XII.
Пересмотръ дѣла въ судебной палатѣ. — Новый приговоръ.
30-го марта мы проводили въ Акатуй на каторгу 4 неапеллировавшихъ товарищей — «романовцевъ», для которыхъ приговоръ вошелъ въ законную силу. Ихъ предварительно заковали въ кандалы.
А 1-го апрѣля и насъ, апеллировавшихъ, повезли въ Иркутскъ на вторичный разборъ дѣла въ иркутской судебной палатѣ. Послѣ долгаго сидѣнія за рѣшетками тюрьмы было пріятно снова очутиться на широкомъ просторѣ сибирскихъ полей и лѣсовъ, подъ живительными лучами весенняго солнца. Въ природѣ шла ожесточенная борьба весны, новой жизни съ леденящими оковами зимы. На поляхъ еще лежалъ снѣгъ, но уже виднѣлись проталины, а въ поднебесьѣ стаи гусей и журавлей тянули на сѣверъ, и, какъ серебряные колокольчики, звенѣло пѣніе жаворонковъ... Съ прибытіемъ въ иркутскую тюрьму, еще не входя въ камеры, мы вызвали тюремнаго инспектора и потребовали уничтоженія стѣсненій, обычныхъ въ этой тюрьмѣ. Наконецъ, онъ согласился, чтобы женскія камеры не запирались при выходѣ на прогулку мужчинъ и наоборотъ, вообще, чтобы всѣ наши камеры оставались отпертыми цѣлый день, чтобы свиданія были не чрезъ рѣшетку и т. п. Въ тотъ-же день, вечеромъ 2-го, пріѣхали и наши прежніе защитники — В. В. Беренштамъ и А. С. Зарудный.
Надо побывать въ шкурѣ заключенныхъ, чтобы понять, съ какой жадностью мы набросились на вольныхъ людей, только-что пріѣхавшихъ изъ Петербурга.
Мы осаждали ихъ вопросами о томъ, что дѣлается на родинѣ, каковы успѣхи и виды на будущее освободительнаго движенія... но, къ сожалѣнію, приходилось торопиться съ обсужденіемъ тактики на судѣ, и мы такъ и не смогли вполнѣ утолить пламенной жажды знать о положеніи дѣлъ въ Россіи. Между прочимъ, на совѣщаніи было рѣшено поручить А. С. Зарудному, чтобы онъ въ своей рѣчи спеціально разъяснилъ неточное выраженіе «апелляціоннаго отзыва» защиты о выстрѣлахъ 4-го марта, давшее поводъ къ ложному толкованію его. Это мѣсто гласитъ: «Мы находимъ, что выстрѣлы, убившіе двухъ солдатъ, были сдѣланы однимъ изъ подсудимыхъ въ состояніи необходимой обороны и притомъ безъ предварительнаго соглашенія и безъ вѣдома остальныхъ подсудимыхъ». Хотя изъ послѣдующаго содержанія «апелляціоннаго отзыва» ясно, что здѣсь идетъ рѣчь только «о недоказанности участія всѣхъ подсудимыхъ въ убійствѣ Кириллова и Глушкова» и предварительнаго соглашенія ихъ въ юридическомъ смыслѣ, но, чтобы устранить недоразумѣнія и сказать всю правду, А. С. Зарудный долженъ былъ заявить на судѣ, что выстрѣлы 4-го марта произошли хотя и безъ вѣдома и предварительнаго соглашенія всѣхъ, но съ вѣдома и соглашенія нѣкоторыхъ товарищей. Если въ якутскомъ окружномъ судѣ мы не подчеркивали этого факта, а ограничивались доказательствомъ истины, что убійство солдатъ произошло безъ предварительнаго соглашенія всѣхъ подсудимыхъ, то нами руководила единственная цѣль — не дать суду возможности выдѣлить нѣкоторыхъ товарищей, какъ «зачинщиковъ» и отягчить ихъ положеніе сравнительно со всѣми остальными. Это являлось-бы нарушеніемъ групповой солидарности и нашего рѣшенія всѣмъ одинаково нести юридическую и нравственную отвѣтственность за все, происшедшее въ стѣнахъ «Романовки». Въ день суда, 5-го апрѣля утромъ, насъ повели отдѣльными группами по 7 человѣкъ, каждую въ сопровожденіи 10 конвойныхъ. Вели разными путями, выбирая самыя глухія улицы. Но это необычное зрѣлище лишь усиливало общее вниманіе жителей Иркутска. У воротъ суда насъ привѣтствовали иркутскіе товарищи, изъ которыхъ 34 человѣка были офиціально допущены въ залъ засѣданія судебной палаты въ качествѣ нашихъ родственниковъ и знакомыхъ. Поражалъ рѣзкій контрастъ между обстановкой суда въ Якутскѣ и въ Иркутскѣ. Здѣсь было похоже, что засѣданіе суда ведется при открытыхъ дверяхъ. Пространство, отведенное для публики, было переполнено, и фактически присутствовало не менѣе 70 человѣкъ.
Мы оживленно переговаривались съ иркутскими товарищами сквозь живую стѣну изъ двухъ рядовъ солдатъ. Въ просвѣтахъ межъ солдатскихъ головъ и штыковъ протягивались руки для взаимныхъ привѣтствій. Настроеніе было приподнятое. Всѣ мѣста за рѣшеткой были заняты многочисленными представителями иркутской адвокатуры и чинами судебнаго вѣдомства. Нашъ старый знакомый, «почетный гость» въ якутскомъ судѣ, Н. П. Ераковъ, былъ здѣсь хозяиномъ и предсѣдательствовалъ. Засѣданіе судебной палаты началось толковымъ докладомъ предсѣдателя о выяснившихся на судѣ первой инстанціи обстоятельствахъ нашего дѣла и сообщеніемъ главныхъ положеній апелляціоннаго отзыва защиты.
Послѣ того прис. повѣр. В. В. Беренштамъ представилъ суду офиціально засвидѣтельствованныя копіи трехъ новѣйшихъ циркуляровъ ген.-губ. Кутайсова. Въ нихъ сатрапъ Восточной Сибири пытается обѣлить себя, хочетъ свалить вину за безсмысленныя репрессіи въ отношеніи къ политическимъ ссыльнымъ на «политическихъ надзирателей» и низшихъ чиновъ полиціи, которые-де не поняли его прежнихъ циркуляровъ, извратили смыслъ его распоряженій. Ниже мы приведемъ дословно (см. приложеніе V) оправдательные циркуляры Кутайсова и каждый, сличивъ ихъ съ текстомъ прежнихъ, убѣдится въ ложности увѣреній этого ставленника фонъ-Плеве и его несомнѣнной виновности въ беззаконіяхъ и ужасахъ «кутайсовщины»...
Онъ заговорилъ, другимъ языкомъ лишь послѣ якутскаго протеста, вызвавшаго единодушное сочувствіе не только всей ссылки, но и всѣхъ честно-мыслящихъ гражданъ въ Россіи и за-границей, только лишившись своего патрона и зачуявъ перемѣну общественнаго настроенія и курса высшей политики. Защита возбудила ходатайство о вызовѣ графа Кутайсова свидѣтелемъ, но судъ отказалъ. Удовлетворено было ходатайство защиты о вызовѣ свидѣтелемъ Л. Никифорова, тогда уже кончавшаго срокъ заключенія. Онъ повторилъ свое изложеніе хода событій и переговоровъ съ губернаторомъ за время съ 18-го до 28-го февраля. Но, кромѣ того, онъ счелъ для себя необязательнымъ рѣшеніе всѣхъ участниковъ протеста не раскрывать на судѣ, до полнаго завершенія дѣла, внутренней организаціи группы «романовцевъ», и даже рѣшился только съ чужихъ словъ, невольно путая факты, давать показанія о событіяхъ 1—6-го марта, которыхъ самъ не зналъ и въ которыхъ не принималъ никакого участія.
Послѣ этого товарищи Израильсонъ, Логовскій, Габронидзе и Центерадзе (черезъ переводчика) говорили о положеніи ссылки, а мнѣ поручено было разсказать о ходѣ протеста за время съ 1-го марта до сдачи. Затѣмъ тов. Ржонца произнесъ краткую, но горячую рѣчь, закончивъ ее словами, что свободу, которую отняло у насъ русское правительство, мы ждемъ не отъ короннаго суда, — намъ возвратитъ ее возставшій на борьбу русскій народъ. При этомъ залъ суда огласился дружными рукоплесканіями публики, изъ ея среды и на скамьяхъ подсудимыхъ раздались крики: «долой самодержавіе», «да здравствуетъ революція!» и т. п.
Предсѣдатель объявилъ перерывъ и приказалъ удалить публику. Но благодаря вмѣшательству иркутскаго присяжнаго повѣреннаго Б. С. Орнштейна, бывшаго на судѣ однимъ изъ нашихъ защитниковъ, дѣло ограничилось удаленіемъ только нѣкоторыхъ «зачинщиковъ» и угрозой предсѣдателя арестовать публику въ случаѣ нарушенія порядка. Въ обѣденный перерывъ того-же дня иркутскіе товарищи организовали сочувственную «романовцамъ» уличную демонстрацію предъ зданіемъ суда, а затѣмъ въ городскомъ театрѣ. При этомъ были распространены въ большомъ количествѣ двѣ прокламаціи о нашемъ дѣлѣ и судѣ. Эта уличная демонстрація была первой въ Иркутскѣ, и полиція совершенно потеряла голову. Немедленно зданіе суда и прилегающія улицы были наводнены солдатами, казаками и городовыми.
Въ дальнѣйшемъ предсѣдатель, между прочимъ, хотѣлъ найти лазейку для выдѣленія женщинъ въ особую группу и спросилъ, не желаютъ-ли подсудимые выяснить, какое участіе принимали въ дѣлѣ подсудимыя — женщины.
На это Анна Розенталь, отъ имени всѣхъ женщинъ—протестантокъ заявила, что въ группѣ «романовцевъ» не существовало различій между участниками — всѣ мужчины и женщины дѣйствовали одинаково и берутъ на себя равную нравственную отвѣтственность за все происшедшее.
Затѣмъ прокуроръ объявилъ судебное слѣдствіе законченнымъ, и судебная палата перешла къ слушанію заключительныхъ преній.
Слово было предоставлено прокурору. Съ точки зрѣнія юридической доказательности и даже простой логики обвинительная рѣчь была ниже всякой критики.
Обвинитель вынужденъ былъ признать, что:
1) «Если-бы не было убійства, то объ остальномъ и говорить не стоило и подсудимые не сидѣли-бы на скамьѣ подсудимыхъ»;
2) Циркуляры Кутайсова были незаконны;
3) Всѣ требованія участниковъ протеста были законны;
4) Причины преступленія лежатъ не столько въ ихъ злой волѣ, сколько въ тѣхъ тяжелыхъ условіяхъ ссыльной жизни, которыхъ не должно было существовать и которыя сдѣлались невыносимыми подъ вліяніемъ циркуляровъ и распоряженій генералъ-губернатора.
А отсюда, по неисповѣдимой логикѣ господина прокурора, слѣдовалъ такой выводъ:
Приговоръ якутскаго окружнаго суда по настоящему дѣлу утвердить и апелляціонный отзывъ защитниковъ подсудимыхъ оставить безъ послѣдствій. Въ заключеніе обвинитель призналъ, что формально законный приговоръ якутскаго суда, ввиду исключительныхъ обстоятельствъ настоящаго дѣла, является несправедливымъ. И онъ указалъ судебной палатѣ на 775-ю и 2-й п. 945 ст. Уг. суд., какъ на средство примиренія законности съ справедливостью путемъ ходатайства объ измѣненіи приговора высочайшимъ усмотрѣніемъ.
На этомъ судебное засѣданіе было прервано въ 12 ч. ночи до слѣдующаго дня. По дорогѣ въ тюрьму насъ конвоировали цѣлыхъ 300—400 воиновъ: 70 солдатъ конвойной команды, 1 рота пѣхоты и 1 сотня казаковъ, городовые и околоточные надзиратели.
Утромъ 6-го насъ опять вели въ судъ по улицамъ города, и это шествіе 28 безоружныхъ мужчинъ и женщинъ подъ конвоемъ 300—400 воиновъ вызывало общее изумленіе иркутянъ.
Въ открывшемся засѣданіи слово получили защитники. В. В. Беренштамъ сосредоточилъ вниманіе на единственно уцѣлѣвшемъ осколкѣ фантастическаго зданія, сооруженнаго якутскимъ прокуроромъ, — вопросѣ о числѣ нашихъ выстрѣловъ.
И защита добилась отъ прокурора иркутской судебной палаты категорическаго заявленія, что по его убѣжденію съ нашей стороны дѣйствительно были сдѣланы только 2 выстрѣла. Этимъ признаніемъ обвинителя завершалось полное разрушеніе системы лжесвидѣтельства, «фактической легенды» и снова подтверждалась безусловная истинность нашихъ объясненій по дѣлу. Б. С. Орнштейнъ доказывалъ, что законность распоряженій правительственныхъ властей является необходимымъ условіемъ для примѣненія статьи 263 Улож. о наказ. А. С. Зарудный произнесъ блестящую по формѣ и содержанію защитительную рѣчь, въ которой прежде всего подвергъ уничтожающей критикѣ дѣйствія и приговоръ якутскаго окружнаго суда, а затѣмъ и безпомощную юридическую аргументацію прокурора иркутской судебной палаты. Отъ имени подсудимыхъ и защиты онъ заранѣе высказался рѣшительно противъ измѣненія приговора экстраординарнымъ путемъ высочайшаго усмотрѣнія. Въ заключеніе онъ говорилъ о значеніи нашего протеста на общемъ фонѣ переживаемыхъ Россіей событій, какъ одного изъ проявленій освободительной борьбы. Строгая логичность и глубокая искренность рѣчи А. С. Заруднаго произвели сильное впечатлѣніе на всѣхъ присутствовавшихъ въ залѣ суда.
Наконецъ подсудимымъ было предоставлено послѣднее слово. Имъ воспользовались Д. Викеръ, Г. Вардоянцъ, М. Каммермахеръ, А. Костюшко, О. Погосовъ и пишущій эти строки. При этомъ товарищъ А. Костюшко сразу былъ лишенъ предсѣдателемъ слова «за неумѣстность допущенныхъ имъ выраженій».
Остальные товарищи заявили о своемъ присоединеніи къ сказанному тѣмъ или другимъ изъ подсудимыхъ. Ниже мы приводимъ эти «послѣднія слова» въ формѣ заявленій, написанныхъ для пріобщенія къ дѣлу. Рѣчи Погосова, къ сожалѣнію, не имѣется въ дѣлѣ. Она была посвящена раскрытію системы провокацій и беззаконныхъ дѣйствій Олесова, Кудельскаго и всего караула около «Романовки».
Копія.
Въ Иркутскую Судебную Палату
осужденнаго палатой по 263 и 268 ст.
Улож. о нак. Давида Акимова Викера
ЗАЯВЛЕНІЕ.
Прошу палату присоединить къ протоколу судебнаго засѣданія иркутской судебной палаты 5—6 апрѣля сего года слѣдующее мое «объясненіе», которое я сдѣлалъ въ своемъ послѣднемъ словѣ на судѣ, 6 апрѣля:
«Когда въ августѣ прошлаго года якутскій окружный судъ осудилъ насъ, какъ «якутскихъ повстанцевъ», и вынесъ намъ свой каторжный приговоръ, когда послѣ этого всѣ мы обсуждали вопросъ, подавать-ли намъ апелляціонную жалобу на этотъ приговоръ — тотъ режимъ въ ссылкѣ, противъ котораго мы выступили съ вооруженнымъ протестомъ, фактически тогда уже измѣнился: иркутскій генералъ-губернаторъ уже начиналъ свое отступленіе. Но намъ этого было мало. Намъ нужно было закрѣпить наше завоеваніе; намъ нужно было заставить графа Кутайсова отказаться офиціально отъ своихъ циркуляровъ. И мы рѣшили продолжать борьбу. Съ этой цѣлью мы перенесли наше дѣло въ палату, — чтобы здѣсь продолжать нашъ протестъ противъ насилій и издѣвательствъ правительства надъ захваченными имъ жертвами, чтобы здѣсь опять обнажить всѣ ужасы ссылки, этой одной изъ самыхъ мрачныхъ сторонъ правительственнаго деспотизма и россійскаго безправія!., (г-нъ предсѣдатель прерываетъ)... Мы перенесли наше дѣло въ палату не для того, чтобы здѣсь защищаться, но чтобы нападать, — не для того, чтобы здѣсь оправдываться, но чтобы обвинять и обличать (г-нъ предсѣдатель прерываетъ)... Но я все-таки считаю нужнымъ здѣсь сказать, какія были у насъ цѣли, когда мы апеллировали въ палату, — сказать это на судѣ и черезъ судъ всѣмъ тѣмъ, до кого донесся крикъ якутскаго протеста, кто за стѣнами палаты интересуется нашимъ дѣломъ. Наконецъ мы перенесли наше дѣло въ палату, чтобы здѣсь со всей силой нашего негодованія протестовать противъ каторжнаго приговора якутскаго окружнаго суда, который призналъ насъ отвѣтственными за кровавыя событія «Романовки», въ то время какъ истиннымъ виновникомъ этихъ кровавыхъ событій является генералъ-губернаторъ и тѣ, кто надъ нимъ. Но къ тому времени, когда палата приступила къ пересмотру нашего дѣла, графъ Кутайсовъ уже закончилъ свое отступленіе, уже отрекся офиціально отъ прежнихъ своихъ циркуляровъ. Мы предъявили палатѣ циркуляры новаго курса гр. Кутайсова. Они были здѣсь оглашены: въ нихъ генералъ-губернаторъ предъявляетъ губернаторамъ и чинамъ полиціи тѣ самыя требованія, которыя въ февралѣ прошлаго года мы предъявили ему, за которыя годъ тому назадъ были отданы подъ разстрѣлъ, за которыя Плеве требовалъ надъ нами военнаго суда, за которыя якутскій окружный судъ далъ намъ 660 лѣтъ каторжныхъ работъ. И въ этомъ своемъ отступленіи графъ Кутайсовъ потерялъ даже такого союзника, какимъ былъ для него представитель обвиненія въ якутскомъ окружномъ судѣ: господинъ прокуроръ палаты долженъ былъ признать, что циркуляры графа Кутайсова были противозаконны, что положеніе ссылки подъ гнетомъ этихъ циркуляровъ было невыносимо, что нашъ протестъ не могъ не быть. Каковъ бы ни былъ вашъ приговоръ, гг. судьи, но правъ былъ нашъ защитникъ Зарудный, когда сказалъ «дѣло романовцевъ уже выиграно». Да, наше дѣло уже выиграно. Но я долженъ сказать вамъ, что вашъ приговоръ не безразличенъ для меня: если вы признаете, что циркуляры гр. Кутайсова были противозаконны, что нельзя было не протестовать противъ тѣхъ угнетеній и униженій, которыми давилъ ссылку гр. Кутайсовъ; если вы признаете, что не на насъ падаетъ отвѣтственность за кровавыя событія 4 марта, — вы тѣмъ самымъ вынесете свой приговоръ графу Кутайсову, произнесете свой приговоръ надъ правительствомъ, которое (г-нъ предсѣдатель прерываетъ)... Такъ должны поступить вы, такъ должна сказать вамъ ваша совѣсть. Но если у васъ не хватаетъ смѣлости сдѣлать это и въ то же время ваша совѣсть не позволитъ вамъ оставить безъ измѣненія приговоръ якутскаго окружнаго суда, — и вы, какъ это предложилъ здѣсь г-нъ прокуроръ, позволите себѣ просить царя о нашемъ помилованіи, то знайте: я здѣсь заранѣе протестую противъ такого помилованія. Здѣсь на судѣ мы говорили только правду и только правду мы требуемъ отъ васъ; ничьей милости мы не желаемъ, а тѣмъ болѣе милости царя. Каковъ бы ни былъ приговоръ палаты, но тотъ судъ, который мы считаемъ нашей высшей судебной инстанціей, — уже произнесъ свой приговоръ революціоннаго пролетаріата Россіи и всего цивилизованнаго міра. Этотъ судъ заклеймилъ вѣчнымъ позоромъ систему русской административной ссылки, — систему дикихъ насилій надъ нами царскаго правительства; этотъ судъ уже заклеймилъ вѣчнымъ позоромъ приговоръ правительственнаго суда въ Якутскѣ... (г-нъ предсѣдатель прерываетъ). Со всѣхъ концовъ Россіи къ намъ неслись выраженія сочувствія и солидарности. И такое отношеніе къ якутскому протесту нашихъ товарищей — революціоннаго пролетаріата всей Россіи было лучшимъ удовлетвореніемъ для насъ. Это сочувствіе къ намъ и крики негодованія противъ правительства — служили лучшимъ утѣшеніемъ тѣмъ 14 товарищамъ, которые недавно, во исполненіе приговора якутскаго окружнаго суда, — въ кандалахъ были отправлены на каторгу въ Акатуй. А для насъ, перенесшихъ дѣло въ палату, эти выраженія сочувствія и солидарности съ нами слились въ бодрящій призывъ и служили источникомъ силъ для того, чтобы продолжить здѣсь, въ палатѣ, на скамьяхъ подсудимыхъ, нашъ протестъ»... (г-нъ предсѣдатель прерываетъ и лишаетъ слова).
Копія.
Въ Иркутскую Судебную Палату
осужденнаго по 263 и 268 ст.
Георгія Ѳеодоровича Вардоянца
ЗАЯВЛЕНІЕ.
Прошу дополнить протоколы судебнаго засѣданія иркутской палаты 5 и 6 апрѣля сего года слѣдующимъ «объясненіемъ», которое я далъ на судѣ въ своемъ послѣднемъ словѣ 6-го апрѣля:
«Въ виду того, что г. прокуроръ въ своей обвинительной рѣчи придалъ нашему дѣлу, за которое мы получили 660 лѣтъ каторги, такой характеръ, что оно можетъ быть представлено на Высочайшее разсмотрѣніе, то я всѣмъ существомъ своимъ протестую противъ такого оборота дѣла. Скажу прямо, — я-бы не подалъ апелляціи, если-бы въ свое время могъ усмотрѣть это послѣднее обстоятельство, которое имѣетъ цѣлью посягнуть на мою революціонную честь. И если судъ попадетъ въ заколдованный кругъ, откуда онъ не можетъ найти себѣ выхода, то я могу, по крайней мѣрѣ, для себя лично указать суду единственный возможный выходъ — это утвердить постановленіе якутскаго окружнаго суда. Для меня, какъ и для моихъ товарищей, оно не являлось никогда какою-нибудь случайностью: это система по отношенію къ намъ — революціонерамъ, которую правительство практикуетъ давно. Не явится таковымъ и теперь».
Копія.
Въ Иркутскую Судебную Палату
политическаго ссыльнаго, осужденнаго
по 263 и 268 ст. Улож. о нак.
Мордуха Каммермахера
ЗАЯВЛЕНІЕ.
Желаю, чтобы въ протоколѣ судебнаго засѣданія 5 и 6 апрѣля, въ которомъ слушалось наше дѣло были занесены полностью мои слова, сказанныя тамъ же:
«Во избѣжаніе всякихъ толковъ и кривотолковъ по поводу предложенія г. прокурора о ходатайствѣ передъ Высочайшей властью, съ цѣлью смягченія намъ наказанія, я долженъ сдѣлать слѣдующее заявленіе. По своимъ убѣжденіямъ я соціалъ-демократъ — врагъ существующей политической системы; принимать отъ нея милости не могу и не желаю, а противъ подобныхъ попытокъ палаты протестую».
Копія.
Въ Иркутскую Судебную Палату
осужденнаго по 263 и 268 ст.
политическаго заключеннаго П. Ф. Теплова
ЗАЯВЛЕНІЕ.
Прошу занести въ протоколъ и пріобщить къ дѣлу полностью нижеслѣдующее «послѣднее слово», произнесенное мною въ засѣданіи иркутской судебной палаты 6 апрѣля текущаго года:
«Господа судьи! Мы вышли изъ «Романовки», давъ торжественную клятву надъ трупомъ убитаго товарища — Юрія Матлахова — продолжать начатую борьбу съ произволомъ и не давать никакихъ показаній на судѣ, раскрывающихъ внутреннюю организацію нашего протеста и роль отдѣльныхъ лицъ въ немъ. Этимъ обѣщаніемъ мы выражали полную нашу солидарность и коллективную нравственную отвѣтственность за все, происшедшее на «Романовкѣ» во время протеста, а также хотѣли воспрепятствовать суду прибѣгнуть къ излюбленной манерѣ выдѣленія группы «зачинщиковъ и подстрекателей». Лишенные возможности оказать дѣйствительное сопротивленіе насилію противъ насъ, «дорого продать свою жизнь» при гнусной системѣ предательскихъ выстрѣловъ и обстрѣловъ насъ съ дальняго разстоянія, мы пришли къ заключенію о нецѣлесообразности дальнѣйшаго пребыванія въ стѣнахъ «Романовки» и дальнѣйшихъ неотомщенныхъ жертвъ...
Но свою рѣшимость умереть за дорогое намъ, правое дѣло якутскаго протеста мы готовы были доказать на предстоявшемъ военно-полевомъ судѣ.
Мы всѣ были глубоко убѣждены, что судъ будетъ военный, — историческимъ ручательствомъ за это служилъ намъ исходъ знаменитаго протеста якутскихъ товарищей 1889-го года и учиненная правительствомъ кровавая расправа съ ними. «Якутская бойня» солдатскими залпами и штыками завершилась для нашихъ предшественниковъ рядомъ юридическихъ убійствъ, повѣшеніями товарищей по приговору военно-полевого суда...
Что мы были правы, что и на этотъ разъ насъ ожидали смертные приговоры и висѣлицы военно-полевого суда, — это съ неопровержимостью доказываютъ имѣющіеся въ рукахъ нашей защиты офиціально-засвидѣтельствованныя копіи телеграммъ бывшаго министра внутреннихъ дѣлъ Плеве и командующаго войсками сибирскаго военнаго округа Сухотина генералъ-губернатору Кутайсову отъ 6 марта 1904 г. (наканунѣ выхода изъ «Романовки»), требовавшихъ военно-полевого суда и расправы съ нами, «какъ въ 1889 году». И если на этотъ разъ мы избѣгли висѣлицъ, такъ ужъ по совершенно независящимъ отъ воли правительства обстоятельствамъ, — злосчастная война съ Японіей и пробужденное ею широкое недовольство общества и народныхъ массъ дѣлали опаснымъ повтореніе звѣрствъ якутской бойни 1889 года. Военно-полевой судъ былъ замѣненъ якутскимъ окружнымъ «при условіи, что репрессія будетъ достаточной». И якутскіе судьи оправдали довѣріе свыше, присудивъ насъ къ 660-ти годамъ каторги и лишенію всѣхъ правъ.
Каждому изъ насъ, съ точки зрѣнія личнаго благополучія, безчеловѣчный приговоръ суда не страшенъ, — мы боремся за торжество общаго дѣла и были готовы на большія жертвы. Но именно потому мы не могли допустить безсовѣстнаго искаженія характера нашего протеста, которое явилось результатомъ предварительнаго слѣдствія. — Воспользовавшись нашимъ отказомъ давать личныя показанія и вообще участвовать въ предварительномъ слѣдствіи, истинные виновники преступныхъ дѣйствій 3-го—6-го марта превратили слѣдствіе въ систематически-организованное лжесвидѣтельство, раскрыть которое судебный слѣдователь даже и не пытался. Нашимъ врагамъ показалось мало вопіющихъ беззаконій и насилій, учиненныхъ надъ нами за время протеста; они хотѣли опозорить еще насъ и наше дѣло, выставивъ «романовцевъ» какими-то безумными разбойниками, убившими двухъ солдатъ не въ состояніи необходимой обороны, а «для достиженія своихъ цѣлей», три дня — 4-го—6-го — безсмысленно стрѣлявшими во всѣ стороны изъ дома Романова залпами и «пачками».
Не съ цѣлью личнаго оправданія, а во имя святого дѣла правды, успѣха нашего протеста, мы должны были разоблачить эту низкую ложь. И мы разоблачили ее, несмотря на то, что единственными свидѣтелями по нашему дѣлу выступали непосредственно-заинтересованныя лица, истинные виновники беззаконныхъ преступныхъ дѣйствій 3-го— 6-го марта, эти Кудельскіе, Олесовы, солдаты, казаки и городовые, которыя должны были обвинять насъ въ цѣляхъ самооправданія.
Мы разрушили систему организованнаго лжесвидѣтельства, несмотря на всѣ препятствія, которыя ставилъ якутскій окружный судъ выясненію истины. Процессъ «романовцевъ» мы превратили въ судъ надъ режимомъ произвола и насилій, введеннымъ для политическихъ ссыльныхъ генералъ-губернаторомъ Кутайсовымъ, надъ противозаконными дѣйствіями мѣстныхъ властей. Несмотря на всѣ стѣсненія якутскимъ судомъ защиты и ея свидѣтелей, мы доказали полную незаконность циркуляровъ графа Кутайсова, основанныхъ на нихъ распоряженій областного начальства и законность нашихъ требованій, невыносимость положенія политическихъ ссыльныхъ, — теперь это вынужденъ былъ признать даже представитель обвиненія.
Мы достигли того, что даже якутскій окружный судъ въ своемъ мотивированномъ приговорѣ принужденъ былъ объявить незаслуживающими довѣрія всѣхъ свидѣтелей обвиненія, противорѣчивость и лжесвидѣтельство ихъ показаній относительно событій 3-го — 6-го марта. Наконецъ, правдивость нашихъ объясненій, изложившихъ причины, ходъ и цѣли протеста, заставила одного изъ двухъ членовъ суда (предсѣдатель, дѣйствовавшій явно по командѣ сверху, въ счетъ не идетъ) въ «особомъ мнѣніи» цѣликомъ стать на нашу точку зрѣнія въ оцѣнкѣ событій 3-го—6-го марта... Предсѣдатель судебной палаты останавливаетъ меня запрещеніемъ ссылаться на «особое мнѣніе» члена суда Соколова.
На это я отвѣтилъ; я не юристъ и не знаю, какъ выходитъ по юридической логикѣ, но согласно здравому смыслу и логикѣ общечеловѣческой мнѣ является удивительнымъ и непонятнымъ запрещеніе ссылаться на особое мнѣніе, которое было прочтено нами въ судѣ, пріобщено къ дѣлу и составляетъ часть приговора. А, впрочемъ, я могу ограничиться и простымъ указаніемъ на особое мнѣніе Соколова. На замѣчаніе предсѣдателя, что, вѣдь, якутскій окружный судъ далъ намъ возможность разсказать о невыносимо-тяжелыхъ условіяхъ жизни политическихъ ссыльныхъ, я отвѣтилъ: Да, онъ позволилъ это сдѣлать, запретивъ подтвердить наши заявленія показаніями вызванныхъ защитой свидѣтелей, но тѣмъ болѣе является страннымъ при этомъ рѣшеніе якутскаго окружнаго суда въ мотивированномъ приговорѣ, что вопросъ о невыносимости положенія ссыльныхъ не имѣетъ отношенія къ дѣлу якутскаго протеста. Когда на скамьѣ подсудимыхъ находятся воры, разбойники и грабители, тогда судъ, руководствуясь новѣйшими теоріями юриспруденціи, считаетъ нужнымъ внимательно изучать душу преступника, основательно разбираться въ мотивахъ его дѣйствій, общественныхъ условіяхъ, вызвавшихъ преступленіе и т. д. Другое дѣло, когда подсудимыми являются политическіе ссыльные, произволомъ жандармовъ и администраціи, безъ суда и слѣдствія загнанные въ отдаленнѣйшія мѣста Восточной Сибири за безкорыстное стремленіе ко благу родины, за участіе въ освободительной борьбѣ рабочаго народа, — съ этими нечего церемониться, они — военно-плѣнные, «они сами поставили себя въ нелегальное положеніе» какъ говоритъ прокуроръ, и по отношенію къ нимъ позволительны всѣ беззаконія...
Наше рѣшеніе опротестовать вопіюще-несправедливый приговоръ якутскаго окружнаго суда было вызвано не желаніемъ «смягчить свою участь» и не ожиданіемъ «милости» отъ короннаго суда, а рѣшимостью продолжать начатую борьбу за выясненіе истины, полное торжество правды въ нашемъ дѣлѣ противъ беззаконій и произвола системы Кутайсова. И потому особенно удивляетъ и оскорбляетъ меня отношеніе господина прокурора къ показаніямъ свидѣтеля Никифорова, якобы «приподнявшемъ завѣсу» и т. п. Мы говоримъ на судѣ одну только правду, а если отказываемся раскрыть внутреннюю организацію «группы протестующихъ» и характеризовать роль отдѣльныхъ лицъ, такъ вы-же должны понять, господа судьи, что какъ разъ это дѣлается не съ цѣлью облегченія нашей участи, а несомнѣнно отягчаетъ ее въ глазахъ суда. Вѣрьте сказанному Александромъ Сергѣевичемъ Заруднымъ, — что защитѣ приходилось бороться съ двумя противниками въ нашемъ дѣлѣ — обвинителемъ и самими подсудимыми. Вѣдь мы прекрасно знали, что послѣдуй мы совѣту защиты и назови товарища, который произвелъ два выстрѣла 4-го марта, — въ отношеніи всѣхъ 55-ти «романовцевъ» не могло-бы и рѣчи быть о каторжномъ приговорѣ. И этотъ товарищъ съ готовностью назвалъ-бы себя. Но мы запретили ему это, мы съ него и всѣхъ участниковъ протеста взяли клятву никогда и никому не выдавать этого имени, такъ какъ мы брали на себя нравственную отвѣтственность за все, происшедшее на «Романовкѣ». Наконецъ, если-бы мы хотѣли купить свободу цѣною неправды, чего-бы стоило намъ заявить суду, что стрѣлялъ кто-либо изъ умершихъ теперь или бѣжавшихъ товарищей-протестантовъ. Но мы считаемъ ниже своего достоинства прибѣгать къ такой лжи. И если при этомъ все-таки мы заявляемъ категорически, что на выстрѣлы 4-го марта не было предварительнаго соглашенія всѣхъ, что они произошли даже безъ вѣдома громаднаго большинства товарищей и не для осуществленія цѣлей протеста, а въ состояніи необходимой обороны противъ нападенія солдатъ, — такъ вы не можете сомнѣваться въ правдивости нашихъ объясненій, если только не будете дѣйствовать по командѣ свыше. На замѣчаніе предсѣдателя: «До сихъ поръ, кажется, вы не имѣли основаній къ такого рода подозрѣніямъ», я отвѣтилъ, что пока и выражаюсь условно.
Мы ждемъ отъ судебной палаты обнаруженія истинныхъ виновниковъ преступныхъ дѣяній 3-го—6-го марта, своими явно-противозаконными распоряженіями и провокаторскими дѣйствіями вынудившихъ насъ прибѣгнуть къ вооруженной самозащитѣ 4-го марта, подвергавшихъ насъ жесточайшимъ предательскимъ обстрѣламъ 5-го и 6-го марта безъ малѣйшаго вызова съ нашей стороны. За эти три дня обстрѣловъ отъ солдатскихъ пуль пострадали четверо нашихъ товарищей — одинъ убитъ и трое ранены. А если предательскими обстрѣлами 5-го и 6-го марта не оказались убитыми всѣ или громадное большинство «романовцевъ», такъ ужъ совершенно противъ воли и ожиданія иниціаторовъ этой бойни. Мы укрѣпляли стѣны дома въ промежуткахъ между обстрѣлами, и случись, напр., обстрѣлъ 6-го марта нѣсколькими часами раньше, когда еще не было закончено блиндированіе стѣны, выходящей на Мало-Базарную, такъ большинство сидящихъ теперь на скамьѣ подсудимыхъ товарищей покоилось-бы въ могилѣ. Мы знаемъ имена дѣйствительныхъ виновниковъ преступленій 3-го—6-го марта, я могу назвать ихъ суду: это начальникъ якутской команды Кудельскій и полицейскій надзиратель г. Якутска Олесовъ. Ихъ провокаторская роль и преступныя дѣйствія частью раскрыты и на якутскомъ судѣ, но прошло уже больше года, а еще не нашелся въ Сибири прокуроръ, который посадилъ-бы ихъ на скамью подсудимыхъ... Самое главное, чего мы ждали отъ судебной палаты — это признанія справедливости и законности нашихъ требованій, противозаконности циркуляровъ графа Кутайсова и невыносимости положенія, созданнаго ими для политическихъ ссыльныхъ. И этого мы добились, это долженъ былъ признать здѣсь даже представитель обвиненія. Поэтому мы всѣ раздѣляемъ взглядъ А. С. Заруднаго, что «каковь-бы ни былъ теперь вашъ приговоръ, — дѣло «романовцевъ» выиграно». Наше дѣло правое, мы боремся съ произволомъ, беззаконными распоряженіями и дѣйствіями администраціи, съ режимомъ Кутайсова, этой сибирской разновидностью «плевизма». Ни отъ кого мы не хотимъ милости, а требуемъ отъ суда признанія нашего права на полное оправданіе и свободу. А если-бъ въ приговорѣ иркутской судебной палаты не заключалось признанія справедливости нашихъ требованій — цѣлей якутскаго протеста, противозаконности циркуляровъ графа Кутайсова и дѣйствій мѣстныхъ властей, создавшихъ невыносимыя, оскорбительныя для человѣческаго достоинства условія жизни политическихъ ссыльныхъ, если-бы вмѣсто полнаго оправданія я нашелъ ходатайство о «смягченіи участи» нашей путемъ Высочайшаго соизволенія, такъ я отъ имени всѣхъ товарищей заранѣе протестую самымъ рѣшительнымъ образомъ и, повторяя выраженіе господина прокурора, скажу: «это будетъ не судъ, а организованный произволъ!» Царской милости я предпочитаю каторжный приговоръ якутскаго окружнаго суда.
С. Александровское, тюремная больница, П. Тепловъ.
7 мая 1905 г.
Этимъ заканчиваются пренія сторонъ, предсѣдатель читаетъ проектъ вопросовъ, и палата удаляется на совѣщаніе, въ результатѣ котораго была вынесена слѣдующая резолюція: «судебная палата опредѣляетъ:
1) приговоръ якутскаго окружнаго суда отъ 30 іюля— 8 августа 1904 г. въ отношеніи подсудимыхъ: (фамиліи всѣхъ, которые подали апелляцію) утвердить,
2) апелляціонный отзывъ повѣренныхъ названныхъ подсудимыхъ оставить безъ послѣдствій и, наконецъ,
3) настоящій приговоръ на основаніи 2 п. 945 ст. Уст. уг. суд., по вступленіи его въ законную силу, представить чрезъ г. министра юстиціи на Высочайшее усмотрѣніе съ ходатайствомъ, согласно 775 Уст. ст. уг. суд., передъ Его Императорскимъ Величествомъ о смягченіи назначеннаго этимъ приговоромъ всѣмъ поименованнымъ подсудимымъ наказанія замѣною его заключеніемъ въ крѣпости безъ ограниченія правъ, каждаго на два года».
Не успѣлъ еще предсѣдатель дочитать послѣднихъ словъ, какъ изъ рядовъ подсудимыхъ раздались энергичные протесты, крики: «мы не хотимъ царской милости!», «отказываемся!», «это не судъ, а комедія!».
Этотъ протестъ единодушно поддерживала публика. Раздались возгласы; «да здравствуютъ романовцы!», «долой коронный судъ!», «долой самодержавіе!» и т. п. Этотъ бурный протестъ видимо поразилъ судей, которые въ первый моментъ растерянно оглядывались, а затѣмъ торопливо скрылись. Публику немедленно удалили.
Когда насъ вывели во дворъ суда, онъ представлялъ собою военный лагерь. Насъ окружили конвойные и пѣхота. У воротъ стояла конница. Была полночь, и въ яркомъ свѣтѣ луны получалась оригинальная картина, не лишенная торжественности. Волновавшія насъ чувства неудержимо вылились въ звукахъ революціоннаго гимна, мы дружно запѣли «Вихри враждебные»...
Военное и полицейское начальство переполошилось, уговаривало насъ, приказывало замолчать, грозило употребить силу. Мы пошли со двора, лишь кончивъ пѣсню. У воротъ насъ окружили казаки. Всѣ улицы, прилегающія къ суду и далѣе по нашему пути, были отрѣзаны цѣпями солдатъ и городовыхъ. Впереди ѣхалъ развернутымъ во всю ширину улицы фронтомъ отрядъ казаковъ, удалявшій всѣхъ прохожихъ и зрителей.
Мы снова запѣли «Отречемся отъ стараго міра», остановившись среди улицы. Снова угрозы разъединить насъ силой, развезти на извозчикахъ, приказанія взять, но конвойные не двигались, смущенно переговариваясь между собой. Мы кончили пѣніе и шли до тюрьмы уже безъ всякихъ приключеній.
Въ общемъ иркутскій процессъ оставилъ хорошее впечатлѣніе. Онъ привлекъ вниманіе и симпатіи къ дѣлу якутскаго протеста не только своей публики, бывшей на судѣ, но даже конвойныхъ солдатъ и большого числа обывателей города Иркутска. Даже купцы стали дѣлать особую уступку для «нашихъ романовцевъ», товарищамъ, которые покупали въ тюрьму чай, сахаръ и т. п. Прокуроръ осаждался просьбами о разрѣшеніи свиданій съ осужденными.
Защитникамъ «романовцевъ» иркутяне устроили торжественное чествованіе на публичномъ банкетѣ. Мы были увѣрены, что насъ оставятъ въ Иркутскѣ, по крайней мѣрѣ, до объявленія мотивированнаго приговора, которое было назначено на 25-е апрѣля. Но администрація, въ частности губернаторъ Мишинъ, думала совершенно иначе и «въ интересахъ общественной тишины и спокойствія» рѣшила выдворить насъ изъ города немедленно. Обсудивъ эту полицейскую выходку, мы рѣшили все-таки не сопротивляться отправкѣ, предварительно заручившись обѣщаніемъ предсѣдателя судебной палаты, что и намъ приговоръ будетъ объявленъ 25-го и настоявъ, чтобы въ иркутской тюрьмѣ были оставлены 10 нашихъ товарищей.
Обратный путь въ Александровскъ мы совершали подъ усиленнымъ вчетверо конвоемъ, въ томъ числѣ 20 казаковъ, лихо гарцовавшихъ по сторонамъ нашихъ телѣгъ на удивленіе жителей селъ и деревень по тракту.
Но вотъ пришелъ и день объявленія приговора — 25-е апрѣля, а обѣщанные предсѣдателемъ судебной палаты Ераковымъ мировой судья для чтенія приговора и секретарь для предъявленія всего дѣла не прибыли въ тюрьму. Безрезультатными оказались и наши многократные запросы и требованія. 7-го мая, за два дня до истеченія законнаго срока кассаціи, явился нашъ защитникъ Б. С. Орнштейнъ съ проектомъ кассаціонной жалобы, а мы все еще не имѣли ни приговоровъ, ни знакомства съ протоколомъ дѣла въ судебной палатѣ. Оказалось, что оставшимся въ иркутской тюрьмѣ 10-ти товарищамъ мотивированный приговоръ былъ дѣйствительно прочитанъ въ судѣ 25-го апрѣля, а про насъ, александровцевъ, не вспомнили. Господинъ Ераковъ забылъ о правѣ 18-ти политическихъ осужденныхъ и почелъ за благо нарушить данное имъ слово. Мы получили копіи приговоровъ лишь 19-го мая, много дней спустя послѣ рѣшенія вопроса о кассаціи. Приводимъ содержаніе мотивированнаго приговора.
ПРИГОВОРЪ.
1905 года апрѣля 5 и 6-го дня. По Указу Его Императорскаго Величества, Иркутская Судебная Палата, по уголовному департаменту, въ закрытомъ засѣданіи, въ которомъ присутствовали:
Старшій предсѣдатель Н. П. Ераковъ;
Члены палаты: А. А. Пѣтухинъ, В. К. Сальмоновичъ;
Товарищъ прокурора В. А. Ростиславовъ;
Секретарь Н. И. Преображенскій
Слушала дѣло по апелляціонному отзыву защитниковъ подсудимыхъ: Зараховича, Ройтенштерна, Вардоянца, Теслера, Теплова и другихъ, обвиняемыхъ по 263 и 268 ст. Улож. о наказ., присяжныхъ повѣренныхъ Заруднаго и Беренштама, на приговоръ якутскаго окружнаго суда отъ 30 іюля 8—августа 1904 г.
Приговоромъ якутскаго окружнаго суда отъ 30 іюля— 8 августа 1904 года подсудимые Георгій Вардоянцъ, Давидъ Викеръ и другіе, въ числѣ пятидесяти пяти человѣкъ, на основаніи 263, 268, 134, 135, 1 и 3 степ. 19 ст. Улож. о наказ., присуждены къ лишенію всѣхъ правъ состоянія и ссылкѣ въ каторжныя работы — каждый на двѣнадцать лѣтъ съ послѣдствіями по 25 ст. Улож. о наказ.
На приговоръ этотъ защитниками подсудимыхъ присяжными повѣренными Заруднымъ и Беренштамомъ принесенъ апелляціонный отзывъ отъ имени подсудимыхъ: (слѣдуетъ перечень 33-хъ апеллянтовъ).
Къ апелляціонному отзыву въ порядкѣ 273 ст. Уст. уг. суд. присоединились Давидъ Ройтенштернъ, Зельманъ Зараховичъ, Зельманъ Фридъ, Гиршъ Лурье и Нахимъ Гельфандъ.
Изъ поименованныхъ выше лицъ Зельманъ Гельманъ, Аронъ Гинцбургъ, Зельманъ Фридъ, Гиршъ Лурье и Нахимъ Гельфандъ до разбора дѣла заявили судебной палатѣ о своемъ отказѣ отъ апелляціи.
(Далѣе излагаются обстоятельства дѣла согласно мотивированному приговору якутскаго окружнаго суда).
Въ апелляцiонномъ отзывѣ на этотъ приговоръ содержится рядъ указаній на допущенныя окружнымъ судомъ въ ущербъ интересамъ подсудимыхъ слѣдующія, по мнѣнію апелляторовъ, судопроизводственныя неправильности: (слѣдуетъ краткое изложеніе пунктовъ VII—ХІV апелляціоннаго отзыва и заключенія пункта VІ-го о характерѣ экспертизы поручика Лепина).
Въ удовлетвореніе изложенныхъ ходатайствъ апелляторовъ по опредѣленію судебной палаты отъ 7 февраля 1905 г. въ судебное засѣданіе былъ вызванъ переводчикъ грузинскаго языка, и вызывались свидѣтели Колтунъ, Крюковъ и Сабунаевъ, не явившіяся по законнымъ причинамъ, причемъ ходатайства объ отложеніи дѣла защитою и подсудимыми не заявлено. Кромѣ того, въ судебномъ засѣданіи палаты сторонамъ разрѣшено ссылаться на представленныя защитой въ 1-й и 2-й инстанціяхъ относящіяся къ дѣлу письменныя распоряженія административныхъ властей, на статейные списки подсудимыхъ и на замѣчанія подсудимаго Виленкина на протоколъ засѣданія окружнаго суда, вѣрность которыхъ подтверждена заключеніемъ суда. Въ остальныхъ приведенныхъ выше ходатайствахъ апелляторовъ судебной палаты отказано по мотивамъ, изложенномъ въ опредѣленіи палаты отъ 7 февраля н. г. Къ соображеніямъ, указаннымъ въ этомъ опредѣленіи, судебная палата признаетъ нынѣ нужнымъ добавить: 1) что сущность имѣющихъ значеніе для дѣла административныхъ распоряженій является, по ея мнѣнію, достаточно установленною представленными защитою въ окружномъ судѣ и судебной палатѣ копіями этихъ распоряженій (т. III, л. 459—464 и приложенія къ протоколу судебнаго засѣданія судебной палаты) и показаніемъ свидѣтеля и.д. губернатора Чаплина и 2) что вопросъ о томъ, произведено-ли 4-го марта подсудимыми въ солдатъ три выстрѣла, какъ призналъ окружный судъ въ своемъ приговорѣ, или только два, какъ утверждаютъ подсудимые, и въ частности, повреждена-ли пряжка и сумка рядового Колоскова выстрѣломъ изъ дома Романова, для дѣла въ данномъ его положеніи и для опредѣленія степени отвѣтственности подсудимыхъ существеннаго значенія не имѣетъ и что въ виду показаній свидѣтелей Удальцова, Шамаева, Малышева и другихъ объ условіяхъ, при которыхъ производилась 4-го марта стрѣльба, не представляется достаточныхъ основаній приписывать выстрѣлъ въ Колоскова подсудимымъ.
Независимо отъ приведенныхъ домогательствъ, касающихся порядка производства дѣла, апелляторами приводятся слѣдующія соображенія по существу постановленнаго окружнымъ судомъ приговора.
(Излагаются пункты I—VI апелляціоннаго отзыва).
По изложеннымъ основаніямъ апелляторы ходатайствуютъ передъ судебною палатою объ оправданіи подсудимыхъ или о примѣненіи къ нимъ 38 ст. Уст. о наказ., или, наконецъ, о направленіи дѣла къ порядку разсмотрѣнія дѣлъ о преступленіяхъ государственныхъ.
Сообразивъ приведенные доводы апелляціоннаго отзыва съ обстоятельствами настоящаго дѣла, судебная палата находитъ:
Подсудимые, засѣвъ съ оружіемъ въ рукахъ въ укрѣпленномъ ими домѣ Романова, ставъ, такимъ образомъ, въ положеніе нелегальное, представлявшее угрозу общественному порядку и безопасности, не могутъ быть признаваемы по отношенію къ правительственнымъ агентамъ, задача которыхъ сводилась къ прекращенію безпорядка, находившимися въ состояніи законной обороны. Поэтому возмущавшее подсудимыхъ закрываніе солдатами ставенъ дома Романова съ цѣлью облегчить арестъ подсудимыхъ и даже мѣры гораздо болѣе энергичныя, если таковыя были предприняты съ тою же цѣлью, не могли бы съ точки зрѣнія закона оправдывать малѣйшее насильственное дѣйствіе подсудимыхъ по отношенію къ солдатамъ и полиціи. Указываемые уже подсудимыми отдѣльные, стоящіе внѣ задачи возстановленія порядка случаи грубаго обращенія солдатъ, оскорбленія женщинъ и т. п. сами по себѣ въ томъ видѣ, какъ они выяснены по дѣлу, не могутъ быть признаны нападеніемъ, ставящимъ потерпѣвшихъ въ положеніе законной обороны и оправдывающимъ убійство рядовыхъ Кириллова и Глушкова, къ тому же въ данное время ни въ чемъ противъ подсудимыхъ не провинившихся. Поэтому соображенія апелляторовъ о примѣненіи къ подсудимымъ постановленій 101 или 1467 ст. Улож. судебная палата признаетъ не заслуживающими уваженія.
Равнымъ образомъ палата не можетъ согласиться съ доводами апелляторовъ о томъ, что убійство 4-го марта рядовыхъ Кириллова и Глушкова представляетъ собою отдѣльный фактъ, не имѣющій связи съ предшествующею преступною дѣятельностью подсудимыхъ, и совершено однимъ изъ нихъ безъ всякаго соглашенія съ остальными. Значительное количество разнообразнаго оружія, которымъ запаслись подсудимые, занявъ домъ Романова, установленный осмотромъ этого дома способъ его укрѣпленія, устроенные въ немъ баррикады, провалы, бойницы и проч. и, наконецъ, неоднократныя, приведенныя выше письменныя и словесныя заявленія ихъ губернатору и другимъ должностнымъ лицамъ, что они не остановятся передъ крайними мѣрами, передъ кровавой развязкой, что они будутъ стрѣлять, не оставляютъ сомнѣнія въ томъ, что убійство при извѣстныхъ условіяхъ правительственныхъ агентовъ было предметомъ соглашенія подсудимыхъ, входило въ общій планъ ихъ дѣйствій, или, по крайней мѣрѣ, каждымъ изъ нихъ допускалось. Такими условіями, вызывавшими переходъ подсудимыхъ къ «крайнимъ мѣрамъ», по заявленію ихъ губернатору 18 февраля и послѣдующимъ словеснымъ заявленіемъ ихъ уполномоченнаго Никифорова, являлось покушеніе взять ихъ силою, по заявленію 26 февраля — попытка взять ихъ изморомъ, посредствомъ прекращенія возможности добывать жизненные припасы, по заявленіямъ 3 и 4 марта — повтореніе закрыванія солдатами ставенъ и другихъ «вызывающихъ» дѣйствій. Бывшій подсудимый по этому дѣлу, не принесшій апелляціи, Левъ Никифоровъ, допрошенный по ходатайству защиты въ судебной палатѣ въ качествѣ свидѣтеля, удостовѣрилъ, что до ухода его изъ дома Романова 28 февраля всѣ, касающіеся общаго дѣла, вопросы разрѣшались на общихъ собраніяхъ большинствомъ голосовъ; на собраніяхъ этихъ не присутствовали только дежурившія въ разныхъ мѣстахъ лица, ни въ какомъ случаѣ не оставлявшія своихъ постовъ, но голоса ихъ отбирались особо, и они своевременно поставлялись въ извѣстность о рѣшеніяхъ собранія; кромѣ того, рѣшенія эти послѣ собранія вывѣшивались во всеобщее обитателей дома свѣдѣніе. Меньшинство подчинялось рѣшенію большинства, но могло настаивать о вторичномъ разсмотрѣніи въ общемъ собраніи вызывающаго разногласіе вопроса. Независимо отъ этого, разныя функціи по общему дѣлу были распредѣлены между нѣсколькими уполномоченными лицами, которыя могли въ экстренныхъ случаяхъ принять необходимыя мѣры по своей иниціативѣ безъ созыва собранія. Порядокъ этотъ, на сколько свидѣтелю извѣстно изъ постоянныхъ разговоровъ съ товарищами, съ которыми онъ затѣмъ содержался въ тюрьмѣ, продолжался въ домѣ Романова и послѣ его ареста, и, въ частности, 3 марта состоялось общее собраніе, на которомъ было рѣшено перейти къ активнымъ дѣйствіямъ въ случаѣ повторенія солдатами закрыванія ставенъ и т. п. Распоряженіе стрѣлять въ солдатъ было сдѣлано 4-го марта уполномоченнымъ на то лицомъ, согласно этому рѣшенію. Приведенныя указанія Никифорова вполнѣ подтверждаются и послѣдовательнымъ ходомъ событій 3 и 4 марта; предупрежденіе 3-го марта свидѣтелямъ Вильконецкому и Кудельскому о томъ, что будутъ стрѣлять въ случаѣ повторенія закрыванія солдатами ставенъ, письменное заявленіе 4 марта губернатору о приступѣ къ вооруженной самозащитѣ, просверливаніе бойницъ противъ крыльца, занятаго карауломъ флигеля, упоминаемое въ дневникѣ 4-го марта закрываніе ставенъ солдатами и, наконецъ, выстрѣлы, коими убиты Кирилловъ и Глушковъ. Въ дневникѣ 4-го марта и въ заявленіи губернатору 5-го марта выстрѣлы эти названы «нашими», т. е. общими всѣмъ подсудимымъ выстрѣлами. Въ виду изложенныхъ данныхъ судебная палата признаетъ, что убійство 4-го марта Кириллова и Глушкова находится въ прямой связи со всею и предшествующею, начиная съ 18 февраля, преступною дѣятельностью подсудимыхъ, что оно совершено по предварительному между ними соглашенію и съ общаго ихъ вѣдома, что доводы защиты о примѣненіи къ дѣянію подсудимыхъ 38 ст. Уст. о наказ. уваженія не заслуживаютъ и что дѣянія эти правильно и согласно съ обстоятельствами дѣла квалифицированы окружнымъ судомъ, какъ вооруженное сопротивленіе власти, сопровождавшееся убійствомъ.
Сопротивленіе это было направлено противъ административныхъ распоряженій и мѣропріятій, имѣвшихъ, несомнѣнно, частное, а не общее для всего государства или края значеніе. Тѣмъ не менѣе, такъ какъ сопротивленіе это оказано подсудимыми въ числѣ болѣе трехъ и по предварительному между собою уговору, дѣянія ихъ не могутъ быть подведены подъ опредѣленіе 270 и 2 ч. 1459 ст. Улож. и являются предусмотрѣнными 263 и 268 ст. ст. Улож., какъ и квалифицировалъ ихъ окружный судъ въ своемъ приговорѣ. Правильность этой квалификаціи подтверждается какъ сопоставленіемъ текстовъ 263 и 270 статей Уложенія, такъ и руководящимъ разъясненіемъ этихъ статей въ рѣшеніи общаго собранія Касс. Д-товъ Правит. Сената 1877 г., № 40, по дѣлу Боголюбова. Ненапечатанное же рѣшеніе сената 1893 г. по дѣлу о майкопскихъ безпорядкахъ, на которое ссылаются апелляторы, насколько извѣстно судебной палатѣ, касается случаевъ сопротивленія толпою безъ предварительнаго соглашенія участниковъ преступленія и къ данному дѣлу отношенія не имѣетъ.
Указанія апелляторовъ, что, при такомъ опредѣленіи состава преступленія подсудимыхъ, необходимо признать ихъ дѣйствовавшими по политическимъ побужденіямъ, дѣянія ихъ подходящими подъ опредѣленіе I ч. 123 ст. Угол. улож. и самое дѣло о нихъ неподсуднымъ окружному суду и подлежащимъ направленію къ порядку преслѣдованія преступленій государственныхъ, судебная палата признаетъ неосновательными, потому, что наличности у подсудимыхъ при совершеніи вмѣняемаго имъ въ вину сопротивленія власти какихъ-либо политическихъ къ тому побужденій, сопряженныхъ съ замыслами, направленными противъ государственнаго или общественнаго строя, ничѣмъ по дѣлу не установлено, при отсутствіи-же такихъ побужденій, къ дѣяніямъ ихъ не могутъ быть примѣнены еще не введенныя въ дѣйствіе постановленія Уголовнаго уложенія; статьи же 263 и 268 Улож. о наказ. сами по себѣ и по свойству предусматриваемыхъ ими дѣяній и по мѣсту, занимаемому ими въ Уложеніи (раздѣлъ IV), относятся къ преступленіямъ противъ порядка управленія, а не къ преступленіямъ государственнымъ.
Доводы апелляторовъ о томъ, что въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ не заключается состава преступленія сопротивленія власти въ виду законности предъявленныхъ ими 18 февраля губернатору требованій и незаконности административныхъ распоряженій, противъ которыхъ эти требованія были направлены, судебная палата признаетъ также незаслуживающими уваженія въ виду того, что 263—269 ст. Улож. наказуютъ сопротивленіе власти въ общеопасной формѣ явнаго возстанія, независимо отъ степени законности дѣйствій правительственныхъ органовъ, каковой признакъ въ противоположность 270, 271 ст. Улож. и 29 ст. Уст. о нак. и не включенъ въ текстъ 263-й статьи Уложенія. Поэтому незаконность распоряженій и дѣйствій представителей власти, противъ которыхъ такое сопротивленіе направлено, могла бы имѣть значеніе для опредѣленія не состава преступленія, а лишь размѣра наказанія виновныхъ, которое въ данномъ случаѣ и назначено судомъ въ низшей указанной закономъ степени и мѣрѣ.
Независимо отъ этого, палата находитъ, что, кромѣ требованій объ отмѣнѣ нѣкоторыхъ, касающихся ссыльныхъ распоряженій иркутскаго генералъ-губернатора, признаваемыхъ подсудимыми незаконными, сопротивленіе ихъ 18 февраля—7 марта было ближайшимъ образомъ направлено противъ безусловно законныхъ требованій якутскаго губернатора прекратить безпорядокъ и разойтись и мѣръ, принятыхъ по его распоряженію къ осуществленію этого требованія.
Наконецъ, указанія апелляторовъ на то, что окружный судъ, отказавшись войти въ обсужденіе тяжелыхъ условій, въ которыя ссыльные были поставлены незаконными распоряженіями административной власти, нарушилъ 134, 135, 154 ст. Улож., 774, 775 и 945 ст. ст. Уст. уг. суд., являются частью неосновательными, такъ какъ 134, 135 ст. Улож. и 774 ст. Уст. уг. суд. примѣнены къ нимъ окружнымъ судомъ въ полной мѣрѣ, частью не подлежащими разсмотрѣнію палаты, такъ какъ отъ ходатайства о примѣненіи 154 ст. Улож., 775 и 2 ч. 945 ст. Уст. уг. суд. апелляторы въ судебномъ засѣданіи палаты отказались.
Признавъ засимъ апелляціонный отзывъ защитниковъ подсудимыхъ незаслуживающимъ уваженія, а приговоръ якутскаго окружнаго суда постановленнымъ согласно съ закономъ и подлежащимъ утвержденію, судебная палата не могла не остановиться на слѣдующихъ соображеніяхъ и данныхъ, приводящихъ ее къ убѣжденію, что назначенное подсудимымъ приговоромъ окружнаго суда, пониженное до законнаго минимума наказаніе представляется по обстоятельствамъ дѣла слишкомъ строгимъ и несоотвѣтствующимъ требованіямъ справедливости.
Въ телеграммѣ, посланной подсудимыми 22 февраля министру внутреннихъ дѣлъ (т. III, л. 46), а также въ показаніяхъ, данныхъ подсудимыми Израильсономъ, Розенталемъ, Логовскимъ, Тепловымъ, Никифоровымъ и другими въ окружномъ судѣ и судебной палатѣ, изображена яркая и тяжелая картина условій административной ссылки въ Якутской области. Жизнь въ инородческихъ наслегахъ и улусахъ въ непривычной для культурнаго человѣка обстановкѣ, въ юртахъ, гдѣ въ морозы замерзаетъ вода и гдѣ помѣщаются какъ сами инородцы, такъ и ихъ скотъ, безъ медицинской помощи, безъ возможности достать иногда предметы первой необходимости, безъ возможности обмѣняться словомъ съ близкимъ человѣкомъ, такая жизнь сама по себѣ являлась, конечно, крайне тягостною, безотрадною и могущею довести до отчаянія.
Изданныя въ 1903 г. административныя распоряженія о запрещеніи свиданій ссыльныхъ во время ихъ препровожденія къ мѣсту ссылки съ другими, ранѣе сосланными, проживавшими на пути, лицами, а также объ усиленіи надзора за самовольными отлучками ссыльныхъ изъ мѣстъ водворенія и о наложеніи за такія отлучки внѣ порядка, указаннаго въ примѣчаніи къ 32 ст. Полож. о полиц. надзорѣ, суровой административной кары — высылки въ Верхоянскій и Колымскій огруга, — распоряженія, какъ видно изъ представленныхъ защитою въ судебную палату позднѣйшихъ циркуляровъ иркутскаго генералъ-губернатора, плохо понятыя и произвольно примѣнявшіяся низшими административными и полицейскими органами, еще болѣе отягчали жизненную обстановку ссыльныхъ: запрещеніе свиданій лишало ихъ возможности получить помощь одеждою, деньгами и провизіей, въ которыхъ они въ дорогѣ крайне нуждались, а усвоенное полиціей толкованіе распоряженія генералъ-губернатора объ отлучкахъ, при фактической невозможности въ виду дальности разстояній и отсутствія сообщеній своевременно получить разрѣшеніе на отлучку отъ исправника или губернатора, ставило каждаго ссыльнаго въ положеніе безвыходное и подъ угрозу подвергнуться высылкѣ въ сѣверные округа съ продолженіемъ срока ссылки за каждую отлучку, сдѣланную хотя-бы безъ всякаго преступнаго умысла, — за покупками, медицинскою помощью ребенку, и т. п.
Такія условія дѣлали жизнь ссыльныхъ, по словамъ подсудимыхъ, невыносимою, вызывали между ними частые случаи самоубійствъ и, въ связи съ индивидуальными свойствами подсудимыхъ, привели къ такимъ проявленіямъ отчаянія, какими должны быть признаны составляющія предметъ настоящаго дѣла событія 18 февраля—7 марта. Запершіеся въ домѣ Романова подсудимые, несомнѣнно, находились въ озлобленномъ, раздраженномъ состояніи, въ длящемся аффектѣ, граничащемъ съ полнымъ нервнымъ разстройствомъ; состояніе это могло только ухудшиться подъ вліяніемъ постояннаго воздѣйствія 57 нервныхъ субъектовъ другъ на друга и подъ вліяніемъ всей обстановки жизни въ домѣ Романова, гдѣ въ пяти небольшихъ комнатахъ было скучено 57 человѣкъ, жившихъ безъ свѣжаго воздуха, безъ сносной пищи и въ постоянномъ страхѣ за свою жизнь. Такое душевное состояніе подсудимыхъ, несомнѣнно, лишало ихъ возможности правильно оцѣнивать собственныя дѣйствія и значеніе окружающихъ явленій, и только подъ вліяніемъ его они могли придавать преувеличенное значеніе грубымъ выходкамъ солдатъ и отвѣчать выстрѣлами на захлопыванье ставенъ. Независимо отъ описанной, совершенно исключительной стороны преступленія, судебная палата не можетъ не принять въ соображеніе и того, что въ ея распоряженіи нѣтъ фактическихъ данныхъ для опредѣленія степени виновности каждаго отдѣльнаго подсудимаго. Въ виду особенностей настоящаго дѣла окружный судъ и судебная палата имѣли возможность только установить общій фактъ виновности подсудимыхъ въ предъявленномъ имъ обвиненіи, но какое именно участіе фактически принималъ каждый изъ подсудимыхъ въ отдѣльныхъ моментахъ преступленія и въ соглашеніи на него, остается невыясненнымъ, и судебная палата можетъ назначить всѣмъ 33 подсудимымъ, подлежащимъ ея суду, только одинаковое по тяжести наказаніе. Между тѣмъ въ числѣ этихъ 33-хъ подсудимыхъ есть молодые люди, старики и женщины, люди разные по развитію, нравственному складу и темпераменту, вина которыхъ въ преступленіи, несомнѣнно, въ дѣйствительности складывалась совершенно различно. Нельзя не провести рѣзкой грани, напримѣръ, между виною лица, совершившаго убійство Кириллова и Глушкова, распоряжавшагося этимъ преступленіемъ или настоявшаго на немъ, и виною лица, только отвлеченно высказавшагося за активныя дѣйствія на общемъ собраніи или малодушно подчинившагося по этому вопросу мнѣнію большинства.
Останавливаясь засимъ на вопросѣ объ опредѣленіи наказанія, которое, въ виду приведенныхъ исключительныхъ обстоятельствъ дѣла, соотвѣтствовало бы винѣ подсудимыхъ, судебная палата, принявъ во вниманіе тяжесть совершеннаго подсудимыми преступленія, отсутствіе въ ихъ дѣйствіяхъ безчестнаго или позорящаго элемента и содержаніе ихъ подъ предварительнымъ арестомъ въ теченіе болѣе года, находитъ, что такимъ наказаніемъ слѣдуетъ признать заключеніе подсудимыхъ въ крѣпости, каждаго на два года безъ ограниченія правъ.
Ходатайство о такой замѣнѣ подсудимымъ опредѣленнаго имъ настоящимъ приговоромъ наказанія судебная палата признаетъ необходимымъ въ порядкѣ 775 и 2 ч. 945 ст. ст. Уст. уг. суд. представить черезъ г. министра юстиціи на благоусмотрѣніе Его Императорскаго Величества.
Подлинный за надлежащими подписями.
Съ подлиннымъ вѣрно:
Секретарь П. Преображенскій.
OCR: Аристарх Северин)