѣлъ былъ изъ револьвера въ землю, вторымъ выстрѣломъ попало свидѣтелю въ бляху у ремня и оторвало застежку его сумки, третьимъ — убило Кириллова. Глушковъ вышелъ во дворъ послѣ уже выстрѣловъ. Свидѣтель Лойковъ видѣлъ выстрѣлъ изъ револьвера въ землю, а затѣмъ слышалъ еще нѣсколько выстрѣловъ, 5 или 4. Кирилловъ былъ шагахъ въ 5-ти, но когда его убили, свидѣтель не видѣлъ».
Семенъ Федоровъ: «первый выстрѣлъ былъ въ землю изъ револьвера, во второй выстрѣлъ пуля ударила въ стѣну караулки — это увидѣлъ послѣ, третьимъ выстрѣломъ убитъ Кирилловъ, а затѣмъ отъ дома Романова было еще выстрѣловъ 10 одинъ за другимъ. Послѣ этихъ выстрѣловъ онъ, стоя у крыльца караульного дома, самъ сдѣлалъ выстрѣловъ отъ 3-хъ до 6-ти». Казакъ Березкинъ: «слышалъ сзади себя отъ дома Романова 3 выстрѣла, проходя съ поста къ караульному дому». Киринскій, находясь въ караулкѣ, слышалъ одинъ выстрѣлъ, послѣ которого ему сказали, что убитъ солдатъ. Соловьевъ: «на часахъ у караульнаго дома услыхалъ одинъ выстрѣлъ и тотчасъ другой и послѣ этихъ третій и четвертый.» Хлѣбниковъ слышалъ выстрѣлъ, находясь въ караулкѣ, которымъ убило часового; выскочивши послѣ этого на крыльцо, услышалъ второй выстрѣлъ, которымъ пробило его одежду. Цыпандинъ, проходя въ караульный домъ, услышалъ 3 или 4 выстрѣла и увидѣлъ, какъ упалъ солдатъ, упалъ около забора. Солдатъ былъ убитъ кажется, первымъ, выстрѣломъ. Послѣ убійства стрѣляли отъ дома Сюткина и съ Мало-Базарной улицы. Хромовъ удостовѣрилъ, что Глушковъ убитъ первымъ выстрѣломъ, когда они стояли на крыльцѣ караульнаго дома. Послѣ же этого выстрѣла было еще 2, а раньше выстрѣловъ не было. Глушковъ: «раньше Кирилловъ, а потомъ я раненъ.» Свидѣтель Тихановъ (городовой): «стрѣльбы изъ револьвера не видѣлъ, но видѣлъ, что отъ перваго выстрѣла упалъ Кирилловъ; убѣжавши затѣмъ къ дому Кондакова, услышалъ отсюда выстрѣла 3—4. Отъ угла Кондаковскаго дома самъ произвелъ 4 выстрѣла изъ револьвера».Ярковъ видѣлъ, что первымъ выстрѣломъ былъ убитъ Кирилловъ, а сколько было всего выстрѣловъ тогда, не знаетъ. Удальцовъ: «когда былъ убитъ Кирилловъ, слышалъ, находясь въ караулкѣ, выстрѣла два».
Противорѣчіе между показаніями очевидно: они не соотвѣтствуютъ и тому, что пуль отъ выстрѣловъ обвиняемыхъ найдено только 2: одна въ трупѣ Кириллова, а другая въ стѣнѣ, тогда какъ по меньшей мѣрѣ по этимъ показаніямъ пуль въ стѣнѣ караульного дома или слѣдовъ отъ нихъ должно быть не менѣе 3—4. Очевидно, что пуля, пробившая Глушкова навылетъ, была та, которой прострѣлена одежда Хлѣбникова и которая найдена въ стѣнѣ крыльца караульнаго дома, возможность чего допускается между прочимъ и экспертомъ, — пуля же, попавшая въ пряжку и сумку, была пуля, пущенная не отъ подсудимыхъ, а со стороны тѣхъ изъ караульныхъ, которые первые отвѣтили на выстрѣлы и дали поводъ считать выстрѣлы отъ подсудимыхъ въ большемъ числѣ, чѣмъ ихъ было отъ нихъ въ дѣйствительности. Въ отношеніи выстрѣловъ отъ подсудимыхъ 5-го и 6-го марта показанія свидѣтелей представляются недостовѣрными, такъ какъ ни однимъ изъ нихъ не устанавливается, что выстрѣлы въ эти дни были именно изъ дома Романова, а не со стороны только этого дома. Къ этому разряду показаній относится и показаніе Кондакова увѣряющаго даже, что онъ видѣлъ «дымокъ» въ домѣ Романова отъ выстрѣловъ. Кромѣ Кондакова дымъ въ окнахъ дома Романова никто не видѣлъ, а пули могли быть съ Мало-Базарной улицы, тѣмъ болѣе, что подсудимымъ стрѣлять въ домъ Кондакова не было достаточнаго повода въ виду того, что главный обстрѣлъ производился солдатами отъ дома Сюткина. Но если выстрѣловъ отъ подсудимыхъ было только 2, то соглашенія на эти выстрѣлы не могло быть у подсудимыхъ, такъ какъ стрѣльба въ 2 выстрѣла по ничтожности вреда для караула была безцѣльна и выстрѣловъ должно было-бы больше быть. Если-же предполагать, что цѣлью выстрѣловъ былъ вызовъ скорѣйшей развязки, то въ этомъ случаѣ убійство Глушкова и Кириллова было совершенно ненужной жестокостью, такъ какъ вызовъ можно было сдѣлать одними только выстрѣлами безъ жертвъ, можно было дать залпъ въ стѣну. По этимъ основаніямъ и соображеніямъ и имѣя въ виду, что фактическій виновникъ убійства Кириллова и Глушкова не обнаруженъ, а роль каждаго изъ остальныхъ подсудимыхъ, при которыхъ были совершены эти два убійства, не установлена судомъ, я нахожу, что ко всѣмъ обвиняемымъ, признаннымъ судомъ виновными въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 263 ст. Уложенія должно быть примѣнено наказаніе по 266 ст. Улож о нак., какъ къ соучастникамъ, безъ присоединенія наказанія по 268 ст. того же Уложенія.
Членъ Якутскаго Окружнаго Суда Л. А. Соколовъ.
OCR: Аристарх Северин)