XII.
Кассація приговора.—Амнистія.
Изъ всѣхъ товарищей рѣшили подать кассаціонную жалобу пятеро: М. Габронидзе, Т. Дроновъ, Д. Виноградовъ, Л. Теслеръ и пишущій эти строки.
Кассируя приговоръ, мы руководились тремя главными мотивами: 1) желаніемъ добиться полнаго осужденія беззаконной системы Кутайсова, 2) стремленіемъ избавиться отъ непрошенной милости и добиться права. 3) желаніемъ огласить дѣло якутскаго протеста и передать его на судъ общественнаго мнѣнія.
Ниже мы приводимъ текстъ кассаціонной жалобы прис. пов. Орнштейна и моихъ дополненій къ ней, имѣвшихъ цѣлью дать защитникамъ въ сенатѣ большую возможность коснуться не только формальныхъ нарушеній закона, но и существа нашего дѣла.
Въ Правительствующій Сенатъ
по Уголовному Кассаціонному Департаменту
Защитника подсудимыхъ: 1) Мизарбека Давидовича Габронидзе, 2) Льва Всеволодовича Теслера, 3) Дмитрія Федотовича Виноградова, 4) Павла Макаровича Дронова, обвиняемыхъ по 263 и 268 ст. Улож. о наказ., присяжнаго повѣреннаго Бориса Сергѣевича Орнштейна, проживающаго въ г. Иркутскѣ, по Пирожковскому переулку, въ домѣ Брянскихъ.
КАССАЦІОННАЯ ЖАЛОБА.
Приговоромъ Иркутской Судебной Палаты отъ 5 — 6 апрѣля 1905 г., объявленнымъ въ окончательной формѣ 25 апрѣля, названные мои довѣрители признаны виновными въ преступленіяхъ, предусмотрѣнныхъ ст. 263 и 268 Улож. о нак. и присуждены къ лишенію всѣхъ правъ состоянія и ссылкѣ въ каторжныя работы на 12 лѣтъ.
Приговоръ этотъ я признаю неправильнымъ по слѣдующимъ основаніямъ:
I. Дѣянія подсудимыхъ были вызваны безвыходно тяжелымъ положеніемъ, въ которое были поставлены политическіе ссыльные циркулярными распоряженіями мѣстной власти, представлявшимися имъ незаконными. Домогательства свои они изложили въ заявленіи, поданномъ якутскому губернатору 18 февраля 1904 года, и, какъ усматривается изъ этого заявленія и другихъ данныхъ дѣла, подсудимые поставили себѣ основной цѣлью добиться отмѣны всякихъ репрессій, кромѣ указанныхъ въ Высочайше утвержденномъ 12 марта 1882 г. Положеніи о полицейскомъ надзорѣ.
Палата въ своемъ приговорѣ не считаетъ требованія подсудимыхъ незаконными и, наоборотъ, признаетъ незаконность административныхъ распоряженій, противъ которыхъ эти требованія были направлены. Палата признаетъ далѣе, что сами по себѣ незаконные циркуляры иркутскаго генералъ-губернатора, противъ которыхъ заявили свой протестъ подсудимые, были къ тому-же плохо поняты и произвольно примѣнялись низшими административными и полицейскими органами, что усвоенное полиціей толкованіе распоряженій генералъ-губернатора ставило каждаго ссыльнаго въ положеніе безвыходное, дѣлало жизнь ссыльныхъ невыносимой. Несмотря на это признаніе распоряженій правительственной власти, которыми были вызваны дѣянія подсудимыхъ, какъ въ своемъ первоисточникѣ, такъ и по примѣненію ихъ, незаконными, палата тѣмъ не менѣе квалифицируетъ эти дѣянія какъ возстаніе, предусмотрѣнное ст. 263 Улож. о нак., исходя изъ того мнѣнія, «что 263—269 ст. Улож. наказуютъ сопротивленіе власти въ общеопасной формѣ явнаго возстанія, независимо отъ степени законности дѣйствій правительственныхъ органовъ, каковой признакъ, въ противоположность 270 и 271 ст. Улож. и 29 ст. Уст. о наказ. и не включенъ въ текстъ 263 статьи Улож.» Руководствуясь этимъ соображеніемъ, палата дала свою вышеприведенную оцѣнку требованій подсудимыхъ и административныхъ распоряженій и примѣненія таковыхъ лишь въ той части приговора, въ которой разсматриваются исключительныя обстоятельства, приведшія палату къ убѣжденію, что законный при примѣненіи ст. 263 Ул. о нак. минимумъ наказаній представляется не соотвѣтствующимъ требованіямъ справедливости. Въ первой же части приговора, опредѣляя составъ преступленія, вмѣняемаго въ вину подсудимымъ, она не считаетъ нужнымъ оцѣнивать незаконность распоряженій и дѣйствій представителей власти.
Этотъ взглядъ палаты на примѣненіе къ дѣлу ст. 263 Улож. о нак. представляются одной изъ наиболѣе существенныхъ неправильностей приговора.
Законность дѣйствій властей является необходимымъ элементомъ состава преступленія, предусмотрѣннаго 263 ст. Улож. о нак., что признается такимъ авторитетомъ, какъ профессоръ Неклюдовъ, и это пониманіе разсматриваемой статьи безусловно вытекаетъ изъ ея смысла и буквы. Идея возстанія противъ незаконныхъ дѣйствій власти и, какъ это имѣло мѣсто въ настоящемъ дѣлѣ, возстанія съ цѣлью утвержденія такого закона, какъ Положеніе о полицейскомъ надзорѣ заключаетъ въ себѣ несвязуемое логическое противорѣчіе въ самихъ понятіяхъ. Ст. 263 говоритъ о возстаніи съ троякаго рода намѣреніемъ. Во 1-хъ съ намѣреніемъ воспрепятствовать обнародованію Высочайшихъ указовъ, манифестовъ и т. п. — эта часть статьи не требуетъ разсмотрѣнія для настоящаго дѣла. Во 2-хъ — съ намѣреніемъ не допустить исполненія указовъ или предписанныхъ правительствомъ распоряженій и мѣръ. Контекстъ не допускаетъ сомнѣнія, что въ этой части статьи говорится также о Высочайшихъ указахъ, каковые по своему существу не могутъ быть незаконными. Что касается «предписанныхъ правительствомъ распоряженій и мѣръ», въ отношеніи таковыхъ также необходимо прійти къ выводу, что по смыслу выраженія они не могутъ быть незаконными, такъ какъ въ словѣ «правительство» здѣсь объединяются высшіе органы управленія, уполномоченные на тѣ распоряженія и мѣры, о коихъ говорится въ статьѣ; затѣмъ въ 263 ст. «правительство» противопоставляется «властямъ», и статья предусматриваетъ возстаніе противъ властей при приведеніи въ исполненіе распоряженій правительства, т. е. по самому существу ихъ законныхъ. Намѣреніе третьяго рода, предусмотрѣнное ст. 263 при возстаніи, направлено на принужденіе властей къ чему-либо несогласному съ ихъ долгомъ. Несомнѣнно, проведеніе незаконныхъ распоряженій и мѣръ не можетъ быть согласнымъ съ долгомъ властей, и въ принужденіи къ исполненію закона нельзя усматривать намѣренія «принудить власти къ чему-либо несогласному съ ихъ долгомъ».
По изложеннымъ соображеніямъ, мнѣніе палаты, что вопросъ о законности дѣйствій правительственныхъ органовъ для установленія состава преступленія возстанія не имѣетъ значенія, не можетъ быть признано правильнымъ, и палата, квалифицируя дѣйствія подсудимыхъ внѣ зависимости отъ разрѣшенія этого вопроса и оставивъ безъ обсужденія всѣ доводы защиты и подсудимыхъ по этому поводу, нарушила ст. 263 Улож. о нак.
II. Палатой признано, что сопротивленіе подсудимыхъ «было направлено противъ распоряженій и мѣропріятій, имѣвшихъ несомнѣнно частное, а не общее для всего государства или края значеніе». При такомъ взглядѣ палаты, примѣненіе къ настоящему дѣлу 263 ст. Ул. о нак. является вторичнымъ ея нарушеніемъ. Соображеніе палаты, что ст. 263 примѣнима къ сопротивленію частному, разъ оно оказано многими лицами въ числѣ болѣе трехъ, не можетъ быть признано правильнымъ, равнымъ образомъ какъ и разъясненіе этой статьи, на которое опирается палата, въ рѣшеніи общаго собранія касс. д-та прав. сената 1877 г. № 40 по дѣлу Боголюбова. Послѣдующая практика сената отступила отъ взглядовъ, развиваемыхъ въ этомъ рѣшеніи (рѣшеніе отъ 30 іюня 1893 г. по дѣлу о майкопскихъ безпорядкахъ, происшедшихъ, при приведеніи въ дѣйствіе закона 3 іюля 1879 г. объ убоѣ зачумленнаго скота). Въ настоящемъ дѣлѣ подсудимые не выказали неповиновенія велѣніямъ, непосредственно отъ верховной власти исходящимъ, или какимъ-либо распоряженіямъ, относящимся къ общему порядку управленія краемъ; въ ихъ дѣйствіяхъ вообще нельзя усмотрѣть возстанія противъ какихъ-либо властей, они требовали лишь отмѣны незаконныхъ распоряженій въ отношеніи политическихъ ссыльныхъ, въ виду чего примѣненіе къ ихъ дѣяніямъ, имѣвшимъ цѣлью лишь добиться точнаго примѣненія Положенія о полицейскомъ надзорѣ, ст. 263 Улож. представляется нарушеніемъ истиннаго ея значенія.
III. Палата, считая, что 263 ст. Улож. наказуетъ сопротивленіе власти независимо отъ степени законности дѣйствій ея представителей, тѣмъ не менѣе, повидимому, желаетъ оправдать свой приговоръ и на случай иного толкованія этой статьи, въ виду чего указываетъ, что «кромѣ требованій объ отмѣнѣ нѣкоторыхъ, касающихся ссыльныхъ, распоряженій генералъ-губернатора, признаваемыхъ подсудимыми незаконными (взглядъ подсудимыхъ въ этой части раздѣляетъ и палата), сопротивленіе 18 февраля—7 марта было ближайшимъ образомъ направлено противъ безусловно законныхъ требованій якутскаго губернатора прекратить безпорядокъ и разойтись и мѣръ, принятыхъ по его распоряженію къ осуществленію этого требованія».
Полагаю, что если и согласиться въ этомъ отношеніи съ палатой, все-же сопротивленіе, направленное «ближайшимъ образомъ» противъ «законныхъ требованій» не можетъ выполнить составъ преступленія по ст. 263 Улож. (при признаніи правильнымъ толкованія ея, проводимаго въ настоящей жалобѣ), такъ какъ въ своемъ первоисточникѣ сопротивленіе было направлено противъ отступленій отъ Положенія о полицейскомъ надзорѣ, — это основная цѣль всѣхъ дѣяній подсудимыхъ, и, какъ установлено данными по дѣлу, подсудимые соглашались оставить домъ Романова при условіи, если будутъ приняты мѣры къ удовлетворенію ихъ законныхъ требованій. Несомнѣнно далѣе, что если-бы палата признала составной частью преступленія, предусмотрѣннаго 263 ст. Улож., сопротивленіе противъ законныхъ дѣйствій власти, она не могла-бы ограничиться однимъ разсмотрѣніемъ «законныхъ требованій», противъ которыхъ сопротивленіе было направлено лишь «ближайшимъ образомъ», а обсудила-бы тѣ административныя распоряженія, которыя были незаконны и противъ которыхъ были въ дѣйствительности направлены дѣйствія подсудимыхъ, такъ что нарушеніе 263 ст. остается, и приговоръ является неправильнымъ въ своемъ существѣ и при томъ выходѣ, который нашла палата, на случай иного толкованія разбираемой статьи.
IV. Но мнѣніе палаты, будто сопротивленіе 18 февраля — 7 марта было направлено противъ безусловно законныхъ требованій якутскаго губернатора прекратить безпорядокъ и разойтись, несогласно по своему существу съ обстоятельствами дѣла. Вмѣстѣ съ тѣмъ палата, прійдя къ этому выводу, совершенно не вошла въ обсужденіе соображеній, высказанныхъ въ п. II апелляціоннаго отзыва, имѣющихъ въ этомъ отношеніи крайне существенное значеніе. До выстрѣловъ 4-го марта, какъ указывала защита, въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ не было никакого насилія, въ нихъ можно усматривать лишь угрозы, обнаруженіе замысла, приготовленіе къ сопротивленію. Весьма существенно, что по удостовѣренію свидѣтеля и. об. якутскаго губернатора Чаплина, онъ предоставилъ подсудимымъ время для обсужденія требованія разойтись и разрѣшилъ имъ дать отвѣтъ впослѣдствіи; требованіе разойтись немедленно послѣдовало только послѣ выстрѣловъ 4 марта. (Палата въ своемъ приговорѣ не упоминаетъ объ этомъ обстоятельствѣ и съ нимъ не считается).
Въ событіяхъ 4 марта, т. е. въ двухъ выстрѣлахъ, произведенныхъ изъ д. Романова, и убійствѣ двухъ рядовыхъ также нельзя видѣть сопротивленія, направленнаго противъ безусловно законныхъ требованій.
Въ этомъ отношеніи палата излагаетъ событія и ихъ связь въ полномъ противорѣчіи съ обстоятельствами дѣла. Такъ, въ части приговора, которой доказывается непримѣнимость къ дѣлу постановленій 101 и 1467 ст. Улож., палата высказываетъ: «возмущавшее подсудимыхъ закрываніе солдатами ставенъ дома Романова съ цѣлью облегчить арестъ подсудимыхъ и даже мѣры гораздо болѣе энергичныя, если-бы таковыя были предприняты съ той-же цѣлью, не могли-бы, съ точки зрѣнія закона, оправдывать малѣйшее насильственное дѣйствіе подсудимыхъ по отношенію къ солдатамъ и полиціи. Указываемые-же подсудимыми отдѣльные, стоящіе внѣ задачи возстановленія порядка, случаи грубаго обращенія солдатъ, оскорбленія женщинъ и т. п. сами по себѣ и т. д.». Эти соображенія палаты приводятъ къ такому выводу: по мнѣнію палаты, закрываніе солдатами ставенъ имѣло цѣлью облегчить арестъ, и эта мѣра входила въ общій планъ дѣйствій администраціи противъ подсудимыхъ. Очевидно, въ связи съ этимъ истолкованіемъ палатой дѣйствій полиціи и солдатъ и стоитъ ея вышеприведенное мнѣніе, что сопротивленіе 13 февраля — 7 марта было ближайшимъ образомъ направлено противъ безусловно законныхъ требованій якутскаго губернатора разойтись и мѣръ, принятыхъ къ осуществленію этого требованія.
Если мы обратимся къ выяснившимся по дѣлу даннымъ, получится весьма странное положеніе. Свидѣтели, солдаты и полицейскіе, которымъ палата приписываетъ столь планомѣрныя дѣйствія, въ томъ числѣ и закрываніе ставенъ съ цѣлью облегченія ареста, всячески отрицали свое участіе въ закрываніи ставенъ; свидѣтель Чаплинъ также удостовѣрилъ, что онъ не давалъ приказаній о приготовленіяхъ къ нападенію на домъ Романова и о закрываніи ставенъ, а, напротивъ, строго запретилъ всякія подобныя наступательныя дѣйствія, не желая довести ссыльныхъ до насильственнаго сопротивленія. Палата-же въ этихъ дѣйствіяхъ усматриваетъ «законныя мѣры» и въ сопротивленіи имъ находитъ тѣ признаки состава преступленія по ст. 263 Улож., которые ей самой представляются излишними, но которыхъ домогается защита.
Такимъ образомъ, объясненіе столь важнаго момента въ дѣлѣ, какъ наступательныя дѣйствія солдатъ и полиціи, дано палатой въ противорѣчіи съ обстоятельствами дѣла. Независимо отъ сего всѣ соображенія апелляціоннаго отзыва (изложенныя въ п. V), доказывавшія истинное значеніе наступательныхъ дѣйствій солдатъ, въ особенности закрыванія ставенъ, всѣ доводы, устанавливающіе, что это закрываніе ставень и другія дѣйствія солдатъ были незаконными мѣрами, оставлены палатой безъ обсужденія.
Если въ согласіи съ обстоятельствами дѣла признать, что единственной мѣрой, принятой по распоряженію губернатора, нужно считать оцѣпленіе дома и изолированіе подсудимыхъ, а всѣ дѣйствія солдатъ 4-го марта, побудившія подсудимыхъ къ выстрѣламъ, были предприняты ими по собственному почину и, во всякомъ случаѣ, лежали внѣ задачи возстановленія порядка, то выстрѣлы подсудимыхъ не могутъ быть названы актами сопротивленія «законнымъ мѣрамъ». Если даже согласиться съ палатой, что убійство 4-го марта находится въ прямой связи со всею предшествующею (начиная съ 18 февраля) преступною дѣятельностью подсудимыхъ, что оно совершено по предварительному соглашенію, что къ подсудимымъ не могутъ быть примѣнены постановленія ст. 101 и 1467 Ул. о нак., — при всѣхъ этихъ условіяхъ въ насильственныхъ дѣйствіяхъ 4-го марта нельзя видѣть сопротивленія «законнымъ мѣрамъ». Къ тому же палатой признано, что были отдѣльные, стоящіе внѣ задачи возстановленія порядка, случаи грубаго обращенія солдатъ, оскорбленія женщинъ и т. п., въ виду чего необходимо было разсмотрѣть, какими именно дѣйствіями были вызваны выстрѣлы подсудимыхъ: законными, предпринятыми съ цѣлью облегчить арестъ подсудимыхъ, или дѣйствіями, стоящими внѣ задачи возстановленія порядка. Несомнѣнно, что убійство, вызванное послѣдними дѣйствіями, не стоящее въ связи съ общимъ сопротивленіемъ, неповиновеніемъ власти, должно быть и трактовано какъ отдѣльное преступленіе, даже въ томъ случаѣ, если совершено съ общаго согласія всѣхъ подсудимыхъ.
По изложеннымъ въ настоящемъ пунктѣ жалобы соображеніямъ я нахожу, что палата нарушила ст. 766, 797 и 892 Уст. угол. суд.
V. По возбужденному защитой вопросу о примѣненіи къ дѣлу постановленій 101 и 1467 ст. Ул., палата, разрѣшая этотъ вопросъ въ отрицательномъ смыслѣ, высказывается слѣдующимъ образомъ: «подсудимые, засѣвъ съ оружіемъ въ рукахъ въ укрѣпленномъ ими домѣ Романова и ставъ такимъ образомъ въ положеніе нелегальное... не могутъ быть признаваемы по отношенію къ правительственнымъ агентамъ, задача которыхъ сводилась къ прекращенію безпорядка, находившимися въ состояніи законной обороны». Но защита ни на судѣ, ни въ апелляціонномъ отзывѣ никогда не выставляла противоположнаго положенія.
Въ п. I, II и V защита также указывала, что запершіеся въ домѣ Романова ссыльные не могутъ считаться, и по ея мнѣнію, «равноправной по отношенію къ правительственной власти воюющей стороной». Защита выставила другое положеніе, что противъ незаконныхъ дѣйствій агентовъ власти подсудимые не были лишены права защищаться и что выстрѣлы, убившіе двухъ солдатъ, были сдѣланы въ состояніи необходимой обороны или, самое большее, съ превышеніемъ ея предѣловъ.
Затѣмъ указанное въ предшествующемъ пунктѣ настоящей жалобы неправильное изложеніе существенныхъ обстоятельствъ, касавшихся поведенія солдатъ, невѣрное установленіе цѣли вызывающихъ дѣйствій солдатъ, въ томъ числѣ закрыванія ставенъ, не могутъ не имѣть своего значенія и при разрѣшеніи вопроса, поставлены-ли были подсудимые въ состояніе законной обороны. Палата нѣкоторыя вызывающія дѣйствія солдатъ считаетъ законными, другія не ставившими въ опасность подсудимыхъ; вмѣстѣ съ тѣмъ палата указываетъ, что убитые рядовые ни въ чемъ не провинились передъ подсудимыми. Но всѣ эти указанія палаты расходятся съ установленными по дѣлу данными. Незаконность дѣйствій солдатъ уже отмѣчена мною. Крайняя опасность положенія, въ которомъ оказались подсудимые вслѣдствіе поведенія озлобленныхъ противъ нихъ солдатъ, подробно разобрана въ п. V апелляціоннаго отзыва, но всѣ соображенія защиты по этому поводу оставлены палатой безъ разсмотрѣнія, и ея выводъ находится въ полномъ противорѣчіи съ фактами; палата не отмѣтила даже бросаніе Глушкова камнями, что удостовѣрилъ свидѣтель Поповъ. Въ виду этого, нельзя не прійти къ выводу, что палата нарушила и въ этомъ отношеніи ст. 766 и 797 Уст. угол. суд., чѣмъ и объясняется признаніе ею незаслуживающими уваженія соображенія апелляторовъ о примѣненіи къ подсудимымъ ст. 101 и 1467 Улож.
VI. Палата признала, что убійство 4-го марта Кириллова и Глушкова находится въ прямой связи со всею предшествующею, начиная съ 18 февраля, преступною дѣятельностью подсудимыхъ, что оно совершено по предварительному между собою соглашенію и съ общаго ихъ вѣдома.
Это мнѣніе палаты противорѣчитъ имѣющимся въ дѣлѣ даннымъ и соединено съ нарушеніемъ также 766 и 797 ст. Уст. угол. суд. Во всѣхъ заявленіяхъ подсудимыхъ, въ которыхъ они указывали, что не остановятся передъ кровавой развязкой, можно усмотрѣть, какъ то правильно отмѣчено въ особомъ мнѣніи члена суда Соколова, лишь угрозу, что подтверждается всѣмъ поведеніемъ подсудимыхъ, главная цѣль которыхъ была привлечь вниманіе къ положенію ссыльныхъ. Самое количество выстрѣловъ (какъ признаетъ и палата, ихъ было лишь два) говоритъ противъ соглашенія подсудимыхъ, такъ какъ «стрѣльба въ два выстрѣла по ничтожности для караула была безцѣльна», какъ указано въ особомъ мнѣніи. Показаніе Никифорова, передававшаго лишь свои выводы изъ разговоровъ, но не бывшаго свидѣтелемъ происшествія 4 марта, также неправильно истолковано палатой, такъ какъ оно указываетъ лишь на теоретическую готовность подсудимыхъ къ активнымъ дѣйствіямъ и во всякомъ случаѣ оно совершенно недостаточно для опроверженія объясненій подсудимыхъ, подтверждаемыхъ всѣми данными по дѣлу.
VII. Палата признала въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ составъ насильственнаго сопротивленія властямъ, «явное возстаніе»; при правильности этого положенія, нельзя отрицать наличности въ данномъ случаѣ у подсудимыхъ политическихъ побужденій. Въ виду этого, принимая во вниманіе, что дѣйствія ихъ могутъ быть квалифицированы какъ составленіе преступнаго скопища, предусмотрѣннаго 123 ст. Угол. улож., дѣло, согласно 1031 ст. Уст. уг. суд., должно быть признано неподсуднымъ окружному суду и направлено къ порядку, установленному для дѣлъ о преступленіяхъ государственныхъ. Ходатайство въ этомъ отношеніи, заявленное въ апелляціонномъ отзывѣ, оставлено безъ уваженія, что составляетъ нарушеніе ст. 1031 Уст. угол. суд. въ новой редакціи.
VIII. Въ п. VIII апелляціоннаго отзыва защитой было возбуждено ходатайство о передопросѣ всѣхъ допрошенныхъ судомъ свидѣтелей, при условіи соблюденія порядка, установленнаго ст. 622 Уст. угол. суд. Отказъ палаты въ удовлетвореніи этого ходатайства не можетъ считаться правильнымъ. Указаніе палаты, въ опредѣленіи 7 февраля 1905 года, на крайнюю затруднительность пересылки подсудимыхъ въ Якутскъ и на невозможность явки свидѣтелей изъ Якутска въ Иркутскъ не соотвѣтствуетъ 8791 ст. Уст. уг. суд., такъ какъ палата тогда лишь могла бы отклонить просьбу о передопросѣ свидѣтелей въ силу встрѣтившихся препятствій, еслибы допросъ ихъ въ судѣ не былъ соединенъ съ существеннымъ нарушеніемъ ст. ст. 622 и 623, каковое было допущено въ первой инстанціи. Второе же основаніе къ неудовлетворенію ходатайства, что въ залу суда не могло быть допущено большее число постороннихъ, за недостаткомъ мѣстъ, не соотвѣтствуетъ обстоятельствамъ дѣла, такъ какъ однимъ изъ постороннихъ былъ присяжный повѣренный Меликовъ.
Въ п. XIV апелляціоннаго отзыва защитники ходатайствовали о передопросѣ всѣхъ свидѣтелей въ виду того, что троимъ грузинамъ изъ подсудимыхъ, не понимавшимъ русскаго языка, не было разъяснено право представлять объясненія и имъ не были переводимы на грузинскій языкъ показанія свидѣтелей. Отклоненіе палатой этого ходатайства составляетъ нарушеніе ст. 8791, 612 и 683 Уст. уг. суд., такъ какъ препятствія къ передопросу свидѣтелей, указанныя въ опредѣленіи палаты отъ 7 февраля, не могутъ служить основаніемъ къ отказу въ этомъ передопросѣ, такъ какъ для грузинъ допросъ свидѣтелей въ окружномъ судѣ, при выясненныхъ условіяхъ этого допроса, не имѣлъ никакого значенія, указанія-же палаты, что обжалованныхъ нарушеній въ этомъ отношеніи не было, не соотвѣтствуютъ обстоятельствамъ дѣла.
IX. Ходатайства, заявленныя въ п. IX апелляціоннаго отзыва, объ истребованіи циркуляровъ о воспрещеніи отлучекъ и свиданій (протоколъ суда № 14) отклонено палатой по явно неправильнымъ основаніямъ. Такъ, въ опредѣленіи 7 февраля указывается, что необходимо доказать не незаконность правилъ, содержащихся въ циркулярахъ, а наличность незаконныхъ стѣсненій, которымъ въ дѣйствительности подвергались политическіе ссыльные. Несомнѣнно, однако, что совершенно иное значеніе имѣютъ стѣсненія, практикуемыя въ отступленіе отъ правилъ, или, наоборотъ, предписанныя правилами; послѣднія, какъ имѣющія общее значеніе, могутъ быть устраняемы съ несравненно большими затрудненіями и имѣютъ болѣе обширное приложеніе. Въ приговорѣ палата добавляетъ, что сущность имѣющихъ значеніе для дѣла распоряженій является, по ея мнѣнію, достаточно установленной защитою въ окружномъ судѣ и судебной палатѣ копіями этихъ распоряженій и показаніемъ свидѣтеля Чаплина. Изъ этого очевидно, что циркуляры, о которыхъ идетъ рѣчь, палатой не признаются неимѣющими значенія для дѣла, въ виду чего отказъ въ истребованіи ихъ является нарушеніемъ 612 и 629 ст. Уст. угол. суд.
X. Въ опредѣленіи 7 февраля отклонено ходатайство защиты о передопросѣ свидѣтеля Олесова по слѣдующимъ основаніямъ: въ виду того, что защитою указываются вопросы, на которые свидѣтель не обязанъ отвѣчать, какъ уличающіе его въ совершеніи преступнаго дѣянія и что сами по себѣ эти вопросы палата признаетъ не имѣющими отношенія къ дѣлу. Первое соображеніе не можетъ имѣть рѣшающаго значенія для отказа въ передопросѣ свидѣтеля, такъ какъ изъ того, что ст. 722 Уст. угол. суд. разрѣшаетъ не отвѣчать на вопросы, уличающіе свидѣтеля въ преступленіи, не слѣдуетъ, что Олесовъ непремѣнно не отвѣтилъ-бы на вопросы, предложенные ему защитою. Второе соображеніе явно неправильно, такъ какъ вопросы, не намѣченные въ п. XIII апелляціоннаго отзыва имѣютъ крайне существенное значеніе. Въ виду этого, принимая во вниманіе, что отказъ въ передопросѣ Олесова основанъ на неправильныхъ съ логической и юридической стороны соображеніяхъ, нельзя не усмотрѣть въ настоящемъ случаѣ нарушенія ст. 575 и 722 Уст. угол. суд.
XI. Отказъ въ вызовѣ свидѣтеля графа Кутайсова представляется также соединеннымъ съ нарушеніемъ ст. 575, 577 и 612 Уст. угол. суд., такъ какъ обстоятельства, въ подтвержденіе коихъ защита ходатайствовала о его вызовѣ, имѣютъ крайне существенное значеніе, и противоположное мнѣніе палаты основано на неправильныхъ соображеніяхъ.
То обстоятельство, что никакія жалобы политическихъ ссыльныхъ не доходили до генералъ-губернатора, не могло не ставить ихъ въ безвыходное положеніе и, несомнѣнно, имѣло большое значеніе въ возникновеніи всего дѣла; то же слѣдуетъ сказать и въ отношеніи непониманія распоряженій генералъ-губернатора его подчиненными. Если-бы затѣмъ палата признала допросъ свидѣтеля графа Кутайсова имѣющимъ большое значеніе, что соотвѣтствовало-бы положенію дѣла, отложеніе слушанія дѣла на короткій срокъ было бы необходимымъ.
XII. Въ нарушеніе ст. 778, 885 и 888 палата отказала въ ходатайствѣ защиты огласить особое мнѣніе члена якутскаго окружнаго суда Соколова и дополненіе его къ протоколу судебнаго засѣданія. Этотъ отказъ тѣмъ болѣе неправиленъ, что предсѣдатель, при докладѣ, въ подтвержденіе высокаго роста городового Хромова сослался на означенное дополненіе.
XIII. Въ нарушеніе ст. 878, 751 и 888 Уст. угол. суд. и ст. 263 Улож. о наказ., палата отказала въ ходатайствѣ защиты поставить вопросъ о виновности подсудимыхъ въ превышеніи необходимой обороны, несмотря на то, что вопросъ этотъ былъ предметомъ судебнаго слѣдствія и преній сторонъ, и въ постановкѣ въ первомъ изъ поставленныхъ палатой вопросовъ въ словахъ «къ отмѣнѣ изданныхъ постановленій» передъ словомъ «постановленій» слова «законныхъ», хотя это добавленіе соотвѣтствуетъ признакамъ преступленія, предусмотрѣннаго ст. 262 Улож.
XVI. Въ нарушеніе ст. 749 Уст. угол. суд. подсудимому Виноградову не было предложено послѣднее слово.
На основаніи всего вышеизложеннаго, за нарушеніемъ перечисленныхъ статей закона, имѣю честь покорнѣйше просить правительствующій сенатъ приговоръ иркутской судебной палаты отмѣнить и передать дѣло для новаго разсмотрѣнія другому составу той-же палаты или же дать дѣлу направленіе въ порядкѣ, установленномъ для дѣлъ политическихъ.
Копія.
Въ Правительствующій Сенатъ по Уголовному Кассаціонному Департаменту
Обвиняемаго по 263 и 268 ст. Улож. о нак. Павла Федорова Теплова
КАССАЦІОННАЯ ЖАЛОБА.
Присоединяясь вполнѣ къ поданной нашимъ защитникомъ, присяжнымъ повѣреннымъ Б. С. Орнштейномъ, кассаціонной жалобѣ, я дополнительно считаю нужнымъ привести нижеслѣдующія соображенія въ доказательство ея справедливости:
1) Точный смыслъ примѣненной къ намъ 268 ст. Улож. о нак. даетъ право на ея примѣненіе лишь въ тѣхъ случаяхъ, когда участники въ преступномъ противъ властей, правительствомъ установленныхъ, возстаніи, для достиженія своей цѣли, учинятъ сами... смертоубійство!! Отсюда ясно, что судъ, примѣняя эту статью въ нашемъ дѣлѣ, долженъ былъ предварительно доказать, что убійство Кириллова и Глушкова совершено нами «для достиженія своей цѣли», Требовалось доказать, что существуетъ неизбѣжная логическая и психологическая связь между совершенно опредѣленной цѣлью нашего протеста — удовлетвореніемъ предъявленныхъ 18 февраля чрезъ якутскаго губернатора вполнѣ законныхъ требованій и фактомъ убійства двухъ солдатъ. Но обстоятельства дѣла неопровержимо доказываютъ, что за все время протеста тактика «романовцевъ» была строго оборонительной. Не даромъ губернаторъ Чаплинъ свои многократныя предложенія разойтись, вплоть до событій 4-го марта, всегда сопровождалъ гарантіей нашей личной неприкосновенности и полной безнаказанности. И даже обвинитель въ иркутской судебной палатѣ заявилъ, что «не будь несчастнаго убійства 4 марта, участники протеста не сидѣли бы теперь на скамьѣ подсудимыхъ». Всѣ наши требованія были вполнѣ законны, всѣ наши заявленія о рѣшимости не допускать поруганій своего человѣческаго достоинства, носили характеръ предупрежденій, въ дальнѣйшемъ — угрозъ прибѣгнуть къ вооруженной защитѣ, но лишь въ случаѣ крайности, лишь если мы будемъ вынуждены къ этому нападеніемъ, насильственными дѣйствіями противъ насъ со стороны «охранителей порядка». Мы прекрасно знали, что хотя бы и вынужденное состояніемъ необходимой обороны убійство кого-либо изъ солдатъ не только не будетъ содѣйствовать, но затруднитъ скорое достиженіе главной и единственной цѣли нашего протеста — удовлетвореніе предъявленныхъ требованій. Наконецъ, психологически является совершенно непонятнымъ, дикимъ, чтобы группа въ 57 интеллигентныхъ лицъ, не грабителей и душегубовъ, а политическихъ ссыльныхъ, и въ солдатѣ видящихъ пахаря въ мундирѣ, рѣшилась «для достиженія своей цѣли» убить рядовыхъ солдатъ, ни въ коемъ случаѣ не могшихъ быть причиной неудовлетворенія нашихъ справедливыхъ требованій правительствомъ. Прокуроръ якутскаго окружнаго суда пытался установить логическую связь между достиженіемъ нашихъ требованій, цѣлью протеста и убійствомъ солдатъ гипотезой «вызова». Онъ доказывалъ, что выстрѣлы 4-го марта были съ нашей стороны «вызовомъ», обусловленнымъ начавшимся голодомъ и необходимостью ускорить развязку. Но не говоря ужъ о странности «вызова», за которымъ не послѣдовало ни одного выстрѣла съ нашей стороны, эта шаткая гипотеза рушилась простымъ указаніемъ на объективный фактъ: засвидѣтельствованную протоколомъ осмотра «Романовки» наличность запасовъ провизіи и воды-льда еще на 2—3 недѣли. Представитель обвиненія въ иркутской судебной палатѣ и не пытался доказать, что выстрѣлы 4-го марта были сдѣланы нами «для достиженія своей цѣли». А судебная палата, въ своемъ мотивированномъ приговорѣ, очевидно полагаетъ, что рѣшеніе этого, глубокой важности для дѣла, вопроса можно замѣнить утвержденіемъ, что «убійство при извѣстныхъ условіяхъ правительственныхъ агентовъ было предметомъ соглашенія подсудимыхъ, входило въ общій планъ ихъ дѣйствій, или по крайней мѣрѣ, каждымъ изъ нихъ допускалось». Но утверждать это значитъ иными словами говорить, что быть поруганными, звѣрски избитыми при арестѣ, связанными по рукамъ и ногамъ «входило въ общій планъ нашихъ дѣйствій», было намъ желательнымъ средствомъ «для достиженія своей цѣли», значитъ повторить чудовищное утвержденіе якутскаго прокурора, что мы шли на «Романовку» «съ цѣлью убивать солдатъ». Такимъ образомъ, судебная палата хочетъ выставить несчастное убійство двухъ солдатъ 4-го марта, явившееся результатомъ цѣлаго ряда непредвидѣнныхъ обстоятельствъ (озлобленности и распущенности караула, подстрекаемаго къ насиліямъ противъ насъ, оскорбительныхъ выходокъ солдатъ, ихъ вызывающихъ и прямо насильственныхъ дѣйствій, совершаемыхъ вопреки распоряженіямъ губернатора) чуть-ли не предрѣшеннымъ съ нашего прихода на «Романовку» входящимъ въ цѣли нашего протеста.
Но даже и не для юриста очевидна глубокая разница между абстрактнымъ «допущеніемъ возможности» убійства «при извѣстныхъ условіяхъ», тѣмъ, чтобы «отвлеченно высказаться за активныя дѣйствія въ общемъ собраніи», наконецъ, даже прямой угрозой стрѣлять въ случаѣ нападенія караульныхъ, выстрѣлами въ состояніи необходимой обороны и вмѣняемымъ намъ въ вину, какъ участникамъ «явнаго возстанія», планомѣрнымъ коллективнымъ убійствомъ Кириллова и Глушкова «для достиженія своей цѣли». Эту громадную, рѣшающую для нашего дѣла, разницу иркутская судебная палата не выяснила и потому совершенно неправильно, въ противорѣчіи съ выяснившимися на судѣ обстоятельствами, примѣнила къ намъ 268 ст. Улож. о нак.
2) Если даже признать, какъ это дѣлаетъ судебная палата, что коллективное представленіе къ администраціи вполнѣ справедливыхъ и законныхъ требованій на ряду съ предупрежденіемъ, что мы не допустимъ насильственной расправы съ нами, ставило насъ «въ положеніе нелегальное», то развѣ можно, съ точки зрѣнія справедливости, отрицать за нами право «законной обороны» противъ явно беззаконныхъ дѣйствій солдатъ, казаковъ и городовыхъ?
Всѣ дѣйствія «правительственныхъ агентовъ», на которыя судебная палата указываетъ какъ на выполненіе задачи «прекращенія безпорядка» фактически, какъ неопровержимо доказано въ якутскомъ окружномъ судѣ показаніями губернатора Чаплина и полицеймейстера Березкина, были предпринимаемы не только безъ вѣдома и разрѣшенія, но вопреки прямому запрещенію якутскаго губернатора. Всѣ свидѣтели обвиненія: полицейскіе надзиратели, распоряжавшіеся «блокадой», городовые, казаки и солдаты такъ единодушно и упорно отрицали свое участіе въ разламываніи печи и выставленіи рамъ нижняго этажа «Романовки», закрываніи ставенъ верхняго, одновременномъ приготовленіи досокъ для настилки, «съ цѣлью облегчить арестъ подсудимыхъ», что на судѣ, несмотря на всѣ старанія защиты и подсудимыхъ, такъ и не удалось вполнѣ установить истинныхъ виновниковъ этихъ беззаконныхъ, провокаторскихъ дѣйствій, вызвавшихъ кровавый эпизодъ 4-го марта. Еще болѣе краснорѣчивымъ доказательствомъ, какъ вели себя «правительственные агенты, задача которыхъ сводилась къ прекращенію безпорядка», является засвидѣтельствованный и мотивированнымъ приговоромъ судебной палаты чудовищный фактъ, что «5-го и 6-го марта, какъ признано приговоромъ окружнаго суда, изъ дома Романова выстрѣловъ не производилось, но солдаты, по недоразуменію, принимали одиночные случайные выстрѣлы, а затѣмъ выстрѣлы противоположнаго фронта за выстрѣлы ссыльныхъ изъ дома Романова и возобновляли обстрѣлъ этого дома». Сотни пуль были выпущены въ насъ при этихъ обстрѣлахъ, вызывавшихся провокаторскими выстрѣлами караульныхъ, выставленныхъ для «прекращенія безпорядка», двое товарищей были тяжело ранены, остальные спаслись отъ вѣрной гибели только благодаря блиндажамъ. И этотъ разстрѣлъ ни въ чемъ неповинныхъ людей производился водворителями порядка, вопреки категорическому запрещенію губернатора, котораго тѣ же «правительственные агенты» сознательно обманывали докладами, что 5-го и 6-го начинали стрѣльбу мы, открывая пальбу изъ «Романовки» въ разныя стороны залпами и «пачками». Предъ лицомъ этихъ вопіющихъ фактовъ, неопровержимо установленныхъ по дѣлу, является въ высшей степени удивительнымъ отрицаніе за нами судебной палатой права самозащиты противъ такихъ возмутительныхъ беззаконій и насильственныхъ дѣйствій низшихъ агентовъ правительства и обвиненіе насъ въ «явномъ возстаніи» по 263 и 268 ст. Улож. о нак. за два выстрѣла, произведенные въ состояніи необходимой обороны.
3) Судебная палата, выясняя составъ нашего преступленія, ограничивается лишь косвеннымъ признаніемъ незаконности циркуляровъ военнаго генералъ-губернатора Восточной Сибири графа Кутайсова, а когда переходитъ къ опредѣленію мѣры наказанія, такъ уже представляетъ дѣло въ такомъ видѣ, что главная причина невыносимаго положенія политическихъ ссыльныхъ, создавшагося послѣ изданія этихъ циркуляровъ, заключается въ томъ, что они «были плохо поняты» и «произвольно примѣняемы низшими административными и полицейскими органами», — какъ старается теперь увѣрить всѣхъ графъ Кутайсовъ. Но достаточно прочесть эти циркуляры, чтобы видѣть ихъ противозаконность самихъ по себѣ и понять совершенную безвыходность созданныхъ ими условій жизни политическихъ ссыльныхъ безотносительно къ еще большему отягощенію этого положенія — «плохимъ пониманіемъ и произвольнымъ примѣненіемъ» ихъ сибирскими властями. Отказавшись ясно и вполнѣ категорически признать циркуляры графа Кутайсова незаконными, судебная палата оставила безъ опредѣленнаго рѣшенія общій, громадной важности принципіальный вопросъ, имѣющій жизненное значеніе для всѣхъ политическихъ ссыльныхъ Сибири и даже Россіи, особенно-же для всѣхъ участниковъ якутскаго протеста, рисковавшихъ жизнью, чтобы добиться этого признанія и оплатившихъ его смертью горячо любимаго товарища Юрія Матлахова и 660-ю годами каторжныхъ работъ. Это категорическое признаніе циркуляровъ Кутайсова незаконными необходимо было судебной палатѣ и для болѣе правильной квалификаціи преступленія, вмѣняемаго въ вину группѣ якутскаго протеста, исключающей возможность примѣненія 263 ст. Улож. о нак. такъ обвиненіе въ «явномъ возстаніи» противъ явно беззаконныхъ распоряженій администраціи заключаетъ въ себѣ непримиримое логическое и юридическое противорѣчіе, кореннымъ образомъ нарушающее элементарныя основы права и справедливости.
На основаніи всего вышеизложеннаго, за нарушеніемъ перечисленныхъ статей закона, имѣю честь покорнѣйше просить правительствующій сенатъ приговоръ иркутской судебной палаты отмѣнить и передать дѣло для новаго разсмотрѣнія другому составу той же палаты или же дать дѣлу направленіе въ порядкѣ, установленномъ для дѣлъ политическихъ.
* * *
Съ подачей кассаціи и отсылкой дѣла о всѣхъ апеллировавшихъ въ Петербургъ наступило время полной неизвѣстности и томительнаго ожиданія.
Чѣмъ шире развивалось освободительное движеніе, чѣмъ грознѣе вздымались волны революціи, тѣмъ невыносимѣе становилось вынужденное бездѣйствіе за тюремными стѣнами, тѣмъ неудержимѣе рвались мы всей душой на родину, въ ряды борцовъ за лучшее будущее рабочаго народа.
И несмотря на всѣ строгости тюремнаго надзора, четверымъ изъ нашихъ товарищей удалось за это время вырваться на свободу. Прежде всѣхъ бѣжала изъ Акатуя съ каторги Маріанна Айзенбергъ, за ней изъ иркутской тюрьмы на свиданьи бѣжала Ревекка Рубинчикъ, потомъ изъ тюремной больницы, выпиливъ рѣшетку окна, бѣжалъ чрезъ пали Антонъ Костюшко, и, наконецъ, изъ психіатрической лечебницы бѣжалъ Павелъ Дроновъ. Всѣ бѣжали удачно, но Дроновъ и Костюшко уже не могли попасть въ Россію, были задержаны всеобщей забастовкой.
Мы жили вѣстями изъ Россіи, жадно слѣдили за ходомъ великой освободительной борьбы, ея неудачи повергали насъ въ уныніе, ея побѣды наполняли наши сердца восторгомъ и надеждой. Мы торопливо читали и въ тюрьмы проникшую новую литературу, наводнившую страну, какъ только прорвалась цензурная плотина, бурнымъ натискомъ революціоннаго половодья. Въ газетахъ упорно заговорили объ упраздненіи административной ссылки. Какъ-бы въ подтвержденіе этого генералъ-губернаторъ Восточной Сибири распорядился о переводѣ желающихъ политическихъ ссыльныхъ изъ Якутской области въ Иркутскую и Енисейскую губерніи. Нѣкоторыхъ освободили до срока. Казалось, что не сегодня-завтра наступитъ «переоцѣнка всѣхъ цѣнностей». Заговорили о скорой амнистіи...
Подъ вліяніемъ такого настроенія двое изъ нашихъ товарищей — Теслеръ и Габронидзе, сидѣвшіе въ иркутской тюрьмѣ, рѣшили отказаться отъ кассаціи приговора судебной палаты. На ихъ доводы склонился и нашъ защитникъ А. С. Зарудный. Но мы трое — Виноградовъ, Дроновъ и я, находившійся тогда въ Александровской тюремной больницѣ, рѣшили отъ кассаціи не отказываться. Мотивы нашего рѣшенія изложены въ письмѣ къ А. С. Зарудному, которое мы и приводимъ ниже, такъ какъ оно выясняетъ и тѣ основанія, по которымъ мы вообще сочли необходимымъ подать кассацію.
1905
16/VIII
А. т. б.
Глубокоуважаемый Александръ Сергѣевичъ!
Пишу вамъ отъ имени насъ троихъ: меня, Дронова и Виноградова. Я только вчера получилъ отъ Теслера письмо, въ которомъ онъ говоритъ о своемъ намѣреніи отказаться отъ кассаціи и сообщаетъ текстъ вашей телеграммы отъ 27/VII, гдѣ вы просите всѣхъ о томъ-же. Говоря правду, насъ эта телеграмма очень удивила и опечалила. Мы, къ сожалѣнію, не знаемъ тѣхъ соображеній, которыми руководились вы, давая такой совѣтъ, а потому въ дальнѣйшемъ принуждены считаться лишь съ аргументаціей Теслера, приводимой имъ въ доказательство цѣлесообразности своего намѣренія. Вотъ она: «цѣлый рядъ событій отечественной жизни послѣдняго времени привелъ меня къ убѣжденію, что наша кассація при данныхъ условіяхъ лишена всякаго значенія какъ практическаго, такъ и теоретическаго... Практическаго значенія нѣтъ не только потому, что циркуляры отмѣнены или «интерпретированы» по новому, что они вообще «незаконны», но, главнымъ образомъ, потому, что фактически ссылка въ Якутскую область, да и вообще, отмѣнена. Теоретическое-же значеніе этого конфликта вообще не играло для меня никакой роли, такъ какъ отрицательное (для насъ) рѣшеніе сената для меня не подлежало никакому сомнѣнію. Повторяю, при данныхъ условіяхъ, когда «переоцѣнка всѣхъ цѣнностей» со дня на день ждетъ своего формальнаго утвержденія, просто нелѣпо поддерживать кассацію». Мы отвѣтили Теслеру и вамъ заявляемъ, что рѣшительно не согласны съ этой аргументаціей, какъ противорѣчащей фактамъ дѣйствительности, или невѣрно ихъ оцѣнивающей и потому не опровергающей нашихъ мотивовъ кассаціи. Поскольку намъ извѣстно, ни одинъ изъ циркуляровъ графа Кутайсова офиціально не отмѣненъ, они лишь иначе «интерпретированы» имъ. Но гдѣ ручательство, что завтра-же графу не заблагоразсудится «переинтерпретировать» ихъ на старый манеръ.
Мы давно знаемъ про кутайсовскіе циркуляры, что «они вообще незаконны», но вѣдь главной цѣлью нашего протеста и участія въ судѣ было — добиться офиціальнаго признанія этого. А мотивированный приговоръ судебной палаты говоритъ о режимѣ Кутайсова лишь слѣдующее: «Изданныя въ 1903 г. административныя распоряженія... какъ видно изъ представленныхъ защитою въ судебную палату позднѣйшихъ циркуляровъ иркутскаго генералъ-губернатора плохо понятыя и произвольно примѣнявшіяся низшими административными и полицейскими органами, еще болѣе отягчали жизненную обстановку ссыльныхъ». Согласно этому приговору виноваты урядники и «политическіе надзиратели», а сіятельный графъ Кутайсовъ, «плохо понятая» угнетенная невинность.@
Развѣ этого мы добивались, когда апеллировали? Наконецъ и, «главнымъ образомъ», откуда это извѣстно, что «фактически ссылка въ Якутскую область, да и вообще, отмѣнена». Въ Якутскую область, какъ извѣстно, ссылка «политическихъ» отмѣнена лишь временно, до окончанія войны, а сверхъ того Кутайсовъ дѣлаетъ еще нѣкоторыя поблажки ссыльнымъ въ Якуткѣ, разрѣшая выѣхать за пару мѣсяцевъ до срока и т. п. въ виду голода тамъ. А какъ «фактически» ссылка «вообще отмѣнена», явствуетъ хотя-бы изъ проникшаго на дняхъ въ легальныя газеты длиннаго перечня одесситовъ, разосланныхъ въ болѣе или менѣе отдаленныя мѣста по распоряженію военнаго генералъ-губернатора Одессы. И вообще, говорить отъ отмѣнѣ ссылки, когда одна половина Россіи на положеніи усиленной охраны, а другая заново объявлена на военномъ положеніи, кажется намъ слишкомъ преждевременнымъ.
А «переоцѣнка всѣхъ цѣнностей» въ области борьбы съ «крамолой» пока, фактически сводится къ усугубленію (а не отмѣнѣ) административнаго произвола по всей Россіи еще болѣе вопіющимъ произволомъ военной диктатуры, при которой на ряду съ висѣлицами процвѣтаютъ тюрьма и ссылка... Для насъ были и остаются имѣющими не только практическое, но и принципіально-важное значеніе слѣдующіе мотивы кассаціи:
1) Процессъ «романовцевъ» — единственный за послѣдніе 15 лѣтъ, касающійся общаго положенія политической ссылки и царящаго въ этой области произвола властей. До сихъ поръ онъ велся за кулисами, при закрытыхъ дверяхъ суда, о немъ писали только въ нелегальной литературѣ, а громадное большинство даже образованной публики знаетъ о немъ лишь по наслышкѣ.
Для окончательнаго успѣха нашего дѣла важно познакомить съ нимъ, заинтересовать имъ всѣхъ читателей легальной печати. Вы скажете, можетъ быть, что скоро административная ссылка вообще будетъ уничтожена.
Но это еще «бабушка надвое сказала», а кромѣ того — развѣ нашъ процессъ имѣетъ отношеніе только къ административной ссылкѣ? Развѣ административный произволъ въ самыхъ дикихъ формахъ не проявляется въ отношеніи революціонеровъ, сосланныхъ по суду, наконецъ, сидящихъ въ тюрьмахъ? И если даже послѣдуетъ нѣкоторая перемѣна къ лучшему въ области ссылки, такъ развѣ неважно обществу знать при этомъ, цѣною какихъ жертвъ онѣ вынуждаются у правительства, какая упорная борьба ссыльныхъ революціонеровъ за свое человѣческое достоинство противъ наглаго произвола имъ предшествуетъ.
Оглашеніе нашего дѣла: цѣлей протеста, нашей тактики на судѣ и дѣйствительныхъ мотивовъ апелляціи важно для насъ еще и потому, что какъ вы знаете, даже нѣкоторыми изъ «дорогихъ товарищей» усердно культивируются извращенныя толкованія нашихъ намѣреній и дѣйствій. А приговоръ Иркутской судебной палаты съ ея ходатайствомъ о «смягченіи участи» путемъ царской милости даетъ подобнымъ толкователямъ возможность рисовать насъ въ еще болѣе некрасивомъ свѣтѣ. Необходимо публично выяснить дѣйствительный смыслъ этого приговора, какъ вынужденную уступку правительства, какъ побѣду нашего праваго дѣла, а не награду за наше «предосудительное» поведеніе въ судѣ, выяснить наше рѣзко-отрицательное отношеніе къ подобному рѣшенію суда.
2) Мы боролись съ противозаконностью системы Кутайсова, добивались офиціальнаго признанія незаконности его циркуляровъ, это было главнѣйшей цѣлью нашей апелляціи, единственной цѣлью нашего протеста. Но мы не достигли ея въ судебной палатѣ и если мы не хотимъ заслужить упрека, что апеллировали только изъ личныхъ соображеній, чтобы «смягчить нашу участь», такъ мы нравственно обязаны довести борьбу противъ кутайсовщины до конца и потому — кассировать.
3) На судѣ мы громко протестовали противъ ходатайства судебной палаты о смягченіи нашей участи путемъ Высочайшей милости. И если этотъ протестъ не былъ пустой формальностью, красивой нотой, такъ онъ въ свою очередь нравственно обязываетъ насъ итти до конца по судебному пути, чтобы избѣжать экстраординарныхъ путей «правосудія». При этомъ приговоръ сената въ отношеніи степени наказанія для насъ рѣшительно безразличенъ. И наконецъ, 4) самое главное — для васъ, какъ юриста и важное для насъ, какъ общественныхъ дѣятелей, необходимо добиться отъ сената категорическаго рѣшенія принципіальнаго вопроса о правѣ каждаго гражданина Россіи вооруженно сопротивляться незаконнымъ распоряженіямъ и дѣйствіямъ правительства и его агентовъ.
Этотъ вопросъ независимъ отъ существованія или отмѣны 263 и 268 статей, онъ совершенно независимъ даже отъ существованія данной политической организаціи, это — «вѣчный» проклятый вопросъ соціально-революціонной борьбы, пріобрѣтающій особенно громадное, злободневное значеніе въ переживаемое нами бурное время. «Да» или «нѣтъ» правительствующаго сената при этомъ для насъ имѣетъ одинаково важное значеніе въ практическомъ или агитаціонномъ смыслѣ. Признаетъ-ли онъ право гражданской самозащиты, освятитъ-ли царящіе произволъ и насилія (иллюстрируя смыслъ офиціальной болтовни о «законности» — въ обоихъ случаяхъ проиграютъ власть имущіе, а плодами борьбы воспользуются «потрясатели основъ».
На основаніи вышеизложенныхъ соображеній я, Виноградовъ и Дроновъ придаемъ кассаціи и публичному обсужденію нашего дѣла громадное значеніе и «при данныхъ условіяхъ» поэтому мы и высказываемся рѣшительно противъ того, чтобы отказаться отъ кассаціи...
П. Тепловъ, Д. Виноградовъ, П. Дроновъ.
* * *
Теперь и наши оптимисты признаютъ, что мы вѣрнѣе понимали ходъ событій. Позоръ военной диктатуры, звѣрскихъ насилій и вопіющаго произвола административной ссылки тяготѣетъ надъ Россіей и до сего дня. А «переоцѣнка всѣхъ цѣнностей» не въ сферѣ отвлеченной мысли, а въ дѣйствительной жизни еще и до сихъ поръ не совершилась...
Наступили знаменитые октябрскіе дни. Сначала въ Москвѣ, а затѣмъ и по всей Россіи, вспыхнула грандіозная всеобщая забастовка, безпримѣрная въ исторіи.
Всеобщая стачка охватила не только всю Россію, но и Сибирь. Прекратилось движеніе на всей Сибирской желѣзной дорогѣ, не работали почта и телеграфъ. И мы сразу были оторваны отъ всего міра, лишены писемъ и газетъ. О всемъ, происходившемъ тогда въ Россіи, мы ничего не знали, а только догадывались по тѣмъ отрывочнымъ и противорѣчивымъ слухамъ, которые проникали въ тюрьму изъ Иркутска, гдѣ царила всеобщая забастовка. Въ самомъ Иркутскѣ населеніе жило въ полномъ невѣдѣніи о россійскихъ событіяхъ. Съ началомъ всеобщей забастовки тюремный міръ охватило неописуемое возбужденіе. Волновались не только политическіе, но и уголовные арестанты. Въ сердцахъ всѣхъ узниковъ зажалась надежда на скорое освобожденіе. У всѣхъ на устахъ было магическое слово «амнистія». Всѣ какъ-то замерли и насторожились въ мучительномъ ожиданіи.
21-го октября вечеромъ приходитъ къ намъ въ тюремную больницу на повѣрку старшій надзиратель и вдругъ съ прирожденной безтолковостью заявляетъ: «господинъ начальникъ приказали сказать, что они придутъ къ вамъ сегодня, говорили, что получился манифестъ въ вашу пользюю». Мы встрепенулись. Какой-же манифестъ «въ нашу пользюю»? Навѣрное, амнистія!
Отъ надзирателя толку не добились, начальникъ не пришелъ, и мы всю ночь пробились въ догадкахъ. Утромъ 22-го вмѣсто начальника явился изъ центральной каторжной тюрьмы товарищъ Теслеръ, котораго вмѣстѣ съ остальными 9-ю только-что привезли въ Александровскъ изъ иркутской тюрьмы, гдѣ требовалось освободить мѣста для 70-ти арестованныхъ за всеобщую стачку. Отъ него мы узнали впервые, что изданъ манифестъ 17-го октября, провозглашающій всяческія свободы. Немедленно мы раздобыли и самый текстъ манифеста, читали его, перечитывали и глазамъ своимъ не вѣрили... Даже самые отчаянные скептики изъ насъ воспрянули духомъ. Характерно, между прочимъ, что мы, сидя въ Александровской тюрьмѣ, узнали о манифестѣ раньше генералъ-губернатора Восточной Сибири. Оказалось, что манифестъ былъ уже полученъ въ Александровскѣ по телеграфу частнымъ лицомъ, когда графъ Кутайсовъ приказалъ расклеить по улицамъ Иркутска предупрежденіе, чтобы не вѣрили ложнымъ слухамъ, распространяемымъ злонамѣренными людьми о какомъ-то манифестѣ и какихъ-то свободахъ.
Теперь всѣ наши товарищи были убѣждены, что амнистія навѣрное послѣдуетъ: спорили только о ея характерѣ, объемѣ.
За телеграммой о манифестѣ проходятъ еще два дня томительной неизвѣстности.
24-го уголовные арестанты сообщили намъ, что пріѣхалъ изъ Иркутска товарищъ прокурора и выпускаетъ политическихъ. Узнали, что выпускаютъ лишь иркутянъ, только-что привезенныхъ и арестованныхъ за всеобщую стачку.
Наконецъ, товарищъ прокурора явился и къ намъ, но только, чтобъ тономъ извиненія сообщить о непримѣнимости къ намъ общей амнистіи 22-го октября. «Я привезъ вамъ, господа, амнистію, но куцую. Къ «Романовцамъ» она не относится», — заявилъ онъ. Мы прочли телеграмму о «куцой» амнистіи и убѣдились въ горькой правдѣ его словъ. Осужденные по 263 и 268 статьямъ стараго или 126 ст. новаго Уложенія о наказаніяхъ были обойдены амнистіей.
Искренно радуясь за другихъ товарищей, которымъ революція дала свободу, мы всѣ какъ-то невольно притихли, затаивъ въ душѣ жестокое разочарованіе. Но тайный голосъ надежды еще не замеръ окончательно. Шутя, въ утѣшеніе себя, помирились на трехдневной отсрочкѣ. И какъ мучительно-долги казались эти безконечные дни полной неопредѣленности.
Настало 28-е октября — крайній предѣлъ нашего терпѣнія. И какъ во снѣ, по мановенію волшебнаго жезла революціи, утромъ явилось все тюремное начальство съ телеграммой тюремнаго инспектора: «Поздравьте романовцевъ съ освобожденіемъ». Невозможно описывать другимъ чувства радости узниковъ при вѣсти о свободѣ — ихъ надо пережить. Очарованные улыбкой свободы, мы поздравляли другъ друга, обнимались и цѣловались въ какомъ-то экстазѣ.
Торопливо уложивъ свое «барахло», мы съ возрастающимъ нетерпѣніемъ ждали офиціальной телеграммы объ освобожденіи насъ. Время текло съ отчаянной медленностью. Прошелъ весь день. И только ночью, когда мы уже сидѣли взаперти, громыхнули ворота тюрьмы, затѣмъ желѣзные запоры барака, и торжествующій начальникъ тюрьмы Чусовъ прочелъ намъ телеграмму съ именами всѣхъ «романовцевъ» и объявилъ, что мы теперь свободны. Какъ птицы, вырвавшіяся изъ тѣсной клѣтки, мы всей гурьбой выскочили изъ тюремной больницы и помчались въ централъ, чтобы порадоваться вмѣстѣ съ остальными товарищами. Со двора насъ пустили уже безъ счета, по пятамъ не слѣдовали тюремные надзиратели.
Пустынныя улицы села ярко освѣщались луной. Все кругомъ спало, и только оживленный говоръ нашей компаніи нарушалъ тишину ночи. На вышкѣ одиночнаго дворика политическихъ въ централѣ по старому стоялъ часовой, а у калитки — другой. Они провожали насъ изумленными, недовѣрчивыми взглядами. Когда мы просили отпустить ихъ съ караула, начальство почему-то воспротивилось. Въ моментъ нашего прихода своды централа огласились единодушными возгласами: «да здравствуетъ революція!», «да здравствуетъ борящійся пролетаріатъ!» и т. п. Всѣ товарищи дружно спѣли «Вихри враждебные», рабочую марсельезу и другіе революціонные гимны. Откуда-то появилась выпивка, раздались самые взрывчатые тосты. Кошмаръ тюремнаго режима разсѣялся, въ корридорахъ и одиночкахъ появились незнакомые, но видимо сочувствующіе намъ лица: офицеры и военные врачи Краснаго Креста. Тюремщики съ воодушевленіемъ подтягивали революціоннымъ пѣснямъ узниковъ, вторили ихъ крамольнымъ тостамъ. Всѣ поздравляли насъ съ освобожденіемъ, другъ друга съ началомъ новой жизни.
Незнакомые офицеръ съ женой любезно пригласили всѣхъ насъ въ гости. Тамъ снова пили, пѣли, веселились. Но скоро начали раздаваться голоса, что необходимо сейчасъ-же искать лошадей и ѣхать въ Иркутскъ. Надо сказать, что графъ Кутайсовъ такъ далеко пошелъ въ своей неизреченной заботливости выпроводить насъ какъ можно скорѣе, что предложилъ телеграммой отдѣльный вагонъ для всѣхъ, желающихъ ѣхать прямо изъ Александровска на станцію Тельма, минуя Иркутскъ. Но мы рѣшили отказать ему въ этомъ удовольствіи. Ночью было поднято на ноги все село, наняты десять паръ лошадей, и чуть свѣтъ мы покинули село Александровское, въ тюрьмахъ котораго перебывали десятки поколѣній русскихъ революціонеровъ. На слѣдующій день, 30-го утромъ мы пріѣхали въ Иркутскъ. Тамъ въ номерѣ отъ 29/IX «Восточнаго Обозрѣнія» мы прочли всю телеграмму о нашемъ освобожденіи. Приводимъ ея текстъ.
Иркутскъ, Прокурору Судебной Палаты.
«26-го сего октября Всемилостивѣйше повелѣно, вмѣнивъ въ наказаніе Маріаннѣ Айзенбергъ, С. Гельману, Н. Гельфанду, А. Гинзбургу, Л. Джохадзе, А. Журавелю, X. Закону, А. Залкинду, Н. Кудрину, В. Курнатовскому, Ш. Лейкину, Г. Лурье, М. Лурье, Г. Ольдштейну, М. Оржеровскому, И. Ройзману, Екатеринѣ Ройзманъ, Т. Трифонову, С. Фриду, М. Цукеру, Д. Викеру, Г. Вардоянцу, М. Габронидзе, М. Доброжгенидзе, А. Добросмыслову, Стефанидѣ Костюшко-Валюжаничъ (Жмуркиной), С. Зараховичу, А. Израильсону, М. Каммермахеру, И. Костолянцу, А. Костюшко-Валюжаничу, М. Лаговскому, А. Медянику, А. Мисюкевичу, О. Погосову, В. Рабиновичу, И. Ржонцѣ, П. Розенталю, Аннѣ Розенталь, Д. Ройтенштерну, Л. Рудавскому, Л. Соколинскому, В. Перазичу, Л. Теслеру, И. Хацкелевичу, И. Центерадзе, Песѣ Шрифтейликъ, Д. Виноградову, П. Дронову и П. Теплову содержаніе подъ стражею по дѣлу о вооруженномъ возстаніи, первыхъ 20 освободить отъ дальнѣйшаго отбыванія опредѣленныхъ приговоромъ якутскаго окружнаго суда отъ 30 іюня—8 августа 1904 года каторжныхъ работъ съ возстановленіемъ въ правахъ и освобожденіемъ отъ послѣдуемаго поселенія. Слѣдующихъ 27 освободить отъ опредѣленнаго приговоромъ иркутской! судебной палаты отъ 5 и 6 апрѣля 1905 года наказанія. Послѣднихъ трехъ освободить отъ дальнѣйшей отвѣтственности, прекративъ производствомъ въ общемъ порядкѣ дѣло. Освободите немедленно названныхъ осужденныхъ отъ дальнѣйшаго содержанія подъ стражей и о послѣдующемъ донесите.
Въ случаѣ задержанія Мордуха Бройдо, Нахима Кагана, Гольды Викеръ, Ревекки Рубинчикъ беззамедлительно телеграфируйте.
(Подпись) Министръ юстиціи Манухинъ».
Эти 4 товарища бѣжали; но кромѣ нихъ бѣжало еще 8 человѣкъ. И только бюрократическому кретинизму какого-либо чинуши можно приписать ни на чемъ не основанное выдѣленіе названныхъ товарищей изъ общаго числа амнистированныхъ «романовцевъ». Освободить всѣхъ участниковъ якутскаго протеста отъ каторжныхъ работъ, возстановить въ правахъ и на ряду съ этимъ, цѣпляясь за побѣгъ безъ взлома тюрьмы, не составляющій даже преступленія, лишать четверыхъ товарищей амнистіи вопіющая несправедливость, которая и до сихъ поръ еще троихъ лишаетъ возможности легализироваться, а одного изъ нихъ — Н. Кагана, арестованнаго еще въ маѣ прошлаго года, — выйти на свободу. Немедленно по пріѣздѣ въ Иркутскъ мы получили отъ тамошнихъ товарищей приглашеніе на 1-й публичный соціалъ-демократическій митингъ, о которомъ извѣщалось и въ мѣстной газетѣ.
Въ 2 часа дня мы всѣ явились на митингъ. Этотъ рѣзкій переходъ изъ тюремной камеры на соціалъ-демократическій митингъ символизировалъ для насъ тотъ гигантскій шагъ впередъ, который сдѣлала Россія за первый годъ революціи. Глубоко-отраденъ, но и жутокъ былъ переходъ изъ подъ власти тюремнаго режима на вольную трибуну многотысячнаго народнаго собранія. Все какъ-то не вѣрилось, минутами казалось, не сонъ-ли это, не галлюцінація-ли зрѣнія и слуха...
Пишущій эти строки много перевидалъ народныхъ собраній за-границей, но могъ-ли онъ и всѣ товарищи недѣлю тому назадъ даже мечтать о присутствіи на митингѣ въ Иркутскѣ. И все-таки сонъ былъ на яву. Громадный залъ общественнаго собранія наполнялся многотысячной толпой. Обычный въ цивилизованныхъ странахъ полицейскій коммисаръ не мозолилъ глазъ народнаго собранія въ Иркутскѣ. Въ большомъ числѣ присутствовали гимназисты и духовные семинаристы, многіе изъ нихъ какъ члены «самообороны». Предсѣдательствовалъ пользующійся большою популярностью докторъ В. Мандельбергъ, соціалъ-демократъ. Онъ и товарищъ Иваницкій привѣтствовали насъ въ незаслуженно-хвалебныхъ рѣчахъ. Собраніе устроило «романовнамъ» восторженную овацію. Мы, потрясенные этимъ чествованіемъ, отъ всей души благодарили товарищей, но рѣшительно ходатайствовали о переводѣ изъ неподобающаго ранга «героевъ» въ рядовые дѣйствующей арміи революціонныхъ борцовъ. Между прочимъ, пишущій эти строки, наученный горькимъ опытомъ западно-европейскихъ революціей, предостерегалъ собраніе отъ увлеченій простыми обѣщаніями свободъ. Онъ говорилъ, что дѣйствительной гарантіей свободы является всеобщее вооруженіе рабочаго народа, его сознательность и организованность.
Тогда еще въ Иркутскѣ не знали объ ужасахъ октябрской контръ-революціи въ самой Россіи. Дошли только первые слухи о погромахъ въ Одессѣ. Но вѣсть о звѣрской бойнѣ въ Томскѣ уже омрачила «дни свободъ» иркутянъ, докладомъ о ней были глубоко потрясены собравшіеся на митингъ.
Желая какъ можно скорѣе выпроводить насъ, генералъ-губернаторъ распорядился немедленно выдать намъ, въ томъ числѣ бѣжавшимъ Костюшко и Дронову, временные виды на жительство, билеты на проѣздъ до заявленнаго пункта Россіи, кормовыя деньги, а также предоставить отдѣльный вагонъ до Челябинска. И рано утромъ 2-го ноября мы двинулись на родину. Съ нами въ вагонѣ ѣхали и нѣсколько административно-ссыльныхъ товарищей. Съ объявленіемъ амнистіи политическая ссылка тронулась въ путь, Сибирь пустѣла. Въ одномъ поѣздѣ съ нами ѣхали делегаты отъ желѣзнодорожныхъ рабочихъ на Томскій съѣздъ. Имъ прицѣплялись отдѣльные «делегатскіе» вагоны. Дорожная публика и ея разговоры наглядно свидѣтельствовали, какъ глубоко всколыхнули Россію событія революціоннаго года.
Мы жадно поглощали встрѣчныя газеты, и, по мѣрѣ того, какъ предъ нашими глазами развертывалась ужасающая картина организованныхъ властями погромовъ, кровавыхъ насилій, разрушались послѣднія иллюзіи бумажныхъ свободъ. Мимолетное чувство радости освобожденія безжалостно вытѣснялось чудовищными звѣрствами «охранителей порядка». Въ тяжеломъ настроеніи приближались мы къ роднымъ мѣстамъ. Наша братія, за исключеніемъ двоихъ сибиряковъ, ѣхала вмѣстѣ до Пензы. Тамъ мы разстались. Большинство товарищей двинулись въ направленіи Москвы, Петербурга, Вильно и Одессы, пятеро на Кавказъ, и двое въ Саратовъ. Родину мы застали еще подъ вліяніемъ кошмара октябрскихъ ужасовъ черносотенной контръ-революціи. Но жизнь брала свое, разгоралась новая борьба...
Наши товарищи изъ каторжной тюрьмы Акатуя пріѣхали въ Россію на цѣлыхъ три недѣли позже, всего за пару дней до декабрскихъ событій. Ихъ сразу охватила мрачная атмосфера злѣйшей реакціи. Такъ закончилось дѣло «романовцевъ», побѣдоносное выступленіе революціоннаго народа въ октябрѣ, дало имъ свободу. Наряду съ тысячами ссыльныхъ и заключенныхъ, оно вырвало изъ тюремъ и всѣхъ участниковъ якутскаго протеста, давъ имъ возможность посильнаго участія въ освободительной борьбѣ всѣхъ угнетенныхъ и эксплуатируемыхъ.
OCR: Аристарх Северин)
