VI.
Обвинительный актъ. — Судебное слѣдствіе.
Съ отсылкой дѣла въ Иркутскъ на очередь ставился вопросъ, какому суду передадутъ его рѣшеніе.
Ознакомившись съ характеромъ и результатами предварительнаго слѣдствія, мы лишь окончательно утвердились во мнѣніи, что насъ предадутъ военному суду.
Непоколебимымъ основаніемъ нашей увѣренности въ этомъ былъ опытъ якутской бойни 1889 года, когда за кровавой расправой солдатъ для политическихъ ссыльныхъ послѣдовали висѣлицы военнаго суда. Что и на этотъ разъ намъ грозило то-же, неопровержимо доказываютъ оглашенныя на судѣ въ Иркутскѣ телеграммы фонъ-Плеве и Сухотина. Вотъ ихъ дословныя копіи:
Телеграмма иркутскому военному генералъ - губернатору.
(Изъ С.-Петербурга отъ 6-го марта 1904 г.).
По свѣдѣніямъ, представленнымъ управляющимъ Якутскою областью Чаплинымъ, забаррикадировавшіеся поднадзорные насиліемъ надъ стражею произвели преступное дѣяніе, предусмотрѣнное 263 ст. уложенія, отвѣтственность по каковой падаетъ на всѣхъ участниковъ засады. Вслѣдствіе сего, прошу распоряженія Вашего Сіятельства, чтобы ни одинъ изъ забаррикадировавшихся поднадзорныхъ по выходѣ изъ засады не былъ отправленъ къ мѣсту водворенія, такъ какъ всѣ должны быть привлечены къ слѣдствію и заключены подъ стражу для преданія ихъ затѣмъ военному суду, какъ то имѣло мѣсто въ 1889 году по аналогичному дѣлу.
(Подпись) Министръ внутреннихъ дѣлъ Плеве.
Телеграмма иркутскому военному генералъ-губернатору.
(Изъ Омска отъ 6-го марта 1904 г.).
Прошу Ваше Сіятельство о преданіи военному суду для наказанія по законамъ военнаго времени политическихъ ссыльныхъ, виновныхъ въ вооруженномъ сопротивленіи властямъ и убійствѣ рядового Кириллова и раненіи Глушкова, а также повальномъ отобраніи у политическихъ оружія.
(Подпись) Генералъ-лейтенантъ Сухотинъ.
Но послѣ двухмѣсячныхъ ожиданій мы и якутскія власти были одинаково поражены извѣстіемъ, что наше дѣло будетъ разбираться въ якутскомъ окружномъ судѣ. Мы не имѣемъ документальныхъ свѣдѣній, почему такъ вышло. Можно только догадываться, что если на этотъ разъ гг. Плеве и Сухотинъ не вполнѣ удовлетворили свои кровожадные инстинкты, такъ ужъ совершенно по независящимъ отъ ихъ воли обстоятельствамъ.
И безъ того, «всѣмъ въ деревнѣ насоливъ» кровавыми ужасами русско-японской войны, правительство, навѣрное, побоялось такой-же бури негодованія, какая была вызвана въ Россіи и заграницей его безчеловѣчной расправой съ революціонерами-протестантами 1889 года въ Якутскѣ. А боевое настроеніе политической ссылки, выразившееся цѣлымъ рядомъ заявленій, сочувственныхъ образу дѣйствій «романовцевъ», свидѣтельствовало о неизбѣжности новыхъ массовыхъ протестовъ ссыльныхъ въ случаѣ нашей казни «по законамъ военнаго времени». Позже намъ сообщали изъ вполнѣ достовѣрныхъ источниковъ, что передача дѣла окружному суду состоялась «подъ условіемъ гарантіи, что репрессія будетъ достаточной».
Ко времени предъявленія намъ обвинительнаго акта, пріѣхали изъ Петербурга наши защитники: Александръ Сергѣевичъ Зарудный и Владиміръ Вильямовичъ Беренштамъ. По ихъ совѣту мы вызвали свидѣтелями по дѣлу троихъ товарищей, для содѣйствія выясненію невыносимыхъ условій жизни ссыльныхъ. Тогда-же прибыла въ Якутскъ и партія товарищей, пережившая въ пути «драму на Ленѣ». Эту партію въ дорогѣ неоднократно избивали, связывали и подвергали обстрѣлу за попытки добиться свиданій съ товарищами. Драма закончилась крававой развязкой — убійствомъ конвойнаго офицера Сикорскаго товарищемъ Минскимъ и убійствомъ товарища Шатра конвойными. Такъ еще до суда оправдалось наше предостереженіе въ заявленіи губернатору отъ 18 февраля, что «отмѣну упомянутыхъ (кутайсовскихъ) циркуляровъ и распоряженій мы считаемъ тѣмъ болѣе настоятельной, что примѣненіе ихъ вызываетъ и будетъ вызывать рядъ серьезныхъ столкновеній, а повтореніе такихъ гнусныхъ фактовъ, какъ избіеніе въ Усть-Кутѣ товарищей, прибывшихъ въ Якутскъ 2-го февраля, всегда будетъ вызывать рѣзкій протестъ». Чтобы выяснить на судѣ роковую связь между Ленской драмой и режимомъ Кутайсова, мы просили-было вызвать одного изъ ея участниковъ свидѣтелемъ, но судъ отвергъ эту просьбу.
Ниже мы помѣщаемъ копію обвинительнаго акта по дѣлу «романовцевъ», опуская лишь извѣстные уже перечни фамилій обвиняемыхъ, нашихъ требованій, тексты заявленія отъ 4-го марта, списокъ вызванныхъ прокуроромъ свидѣтелей.
ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТЪ.
О политическихъ ссыльныхъ (далѣе перечислены извѣстныя уже фамиліи 55 товарищей, которые были взяты на Романовкѣ 7-го марта, Л. Никифорова, а также И. Виленкина, Маріи Зеликманъ и Софіи Померанцъ, заявившихъ слѣдователю объ участіи въ протестѣ).
Въ городѣ Якутскѣ, на Поротовской улицѣ, находится усадьба инородца Федота Петрова Романова. Въ теченіе почти двухъ послѣднихъ лѣтъ верхній этажъ одного изъ своихъ домовъ инородецъ Романовъ сдавалъ подъ квартиру проживающимъ въ Якутскѣ политическимъ ссыльнымъ. Съ іюня 1902 года по февраль мѣсяцъ 1904 года квартиру эту занималъ политическій ссыльный Василій Петровъ Пріютовъ, у котораго въ теченіе болѣе или менѣе продолжительнаго времени жилъ политическій ссыльный Левъ Теслеръ и другіе. Кромѣ постоянныхъ жильцовъ, въ этой квартирѣ находили временный пріютъ до выѣзда къ мѣстамъ причисленія многіе изъ прибывавшихъ въ Якутскъ въ партіяхъ изъ Иркутска политическихъ ссыльныхъ. По словамъ и.д. якутскаго полицеймейстера, въ февралѣ мѣсяцѣ 1904 года временно жили въ этой квартирѣ политическіе ссыльные Ройтенштернъ, Кудринъ и Бодневскій. Въ этой же квартирѣ останавливались временно многіе изъ политическихъ ссыльныхъ, пріѣзжавшихъ въ г. Якутскъ съ мѣстъ причисленія.
Заплативъ въ концѣ декабря 1903 года деньги инородцу Романову за три мѣсяца впередъ, какъ это дѣлалось сначала по письменному, а затѣмъ по словесному условію, политическій ссыльный Пріютовъ въ началѣ февраля мѣсяца 1904 года оставилъ квартиру въ домѣ Романова и, съѣзжая съ квартиры, заявилъ домохозяину Романову о томъ, что квартира передана имъ рядовому якутской мѣстной команды изъ политическихъ ссыльныхъ Ильѣ Леонову Виленкину, проживавшему вмѣстѣ съ Пріютовымъ и другими лицами въ этой квартирѣ, при чемъ, по словамъ домохозяина Романова, Пріютовъ заявилъ, что Виленкинъ и будетъ платить за квартиру. Черезъ нѣсколько дней по оставленіи Пріютовымъ квартиры въ домѣ Романова, а именно 18-го февраля около 10 часовъ утра, къ инородцу Романову пришелъ Илья Леоновъ Виленкинъ и заявилъ, что онъ, Виленкинъ, съѣзжаетъ на другую квартиру и что квартиру въ домѣ Романова передаетъ политическому ссыльному Никифорову, который черезъ часъ и придетъ къ Романову. Тѣмъ временемъ, въ то же утро, инородецъ Романовъ и зять его инородецъ Николай Герасимовъ Соловьевъ увидѣли, какъ во дворъ Романова на трехъ саняхъ возчики привезли много плахъ, и нѣсколько человѣкъ политическихъ ссыльныхъ, вышедшихъ изъ квартиры Виленкина, стали таскать эти плахи въ квартиру. Не дождавшись прихода Никифорова и рѣшивъ, что въ числѣ политическихъ ссыльныхъ, находившихся въ его, Романова, домѣ, есть столяры и не желая имѣть на квартирѣ ремесленниковъ, Романовъ написалъ записку Виленкину, думая, что онъ еще не съѣхалъ съ квартиры, и просилъ его передать квартирантамъ, что онъ, Романовъ, не желаетъ имѣть на квартирѣ столяровъ. Мальчикъ Семенъ Романовъ, носившій записку въ квартиру политическихъ ссыльныхъ, скоро вернулся и сообщилъ Романову, что Виленкина въ квартирѣ нѣтъ, какъ ему передали находившіяся въ квартирѣ лица. Вскорѣ Романовъ и Соловьевъ увидѣли, что нѣсколько человѣкъ политическихъ ссыльныхъ, находившихся въ домѣ Романова, стали носить во внутрь квартиры сложенный на террасѣ задняго крыльца ледъ, привезенный наканунѣ въ количествѣ трехъ возовъ и дрова, привезенныя въ тотъ же день 18-го февраля утромъ. На просьбу Соловьева, обращенную къ политическимъ ссыльнымъ — прекратить тасканіе льда и дровъ въ квартиру — иначе будетъ отказано отъ квартиры — политическіе ссыльные отвѣтили, что они знаютъ только одного хозяина Виленкина. Перенесши ледъ и дрова въ квартиру, политическіе ссыльные стали заколачивать заднюю дверь квартиры, выходящую на заднее во дворѣ крыльцо. Передъ тѣмъ, какъ начать переносить въ квартиру дрова и ледъ, одинъ изъ политическихъ ссыльныхъ, бывшихъ въ домѣ Романова, отказалъ отъ мѣста находившейся въ квартирѣ Виленкина въ качествѣ кухарки крестьянкѣ Матренѣ Чевельдеевой, поступившей къ Виленкину 15-го февраля, предложивъ ей уѣзжать изъ квартиры. По словамъ Чевельдеевой, изъ всѣхъ бывшихъ въ квартирѣ политическихъ ссыльныхъ она знала лишь Виленкина, котораго видѣла первые дни по поступленіи на мѣсто, а 18-го февраля его уже не было.
Убѣдившись изъ дѣйствій политическихъ ссыльныхъ въ томъ, что въ его, Романова, квартирѣ замышляется что-то для него непонятное, инородецъ Романовъ отправился въ якутское городское полицейское управленіе заявить о происходящемъ въ его домѣ. Въ это же приблизительно время и.д. якутскаго губернатора вице-губернаторъ Чаплинъ получилъ переданное ему черезъ дежурнаго казака при областномъ управленіи Безсонова заявленіе за подписью сорока двухъ политическихъ ссыльныхъ, собравшихся въ домѣ Романова. Сущность этого заявленія заключается въ слѣдующемъ: подписавшія заявленіе лица свидѣтельствовали, что никто изъ нихъ не уѣдетъ изъ города Якутска и не остановится передъ самыми крайними мѣрами до тѣхъ поръ, пока не будутъ удовлетворены слѣдующія ихъ требованія: (далѣе перечисляются всѣ требованія «романовцевъ» и фамиліи 42-хъ товарищей, подписавшихъ заявленіе губернатору 18-го февраля).
Около четырехъ часовъ дня того же 18-го февраля и.д. якутскаго губернатора Чаплинъ вмѣстѣ съ и.д. якутскаго полицеймейстера Березкинымъ пріѣхали въ домъ Романова, въ квартиру политическихъ ссыльныхъ. Двери квартиры оказались запертыми изнутри. Послѣ переговоровъ черезъ дверь политическіе ссыльные отворили дверь и, пропустивъ и.д. губернатора Чаплина и и.д. полицеймейстера Березкина, наружную дверь заперли на крючекъ, при чемъ отворялъ наружную дверь и находился позади Чаплина и Березкина въ сѣняхъ политическій ссыльный Кудринъ. Входъ изъ сѣней внутрь квартиры оказался загороженнымъ на половину высоты двери широкою дверью, поставленною длиннымъ ребромъ на полъ. На замѣчаніе и.д. губернатора Чаплина, что онъ желаетъ говорить съ политическими ссыльными на болѣе близкомъ разстояніи, а не изъ сѣней, что загораживающую входъ въ квартиру дверь слѣдовало бы убрать, политическіе ссыльные отказались это сдѣлать. Впереди группы политическихъ ссыльныхъ стояли Левъ Никифоровъ и Михаилъ Лаговскій. Первый отъ своего и товарищей имени велъ разговоръ съ и.д. губернатора Чаплинынъ, при чемъ Никифоровъ повторилъ тѣ требованія, которыя были изложены въ письменномъ заявленіи политическихъ ссыльныхъ, отмѣтивъ, что онъ лично, какъ и нѣкоторые изъ другихъ его товарищей, непосредственно не заинтересованы въ тѣхъ или другихъ распоряженіяхъ администраціи, а считаютъ возбужденные ими вопросы общими для всѣхъ политическихъ ссыльныхъ и рѣшили во что бы то ни стало не отступать отъ намѣченнаго пути, предполагая своей гибелью добиться отмѣны распоряженій и льготъ для другихъ. И.д. губернатора Чаплинъ, объяснивъ политическимъ ссыльнымъ, что не въ его власти отмѣнять распоряженія высшаго начальства и отказавъ имъ въ требованіи ихъ сдѣлать надлежащія представленія иркутскому военному генералъ-губернатору и министру внутреннихъ дѣлъ въ цѣляхъ удовлетворенія заявленныхъ политическими ссыльными письменныхъ требованій, предложилъ политическимъ ссыльнымъ разойтись немедленно и спокойно изъ дома Романова.
На другой день и.д. якутскаго полицеймейстера Березкинъ снова отправился въ домъ Романова, въ квартиру политическихъ ссыльныхъ и вновь повторилъ сказанное имъ наканунѣ и.д. губернатора, предложивъ имъ разойтись и разъѣхаться по улусамъ, такъ какъ многіе изъ политическихъ ссыльныхъ пріѣхали въ г. Якутскъ самовольно изъ мѣстъ своего причисленія. На эти слова и.д. якутскаго полицеймейстера вышедшіе въ сѣни политическіе ссыльные Никифоровъ и Кудринъ заявили, что они обсуждаютъ сказанное имъ губернаторомъ и, какъ только придутъ къ тому или другому рѣшенію, такъ доведутъ о немъ до свѣдѣнія губернатора. Дѣйствительно, 20-го къ и.д. якутскаго губернатора Чаплину пришелъ политическій ссыльный Никифоровъ, какъ уполномоченный отъ остальныхъ, находившихся въ домѣ Романова политическихъ ссыльныхъ, и заявилъ, что онъ и его товарищи остались при своихъ требованіяхъ и что они знаютъ, что со стороны его, губернатора, послѣдуетъ распоряженіе арестовать ихъ силой; такого распоряженія они ждутъ, такъ какъ отстаивать свои права будутъ съ оружіемъ въ рукахъ до послѣдней капли крови, не остановятся ни передъ какими жертвами и что въ случаѣ, если къ нимъ не будетъ примѣнено ареста въ мѣстѣ ихъ нахожденія, то они все-же будутъ сидѣть до истощенія съѣстныхъ припасовъ, а когда-же таковыхъ не будетъ, то они будутъ добывать ихъ силой.
Еще до прихода политическаго ссыльнаго Никифорова къ и.д. губернатора, съ вечера 18-го февраля для негласнаго наблюденія за домомъ Романова были поставлены городовые Григорій Свидановичъ и Михайловъ, которые видѣли, какъ ночью въ домъ Романова пріѣзжали другіе политическіе ссыльные. Свидановичъ видѣлъ, какъ одинъ политическій ссыльный пронесъ подъ полой шубы въ домъ Романова ружье. По словамъ того-же городового Свидановича, 19-го числа утромъ въ домъ Романова, въ квартиру политическихъ ссыльныхъ, было привезено пуда 4 хлѣба, столько-же мяса, семь топоровъ съ длинными черешками и два круга проволоки.
Послѣ сдѣланнаго политическимъ ссыльнымъ Никифоровымъ заявленія и.д. якутскаго губернатора о томъ, что политическіе ссыльные, запершіеся въ домѣ Романова, не разойдутся до тѣхъ поръ, пока не будутъ удовлетворены предъявленныя ими требованія и послѣ того, какъ къ сорока двумъ политическимъ ссыльнымъ присоединилось еще 13 человѣкъ, а именно: Бодневскій, Виноградовъ, Габронидзе, Доброжгенидзе, Центерадзе, Камермахеръ, Шрифтейликъ, Рубинчикъ, Екатерина Ройзманъ, Исаакъ Ройзманъ, Мисюкевичъ, Законъ и Гельманъ, о чемъ эти 13 политическихъ ссыльныхъ подали, за своими подписями, заявленіе якутскому губернатору, — послѣднимъ было сдѣлано распоряженіе оцѣпить дворъ дома Романова городовыми съ цѣлью прегражденія доступа въ квартиру политическихъ ссыльныхъ новыхъ лицъ. По распоряженію и.д. якутскаго полицеймейстера къ дому Романова было командировано 20 человѣкъ городовыхъ и казаковъ, которые и были поставлены въ прилегающихъ къ дому Романова мѣстностяхъ. Стража эта въ скоромъ времени доказала, что она не можетъ выполнить поставленную ей задачу, такъ какъ попытки нѣкоторыхъ политическихъ ссыльныхъ проникнуть въ домъ Романова имѣли успѣхъ. Въ виду этого представилось необходимымъ усилить нарядъ городовыхъ и казаковъ военнымъ карауломъ. Назначено было отъ якутской мѣстной команды семь человѣкъ солдатъ, которые въ составъ сторожевой цѣпи не входили, а составляли на случай тревоги резервъ, находившійся въ ближайшей полицейской будкѣ. Несмотря на присутствіе этого караула и увеличеніе наряда казаковъ до 10 человѣкъ, политическіе ссыльные изыскивали способы сообщенія съ домомъ Романова. Такъ, 23-го февраля вечеромъ, административно-ссыльный Лаговскій верхомъ на принадлежащей ему лошади въ карьеръ проскакалъ во дворъ дома Романова и проникъ въ квартиру политическихъ ссыльныхъ.
26-го февраля находившимися въ домѣ Романова политическими ссыльными было подано якутскому губернатору заявленіе за подписью «группа протестующихъ», въ каковомъ заявленіи политическіе ссыльные требовали отмѣны распоряженія объ оцѣпленіи дома Романова городовыми и казаками, заявляя, что если это требованіе не будетъ исполнено, то они считаютъ себя въ правѣ прибѣгать къ самымъ крайнимъ мѣрамъ. 27-го февраля, вслѣдствіе письменнаго порученія и.д. якутскаго губернатора, и.д. якутскаго полицеймейстера, явившись въ домъ Романова, вновь предъявилъ политическимъ ссыльнымъ требованіе разойтись. Въ квартиру политическихъ и.д. полицейместера допущенъ не былъ, а къ нему во дворъ вышли для переговоровъ политическіе ссыльные Никифоровъ и Кудринъ; тутъ-же были политическіе ссыльные: Соколинскій, Костюшко и Лаговскій. Письменное предписаніе и.д. губернатора на имя полицеймейстера, заключавшееся въ томъ, что запершимся въ домѣ Романова политическимъ ссыльнымъ предлагалось разойтись по квартирамъ и затѣмъ самовольно пріѣхавшимъ въ городъ Якутскъ черезъ сутки послѣ выхода — выѣхать въ мѣста ихъ причисленія, а остальнымъ въ ожиданіи времени отправки — временно оставаться въ городѣ, вышеназванные политическіе ссыльные оставили у себя съ цѣлью ознакомить съ содержаніемъ этого предписанія товарищей, предложивъ и.д. полицеймейстера черезъ часъ времени заѣхать къ нимъ за отвѣтомъ. При вторичномъ въ этотъ день посѣщеніи и.д. полицеймейстера дома Романова, политическіе ссыльные разойтись отказались, обѣщая сдѣлать это только въ томъ случаѣ, когда будутъ удовлетворены ихъ требованія, о чемъ они еще разъ заявили якутскому губернатору письменно.
28-го февраля изъ дома Романова, квартиры политическихъ, вышелъ политическій ссыльный Левъ Никифоровъ, который отправился въ квартиру политической ссыльной Зеликманъ. 1-го марта при выходѣ Никифорова изъ квартиры Зеликманъ Никифоровъ былъ приглашенъ полицейскимъ надзирателемъ Олесовымъ въ полицейское управленіе, гдѣ и былъ, по распоряженію и.д. губернатора, арестованъ. Въ тотъ-же день утромъ изъ квартиры политическихъ въ домѣ Романова вышли политическіе ссыльные Бодневскій и Моисей Лурье, которые, не будучи задержаны полиціей при выходѣ, въ теченіе дня розыскивались по городу. Вечеромъ 1-го марта сквозь сторожевую цѣпь городовыхъ и казаковъ, во весь карьеръ съ гиканіемъ въѣхали во дворъ дома Романова на двухъ саняхъ, запряженныхъ парой и тройкой лошадей нѣсколько человѣкъ политическихъ ссыльныхъ. Какъ только они въѣхали въ ворота, моментально послѣднія были заперты на замокъ, а затѣмъ ворота были открыты, и дежурному при домѣ Романова полицейскому надзирателю Олесову была подана записка, въ которой политическіе просили принять лошадей и передать таковыхъ якутскому извозчику Августу Карле, у котораго лошади были взяты для поѣздки въ Тулугинскій наслегъ. Какъ впослѣдствіи оказалось, пріѣхавшіе на тройкѣ и парѣ политическіе собрались въ домѣ Чекунова, у квартирантки этого дома Калачекъ, гдѣ проживало нѣсколько человѣкъ политическихъ ссыльныхъ и оттуда они поѣхали въ домъ Романова. Въ этотъ пріѣздъ въ квартиру политическихъ въ домъ вернулись политическіе ссыльные Бодневскій и Лурье, и вновь пріѣхали съ ними политическіе ссыльные Дроновъ и Добромысловъ, которые 2-го марта подали заявленіе на имя якутскаго губернатора о томъ, что они присоединяются къ заявленію, подданному изъ дома Романова политическими ссыльными 18-го февраля 1904 года.
Послѣ случая 1-го марта, когда, не смотря на нарядъ городовыхъ и казаковъ, стоявшихъ около дома Романова, нѣкоторымъ политическимъ удалось проникнуть въ домъ Романова, по распоряженію и.д. якутскаго губернатора, со 2-го марта во 1-хъ былъ усиленъ военный караулъ до 20 человѣкъ и во 2-хъ во дворѣ дома Романова и около двора на извѣстныхъ мѣстахъ были поставлены военные часовые, причемъ весь резервъ какъ солдатъ, такъ и полицейской стражи былъ помѣщенъ въ передней половинѣ другого дома того-же Романова, находящагося въ разстояніи 6—7 саженъ отъ занятаго политическими ссыльными дома и по одной съ симъ послѣднимъ линіи.
Съ установленіемъ постовъ военныхъ часовыхъ, запершіеся въ домѣ Романова политическіе ссыльные прекратили выходить во дворъ дома Романова, тогда какъ до этого они свободно выходили во дворъ, таская дрова, лѣсъ, ледъ, съѣстные припасы въ квартиру, причемъ часть политическихъ занималась этой работой, а человѣкъ отъ 10 до 15 политическихъ ссыльныхъ, вооруженные револьверами и кинжалами, становились въ шеренгу около воротъ внутри двора и охраняли такимъ образомъ работавшихъ товарищей.
4-го марта утромъ поступило къ и.д. якутскаго губернатора заявленіе находившихся въ домѣ Романова политическихъ ссыльныхъ за подписью: «Группа протестующихъ ссыльныхъ». Содержаніе этого заявленія таково: (Текстъ его приведенъ выше, при описаніи хода событій).
Въ тотъ-же день 4-го марта въ четвертомъ часу политическіе ссыльные, находившіеся въ домѣ Романова, открыли стрѣльбу изъ дома Романова въ солдатъ, причемъ убили рядового якутской мѣстной команды Кирилла Кириллова и смертельно ранили рядового Енисейскаго резервнаго баталіона Константина Глушкова, который на слѣдующій день умеръ.
Обстоятельства, при которыхъ начата была стрѣльба изъ дома Романова политическими ссыльными и при которыхъ было совершено убійство вышеназванныхъ рядовыхъ, какъ это выяснилось на предварительномъ слѣдствіи допросомъ цѣлаго ряда свидѣтелей-очевидцевъ, были таковы: въ этотъ день политическіе ссыльные изнутри дома Романова стали провертывать отверстія въ стѣнѣ кухни, обращенной къ крыльцу дома, занятаго карауломъ; это обстоятельство было замѣчено дежурнымъ въ это время полицейскимъ надзирателемъ Вильконецкимъ и находившимися въ нарядѣ около дома Романова городовыми, солдатами и казаками. Незадолго передъ выстрѣлами изъ дома Романова на часахъ стояли Глушковъ, Кирилловъ и рядовые якутской мѣстной команды Никита Удальцовъ и Иванъ Колосковъ, причемъ Удальцовъ стоялъ около караульнаго дома и ходилъ по двору передъ окномъ кухни дома Романова, гдѣ заперлись политическіе ссыльные, а Колосковъ стоялъ неподалеку отъ рядового Глушкова, около крыльца караульнаго дома. Почти около 3-хъ часовъ дня эти часовые смѣнились и въ караулъ вступили рядовые Мергелевъ, Соловьевъ и Федоровъ. Кирилловъ, Глушковъ, Колосковъ и Удальцовъ, смѣнившись послѣ караула, зашли въ караульный домъ, но оттуда первые трое скоро вышли и, остановившись недалеко отъ крыльца караульнаго дома, противъ кухни дома Романова, гдѣ заперлись политическіе ссыльные, стали наблюдать, какъ политическіе ссыльные провертываютъ въ стѣнѣ отверстія. Не подалеку отъ Кириллова и Глушкова стояли и другіе солдаты, городовые и казаки. Тутъ были казаки Степанъ Березкинъ, Николай Цыпандинъ, городовые Софронъ Хромовъ, Михаилъ Тихоновъ, рядовые якутской мѣстной команды Матвѣй Лойковъ и Дмитрій Ярковъ. Рядовой же Колосковъ стоялъ рядомъ съ Кирилловымъ и, положивъ ему руку на плечо, съ нимъ разговаривалъ. Въ то время, когда вышеназванныя лица стояли у крыльца караульнаго дома, изъ дома Романова — квартиры политическихъ ссыльныхъ, по направленію стоявшихъ солдатъ и городовыхъ раздался сначала одинъ, затѣмъ другой и, наконецъ, сразу нѣсколько выстрѣловъ. Однимъ изъ первыхъ выстрѣловъ былъ убитъ солдатъ Кирилловъ, затѣмъ былъ раненъ рядовой Глушковъ, который съ крикомъ «ой, убили», вбѣжалъ въ караульный домъ, схватилъ свое ружье, снова выбѣжалъ оттуда, но обезсиленный передалъ ружье городовому Ивану Васильеву и, едва дойдя до сосѣдняго со дворомъ Романова двора Холмогорова, тамъ упалъ. Стоявшій съ Кирилловымъ рядовой Колосковъ показываетъ, что на его глазахъ одна пуля поразила на смерть рядового Кириллова, а другая пуля попала ему, свидѣтелю, въ металлическую пряжку его пояса и оторвала застежку у сумки съ патронами, не причинивъ ему, свидѣтелю, никакого вреда. Всѣ бывшіе у крыльца караульнаго дома лица убѣжали въ караульный домъ. Находившійся-же въ караульномъ домѣ городовой Хлѣбниковъ, услышавъ выстрѣлы, выбѣжалъ изъ двери караульнаго дома въ сѣни, и въ этотъ моментъ изъ дома Романова по направленію къ дверямъ сѣней караульнаго дома былъ произведенъ выстрѣлъ; пуля просвистѣла около ногъ Хлѣбникова, а его одежда внизу оказалась прострѣленной. Солдаты, выскочивъ изъ караульнаго дома черезъ окно, выходящее во дворъ сосѣдняго съ дворомъ Романова дома Холмогорова, и выстроившись, начали въ свою очередь отвѣчать на выстрѣлы политическихъ ссыльныхъ изъ дома Романова. Пріѣхавшій на мѣсто и.д. губернатора Чаплинъ прекратилъ стрѣльбу солдатъ. По прибытіи и.д. губернатора къ дому Романова, къ нему вышли политическіе ссыльные Тепловъ и Костюшко, и, на требованіе и.д. губернатора выйти немедленно изъ засады всѣмъ, находившимся въ домѣ Романова, Тепловъ отъ себя и товарищей заявилъ категорическій отказъ исполнить это требованіе, объяснивъ, что они стрѣляли въ часовыхъ потому, что послѣдніе вызывающе вели себя по отношенію къ нимъ, политическимъ: бросали камнями, прицѣливались и закрывали ставни оконъ; что они, политическіе ссыльные, будутъ продолжать дѣйствовать оружіемъ, пока вооруженная блокада обрекаетъ ихъ на голодную смерть; не разойдутся, пока не исполнятъ ихъ требованій, и ни передъ чѣмъ не остановятся, чтобы добиться своего.
Кто именно изъ находившихся въ домѣ Романова политическихъ ссыльныхъ началъ стрѣльбу, предварительнымъ слѣдствіемъ этого обстоятельства не установлено. Тѣмъ не менѣе, свидѣтель, городовой Хлѣбниковъ, показалъ слѣдующее: когда начались выстрѣлы изъ дома Романова, и онъ, свидѣтель, выбѣжалъ изъ караульнаго дома въ сѣни, то видѣлъ черезъ дверь изъ сѣней, какъ одинъ изъ политическихъ ссыльныхъ, находившихся въ домѣ Романова, черезъ разбитое стекло въ кухонномъ окнѣ дома Романова, гдѣ заперлись политическіе ссыльные, стрѣлялъ изъ револьвера въ двери караульнаго дома, и пулей отъ выстрѣла пробита была у него, Хлѣбникова, одежда. Ему, свидѣтелю, черезъ отверстіе въ окнѣ, около котораго находился стрѣлявшій, была видна часть лица послѣдняго, причемъ въ стрѣлявшемъ онъ призналъ политическаго ссыльнаго, служившаго письмоводителемъ у мирового судьи г. Якутска, Асса. При предъявленіи Хлѣбникову нѣсколькихъ лицъ, служившихъ письмоводителями у мирового судьи Асса, Хлѣбниковъ указалъ на политическаго ссыльнаго Мордуха Бройдо, какъ на стрѣлявшаго изъ револьвера 4-го марта изъ кухоннаго окна дома Романова, гдѣ заперлись политическіе ссыльные.
По заключенію врача, производившаго осмотръ и вскрытіе труповъ солдатъ Кириллова и Глушкова, смерть перваго произошла отъ безусловно смертельнаго поврежденія легкихъ, вызвавшаго неудержимое внутреннее кровотеченіе изъ поврежденныхъ сосудовъ легкаго, причемъ обнаруженныя на трупѣ поврежденія причинены выстрѣломъ изъ ружья пулей, смерть второго — отъ безусловно смертельнаго поврежденія легкаго, печени и діафрагмы, вызвавшаго неудержимое внутреннее кровотеченіе и параличъ сердца и діафрагмы, причемъ обнаруженныя на трупѣ поврежденія нанесены выстрѣломъ изъ ружья.
Показаніями допрошенныхъ на предварительномъ слѣдствіи свидѣтелей Ивана Яхонтова, Степана Разманова, Николая Филатова, Максима Пантелеева, Михаила Федорова, Егора Бояркина, Марка Авѣринскаго, Ивана Былкова, Николая Кондакова, Павла Юшманова и другихъ, установлено, что политическіе ссыльные, находившіеся въ домѣ Романова, производили стрѣльбу въ военныхъ часовыхъ и городовыхъ 5-го и 6-го марта, причемъ стрѣляли залпами и въ разныхъ направленіяхъ. По словамъ рядового Николая Филатова, стоявшаго 5-го марта около воротъ находящагося почти напротивъ дома Романова на другой сторонѣ улицы дома Кондакова, направленіе выстрѣловъ изъ дома Романова было въ его, свидѣтеля, сторону. Свидѣтель Николай Кондаковъ показалъ, что 5-го марта онъ самъ видѣлъ, что политическими ссыльными, находившимися въ домѣ Романова, первый выстрѣлъ былъ сдѣланъ по солдату, стоявшему около воротъ его, Кондакова, дома. По словамъ свидѣтеля, онъ видѣлъ, какъ изъ средняго, выходящаго на улицу, окна дома Романова показался дымъ. Послѣ выстрѣла 5-го и 6-го марта политическіе ссыльные стрѣляли въ сторону дома его, Кондакова; пули летѣли черезъ его, Кондакова, дворъ, нѣкоторыя пули попадали на дорогу, на улицу, и на снѣгу были видны тогда слѣды отъ пуль. По словамъ свидѣтеля унтеръ-офицера Былкова, пули отъ выстрѣловъ изъ дома Романова летѣли со свистомъ надъ головами солдатъ. По распоряженію его, свидѣтеля, солдаты дали два или три залпа по дому Романова и пріостановились, но изъ дома Романова опять раздались выстрѣлы, вслѣдствіе чего солдаты сдѣлали еще нѣсколько залповъ по дому Романова. По словамъ свидѣтеля рядового Михаила Федорова, 6-го марта онъ, свидѣтель, стоялъ на часахъ близь продѣланнаго со двора дома Романова на Мало-Базарную улицу выхода, и ему была видна вся задняя часть дома Романова, выходящая во дворъ. Изъ дома Романова раздалось нѣсколько выстрѣловъ, и онъ, свидѣтель, слышалъ, какъ одна пуля пролетѣла надъ его головой.
Предъявленныя и.д. губернатора 5-го марта требованія къ политическимъ ссыльнымъ, находившимся въ домѣ Романова, — разойтись и прекратить безпорядки — не были исполнены.
Передъ вечеромъ 6-го марта изъ дома Романова раздался снова выстрѣлъ, на который солдаты уже не отвѣчали, а затѣмъ былъ выкинутъ бѣлый флагъ, и вышелъ политическій ссыльный Теслеръ, который, подойдя къ полицейскому надзирателю Вильконецкому, просилъ отвезти его, Теслера, къ губернатору, которому и заявилъ, что по порученію товарищей онъ проситъ дать шесть часовъ времени для обсужденія находящимся въ домѣ Романова политическимъ ссыльнымъ вопроса о сдачѣ, такъ какъ подавляющее большинство ихъ пришло къ заключенію о необходимости «сдаться». На другой день утромъ политическіе ссыльные, находившіеся въ домѣ Романова, вышли изъ засады. Оказалось, что во время обстрѣловъ дома Романова солдатами былъ убитъ находившійся въ домѣ Романова политическій ссыльный Юрій Матлаховъ. Изъ дома Романова вышли слѣдующіе политическіе ссыльные: (перечисляются извѣстныя уже фамиліи 55 «романовцевъ»). Произведеннымъ на предварительномъ слѣдствіи осмотромъ дома инородца Романова, гдѣ находились политическіе ссыльные, установлено слѣдующее: верхній этажъ дома Романова, гдѣ находились политическіе ссыльные, состоитъ изъ сѣней, прихожей, пяти комнатъ и кухни. Съ задней стороны дома со двора устроено высокое крыльцо съ террасой, ведущее къ задней двери въ кухню верхняго этажа. Дверь въ кухню снаружи оказалась забитой восьмью большими машинными гвоздями, проникающими въ колоды; наружная ручка дверей плотно пригнута къ двери. Входъ на крыльцо загороженъ положенной поперекъ доской—балясникомъ отъ перилъ. Парадная дверь, ведущая въ сѣни, была открыта. На лѣстницѣ, ведущей изъ сѣней въ домъ, на 10 и 11 ступени, устроенъ былъ провалъ внизъ: ступени обрублены, глубина провала 2 аршина 6 вершковъ. Въ сѣняхъ въ стѣнѣ, гдѣ устроена дверь, имѣется окно, служившее политическимъ ссыльнымъ сторожевымъ окномъ; въ правой стѣнѣ отъ входа въ сѣняхъ было вырублено отверстіе; изъ этого отверстія видна улица по направленію къ дому Кондакова. Первая комната — прихожая безъ оконъ; къ колодамъ входной въ прихожую изъ сѣней двери оказалась прибитой изнутри поперекъ всей двери внизу отъ пола, загораживая входъ, дверь отъ чулана; на обѣихъ колодахъ той-же двери оказались прикрѣпленными къ гвоздямъ обрывки толстой проволоки, которою, повидимому, загораживался входъ въ комнату изъ сѣней. Изъ передней направо и налѣво отъ входа находятся двѣ двери, запертыя со стороны смежныхъ комнатъ и забитыя досками, которыя прибиты костылями къ двернымъ колодамъ. Противъ входныхъ дверей передней находятся двери, ведущія въ третью сосѣднюю комнату; обѣ створки этихъ дверей сняты, и входъ въ эти двери былъ загражденъ прибитой поперекъ двери доской. Въ передней въ перегородкѣ, отдѣляющій переднюю отъ сосѣдней комнаты, слѣва отъ входа были проверчены отверстія—бойницы; такое-же отверстіе—бойница было устроено въ перегородкѣ между дверью и печью какъ разъ противъ входныхъ изъ сѣней дверей; вдоль почти всѣхъ стѣнъ дома Романова, обращенныхъ наружу, во всѣхъ комнатахъ, устроены были блиндажи изъ земли, кирпичей, камней и дровъ; эти блиндажи укрѣплены досками и половинками дверей, прибитыми къ столбамъ, которые въ свою очередь укрѣплены проволокой къ стѣнамъ. Высота и толщина блиндажей различна по комнатамъ; въ угловой комнатѣ, ближайшей къ кухнѣ и выходящей во дворъ, одно окно забито изнутри досками и вдоль этого окна въ этой комнатѣ, а также и другого окна — блиндажи высотой болѣе чѣмъ до половины оконъ. Окно въ стѣнѣ кухни, обращенной къ крыльцу караульнаго дома, забито деревянной рамой; вверху справа въ рамѣ сдѣлано было отверстіе по величинѣ стекла рамы; стекло окна въ этомъ мѣстѣ вынуто, и изъ этого отверстія виденъ караульный домъ и часть улицы. На высотѣ верхнихъ стеколъ этого окна устроена скамейка. Въ кухнѣ, въ стѣнѣ подъ печью немного вправо отъ задней двери прорублено было отверстіе длиною около 7 вершковъ и шириною около двухъ. Изъ этого отверстія видны ступени задняго крыльца и дворъ съ навѣсами, прилегаюими къ Мало-Базарной улицѣ. Въ кухонной стѣнѣ, подъ окномъ, обращенномъ къ караульному дому, сдѣлано отверстіе около 2 вершковъ въ квадратѣ; изъ этого отверстія видна дверь караульнаго дома; по обѣ стороны этого отверстія цендровкой сдѣланы еще два круглыхъ отверстія. Всѣ эти отверстія имѣли назначеніе бойницъ. Стѣны, окна, печи во многихъ мѣстахъ пробиты пулями въ разныхъ направленіяхъ.
Въ домѣ были найдены разбросанными въ разныхъ комнатахъ и въ разныхъ мѣстахъ, какъ то: въ печкѣ, въ кадкѣ, на полу и на блиндажахъ ружья, револьверы, патроны, инструменты. По осмотру найденныхъ въ домѣ Романова въ квартирѣ политическихъ ссыльныхъ вещей и по подсчету ихъ оказалось: 13 топоровъ, 700 слишкомъ невыстрѣленныхъ револьверныхъ патроновъ, 25 заряженныхъ мѣдныхъ патроновъ вродѣ бердановскихъ, но цилиндрическихъ, 16 заряженныхъ бердановскихъ патроновъ, два бердановскихъ пустыхъ патрона, изъ коихъ въ одномъ выстрѣленъ пистонъ, 69 заряженныхъ патроновъ для дробовыхъ ружей, причемъ патроны заряжены дробью и картечью, 29 пустыхъ такихъ же патроновъ, 132 пустыхъ мѣдныхъ патрона отъ малопульной винтовки; семь револьверовъ, два двухствольныхъ дробовыхъ ружья, два ружья берданы, пять одноствольныхъ дробовиковъ съ бердановскими затворами, одинъ одноствольный пестонный дробовикъ, дробовикъ центральнаго боя съ особымъ затворомъ и одинъ шестизарядный дробовикъ Кольта. Всѣ ружья и револьверы, за исключеніемъ одного, были умышленно испорчены, ложъ совсѣмъ не оказалось, части поломаны и брошены отдѣльно.
Тамъ-же было найдено нѣсколько кобуровъ отъ револьверовъ и ружей, нѣсколько патронташей, банка изъ-подъ пороха, нѣсколько пуль—картечь, мѣшки изъ-подъ дроби, дробь въ банкахъ, пыжи, нѣсколько коробокъ пистоновъ, машинка для снаряженія патроновъ дробовыхъ и бердановскихъ, куски свинца, нѣсколько пачекъ нюхательнаго табаку, цендровка, долото, рашпиль, молотокъ, коробка съ гвоздями и снарядъ овальной формы, обмотанный кругомъ нѣсколькими рядами довольно толстой проволоки и начиненный, повидимому, порохомъ. При вторичномъ осмотрѣ судебнымъ слѣдователемъ дома Романова найдено было въ кадушкѣ и ведрѣ съ отбросами и нечистотами около 170 штукъ патроновъ калибра 42 и 16, большинство пустыхъ, нѣкоторые-же заряжены дробью и картечью, 19 жестяныхъ лядунокъ для шомпольнаго ружья, пустыхъ четыре патрона съ пулями для револьвера, и кромѣ того, при разборкѣ блиндажей былъ найденъ кинжалъ черкеской работы, обоюдоострый. По осмотру вынесеннаго политическими ссыльными изъ дома Романова ихъ имущества, въ числѣ такового оказались слѣдующія вещи: бумажная коробка съ 50 бумажными гильзами, заряженными дробью, кожаная сумка съ 22 заряженными патронами для берданки, желѣзная отвертка и шомполъ отъ револьвера, четыре заряженныхъ патрона отъ военной винтовки новаго образца и одна пустая мѣдная гильза 12-го калибра, восемнадцать ножей разныхъ размѣровъ, изъ которыхъ нѣкоторые хорошо отточены, изъ нихъ два въ видѣ кинжаловъ съ обоюдоострыми клинками, пила-ножевка съ зубцами съ двухъ сторонъ, рубанокъ, подпилка, американскій топоръ и разные другіе мелкіе столярные инструменты. По поводу пріобрѣтенія политическими ссыльными, находившимися въ домѣ Романова, матеріаловъ для укрѣпленія и устройства блиндажей, инструментовъ и оружія предварительнымъ слѣдствіемъ добыты слѣдующія данныя: свидѣтель Семенъ Гавриловъ Харитоновъ показалъ, что 17-го или 18-го числа февраля мѣсяца утромъ къ нему пришли двое политическихъ ссыльныхъ, изъ которыхъ одного, онъ, свидѣтель, видѣлъ ранѣе, когда тотъ служилъ письмоводителемъ у мирового судьи по г. Якутску, а другой ему, свидѣтелю, не былъ извѣстенъ. Эти политическіе ссыльные обратились къ нему, свидѣтелю, съ просьбой продать имъ лѣсу, и онъ продалъ имъ 30 двухсаженныхъ плахъ и десять досокъ—обрѣзковъ; затѣмъ они прислали какихъ-то якутовъ на быкахъ, и тѣ увезли купленный лѣсъ. Показаніемъ свидѣтеля Рабиновича установлено, что проволока въ количествѣ около 12 фунтовъ была куплена политическими ссыльными въ лавкѣ его, свидѣтеля. Свидѣтель Дмитрій Словцовъ, служащій въ магазинѣ «Коковинъ и Басовъ» въ г. Якутскѣ показалъ, что политическіе ссыльные покупали въ ихъ магазинѣ оружіе; онъ, свидѣтель, продалъ одному изъ политическихъ ссыльныхъ малопульную винтовку; два политическихъ ссыльныхъ купили револьверъ и двѣ коробки пуль; за февраль мѣсяцъ продано было политическимъ ссыльнымъ нѣсколько револьверовъ и 10 или 15 финскихъ ножей. Показаніями свидѣтелей Константина Арбекова и Ивана Титова, служащихъ въ магазинѣ Авѣренскаго, установлено, что въ февралѣ мѣсяцѣ изъ магазина было продано политическимъ ссыльнымъ штукъ пять ружей и 10 или 15 револьверовъ; особенно усиленный спросъ на ружья былъ около двадцатыхъ чиселъ февраля; одинъ дробовикъ съ бердановскимъ затворомъ и шомпольный дробовикъ были проданы политическимъ ссыльнымъ грузинамъ, которые купили кромѣ того рубанокъ и пилу.
По осмотрѣ письменныхъ заявленій, поданныхъ якутскому губернатору политическими ссыльными, находившимися въ домѣ Романова, за періодъ времени съ 18 февраля по 6-е марта включительно, и по сличенію почерковъ, коими написаны означенныя заявленія, съ почерками политическихъ ссыльныхъ, бывшихъ въ домѣ Романова, оказалось, что первоначальное заявленіе отъ 18-го февраля 1904 года съ изложеніемъ требованій, предъявленныхъ политическими ссыльными, укрѣпившимися въ домѣ Романова, къ якутскому губернатору написано, по мнѣнію экспертовъ, вѣроятнѣе всего политическимъ ссыльнымъ Наумомъ Каганомъ, что заявленіе отъ 26-го февраля 1904 года написано почеркомъ, по мнѣнію экспертовъ, похожимъ на почеркъ политическаго ссыльнаго Костолянца и что остальныя всѣ заявленія, а равно и открытое письмо на имя губернатора отъ 5-го марта написаны, по мнѣнію экспертовъ, рукой политическаго ссыльнаго Бройдо.
Привлеченные на основаніи всѣхъ вышеизложенныхъ данныхъ къ слѣдствію въ качествѣ обвиняемыхъ въ вооруженномъ сопротивленіи властямъ бывшіе въ домѣ Романова политическіе ссыльные (перечисляются фамиліи 55 «романовцевъ» и Л. Никифорова) отказались дать какія-либо объясненія по дѣлу.
Изъ содержанія-же пріобщеннаго къ дѣлу въ качествѣ вещественнаго доказательства открытаго письма бывшихъ въ домѣ Романова политическихъ ссыльныхъ, переданнаго якутскому губернатору черезъ политическаго ссыльнаго Льва Теслера, видно, что бывшіе въ домѣ Романова политическіе ссыльные, признавая фактъ совершенія убійства солдатъ ими, политическими ссыльными, объясняютъ, что на этотъ поступокъ они были вызваны въ цѣляхъ самозащиты поведеніемъ солдатъ и городовыхъ, бросавшихъ въ нихъ, политическихъ ссыльныхъ, камнями, закрывавшихъ ставни, между тѣмъ это объясненіе политическихъ ссыльныхъ, находившихся въ домѣ Романова, не нашло себѣ достаточнаго подтвержденія въ данныхъ предварительнаго слѣдствія. Ни одинъ изъ допрошенныхъ на предварительномъ слѣдствіи свидѣтелей не показалъ того, чтобы кто-либо изъ солдатъ или городовыхъ бросалъ въ политическихъ ссыльныхъ камнями или закрывалъ ставни того дома, гдѣ находились политическіе ссыльные. Показаніями-же свидѣтелей Яхонтова и Федорова устанавливается, что 4-го марта, незадолго передъ выстрѣлами изъ дома Романова ставни кухоннаго окна въ этомъ домѣ то закрывались, то открывались вѣтромъ, что свидѣтели сами наблюдали, стоя у крыльца караульнаго дома. По словамъ свидѣтеля Кондакова, онъ самъ видѣлъ, какъ запершіеся въ домѣ Романова политическіе ссыльные черезъ разбитыя стекла въ рамахъ сняли съ двухъ оконъ, выходящихъ на улицу, ставни и что, живя напротивъ и наблюдая въ то время за домомъ Романова, онъ не видѣлъ, чтобы городовые закрывали ставни у оконъ дома Романова, гдѣ находились политическіе ссыльные.
Во время производства слѣдствія по настоящему дѣлу проживающій въ г. Якутскѣ политическій ссыльный рядовой якутской мѣстной команды, Илья Леоновъ Виленкинъ, подалъ заявленіе слѣдующаго содержанія: «Я, Илья Виленкинъ, принадлежу къ числу членовъ группы политическихъ ссыльныхъ, забаррикадировавшихся 18-го февраля въ домѣ Романова, бывалъ на собраніяхъ, гдѣ рѣшался вопросъ о протестѣ противъ циркуляровъ генералъ-губернатора Кутайсова, высказывался за протестъ именно въ такой формѣ, въ какой онъ выразился и не былъ въ рядахъ товарищей во время ихъ активной борьбы исключительно потому, что исполнялъ на волѣ возложенныя на меня порученія, имѣвшія непосредственное отношеніе къ проведенію предпринятаго протеста и способствованію успѣха нашего общаго дѣла. Подавая настоящее заявленіе, я руководствуюсь не раскаяніемъ или желаніемъ смягчить свою участь, а исключительно тѣмъ обстоятельствомъ, что въ настоящее время моя активная роль въ поддержкѣ нашего протеста кончена». Одновременно съ Виленкинымъ такого-же точно содержанія заявленія были поданы политическими ссыльными Маріей Зеликманъ и Софьей Померанцъ. Заявленія Виленкина, Зеликманъ и Померанцъ объ ихъ участіи вмѣстѣ съ другими политическими ссыльными, бывшими въ домѣ Романова, въ вооруженномъ сопротивленіи властямъ нашли себѣ подтвержденія въ данныхъ предварительнаго слѣдствія. Показаніемъ инородца Федота Романова установлено, что Виленкинъ уступилъ квартиру въ домѣ Романова политическимъ ссыльнымъ для устройства въ ней засады. Показаніемъ и.д. якутскаго полицеймейстера Березкина установлено, что Зеликманъ и Померанцъ привозили провизію къ дому Романова для находящихся въ немъ политическихъ ссыльныхъ. Въ числѣ отобранныхъ при обыскѣ въ вещахъ политическихъ ссыльныхъ, находившихся въ домѣ Романова бумагахъ была найдена написанная карандашемъ записка, изъ содержанія коей видно, что находившіеся въ домѣ Романова политическіе ссыльные нуждались въ услугахъ другихъ политическихъ ссыльныхъ, находившихся внѣ этого дома. Въ этой запискѣ изложена цѣлая система сигналовъ, при помощи которыхъ находившіеся внѣ дома Романова должны были извѣщать бывшихъ въ домѣ Романова о тѣхъ или другихъ событіяхъ, какъ-то: о пріѣздѣ новыхъ товарищей, о томъ, со сколькихъ сторонъ солдаты размѣстятся для обстрѣла дома Романова, а также перечислены сигналы, по которымъ находящіеся внѣ дома Романова политическіе ссыльные могли судить о томъ, въ чемъ нуждаются засѣвшіе въ домѣ Романова. Въ виду вышеизложенныхъ данныхъ Виленкинъ, Зеликманъ и Померанцъ были привлечены къ слѣдствію въ качествѣ обвиняемыхъ по настоящему дѣлу, но при допросѣ отъ какихъ-либо объясненій по дѣлу отказались.
Въ періодъ производства слѣдствія по настоящему дѣлу обнаружилось, что обвиняемый Константинъ Солодухо есть на самомъ дѣлѣ не то лицо, за которое онъ себя выдавалъ. При допросѣ судебнымъ слѣдователемъ Солодухо показалъ, что онъ австрійскій подданный Владиміръ Давидовъ Перазичъ, родился въ 1868 году въ городѣ Витебскѣ, въ 1889 году былъ арестованъ въ г. Харьковѣ, а въ 1891 году былъ высланъ за границу административнымъ порядкомъ за государственное преступленіе безъ права возвращенія въ Россію, но онъ изъ-за границы вернулся въ Европейскую Россію и подъ именемъ Константина Солодухо былъ сосланъ въ Якутскую область административнымъ порядкомъ за государственное преступленіе.
На основаніи всего вышеизложеннаго политическіе ссыльные (приводятся званія, имена, отчества, фамиліи и лѣта всѣхъ обвиняемыхъ — 55 «романовцевъ», Л. Никифорова, Маріи Зеликманъ, Софьи Померанцъ и И. Виленкина. Эти данныя содержатся въ ихъ «статейныхъ спискахъ», печатаемыхъ въ приложеніи) обвиняются: 1) первые вышепоименованные пятьдесятъ пять человѣкъ въ томъ, что по предварительному между собою соглашенію, съ цѣлью принудить правительственныя власти къ отмѣнѣ изданныхъ послѣдними распоряженій, касающихся политическихъ ссыльныхъ въ Сибири, въ февралѣ и мартѣ мѣсяцахъ 1904 года въ г. Якутскѣ, запасшись огнестрѣльнымъ и холоднымъ оружіемъ и засѣвши въ укрѣпленномъ ими домѣ инородца Федота Романова, письменно и словесно предъявили якутскому губернатору рядъ требованій, клонящихся къ отмѣнѣ вышеуказанныхъ распоряженій высшихъ правительственныхъ властей, угрожая не останавливаться передъ самыми крайними мѣрами до тѣхъ поръ, пока не будутъ удовлетворены эти требованія, и отказались подчиниться неоднократнымъ распоряженіемъ и.д. якутскаго губернатора Чаплина и и.д. якутскаго полицеймейстера Березкина выйти изъ засады, принуждая и.д. якутскаго губернатора Чаплина содѣйствовать имъ передъ высшими правительственными властями въ удовлетвореніи ихъ требованій, а когда для подавленія безпорядковъ, домъ Романова, по распоряженію мѣстныхъ властей, былъ оцѣпленъ полицейской стражей и военными часовыми, они, для достиженія своей вышеуказанной цѣли и для противодѣйствія принятымъ противъ нихъ мѣрамъ, 4-го, 5-го и 6-го марта, съ цѣлью лишенія жизни находившихся у дома Романова городовыхъ и солдатъ, произвели въ нихъ рядъ выстрѣловъ, причемъ выстрѣлами 4-го марта лишили жизни рядового якутской мѣстной команды Кирилла Кириллова и смертельно ранили рядового Енисейскаго резервнаго баталіона Константина Глушкова, который отъ причиненныхъ ему безусловно смертельныхъ поврежденій на слѣдующій день скончался, — т. е. въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 13, 263 и 368 ст. Улож. о нак. 2) Левъ Никифоровъ, — что по предварительному съ вышепоименованными лицами соглашенію, тогда-же и съ тою-же цѣлью засѣвши въ укрѣпленномъ домѣ инородца Романова, предъявилъ якутскому губернатору сначала письменно, а засимъ словесно рядъ требованій, клонящихся къ отмѣнѣ распоряженій высшихъ правительственныхъ властей, угорожая не останавливаться ни передъ какими крайними мѣрами до тѣхъ поръ, пока требованія эти не будутъ удовлетворены и отказался по требованію властей выйти изъ засады, принуждая и.д. якутскаго губернатора Чаплина содѣйствовать передъ высшими правительственными властями въ удовлетвореніи предъявленныхъ имъ и вышеназванными политическими ссыльными требованій, но участія въ произведенныхъ вышеуказанными политическими ссыльными 4, 5 и 6 марта выстрѣлахъ въ солдатъ и городовыхъ и въ лишеніи жизни рядовыхъ Кириллова и Глушкова не принималъ, такъ какъ, выйдя изъ дома Романова, 1-го марта былъ арестованъ, — т. е. въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 13, 263 и 266 ст. Улож. о нак. и 3) Виленкинъ, Зеликманъ и Померанецъ въ томъ, что по предварительному между собою и съ вышеназванными лицами соглашенію, тогда-же и тамъ-же, не принимая однако непосредственнаго участія въ предъявленіи якутскому губернатору требованій, клонящихся къ отмѣнѣ распоряженій высшихъ правительственныхъ властей и не находясь въ засадѣ въ укрѣпленномъ домѣ Романова, но завѣдомо зная о всемъ, происходившемъ въ этомъ домѣ, съ цѣлью способствовать достиженію засѣвшими въ домѣ Романова политическими ссыльными осуществить ихъ требованія и воспрепятствовать мѣстнымъ властямъ прекратить безпорядки, исполняли разныя порученія засѣвшихъ въ домѣ Романова политическихъ ссыльныхъ, доставляя, между прочимъ, имъ съѣстные припасы, а Виленкинъ, кромѣ того, предоставилъ вышеназваннымъ ссыльнымъ для устройства засады свою квартиру въ домѣ инородца Романова, изъ которой самъ уѣхалъ въ день начала безпорядковъ утромъ 18-го февраля 1904 года, — т.е. въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 13, 263, 266 ст. Улож. о нак.
Вслѣдствіе сего и на основаніи 1236, 1260 ст. Уст. Угол. Суд. вышеназванныя лица подлежатъ суду якутскаго окружнаго суда.
Составленъ 25 іюня 1904 года въ г. Якутскѣ.
Прокуроръ Л. Гречинъ.
По удачному выраженію А. С. Заруднаго, этотъ обвинительный актъ содержитъ двѣ легенды — фактическую и юридическую. И намъ вмѣстѣ съ защитниками предстояло разрушеніе этихъ легендъ, выясненіе правды о причинахъ, дѣйствительномъ ходѣ и цѣляхъ нашего протеста.
Якутскій окружный судъ — коронный, рѣшающій всѣ дѣла безъ участія присяжныхъ засѣдателей. Правительству было выгоднѣе счесть наше дѣло уголовнымъ, иначе пришлось-бы сразу везти насъ въ иркутскую судебную палату, да и степень наказанія по старому уложенію въ данномъ случаѣ была значительно болѣе тяжкая, чѣмъ по новому. По особому распоряженію министра юстиціи дѣло разбиралось при закрытыхъ дверяхъ. Присутствіе суда въ нашемъ дѣлѣ состояло изъ предсѣдателя I. Г. Будзилевича, двухъ членовъ: Л. А. Соколова и В. А. Ревердатто. Обвинителемъ являлся прокуроръ Л. И. Гречинъ. Неожиданно для судей, которымъ пришлось даже отложить сессію въ Олекмѣ, дѣло затянулось на цѣлыхъ 10 дней. Начавшись 30-го іюля, оно закончилось только 8-го августа при двухъ засѣданіяхъ ежедневно.
Еще задолго до начала процесса въ Якутскъ начали стекаться товарищи-ссыльные изъ окрестностей и даже отдаленныхъ улусовъ. Сначала администрація гонялась за ними, грозила репрессіями за самовольныя отлучки, пыталась водворять силой на мѣста приписки, строжайше запрещала якутамъ давать ссыльнымъ лошадей и перевозить ихъ чрезъ Лену въ городъ, но все не помогало, наплывъ ссыльныхъ увеличивался, ихъ настроеніе было такое возбужденное, что администрація, наконецъ, махнула рукой и оставила всѣхъ въ покоѣ. А еще наканунѣ суда полиціей былъ очищенъ «Портъ-Артуръ» — арестный домъ, куда хотѣли засадить товарищей-улусниковъ на время процесса.
Насталъ день суда. Наша братія немножко пріодѣлась, такъ какъ въ тюрьмѣ ходили ужъ слишкомъ по-домашнему. Всѣ были весело настроены, — послѣ монотоннаго сидѣнія взаперти предстояло увидѣть городъ, публику и многихъ товарищей. А за палями тюрьмы уже расположились солдаты, городовые и казаки въ большомъ количествѣ. Явились полицейскіе надзиратели и полицеймейстеръ. Насъ обыскали, пересчитали нѣсколько разъ, и — шествіе тронулось. На всемъ пути отъ воротъ тюрьмы и до зданія суда насъ привѣтствовали ссыльные товарищи, присоединяясь къ сопровождавшимъ.
На улицахъ царило необычное для Якутска оживленіе. Группы любопытныхъ обывателей стояли на углахъ, у воротъ и выглядывали изъ оконъ.
Любители фотографировали нашу процессію, во главѣ которой шествовалъ Олесовъ съ отрядомъ городовиковъ. Многіе изъ конвоировавшихъ солдатъ тоже оказались старыми знакомыми по «Романовкѣ», они-же послѣ фигурировали и на судѣ въ качествѣ свидѣтелей. Болѣе предусмотрительные изъ нихъ тутъ-же репетировали «опознаніе личностей».
Въ зданіи суда насъ водворили въ спеціально-отведенныя двѣ комнаты. Туда-же явились и трое товарищей, подававшихъ прокурору заявленія о соучастіи въ нашемъ протестѣ — И. Виленкинъ, Софья Померанцъ и Марія Зеликманъ, изъ которыхъ первый сидѣлъ на гауптвахтѣ, а остальныя были на свободѣ. Теперь они привлекались къ нашему дѣлу.
Судебныя засѣданія начинались обыкновенно съ 11 часовъ утра и продолжались съ небольшими перерывами до 4—5 ч. дня. Затѣмъ слѣдовалъ обѣденный перерывъ на 3 часа и второе засѣданіе до 11—12 часовъ ночи. Мы настояли, чтобы обѣдать въ тюрьмѣ, хотя администраціи очень не улыбались эти административныя шествія по улицамъ города, и она всячески уговаривала насъ обѣдать въ судѣ-же. Первыя 4 дня на судебныхъ засѣданіяхъ присутствовали, очевидно, по распоряженію свыше, спеціально пріѣхавшіе изъ Иркутска старшій предсѣдатель иркутской судебной палаты Ераковъ и прокуроръ той-же палаты Малининъ. Хотя они на судѣ и молчали, но за кулисами ихъ «направляющее» вліяніе сказывалось. Такъ напримѣръ, 31-го іюля предсѣдатель Будзелевичъ, вначалѣ державшійся очень корректно, допустилъ, по ходатайству защиты, оглашеніе представленныхъ его частныхъ копій нѣкоторыхъ изъ циркуляровъ Кутайсова. На слѣдующій день онъ явился въ засѣданіе совершенно неузнаваемымъ, былъ страшно раздражителенъ, рѣзко обрывалъ защитниковъ, отвергъ ихъ просьбу о пріобщеніи еще двухъ копій циркуляровъ. А въ то-же время Ераковъ заявилъ въ частномъ разговорѣ Беренштаму, что онъ ни за что не допустилъ-бы оглашенія циркуляровъ, иначе выходитъ, что судятъ не политическихъ ссыльныхъ, а Кутайсова. Связь очевидна. Десятидневныя засѣданія суда велись въ слѣдующемъ порядкѣ:
День первый — 30-го іюля. Выполненіе обычныхъ формальностей, чтеніе обвинительнаго акта. Допросъ нѣкоторыхъ свидѣтелей.
День второй — 31-го. Допросъ и.д. губернатора Чаплина, полицеймейстера Березкина и полицейскаго надзирателя Олесова.
День третій — 1 августа. Допросъ свидѣтелей.
День четвертый — 2-го августа. Допросъ свидѣтелей, фактическое изложеніе обстоятельствъ дѣла подсудимыми Никифоровымъ, Тепловымъ и Теслеромъ.
День пятый — 3-го августа. Допросъ свидѣтелей защиты. Оглашеніе документовъ.
День шестой — 4-го августа. Осмотръ дома Романова.
День седьмой — 5-го августа. Экспертиза, оглашеніе документовъ. Рѣчи подсудимыхъ Виленкина, Кагана, Израильсона, Хацкелевича, Залкинда и Розенталя — объ условіяхъ жизни политическихъ ссыльныхъ, въ особенности подъ вліяніемъ Кутайсовскаго режима.
День восьмой — 6-го августа. Рѣчь подсудимаго Бройдо о ссылкѣ, Обвинительная рѣчь прокурора, Рѣчь присяжнаго повѣреннаго Беренштама.
День девятый — 7-го августа. Окончаніе рѣчи Беренштама. Рѣчь прис. пов. Заруднаго. Возраженіе прокурора. Отвѣтъ Беренштама. «Послѣднее слово» каждаго изъ подсудимыхъ.
День десятый — 8-го августа. Оглашеніе вопросныхъ пунктовъ. 5-ти часовое совѣщаніе. Приговоръ.
Хотя наше дѣло и разбиралось при закрытыхъ дверяхъ, но по закону мы имѣли право требовать допущенія въ залъ суда по 3 человѣка родныхъ или знакомыхъ отъ каждаго подсудимаго, что составило-бы 177 человѣкъ публики. Но предсѣдатель, отговариваясь тѣснотою помѣщенія, допустилъ всего 8 лицъ — женъ и невѣстъ подсудимыхъ.
Желая дать возможно полный матеріалъ о нашемъ процессѣ и въ то-же время избѣжать повтореній, мы будемъ цитировать свидѣтельскія показанія на судѣ лишь дополнительно къ приведеннымъ уже нами даннымъ предварительнаго слѣдствія.
Главный интересъ, какъ защиты, такъ и обвиненія, сосредоточивался на показаніяхъ Чаплина, Березкина, Кудельскаго и Олесова.
И.д. губернатора Чаплинъ, между прочимъ, дополнительно показалъ:
Мнѣ было отказано войти въ дверь (18-го при визитѣ на «Романовку»), не помню почему, но думаю оттого, что она была прибита плотно. Былъ поданъ стулъ, чтобы перелѣзть, но я этимъ не воспользовался... Я посовѣтовалъ, чтобы свое неудовольствіе они заявили письменно генералъ-губернатору... Я имъ предложилъ или теперь подчиниться моимъ требованіямъ, или обсудить ихъ и дать отвѣтъ потомъ...
Съ 18-го на 19-е февраля мною было дано распоряженіе только о наблюденіи и недопущеніи новыхъ лицъ...
Потомъ я сдѣлалъ рядъ распоряженій исключительно въ видахъ охраны, съ тою цѣлью, чтобы сдѣлать общеніе невозможнымъ.
По моему распоряженію былъ разобранъ заборъ и освѣщенъ со всѣхъ сторонъ домъ...
Военный караулъ поставленъ на случай, если будетъ подобное прорываніе (какъ 1-го марта), чтобы оказывать помощь полиціи...
На слова Никифорова о побоищѣ я сказалъ, что этого удовольствія имъ не доставлю, что никакой силы противъ нихъ не употреблю, а приму такія мѣры, которыя заставятъ ихъ сдаться... Мною было сдѣлано распоряженіе, чтобы стража не стрѣляла до той поры, пока политическими ссыльными не будетъ оказано сопротивленіе силою при выходѣ изъ дома Романова... Цѣль моя все время была одна, — чтобы общеніе было прекращено, но чтобы выходъ имъ былъ свободенъ...
Военный караулъ былъ подчиненъ начальнику мѣстной команды, а полицейскіе и казаки — полицеймейстеру. 4-го я немедленно приказалъ унтеръ-офицеру прекратить выстрѣлы. Они (политическіе) объяснили свои выстрѣлы тѣмъ, что были вызваны солдатами. 6-го мною опять немедленно была прекращена стрѣльба. Останавливая стрѣльбу, я спрашивалъ солдатъ и полицію о причинахъ перестрѣлки и получалъ въ отвѣтъ: «они, то есть политическіе, стрѣляютъ». Солдаты были очень возбуждены, говорили, (я слышалъ ихъ голоса) что они стрѣляютъ, почему-же намъ не стрѣлять. Мною было сказано, чтобы и впредь не стрѣляли, пока не будетъ вооруженной силы внѣ дома.
Скоро было доложено, что стрѣльба опять началась. По свѣдѣніямъ, которыя я получилъ отъ полицейскаго надзирателя, стрѣляли изъ дома Романова съ нѣсколькихъ сторонъ... Часовой вправо отъ дома Романова заявилъ, что выстрѣлъ былъ мимо него. Я пошелъ къ указанному мѣсту, осмотрѣлъ и убѣдился, что это мѣсто было мертвое для обстрѣла изъ дома Романова.
Подвозъ въ городъ продуктовъ во время безпорядковъ прекратился. Окружное населеніе боялось ѣхать въ городъ, и жители заявляли неудовольствіе и были возбуждены. Распоряженія о разгонѣ толпы и о примѣненіи для этого оружія я не давалъ... Я не слышалъ, чтобы Олесовъ привозилъ четверть водки караульнымъ, и разрѣшенія на это ему не давалъ. Олесовъ могъ въ виду недостатка людей и холода караулу дать по чаркѣ водки... Какъ-то ко мнѣ явился довѣренный фирмы Громовыхъ, который заявилъ, что брандмейстеръ и одинъ полицейскій надзиратель (Олесовъ) пріѣхали на заимку Громовыхъ и взяли пушку съ цѣлью поставить таковую въ монастырѣ для обстрѣла дома Романова. Я разслѣдовалъ это обстоятельство. Оказалось, что полиція, узнавъ, что вещи съ парохода «Заря» будутъ продаваться, предполагала пріобрѣсти пушку для стрѣльбы въ торжественные дни. Пушку, по доставленіи въ полицію, осмотрѣли и, чтобы ей не воспользовались для обстрѣла города политическіе, отдали брандмейстеру Охлопкову на храненіе. Я не знаю, чтобъ Олесовъ изъ этой пушки стрѣлялъ на лугу. Мнѣ неизвѣстно, что солдаты одновременно стрѣляли съ Поротовской и Мало-Базарной улицъ и что пули, выпущенныя съ Мало-Базарной улицы, пролетѣвъ сквозь домъ Романова, падали на Поротовскую улицу».
На вопросъ защиты: «По чьему распоряженію были выставлены окна, сняты двери и разобраны печи въ нижнемъ этажѣ, закрыты ставни въ верхнемъ и приготовлена настилка?», Чаплинъ заявилъ: «Безусловно не по моему», прибавивъ — «у меня не было не только распоряженія, а, напротивъ, запрещеніе предпринимать что-либо подобное, и, наоборотъ, я приказалъ принимать всѣ мѣры къ устраненію всякихъ недоразумѣній».
Переходя къ нашимъ требованіямъ, губернаторъ заявилъ, что «положеніе ссылки въ Якутской области приводитъ къ необходимости разрѣшать свиданія». О самовольныхъ отлучкахъ: «Я разъяснялъ политическимъ ссыльнымъ, что въ случаѣ дѣйствительно неотложной необходимости можно выѣхать и безъ разрѣшенія, но съ тѣмъ, чтобы по прибытіи явиться или ко мнѣ, или въ полицію.
Требованій политическихъ ссыльныхъ со своими соображеніями я никуда не представлялъ, но о ходѣ событій я сообщалъ начальнику края и два раза министру. Отвѣты были телеграммами, отъ министра, объ отправкѣ окончившихъ срокъ ссылки сельскимъ движеніемъ (какъ было раньше). Кромѣ того, я представилъ рядъ своихъ соображеній о нуждахъ мѣстной ссылки». Еще при концѣ слѣдствія мы заявили требованіе, чтобы пріобщить къ дѣлу переписку губернатора съ Кутайсовымъ и министромъ внутреннихъ дѣлъ, но Чаплинъ отказался ее выдать, прикрываясь служебной тайной. И на судѣ онъ отказался говорить объ этомъ. Защита на судѣ ходатайствовала объ истребованіи циркуляровъ генералъ-губернатора, о которыхъ говорится въ обвинительномъ актѣ, о воспрещеніи отлучекъ и свиданій. Судъ, на формальномъ основаніи несвоевременности ходатайства отклонилъ его, хотя одновременно рѣшилъ огласить незасвидѣтельствованныя офиціально копіи этихъ циркуляровъ, представленныя защитниками, а также копію нашей телеграммы министру внутреннихъ дѣлъ, какъ имѣющія отношеніе къ дѣлу.
Полицеймейстеръ Березкинъ, подтверждая показанія, данныя на предварительномъ слѣдствіи, добавилъ, между прочимъ, слѣдующее: «Пріѣзжая къ дому Романова, я обходилъ посты и спрашивалъ о перемѣнахъ. Полицейскіе надзиратели докладывали о замѣченномъ, въ экстренныхъ-же случаяхъ доносили особо... 4-го марта оконныя рамы и двери нижняго этажа были раскрыты. Помнится, что и печь была разрушена. Окна и двери были раскрыты (выставлены и сняты?) хозяиномъ Романовымъ (зачѣмъ?). Кто ломалъ печь, — не знаю... 5-го и 6-го марта городовые и казаки были въ моемъ распоряженіи, а солдаты въ вѣдѣніи начальника команды. У казаковъ и городовыхъ были ружья и револьверы. Казакамъ была дана инструкція, что они первые стрѣлять не могутъ, а могутъ только обороняться... Выстрѣлы съ Мало-Базарной и отъ дома Сюткина скрещивались. Пули съ Мало-Базарной улицы, проходя чрезъ домъ Романова, могли попадать и въ домъ Кондакова... Я высказалъ 27-го февраля политическимъ свое мнѣніе, что всѣ заявленія и безъ баррикадъ будутъ удовлетворены...» На вопросъ одного изъ подсудимыхъ, Березкинъ заявилъ, что пожарный обозъ съ баграми, лѣстницами и топорами 4-го марта, сейчасъ-же послѣ обстрѣла, былъ вызванъ по его распоряженію.
Полицейскій надзиратель Олесовъ угрюмо и нехотя отвѣчалъ на искушающіе вопросы защиты. Воспроизводимъ часть его допроса:
Защитникъ Беренштамъ: «Скажите, пожалуйста, свидѣтель, какое право вы имѣли 18-го февраля, когда губернаторъ съ полицеймейстеромъ находились въ домѣ Романова, самостоятельно вызвать мѣстную команду?»
Олесовъ: «И.д. губернатора былъ задержанъ, старшій совѣтникъ Метусъ былъ боленъ, а полиція должна соблюдать порядокъ. Кто-же отвѣтитъ за послѣдствія?»
Б. «Сколько политическихъ пріѣхало 1-го марта въ домъ Романова на парѣ и тройкѣ?»
Ол. «Семь человѣкъ.»
Б. обращаетъ вниманіе суда на ложность этой цифры.
Б. «Правда-ли, что политическіе въ числѣ 10—15 человѣкъ съ револьверами и кинжалами выстраивались вдоль воротъ для охраны работавшихъ товарищей?»
Ол. «Да, у всѣхъ были револьверы и кинжалы.»
Б. указываетъ суду на фактъ, что при осмотрѣ дома были найдены только два кинжала.
Б. «Не утверждали-ли вы, что 3-го марта ночью былъ сильный вѣтеръ?» (Тогда солдаты закрывали у насъ ставни, а на предварительномъ слѣдствіи Олесовъ и др. сваливали на вѣтеръ).
Ол. «Да, былъ сильный вѣтеръ, всѣ дни было вѣтрено.»
Б. напоминаетъ суду, что по вѣдомости метеорологической станціи въ Якутскѣ сила вѣтра вечеромъ и ночью 3-го марта равна 0.
Б. «Не помните-ли вы, что 6-го марта былъ одиночный выстрѣлъ. Почему солдаты на него не отвѣчали?»
Ол. «Да потому,что губернаторъ приказалъ стрѣлять, когда раздается не одинъ, а нѣсколько выстрѣловъ».
По приглашенію защиты Чаплинъ, сидѣвшій въ ряду допрошенныхъ свидѣтелей, выступаетъ и на вопросъ, правда-ли это, заявляетъ: «Я никакимъ полицейскимъ надзирателямъ вообще не отдавалъ приказаній, а отдалъ лично распоряженіе полицеймейстеру и начальнику команды, что стрѣльба можетъ быть производима лишь тогда, когда на улицѣ будетъ вооруженное сопротивленіе вышедшихъ изъ-за баррикадъ». Олесовъ стоитъ уничтоженный.
Б. «Свидѣтель, это вы взяли пушку на пароходѣ «Лена»?»
Ол.: «Взялъ ее брандмейстеръ Охлопковъ по моему распоряженію. А взялъ для того, чтобы политическіе не забрали ее себѣ въ домъ Романова: вѣдь, капитанъ «Лены» — Гориновичъ — бывшій политическій.» (Смѣхъ подсудимыхъ).
Въ заключеніе Олесову ставится щекотливый вопросъ — не пріѣзжалъ-ли онъ 6-го марта вечеромъ въ караульный домъ съ четвертью водки и не говорилъ-ли солдатамъ, что, если они молодцы, такъ рано утромъ, до пріѣзда губернатора, могутъ разсчитаться съ политическими?.. (Это — несомнѣнный фактъ, который сталъ намъ извѣстенъ чрезъ подсудимаго товарища — рядового Виленкина, сидѣвшаго тогда на гауптвахтѣ. О немъ разсказывалъ конвойный Мергелевъ Яхонтову въ присутствіи Чуйкова и Скарытина).
Олесовъ, конечно, отрицаетъ это и утверждаетъ, что наканунѣ сдачи вообще не заѣзжалъ въ караульный домъ. А между тѣмъ, у свидѣтеля — казака Малышева на судѣ удалось вырвать признаніе, что Олесовъ тогда, дѣйствительно, пріѣзжалъ въ караульный домъ.
Дальнѣйшему раскрытію этой уголовщины воспрепятствовалъ предсѣдатель суда, какъ и выясненію факта, что Олесовъ былъ однимъ изъ «героевъ», участвовавшихъ въ якутской бойнѣ 1889 года.
Окончательно провалился Олесовъ съ опознаніемъ личности товарища Бодневскаго, который, по его словамъ, каждый день являлся у воротъ, вооруженный двумя револьверами. Понадѣявшись на обычную разсадку подсудимыхъ въ алфавитномъ порядкѣ, онъ, при общемъ хохотѣ судебной аудиторіи, ткнулъ пальцемъ вмѣсто Бодневскаго на Фрида. Контрастъ ихъ наружностей слишкомъ очевидно свидѣтельствовалъ о ложности показаній Олесова. Конечно, и Олесовъ заявилъ, что не знаетъ, кто приказывалъ разломать печи въ нижнемъ этажѣ, закрывать у насъ ставни и т. д.
Нарушая хронологію допросовъ, мы здѣсь-же приведемъ, для сопоставленія, существенныя мѣста изъ показаній «героя» второй якутской бойни — начальника мѣстной команды штабсъ-капитана Кудельскаго. Съ холодной мстительностью русскаго «патріота» изъ польскихъ отщепенцевъ онъ предпринялъ все, чтобы ни одинъ изъ насъ не остался живымъ въ стѣнахъ «Романовки». И не его вина, если успѣхъ русскаго оружія былъ все-таки не полный. Онъ — тотъ самый «свидѣтель», который, ведя команду на разстрѣлъ «романовцевъ» 4-го марта, ободрялъ ее словами: «Ничего, ребята, теперь мы ихъ всѣхъ перестрѣляемъ!» Этотъ-же свидѣтель посылалъ телеграфные доносы генералъ- губернатору, начальнику Западно-Сибирскаго военнаго округа Сухотину и въ Петербургъ на бездѣйствіе Чаплина въ отношеніи къ бунтовщикамъ, засѣвшимъ на «Романовкѣ». Его показаніе на предварительномъ слѣдствіи не только дышитъ злобой противъ насъ, но и полно личныхъ вылазокъ противъ губернатора за его «попустительство» намъ. Между прочимъ, на предварительномъ слѣдствіи Кудельскій показалъ, что «2-го марта я самъ выставилъ караулъ и часовыхъ, давъ имъ словесную инструкцію». Теперь на судѣ, когда защитникъ Беренштамъ спросилъ его: «Разъясняли-ли вы караулу его обязанности?», онъ заявилъ: «Нѣтъ, я рекомендовалъ унтеръ-офицерамъ прочесть «гарнизонный уставъ». Я объяснялъ караульнымъ начальникамъ, что каждый изъ нихъ можетъ употребить оружіе, если признаетъ нужнымъ, подъ личной своей отвѣтственностью».
Событія 5-го и 6-го марта и даже свидѣтельскія показанія самихъ караульныхъ достаточно ярко освѣтили вопіющіе результаты этихъ «объясненій» Кудельскаго, его инструкцій солдатамъ.
Далѣе Кудельскій показалъ: «Губернаторъ предложилъ, чтобы при полученіи сообщенія о серьезныхъ безпорядкахъ я выстроилъ команду и ждалъ его распоряженія. 4-го, приведя команду, я раздѣлилъ ее на двѣ части, одну поставилъ между домами Романова, а другую спереди дома Кушнаревыхъ на Мало-Базарной улицѣ. Тутъ я увидѣлъ убитаго и раненаго солдатъ... Послѣ разговора съ Тепловымъ, и.д. губернатора спросилъ меня: «Какъ вы будете дѣйствовать?» Я сказалъ: «Дѣло мое. Я нахожу болѣе раціональнымъ дѣйствовать залпами, только залпами». И.д. губернатора предложилъ мнѣ, въ видѣ совѣта, взять ихъ приступомъ. Я сказалъ, что это невозможно, то-есть не то, чтобъ невозможно, а неудобно въ силу нѣкоторыхъ обстоятельствъ. Тогда и.д. губернатора сказалъ: «При такихъ условіяхъ передать вамъ власти не могу».
Я увелъ команду... 5-го марта я повелъ команду, не дождавшись распоряженія губернатора, согласно его о томъ желанію... 5-го же марта я разспрашивалъ часового у караульнаго дома, — онъ разсказывалъ, что пуля пролетѣла надъ головой его, но слѣдовъ пули я не нашелъ».
Защитникъ Беренштамъ: «Сколько патроновъ было всего израсходовано солдатами?»
Кудельскій — «860 *).»
*) Не считая пуль, выпущенныхъ городовыми и казаками. Но и при этомъ цифра сильно уменьшена.
Бер. «Знали-ли вы, что въ домѣ политическихъ были устроены блиндажи?»
Куд. «Съ увѣренностью не могъ этого знать, но предполагалъ. Предположеніе свое основывалъ на слухахъ и разсказахъ. Я разспрашивалъ, на какой высотѣ былъ стукъ.»
Бер. «Знали-ли вы, что всѣ стѣны блиндированы?»
Куд. «Этого я не зналъ, но предполагалъ, что обращенныя къ городу: тамъ былъ стукъ.»
Бер. «Знали-ли вы, что солдатскія пули пронизываютъ стѣну дома насквозь?»
Куд. «Даже всѣ три стѣны пробиваютъ трехлинейныя винтовки.»
Бер. «Ходили-ли вы для переговоровъ къ госпожѣ Бушуевой, чтобы обстрѣливать домъ Романова съ крыши ея дома?»
Куд. «Я не ходилъ самъ, а ходилъ фельдфебель Морозовъ. Я объ этомъ не зналъ и его не посылалъ. Онъ осматривалъ амбары. Но вообще это не могло состояться: слишкомъ далеко отъ дома Романова.»
(Кстати приведемъ здѣсь показаніе на судѣ Бушуевой: «За разрѣшеніемъ обстрѣливать домъ Романова съ крыши кладовой моего дома приходилъ солдатъ и просилъ осмотрѣть мѣсто. Солдатъ ушелъ, ничего мнѣ не сказавъ. Это было наканунѣ арестованія подсудимыхъ. Солдатъ не говорилъ, кто его послалъ»).
Бер.: «Не посылали-ли вы въ Иркутскъ генералъ-губернатору телеграммы въ 700 словъ?»
Куд.: «Я непосредственно не могу сноситься съ иркутскимъ генералъ-губернаторомъ, и, вообще, позвольте уклониться отъ отвѣта на этотъ вопросъ».
Бер.: А не посылали-ли вы тогда-же телеграммы въ Петербургъ въ 1000 словъ?
(Предсѣдатель обрываетъ защитника).
Бер.: «Не вызывали-ли вы охотниковъ стрѣлять въ домъ Романова съ нижняго этажа?»
Куд.: «Охотниковъ не вызывалъ. Правда, говорилъ объ этомъ съ чиновниками, но и это изъ области слуховъ, передавать объ этомъ не хочу».
Защитникъ настаиваетъ на отвѣтѣ, но предсѣдатель снова обрываетъ его.
Бер.: «Были-ли вы въ нижнемъ этажѣ? Не вы-ли распорядились тамъ выставить окна и разрушить печь?»
Куд.: «Въ нижнемъ этажѣ я былъ только разъ. Насколько помнится, были разобраны трубы. Я такихъ распоряженій не давалъ. Солдаты мнѣ не докладывали, кто разломалъ печь».
Зарудный: «Не знаете-ли вы что-либо про одиночные выстрѣлы часовыхъ съ постовъ и про стрѣльбу казаковъ и городовыхъ?»
Куд.: «Про одиночные выстрѣлы часовыхъ не знаю. Слышалъ я, что стрѣляли городовые, которые въ строй не ставились. Говоря о полицейскихъ, я къ нимъ причисляю и казаковъ, которые вооружены были берданами... Одиночные выстрѣлы могутъ быть и при стрѣльбѣ залпами, — кто-нибудь или опоздаетъ, или выстрѣлитъ ранѣе».
Зар.: «Могли-ли выстрѣлы караула съ Мало-Базарной улицы попадать по направленію къ дому Кондакова?»
Куд.: «Ни въ какомъ случаѣ. Солдаты съ Мало-Базарной улицы стрѣляли съ такого мѣста, что пули летѣли по направленію Лены и монастырской стѣны».
(Лживость этого увѣренія, повтореннаго цѣлымъ рядомъ свидѣтелей караульныхъ, неопровержимо доказалъ осмотръ дома Романова судомъ).
Бер.: «Свидѣтель, не отвѣтили-ли вы 6 марта, при и.д. губернатора, Чаплинѣ, на заявленіе подсудимаго Теслера, что выстрѣлъ въ этотъ день, какъ и въ предыдущій, сдѣланъ не политическими, а самими солдатами: «Намъ некогда разбираться, кто стрѣляетъ и откуда! Разъ стрѣляютъ, мы отвѣчаемъ!»
Куд.: «Я не помню этого точно, но это подходящій отвѣтъ. Я могъ сказать: «намъ некогда разбирать, откуда стрѣляютъ».
Подсудимый Бодневскій (офицеръ): «Имѣли-ли право часовые стрѣлять съ постовъ и самовольно съ нихъ убѣгать?»
Куд.: «Нѣтъ, они не имѣли права стрѣлять».
Бод.: «Извѣстно-ли свидѣтелю, что по гарнизонному уставу 1901 года часовой не имѣетъ права покидать свой постъ и въ случаѣ нападенія долженъ стрѣлять, оставаясь на посту, пока его не сниметъ разводящій? Значитъ, караулу, кромѣ устава, давались еще какіе-то инструкціи?»
Куд.: «Караулъ былъ исключительный, и потому здѣсь возможны были отступленія».
Бодневскій обращаетъ вниманіе суда на то, что караульные унтеръ-офицеры не знали своей службы и проситъ занести это въ протоколъ.
Защитникъ Беренштамъ ходатайствуетъ, чтобы Кудельскаго изолировать отъ другихъ свидѣтелей въ отдѣльную комнату на все время судебныхъ засѣданій. И его уводятъ въ особую комнату по распоряженію предсѣдателя. Въ этомъ одиночномъ заключеніи онъ провелъ весь слѣдующій день и больше ужъ не являлся въ судъ, приславъ рапортъ о болѣзни.
Уже простое сопоставленіе показаній этихъ главныхъ свидѣтелей: Чаплина, Березкина съ одной стороны и Олесова, Кудельскаго съ другой, дѣлаетъ очевиднымъ чудовищный безпорядокъ и распущенность, царившіе въ странѣ осаждающихъ «Романовку». Оказывается, что провокаторскія выходки солдатъ и наступательныя дѣйствія караула вродѣ закрыванія ставенъ, приготовленія настилки, разрушеній въ нижнемъ этажѣ и т. п. совершались не только безъ вѣдома и разрѣшенія, но и наперекоръ запрещенію губернатора.
Инструкціи, данныя Чаплинымъ на случай примѣненія вооруженной силы противъ насъ, грубо нарушались господами Кудельскимъ и Олесовымъ. Самовольныя инструкціи Кудельскаго и науськиванія Олесова дѣлали насъ жертвами произвола невѣжественныхъ караульныхъ начальниковъ и озлобленной стражи всѣхъ родовъ оружія. Но только вопіющая небрежность, попустительство высшихъ представителей якутской администраціи и полиціи создали возможность провокаторской дѣятельности Олесова и осуществленія кровожадныхъ плановъ Кудельскаго; важно подчеркнуть еще глубоко-знаменательный фактъ, что оба раза, 5 и 6-го марта, когда штабсъ-капитанъ Кудельскій и губернаторъ Чаплинъ соблаговолили разслѣдовать донесенія часовыхъ на мѣстѣ, они, по собственному признанію того и другого, оказались ложными. Такъ прямыми свидѣтельскими показаніями даже заинтересованныхъ лицъ устанавливается фактъ предательскихъ выстрѣловъ стражи, приписываемыхъ намъ и бывшихъ сигналами къ обстрѣламъ «Романовки».
Глубоко-знаменателенъ фактъ, что судъ такъ и оставилъ невыясненнымъ главный вопросъ: по чьему распоряженію карауломъ былъ предпринятъ рядъ провокаторскихъ наступательныхъ дѣйствій 3 и 4-го марта, ‘вызвавшихъ повальное столкновеніе, кто являлся организаторами предательскихъ выстрѣловъ и обстрѣловъ 5 и 6 марта и дѣйствительными виновниками кровавыхъ событій 4—5 марта?
За главными дѣйствующими лицами якутской драмы выступили на судѣ въ роли нашихъ обвинителей второстепенные подчиненные... Цѣлые дни предъ нашими глазами мелькали фигуры городовыхъ, казаковъ и солдатъ, бывшихъ на караулѣ у «Романовки», то испуганныя и забитыя муштрой, то нахально-самодовольныя.
Это былъ послушный, хотя и отчаянно вздорившій хоръ, запѣвалами котораго являлись Олесовъ и Кудельскій, а подголосками караульные начальники, старавшіеся обѣлить не только себя, но и высшее начальство.
О событіяхъ 2—4 марта упорно повторялась заученная ложь, что караульные не ругали насъ площадно, не прицѣливались и не грозили стрѣлять въ нашихъ постовыхъ, въ нижнемъ этажѣ печей не разрушали, оконъ и дверей не выставляли, ставенъ у насъ не закрывали, настилку не подготовляли, камней въ насъ не бросали и т.д. въ этомъ-же родѣ. Относительно закрыванія ставенъ повторялась Олесовская выдумка насчетъ сильнаго вѣтра. Но тутъ противъ Олесова свидѣтельствовали не только вѣдомость метеорологической станціи, но и хозяинъ дома — Романовъ, который на судѣ показалъ:
«Домъ, въ которомъ заперлись политическіе, построенъ 12 лѣтъ тому назадъ; всѣ ставни и крючки у нихъ были въ исправности, кромѣ кухоннаго окна, котораго правый ставень былъ на крючкѣ, а лѣвый привязанъ веревкой. Ставни никогда не закрывались».
Какъ образецъ разноголосицы о нашихъ выстрѣлахъ 4 марта сопоставимъ лишь два показанія очевидцевъ:
Рядовой Колосковъ: «Первый выстрѣлъ былъ въ землю изъ револьвера, изъ окошка, второй выстрѣлъ тоже изъ окошка мнѣ въ бляху, Кирилловъ былъ убитъ третьимъ выстрѣломъ».
Городовой Тихоновъ: «Послѣ 1-го же выстрѣла былъ убитъ Кирилловъ, до этого никто изъ револьвера изъ дома не стрѣлялъ».
Очень характерно показаніе унтеръ-офицера Лойкова о событіяхъ 4 марта какъ иллюстрація караульныхъ порядковъ:
«Солдаты убѣжали, закричавъ, что убили солдата... Солдаты сами убѣжали къ дому Сюткина, а стрѣляли по моей командѣ. Стрѣляли потому, что убили нашихъ, а намъ дано оружіе, чтобы защищаться. Распоряженія особаго не было... Стрѣляли-ли городовые и казаки со двора, — не знаю. Кто командовалъ стрѣльбой солдатъ съ Мало-Базарной улицы, не знаю».
Снова, какъ и на предварительномъ слѣдствіи, караульные лжесвидѣтельствовали, что 5 и 6 марта мы изъ «Романовки» стрѣляли въ разныя стороны залпами и «пачками», и опять никто не замѣтилъ, откуда стрѣляли, и не видѣлъ дыма, лишь Кондаковъ увѣрялъ, что видѣлъ изъ окна «дымокъ».
Эта сознательная ложь или рабское повтореніе чужихъ внушеній производили столь отвратительное впечатлѣніе, что одна изъ нашихъ товарокъ — Ольга Викеръ не выдержала и отъ глубины возмущеннаго чувства крикнула одному изъ лжесвидѣтелей:
«Скажите, свидѣтель, когда вы цѣловали крестъ, думали-ли вы говорить правду, или повторять то, что вамъ приказалъ Олесовъ?..» Предсѣдатель, конечно, изобразилъ на лицѣ гримасу ужаса и прочелъ цѣлую нотацію авторшѣ «посторонняго» вопроса.
Многіе свидѣтели не только возмущали своей безхарактерностью, но и вызывали искреннюю жалость забитостью и ужасомъ предъ нарушеніемъ присяги съ одной стороны и воли начальства съ другой.
Особенно жалокъ былъ свидѣтель-рядовой Михаилъ Федоровъ, который 6 марта въ 3 часа дня, съ поста на Мало-Базарной улицѣ, просунувъ ружье въ щель забора, предательскимъ выстрѣломъ въ окно чуть не убилъ нашу товарку Анну Розенталь. Онъ самъ признавался товарищу Виленкину, что нѣсколько разъ выстрѣлилъ съ поста. Теперь-же онъ все отрицалъ, бормоталъ «не помню», «не знаю» и при этомъ весь дрожалъ, челюсть у него тряслась, а глаза безсмысленно вращались, особенно когда А. Розенталь заявила суду, при какой обстановкѣ въ нее выстрѣлилъ «свидѣтель».
Пораженный несчастнымъ видомъ его фигуры, В. В. Берештамъ крикнулъ даже: «Посмотрите, господа судьи, на этого свидѣтеля». Мы знали навѣрное, что, напримѣръ, рядовой Федоръ Соловьевъ 4 марта, стоя на часахъ, штыкомъ закрылъ ставни кухоннаго окна, что онъ-же ударилъ тогда камнемъ въ руку товарища, сбрасывавшаго ставню, но уличить его въ этомъ на судѣ являлось невозможнымъ. Онъ дипломатично отвѣтилъ: «Часовому не полагается штыкомъ ставни закрывать», а свидѣтели и соучастники его продѣлокъ на всѣ вопросы защиты и подсудимыхъ угрюмо твердили: «не могу знать», «не помню», «со страху запамятовалъ», «никакъ нѣтъ» и т. п.
Изъ болѣе простоватыхъ городовой Хромовъ, саженный верзила и отчаянный трусъ, картинно описывалъ, какъ послѣ нашихъ выстрѣловъ онъ рысью «отступилъ на позицію» за нѣсколько кварталовъ и «сталъ блюсти постъ» — разгонять публику. На вопросъ, не замѣтилъ-ли онъ дыма изъ нашихъ оконъ, Хромовъ рапортуетъ: «Помилуйте, какъ тутъ оглядываться, когда самому смерть была».
На четвертый день процесса, 2 августа, мы нашли своевременнымъ разсѣять «фактическую легенду» и выяснить предъ судомъ истинный ходъ событій за время нашего протеста. Вѣрные принятому рѣшенію не раскрывать внутренней организаціи группы протестующихъ и роли отдѣльныхъ лицъ, какъ и вообще не давать личныхъ показаній, мы согласились избрать двухъ-трехъ товарищей, которымъ и поручить фактическое изложеніе событій. Выбраны были Никифоровъ, я и Теслеръ, бывшіе представители «романовцевъ» при переговорахъ съ губернаторомъ въ различныя стадіи протеста. Никифоровъ изложилъ событія и переговоры съ властями отъ начала протеста до 28-го, когда онъ ушелъ съ «Романовки», я разсказалъ о ходѣ событій съ 1 до 5 марта, а Теслеръ за 5 и 6 марта. Содержаніе нашихъ «объясненій» на судѣ входитъ, какъ часть, въ болѣе подробное описаніе хода событій якутскаго протеста, данное нами выше.
Нашъ правдивый разсказъ съ большимъ интересомъ выслушали какъ судьи, такъ и допрошенные по дѣлу свидѣтели. Отъ вліянія голой истины не могли вполнѣ избавиться даже закаленные въ судебныхъ бояхъ «почетные гости». Уѣзжая вечеромъ того дня, предсѣдатель и прокуроръ Иркутской судебной палаты очень любезно простились съ нашими защитниками, причемъ Ераковъ сказалъ: «Я старый судья, видѣлъ на своемъ вѣку много процессовъ. Такъ подсудимые не врутъ. Несомнѣнно, тутъ вышло крупное, печальное недоразумѣніе».
Наши объясненія повліяли даже на характеръ допроса свидѣтелей прокуроромъ и судьями.
И съ того дня не прерывались діалоги съ ихъ участіемъ въ родѣ слѣдующихъ:
Допрашивается рядовой Размановъ.
— Почему вы думаете, что стрѣляли изъ дома Романова?
— Такъ-что съ той стороны.
— А дымъ видѣли?
— Дыму не могъ замѣтить.
— Но почему-же изъ дома?
— Такъ-что гулъ изъ дома Романова.
Рядовой Филатовъ.
— Почему изъ дома Романова?
— Такъ я предполагаю.
— Почему вы думаете, что непремѣнно изъ дома Романова?
— Такъ-что стрѣлять больше некому. Первый выстрѣлъ слышалъ во дворѣ, думаю, что изъ дому, такъ какъ болѣе стрѣлять было некому. Стрѣляли изъ оконъ, но изъ какихъ — не замѣтилъ. Гулъ былъ сильнѣе, чѣмъ солдатскій.
Караульный начальникъ Яхонтовъ.
— Почему вы думаете, что стрѣляли изъ дома политическихъ?
— Болѣе ниоткель не возможно.
Рядовой Пантелѣевъ:
— Отчего вы думаете, что стрѣляли изъ дома Романова?
— Оттото, что изъ такой винтовки — изъ пистолета или другого ружья. На второй день — не могу сказать откуда, — раздался выстрѣлъ. Недалеко оттуда былъ часовой Размановъ. Онъ вызвалъ караулъ и доложилъ караульному начальнику, что изъ дома Романова.
Караульный начальникъ Былковъ:
(Обстрѣлъ 6 марта).
— Стрѣляли отъ дома Романова.
— Отъ дома или изъ дома?
— Точно такъ, изъ дома.
— Почему изъ дома?
— Потому что пули жужжали чрезъ насъ.
Часть караула отправилъ на Мало-Базарную, и та обстрѣливала, пока я велъ къ дому Сюткина.
По военному сказать — изъ дома Романова стрѣляли пачками, болѣе 20-ти и даже болѣе еще.
Поражаетъ наивная чудовищность показанія этого распорядителя нашей жизнью и смертью при жесточайшемъ обстрѣлѣ 6-го августа. Онъ самъ-же говорилъ, что раздѣлилъ караулъ, часть его послалъ на Мало-Базарную и «та обстрѣливала, пока я велъ» другую часть къ дому Сюткина, а придя туда, «открываетъ», что мы стрѣляемъ «пачками».
Какъ была озлоблена стража, и какъ она старательно ограждала свои дѣйствія отъ нежелательныхъ свидѣтелей въ бурные дни «Романовки», видно изъ показаній Сабунаева, Раковой, Крюкова и Колтуна, вызванныхъ на судъ защитой.
Докторъ Сабунаевъ показалъ:
«У мѣстныхъ жителей было сильное озлобленіе какъ на политическихъ, такъ и на вице-губернатора, на послѣдняго за то, что онъ не позволяетъ публикѣ и солдатамъ расправиться съ политическими, запершимися въ домѣ Романова».
Вольнослѣдующая Елисавета Дмитріевна Ракова показала:
«4-го марта мы, услыхавъ выстрѣлы, пошли къ дому Романова по Полицейской улицѣ. Изъ-за одного угла выскочили солдаты или казаки, а можетъ быть, и городовые, и закричали, чтобы мы возвращались, угрожая револьверами. Солдатъ ударилъ Крюкова прикладомъ, а меня другой солдатъ ударилъ локтемъ по лицу. Мы пошли тихо, сзади шли солдаты. Какой-то старикъ кричалъ солдатамъ: «что зря стрѣляете?»
Послѣ этого солдатъ ткнулъ штыкомъ и попалъ мнѣ въ рукавъ кофточки. Мы не сопротивлялись. Потомъ оказалось, что эти люди отгоняли публику».
Политическій ссыльный Крюковъ:
«4-го марта, услышавъ выстрѣлы, я съ Раковой пошелъ къ дому Романова. Не доходя кварталъ до дома Кондакова, мы встрѣтили нѣсколько солдатъ или казаковъ. Мы остановились. Солдаты подошли, и одинъ ударилъ меня прикладомъ, а другой замахнулся на Ракову штыкомъ, который я отвелъ рукою. Мы возвратились назадъ. Вслѣдъ за нами раздались выстрѣлы. Я оглядывался. Солдаты были сильно возбуждены».
Свидѣтель Колтунъ, политическій ссыльный:
«4-го марта, во время перваго обстрѣла, я отправился къ дому Романова. Не доходя квартала, я увидѣлъ толпу народа и приблизился къ ней. Подошли казаки и начали меня обыскивать. Не найдя оружія, казаки грубыми толчками повалили меня на землю и били прикладами».
При такихъ условіяхъ неудивительно, что защита не могла вызвать свидѣтелемъ ни одного безпристрастнаго очевидца событій 3—6-го марта.
А когда защитники хотѣли воспользоваться показаніями вышеназванныхъ товарищей по ссылкѣ, чтобы освѣтить вопросъ объ условіяхъ жизни политическихъ ссыльныхъ подъ вліяніемъ циркуляровъ графа Кутайсова, то предсѣдатель категорически запретилъ это на первомъ-же вопросѣ Заруднаго товарища Крюкову.
Главнымъ образомъ, чтобы установить факты, что пули конвойныхъ съ Мало-Базарной летѣли въ направленіи къ дому Кондакова и принимались за наши и что въ стѣнѣ караульнаго дома, обращенной къ «Романовкѣ» нѣтъ слѣдовъ пуль отъ нашей стрѣльбы залпами и пачками, защита и подсудимые 4-го возбудили ходатайство объ осмотрѣ судомъ дома Романова въ присутствіи подсудимыхъ и нѣкоторыхъ свидѣтелей, бывшихъ тогда въ караулѣ. Судъ удовлетворилъ это ходатайство, и 5-го мы отправились на мѣсто дѣйствій. Въ качествѣ эксперта фигурировалъ поручикъ Лепинъ, принимавшій дѣятельное участіе въ обстрѣлѣ насъ и даже вызывавшій охотниковъ на 7-е марта, чтобы разстрѣлять насъ чрезъ потолокъ нижняго этажа. «Безпристрастіе» этого эксперта уже раньше на судѣ возбуждало очень большія сомнѣнія, а здѣсь, гдѣ ему приходилось оправдывать Кудельскаго и себя, доказывать, что стрѣльбы караула по направленію въ городъ не было, оно въ самыхъ некрасивыхъ формахъ разоблачилось, какъ грубая тенденціозность. Но неопровержимая логика фактовъ, указанныхъ нами, заставила судъ признать цѣлый рядъ положеній, свидѣтельствующихъ о ложности увѣреній Кудельскаго и Лепина.
Когда судъ осматривалъ мѣсто на Мало-Базарной улицѣ, съ котораго, но увѣренію Кудельскаго, насъ обстрѣливали, то мы обратили вниманіе судей, что оттуда видна лишь крыша «Романовки», тогда какъ въ домѣ съ этой стороны были изрѣшечены стѣны и окна. Когда подошли къ «заплоту» двора «Романовки», выходящему на Мало-Базарную улицу, то «подсудимый Кудринъ, указывая на прибитую къ заплоту доску, заявилъ, что эта доска была вынута и оттуда стрѣляли въ домъ Романова. Свидѣтели Федоръ Соловьевъ добавилъ: я не знаю, была-ли вынута доска, не могу припомнить, откуда стрѣляли, если съ указаннаго подсудимымъ Кудринымъ мѣста, то заплотъ долженъ-бы быть разобранъ болѣе. Защитникъ Беренштамъ обратилъ вниманіе на то, что изъ заплоты вынималось 5 досокъ, которыя опять вставлены и укрѣплены прибитой къ столбу особой планкой»...
Далѣе, осмотрѣнъ фасадъ дома Романова къ Мало-Базарной улицъ, въ немъ три окна. Экспертъ Лепинъ объяснилъ: «въ фасадѣ приблизительно болѣе 32-хъ отверстій (фактически болѣе сотни) входныхъ отъ пуль 3-хъ линейныхъ и берданочныхъ, выпущенныхъ съ Мало-Базарной улицы. Направленіе пуль горизонтальное съ незначительнымъ уклономъ влѣво». Значитъ, стрѣляли не съ мѣста, расположеннаго прямо противъ, и даже нѣсколько правѣе, стѣны, то есть чрезъ амбразуру въ заплотѣ, а немного лѣвѣе, какъ хотѣлъ насъ увѣрить Кудельскій. А передній фасадъ «Романовки» былъ противъ воротъ и заплота дома Кондакова, значитъ направленіе пуль приходилось именно туда и даже «съ незначительнымъ уклономъ влѣво», т.е. на самый домъ Кондакова. Но это не помѣшало Лепину утверждать, что «эти пули при проходѣ чрезъ зданіе должны летѣть значительно правѣе дома Кондакова», но, признается и онъ, «могли попадать и въ заплотъ этого дома». Для изученія направленія пуль мы въ отверстія вставляли спицы, и онѣ, по выраженію одного изъ подсудимыхъ, «какъ пальцами указывали» на амбразуру въ заплотѣ, откуда насъ разстрѣливали.
Тѣ-же спицы помогли намъ разыскать нѣсколько пулевыхъ ходовъ съ направленіями, какъ нехотя призналъ даже экспертъ, прямо къ заплоту и дому Кондакова и даже лѣвѣе этого дома, къ углу, гдѣ при обстрѣлахъ стояли казаки и городовые.
Въ офиціальномъ протоколѣ объ этомъ занесено:
«Въ верхней части наличника нижняго окна косое отверстіе; пуля, сдѣлавшая это отверстіе, должна была летѣть мимо дома Кондакова, къ забору его. На стойкѣ, у стѣны задней террасы — входное отверстіе съ Мало-Базарной улицы въ сторону дома Кондакова, ближе, чѣмъ къ Ленѣ. Въ дверяхъ террасы входное, косое сверху внизъ отверстіе по направленію къ дому Кондакова, но не къ Ленѣ и монастырю. Въ стѣнѣ террасы — входное отверстіе къ заплоту Кондакова. Направленіе пули, пробившей рѣшетку террасы, было съ Мало-Базарной улицы, лѣвѣе дома Кондакова». Такимъ образомъ, документально была разрушена завѣдомая ложь Кудельскаго и Лепина, что пули караула съ Мало-Базарной улицы имѣли полетъ къ монастырю и Ленѣ. Фактически они летѣли на городъ, свистѣли надъ головами постовыхъ у дома и заплота Кондакова или, обезсиленныя проходомъ чрезъ стѣны, падали на пригоркѣ среди улицы.
Между прочимъ, въ слѣдственномъ протоколѣ осмотра упоминается о трехъ слѣдахъ пуль, найденныхъ въ заборѣ Сюткина и столбѣ воротъ Кондакова.
Заключеніе о нихъ того-же эксперта Лепина, гласитъ: «Относительно слѣдовъ отъ пуль на заборѣ Сюткина, описанныхъ въ настоящемъ протоколѣ, могу сказать, что точно опредѣлить, что это слѣды отъ пуль — нельзя, такъ какъ края отверстій разломаны; возможно, что тамъ были пули, но они были вынуты или гвоздемъ или какимъ-нибудь другимъ орудіемъ. Точно тоже могу сказать объ отверстіи на столбѣ воротъ Кондакова».
Послѣ того, какъ былъ установленъ фактъ стрѣльбы караула съ Мало-Базарной въ направленіи дома Кондакова, естественно являлось подозрѣніе, не есть-ли это слѣды отъ солдатскихъ пуль. И это подозрѣніе возросло до степени увѣренности, когда намъ лично, уже послѣ окончанія дѣла, стало извѣстнымъ, какъ Сюткинъ разсказывалъ доктору Сабунаеву и даже выражалъ запоздалую готовность подтвердить на судѣ, что пули въ его заборѣ были солдатскія и вытащены при немъ солдатами-же съ помощью штыковъ.
При осмотрѣ-же дома нами былъ уличенъ и виновникъ предательскаго выстрѣла 6-го марта, ранившій товарища Медяника. Въ стѣнѣ, выходящей на террасу, между окномъ и угломъ кухни нами былъ открытъ пулевой ходъ со двора караульнаго помѣщенія, откуда и былъ сдѣланъ этотъ выстрѣлъ. На посту во дворѣ стоялъ тогда рядовой Семенъ Федоровъ.
Мы обратили на это вниманіе суда.
И вотъ происходитъ любопытная сцена. Судьи, защита, экспертъ и подсудимые стоятъ на галлереѣ, окруженные солдатами.
Предсѣдатель вызываетъ: «Семенъ Федоровъ!»
«Здѣсь, Ваше Превосходительство!» — отзывается Федоровъ, выступая изъ кучки солдатъ.
«Гдѣ вы стрѣляли съ поста?» — спрашиваетъ предсѣдатель. «Никакъ нѣтъ, не стрѣлялъ, Ваше Пр—ство!» «Да гдѣ вы стояли?»
Федоровъ отбѣгаетъ далеко въ глубь двора и становится за столбомъ у навѣса, такъ что его почти не видно.
«Покажите, куда стрѣляли?» — кричитъ ему съ террасы предсѣдатель.
«Никакъ нѣтъ, не стрѣлялъ!»
«Куда вы стрѣляли?» — повторяетъ строго предсѣдатель. «Вонъ туда!» — неожиданно выпаливаетъ Федоровъ, указываетъ рукой прямо къ тому мѣсту, гдѣ торчитъ обращенная къ нему спица изъ хода пули, ранившей Медяника.
Съ жуткимъ чувствомъ входили мы на крыльцо «Романовки». Нашимъ глазамъ представилась картина полнаго разрушенія. Кирпичи и дрова отъ разобранныхъ блиндажей, плахи отъ разрушенныхъ баррикадъ дѣлали «Романовку» совершенно непроходимой. Того и гляди, полетишь или сломаешь ногу. «Экспертъ» развязно увѣрялъ, что въ наружной стѣнѣ нѣтъ выходныхъ отверстій отъ пуль съ Мало-Базарной къ дому Кондакова. Мы хотѣли было предложить суду сосчитать прострѣлы стѣнъ на уровень разрушенныхъ блиндажей, т.е. опредѣлить число навѣрняка убійственныхъ пуль, но ихъ была такая масса, что пришлось ограничиться простымъ указаніемъ на это.
Наконецъ, перешли къ осмотру караульнаго помѣщенія, стѣны дома, обращенной къ «Романовкѣ». Свидѣтели караульные на предварительномъ слѣдствіи и на судѣ утверждали, что пули отъ нашихъ залповъ «стучали» въ двери крыльца и стѣну караульнаго дома. Теперь, когда мы подошли къ нему, солдаты бросились вразсыпную къ стѣнѣ и начали искать слѣдовъ отъ нашихъ пуль. Они старательно выискивали каждую червоточину, побѣдоносно звали поручика Лепина, но и тотъ въ заключеніе долженъ былъ признать, что кромѣ извѣстнаго уже слѣда пули, ранившей навылетъ Глушкова, другихъ не имѣется.
При чтеніи письменныхъ документовъ Зарудный просилъ огласить также еще до суда полученныя губернаторомъ заявленія и телеграммы отдѣльныхъ политическихъ ссыльныхъ и цѣлыхъ колоній, которые выражали сочувствіе и полную солидарность нашему протесту, готовность всѣми средствами не допускать примѣненія циркуляровъ Кутайсова и т. п. Судъ удовлетворилъ эту просьбу и тутъ-же были оглашены заявленія Дроздова и Шадовскаго, 2 телеграммы изъ Олекминска, 2 телеграммы изъ Нохтуйска и заявленіе политическихъ ссыльныхъ Барагонскаго улуса.
Много заявленій сочувствія — отъ колоній политическихъ ссыльныхъ Вилюйска, Верхоянска, Средне-Колымска и другихъ — были получены въ Якутскѣ уже послѣ окончанія слѣдствія и потому не были пріобщены къ дѣлу.
Мы помѣщаемъ нѣкоторыя изъ заявленій солидарности и привѣтствій «романовцамъ» въ приложеніи V-мъ. Заявленія солидарности отъ политическихъ ссыльныхъ доказываютъ жизненность нашихъ требованій и своевременности протеста. А выраженія сочувствія, привѣты россійскихъ товарищей имѣютъ значеніе показателей вліянія, какое имѣлъ якутскій протестъ въ то мрачное время русской общественной жизни. Лишь проклятой безпросвѣтностью того времени можно объяснить преувеличенность восторга и незаслуженныхъ похвалъ «Романовнамъ» — участникамъ якутскаго протеста.
Въ засѣданіяхъ 3-го и 5-го августа цѣлый рядъ товарищей—подсудимыхъ яркими красками фактовъ дѣйствительности нарисовали предъ судомъ живую картину невыносимыхъ условій существованія политическихъ ссыльныхъ при господствѣ кутайсовскаго режима. Ниже мы дословно воспроизводимъ сказанное товарищами на судѣ объ условіяхъ жизни въ ссылкѣ.
OCR: Аристарх Северин)